12

Не знаю, становится мое ожидание легче или тяжелее оттого, что я видел Хлою. Мое желание не ослабевает. Теперь я летаю в Страну Дыр каждую ночь, правда соблюдая все меры предосторожности. Я жажду вновь увидеть Хлою. Я – что-то среднее между любителем подглядывать в замочную скважину и охотником, выслеживающим добычу.

За несколько месяцев мне несколько раз попадаются Филипп и Дерек, а однажды – даже Чарльз и Саманта. Но Хлоя – ни разу.


Ближе к концу апреля на исходе дня мне звонит Рита.

– Теперь я знаю, что происходит, – говорит она.

– Это вы о Тинделле?

– О ком же еще? Вчера мы с Хелен пошли пообедать вместе. Она не хотела разговаривать об этом в офисе. Когда Тинделл застает нас с ней за болтовней, он бывает очень недоволен. Ну вот, мы заказали вина, и после бокала-другого Хелен немного расслабилась. Кажется, ваш друг Йен Тинделл интересуется политикой.

– Он всегда ею интересовался, – отвечаю я, думая о том, что принадлежность Тинделла к либералам вполне уравновешивается сочувствием Артуро консерваторам. Нам полезны обе партии.

– Да, но не до такой степени,- возражает Рита.- Он со своими партнерами по Своенравному рифу сформировал свой комитет. Догадайтесь-ка, какого конгрессмена они будут поддерживать на будущих выборах в губернаторы?

С глубоким вздохом я отвечаю:

– Только не Мунца!

– Именно Мунца.

– Неужели он настолько глуп, чтобы купиться?

– Или настолько жаден, – смеется Рита.

На следующий день я звоню Артуро и передаю ему информацию Риты.

– Вот задница! – говорит он. – Не волнуйся. Я с ним поговорю, напомню, что мои друзья из «Геральд» могут заинтересоваться парочкой скандалов.

После беседы со мной он сочтет за счастье просто остаться в Конгрессе. И еще, я уверен, ему очень захочется сохранить птичек на Своенравном рифе.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Когда ты наконец разрешишь мне что-нибудь предпринять в отношении Тинделла?

– Скоро Рита закончит свою юридическую школу. Я бы хотел, чтобы она немного поработала с Йеном. Прежде чем я приму решение. К тому времени я уже должен буду вернуться.

– Могу я пока по крайней мере официально перевести ее к нему в отдел? Она начнет набираться опыта, а ему станет неуютно.

– Он изойдет на… – усмехаюсь я.

– Возможно,- соглашается Артуро.- Но я успею найти нового секретаря на место Риты до того, как уйду в отпуск, а отпуск у меня в мае. Пожалуй, скажу-ка ему это сегодня. Учти, он может тебе позвонить.

– Скажи, что буду рад его слышать, – говорю я. Но, к моему удивлению, Тинделл не звонит.

Наступает май, и Генри начинает приставать ко мне, чтобы я взял его с собой в Страну Дыр.

– Мне почти пять лет, – говорит он. – Ты сказал, что возьмешь меня после дня рождения.

– До твоего дня рождения еще две недели.

– Это .несправедливо! Ты сам говорил, что я летаю лучше, чем ты в моем возрасте, а дедушка уже тогда брал тебя на охоту!

Я улыбаюсь сыну. Мальчик вырос на целую голову с тех пор, как мы прилетели на Ямайку. Ему приходится чуть не каждую неделю покупать новую одежду. По правде говоря, Генри уже вполне готов сопровождать меня. Теперь он не отстает от меня в воздухе и легко повторяет почти все мои маневры. Но если я возьму его сейчас, то чем порадую в день рождения?

– После дня рождения, – строго говорю я.

– Ну пожалуйста! – умоляет он.

У него такой печальный вид, что я не могу удержаться от смеха:

– Сегодня ночью мы можем долететь до границы Страны Дыр. Но не дальше, ясно?


Генри не терпится. Он тянет меня вниз за полчаса до захода солнца. Он слоняется вокруг бассейна, взбирается на вышку, топчется там, но не прыгает. Я наслаждаюсь тишиной вечера, смотрю, как темнеет небо и появляются первые звезды. Облаков почти нет. Полная Луна висит низко над землей, вокруг нее ореол отраженного света.

– Прекрасная ночь для полетов,- говорю я, указывая на небо.- Видишь это кольцо вокруг Луны?

Генри кивает и спрашивает:

– А что это такое?

– Люди говорят, что это все из-за влажности воздуха. Мы же, Люди Крови, называем такую Луну Луной Двайлы, хотя моя мать всегда предпочитала говорить «Драконья Луна».

– Почему?

– Ей казалось, что так романтичнее. Отцу это не нравилось. Она и себя относила не к Людям Крови, а к драконам. Я думаю, это потому, что детство и юность она провела среди людей. Как бы там ни было, когда я был маленьким и на небе появлялась такая Луна, мама всегда рассказывала мне историю про Двайлу и Кестура, – говорю я, улыбаясь.

– Расскажи мне. Пожалуйста! – просит Генри. Я начинаю теми же словами, какими обычно начинала моя мать:

– Давным-давно, до того как появились люди, жила-была одна девица по имени Двайла. Она была нашей породы, из очень могущественной семьи. Когда пришло время ей покинуть дом и найти своего мужчину, отец Двайлы, Магнус, который был ревнив и себялюбив, запер ее в подземелье их дома.

И все же он ничего не мог поделать с запахом девицы, и скоро около их дома стали собираться муж

чины, готовые взять Двайлу в жены. Магнус сражался с каждым из них. Одних прогнал, других убил. Но однажды явился мужчина, с которым он не смог справиться. Они сражались много дней, в воздухе и на земле, и ни один из них не мог одолеть другого. И наконец этот молодой мужчина, по имени Кестур, предложил Магнусу устроить состязание, чтобы Двайла досталась тому, кто выйдет из него победителем. Магнус согласился и спросил, что за состязание имеет в виду его соперник. «Пусть его условия назначит твоя дочь», – предложил Кестур. Магнус выпустил Двайлу из подземелья и рассказал ей об их договоре. Она выслушала отца и взглянула на Кестура. Едва Двайла увидела его, она сразу поняла, что хочет провести с ним всю свою жизнь. Ей очень хотелось придумать такое состязание, в котором Кестур точно вышел бы победителем. Все знали о физической мощи Магнуса, поэтому Двайла не предложила им меряться силой. И как охотник отец Двайлы не знал себе равных, так что и тут с ним было бесполезно состязаться. Однако он был старше своего соперника и тяжелее его. «Я останусь с тем, кто летает выше и быстрее»,- сказала она. Кестур взмыл в небо, Магнус – за ним. Двайла следила за их полетом с земли, пока они не скрылись из виду. Желая своими глазами увидеть, кто же победит, она взлетела и устремилась за ними. Они летели выше гор, выше облаков: Кестур – впереди, за ним – Магнус, за ним – Двайла. Они поднялись еще выше. Воздух стал холодным, земля внизу теперь казалась очень маленькой. Но Кестур все поднимался и поднимался, а Магнус все больше и больше отставал, пока наконец не понял, что проиграл. И тогда он устремился вниз и, пролетая мимо своей дочери, сказал ей: «Он твой, а ты – его». – «Навсегда», – отозвалась Двайла и полетела за своим избранником. Но Кестур не знал, что он уже победил. Он не оглядывался назад и не останавливался. Он уносился все выше и выше, все быстрее и быстрее. Никогда еще никому из Людей Крови не удавалось подняться так высоко над землей. Кестур сжег свое сердце и, обессилев, упал на поверхность Луны. Там Двайла и нашла своего избранника. Кружа над Луной, она до сих пор оплакивает своего возлюбленного. Так гласит легенда. А этот ореол, который мы видим вокруг Луны,- слезы, которые роняет Двайла.

Генри внимательно смотрит на Луну:

– Это ведь все неправда, папа?

– Может, и неправда, – отвечаю я, – но всякий раз, как появлялась Драконья Луна, моя мать говорила, что желала бы мне найти подругу, такую же верную, как Двайла.

Я позволяю Генри первому поменять обличье и взлететь и взлетаю следом за ним. Он больше не машет крыльями без толку, не теряет ориентацию при поворотах. Теперь он умеет парить, беречь силы. К сожалению, мне некому рассказать о его успехах.

Опередив Генри, я направляюсь к Виндзору, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз. Сын повторяет мои движения, смеется, если я вдруг резко меняю направление, и он не поспевает за мной.

– Так нечестно! – беззвучно кричит он.

– В жизни все нечестно, – отвечаю ему я. Посмотрев вниз, замечаю маленькую собачку. Она тру

сит по тропинке к пастбищу. – Скажи мне, что ты видишь.

Генри описывает круг, внимательно смотрит вниз:

– Собака?

– Представь, что это человек. Принеси ее мне.

– Убить ее?

Отец пришел бы в бешенство от такого вопроса, выдающего нерешительность Генри. Но ведь ребенок всегда играл с собаками. Естественно, он не хочет причинять им зла, если в этом нет необходимости.

– Нет, сынок. Просто принеси ее мне. А потом вернешь обратно.

Генри по спирали спускается вниз, постепенно набирая скорость. Он подлетает к собаке с тыла, живот его почти касается грязной тропинки. Генри взмахивает крыльями, на секунду приподнимается повыше, потом хватает жертву когтями ног. Собака сначала визжит, а когда Генри поднимается с ней в воздух, начинает выть.

– Очень хорошо, – говорю я. – Твоя мать гордилась бы тобой.

– Ты видел, папа? – спрашивает Генри, поднявшись ко мне с дрожащей от ужаса собачонкой в когтях.

– Да, я все видел. Ты будешь отличным охотником. Я в этом не сомневаюсь.

Собака жалобно скулит.

– Отнеси ее обратно сынок, и полетели дальше.

Генри ныряет вниз. Мне доставляет удовольствие мысль о том дне, когда мы с ним будем охотиться вместе, вместе наслаждаться величием и тишиной ночи, любоваться лунным светом над Ямайкой. Спускаясь навстречу своему сыну, я подумываю, не разрешить ли ему уже сегодня слетать со мной в Страну Дыр.

От моих размышлений меня отрывает… аромат мускуса и корицы. Он на секунду обволакивает все мое существо и тут же исчезает. Я издаю разочарованный рев.

– Папа! – тревожно спрашивает Генри. – Что случилось?

Я знаю, что надо ответить, но вместо этого бешено бью крыльями, набирая высоту, и вновь мне на секунду удается поймать этот запах. Потом я медленно спускаюсь вниз и… снова чую его. Это запах Хлои! Я в этом уверен. Даже не запах, а лишь намек на него, первый сигнал. Это не тот стойкий, тяжелый запах, который когда-то подарила мне Элизабет. И все-таки меня бросает в дрожь. Я снова реву, а сердце у меня бьется так, что этот стук отдается в ушах.

– ПАПА!

Мне требуется сделать над собой сверхъестественное усилие, чтобы обратить внимание на сына.

– Все в порядке, Генри, – мысленно успокаиваю я. Хорошо бы овладеть собой до того, как он подлетит ко мне. – Ничего страшного не случилось, но сейчас мы должны вернуться домой. Я говорил тебе, что когда-нибудь почувствую, что пришла пора найти Хлою.

– Уже, папа? – У Генри горят глаза.

– Может быть.

Мне приходится удерживать себя, чтобы не нестись как сумасшедшему обратно в Бартлет-Хаус. Я с ума схожу, пока Генри укладывается спать.

– Если меня не будет, когда ты проснешься,- говорю я ему,- просто позови меня мысленно. Я тебя услышу и прилечу домой.

Генри обнимает меня и говорит:

– Надеюсь, что ты будешь здесь, когда я проснусь, папа.


Я бегу вниз через две ступеньки и все же взлетаю раньше, чем добираюсь до бассейна. Не тратя времени на выписывание спиралей, не глядя по сторонам, я несусь к Стране Дыр, блаженно вдыхая упоительный запах корицы и мускуса.

Он ускользает от меня с последними огнями Виндзора, после того как я миную первые яйцевидные холмы Страны Дыр. Потом намек на запах вновь появляется и завладевает мною. Мой рев нарушает ночную тишину. Больше я не намерен прятаться в Стране Дыр, как пугливая мышь, опасающаяся кота. Мне теперь безразлично, знает ли кто-нибудь, что я здесь. Не собираюсь скрывать, что ищу Хлою.

То, что запах такой слабый, едва уловимый, просто сводит меня с ума. Стоит мне только его почувствовать – и он исчезает. Я гонюсь за ним мили и мили, обретаю его на секунду, чтобы сразу же потерять. Я готов следовать за ним куда угодно.

И все же, несмотря на феромоновый туман, окутавший мой мозг, я не утратил способности здраво рассуждать. Если это первая ночь Хлои, то она, должно быть, либо ищет место для гнезда, либо уже нашла и носит туда ветки и листья, чтобы устроить ложе. Вспомнив о пещере, в которой мы с ней оба однажды пережидали бурю, я спешу туда.

Смешанный запах корицы и мускуса усиливается по мере приближения к пещере. Он слишком слабый, чтобы можно было твердо рассчитывать найти Хлою там, но достаточно сильный, чтобы терзать меня надеждой.

Пещера пуста. Но воздух внутри благоухает Хлоей. Не в силах противостоять аромату корицы и мускуса, я вползаю внутрь и обнаруживаю там ложе из веточек и листьев. Правда, работа над ним еще не закончена. Без сомнения, если просто сидеть здесь и ждать, Хлоя непременно появится.

Но сидеть и ждать я не в силах, так же как не в силах противостоять ее аромату. Я снова взлетаю и кружу над долиной. На третьем круге мне наконец удается увидеть Хлою. В когтях передних лап у нее пучок веток.

Хлоя не замечает меня, пока на большой скорости я не пролетаю мимо нее вниз.

– Кто тут? Филипп, это ты? Мама же сказала тебе, чтобы ты от меня отстал.

Я возвращаюсь назад, снова пролетаю мимо нее, на этот раз с правой стороны, и опять ныряю вниз.

– Так скоро? – спрашивает она. – Мама говорила, что могут пройти годы, прежде чем меня обнаружат. Ты – тот, кто был тогда в глубине пещеры, да?

Возвратившись и уже летя рядом с ней, отвечаю:

– Да, это был я.

Светло-зеленая чешуя Хлои мерцает в лунном свете. Ее запах, наконец-то обретший силу, окутывает меня. Собираю всю свою выдержку, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас. Лечу рядом и жду, не подаст ли она какой-нибудь знак.

Пока мы летим над долиной, Хлоя молчит и то и дело бросает на меня пристальные взгляды. Наконец, уже совсем рядом с пещерой, она спрашивает:

– Питер?

Обрадованный тем, что она помнит меня и узнала, я отвечаю:

– Да.

Как будто пронзенная резкой болью, Хлоя издает дикий вопль и роняет свою связку веток.

– НЕТ! – кричит она. – Уходи! Оставь меня! Не хочу!

Загрузка...