1896 г. 18 мая.
Москва.
Над Москвой опускался вечер. Ясный, тихий, погожий. Однако жизнь города была совсем не такой безоблачной, как чистые небеса. В центре, освещенном огнем газовых фонарей, продолжалось веселье. Коронационные торжества. Мчались экипажи с хмельными гуляками, шумели рестораны, блистали бриллиантами великосветские приемы. Окраины же, погруженные в темноту, замерли. Лишь где-то слышался плач. Веселье для простонародья, организованное Великим Князем Сергеем, обернулось тем, что и спустя много лет будут называть страшным словом Ходынка.
В комнате на первом этаже неказистого и слегка кривоватого домика царил полумрак. Тускло горела лампадка у иконы. За столом сидели два человека. Лица скрывались в темноте, были слышны только голоса. Один голос, молодой и звонкий, звучал с пьяной истеричностью, прерываясь всхлипами. Второй, негромкий, но хорошо поставленный, произносил слова уверенно и с какой-то странной интонацией, как будто молитву читал.
— Как он мог! Как он мог так поступить! Это плевок в душу! В душу всему народу!
— Только мы, защитники народа, можем спасти его от кровавого тирана…
— Я соседку нашу видел, Анечку… она как живая… А сколько ещё народу на Ходынке подавило!
— Только смерть тирана может спасти народ…
В подвале этого дома тоже говорили два человека. У обоих голоса были взвинчены, они явно сильно нервничали.
— Сейчас Викентий его обработает, он уже почти готов…
— Тихо ты! Не маши руками, а то мы прямо отсюда на Луну отправимся, как у Жюля Верна. Что толку, что он готов! У меня ещё ничего не готово! К детонаторам я вообще даже не приступал…
— А разве нитроглицерину нужен детонатор?
— Ты хочешь дать ему нитроглицерин? Да если его просто уронить…
— Если уронит — значит судьба… а вот если донесет… Мы войдем в историю, а Николашка…хе-хе… отправится прямиком на Луну!