Другие грабли

Глава 24

В дверь позвонили.

Я продрал глаза и посмотрел на часы. Полтретьего ночи. Кому тут опять приспичило? Я перевернулся на другой бок. Может, если их игнорировать, они подумают, что меня нет дома, и уйдут.

В дверь позвонили еще раз, и довольно настойчиво. Чей-то явно лишний палец вдавливал кнопку звонка секунд двадцать, если не больше.

Я вздохнул, посмотрел на лежащую рядом Ирину — ее слух не так чуток, как мой, и она не проснулась — и пошел открывать дверь. Но по дороге прихватил из стола пистолет, потому что если это очередной привет от корешей Лобастого или Седьмого, просто перестреляю ублюдков к черту, а объясняться буду уже потом.

— Кому не спится в ночь глухую?

— Мне.

Я открыл дверь и впустил Петруху в прихожую.

— Как есть Аполлон, — сказал Петруха. — Не, то, что ты с пистолетом, это я всецело одобряю, бдительность должна быть, враги не дремлют и все такое. А вот то, что ты без трусов, это немного странно и, я бы даже сказал, вызывающе.

— Упс, — сказал я. — Проходи на кухню, я пока оденусь.

— Конечно, — сказал он.

Пока он зажигал газ, набирал воду и ставил чайник на плиту, я надел трусы, джинсы и футболку. А пистолет в прихожей на полочку положил, чтобы в комнату не ходить и Ирину лишний раз не тревожить.

— Ты на часы смотрел? — поинтересовался я, заходя на кухню и закрывая за собой дверь. — С майором что-то случилось?

— Майор тяжел, но стабилен, — сказал Петруха. — А у меня разговор к тебе возник.

— У меня к тебе тоже, но я собирался подождать до утра, — сказал я.

— А я тут недалеко был, ну и подумал, а чего время терять, — сказал Петруха. — Ты не один, что ли?

— Как будто вы не знаете, — сказал я.

— Мы знаем, — сказал Петруха. — Мы много чего знаем. Мы, например, знаем, что ейный бывший в травму со сломанной рукой приходил, побои зафиксировал и заявление на тебя написал.

— Не по-пацански это, — сказал я.

— Так-то и ты уже не пацан, — сказал Петруха. — Поаккуратнее сработать не мог, специалист?

— Да что-то он мне не под то настроение попал, — сказал я. — Выходит, мне теперь визита участкового ждать?

— Участкового я приторможу, — сказал Петруха. — Завтра с утра, как у него рабочий день начнется. Но видится мне, что одними только ментами этот персонаж не ограничится. Я, конечно, могу его шугануть, чтоб он забыл, как тебя вообще зовут…

— Не надо, — сказал я. — Я сам разберусь.

— Люблю таких людей, — сказал Петруха.

Чайник закипел, и я налил оставшейся после вечернего распития заварки и разбавил ее кипятком.

— А пожрать ничего нет? — поинтересовался Петруха.

— Хлеб и яйца, но это я на завтрак планировал.

— Понимаю, — сказал он. — Ладно, перебьюсь.

— Ты чего зашел-то? — спросил я и зевнул.

— Хотел тебе для начала одну штуку показать, — сказал он и выложил из кармана на стол вполне привычного вида артефакт, который я не думал увидеть еще лет пятнадцать или что-то около того. — Знаешь, что это такое?

— Это айфон, — сказал я. — Фотоаппарат, по которому еще и звонить можно.

— Точнее сказать можешь? Модель, год выпуска?

— Фиг знает, — я покрутил штуковину в руках. Камер на ней было три. — Новый какой-то. Десятый, может, или даже одиннадцатый. Я так-то из другой секты.

Я стукнул пальцем по экрану, и экран зажегся. Система распознавания лиц, ясное дело, мое лицо не распознала и предложила ввести пин-код. На этом наше с устройством знакомство и закончилось.

— Батарейка скоро сядет, — заметил я. — Зарядка для айфона у тебя есть?

— В отделе есть, — сказал Петруха.

— Рад за ваш отдел, — сказал я. — Но до сих пор не понимаю, на хрена мне этот перфоманс в три часа ночи.

— Дело в том, что я нашел этот айфон в трех кварталах от твоего дома, — сказал Петруха.

— Он там просто так лежал?

— Ага. Он там просто так лежал, а под ним лежал мертвый труп.

— Полагаю, это был не просто мертвый труп, а убитый мертвый труп, — сказал я.

— Погибший насильственной смертью мертвый труп, — подтвердил Петруха.

— Ну он хотя бы достойно умер?

— Не знаю. Его пырнули ножом.

— Это печально, — сказал я. — В наши-то просвещенные времена.

— Ты, видимо, не понимаешь, — сказал Петруха. — Человека убили в десятке минут пешей ходьбы от твоего дома, и этот человек или его убийца, в общем, кто-то из них двоих, был провальнем. Может быть, ты думаешь, что это нормальная такая концентрация провальней в одном подмосковном городе, но в таком случае ты ошибаешься. Это ненормально.

— Думаешь, это как-то связано со мной?

— Может быть, и связано, может быть, и нет. Но береженого бог бережет.

То, что темпоральный перенос может быть не только ментальным, я уже понял. Но я и не думал, что с собой и вещички проносить можно. Терминаторы и те голыми в наше время прибывали…

И вообще, это нечестно. Почему кто-то сумел протащить сюда айфон, а мой «самсунг» где-то во временных завихрениях потерялся? С другой стороны, мертвому трупу обладание телефоном счастья все-таки не принесло…

— Хорошо, я буду еще более осторожен, чем обычно, — пообещал я.

— Это обнадеживает, — сказал Петруха.

— Труп опознали?

— Нет. Документов у него при себе не оказалось, пальчики катают, но то такое, сам понимаешь. Вероятность присутствует, но она крайне невелика. А у тебя что за тема?

Я еще раз демонстративно посмотрел на часы.

— Ты уверен, что надо сейчас? У тебя там кот от голода и тоски не сдохнет?

— Не должен, — сказал Петруха. — Давай, выкладывай, не томи.

— Мне кажется, я придумал, как поймать того хронопидора, который майора в реанимацию отправил.

— Да ну? — он изумленно задрал левую бровь.

— Нужно заманить его в засаду.

— Это уже весь план или у него есть еще какие-то детали? — поинтересовался Петруха.

— Разумеется, есть.

— Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. Излагай.

Я изложил.

Когда я закончил, Петруха мелкими глотками допил чай, аккуратно поставил чашку на стол, встал и протянул мне руку.

— Приятно было с тобой познакомиться. Всего хорошего. Счастья, здоровья, удачи, денег побольше, передавай привет семье.

— Да не настолько все плохо, — сказал я.

— Нам это никто не согласует, — сказал он. — Даже генерал Кедров Владимир Петрович, который разделяет наши сомнения относительно чистоты намерений наших драгоценных товарищей из будущего.

— Так можно ему с самого начала все не рассказывать, а потом поставить перед фактом. Если будет какой-то факт.

— То есть, ты, уважаемый советский педагог, предлагаешь мне, офицеру секретного отдела КГБ, заняться художественной самодеятельностью?

— Почему бы и нет?

— Ага, — Петруха все-таки сел обратно. — Тебя расстреляют. А меня разжалуют, сошлют в Сибирь и там тоже расстреляют. Возможно, дважды. И это в том случае, если у нас все получится.

— Вы сколько с этой теорией носитесь?

— Годы, — сказал Петруха. — Вернее, майор с генералом — годы, а я чуть поменьше.

— И теперь есть реальный шанс сдвинуть дело с мертвой точки.

— Или самим стать мертвыми точками, — согласился Петруха. — Никого попроще в качестве приманки нельзя было выбрать?

— Этот самый простой, — сказал я. — И он в Москве.

— И он — член Московского городского комитета КПСС, — сказал Петруха. — Неприкасаемый.

— На это они просто обязаны будут среагировать, — сказал я. — Потому что в будущем он станет…

— Я знаю, — сказал Петруха. — Проходила такая информация. Поэтому нам даже думать в его сторону нельзя.

— Я же ему ничего плохого делать не собираюсь, — сказал я. — Ну, в исторических масштабах, я имею в виду.

— На простой блеф они могут и не клюнуть.

— Могу для достоверности колено ему прострелить.

— Из своего наградного, да? Ты можешь, я не сомневаюсь. А ты не думал, как это потом на нашей всеобщей истории отразится?

Я пожал плечами.

— Возможно, это сделает его мудрее.

— Или озлобленнее.

— Ну, до того, как он начнет оказывать влияние на историю, в любом случае еще больше десяти лет.

— А ты так далеко не планируешь?

— Я вообще дальше вторника не планирую.

— Сегодня как раз вторник.

— Вот и я о том же, — сказал я. — Так что, сделаем это? За себя и за Сашку?

Петруха нахмурился и почесал затылок.

— Если нет, я сделаю это один, — сказал я. — Но если вы будете путаться у меня под ногами, неизвестно, чем все это может закончиться. Может быть, не только простреленным коленом.

— А если я тебя прямо сейчас на урановые рудники закатаю? — меланхолично поинтересовался Петруха.

— Я сбегу.

— С рудников, может быть, и сбежишь, — сказал он. — Но есть у нас в стране такие места, откуда сбежать невозможно. За полярным кругом, например.

— Это ты меня еще просто плохо знаешь.

— Зато я начинаю понимать, откуда вокруг столько желающих голову тебе открутить, — сказал он. — Ладно, на секунду допустим, что гипотетически — только гипотетически, заметь — я соглашусь поддержать это твое безумное начинание. И в чем будет заключаться мое участие?

— Только информационное, — сказал я. — Явки, пароли, адреса. Все остальное я сделаю сам, чтобы ты не подставлялся. В случае чего, скажешь, что был не в курсе.

— Думаешь, если меня за профнепригодность расстреляют, это намного лучше, чем если бы за госизмену?

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— У меня от шампанского изжога, — сказал он. — Ладно, на секунду допустим, что гипотетически — только гипотетически, заметь — у тебя все получится. И что нам это даст?

— Более достоверную картину мира, — сказал я. — Информацию, исходя из которой мы сможем строить дальнейшие планы.

Он вздохнул, но это был вздох принятия, а не вынужденного отказа.

Я знал таких людей, как Петруха. Он еще не перегорел, и дело для него важнее званий, должностей, зарплат и риска лишиться всего этого из-за попытки докопаться до истины. Впрочем, думаю, другого человека в команде Сашки и не могло быть.

Карьеристы попытались бы извлечь как можно больше профита из статуса-кво.

— И когда ты хочешь начать? — спросил Петруха.

— Как только представится удобный случай, — сказал я. — Но чем раньше, тем лучше. Не люблю длинных пауз.

— А кто ж любит? — риторически вопросил Петруха. — Но, сам понимаешь, быстро такие дела не делаются. Я ж не могу по официальным каналам такую информацию добывать, меня запалят и сошлют в Сибирь.

— Понимаю, — сказал я. — Но ты уж постарайся. Если что, можешь опять в три часа ночи придти, я уже почти привык.

— Ладно, — он сгреб со стола до сих пор валявшийся там айфон. — Но обстановка вокруг тебя накаляется и без этого, Чапай.

— Такая, видимо, мне судьбина дадена.

— Планида, — сказал он. — Хреновый из тебя стилист, Чапай. Надеюсь, что оперативное планирование дается тебе лучше. Место хоть выбрал?

— Тут где-нибудь, — сказал я, имея в виду Люберцы.

— А добраться успеешь?

— Есть только один способ это выяснить.

— Мой любимый уровень оперативного планирования, — вздохнул он и таки поднялся со стула. — Ладно, Чапай, сиди тихо, ходи аккуратно, жди новостей. И постарайся больше ни во что не вляпаться хотя бы до того, как я эти новости раскопаю.

— Звучит просто, — сказал я.

— Спокойно и просто мы спрыгнули с моста, — продекламировал Петруха. — И баржа с дровами легла между нами.

— А это сейчас к чему было?

— Так, вспомнилось.

Будильник у меня был заведен на шесть, так что после ухода Петрухи ложиться спать смысла я уже не видел. Разогрел чайник, сделал себе растворимого кофе и сел думу думать.

Знакомство, назовем это так, с Ириной здорово все осложняло. Не в том смысле, что я сломал руку сынку какого-то местного партийного функционера, на это мне с высокой колокольни плевать, а в том, что…

Агент хорош ровно до тех пор, пока у него нет привязанностей. Привязанность — это слабость, которую наверняка попытаются использовать против меня. Комитет, его кураторы, вот эти вот другие ребята, от которых ко мне Седьмой приходил. План, и без того небезупречный, начал казаться мне настоящим безумием, но я слишком глубоко во все это влез, чтобы просто соскочить с темы.

В покое они меня все равно не оставят. И комитет, и его кураторы, и вот эти вот другие ребята.

А теперь к ним добавился Артем и неизвестный чувак, не любящий тех, у кого в восемьдесят девятом году есть айфоны. Он-то откуда взялся?

Просто совпадение, пусть и маловероятное, как утверждает Петруха? В реальной жизни и не такие совпадения бывают… Или на поле пытается выйти новый игрок? Или уже не пытается, а вышел?

Почему все у меня всегда так сложно? Почему просто нельзя детей физкультуре учить?

А вот по поводу предложенной Петрухе операции я вообще не думал. Костяк плана у меня уже был готов, а о деталях будет смысл позаботиться, когда комитетчик информацию предоставит.

Если он меня, конечно, начальству не сольет. Генералу Кедрову тому же. Не думаю, конечно, что так будет, не тот типаж, но исключать такую вероятность тоже нельзя. Поэтому в некоторые детали плана я его не посвятил, и про место ничего конкретного не сказал, хотя сам локацию уже выбрал.

Есть тут одни подходящие развалины на пустыре… Ну, как развалины, скорее, наоборот. Стройку там еще в брежневские времена заморозили, по-моему, но котлован выкопали, фундамент залили, стены возвели и даже кое-где перекрытия есть. Неплохое место для засады.

Если, опять же, я успею до него доехать…

Ирина проснулась в половине седьмого и сразу же пошла в душ. Я для нее заблаговременно новую зубную щетку распечатал и свежее полотенце повесил.

Пока там лилась вода, я в очередной раз нагрел чайник и принялся жарить яичницу. Когда Ирина вышла из ванной, и я должен заметить, что моя футболка смотрелась на ней даже лучше, чем на мне, нехитрый завтрак моего приготовления уже стоял на столе.

— Да ты не мужчина, а мечта, — сказала Ирина.

— Угу, — сказал я. Приятно, конечно, такое слышать, особенно от женщины, которая тебе нравится, особенно утром, но, справедливости ради, это она меня еще плохо знает.

— Ты сам когда встал-то?

— Да вот, недавно, — сказал я.

— Знаешь… — начала она задумчиво.

— Если сейчас ты собираешься сказать, что эта ночь была ошибкой, которую нам лучше не повторять, и мы должны остаться коллегами, сохраняя исключительно профессиональные отношения, то лучше не начинай, — сказал я. — По крайней мере, пока кофе не выпьешь.

— И в мыслях не было, — сказала она. — Просто мне показалось, что ночью к тебе кто-то приходил.

— Ах, это, — я решил, что лучше не врать. Отношения, построенные на вранье, ведут… да черт его знает, на самом деле, куда они ведут. Это дело индивидуальное, знаете ли. — Тебе не показалось.

— И кто же это был?

— Робин, — сказал я.

— Который Гуд?

— Нет, который помощник Бэтмена, — сказал я. — Спрашивал совета, как лучше преступность забороть.

— С собой не звал?

— Да я бы все равно не пошел, — сказал я. — Давай завтракать, пока не остыло.

— Давай, — она присела напротив меня и ухватила свою чашку кофе. — Значит, ты не думаешь, что эта ночь была ошибкой, которую нам лучше не повторять?

— Нет, — сказал я. — Не думаю.

— Тебе к какому уроку сегодня?

— К первому.

— И мне тоже, — сказала она. — Но идти нам все равно лучше порознь, с интервалом в пятнадцать минут.

— Как скажешь, — согласился я. — Если за мной увяжется хвост, я от него избавлюсь.

— Вот ты все шутишь, а если о нас узнает Надежда Анатольевна…

— От нее я тоже могу избавиться, — сказал я. — Есть у меня один знакомый в дальнем Подмосковье, он на свиноферме работает…

— И что? — спросила она.

Ну да, Гай Ричи еще не успел снять свой лучший фильм, и его еще не успели растащить на цитаты, потому ничего удивительного, что она не поняла отсылки на монолог Кирпича.

— Там можно надежно спрятать тело, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

— Не слишком ли это радикальный способ?

— Он простой, — сказал я. — Я вообще люблю простые и эффективные решения. Если кто-то встает у меня на пути, он очень быстро начинает об этом жалеть.

В общем, мы закончили завтракать, и она пошла одеваться, а я пошел в душ, и все было нормально еще целых пятнадцать минут, а потом она вышла в прихожую и обнаружила на полочке пистолет, про который я еще с ночи совершенно забыл.