Другая жизнь. Назад в СССР-2

Глава 23

Я шёл домой и ни сколько не сожалел о сделанном. Как говорил мне «мой внутренний голос», можно, конечно просидеть всю жизнь, как мышь под веником и пресмыкаться перед каждым, возомнившим себя «право имеющим», как Раскольников у Достоевского. Тогда ты, скорее всего, сможешь прожить, не погибнув в схватке за свою честь и достоинство. Или не «сев» за превышение самообороны. Но твоя жизнь будет омрачена пониманием того, что ты не человек, а пресмыкающееся, не отвечающее на унижения.

Сказал «а», придётся говорить «б», а сказал «б», придётся дойти до последней буквы алфавита. Почему-то она называется «я». То есть, только произнеся все буквы, человек становится человеком? Так, что ли? А поначалу человек, то есть «Аз» стоял на первом месте. Почему его сместили в конец? Не потому ли, что прежде, чем им стать, нужно познать жизнь?

— Спасибо, что помог мне, — поблагодарил я «предка» почему-то совершенно спокойно. — Мне бы так, кхе-кхе, ювелирно не справиться.

— Да, я тебе, в общем-то, и не помогал. Это ты сам сработал. Ты, Мишка, сейчас другой. Совсем не такой, как прежде. В тебе-то, фактически, и не осталось ничего от прежнего тебя — ребёнка.

— Как так? — удивился я, — Вроде, такой же… Не вижу в себе больших изменений.

— Нет, ну, понятно, что основа осталась. Она скопирована в твоей матрице, но ведь сознание твоё, э-э-э, ушло, э-э-э, стёрлось. А матрица — это не совсем сознание. Сознание, это — разум и чувства. Эмоции… А чувства с эмоциями формируются в головном мозге и довольно часто, выработанной организмом по команде мозга или, кхе-кхе, симбионтов и паразитов, химией. Мозг, в смысле, головной, у тебя сейчас функционирует на процентов десять от прежнего. Даже новые нейроны нужно «прокачать» информацией, наполнить, так сказать, чувствами. А их, чувства, из памяти не возьмёшь. Тем более из чужой.

— Так вот, почему мне совершенно пофиг на эти трупы? — спросил я сам себя. — Ине колотит совсем. Раньше, я как только увижу, э-э-э, этих блатных и приблатнённых, сразу поджилки тряслись. Потому, что от них только и жди неприятностей. Или деньги отберут, или просто побьют, или ещё какую пакость унизительную. У них же толпа! Кодла! И только тронь одного, все сбегутся. Как тогда, когда мы с Рошкалем Женькой дрались. Пришли кодлой человек десять и сказали давай, дерись с ним, или запинаем. А как драться, когда они и так запинают, если не дай Бог победишь. Вот я тогда и пропустил первый удар. Не совсем специально. Отвлёкся на гогочущих придурков. Эмоции, да… Эмоций сейчас, особых, нет. А как по другому из этой ситуации можно было выбраться? В милицию обращаться?

— У них свой принцип: «нету тела, нету дела». Милиция работает по свершившемуся событию. Пока кому-то только угрожают, они не пошевелятся. Нет у них превентивных мероприятий, кроме бесед. А вот сейчас займутся. Пять трупов, это для Владивостока целая вендетта по-Корсикански. Из Москвы точно кого-нибудь пришлют. И от допросов тебе не отвертеться. Но у тебя сейчас чувств минимум. Поскользнулся, упал, закрытый перелом…

— Главное, как сейчас Светлана себя поведёт, — задумался я.

— А что тебя смущает? Она ничего «такого» не видела. Ты их вырубил — да. И всё. Зачем тебе их убивать? Ты же не маньяк какой? Она сейчас твой основной свидетель, что ты их не резал, а бил. И то, что пятый убежал. И мог вернуться и добить.

— Не маньяк, — с сомнением в голосе согласился я. — А дальше-то что?

— Те двое тоже, скорее всего, из их банды. В загонщики их назначили, а они решили первыми оприходовать девчонку. Светлана ещё красивее стала с короткой стрижкой под Сьюзи Кватро. Не удержалась гопота от соблазна, голых ножек и короткой юбчонки… Эх вы девчонки — короткие юбчонки. Сколько я за эти юбчонки огрёб в своей первой жизни? Да и потом тоже бывало, что переоценивал свои возможности… Да-а-а…

— Скорее всего, эти не из блатных, если не послушались Борова. Бутыльковские, наверное. Может и Бутылька в больничке придавить? — спросил я. — От него волна на Светлану идёт.

— Ну, ты совсем уж не зверей, — сказал мне «мой внутренний голос». — Держи себя в руках. Его припугнуть можно. Можно сломать ему ногу, например. Вон, как на Макарова подействовало.

— Ему, наверное, Людмила Фёдоровна пригрозила, — засомневался я. — Он парень упёртый и не ссыкливый. Может, ещё выжидает нужного момента. А годика через два встретит и отомстит.

— Ты так параноиком не сделаешься? — спросил меня «предок». — Не думай много о будущем. Живи настоящим. Оберегайся, да, но не излишествуй. Постепенно оценка рисков станет твоим образом жизни. Уже сейчас в тебе много моих навыков и умений. Видишь, ты сам справился с ликвидацией. А это, скажу тебе, не простая работа.

— Хм… Совсем не чувствую ни жалости, ни злобы на них. Я как робот, млять! И самое смешное, что меня это не расстраивает…

— Ну… Роботы вообще ничего не чувствуют. Повидал я их на своём веку. И наших в будущем, и инопланетных. Имитировать чувства и эмоции они могут, но ведь ты не имитируешь, а сам переживаешь их. Так ведь? Себя не обманешь.

— Ну, да… Чувства у меня есть.

— Ты ещё сейчас намного старше своих лет, а потому не так эмоционален, как прежде. Можно сказать, что ты вдруг неожиданно повзрослел. Так и с простыми людьми бывает от сильных переживаний. Перегорают эмоции. Во время войны дети быстро взрослели. Вот и ты… А ещё моя профессиональная деформация.

— Согласен, — мысленно вздохнул я. — Дети шпионов не могут быть обычными детьми?

— Глупости! — резко отреагировал «предок». — Дети шпионов просто обязаны быть обычными детьми, потому, что они дети. Но у тебя другой случай. Во-первых, ты уже не был ребёнком, а во-вторых, произошла не только накладка моей матрицы на твою и их объединение, но и замена твоего сознания моим. А я калач не просто «тёртый», а «очень тёртый». Как-то так…

— Ха-ха-ха… Очень тёртый калач, это — панировочные сухари. Хе-хе-хе…

— Хе-хе… ну да, ну да… логично… хе-хе… И кремень стирается в песок.

Так я благополучно вернулся домой и лёг спать, почти не думая о последствиях сделанного.

— Будет день, будет и пища, — сказал я сам себе, включая приёмник на волну «БиБиСи» и засыпая под песню «Энджи»[1] группы «Роллинг Стоун».

Милиция пришла за мной в эту же ночь. В три часа двенадцать минут прозвенел дверной звонок. Во дворе дома возле нашего подъезда стоял жёлто-синий УАЗ, который в народе назывался не «воронок», а «канарейка». Да-а-а… Перестал народ бояться «внутренних органов». И поделом им этим «внутренним органам»! Не будут перекрашивать свои машины в такую весёленькую не слишком серьёзную расцветку.

— Шелест Михаил, это кто? — спросил отца чей-то строгий голос.

— Сын, — коротко ответил папа.

— А что случилось? — спросил дрожащий мамин голос.

— Разбираемся. Где он?

— Спит.

— Уже не сплю, — сказал я, открывая дверь «своей» комнаты.

— Одевайся, поехали, — приказал милиционер с погонами старшего лейтенанта.

— Что случилось? — повторила мама.

— Пять трупов случилось, — мрачно глядя произнёс милиционер. — А ваш участвовал.

— Ах! — ахнула мама.

— Участвовал в чём? — спросил отец.

— Разбираемся, — сказал милиционер и снова приказал мне. — Одевайся! Поедем в отделение на допрос.

— Повестка есть? — спросил отец.

— Какая повестка? Пять жмуров! То есть, трупов. Какая вам повестка?

— Он несовершеннолетний, — сообщила мать.

— Ну, так и вы собирайтесь. Хотя… Ему шестнадцать ведь уже есть?

— Есть, — подтвердил отец.

— Статья сто два уголовного кодекса РСФСР распространяется даже на четырнадцатилетних. Давайте не будем усугублять⁈ Иначе я оформлю принудительный привод.

— Мам, пап, не нужно усугублять. Старший лейтенант выполняет поручение следователя. ДА?

Старлей кивнул.

— Отдельное поручение от следователя есть? — спросил я.

Лейтенант снова нахмурился.

— Сказали доставить, я исполняю. Я дежурный оперуполномоченный, Кобцев.

— Вы бы хоть удостоверение показали, товарищ старший лейтенант.

Милиционер достал красную корочку и предъявил в раскрытом виде.

— Сейчас оденусь, — сказал я. — Не переживайте, мам-пап. Я сам скатаюсь. Ни к какому убийству я не причастен. Кого убили хоть?

— Не важно, — буркнул опер. — Одевайся, а я посмотрю.

— Смотрите, если положено, — сказал я.

Одевшись и выйдя в прихожую, я увидел одетую, на растрёпанную маму.

— Мамуль, я сам справлюсь. Не беспокойтесь и постарайтесь уснуть.

— Да, какой тут сон⁈ — всплеснула мама руками. Из её округлившихся от испуга глаз непрерывными потоками текли слёзы.

— Это какая-то ошибка, — сказал я. — В милиции разберутся.

— Разберёмся-разберёмся, — сказал и хмыкнул опер.

Меня привезли в Первомайский отдел милиции и сразу, ощупав тело и спортивный костюм, засунули в камеру, где сидело ещё трое подвыпивших парней. Один из них беспокойно спал на одной из двух шконок, постоянно ворочаясь и издавая неприятные горловые звуки.

— Курить есть? — спросили меня один из сидевших на другой деревянно-металлической лежанке.

Я покрутил головой, оглядывая помещение.

— Знакомься, знакомься, — хмыкнул второй сиделец. — Спортсмен, что ли?

— Что-то типа того, — сказал я и показал на их шконку. — Присяду?

— Присядь, — пожал плечами первый и показал себе на колени.

Он сидел ближе к двери и я достал его правой пяткой в лоб, сделав лишь короткий подшаг. Парень дёрнулся назад и затылком врезался второму парню в голову, разбив нос и губы.

— Сука! — гнусаво просипел второй и, вскочив со шконки, метнулся ко мне.

Первый пытался смотреть на меня разъехавшимися в разные стороны глазами, но у него это плохо получалось. Встретив второго ступнёй левой ноги в бедро шагнувшей ко мне его правой, я отбил его руки простыми боксёрскими накладками и он «рюхнулся» бы на пол лицом вниз, но я придержал его за плечи и отправил в обратный путь на шконку. Сев на то место с которого он только что пытался меня достать, второй сильно удивился. А первый, зарычав, сделал попыткуоттолкнуться руками от деревянной поверхности кровати и встать, но я выбросил ногу перед собой и остановил её перед его носом.

— Даже не думай, — пригрозил кулаком я. — Останетесь без зубов. Встали и пересели на другую шконку.

— Да ты чо, пацан⁈ Попутал⁈ Да тебя на хате на лоскуты порвут за нас.

Я махнул ногой и легонько треснул первому по затылку подъемом ступни.

— Больше предупреждать не буду. Быстро пересели! А то я сам вас на шлямбур насажу, и Вася. Будете потом на хате кукарекать под нарами.

Я показал им «козью морду» и наставил на них «рога» из пальцев.

— Борзый? Или из блатных? — спросил первый. — Вроде не похож!

— Быкует, — сказал второй.

— Спортсмен я.

— Нет такой масти на зоне.

— А я и не собираюсь туда. Меня случайно зацепили.

— За что?

— За убийство. Семерых зарезал, восьмого не углядел — ушёл.

— Шутишь? — хмуро прогнусавил, вытирая кровь рукавом рубашки второй битый.

— Шучу. За пятерых жмуров взяли.

— Иди ты⁈ — раскрыл рот первый.

— Но я ни при делах! Это так опер сказал. А я про эти убийства ничего не знаю.

— Е*ануться! — выразил свои отношение к услышанному «второй».

— Извини, парень, что пошутил так, — сказал первый. — Зафоршмачить не хотел. Так… Куснуть[2] чуть-чуть. Скучно стало. Думал, что ты фазан[3] залётный. А ты, видим, человек — серьёзный, тяжеловес[4], хоть и первоход. Закон знаешь?

— Откуда? — удивился я и улыбнулся. — Я же спортсмен.

— А-а-а? Ну да, ну да… Держишь фасон? Правильно.

— А вы, как тут очутились? — спросил я аккуратно.

— Спалились, — вздохнул первый.

— Знатно ты хлещешься, — сказал второй. — Спасибо, что не покалечил, предупредил.

— Зачем людей калечить?

— Прям так и увидел в нас людей? — хмыкнул второй. — Вот так сразу?

— Что ж я слепой, что ли? Знаков на пальцев не вижу?

— Ну вот, а говоришь, закон не знаешь, — сказал второй.

— Хм! Знаки видишь и не побоялся человека ударить? — спросил первый, у которого всё-ещё красовался след от моего туфля.

— Если я правильно понимаю, то за то, что было мне предложено и убить не грех. Да и разве я ударил? Толкнул лишь, чтобы не шутил никто так больше. А второго я и не бил вовсе. Остановил только. Чтобы не было потом мучительно больно.

— Борзый ты, — прогнусавил второй. — Но это нормально. Фасон поперваку надо держать строго. Правильно сделал, что не зассал нас. Мы с Билом понятливые. Сами спуску никому не давали. Да, Бил?

— Было дело… А хлещется он здорово. Такого бы в

— А если на тебя толпой навалиться?

— Толпой — это толпой. Там видно будет.

— Правильно ставит себя, — сказал первый.

Второй явно был выше «первого» по положению. Получалось, что я правильно определил его роспись на пальцах первого: карта пика-треф и цифра шесть с шестью точками. Это означало, что у он «шестёрка» при авторитете. Помощник, так сказать. А у второго перстней было побольше. Все разглядеть не получилось, но присутствовал «перстень» с трефовой мастью, что означало — судим за кражу, то есть — вор и другой перстень с большой чёрной «точкой» — то есть — имеет побег.

Предок и в знании воровского мира был «прошаренным». И ведь тоже имел возможность познакомиться с ними, то есть с уголовниками, в естественных, так сказать, условиях их обитания. В естественном ореале, хе-хе… Вот и я пошёл по стопам «предка». Эх…

— Что ж тебя к нам закинули? Первохода к людям? — спросил первый. — Не правильно.

— За сученых нас держат, — прогундосил авторитет. — Поколется парнишка, а они потом растрезвонят, что мы парнишку шуганули по их заказу.

— Суки!

— Ты это… Как зовут тебя?

— Михаил.

— О! Правильно сказал. Не Мишка, а Михаил. Так вот, Михаил. Будешь говорить, что мы с тобой обошлись культурно, а я тебе забуду твою борзость и наказывать не буду. Спишем мой нос и губы на ментов. Но руками-ногами своим в хате не маши. Мы передадим по прогону, чтобы тебя не кусали, а нормально приняли. Как фамие твоё?

— Шелест, моя фамилия, — вздохнул я. — Михаил Шелест.

— Хм! Как погоняло! И кликухи не надо.

— Так и будет он — Шорохом. Я сказал. А с мастью своей определяйся. Думаю, если осудят, в мужиках ты не отсидишься. Тебе за пятерых жмуров пятнадцать годков корячится. Два и более… Отягчающие…

— Статья сто вторая пункт «з», — сказал первый сокамерник. — Вышак, — это вряд ли, но по максималке протянут. Кого замочил, хоть?

— Я? — «удивился» я. — Никого. Даже не знаю о чём разговор.

— А? Ну да, ну да…

— Хорошо держится пацан, — сказал «шестёрка» авторитету и спросил. — Тебе же восемнадцати нет?

— Нет.

— Значит вышкарь отменяется.

— Вот-вот. Вот я и говорю, что с мастью определиться мы тебе поможем. Нам такие бойцы нужны.

Я снова раскрыл рот, но «второй» замахал на меня руками. — Слышали-слышали. Ссылайся, если что, на Туркмена. Это я. А это Цапель — моя шестёрка. Тоже очень известный в узких кругах специалист. Мы у вас тут проездом. Ха-ха… На гастролях, так сказать… Но судиться будем тут. Ха-ха… Встряли мы конкретно! Так встряли, что хрен провернёшь. Да-а-а…

[1] https://vkvideo.ru/video-209571765_456239553?ref_domain=yastatic.net

[2] Укусить — подковырнуть.

[3] Фазан — неопытный вор.

[4] Тяжеловес — осуждённый за убийство.