Извозчик подрёмывая вёл свой экипаж по ночному Петербургу. Уже зажглись фонари, но прохожих на тротуарах города не убавилось. Жизнь продолжала бурлить. И даже несмотря на то, что день был очень насыщенный, братья подумывали куда бы ещё завернуть.
Не в смысле «напиться-нажраться». А развлечься.
Для этого нужен был «салон». Но, что-то не припоминалось такого, который бы собирался именно в это время.
— Разыграли как по нотам! — сказал Василий довольно. — И ты вовремя вставил про цефеиды.
— Как просил — так и вставил. — пожал плечами Григорий, продолжая осмыслять то, что увидели.
Заметив, что брат пребывает в мрачной задумчивости, Василий поспешил слегка сменить тему, догадавшись о чём тот думает.
— Как видишь, нам не доверяют. — припечатал Василий. — И вот такое отношение я сейчас встречаю везде. Что-то протащить из «новья» невозможно. Мы — чужаки. И всякие наши сверхновейшие типо-разработки этих снобов не интересуют. Тем более, что часто они за гранью их представлений о мире. В области «это невозможно» или «вообще бред».
— АИшки-АИшки… — задумчиво выдал Григорий мерно барабаня пальцами по подлокотнику. — Это только в дурных АИшках тока пришёл, так тут же тебе в рот заглядывают и спрашивают «что изволите» чтобы немедленно бежать, сломя голову, исполнять…
— Ну… На СИ много дураков обретается…
— Мы сами такими были! — ехидно усмехнулся Григорий.
— Не торопись! — мрачно возразил Василий. — Как только я себя начинал считать «умным», реальность тут же подсовывала очередную подляну. Вся наша деятельность тут — сплошной танец на граблях.
— Неужели мои тараканы… — хихикнул Григорий.
— У меня свои. — ещё более мрачно сказал Василий. — А реальность оказалась гораздо хуже, чем я представлял. Не только у тебя…
— Вот-те раз! А я думал, что это только я тут такой олень! — заржал брат. — И какие тараканы, если не секрет, у тебя обнаружились?
Василий болезненно поморщился. Посмотрел с сомнением на ухмыляющуюся физиономию брата, не решаясь продолжать. Но Григорий не дал ему ускользнуть от ответа.
— Давай-давай! Колись!
— Ну… — замялся Василий. — Нас там наши красные, убеждали что рабочие все такие «сознательные»… Типо классовое сознание и те де и те пе.
— …А оказалось, что быдло! Бу-га-га-га! — закончил за него Григорий и заржал.
Василий посмотрел на него с осуждением и тот поспешил заткнуться.
— Всё! Молчу! — примирительно замахал руками Григорий. — Продолжай.
— Ну… Словом… Я понял тут одно: для «классового сознания» тут нужно длительное целенаправленное просвещение. То, которое делают сейчас большевики.
— А иначе их же будут воспитывать в противоположную сторону — в сторону быдлячества и рабов. Злые буржуины. — Тут же закончил, не выдержав Григорий. Но Василий и не подумал возражать. Только кивнул.
— Но тогда получается, что вся «МРАКсистская» теория летит к чертям? — задал риторический вопрос Григорий.
— Получается так… — обречённо выдохнул Василий.
— Получается, что для того, чтобы их планы осуществились, чтобы «рабочий класс» стал «рабочим классом-по-теории», нужны целенаправленные усилия… Кого?
— Передового класса. Интеллигенции.
— Н-да? А то, что большинство этой самой интеллигенции сами по себе такое же быдло, которое один в один сплошь «Плохиши»… Спят и видят как угодить тем самым буржуинам…
— Но ведь другие… Те, кто сделал революцию… Они ведь были из интеллигенции.
— Вот! Я о чём и говорю: вся эта «классовая теория» — фуфло!
— Но ведь они как-то сделали! — не сдавался Василий.
— Пропаганда и агитация. Ты сам это часто повторял. Ещё тогда. — напомнил Григорий.
— Тогда получается, что массы делают тем, чем они являются — Идеи!
— … И ты сам же говорил, что «Идея, овладевшая массами становится материальной силой». Кажется это Володька Ульянов сказанул…
— Не важно… Но всё равно. Что нам делать сейчас? Уже ясно, что мы вдвоём тут ноль без палочки. Со всеми брюликами.
— Работать с массами. Интеллигенции! — нагло выдал Григорий, прекрасно осознавая комизм ситуации. Ведь то, что он только что выдал, должен был говорить именно ему, и именно Василий.
— Но… Если мы станем резко марксистами — нас заметут. И на этом всё закончится. Мы ничего не сможем построить. Сделать. Открыть.
— То есть — пшик. И заметь, что ты сам только что признал: «марксизм-фуфло!».
Василий поморщился. Для него марксизм был чем-то типа религии. А тут — крушение иллюзий. Причём очень жестокое.
— И что ты предлагаешь?
— Да свою Идею создавать и толкать! — ещё более нагло заявил Григорий.
Василий поднял бровь ожидая продолжения.
— А, собственно, нахрена нам что-то создавать, если она у нас уже есть?!
— Это какая?!!
— Древние… — тихо, и как сам-собой разумеющееся выдал Григорий.
— Ты…
— Нифига!
— Данунах!..
— Нифига!
— Поясни. — Сдался Василий.
— «А хрен-ли нам, кабанам!» Мы хотим построить совершенный мир, в отдельно взятой стране? И фигли мы паримся? У нас уже есть железобетонная основа для «Живого Примера». Ведь если кто-то знает, что это было сделано и сделано успешно, то…
— …Надо всего-лишь повторить! — закончил за него Василий.
— А значит…
— «АНЕНЕРБЕ»! Российское! «Наследие предков»!
— В масть! — с энтузиазмом поддержал Григорий.
— Тока без «врилей» и прочего бреда! — тут же очень серьёзным тоном отрезал Василий.
— Да у нас и так… Вся «система» — сплошной бред… — в пространство кинул Григорий.
— А вот нифига! Без бреда! — решительно отсёк Василий. Было видно, что он уже включил мозги на обработку идеи.
— Но… то, что мы уже наплели… Ты прав! — примирительно закончил он. — Придётся оставить.
— И делать на его основе. — оскалившись закончил за брата Григорий. Эта идея как нельзя лучше соответствовала его хулиганской натуре, воспитанной на тоннах перечитанной фантастической литературы.
В Петербургском охранном отделении, об этой хитроумной придумке знали всего лишь двое. Не считая, конечно, исполнителей. Владимир Михайлович с удовлетворением пододвинул к себе папку с докладом, и приготовился к «раскрытию тайн». Эти двое «из ниоткуда» очень сильно занимали последнее время его и его штат. Ведь после успешного полёта, причём не одного а нескольких, ими внезапно заинтересовалась Высочайшая Коронованная Особа.
Пока что у Николая Александровича не возникало шальных идей пригласить на приём этих двух.
Но рано или поздно, при такой активности, которую развили братья Эсторские, желание возникнет. И к нему надо быть готовым. Пока-что охранное отделение, Владимир Михайлович к своему стыду мог это признать, терялось в догадках что это за люди и какую линию поведения с ними выбрать.
Любые наведения справок по этим двум упирались в один факт: до определённого момента, про них никто не знал и даже не подозревал об их существовании. И тут вдруг — вот они! В Европе. И далее, и далее, и далее…
Да ещё этот их язык. Почти никому не известный.
Хорошо, случай помог — слух пошёл из среды санскритологов и лингвистов. Дикий слух. И по нему удалось выйти на тех, кто этот язык знал.
Но о прямом использовании для слежки этих господ даже речи не могло идти. Слишком уж приметные они.
Приказать выучить филерам их собачий язык?! Это нужно время.
И тут заместителю пришла в голову гениальная идея. Послать следить за ними одного человечка. Давно уже бывшего на примете у Охранки. Главное качество которого было — абсолютная память.
Вот тут-то дело таки пошло.
Слухач — слушал и запоминал. После, пересказывал ничего не понимая что услышал знатоку-лингвисту. А вот уже лингвист переводил.
И вот перед ним результат. Папка с расшифровкой бесед. Тех, что удалось подслушать.
«Интересно… это почему у секретаря, готовившего папку такое удивлённое лицо? — подумал Владимир Михайлович, постукивая указательным пальцем по обложке пока ещё закрытой папки. — Хм! Уж не принадлежат ли эти господа Эсторские действительно к какому-то из Великих Домов? Ну что же… Посмотрим».
Владимир Михайлович открыл папку и, для начала, просмотрел содержание. Папка оказалась толще, чем он ожидал. Хорошо подчинённые поработали! Много материала.
В перечне значилось что-то из науки и истории. Якобы высказанное братьями…
«Пока отложим» — кивнул своим мыслям начальник Охранки.
Ещё — круг знакомств.
Это уже интересно. Но тоже отложим. Хотя сам перечень внушает… Как уважение, так и подозрения. Есть господа, которые уже замечены в неподобающих высказываниях и мыслях.
А вот и расшифровки бесед.
Ага…
Ресторан… Салон… Университет… Ещё…
Начальник углубился в чтение.
Он знал, что братья — необычные. И где-то как-то был готов к чему-то эдакому. Но то, что он увидел, превзошло все его самые дикие ожидания.
Вскоре он поймал себя на мысли: «Или я с ума сошёл, или мои подчинённые, или у этих братьев „не все дома“!»
Покачав головой он продолжил чтение.
Спустя час, начало копиться раздражение. Братья настолько сильно выбивались из шаблона, к которому он привык, что хотелось запустить в кого-то чем-то тяжёлым. Например, в составителей.
Но они-то тут причём?
Владимир Михайлович, пробежался ещё раз по расшифровке беседы между братьями и особой, назвавшейся Юсейхиме. Посмотрел в описания, якобы знаний, которыми сыпали братья. В краткий пересказ их книг и окончательно разозлившись, отпихнул от себя раскрытую папку.
Братья вели себя как настоящие сумасшедшие. Такие, которых без надежд на выздоровление помещают в тихие заведения. За городом. Под присмотром дюжих санитаров.
Но как тогда быть с тем, что этот… как его… самолёт-пепелац, они таки сделали! И летает, каналья! Хорошо летает!
К тому же, в общую схему с их сумасшествием не укладывался факт, что они ВОТ ЭТО, скрывают разговорами на неизвестном языке… Впрочем, не неизвестном. Малоизвестном для специалистов.
Если бы они были бы теми самыми сумасшедшими… Классическими… Они бы этот бред орали на всех углах. По русски, коли его знают. Ну, или там по-французски, по-английски, немецки…
Но не так, чтобы истинный смысл сказанного был бы известен только знающим этот проклятый язык!!!
Следовало всё это очень тщательно обдумать.
Владимир Михайлович, сложил руки на груди, отодвинулся от стола и с омерзением на лице погрузился в тяжкие размышления.
Первое, что следовало из документов, перевод был скверный. И больше не потому, что знаток языка был посредственный, а потому, что «слухач» говорил то, что услышал. И если он услышал плохо, то говорил то, что различил. Отсюда неопределённость перевода. И как назло, самый скверный перевод — со встречи всех троих в ресторане.
Ведь явно было — встреча важная. Самая важная из всех, что были до этого и пока есть после.
Второе и по порядку. Первая же фраза, чётко услышанная — некий «Управляющий центр миров». Что это за организация и где она находится? Хорошо, если не в России — одной головной болью меньше. Но всё равно остаётся вопрос — где он и каков его характер? Какая из держав его создала и для чего? Или это очередная масонская ложа, которые сейчас лезут как сорняки после хорошего дождя?
Жаль, что слухачу не удалось расслышать следующие реплики этой молодой особы по имени Натин, что-то поясняющие на этот счёт.
Дальше идёт вообще какая-то чушь.
Ну, Арканар — это, возможно некий город или… организация? Опять непонятно! Но братья принадлежат этому Арканару. Или выходцы из него. И, что самое паршивое, никаких упоминаний никто так до сих пор об этом Арканаре больше не добыл. Даже намёков. Но фраза, хоть и переведена коряво, логически увязывает этот «Арканар» и то, что братья имеют какую-то очень хорошую подготовку (Знание?), полученное в этом «Арканаре».
Дальше идёт некий смерч. Причём упоминается некое «над(сверх?)пространство». Причём это здесь? Да ещё в смысле «корабль, проходящий через это „над(сверх?)пространство“…» причём с увязкой, что могло порвать в клочки! И где, в какой области мира такие смерчи бывают? В Северо-Американских Соединённых Штатах?
А что! Вполне возможно. Оттуда сейчас чего только не вылезет. Бандиты, авантюристы всех мастей…
Но что интересно — далее идёт речь о целях всех троих здесь. И говорится что-то о «приближающих совершенство».
Масоны?
Опять они! Как они надоели!!!
Однако дальше идёт какой-то трёп на какие-то запредельно сложные «высокие материи». Переводчик явно ничего не понял, хотя, как видно из пометок, много раз переспрашивал у слухача.
Какие-то «мёртвые зоны», «отрицательные зоны». Но что понял, то и записал. А записано… БРЕД!
Натин Юсейхиме — желает попасть «домой». Но для этого зачем-то нужен… «корабль летающий среди звёзд»!!!!
И эти трое говорят об этом корабле как о само собой разумеющемся и чем-то вполне обычном! Это ли не бред?!
Но… Что тогда говорить о содержании их книги «Древнейшие цивилизации»? Может они и есть Древние? Потомки тех самых? А тут просто пытаются скрыться? От кого? Зачем?
Нет! Бред! Уже сам бредишь. От одного только соприкосновения с этими сумасшедшими.
Ой как плохо!..
А ведь весь их диалог — на грани или вообще за гранью бреда!
Владимир Михайлович, окинул все доклады и тяжко вздохнув, сосредоточился-таки на анализе, кляня весь свет, чертей и ангелов за то, что в этом бреде приходится разбираться.
Говорится о некоем мире-княжестве «Аттала». Откуда, якобы произошла Натин и где некоего… ВАМПИРА спасла и вылечила… от вампиризма! Жуть.
Если правда, конечно.
Но эти — воспринимают как само-собой разумеющееся. Да ещё упоминают болезнь, которая «болезнь королей». И тоже в контексте, что лечится.
Гемофилия лечится?
Если бы не чудо-лекарство, недавно появившееся в больницах Петербурга, как «экспериментальное», да ещё из рук этих братьев, можно было бы списать на тот же бред.
И снова: фантастические вещи из рук этих двоих, прямо наталкивают на мысль, что и всё, что здесь написано — правда.
Самолёт-пепелац обещали? Сделали! Летает!
Чудо-лекарство, спасающее от воспаления лёгких обещали? Оно есть! И готовится выпуск массовый. Делается завод!
Странное лекарство, якобы лечащее безумие… Тоже есть! Вот доклад.
Произведена малая партия в лаборатории. По технологиям, предоставленным братьями Дмитрию Ивановичу Менделееву.
Да, он делал не всё своими руками. А руководя группой, на оборудовании и в лаборатории оснащённой этими братьями. Но… вот есть и сейчас испытывается. В больнице Питера. И говорят, что уже есть очень обнадёживающие результаты.
«Экспериментальная малая партия»… «Готовится промышленное производство»…
Если бы не сомнения, что всегда гложут, эти братья — та самая курица, несущая золотые яйца. Для Империи!
…Но что тогда делать со всем этим бредом?!!
Что делать с этими «кораблями, летающими между звёзд» и на котором братья прибыли на Землю и которые «прибудут в будущем, чтобы забрать братьев обратно»?!!
Что делать с упоминаемыми как само собой разумеющееся «Миром Аньяны», и вообще «родственными мирами»?!!
Да ещё в контексте, что эти трое по мирам шастают как по бульвару?!!
Неужели то безумное предположение, которое высказано было в среде лингвистов, а далее как эпидемия инфлюэнцы расползшееся по столице — верно?
И они реально… ТЕ САМЫЕ ДРЕВНИЕ?!!
Но каковы их цели здесь?
Что ожидать от них?
Что однозначно, — до Государя их сейчас допускать ни в коем случае нельзя! Даже если эта какая-то безумная игра разведок Держав — всё равно нельзя… И тем более нельзя!
И ведь беда! Государь ими положительно очень сильно интересуется. Прочитал эту их безумную книгу… Что делать, когда и слухи, только-только начавшие распространяться по столице, дойдут. С его-то жгучим интересом к мистике!
Как бы не получилось так, что братья обретут над ним, над его мыслями крайне нежелательную власть! Этого никто не простит. Особенно Великие Князья.
А уж тогда… Тогда Туруханский край или Камчатка — раем покажутся.
Но…
А вдруг это действительно те самые Древние?!
С оружием, уничтожающим адским пламенем целые города, опустошающим континенты. С оружием воистину Апокалипсиса! Звёздные империи, для которых самая передовая Европейская держава, всё равно что дикари-индейцы с луками и стрелами против ружей и пушек…
С их «кораблями летающими меж звёзд» и прочим!!!
Начальник Охранного управления резко встряхнул головой.
«Нет! Вы переутомились, Владимир Михайлович! — сказал он сам себе. — Надо бы отдохнуть. Иначе всё это безумие… Оно ЗАРАЗНО!»
Он резко закрыл папку и отодвинул её в сторону, пытаясь привычным усилием воли привести мысли в порядок.
«Но то, что братьев Эсторских в нынешних обстоятельствах подпускать к Двору ни в коем случае и ни в какой форме нельзя — однозначно!» — сделал он вывод и хлопнул по закрытой папке ладонью.
О выводах, сделанных относительно них, в Охранном отделении, братья, естественно, не знали. Да и не было им дела до царя и их придворных. Василий знал о «качествах» нынешнего «венценосца», а Григорий, набив шишек на текущей реальности, тихо догадывался.
Тихо, потому, что хмуро.
А хмуро, потому, что жалко было расставаться с любимым мифом РКМП. Он был такой красивый… После пары столкновений с высшими сановниками они, по молчаливому согласию, сами не лезли «наверх». Василий с удовлетворением, а Григорий с тяжким вздохом прощания с ещё одним своим «тараканом», обнаружили, что почти все они если не поголовно, больны всё теми же болезнями, хорошо знакомыми им по «родным временам». Взяточничеством, стяжательством и патологической ленью.
На благо державы и короны, этим сверкающим упырям было глубоко начхать. Главное для них — толщина собственного кошелька, табуны породистых лошадей в конюшне, несметные своры собак… То, чем можно было похвастаться перед другими.
Василий был удовлетворён тем, что хотя бы тут было всё так, как он себе представлял (кое в чём он ошибался, но с этим ему предстояло ещё разобраться). Григорию же хотелось в этом «гадюшнике» найти хотя бы пару вменяемых, умных и честных (лучше бы у брата спросил где искать).
Но подоспели совершенно иные проблемы и о высшем свете пришлось временно забыть.
А проблема, которая вот тут прямо сразу всплыла, была настолько тривиальная, и настолько гнусная, что хотелось выть. И заключалась она в том, что грамотные кадры, — где бы они ни искались — кончились. Планов громадьё, которое наворотили братья, упёрлось в банальное отсутствие тех, кто мог бы их осуществлять.
Василий ещё в сентябре поступил очень дальновидно, что вышел на Менделеева. Собственно выход был спонтанный — через Воздухоплавательный парк, которому помогал великий учёный. Дмитрий Иванович был человеком хоть и не простым в общении (кстати, для некоторых современников он представлялся чуть ли не мизантропом), но всё-таки патриотом и человеком очень сильно увлечённым своей наукой — химией.
И когда Василий пришёл к нему с просьбой вывести его на химиков, более-менее грамотных студентов, людей, которые бы могли далее работать на организовываемой фармакологической фабрике — Дмитрий Иванович, тут же обеспечил его несколькими людьми. Тем более, что перед этим, выполнил хороший заказ на синтез некоего лекарства. Как потом для него оказалось — лекарства для лечения сумасшедших.
Менделеев был скептиком, но когда из больницы Санкт-Петербурга, от врачей начали приходить восторженные отзывы, сменил своё мнение.
Были и другие заказы. Например, на очистку некоего вещества с его стабилизацией. Технология была описана очень подробно. Так что весьма скоро Дмитрий Иванович утвердился во мнении, что братья люди очень образованные и серьёзные. Чепухой не занимаются, и его любимую химию очень уважают.
Но… На этом все быстрые успехи братьев закончились.
Набор на Бестужевских курсах дам, которые имели представление о химии, также не спасал положение. Уже простейший подсчёт необходимого количества грамотных кадров — даже просто грамотных — приводил в уныние.
Тут ещё всплыло обстоятельство, называемое «О сокращении гимназического образования». Или, как его называли в народе, «Циркуляр о кухаркиных детях». Изданный ещё в 1887 году министром просвещения Российской империи графом И. Д. Деляновым.
Доклад рекомендовал директорам гимназий и прогимназий при приёме детей в учебные заведения учитывать возможности лиц, на попечении которых эти дети находятся, обеспечивать необходимые условия для такого обучения; таким образом «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Доклад был составлен на совещании министров внутренних дел, государственных имуществ, управляющего министерством финансов и обер-прокурора святейшего синода Российской империи и опирался на воззрения К. П. Победоносцева о необходимости «остудить» российское общество, ограничив передвижение из «неблагородных» слоёв населения в разночинцы и студенты, основную движущую силу революционного подъёма предшествующих лет.
В циркуляре не содержалось каких-либо инструкций по отчислению уже учащихся в гимназии представителей низших слоёв общества, однако имеются сообщения, что такие отчисления имели место.
Так что даже если набирать кадры из выпускников реальных училищ и гимназий — всё равно будет очень сильно не хватать. Хотя бы потому, что наиболее грамотные, успешные, тут же расхватывались. Да и вообще, большинство шло на госслужбу, поступало в университеты. Идти в услужение фабрикантам, да ещё таким как братья Эсторские, уже прославившимся в обществе крайне странным поведением, желающих было мало.
И это обстоятельство мало менял тот факт, что братья были первыми людьми, поднявшимися в воздух на летательном аппарате тяжелее воздуха. Создателями самолёта.
Более того! Как ни странно, но это обстоятельство, в глазах многих было даже «отягчающим вину обстоятельством», так как по их мнению, «свидетельствовало о ветренности и непрактичности господ». То, что создавалось производство лекарств, да ещё таких невиданных как аминазин и пенициллин, люди не знали.
Да и знать не хотели…
Как всегда — пока не припечёт.
Да даже если и припечёт, то кого они будут в первую, вторую и прочие очереди славить и благодарить за спасение от смерти?
Врача?
Производителя лекарства?
Того, кто это лекарство открыл?
Нет!
Бога они будут благодарить.
А всё остальное их не касается.
А кто же будет реально благодарить за лекарство?
Тот, кто понимает и знает.
Как раз те самые врачи, которые ранее с бессилием и отчаянием наблюдали, как гибнут их пациенты от простуд, горячек и прочих инфекционных заболеваний, а сейчас получили, наконец, в руки реальное средство спасения пациентов от гибели.
Как оно часто водится, все средства для изменения положения хотя бы в этой области, лежали рядом и под носом.
И реальность избрала довольно прямолинейный способ ткнуть братьев в это обстоятельство.
То, что должно было стать «Фармакологической фабрикой», на настоящее время представляло из себя нечто сараеподобное. Хоть и каменное.
Внутри всё было тщательно вычищено, вымыто и продезинфицировано. Несколько помещений, изолированных по возможности, друг от друга представляли собой отделы, где производилась та или иная технологическая операция. И на каждую из них нужны были свои люди, соответственно обученные.
Культура производства была тут такая, которая ранее и не снилась никому из «аборигенов» даже в самых фантастических снах. Вот для этого и понадобились именно бестужевки. С прочими гимназистами и «реалистами». Потому, что именно они были хотя бы морально готовы к предъявлению таких требований.
Гимназисты и реалисты, были те ещё. Чаще всего или выпускники или те, у которых отчаянно не хватало денег на жизнь и учёбу. Последнее обстоятельство, решили исправить «на ходу». Недоученные гимназисты и реалисты, получали гарантию будущего места работы, если продолжают учиться на месте. И не будут филонить на занятиях.
Половину дня они работали на смене, а после, — вторую половину, — садились за парты.
Как ни странно, но это им очень сильно нравилось. Когда же спросили чем нравится, братья очень долго смеялись — не нужно было учить латынь, греческий. А только один язык по выбору. Либо немецкий, либо английский.
Также сильно нравилось тем, что не было и «Закона божьего». Да не просто! Почти все балбесы его отсутствию жутко обрадовались. На сей предмет сами братья просто махнули рукой, объявив всем приставучим, что если православный и добропорядочный — сам выучится, а у них, мол, на это денег нет и вообще помещения.
Помещения были. Просто обоим братьям-атеистам было в жабу тратиться на засирание мозгов своих будущих и нынешних работников всякой не нужной для работы и будущего мутью. К тому же они прямолинейно заявили, что В СВОЁМ (они это обстоятельство тщательно подчёркивали) учебном заведении, учат только тому, что непосредственно должно понадобиться для работы на фабрике. А остальное, в том числе и официальные аттестаты, их не волнуют.
То, что программы не соответствовали имперским, их тоже не волновало. Они просто раздали учителям переведённые на «настоящий русский» свои же учебники физики, химии и прочих нужных предметов, убрав оттуда исторические сведения, что после 1900 года. Оставив для затравки некоторые сведения, которые наука современности ещё не открыла. Последнее — из чистого издевательства над наличной реальностью и теми, кто будет интересоваться с дурными целями. Да и с целью поиздеваться над ретроградами и консерваторами из современных учёных. Это же служило ещё и для подготовки почвы под «Наследие Предков».
Кстати, то, что братья ввели химию в изучение своими «гимназистами», было довольно необычно. Химии в перечне предметов для гимназий не было.
Правда, тем учителям, что этот предмет преподавали, приходилось объяснять всё «на пальцах», так как лабораторию для учебных целей пока невозможно было организовать — всё пошло на производственные нужды. А для всего остального — когда ещё из Европ прибудет, или здесь же произведено будет?…
Всё делалось в нынешние времена весьма неспешно. Это братья постоянно спешили. Зная, что предстоит и стране и миру в ближайшем будущем.
Что ещё было введено — построили из брёвен рядом столовую. Где кормили обедами своих работников. Ясное дело эта мера была прежде всего для школяров. На последнее, так как кормили по тем временам, очень прилично, все работники взирали «квадратными глазами». Что также способствовало всемерному прилежанию во всех областях деятельности на фабрике. Такую работу потерять — потом вся Рассея будет смеяться над идиотом.
Хоть и было в подчинении нанятых на работу инженеров и учителей совсем немного людей, но слухи о необычных нововведениях на фабриках братьев Эсторских поползли по Петербургу.
И что совсем поразило братьев, нововведения резко испортили отношения с другими фабрикантами. Да, сами обыватели, на все те нововведения смотрели как на фантастическую, безумную блажь. И никакие объяснения рационального характера не принимались.
Фабриканты же, также невзирая на элементарные объяснения, хмурились, так как считали данный пример провокацией для своих же работников.
В тот день Василий явился на фармакологическую фабрику, чтобы провести общее собрание работников и поставить перед ними новые задачи. В ближайшее время приходило новое оборудование, и его надо было не только установить, но и проверить, прочистить и так далее. Также была мысль, самых толковых из работников, кто проявлял некие таланты в области химии и прочего — начать потихоньку готовить к более серьёзным вещам — пока секретным даже от тех, кого предстояло готовить. Так что всем работы резко прибавлялось.
И вот, во время собрания, Василий обратил внимание, что одна из «бестужевок» находится в крайне подавленном состоянии. Она рассеяно слушала, что говорится. Её мысли были заняты чем-то, что явно её очень тяготило.
Заметив это, Василий тут же прицепился. Что случилось и что такое. Поначалу, студентка сильно отнекивалась, но потом, будто собравшись с духом поведала, что у неё серьёзно заболела мать. Так как на дворе уже было начало декабря, то чем заболела, можно было догадаться с большой вероятностью.
— У неё простуда?
Девушка опустила взгляд и мелко закивала, как будто это какая-то великая вина.
— Воспаление лёгких?
Снова торопливые кивки опущенной головой.
— Не чахотка?
Опять кивки.
— Ясно! А почему раньше нам не сказала? — удивился Василий. — Разве я не говорил, что за лекарство мы производим?
Студентка подняла взгляд и также испугано помотала головой.
— Вот… же! — удивился Василий и сам покраснел. — Ладно… Расскажу.
— То, что мы производим — называется антибиотик. Первый в мире. Средство, против инфекций. Пока его знают в среде врачей, как «соль номер восемь». Те, кому предоставляется для клинических испытаний. Потому, что мало. Лечат этим антибиотиком как раз те самые болезни, что вызываются стафилококками, стрептококками. В том числе и воспаление лёгких. Не просто лечит. А спасает часто людей от смерти. Поэтому, я особо заявляю, если ваши близкие заболеют — немедленно докладывайте мне или главинженеру. Он передаст мне. А сейчас, пока закончим и перенесём уже мелкие вопросы на завтра на это же время. Сейчас же я поеду на дом к заболевшей. Посмотрю, чем можно помочь.
Прихватив попутно медикуса, что был при заводе на штатной должности, взяв из сейфа, из свежей партии, пенициллин, Василий отправился на дом к работнице. Пенициллин, кстати, был пока драгоценностью. Та партия, что постоянно готовилась для испытаний, производилась на маленькой установке, которую собрали, можно сказать, на коленке инженеры, нанятые ещё по приходу яхты в Питер.
Им не объясняли для чего. Сразу вообще ничего не было сказано. Только вот эта установка, «для отработки технологии». А точнее для обучения. Ясное дело, что и количества вещества на выходе были скромные.
Тем не менее, кое-что для некоторых нужд, в частности для испытаний, и вот таких «пожарных случаев», накоплено было.
Работницу звали Ольга Владимировна. И судьба у неё была довольно обычная для тех времён, того социального слоя и тех обстоятельств. Была она старшей дочерью в семье военного.
Отец — майор. Ещё до того, как это звание отменили в империи, вернулся с какой-то из войн России калекой. Без ноги.
Жили на его пенсион. Мать ещё прирабатывала. Но так как дочерей как-то надо было «ставить на ноги», да ещё характер у обеих был боевой, решили получать образование по-полной. Почему и пошла она на Бестужевские курсы. Чем очень сильно гордилась. Доучиться оставался год. И тут внезапно умирает отец. Начавшиеся финансовые трудности и горе, однако, не сломили семью. Мать решает, что доучить дочек надо во что бы то ни стало. Поэтому, основные траты — на оплату учёбы старшей. Но для этого пришлось сильно «ужаться».
Переехали в более дешёвое жильё. Питались — впроголодь. И когда начались холода, не нашлось денег на дрова. Решили на этом поэкономить. Даже то, что с некоторых пор, старшая прирабатывала на фабрике братьев, по полдня, не сильно исправило положения. Денег катастрофически не хватало. Ведь и младшей надо было закончить свою гимназию.
Вообще без отопления было никак, но хотя бы чуть-чуть… Но это «чуть-чуть» обернулось простудами. И тяжелее всего пришлось матери, которая и так была не очень сильна здоровьем.
Когда прибыли на место, Василий ещё раз, поразился бедности живущих. А ведь те, к кому он ехал, считались людьми ну никак не бедными. Откровенная голытьба из деревень — тут по подвалам и сараям ютилась.
В квартирке было изрядно холодно. Поэтому, когда Василий переступил порог этого, с позволения сказать, жилья, то тут же послал приказчика, за дровами.
Первое, что бросалось в глаза, когда заходишь в комнату, так это облезлые, старые обои. Бедность обстановки — старые шкафы. Стол, наверное помнящий ещё ту отечественную, застеленный, тем не менее белой застиранной скатертью. И три кровати. Вероятно, когда-то эти комнаты были и «ничего», но сейчас, по прошествии лет, и здание, и сами комнаты, сдаваемые в наем, сильно поистрепались.
Как объяснила Ольга, хозяйка, держательница этих трущоб, никаких отсрочек в платежах не принимала. Требовала, чтобы платили в срок. А с неплательщиками обращалась крайне сурово — с полицией просто вышвыривала на улицу. Потому их семье пришлось выбирать либо жить на улице, либо всё-таки заплатить из того, что необходимо было заплатить за дрова.
Вообще, как чётко понимал Василий, в таких условиях, воспаление лёгких — смертный приговор. Если не принять срочные меры, то пациент очень быстро, в течение пары суток умрёт. Воспаление перейдёт в отёк лёгких, а после — острая сердечная недостаточность и смерть. Потому, стоило подумать как дальше поступить.
Врач, осмотрев пациентку, полностью подтвердил диагноз — воспаление лёгких. Прогрессирующее. Тут же вкатили первую дозу лекарства. Внутривенно. Но так как угроза перехода болезни в более тяжёлую форму была велика, решили-таки, заболевшую перевезти в больничку.
Тут как раз из гимназии явилась младшая.
Заметив нездоровый блеск в глазах и румянец, Василий попросил фельдшера осмотреть и её. Оказалось, — тоже простуда. И если оставить всё как есть — вполне вероятно, что воспаление лёгких будет и у неё.
Посмотрев на обстановку, на сквозняки, Василий махнул рукой и приказал «паковать» обеих и тащить в больницу. Ту, что при заводе.
Пока ехали, Ольга тяжело молчала, погружённая в свои думы. А Василий помалкивал потому, что ему пришла весьма несвоевременная мысль.
И несвоевременная она была потому, что надо было бы до этого догадаться раньше.
— Матвей Семёнович! — обратился он к врачу. — У вас есть записи по аналогичным пациентам, которые проходили лечение до того, как мы начали производить лекарство?
— Конечно, господин Эсторский! — тут же отозвался врач.
— И у вас есть статистика выздоровевших и умерших?
— Ну… Если так можно выразиться… То да. Есть.
— И много без лекарств помирали в таком положении?
Врач засопел. Глянул на Ольгу, но после, так как спрашивал всё-таки не абы кто, а работодатель, помявшись ответил. Коротко.
— Все.
От этого заявления Ольга чуть в обморок не хлопнулась. Василий же, наконец, заметив это «обстоятельство» поспешил разрядить ситуацию.
— Вот и замечательно, что у вас есть и записи и статистика. Когда пациентка выздоровеет, а также выздоровеют все, кого мы таким образом вылечим с помощью нашего лекарства, надо бы опубликовать эти данные.
— Но у нас нет пока пациентов… За исключением госпожи…
— Будут! — Оптимистично заявил Василий. И обернулся к Ольге. — Тебе задание. И вашим студенткам!
Произнесено было безапелляционным тоном, так что Ольге пришлось волей-неволей выйти из полушокового состояния и прислушаться.
— Надо пройтись по знакомым, знакомым знакомых, родственникам и так далее, и найти тех, кто сейчас попал в подобное положение. У кого воспаление лёгких. Всех заболевших — везти в больницу, что мы организовали. Не брать только тех, у кого чахотка. Эти — пока не излечимы.
— Э… Это лекарство не лечит чахотку? — с некоторым разочарованием спросил медикус.
— К сожалению, там бацилла такова, что нужно другое лекарство.
Матвей Семёнович тяжко вздохнул.
— Но ничего! Мы и его скоро будем делать! — оптимистично пообещал Василий. — вот только с этим надо бы развернуться. Побыстрее бы.
— А в чём проблема? — тут же заинтересовался врач.
— Обычная… — пожал плечами Василий. — Во-первых, недостаток квалифицированных кадров. Таких как Ольга и другие.
Василий кивнул на «бестужевку».
— Во-вторых, недостаток помещений, зданий и вообще оборудования. На наших рассейских заводах, многое оборудование просто не могут сделать. Так что заказывать многие узлы приходится в Германии…. Да и ещё много чего. Но мы справимся!
Когда Василий уходил из больницы, где уже определены были в палату мать и дочь, он услышал как медик с жаром убеждал Ольгу.
— Это чудо, а не лекарство! Оно буквально с того света людей возвращает! Не волнуйся! Всё будет очень хорошо! Вот увидишь!
— Вот это и опишите в статье, что я заказал! — обернувшись назад кинул обоим Василий и зашагал к выходу.
«С обязательным указанием того, кто это лекарство „изобрёл“ и производит!» — добавил он про себя, мысленно ставя галочку — проверить и проконтролировать, чтобы так и было.
Пока возился с проводкой электрического освещения в новые цеха пришла ещё одна мысль с которой он решил также подробно поделиться с братом. Григорий уже становился эдаким медиамагнатом, в миниатюре. Ведомством пропаганды в одном лице. Так что, как говорится, «ему и карты в руки».
Кстати и вот это действо, что сейчас производилось, — проводка электрического освещения в цеха, — для современных питерцев было ещё одним поводом для пересудов. Ещё больше убеждало их в том, что братья ну «совсем-ку-ку». Хотя, прогрессисты, что также были среди питерцев, разве что не подпрыгивали от восторга. Жаль, что их было мало. Кошмарно мало. Даже среди учёного люда, был изрядный процент консерваторов.
Кстати говоря, технари и «естественники», в этом смысле были все (за очень редким исключением), именно прогрессистами. Что не удивительно. Ведь именно на технический прогресс были завязаны их работы. Причём прямо здесь и прямо сейчас.
Технари, эта немногочисленная прослойка в обществе, единственная, кто полностью осознавала тот факт, что от прогресса в технической и технологической области, зависит и независимость и вообще жизнь державы.
В отличие от них, гуманитарии стояли практически целиком на консервативных, а чаще даже и на ретроградных позициях. И, как вы можете судить, уважаемый читатель, таково положение и у нас.
Кто, какой слой общества оказался главной проституткой в современности? Кто, вслед за власть имущими в 80-е-90-е начал призывать народ назад в прошлое, в девятнадцатый век? И, кстати РЕАЛЬНО вернул страну на сто лет назад… Да ещё там, в этом социальном и вообще прошлом старательно удерживал общество, воплями «назад вернуться нельзя!».
«Гуманитарии». Как «учёные общественных наук», так и всякие артисты со стихоплётами!
Здесь, в конце века 19-го была такая же ситуация. Только лексика была иная. А сущность — та же.
Какая вообще беда была у прогрессистов главная?
Да как и во все времена — разобщённость. Существуя каждый по-отдельности, замкнутые только в своём маленьком кругу, они не осознавали часто, насколько они многочисленны и насколько большую силу представляют.
Вот именно их и предстояло, как-то объединить.
«Аненербе-рус» грядёт, так сказать!
Брата он застал, как и всегда, за очень важным делом. Которым он занимался последнее время. За написанием разнообразнейших книжек, статей и их изданием.
В другое время он также занимался установлением плотных знакомств с офицерством этого времени и выяснением их настроений, устремлений.
Это самое установление знакомств работало у него на то, что он пытался протащить некоторые стратегические и тактические идеи, которые появятся лишь в отдалённом будущем. Когда армии достаточно много поубивают своих солдат на старых приёмах, боясь перейти на что-то новое.
Но, в данный момент у брата была пора именно пропагандистской работы.
Почесав как-то в затылке, Григорий, оценил свои потуги в области журналистики, и решил потихоньку завести себе и тут в Питере какое-нибудь печатное издание. Пока-что приглядывался, кого бы прикупить. Или наоборот, сделать что-то своё, «с нуля». Однако, сотрудничество с изданиями Европы, которое было налажено ещё летом, он не терял. Продолжал исправно снабжать их разнообразнейшими «материалами».
Василий как раз застал его за тем, что он раскладывал папочки перед «своими» корреспондентами, выдавая соответствующие задания.
— Э-э… Мне может позже зайти? Ты занят? — спросил Василий на санскрите, увидев незнакомых людей.
— Нет-нет! — ответил поспешно Григорий по-русски. — Мы уже почти закончили.
Григорий действительно быстро закруглился, дав напутствия каждому и отпустил репортёров.
Василий с сомнением посмотрел вслед уходящим, но всё-таки, махнув рукой, сел напротив брата спиной ко входной двери.
— И какие новости? — жизнерадостно спросил Григорий.
— Надеюсь, ничего политического ты им не заправил? — опасливо покосившись за спину, проигнорировав вопрос бросил реплику брат.
— Нет, конечно! — удивился Григорий. — Я им заправил очередные басни насчёт будущих технологических новшеств и благ. Больше про самолёты.
— А ещё что?
— Про наше лекарство. Ты знаешь, слушок уже по столице пополз. Стараниями нашей профессуры.
Григорий сделал ударение на слове «нашей», имея в виду тех, кто сотрудничал с братьями и потихоньку начинал им верить. Всё-таки, одно дело выслушать кучу «завиральных» историй насчёт того, что можно сделать, а совсем другое, увидеть эти самые «завиральные идеи» воплощёнными в жизнь и вполне себе действующими.
— Ага! В масть!
— Чё в масть? — слабо заинтересовался Григорий.
— Я как раз пришёл к тебе по этому поводу.
— По поводу пенициллина?
— Да. Ты, надеюсь, не называл его именно пенициллином? Никому? — слегка насторожившись спросил Василий.
— Как договаривались. Только «Соль номер восемь».
— Это хорошо… — неопределённо отозвался Василий и тут же с жаром продолжил.
— Понимаешь, тут такое дело… Гнилое. Как бы нас тут не ошкурили ненароком, и вообще «на короткий поводок» не поставили. Я тут слегка покрутился среди народу… Перспективы и разговорчики — ещё те.
— К примеру? — уже больше заинтересовался Григорий.
— Народ тут… — Василий поморщился запнувшись. — Тёмный. И не только голытьба тут «тёмная». А нам надо, сам понимаешь, чтобы люди соображали что откуда идёт и кого именно надо тут слушать и кому именно давать деньги на развитие.
— Не понял?! — удивился Григорий и продолжил с изрядной насмешкой. — Тебя что, муха тщеславия укусила?
— Да какое там тщеславие! — с раздражением отмахнулся Василий и с ещё большим жаром продолжил. — Суди сам: мы хотим сделать тут, в Питере, фармакологический концерн. Так?
— Так! — кивнул Григорий.
— Но для этого нужны деньги. И не только от продаж.
— Я понял так, что есть некие, кто уже сейчас решил погреть свои лапки на спасённых пенициллином?
— Не только на пенициллине! Но и на аминазине.
— На аминазине?!! Это как? Кто-то пытается у нас отжать рынок? Или само лекарство?
— Ни то и не другое. Всё ещё пикантнее. И на этот счёт надо уже что-то делать.
— Ладно. Заинтриговал. — резко успокоился Григорий и приготовился внимательно слушать.
— Что мы делаем этим пенициллином? Даже тем, малым количеством, что уже есть от «экспериментальной» установки? Мы спасаем людей от смерти. Спасаем души. А «Спасение Душ» у нас здесь и сейчас чья прерогатива? Пра-авильно! Церкви!
— Ну, насчёт душ, я с тобой не очень согласен. — возразил Григорий. — Это, если исходить из сущности, как раз к аминазину относится.
— Об аминазине — то вообще разговор особый. А о пенициллине байда следующая. Народ — тёмный. О фармакологии имеет представление только то, что вот имеется аптека, где что-то продают для болезных. А кто по их представлениям, решает — «пора поциенту окочуриться», или «хай живе!»? Бог! Поэтому, все наши потуги с пенициллином, который реально и очень скоро будет спасать от смерти сотни тысяч людей, для них — «мимо кассы». Причём мимо НАШЕЙ кассы, которая как раз и предназначена для увеличения производства лекарства, увеличения количества спасённых людей. Ведь рядом уже с теми, кому мы реально помогли, ты видел — реально стояли попики со своими «образами» и кадилами. А что будет дальше, когда счёт спасённых от смерти пойдёт на тысячи?! Найдутся тысячи дармоедов в рясах, кто поспешит объяснить всем встречным и поперечным, кого и когда надо славить-благодарить. И, особенно, куда надо нести денежки.
— Задачу понял! — тут же просиял в энтузиазме Григорий.
— Тока ни дай тебе боже, цеплять РПЦ!!! — немедленно подпрыгнул Василий.
— Ни боись! Всё сделаю так, что ни слова о Церкви не будет. Ни о какой конфессии. Ни вообще о боге и те де… Но что с аминазином? Я догадываюсь, но всё-таки?
Григорий оскалился, приготовившись выслушать экзерсисы братика. И он не подкачал.
— С аминазином — вообще ж. па!!! — стал размахивать руками Василий. — Представь «картину маслом»: родители и прочие родственники бегают кругами, ищут возможности избавить родное великовозрастное чадо от шизы. Нанимают жутко дорогостоящего «изгонятеля бесов» где-то там… Приходят со всеми причиндалами в клинику, а их сей «одержимый» встречает не просто без охраны, но и ясным незамутнённым взором без капли шизы! Тут ещё подкатывается довольный доктор и говорит, что его вылечили «супер-новейшим лекарством от-братьев-Эсторских»!!! Узнаёшь свою лексику?
Григорий представил картину и заржал во всё горло.
Насладившись эффектом и дождавшись, когда брат немного успокоится, Василий продолжил.
— Родители — в офигении. «Экзорцисты» ваабще в о…ии!!! Родители хотели бы порадоваться вместе с врачами. А… у «святых отцов» же заработок из лапок волосатых уплыл! Вот они и устраивают, тут же, не сходя с места, врачам разнос со скандалом. Кричат что, мол, что «всё это — сатанинские происки, и на самом деле…». Ну ты знаешь уже какой бред они при этом выдать могут. Короче наш доктор многажды пожалел о том, что проговорился о лекарстве в присутствии этих жирных рясоносцев.
Новый взрыв смеха у Григория был на этот раз более продолжительным. Но когда отсмеялся, заговорил вполне серьёзно.
— Вот это, конечно, уже серьёзная проблема. Надо бы подключать «тяжёлую артиллерию» в виде Бехтерева и прочих психиатров. Ведь когда узнают, что к ним пришло — они этих церковников голыми руками порвут.
— Вряд-ли! — мрачно отрезал Василий. — Ты прикинь, какое бабло единовременно у попов из рук уплывает. Тут, кажца, битва будет «ещё та».
— Всё равно. По любому надо срочно приниматься пиарить наши лекарства. Причём не только здесь, но и в Европах.
— А как ты это сделаешь, если мы им ещё нихрена не поставляли? Опираться на то, что уже есть некие «впечатления» у местных врачей?
— А что остаётся делать? — развёл руками Григорий. — Не дрейфь! Выплывем. А если чо — у нас есть «зеркало»!
Оба понимающе ухмыльнулись, вспоминая давешний случай.
— Но и это тоже не всё…
— А разве мы что-то ещё производили? — ехидно заметил Григорий.
— Нет, но будем. И речь пока-что о пенициллине. И о промышленном шпионаже.
— Есть уже кто-то на примете? Кто-то уже интересуется? — тут же посерьёзнел Григорий.
— Всё хуже. Шпионаж в России ненаказуем. Поэтому, иностранный шпион ничем не рискует. Он просто считается «любопытствующим человеком». А промышленный шпионаж — вообще никак. Особенно от «своих же». Никак не закроешься.
— Это мы ещё посмотрим! — многообещающе вставил Григорий. — От кого и «никак»…
Василий с сомнением покачал головой и продолжил.
— Патентное право тут таково, что совершенно не препятствует знакомиться с новинками ни конкурентам, ни вообще каким-либо иностранным гражданам.
— То есть, ты не запатентовал пенициллин… по этой причине?
— Да я как увидел что надо писать в патенте, когда узнал, что с ним может ознакомиться любой — мне тут же расхотелось! Это же получается, что мы тут создавать будем, а пользоваться будут не «дарагия рассеяне», а всякие наглосаксы.
— Ты по какому-то наитию, назвал лекарство не «пенициллином», а «солью номер восемь»… Теперь вижу, что тут надо быть осторожным. И мне заказал называть иначе. Хм!
— Так, как назовём? Какова будет «товарная марка»?
— А что, дело уже стоит за промышленным производством?
— Да. «Первый бак» уже завтра выдаст сырец.
Григорий удовлетворённо кивнул и начал рассуждать вслух.
— Ну… давай подумаем… Реально, то, что мы тут начали выпускать — бензилпенициллина натриевая и калиевая соли. Первая — как раз и есть та самая «соль номер восемь». Калиевая — девятая. Следовательно, чтобы не уходить далеко от традиции… Кстати помнишь ту историю с тринитротолуолом?
— Это какую? — наморщил лоб Василий.
— Да я тебе рассказывал! Это когда немец его создал, так чтобы засекретить, назвали его не нормальным химическим именем, а сокращённым — не тринитротолуолом, а толом, тротилом.
— А-а! Так ты и пенициллин предлагаешь назвать так? В этом стиле…
— А почему бы и нет?! Например, безициллин, или бензицинин, безициннат…
— Ну… По моему мнению, бензицинин как-то лучше звучит.
— Так и будет. — заключил Григорий.
— Гы! — оскалился он спустя небольшую паузу. — А не слишком ли близко название к «бензину»?
— И что? — не понял юмору Василий.
— Не боишься, что из-за созвучия, некоторые идиоты будут пытаться лечиться от ангины бензином? — тихо заржал Григорий.
— Ну… это уже не наши проблемы, а проблемы идиотов!
И тут в дверь скромно постучали. Братья отсмеявшись посмотрели дружно в сторону входа.
— Войдите! — Громко крикнул Григорий.
В комнату, всё время кланяясь зашёл прилично одетый человек. Пальтишко, хоть и не дорогое на нём было, но добротное. Не потрёпанное Да и сам он имел вид вполне ухоженный, благополучный. Это ещё подчёркивалось жизнерадостным выражением круглого лица. Да и вообще, как обратил внимание Василий, этот человек был очень похож на киношного Портоса. Такой же квадратный и живой.
— Знакомься брат! — сказал Григорий подав руку зашедшему. — Тимофей Аполинарьевич Веселовский. Инженер.
— Очень приятно! — ответил инженер в ответ крепко пожимая руку Василию. При этом он также крепко прижимал к груди запорошённую снегом шляпу.
— С последнего вашего визита, у нас прибавилось мебели. — улыбаясь сказал Григорий Тимофею Аполинарьевичу. — Вон там вешалка, на которую можно повесить и шляпу и пальто.
Вошедший подпрыгнул, рассыпался сначала в извинениях, потом в благодарностях и разоблачился.
Без пальто он выглядел не менее благополучно. Но как-то стандартно для данной эпохи. Традиционно. Как обычно выглядят все более-менее преуспевающие инженера в это время.
— Вот, брат, представляю. Тимофей Аполинарьевич любезно согласился на моё предложение поработать на нас. Инженер-металлист.
— Очень хорошо! — Оживился Василий. — Нам как раз нужны инженеры такого профиля.
— Я слышал, извините, господа у вас какие-то проблемы с заводом, который вы недавно приобрели. Надеюсь, чисто технического характера… А то знаете…
— Не волнуйтесь! — тут же поспешил заверить его Григорий. — Там проблемы совершенно технического характера. Рабочий люд там вполне тихий и довольный жизнью.
— И как Вам это удалось? — тут же горячо заинтересовался инженер.
— Придёте — увидите.
— Мы хотели перестроить тот завод и построить на его базе подшипниковый. А оказалось, что больше нужен инструментальный. Даже станко-инструментальный.
— Ого! А у вас размах! — удивился инженер. — Но смею Вас заверить, что России и подшипниковый тоже нужен. Ведь мыслимое ли дело — практически все подшипники закупаем в Европах!
— Но также нужна и спецсталь… — удручённо заметил Василий. — Она тоже больше там же, где и сейчас подшипники.
— Да, да, да! Дикари-с! Рассея-матушка, к сожалению, ещё дикая страна.
— Вот и сделаем её НЕ дикой. — посмеиваясь заметил Григорий и было заметно, что он пресекает начавшееся словоизвержение. Похоже, у этого господина, «рассуждизмы» на тему «тотальной отсталости России» — любимая тема.
Василий, заметив это, ехидно улыбнулся брату. Напоминая так ему о его давешних заблуждениях.
— Да… В России ныне всего не хватает.
— …И кто-то там писал о «переразвитости капитализма в России»! — не замедлил Григорий подколоть Василия. Намёк был очень прозрачный — на капитальный труд автора, пока мало известного в широких кругах образованной общественности, под названием «Развитие капитализма в России»[16]. Где-то как-то подколка была справедливой, так как «тезис» о «переразвитости» был развит и раздут противниками «совка», апологетами «России Которую Мы Потеряли» до немыслимых размеров. Сейчас над РКМП — смеются. Но уже поздно. Миф сделал своё дело. СССР — уничтожен.
— Ладно. Не будем углубляться в схоластические споры. — мягко закруглил Григорий. — А перейдём к делу. Чисто для Вас говорим.
Григорий сделал паузу и многозначительно кивнул.
— Мы рассчитываем сделать и станко-инструментальный, и прочие заводы. Но началом будет этот станко-инструментальный. Далее — подшипниковый. После — завод по производству ДВС.
— Пардон? — не понял инженер.
— Двигатели внутреннего сгорания. Для автомобилей самого широкого ассортимента. В том числе и более крупные двигатели. Например, для небольших судов. — пояснил Василий.
— Широчайший замах! — пожал плечами Тимофей Аполинарьевич.
— Ну… Пока что у нас удавалось всё, что мы задумали. — с апломбом заявил Григорий.
— Да… Самолёты — это нечто! — с восторгом поддержал собеседник.
— А будут не только самолёты. Как вы знаете, тут поле деятельности, в России — как бы не самое большое в мире. И перспективы тоже.
На последние слова инженер не выдержал и с сомнением пожал плечами.
Ага!.. «Отсталая, дикая, азиатская страна».
К сожалению, данное представление преобладало в среде технической интеллигенции. Причём больше в самом чернушном виде типа: «никогда не подняться России, так как рылом не вышли по сравнению с Западом». Типа: «там и люди лучше, умнее и вообще трава зеленее, солнце ярче светит»…:-).
Сколько не общались братья с подобными интеллигентами, неизбежно в той или иной форме, данный стереотип вылезал. Вкупе с преклонением «пред сверкающим Западом».
И ведь какой живучий миф оказался — до 21 века дожил, не сдох. Несмотря ни на что. Ни на победу над объединённым Западом во Второй Мировой, ни на технологическую, научно-техническую победу, далее оболганную в Перестройку, когда к середине восьмидесятых, СССР лидировал по 43 из 50 ключевых, научно-технических направлений.
«Колбаса» из сои заслонила всё…
Не стоило здесь и сейчас будировать этот вопрос, но вообще у обоих братьев чесались языки. У каждого по своему поводу. Еле сдержались.
— Трудности, они на то и трудности, чтобы их преодолевать! — философски заметил Григорий.
— А если вы сомневаетесь, в нас, то посмотрите с чем мы пришли. — подхватил Василий. — И не только на яхту, что за пределами возможностей Европейской техники. У нас с ВАМИ всё получится. И те инженеры, которых вы привлечёте тоже не пожалеют, ибо будут стоять у истоков великих научно-технических преобразований в России. Тем более, что уже в России началось много чего. Вал открытий нарастает.
Сказано было довольно трескуче. Но подействовало, как ни странно, нужным образом. В глазах инженера зажёгся огонёк энтузиазма. Впрочем сам он выглядел легко зажигающимся.
— Вы намекаете про те открытия, что делаются? — тут же вспомнил он.
— Да. И это только начало. Например, в астрономии. Как ближайший пример. Про медицину — пока помолчу. Там неоднозначно. Пока…
На последние слова инженер не обратил внимание. Воистину, русских всегда тянуло к небу, к звёздам. А болячки земные оставались как-то так — как «неизбежное зло».
— Про астрономические открытия сейчас трезвонят везде. Открыли планету. Назвали Плутоном. И говорят, что вы, господа, причастны к этому открытию. — с жаром начал Тимофей Аполинарьевич.
— Да. Есть такое. — скупо подтвердил Григорий. Василий же усмехнулся, вспоминая как происходил визит к астрономам.
— Там не только Плутон есть. — проавансировал Василий. — Скоро открытия посыпятся как из рога изобилия. Вот увидите.
Но тут случилось неожиданное.
— Какое интересное совпадение! — вздёрнув брови сообщил инженер. — Недавно меня подряжала, небезызвестная скандально, особа — госпожа Натин Юсейхиме.
Братья на это удивлённо переглянулись. Инженер же правильно истолковав эти переглядывания как повышенный интерес поспешил выдать.
— Так вот она заказала переделать большой амбар недалеко от города. Причём сделать так, чтобы у него крыша была раздвижная. Может тоже астрономией увлекается? Вот у вас нет никаких предположений, господа, какой-такой астрономический инструмент можно поставить в большой амбар?
— Есть, и более чем есть! — проговорился от неожиданности Василий.