Драконы моря

Глава 4 Зеленая луна

— Ой, какая луна зеленая! Нет, правда-правда, сам посмотри! Ну Саша, ну не спи же!

— А кто спит-то?

Саша, Александр Иванович Петров, молодой человек двадцати восьми лет, шатен с карими глазами и небольшой пижонской бородкой, потянулся, поиграл мускулами. Уж слава богу, было чем играть, ни ростом, ни статью Господь не обидел, да и умом тоже. Вот только удачливостью и счастьем — ну да это как посмотреть.

— Нет, милая Леночка, это не луна зеленая, это глаза у тебя зеленые! Ишь как сверкают…

Так и хотелось добавить: «словно у голодной кошки». В другое время Александр и не постеснялся бы, добавил, но сейчас не хотелось обижать девушку. Ведущая актриса все-таки, бабок в день зарабатывает столько, сколько сам Александр Иваныч — в год. Ну ладно, не в год — в месяц. Господь Бог не дурак одним ум дает, другим красоту, третьим — деньги. Редко так бывает, чтобы все вместе, в одном флаконе. А вот Леночке повезло, и красивая, и богатая, только вот с умом… Ой, на что женщине ум, когда деньги запросто так с неба валятся? Сиречь — от киностудии, от продюсеров. Как же, гламурную суперзвезду пригласили!

Поднявшись с постели, молодой человек подошел к окну, распахнутому в звездную ночь, жаркую, терпкую, южную, притянул к себе девушку, погладил по спине. Нет, все-таки она очень красивая, особенно сейчас: обнаженная, трепетно-манящая в призрачном лунном свете. Ах, какой бюст, какие бедра, шея! Вот только актриса, увы, никакая. Впрочем, в постельных сценах вполне даже ничего, а вот что касается всего остального…

— Ой, Сашка, какой ты сильный! — Лена провела пальцем по груди Александра, тот крепко обнял девушку, с жаром поцеловал в губы.

— Нет-нет… — Томно опустив ресницы, та притворно попыталась вырваться, — Ну ведь только же… И глаза у меня, кстати, не зеленые, а серые, с зеленоватым отливом. А луна — зеленая. Зеленая! Зеленая! Зеленая! — Девушка капризно поджала пухлые губки.

— Ладно-ладно, зеленая.

Не выпуская актрису из объятий, Саша скосил глаза. Действительно зеленая! Впрочем, это не луна, а сверкает что-то далеко в море.

— На северное сияние чем-то похоже.

— Что похоже?

— Ну этот блеск.

— А…

Девушка погладила Александра по плечу и вдруг, словно кошка, фыркнула:

— Однако у тебя и татуировка!

— Какая? — Саша хлопнул глазами и ухмыльнулся, — Ах, это…

На левом предплечье у него синел штурвал и якорь, обвитый лентой с надписью «Товарищ». Повезло, служил в юности на этом прославленном бриге, с тех пор и паруса знал как свои пять пальцев.

— Что, не нравится?

— Конечно не нравится! — Леночка смешно сморщила носик — Не айс! Вовсе не айс. Слушай, а давай-ка мы тебе эту татушку сведем, а сверху что-нибудь крутое сделаем. Можно рыбку или там паука…

— А кошечку? — Молодой человек закусил губу, чтоб не рассмеяться.

— Какую еще кошечку?

— Ну, татуировку. Кошечку хочу, никакой паук мне не нужен!

— Кошечку… — Девчонка закашлялась, и Александр ласково похлопал ее по спине.

Потом погладил, поцеловал и, легко подхватив в объятия, унес обратно в постель. Актриса томно рассмеялась.

— Экий ты неутомимый, Сашка! Настоящий каскадер, не зря тебя сюда взяли!

Саша лишь усмехнулся, лаская девчонке грудь.

Ну конечно, не зря! А как же?

Во-первых, он на киностудии штатным каскадером работал, чаще всего в морских сценах: утопления, прыжки в воду с отвесных скал и прочие абордажи. Во-вторых, с продюсерами был неплохо знаком, в-третьих… Гм, в-третьих, может, повезло все-таки?

А что, почему это кому-то другому может повезти, а ему, Александру Иванычу, — фиг? Что за несправедливость такая?

Продюсерам (Сашкиным хорошим знакомым) все лавры «Пиратов Карибского моря» спать не давали, вот и решили замутить нечто подобное, на такую же подростково-беспроигрышную тему Идиоты, нет чтоб на Достоевского замахнуться или там на Герцена, «Былое и думы». Какие драмы можно было бы снять, какой разгул страстей, какие психологические типы… Куда там! Все по легкому пути норовят идти — бабла нарубить по-быстрому.

С другой стороны, на хороший-то фильм и актеры нужны такие же. Именно актеры, а не такие, прости Господи, как Леночка, хотя против нее Саша ничего не имел, еще бы… Или вот главный герой — Гейзерих, предводитель вандальских пиратов, то есть не Гейзерих, конечно, а тот, кто его играл. Тоже мне нашли актера — Лешеньку Стрепова. По сравнению с ним и Леночка — Сара Бернар. А Лешенька, мало того что «голубой», так еще и играть ни хрена не умеет, ему б только по «ящику» мелькать во всяких там «звезды на льду, подо льдом, на скотном дворе» и прочем. Ну разве настоящий актер до подобных дурацких шоу опустится? Разве только от лютого безденежья.

Впрочем, была в Лешеньке и одна хорошая черта, даже две: выпить был не дурак и на Александра Иваныча походил как родной братец. Ну, пусть как двоюродный. Похожи, что и говорить, только Лешенька малость послабее да пожеманнее. Вот, наверное, за похожесть Сашу и взяли сюда, в Тунис. Уж больно продюсерам хотелось, чтоб снято было на развалинах Карфагена.

Так вот он, Карфаген, сбылись мечты идиотов! Вот, прямо в распахнутое окно пансиона — россыпь огней, не таких уж и ярких. Рю Виржиль, рю де Суффет, авеню Хабиба Бургибы — типично карфагенские улицы. Рядом, внизу, магазинчики, универсамы «Монопри» и чуть дальше «Касторама» — тоже типично карфагенские, как и вывески на французском языке. Он тут, как на Украине и в Белоруссии, — русский. Все понимают, все говорят, хотя бы немного.

А вообще, Карфаген — пригород Туниса — очень даже уютное местечко. Недорогой частный пансион, спокойствие, развалины: термы Антонина Пия, совсем рядом, вот буквально две минуты ходьбы — жертвенник-тофет, от пунийцев еще остался, камешки эти уж точно Ганнибала помнят, по крайней мере должны. Позади, за железнодорожной веткой, но тоже не особенно далеко, за холмом Бирса с остатками крепостных стен и собором Сен-Луи — музей Карфагена. Сходить бы туда, да некогда, все работа, работа…

Продюсеры спешили, не хотели зря тратить денежки. Тогда, спрашивается, какого черта сюда потащились? И на Черном море могли бы ничуть не хуже снять. Но нет, подавай им Средиземное! Хотя по деньгам, наверное, здесь дешевле выйдет. Да и дней солнечных без счета, снимай — не хочу! Планету Татуин из «Звездных войн» как раз тут и снимали, не на самом побережье, конечно.

— Бабуин? — Леночка удивленно моргнула. — Какой еще бабуин?

— Татуин, говорю.

— А, ты про татушку!

— Тьфу ты! Да нет, про «Звездные войны».

— Ах, про войны…

На прикроватной тумбочке лежал небрежно открытый Коэльо, Лена его «типа читала», как и Мураками, Уэльбека. Так было принято в ее гламурном кругу, вставить в разговоре иногда: «А вот у Коэльо…», «Читала вчера Уэльбека — не понравилось». Саша иногда думал: вот бы кто-нибудь издал книжки «Сто модных авторов» или «Все русские классики в кратком пересказе для тех, кто не умеет читать». Мгновенно бы стали бестселлерами!

— А здорово ты сегодня Лешеньку подменил! Классно так стоял, а волны вокруг сверкали. Нет, правда-правда, классно!

— Ну, Лешеньку я не подменял, — Александр хмыкнул. — Это чисто моя была работа, каскадерская. Лешеньке завтра, хм, с тобой в постели играть.

Девушка неожиданно улыбнулась:

— Он сможет, даром что… Ой!

Зябко поведя плечом, Леночка схватила любовника за руку:

— Что это там, за окном? Слышишь? Там внизу кто-то ходит! Ой, Сашка, мне страшно!

— Не боись!

Обняв девчонку за плечи, молодой человек поискал в тумбочке сигареты, не нашел и вспомнил, что второй год бросал курить. Месяц уже не курил! И ни капельки не тянуло. Если куда и тянуло, то к Ленке в постель, да еще выпить, а с этим тут были проблемы. Тунис — страна мусульманская.

— Нет, там явно кто-то ходит. Может, пойти хозяина разбудить?

— Ага, его добудишься, как же!

Хозяин уютного трехэтажного особнячка с обширным двором и садом, месье Арон Ашкензи, был тунисским евреем, человеком весьма не бедным и не глупым, но в быту весьма аскетичным и чуждым всяких фривольностей. Если что себе и позволял, так это всласть поспать. Не такой уж и большой недостаток. Вот только если засыпал, так хоть из пушки пали — не разбудишь!

— Посиди пока…

Поцеловав девушку, Александр накрыл ее покрывалом, а сам на цыпочках подошел к окну, выглянул.

— Ну? — нетерпеливо прошептала Леночка. — Чего там?

— Тсс! — Сделав зверское лицо, Петров обернулся, — Там уже не только ходят, лезут!

— Лезут?! Куда?

— Как это — куда? К нам, конечно. Ну, в смысле — к тебе!

— Саша! Мне страшно! Надо позвать кого-нибудь!

— Не надо. А вот одеться, пожалуй, следует!

Быстро натянув футболку и джинсы, молодой человек притаился у окна с видом заправского заговорщика и, приложив палец к губам, прошептал:

— Будем брать сами!

— Сами?! Ты что, с ума сошел, что ли? Я рисковать не…

— Бонжур, месье! — высунувшись в окно, громко поздоровался Александр, — Точнее, бон суар! Помочь забраться?

Нагнувшись, он протянул руку, помогая залезть в комнату запыхавшемуся толстяку Валентину, ответственному за свет, реквизит и воду.

— Привет-привет, Сашок, — отдышавшись, дружелюбно улыбнулся толстяк — Ух, едва забрался! Эй, Леша… — Он свесился с подоконника вниз. — Ты где там?

— Лезу…

В окне показался исполнитель главной роли Лешенька Стрепов, красивый, как молодой бог: в гламурных узеньких джинсиках со стразами и блестящей рубашке.

— Привет! Что, тоже не спится?

— Не спится.

— А мы за вином ходили!

— Вот как' — Александр хлопнул в ладоши, — И что, нашли?

Лешенька хвастливо ухмыльнулся, кивая на кофр за спиной Валентина:

— Нашли! А как же, зря, что ли, ходили? Только вы это… тсс… Как бы Саныча не разбудить!

Саныч — режиссер, Максим Александрович Сидровцев, тоже весьма известный, правда, не такой знаменитый, как Лешенька.

— Сейчас выпьем! — азартно суетился осветитель, — Лена, у вас стаканы есть?

— Два, на тумбочке.

— Еще я могу принести, — Саша направился к двери, — Вино в «Монопри» брали?

— Нет там вина! В «Кастораме» взяли, в Тунисе. Какие-то моряки с утра еще все раскупили, а нового в магазин не завезли, не успели, знаете ведь, как тут с вином.

— Моряки? — удивился Александр.

На рейде в торговой гавани сегодня стоял только один иностранный корабль, турецкое научно-исследовательское судно с большой полусферической антенной. Турки раскупили вино? Вот уж вряд ли. Значит, никакие это не турки, по крайней мере команда. А может, это «аспиранты» все выпили?

«Аспирантами» режиссер Саныч, а за ним и все остальные, именовал сценаристов, причем произносил это слово с неким оттенком презрения. Саша как-то спросил, почему так? Не Саныча спросил, а Валентина. Тот оказался в курсе, пояснил, мол, сценарий — полное фуфло, больше для какого-нибудь индийского фильма подходящий, с потерей главным героем памяти, с разлученными в детстве сестрами-близнецами, короче, «Зита и Гита». Ничего другого сценаристы («аспиранты», ха!) придумать не могли. Но оказались то ли родственниками, то ли хорошими знакомыми одного из продюсеров, вот он и порадел родным человечкам, пристроил к работе, даже сюда, в Тунис, взял, хотя толку тут от них было, как от козла молока.

— Так почему «аспиранты»-то? — допытывался Александр.

— Да потому — Валентин с шумом откупорил бутылку — Один из них в какой-то районной газетке работал, а там у них, в районе, съезд эсперантистов проходил, на международном уровне. Наш типчик слышал звон, да не знал, где он, однако статейку махнул. Правда, эсперантистов с аспирантами перепутал, так вот заголовок и выдал: «Молодые аспиранты съезжаются в наши края!»

— Да зачем журналистам в чем-то разбираться- то? Это и невозможно, они ведь обо всем пишут, — неожиданно усмехнулся Лешенька, — Я вот раньше следаком работал, после школы милиции.

— Чего?! — Сашка чуть стакан не выронил от такой новости, — Ты — и в ментовке?

— А что? Думаешь, сразу Робертом де Ниро родился? Три года отпахал как миленький, чтоб в армию не идти. Так с тех пор вообще газеты читать не могу. Ты наливай, Валентин, чего смотришь?

— А? Сейчас-сейчас…

Похоже, и для осветителя прошлое гламурной звезды было новостью из разряда тех, про которые пишут в таблоидах. Осушив стакан одним глотком, Лешенька снова подставил его Валентину:

— Наливай, не спи!

И снова опрокинул. Этак никакого вина не напасешься! Закурил:

— Читаешь криминальные статьи — просто уши вянут. Про голимую кражу пишут — «ограбление», про грабеж — «обокрали». Ну, я понимаю, конечно, что все не охватишь, что не Достоевские, но в том, о чем пишешь, разбираться-то надо, хотя бы чуть-чуть. А то вот еще напишут: «Завели дело на Пупкина»! Заводят дешевую шлюху в номер! Или патефон. Уголовные дела не «заводят», их «возбуждают». Что, трудно написать: «Возбуждено уголовное дело в отношении Пупкина», или там — «по факту кражи»? Или вот еще: «Дело закрыто»! «Прекращено» надо говорить, а «закрыто» — это винный магазин, а не дело. Вот уж точно — «аспиранты». И главное, учиться ничему не хотят! Хотя, с другой стороны, может, оно и правильно? Может, у них установка такая? Зачем законопослушному обывателю знать, как функционируют милиция и прокуратура?

— Ай, Лешка, что ты заводишься-то? — усмехнулась Леночка. — Ты на наших сценаристов посмотри. Ладно. Пойду вниз спущусь, за стаканами.

— Так есть же два!

— Ну вот еще, по очереди, что ли, пить будем?

Она вышла, мягко прикрыв дверь.

— Красивая баба. — Бросив недокуренную сигарету в горшок с цветком, Лешенька с некоторым цинизмом в глазах взглянул на Сашу: — Ты ее, что ли, трахаешь? Извини за вопрос.

За такие вопросы вообще-то нормальным мужикам морды бьют, но этому… Да он, похоже, и вовсе не ждал ответа. Уже третью бутылку пил, можно сказать, в одну харю. Снова закурил, подошел к окну, сплюнул:

— А мне так не дала, жопа с ушами! Говорит, ты вечно пьяный и вообще не в моем вкусе. Надо же, слова какие знают… Начитаются всяких Коэлий, потом строят из себя «битте-дритте фрау-мадам».

Валентин с Сашей удивленно переглянулись:

— Не дала?! Тебе?! Так ты же… гм…

— Хотите сказать — «голубой»? — Суперстар неожиданно расхохотался, — А вот фиг вам! Прикидываюсь просто. Вы даже представить себе не можете, какие в гей-сообществе бабки крутятся, какие там связи! Без их помощи мне бы ни за что в актеры не выбиться. Сидел бы сейчас в райотделе, расследовал бы с утра до позднего вечера всякую гнусь за зарплату в двенадцать восемьсот. В конце концов спился бы и помер. Что смотрите? Сейчас-то я почти и не пью. Ну пять-шесть бутылок вина в день — это я не считаю, вино не водка. Давай, Валентин, наливай.

— Может, Леночку подождем?

— Да ну ее. Есть тут и кроме нее девки. Вон хоть Светка с Катькой, ассистентки. Честно сказать — обе хороши! Ну, будем!

— Да ты это… — выпив, Александр вытер ладонью губы, — конспиратор.

Лешенька приосанился:

— А то! Я, может быть, никудышний актер, но следователем когда-то был неплохим — логика поставлена, уж это без хвастовства. Скажу вам, опять же, не хвастаясь, я совершенно точно знаю, что надо делать, чтобы считаться звездой, — Тут артист снова отхлебнул и начал загибать пальцы: — А — дружить с газетами, в особенности с «желтой» прессой, время от времени подбрасывать им всякие дутые скандальчики, бэ — мелькать на разных закрытых тусовках, вэ — и не на закрытых тоже, типа «танцев на льду» или там «необитаемых островов». Песни опять же можно петь, что я и делаю, правда, без слуха и голоса, но это вовсе неважно, важно по ящику чаще мелькать! Не будешь мелькать — забудут, сдуется суперзвезда, и очень быстро.

— Не, не говори так, — подольстил Валентин, — У тебя же талант!

— Талант у меня к уголовным делам. Был, да весь вышел. А, что говорить, наливай! Ты, кстати, Сашок, тоже свой истинный талант в землю зарываешь. Ты ж классный повар, я знаю! Так чего в каскадеры подался? Бабла больше? Сомневаюсь. Хороший повар да в приличном кабаке бабок загребает не меньше, а пожалуй, и больше. Валентин, наливай! Эх, однова живем! Ноу фьючер! Нет будущего…

Вот так и сказал. И был абсолютно прав, ибо никакого будущего у Земли не было. Мир сжимался, медленно, но верно приближаясь к коллапсу. Кто- то из ученых говорил, что этим процессам подвержена вся Вселенная, кто-то им возражал — нет, мол, не Вселенная, а только Земля. Но в одном все соглашались: процесс идет и катастрофа неминуема. Правда, лет через тысячу или десять тысяч — тут разброс был большой.

Пришла Леночка со стаканами, налили и ей. Лешенька уже хорошо накачался и нес какой-то пьяный бред:

— О, в этом пансионе не все чисто. Я имею в виду постояльцев, хотя и хозяин — та еще бестия, палец в рот не клади. А уж жильцы…

— Да какие тут жильцы, — раздраженно фыркнула девушка, — Нет ведь никого, кроме нас.

— Нет, так были, — загадочно усмехнулся актер, — Вот, в день нашего заезда старичок один по двору шлялся. Он ведь явно кого-то боялся или скрывался. Одежду все время менял, шляпу надевал с полями, очки — в общем, вел себя как примитивные, насмотревшиеся шпионских саг дурни. Ну разве в шляпе дело? А уж темные очки только внимание привлекут. Он еще и волосинки к дверям клеил, я как-то увидел, чтобы узнать, если кто чужой в номер войдет.

— Ой, Леша. — Леночка томно потянулась — Вечно тебе невесть что мерещится. Ну старик и старик, обычный. Я так его и не запомнила вовсе. А ты, Саша?

— И я не запомнил — Каскадер пожал плечами. — Какое мне дело до каких-то стариков?

Они пили почти до самого утра и спали всего часа три-четыре. Проснувшись, Александр, как обычно, отправился на утреннюю пробежку. Постановщик и исполнитель трюков (а Саша совмещал здесь обе должности в одном лице), несмотря ни на что, должен был держать форму.

Бегал он всегда по одному и тому же маршруту: проходя через развалины тофета, начинал с улицы Суффет, добегал до терм Антонина, сворачивал на широкую авеню Хабиб Бургиба и уже по ней возвращался к пансиону. Не такой уж маленький получался кружок, и Саша всегда засекал по секундомеру время, с гордостью замечая, что с каждым днем результат все лучше, на секунду-две. Хотя, конечно, скорее всего, дело было не в нем, а во времени, точнее в пространстве. Мир вокруг вот уже несколько лет как сжимался. Это было доказано, об этом писали во всех газетах. Многие люди первое время жили в ожидании неминуемого конца света, пока в масс-медиа не появились сообщения о том, что коллапс, конечно, будет, но не сейчас, а лет как минимум через тысячу. Но что через несколько сотен лет не будет ни Земли, ни, быть может, Вселенной, осознавать было неприятно.

А вдруг ученые ошибаются? Вдруг нет никакой тысячи лет и обещанный коллапс наступит вот уже через год-другой, через месяц, завтра? Такие идеи в народе тоже бродили и время от времени набирали силу.

Три секунды! Вот, уже на три секунды быстрее! Черт…

Саша сплюнул под ноги. Нехорошо все это. Может, ну его на хрен, этот секундомер? Выкинуть его, что ли? А и выкинуть!

Недолго думая, молодой человек размахнулся и забросил сверкнувший на солнце прибор в розовые кусты.

— Бонжур, месье!

Черт!

Полицейские! Эти-то откуда взялись? А, вон их автомобиль. Бесшумно подъехали. Ха, это ж электромобиль, чего ему шуметь-то? Сейчас скажут: «А чего это вы тут мусорите? Вещами какими-то кидаетесь?» И заставят заплатить штраф.

— Бонжур…

— Говорите по-французски, по-английски?

— Лучше по-английски.

— Хорошо — Полицейский инспектор в белом, с блестящими пуговицами, мундире, представившись, перешел на английскую речь: — Проживаете у господина Ашкензи, не так ли?

— Да, именно так.

Неужели уже и до полиции дошла весть о ночной пьянке? Соседи настучали? Возможно, здесь такое в ходу.

— Можем мы с вами поговорить?

— Да, пожалуйста.

Молодой человек пожал плечами, и инспектор, указав на лавочку в тени деревьев, улыбнулся:

— Нас интересует ваш бывший сосед по пансиону, профессор Фредерик Арно.

— Профессор? — Саша озадаченно поскреб затылок — А! Это такой седой старик, что ли?

— Да-да, именно — седой. У него еще имелась яхта.

— Имелась?

— Он, видите ли, исчез вместе с яхтой, словно в воду канул.

— Так, может, действительно — в воду? — усмехнулся молодой человек.

Полицейский покачал головой:

— Не думаю. Погода стояла спокойная, а профессор — опытный яхтсмен. Так что вы о нем можете сказать?

Александр пожал плечами:

— Да ничего. Я его вообще не видел. Так, если только мельком. Вам бы с хозяином пансиона лучше поговорить.

— Поговорили уже. Значит, о профессоре Арно вы ничего не можете сказать?

— Абсолютно!

— Что ж, жаль.

Вежливо попрощавшись, инспектор зашагал к машине, Александр же, пожав плечами, направился в пансион. Парило. В блекло-синем небе светило белое знойное солнце.

— Ты где был?! — с порога накинулся один из продюсеров, — Мы тут тебя по всему пансиону ищем!

— Да как обычно, бегал. Потом с полицейским инспектором беседовал.

— С полицейским? Ах да, он сюда тоже заходил.

— Так что случилось-то? Профессор нашелся?

— Какой профессор? Ты это о чем? Тоже, что ли, пьяный?

— Тоже? — Кажется, Александр начал догадываться о том, что произошло.

— Понимаешь, Лешенька, сука, вчера нажрался, а он ведь запойный, черт! Короче, простой у нас. Вот мы тут подумали и решили крупным планом тебя снять. Вы ж похожи!

— Меня?! — ошарашенно переспросил молодой человек — Ну вы даете… Нашли артиста!

Продюсер схватил Сашу за руку:

— Послушай, да что там играть-то? Просто вечером выйдем в море на двух судах: нам обязательно на фоне заката снять надо. Тебе даже и говорить ничего не придется — Лешенька потом своим голосом все озвучит, просто постоишь, руками помашешь. Ну! В конце концов, это же вы с Валькой-осветителем Лешку ночью напоили.

— Кто кого напоил… Ха! Что, Ленка заложила?

— Короче, Саня, надо!

Вообще-то сегодня Александр планировал отдохнуть, развеяться, в музей сходить, может быть. Но раз такое дело…

— Ну, раз такое дело…

— Вот и славненько! Вот и по рукам! Ты только в обед сходи к костюмерам — что-нибудь получше тебе подберут.

«Получше» оказалось шикарной ярко-зеленой туникой из тускло-блестящего шелка, золоченым поясом с привешенным к нему устрашающих размеров бутафорским мечом — двуручным, явно оставшимся от съемок какой-то рыцарской картины, толстенной медной цепью на шею и высокими ботфортами со шпорами.

Вот-вот, только шпор морскому вождю вандалов и не хватало! Да и были ли тогда шпоры-то? Вообще-то зря продюсеры кинулись на вандалов, могли б себе спокойненько забабахать фильму про тех же карибских пиратов. Или про берберских, так сказать, в натуральном антураже. И ходил бы сейчас Александр при длинной бородище и в чалме, изображая знаменитого Аруджа Барбароссу, или его братца Хайредцина, или, скорее всего, и того и другого сразу.

— Чего кривишься, Санек? Цепь не нравится? — подмигнув, рассмеялся Валентин: ко всему прочему, он еще заведовал реквизитом.

Каскадер хмыкнул:

— Да нет, цепь хоть куда, меня меч смущает — больно уж здоровый. Да еще шпоры… Я ж не на коне скакать собрался!

— Про меч, Саня, ты прав, — садясь на сундук, согласно кивнул реквизитор. — Не было в те времена таких мечей, да и ботфортов со шпорами не было. Ну не было, и что? Зрителю все равно, лишь бы крови побольше да баб поголее! Сожрут, тут и думать нечего.

— Чего они вообще про вандалов снимают?

— Так они это, германцы типа, а Геныч, второй продюсер, арийцев во как уважает!

— Ага, теперь понятно. — Александр потянулся и подкинул в руке меч, — Тоже еще, фашист недобитый. То-то я смотрю, он все время «Раммштайн» слушает. Слышь, Валик, я что, с этой дурой таскаться должен?

— Можешь пока куда-нибудь положить, — пожал плечами реквизитор — Только на съемки взять не забудь, сделай милость. Вот насчет ботфортов… Погоди-ка, там у нас сапоги от какой-то волшебной сказки остались, по Пушкину.

— Что по Пушкину, сапоги?

— Да не сапоги — сказка! В них, в сапогах-то, этот, как его, дядька Черномор ходил! Хорошие сапожки, красивые, красные такие, на каблучках, тебе, думаю, впору будут. Поискать?

— Нет уж, спасибо! — вежливо поблагодарил каскадер, — Как-нибудь обойдусь ботфортами. Кстати, мне бы часы для съемок сменить. У моих на циферблате арабские цифры — вдруг случайно в кадр попадут, а в те времена римские в ходу были.

— Римские? — задумчиво переспросил Валентин. — Даже не знаю, у кого такие есть. Ладно, поищем. Постой! Какие, на хрен, часы?!

Саша довольно хохотнул:

— Да шучу, шучу я!

Прожекторы, с разрешения местного префекта, или как он там назывался, поставили на самой конечности мыса, как раз для ночной съемки. Закат закатом, но и после него режиссер решил поснимать, чтоб два раза «пиратские» ладьи на буксире в море не вытаскивать. Буксир немаленьких денег стоил, как и префект.

Грохоча мотором, буксир разворачивался, зацепив тросом сразу две ладьи цугом, одна за другой. Вот здесь, сразу напротив мыса, и должно было развернуться действие. Оранжево-красный, пурпурный даже закат, золотисто-алая дорожка на волнах, черные тени скал, затяжной поцелуй на фоне всей этой благодати — против этого Александр ничего не имел, ведь в главной женской роли была, естественно, Леночка. Хотя что, он с ней не нацеловался, что ли?

Одну камеру установили на скале, рядом с прожекторами, другую — для крупных планов — в пиратской ладье, третью, на всякий случай, в моторной лодке. Там уже распоряжался мелкий как бес ассистент режиссера, махал руками, ругался и орал в микрофон на гребцов и команду буксира:

— Потравливай, потравливай, кому говорю! Да потравливайте же! Да кто так потравливает?

А на горизонте, между прочим, уже появились тучки. Маленькие такие, полупрозрачные, синие. Никто на них и внимания не обратил, кроме капитана буксира. Тот живо развернул свое суденышко и что- то закричал в рацию.

— Чего? — недовольно обернулся сидевший в ладье оператор. — Чего он там хочет-то?

Саша прислушался к доносившемуся из портативной рации хрипу.

— Ругается. Говорит, скоро ветер усилится, а ночью шторм будет — он в таких делах понимает.

Резко качнувшись, ударилась о борт ладьи моторная лодка с режиссером.

— Шторм? Ночью? — Саныч пригладил растрепавшиеся от ветра волосы, коими тщетно пытался прикрыть просвечивающую на макушке плешь, — Ну так до ночи успеем. Все, хватит болтать! Поехали. Мотор! Хлопушка! Я сказал — хлопушка, мать вашу! Саша, Леночка — к бушприту. Целуйтесь!

На съемку поцелуя ушло часа полтора: то режиссеру не нравилось небо — казалось не слишком романтическим, то оператора не устраивал свет, то звезда Леночка капризничала — видите ли, замерзла.

— Замерзла? Так дайте ей коньяку, черт с ней! — матерился в мобильник Саныч, — Только смотрите, немного. Что?! Дайте, сказал, пару глотков!

Леночка враз ополовинила бутылку, остальное допил Сашок на пару с оператором. И в самом деле, было от чего замерзнуть: солнышко уже скрылось, внезапно задул ветер, злой и неожиданно холодный, прямо-таки пронизывающий. Или это казалось? А режиссер, между прочим, радовался!

— Здорово! Черт побери, здорово! Эти волны, скалы… Какая фактура, ах! Снимаем! Снимаем немедленно!

И снова Александр и Леночка целовались, теперь уже на фоне аспидно-черных, взметающихся почти к самому небу волн.

Оторвавшись от жарких губ кинозвезды, Саша явственно увидел в свете прожекторов яростные буруны в окружении грязной желтовато-белой пены. Камни! То-то буксир быстро убрался! Именно туда, на камни, и сносило сейчас обе ладьи.

— Надо уходить! — Свесившись через борт, Саша закричал режиссеру: — Саныч! Сворачивай, на фиг, съемку. Там камни! Камни!

Режиссер оказался понятливым, живо распорядился:

— Ребята, шабаш!

Закрутил головой:

— Где же этот чертов буксир?

— Так сам же ты его и отпустил, Саныч!

— Да, отпустил. И что теперь?

— А ничего! — Александр уже едва перекрикивал угрожающе свистевший в снастях ветер. — Вы ту ладью в бухту тяните, а я тут один, отойду за мыс.

— Куда? Какая мышь?

— За мыс, говорю! Там можно пройти, потом с подветренной стороны подойду причалить. Только слышь, Саныч, ты туда людей пошли, чтоб помогли, приняли швартовы.

— Что?! Ага, понял!

Режиссер закивал, помогая перебраться в моторную лодку Леночке, вовсе не выглядевшей испуганной. Ну конечно, после полбутылки коньяка на пустой желудок. За Леночкой последовал оператор и двое актеров второго плана, изображавшие… А черт их знает, кого они там, по фильму, изображали. И едва только последний успел спуститься в лодку, как налетела такая волна, что мало не показалось! Огромная, черная, с блестящей от света прожекторов и луны спиной, она подкралась незаметно, как хищник подкрадывается к своей жертве, ударила, стараясь перевернуть хоть что-нибудь. Не вышло! Саша уже успел закрепить кормовое весло и теперь потянул на себя шкот, ставя ладью по ветру.

— Справишься?! — забыв про рупор, громко закричал режиссер.

Александр поднял вверх большой палец и улыбнулся:

— Конечно! Что тут справляться-то? Я же все-таки моряк.

И, помахав всем рукой, половчее перехватил шкот.

Ладья оказалась отличной, ведь это была обычная, лишь слегка закамуфлированная под старину местная рыбачья лодка. По ветру шла неожиданно хорошо, ходко, без особого труда Александр обогнул мыс, а дальше уж было совсем просто.

Только бы не врезаться в случайно оказавшийся прямо по курсу корабль. Судя по сферической антенне — научно-исследовательское судно. А! Те самые турки, что выпили в «Монопри» все вино! Проходя мимо корабля почти что вплотную, Саша помахал рукой — дескать, все в порядке, обойдусь и без вашей помощи. И вдруг что-то произошло!

Молодой человек явственно ощутил это. Утлое суденышко вдруг словно провалилось в какую-то невообразимо глубокую яму, в прогалину между огромными волнами высотой с пятиэтажный дом! Черными, литыми, страшными! И луна прямо над головой вдруг вспыхнула яркой зеленью. Нет, это с корабля пустили луч, прожектор… Господи, почему он зеленый-то? И почему так сдавило виски?

На какой-то момент отважный моряк вдруг потерял сознание, а когда очнулся, странного корабля уже не было, да и волны стали поменьше, но ветер все так же свистел.

Сменив галс, Александр направил лодку к берегу. Там уже разожгли костры. Молодец, Саныч, не подвел, распорядился, а то плохо бы пришлось в темноте. Вот между теми двумя костерками как раз и приткнуться…

Подгоняемая ветром ладья чутко слушалась паруса. До берега оставалось совсем немного, еще чуть- чуть и…

Что за хрень? Откуда здесь этот огромный камень?! И костры как раз там, словно специально… Ну и что делать?

Выход теперь один: прыгать, и черт с ней, с ладьей, пусть уж потом Саныч сам разбирается.

— Придурки-и-и-и!!!

Ухватившись за шкот, молодой человек выпрыгнул из обреченной ладьи и, сбитый налетевшей волной, ударился головой о камень.