Драконовы кончары (Smocze koncerze)

Демиург облизал кровоточащую рану, только это мало помогло. Разрез и правду серьезно давал о себе знать, кровь лилась сильно. Не обойтись без помощи паукообразных хирургов, хорошо еще, что одного он забрал с собой на охоту. Правда, скорее, с мыслью о возможном поддержании своего второго "я" при жизни до момента оцифровки его памяти, чем ради предоставления помощи раненым, но, так или иначе, а предусмотрительность пригодилась.

- Что ты здесь делаешь, слуга? – демиург в редеющем дыму заметил знакомую фигуру.

Это был Ясмина-Мустафа, который после убийства своего предшественника исполнял должность полевого офицера. В соответствии с приказом, он должен был охранять крепость, чтобы позволить демиургу безопасно расправиться с неудачной копией. Но, вместо того, чтобы заниматься своим делом, он стоял на лестнице и глядел на начальника с сложным для расшифровки выражением лица.

- Пришли сюда несколько моих охранников, - скомандовал демиург. – И вызвыи хирурга, мне нужна помощь.

- Ты ранен, командир? – спросил Мустафа, подходя к котообразному.

Демиург, несмотря на жгучую боль и слабость по причине кровотечения, почувствовал беспокойство. Почему это Мустафа не прислал подкрепления сразу, а только пришел сам? Необходимо прервать тишину в информационном диапазоне и лично вызвать помощь. Верить нельзя уже никому.

Он прищурился, концентрируясь на телепатическом модуле. Перед тем сам приказал прекратить любые контакты, чтобы не встревожить жертву. Теперь нужно было время, чтобы вновь активировать систему. Но, прежде чем успел это сделать, демиург услыхал скрежет стали. Это Ясмина-Мустафа поднял тяжелую гусарскую саблю, которую упустил ободранец. Демиург, скорее, почувствовал, чем понял, что происходит, но было уже поздно. Его офицер находился слишком быстро и двигался слишком быстро, чтобы можно было уклониться. Сабля упала на раненого сверху. Тот вновь заслонился рукой, и клинок опять ее разрубил. Только на этот раз уда был более сильный, и кость, пускай и тверже, чем человеческая, не выдержала. Отрубленная лапа упада к ногам кота, а клинок еще и рассек ему морду. Тот фыркнул, брызгая кровью, но он был ослеплен дымом и заливающей глаза кровью, когда Ясмина-Мустафа ударил еще раз, разрубая череп демиурга.

Полевой офицер буквально завыл от радости, глядя на умирающего у его ног демиурга, еще сотрясаемого конвульсиями. Какое счастье! Он прибыл к командующему, рассчитывая на удовольствие видеть смерть копии демиурга, а вместо этого был вознагражден возможностью уничтожить ненавидимого вождя. Ну да, это сдыхающий теперь кот его сотворил, возможно, он даже должен бы испытывать к нему благодарность, вот только исходящая из Ясмины ненависть была намного сильнее. Опять же, людская часть ее личности, принадлежащая опытному политику и военачальнику, советовала сделать то же самое – воспользоваться случаем и уничтожить демиурга, чтобы занять его место. Ведь этот котик был излишне ласков и неспособен, чтобы командовать вторжением. А вот теперь Ясмина-Мустафа всем им покажет.

Он забрал у застреленного гвардейца плазмомет и направил на двери первого помещения. Ведь уничтожения ожидала еще одна версия демиурга, еще одна копия ненавидимого, безосновательно возвышаемого Мультиличностью кота. Ясмина-Мустафа выстрелил в замок. Разряд вырвал все железо вместе с солидным куском дерева, и новоявленный демиург пинком открыл дымящиеся двери, держа руку на спусковом крючке. Внутри стоял юноша с русыми волосами и лицом, на котором попеременно отражались то страх, то изумление.

Не тот, разочарованно подумал Ясмина-Мустафа и выстрелил, целясь человеку в живот.

Разряд вырвал у несчастного кишки вместе с позвоночником, бросило переломанное наполовину, дымящее и трясущееся в агонии тело под стенку. Новый демиург развернулся на месте, чтобы выпалить в дверь соседней камеры. Он рад был тому, что взглянет сейчас в глаза перепуганному Талазу, но вместо того увидал съежившуюся в углу девушку. Мгновение он стоял с поднятым метателем, переваривая провал. Пожал плечами, после чего вошел в камеру. Внимательно огляделся по сторонам, только никто не мог спрятаться или сбежать через зарешеченное окно.

Новоиспеченный демиург схватил девушку за волосы и поставил ее на ноги. Девонька была красивая и нежная, со светлой, практически белой кожей. Мустафе всегда нравились красивые вещи, он обожал окружать себя излишествами и произведениями искусства. Так почему бы не забрать эту в качестве украшения нового гарема? Часть его личности, взятая от пресмыкающего, предпочла бы вонзить зубы в практически прозрачную кожу на шее девочки, но она поняла сексуальную тягу человеческого носителя и превозмогла жажду убийства.

Ясмина-Мустафа рванул свой небольшой ясырь и подтолкнул Йитку к выходу. Та двинулась послушно, хотя и тряслась от ужаса. Вокруг стоял адский запах серы, смешанный с запахами крови и пота. Девушка простонала от ужаса, увидав трупы, но, подгоняемая рявкающими приказами Мустафы, послушно спустилась по лестнице.

ª ª ª

Семен приподнялся на локтях и сплюнул кровью. Вокруг царила темнота. У гусара болели все кости, к тому же при каждом вдохе у него кололо в боку. Тем не менее, он собрался с силами и с трудом поднялся на ноги. Весь пол был залит кровью, но тела котов исчезли. Остался лишь безголовый труп Кшиштофа. Выломанные двери камер лениво догорали, давая немного света. За одной из них поручик нашел чудовищно искалеченные останки Якуба. От Йитки не было и следа.

- И это все по вопросу спасения заложников, - тяжело вздохнул Семен, опирая руку на боку.

Он выглянул в окно, но на дворе не было ни единой живой души, только лишь догорающие разорванные трупы. Воздушных судов чужих тоже не было видно – похоже, что в брошенной крепости он остался сам. Ничего удивительного, что челядь просто сбежала. Любой, кто видел чудищ в деле, просто взял ног в руки. Те же, в свою очередь, сделали свое дело и улетели. Интересно только, зачем они забрали Йитку. Семен, прежде чем потерять сознание, видел, как ее выводят. А точнее, сделал это один з одержимых турок, мужчина с удивительно знакомым лицом. Поручик уже видел его где-то, наверняка в Стамбуле. Жаль только, что не было сил вызвать того на бой. Поляк валялся, втиснувшись в угол, с трудом хватая воздух. Одержимый его даже и не заметил. А вот Йитка поглядела на Семена с просьбой в громадных, наполненных страхом глазах.

Не повезло же девице. Сначала ее похитили татары, потом Якуб, затем гетман Пац, и вот теперь – чужие. Чудо, что еще живая, чертова потурчанка. Ну ладно, ему самому не оставалось ничего другого, как найти какое-нибудь спокойное и теплое местечко, чтобы выспаться до утра. Хотя приятных слов, скорее всего, он не увидит. Утром нужно будет найти лошадь и чего-нибудь пожрать, а потом мчаться, что было сил, догоняя армию.

А Йитка? Все время он видел перед собой ее блестящие глаза и губы, которыми она бесшумно пыталась что-то передать. Что же это было? Поручик даже остановился, чтобы припомнить.

- Спаси меня!

Киркларели

3 шаввала 1088 года хиджры

29 ноября 1677 года от Рождества Христова

Дорота, морща лоб, глядела на горящую мечеть. Клубы густого дыма валили через широко распахнутые ворота, языки огня выскальзывали изнутри и ползали по стенам. К пожару с безразличием присматривались польские драгуны, стоявшие лагерем на ближайшей площади. Местные турки метались туда-сюда с ведами воды, женщины в хеджабах завывали от отчаяния и страха, кое-кто из них угрожали полякам кулаками и выкрикивали в их адрес ругательства. Мало хватало, чтобы кто-то из военных вышел из себя и ударил или отпихнул визжащую бабу, и вот тогда наверняка бы до стычек, десятка полтора подростков присматривалось к драгунам с явной враждебностью. Для всех было очевидно, что это гяуры подожгли священное здание, что они, вроде как, творили во всех городах и весях, по которым проезжали.

Аль-хакиме все это ужасно не нравилось, она чувствовала, что такое положение способно закончиться кровопролитием и срывом хрупкого перемирия. Женщина повернулась и направилась к дому, исполняющему функцию лазарета. Местный госпиталь принял привезенных на телегах раненных и больных, которых расположили в соответствии с ее рекомендациями. Вход охраняла парочка аркебузиров, грозно поглядывающих на всех турок, не исключая и аль-хакиму. Один из них, увидав женщину, сплюнул на землю. Дорота не реагировала, хотя еще недавно, не раздумывая, вмазала бы грубияну по роже. Она понимала, что в последнее время ненависть к басурманам среди польских военных только возросла. И это не обещало ничего доброго – сложно ожидать от армии, чтобы она со всей ангажированностью сражалась за спасение враждебной империи. Словом, вещи творились беспокоящие.

Она нашла Семена Блонского, который, вместо того, чтобы лежать и отдыхать, пялился в окно на пожар мечети. Дорота дала ему выпить буру и попросила сесть, чтобы дать ей возможность сменить повязку, а точнее – смазать раны успокоительной мазью. Дело в том, что из своего похода рыцарь вернулся с поломанными ребрами и весьма беспокойные новости. Хотя он еще и не обрел всех способностей, но рвался в бой. Он пытался уговорить Талаза и гетмана Яблоновского, чтобы те послали его с разведывательной миссией в Стамбул, но те сообщили ему, что такой необходимости нет.

- Что-то тут не играет, - заявил гусар, когда Дорота смазывала его синяки мазью. – Все эти пожары мечетей, взрывающиеся дворцы и гибнущие турецкие сановники. Все выглядит так, будто бы мы не приходили с помощью, а просто напади на империю. Но Яблоновский клянется, будто бы он запретил нападать на турок, точно так же, как и остальные гетманы.

- Может быть, солдаты сами перехватили инициативу и творят это за спинами офицеров? – буркнула Дорота. – Мстят за то, что турки творят с захваченными духовными лицами…

- Вот тут я бы особо не стал удивляться, - гневно заметил Блонский. – У меня и самого возникает охота рубить басурман, как только об этом подумаю.

В течение последних десяти дней марширующая польская армия неоднократно сталкивалась с примерами варварства и жестокости, нацеленными в христиан. То разведывательный отряд обнаруживает дерево, на ветвях которого было повешено десятка полтора молдавских православных монахов из ближайшего монастыря, то кто-то подбросил в лагерь тело священника с вырванным мужским достоинством и выжженным на лбу крестом. Находил и жестоко изнасилованных, а потом еще и задушенных монашек, которые, похоже, попали в турецкий ясырь, но вершиной всего было распятие на поставленных вдоль дороги крестах недавно похищенных из Подолии христианских детей. Помимо того солдаты находили ограбленные из церквей и брошенные то тут, то там оскверненные дароносицы, поломанные кресты, разорванные Библии и измазанные нечистотами церковные изображения и иконы.

- Это в голове не умещается, - вздохнула Дорота. – Вот зачем кому-то делать подобны вещи? Совершенно, как будто бы этот кто-то желает рассорить два народа, враждебно настроить один к другому. Еще немного, и польские рыцари откажутся сражаться ради защиты Стамбула, или жк турки нападут на них, чтобы защитить мечети и свои города.

- Литовский гетман Пац? Думаешь, он мог бы пойти на такое? – Семен беспокойно пошевелился. – Он страстно желает поражения Собеского, но вот способен ли он на убийства священников, осквернять священные и церковные вещи? Обрек бы он свою бессмертную душу на вечное осуждение только лишь затем, чтобы свернуть все на врага? Мне кажется, он не так уже пропитан ненавистью. Он ведь, скорее, старается пробиться наверх из низов, но никак не безумец.

Дорота только покачала головой.

- Все это делает тот, кому наплевать на бессмертную душу, тот, кто не боится Бога – ни христианского, ни мусульманского. Хитроумный сукин сын, готовый к любой жестокости и подлости. Некто, до конца испорченный, лишенный совести и безразличный к несчастьям других… Кто-то чужой.

- Но не настолько, чтобы не знать, как настроить против себя две армии, - прибавил Семен. – Думаешь, это кто-то из одержимых? Кто-нибудь такой, как Талаз?

- Во всяком случае, кто-то очень на него похожий. – Дорота отложила мазь и вытерла руки куском ткани, которым должна была обвязать торс рыцаря. Женщина подошла к окну. – Вот уже десять дней на небе видны летающие машины, которые не нападают, но все время остаются в видимости. Это они тщательно следят за нами. Что-то мне кажется, что всеми ними командует одержимый, образованный из соединения человека с чужим.

- Турок, который захватил Йитку. – Семен тоже поднялся и подошел к окну. – Вот только никак не припомню, где я его мог видеть! Явно какой-то офицер, то ли янычар, то ли спахи. Не знаю, память подводит…

- Это неважно. – Дорота махнула рукой, а потом стала быстро паковать свою врачебную сумку. – Мне нужно как можно скорее сообщить об этом Талазу. Еще сегодня его, вместе с гетманом Яблоновским, должен принять Шейтан Ибрагим Паша, сераскир турецкой армии. Он должен знать, что происходит, поскольку они обязаны оговорить условия встречи Яна Собеского с Мехмедом IV. И существует угроза, что встреча монархов может и не состояться, ну а турки попросту скажут полякам выметаться или нападут на них. Нужно сообщить Ибрагиму, что все это вражеская хитрость! Я обязана с ним встретиться, он мне приятель!

- Но как ты докажешь туркам, что это не польская армия палит мечети? – взволнованно заявил Семен. – Погоди, знаю! Я иду с тобой!

Рыцарь бросился к своей одежде и лежащему в сундуке гусарскому снаряжению. Он начал быстро одеваться, шипя от боли при резких движениях. Дорота не пыталась его остановить, видя, что Блонский настроен решительно.

- И как же это сделать? Что мил'с'дарь придуимал? – только и спросила она.

- С врагом, использующим хитрости, необходимо драться его же оружием. Побеждай огонь огнем!

Пинаргисар

5 шаввала 1088 года хиджры

1 декабря 1677 года от Рождества Христова

Абдул Ага, дрожа от холода, сидел в кустах. Моросящий с самого утра дождь полностью промочил его, но не это было самым паршивым. Спрятанные в чащобе ракеты тоже могли подмокнуть, а вот это поставило бы всю операцию под угрозу срыва. Правда, он приказал янычарам обмотать оружие пропитанной маслом тканью, но никто не мог сказать, как долго удержит та влагу. Сами они прятались уже с добрых четыре часа, следя за дорогой в город и расположенной неподалеку мечетью. Они ожидали поляков, а те, как на злость, не спешили вступать в Пинаргисар.

Суповар сплюнул черной слюной. С самого рассвета он жевал гашиш, как советовала аль-хакима. Дело в том, что со вчерашнего дня Дорота Фаляк присоединилась к турецким вооруженным силам, а точнее – к свите сераскира Ибрагима. Это она запланировала засаду в договоренности с поручиком гусар, она же приказала янычарам жевать наркотик, сколько влезет. Пехотинцы все время с самого утра хихикали, пялились отсутствующим взглядом в небо или спали. Но на Абдула это чертово зелье никак не действовало. Быть может, из-за того, что он напился драконьей крови, так что на него ничего не действовало – ни вино, ни даже опиум. Так что с легким разочарованием он понял, что уже до конца жизни останется трезвым.

- Едут, - лишенным каких-либо эмоций сообщил янычар, забравшийся высоко на дерево и следящий за округой.

Абдул радостно потер руки. Наконец-то что-то вышло. И действительно, вдали появился идущий плотно сбитой лавой отряд. В колонне, похоже, было несколько тысяч человек, над ней развевались промокшие знамена, блестели доспехи и шлемы. В состав подразделения входили панцирные хоругви, которыми командовал Блонский; во всяком случае, так они договорились. Янычар оценивал христианские силы, не отдавая никаких приказа. Еще раз он констатировал, что залп пушенных низко над землей ракет, возможно, и не смел бы поляков, но вызвал бы страшное замешательство и панику. Какое-то время он тешился этой мыслью, но потом повернулся в сторону мечети.

Дом молитвы был приманкой. Как заверяла Дорота, как только поляки появятся в окрестностях, тут же прибудут и преступники, которые поджигают мечети. Это они были целью засады. А вот гашиш должен был сделать янычар невидимыми для врага, который основывался на наблюдении за следами, оставляемыми человеческими разумами в инфополе. Отупевшие от наркотика солдаты таких следов, якобы, не оставляют, так что разведка чужих их не распознает. Абдул не был полностью уверен в том, сработает ли эта странная идея, но по приказу сераскира сделал то, чего желала аль-хакима.

- Летят! – снова доложил наблюдатель, уже более живым тоном.

Суповар поглядел в указанную сторону. Машина чужих приближалась на малой высоте, практически касаясь шасси верхушек деревьев. Но он не направлялся к городу, а прямиком в сторону приближающегося отряда. Судно пролетело мимо мечети, затем мимо укрытия янычар, затем спустился на посадку в трех сотнях шагах далее, непосредственно на дороге.

- Хватай ракеты! – приказал Абдул. – Нужно подойти с ними поближе, потому что можем не попасть в гада. Шевелись, давай!

Он и сам подскочил к укрытой ракете и сорвал защитную ткань. Абдул знал, что с такого расстояния он не был бы в состоянии попасть в объект размерами с дом. Ракеты вели себя совершенно непредвиденно. Стабилизаторы у них не были отработаны, хватало малейшего их повреждения, искривления или неравномерного распределения заряда в трубе, чтобы снаряд поменял траекторию.

Суповар схватился за переднюю, а двое янычар – за заднюю часть ракеты. Вместе они направились вперед, пытаясь поддерживать равномерный темп. Тем не менее, один из пехотинцев споткнулся и упал в грязь. Его приятель рассмеялся, а через мгновение буквально переломился в поясе, не умея справиться с хохотом. Лежащий в грязи тоже не мог сдержать веселья. Абдул выругал их сдавленным голосом, но янычары настолько были одурманены гашишем, что им на разъяренного командира было глубоко плевать. Было понятно, что они приняли двойную или тройную дозу гашиша, выданного им аль-хакимой.

Тем временем двери транспортного средства чужих раздвинулись, изнутри выскочило несколько здоровяков в черных панцирях, таща за собой трех связанных мужчин в сутанах. Одержимыми командовало странное создание с вытянутым, составленным словно из отдельных палочек теле и с грушеобразной головой, на котором горели круглые черные глаза. Кожа чужого была абсолютно белой; в руке он держал светящийся белым огнем энергетический клинок. Пара одержимых держала одного из монахов, а костистый страшила вонзил пылающий меч ему в живот. Из внутренностей несчастного поднялись клубы пара, сам же он душераздирающе заорал.

- Ты гляди-ка! – прошипел Абдул, глядя на казнь.

Чужие планировали убить монахов и оставить их тела на пути поляков. Очередной элемент психологической войны и провоцирования несогласия между союзниками. Суповар приказал поднять ракету на деревянную стойку и нацелил ее приблизительно в машину захватчиков. Затем вытащил пистолет и приставил его замок к фитилю, воткнутому в заднюю часть ракеты. Он нажал на спусковой крючок, а спадающий курок с треском вытесал искры. Фитиль задымил и вскоре с шипением загорелся.

- Отступить! – предупредил суповар. – Оставить ракеты, готовиться к атаке. За мной!

Янычары вытащили пистолеты и ятаганы, но, прежде чем они успели сделать хотя бы шаг, первая ракета со свистом и грохотом помчалась в сторону неприятеля. О чудо, снаряд летел над самой землей, зато как по шнурочку. Абдул затаил дыхание. Одержимые обернулись, слыша подлетающую ракету. А та грохнула в борт машины и взорвалась.

- Аллах благословил нас! – завопил командир янычар и помчал в атаку.

Взрыв повалил на землю как одержимых, так и двух оставшихся в живых пленников, но вот на белокожего чужого не подействовал никак. Он повернулся в сторону нападавшего, поднимая энергетический меч. Абдул на бегу выпалил в него из пистолета, но промахнулся. Тогда он вырвал ятаганы из ножен и, размахивая ними со свистом, свалился на противника.

Один из его кликов столкнулся с энергетическим мечом, и плечо суповара тут же онемело, а отрубленный плазмой клинок свалился на землю, таща за собой дымовую полосу. Но Абдул не останавливался. С размаху он налетел на врага и левой рукой рубанул тонкую шею чужого. Металл заскрежетал на костях, но перерубил их, хотя и сам лопнул. Громадная голова с черными глазами покатилась по земле. Изумленный собственной драконьей силой суповар провел голову взглядом, а потом наклонился, чтобы вынуть из руки убитого горящий и сыплющий молниями меч. Повернул им несколько раз, поправляя захват на не слишком удобной рукояти, после чего накинулся на поднимающихся с земли одержимых.

- Бей гадов! – крикнул он подбегающим янычарам. – Пленников не брать!

И вонзил жаркий клинок в черный панцирь, перерубая противника наполовину.

Сурдиби – укрепления на предполье Стамбула

14 шаввала 1088 года хиджры

10 декабря 1677 года от Рождества Христова

Султан ожидал Собеского в окружении двенадцати пашей, членов Дивана, и своей личной гвардии. В его свите находились к тому же великий хан крымских татар Селим I Гирей, князь Семиградья Михал Апафи и толстенный дож в одеянии, избыточно украшенном золотом – представитель Венецианской Республики. Рядом стояли одетые в парадные доспехи командиры спахи, мамелюков, акинджи и остальных турецких соединений. Их сопровождали духовные предводители, имамы и шейхи орденов, присутствовал даже православный патриарх Константинополя, Дионисий Муселимис. Они стояли на возвышении, с которого раскрывался вид на разрушенный Стамбул с высящимся над нам черным творением, выглядящим словно дерево и заслонявшим солнце.

Польский король прибыл верхом в компании коронного хорунжего Лещинского, гетмана Яблоновского, канцлера Гнинского и нескольких рыцарей из королевской свиты. Их сопровождал кошевой атаман Евстахий Гоголь, который вместе с приднестровскими казаками перешел на польскую сторону. а так же хан татар липков, издавна сотрудничающих с Речью Посполитой. Помимо них в польской свите появился господарь Молдавии и Валахии Георгий Дука, в очередной раз отказывающийся от подданства османов, а так же герцог Карл V Лотарингский, посланник Священной Римской Империи. Рядом с последним ехали баварский и саксонский генералы, и даже один франк в вамсе и в шляпе с перьями.

Толмачами служили турецкие драгоманы, ротмистр панцирных Михал Пиотровский и Талаз Тайяр. Лишь только король сошел с коня и занял место на приготовленном для него стульчике, начались несколько спешные, но соответствующие церемониалу приветствия и поздравления. Одно только представление присутствующих заняло добрые полчаса, так что не похоже было, что какие-либо договоренности будут приняты раньше, чем перед обедом. Пан Михал казался нервничающим, ежеминутно он поглядывал на высящийся над ними объект. Громадное дерево пробуждало ужас, в чем можно было видеть и хорошие стороны, так как повелители и сановники выглядели придавленными и осознающими серьезность ситуации. Так что обошлось без словесных перепалок и попыток топорщить перья, даже великий хан удержался от каких-либо замечаний в адрес поляков. Всего лишь пару раз он обменялся ненавистными взглядами с канцлером Гнинским.

- Ты чего это, мил'с'дарь, так вертишься? В битву торопишься? – шепнул король стоявшему рядом с ним пану Михалу.

А в этот момент цветастую речь держал один из драгоманов, заверяя в любви всех собравшихся и ненависти к коварному врагу. Пиотровский не мог удержаться, чтобы не глядеть на корабли чужих, кружащиеся вокруг черного дерева. Его беспокоило безразличие, проявляемое чужими, вот уже несколько дней они не осуществляли никаких наступательных акций в отношении близящихся армий.

- Тот, кто командует ними – коварный сукин сын, наверняка он для нас что-то приготовил, - ответил панцирный королю. – Нам нужно хотя бы разведку в город выслать.

- Не горячись, - сказал Собеский. – Поначалу необходимо определить, кто командует здесь, и какое место в рядах планирует занять. Это может затянуться на несколько дней и закончиться срывом перемирия. Ты же прекрасно знаешь, какие события нас разделяют. Эти двое, сидящие на тронах, султан и великий хан, еще несколько лет назад лично командовали армиями, захватывающими мои города и крепости, они были такими же захватчиками, как сегодня – чужие. Я хочу, чтобы они проявили раскаяние и попросили у меня прошения и, что за этим идет, у всей Речи Посполитой за свои недостойные деяния. Только лишь тогда я соглашусь принять участие битве за Стамбул.

- Но, милостивый государь, басурмане никогда не покорятся, - вздохнул ротмистр. – Они горды даже больше, чем польские магнаты… К тому же, мне кажется, они считают, будто бы справятся и сами. На сегодня они собрали вокруг города армию в двести пятьдесят тысяч человек.

- Так в основном это только ополчение, - вмешался канцлер Гнинский. – Ничего не стоящая орда бедноты и оборванцев. Мы с союзниками привели сюда всего пятьдесят тысяч человек, но это ведь военные высшего класса. Оно больше стоит, чем весь их сброд, и они, похоже, это понимают.

Король успокоил их, махнув рукой, потому что прямо сейчас турецкие гвардейцы в панцирях из драконьей чешуи внесли захваченные в боях с чужими трофеи. Первым был огромный черед драконихи, который ввезли на телеге, затем шла башка чужого, отсеченная Абдул Агой, активные панцири, сорванные с убитых одержимых, несколько плазмометов и несколько хитиновых панцирей паукообразных хирургов, добытых в Каире.

Собеский незаметно кивнул Талазу, чтобы тот приблизился. Когда тот послушно подошел к толстому монарху, король указал на метатели.

- Драконовы кончары – штука замечательная, но вот нельзя ли как-то было сделать, чтобы оружейники и пушкари смогли смастерить эти вот мушкеты с молниями? Они в самый раз пригодились бы моим драгунам!

- Мне весьма жаль, но я не инженер, и тайны этого оружия мне не ведомы, - разложил руки Талаз. – Мне известно, что они запитываются генераторами высокой энергии, для создания которых необходимы очень специальные знания и умения. А они находятся за пределами моих способностей.

- Нужно поймать их фейерверкеров и ружейников, как можно больше, - буркнул король. – Передайте моим офицерам, чтобы они таковых высматривали. Уже ради самих их знаний стоило выступить на эту войну. Еще я хочу, чтобы мы добыли секрет летающих машин. Цена роли не играет. – Собеский кивнул коронному хорунжему. – Займись этим, сударь Лещинский. Не убивайте каждого одержимого, который попадет вам в руки. И пускай хлопцы возьмут столько пленных, сколько будет только можно.

Талаз покачал головой, восхищаясь проникновенностью и умением воспользоваться ситуацией, которые проявлял добродушный на вид толстяк. На первый взгляд король не производил впечатление интеллектуала или воина. Он даже не был способен влезть в доспехи, таким огромным было его пузо. Да, он походил на огромную бочку в золотом жупане, но ошибался тот, кто принимал его за не имеющего своего мнения тупого обжору. Собеского не без причины называли Львом Лехистана – это понимали даже приглядывающиеся к нему в данный момент недавние враги.

Пан Михал согласно кивал в такт приказаниям короля, ежесекундно поглядывая на захваченный чужими город. Посреди развалин и разрушенных домов двигались люди, одержимые или же охраняемые ими невольники. Высящееся над ними чудовищное творение начало искрить верхними ветвями, теряющимися в тучах. Неожиданно вспыхнула могучая молния, которая стекла по одной из веток и ударила в зеркало залива Золотой Рог. Через мгновение по округе прокатился басовитый гром.

Мехмед IV нетерпеливым жестом прервал цветистые словеса очередного турецкого сановника. Затем он поднялся с трона и приблизился к Собескому. Видя это, король тоже поднялся со своего сидения.

- Извини, брат, что я прерываю эту торжественную речь, - произнес он, а пан Михал тут же начал переводить его слова на ухо Собескому. – Только не могу я больше глядеть на то, что эти звери сделали с моей столицей. Кровь у меня внутри вскипает, когда я вижу столь огромную безбожную дрянь, выросшую на теле моего города и черпающие соки из османской земли. Я незамедлительно объявляю штурм. Окажи мне, прошу тебя, честь и обними командование левым флангом. Я даю тебе полную свободу, веря в твой необычный полководческий талант. По гроб жизни буду благодарен тебе, если ты поддержишь нас в сражении с нечеловеческим зло. Ну а теперь – извини, я собираюсь вновь обрести свой город или же погибнуть, мстя за его разрушение.

Султан поклонился Собескому, что вызвало ропот недовольства среди османских сановников, и, не ожидая ответа короля, отошел к стоящим тут же рядом спахи, которые держали султанского коня. Собеский подкрутил ус, незначительно усмехнулся, а потом подмигнул пану Михалу.

- Ну вот все и устроено. Я получил то, что хотел, - сказал он. – Такого рода извинения меня полностью устраивают. Ну а теперь давайте задавим эту дрянь и возвратимся домой. К Сочельнику я желаю быть в Вилянуве. Трогай!

ª ª ª

Тадеуш Янецкий поерзал в седле и похлопал своего коня по шее. Молодой каштелянич, все так же исполняющий функции разъездного у ротмистра Михала Пиотровского, в соответствии с приказом ожидал возвращения своего рыцаря, присматривая за лошадьми. Ему трудно было выдержать в бездеятельности, тем более, что ожидание сражения длилось с рассвета, а уже ведь минул полдень. Очередные хоругви перемещались все ближе к городу, занимая удобные позиции для наступления. Пехота отправилась вперед, чтобы распознать и удалить возможные помехи, блокирующие дорогу всадникам. Вдали уже щелкали первые мушкетные выстрелы, поднялись дымы после того, как турецкие пушкари отдали первые залпы. Что-то там происходило, первые смельчаки сражались с одержимыми. Грохотали литавры, пели трубы, были слышны песни и боевые кличи, рвущиеся из тысяч ртов. А Тадеуш должен был торчать возле обозов, где располагалась панцирная хоругвь под командованием Михала Пиотровского. Сам ротмистр все еще сопровождал короля, так что никто не знал, когда он поведет свой отряд на поле боя.

Из-за повозок вышли два ровесника каштелянича, парни, которые сопровождали памятное посольство: Стефан Ставиньский и Енджей Супелек. Оба пытались записаться в гусарскую хоругвь, но оказались слишком молодыми и малосильными. Даже в панцирную кавалерию их не хотели принять, но они воспользовались влиянием собственных отцов, как и Тадеуш, чтобы попасть в рыцарское сопровождение, причем, в одной и той же хоругви. Их начальником был поручик Мерославский, уже в возрасте, чрезвычайно опытный рыцарь, который относился к пацанам очень сурово, ничего им не спуская без скидок на возраст.

- Вся армия уже спустилось в предместья, а мы стоим тут с обозами, - заметил прыщавый Стефан. – Пришли поглядеть, может отсюда видно получше, но, похоже, вид тот же самый, что и с наших позиций на опушке.

- Ну, чуточку лучше. Достаточно напрячь глаза, и даже можно увидеть какого цвета знамена, - сказал на это Енджей. – Во всяком случае, некоторые.

- Ну, про это я и сам догадался, - согласился с ним Тадеуш. – Вон там видны бунчуки акинджи, легкой турецкой кавалерии, а вон там скачут татары. По своему обычаю, они галопом подскакивают к врагу, засыпают их стрелами и тут же отскакивают в стороны. Одержимые защищаются на шанцах, поражают их молниями из бандолетов, но как-то без особой охоты. Из тех и вон тех застроек видны только отдельные вспышки.

- Да что ты мне про ордынцев, пес их еби, поганцев! – фыркнул Стефан. – Где королевские и литовские войска? Вижу гусар, их сложно не заметить. Даже в тени черного дерева блестят их доспехи. Но что случилось с пехотой?

- А она уже ворвалась между домами слева. Вон там, где пожар. Там же я вижу вспышки молний, - указал Тадеуш на место стычки. – А вы на залив гляньте. Видите, сколько парусов? Это османский флот приближается к порту. Сначала они станут палить из пушек, а потом причалят к берегу. Наверняка на каждом корабле полно военных.

- Чего это ты, Тадек, так басурманами все время восхищаешься? – стоял на своем Енджей. – Ты лучше гляди, где наши! Хоругви все еще стоят и ожидают приказа атаковать, а спахи в центре уже двинулись. Где же король? И почему это литовские хоругви до сих пор стоят в деревне и не спускаются в предместья?

- Гетман Пац снова желает устроить королю выходку, как под Хотином. Тогда он отвел свои отряды, объясняя это необходимостью вернуться по домам до наступления зимы, - буркнул Тадеуш. – Вот это свинство получилось, нечего сказать. Наших оставил в нужде, а сам уехал. И что будет, если он снова такое же устроит? Наверняка, ждет, гад, как все повернет, и, в случае чего, он попросту развернется…

- Тогда еще Собеский еще не был королем, а всего лишь гетманом, равным Пацу. Теперь же неисполнение приказа и такое отступление были бы изменой и отказом в послушании Короне, - заметил Енджей. – На нечто подобное великий литовский гетман, думаю, не отважится.

- Вы поменьше о Литве, гляньте-ка лучше на дерево! – воскликнул Стефан.

С расположенных высоко в тучах ветвей вот уже пару часов стреляли большие или меньшие разряды, но сейчас затихли. Зато кружащие вокруг могучего ствола черные машины неожиданно спустились ниже и всей тучей нацелились на город. С монотонным жужжанием, и все время снижаясь, они набросились на военных, прорвавшихся между застройками. В бортах летающих машин открылись двери, и захватчики осыпали турецкую и польскую пехоту очередями плазменного огня.

Повсюду поднялись облака пыли от рушащихся зданий. Ряды пехоты остановились и начали отступать с бомбардируемой территории. Аркебузиры и драгуны палили из своего оружия, равно как и расположившиеся по-соседски янычары, но для полусотни угловатых летающих транспортников их огонь был совершенно безвреден. Молодые люди присматривались к этому всем в молчании, кусая губы от напряжения. Если первое наступление не удастся, ничего хорошего это обещать не могло.

Но тут турецкие подразделения подтянули ракетную артиллерию, и один за другим в небо выстрелили удлиненные снаряды, таща за собой огненные хвосты. Значительная их часть даже не приблизилась к целям, они упали где-то в городе или разорвались в воздухе, но когда первая ракета снесла первый транспортный корабль, по Стамбулу прокатился рев триумфа. Через минуту взорвалось второе воздушное судно, третье зашаталось и перевалилось на бок, высыпая изнутри воинов вторжения, после чего с грохотом упало на землю.

В это же самое время, на польской стороне фронта, к обстреливаемым позициям галопом поскакали две гусарские хоругви, вооруженные драконовыми кончарами. Гусары вместо копий держали под мышками нацеленные в небо стальные трубы с грушеобразными головками снарядов. По сигналу трубы, в галопе, они выстрелили залп и развернулись по узкой дуге. Туча снарядов помчалась в небо, за один раз сбив дюжину летающих машин. Вновь над польскими отрядами раздался радостный клич.

В несколько минут весь воздушный флот чужих был сьит, а армии ворвались на укрепления, защищаемые пешими участниками вторжения. Молодые люди видели только лишь вспышки, слышали вопли и неустанную пальбу мушкетов и пистолетов. За последующие несколько минут несколько десятков тысяч вооруженных солдат вторглось в Стамбул, сминая своей массой отступающих чужих и одержимых.

- Ну, и чего это вы стоите и пялитесь, словно сорока на голую косточку? – рявкнул на юношей пан Михал, появившийся непонятно откуда. – На коней, едем!

- В атаку? – обрадовался Тадеуш.

- Не так быстро, день еще молодой, - усмехнулся ротмистр. – Сначала кое-что необходимо уладить.

Он вскочил на коня и хорошенько устроился в седле.

- Пан ротмистр, но поглядите! Спахи уже пошли за пехотой и уже исчезли в городе, а вон там – это же, кажется, сам султан в окружении гвардии и всего Дивана! Все едут в Стамбул, одни только мы остаемся! – горячился Енджей.

- Мы и отряды гетмана Паца, - признал пан Михал. – И вот мы как раз отправляемся устроить со всем этим порядок. Король не желает иметь их у себя за спиной. Вызывайте трубача, пускай играет сигнал. Хоругвь отправляется, чтобы поговорить с его милостью Пацем.

ª ª ª

Ясмина-Мустафа сунул в рот сушеный финик, второй рукой гладя Йитку по русым, мягким волосам. Девушка сидела у его ног, боясь хотя бы пошевелиться, потому что в нескольких шагах от нее распростиралась зияющая пустотой пропасть. Земля была где-то далеко-далеко, внизу, быть может, метрах в двухстах ниже жидища демиурга. Он приказал устроить его на одной из ветви кристаллизовавшейся Мультиличности. Здесь выстроили небольшой дворец из белого мрамора, взятого из Топкапи. Полы украшали самые лучшие персидские ковры, мягкие словно пух и цветастые, будто павлиньи хвосты. Со стен свисали золотые гобелены, под потолком покачивались мастерски изготовленные масляные лампы из серебра, запитываемые плазменными батареями. Плечи Мустафы покрывала шкура белого льва, на голове у него был шелковый тюрбан, украшенный рубином величиной с кулак. Йитка являлась очередным элементом меблировки, опять же, такой, к которому можно было обратиться, и который иногда даже отвечал.

Девушку одели в прозрачные одеяния, раньше принадлежащие султанской фаворитке, в котором та чувствовала себя хуже, чем если бы была совершенно голой. К тому же от холода она вся посинела и щелкала зубами, потому что на этой высоте дуло, словно на горной вершине. Полностью она не потеряла сил только лишь потому, что могла подойти к обеспечивающему освещение и испускающему тепло генератору мощности. Йитке разрешили перемещаться совершенно свободно, но только лишь на расстояние, которое ей позволяла золотая цепочка, закрепленная на кольце над ее правой щиколоткой. Ну совершенно, словно бы кто-то опасался, что она может сбежать. Это куда же, и каким образом? Так что цепь была очередным украшением и символом ее рабского статуса.

Несколько последних часов ей пришлось торчать у подножия трона и глядеть сверху на перемещающиеся армии. Битва, осматриваемая с этой высоты, выглядела не реалистически. Наверняка с точно такой же перспективы на споры людей глядели боги и ангелы. Сюда доходили отзвуки столкновения: залпы, взрывы, хоральные возгласы и пение, грохот литавр и трески плазменных разрядов. В какой-то момент небо поначалу покрыли полосы летящих ракет, а потом и ураган взрывов. Видя валящийся вниз в огне воздушный флот чужих, девушка чуть ли не запищала от радости. Она даже позабыла о холоде и на четвереньках приблизилась поближе к краю. Она видела неправильной формы тучи войск, с нескольких сторон одновременно вливающиеся среди зданий, заполняя собой улицы и поглощая баррикады и укрепления, спешно покидаемые отступающими одержимыми. Ясмина-Мустафа глядел на все это спокойно, с улыбкой, жуя финик за фиником.

- Уже все выступили? Скажи-ка мне, моя алебастровая куколка, все ли подразделения вступили в город?

- Трудно сказать, дым заслоняет предполья, - ответила на это Йитка. – Не видно и то, что происходит в деревушках, из которых армии вышли. Но, похоже, кто-то там еще стоит, возможно, обозы? Флот уже причалил к берегу, с другой стороны Золотого Рога ни одного парус не видать.

- Это хорошо, - демиург поднялся с трона и встал на слегка расставленных ногах, сложив руки за спиной.

Львина шкура развевалась на ветру, золото и драгоценные камни, украшающие одеяние, ярко горели. Из-за трона вышли два гвардейца, унаследованные от предыдущего демиурга, огромные похожие на котов чудища в панцирях и с блестящими металлическими когтями. При взгляде в их желтые глаза, у Йитки создавалось впечатление, что она имеет дело с голодными пантерами, готовыми разорвать ее на клочки и тут же пожрать. К счастью, чудовища не стали приближаться. Ясмина-Мустафа относился к ним словно к еще одному украшению своего маленького дворца, ведь ему не нужно было беспокоиться о собственной безопасности. Перед возможным заговором своих командиром он защитился тем, что всех их послал в первые ряды битвы.

- И они еще считают себя замечательными стратегами, - фыркнул Ясмина-Мустафа, глядя сверху на захватывающие город армии. – Великий Лев Лехистана, падишах Мехмед, их командующие, паши и гетманы, все закаленные в сотнях баталий, а тут ведут себя словно банда дидиких татар. Дети и глупцы! Позволили себя спровоцировать, словно пацанов, у которых играет кровь. Они не заметили, что я их только подстрекаю, специально уступая поле битвы.

И он театрально расхохотался. Йитка с ужасом глядела на его искаженное лицо, переполненное злостью и жестокостью. Когда на миг их взгляды встретились, Йитка тут же отвела глаза. Ясмина-Мустафа хлопнул в ладоши. Что-то вспыхнуло, по небу прокатился гром. Он еще не отзвучал до конца, когда из облаков, откуда-то из-за невидимых верхних ветвей Мультиличности помчали вниз корабли, похожие на наконечники копий. Они не двигались уже так величественно и неуклюже словно топорные перевозчики, но мелькали будто молнии, тут же выстраиваясь в треугольный боевой порядок. Они вертикально валились на город, чтобы над самыми крышаит выровнять полет и очертить окружность. И только после этого они открыли огонь.

Только теперь это уже не стреляли из личного оружия воины, собранные у них на борту, но загремели пушки, смонтированные на корпусах хищных машин. Они не палили молниями плазменных разрядов, но распарывали землю струями гравитонов. Направленные вниз пушки включались в импульсном режиме на две-три секунды. За это время судно преодолевало около пятидесяти метров, превращая все под собой в кашу из обломков и чудовищно искалеченных тел. Гравитационный поток создавал точечное поле с возмущениями силы тяжести, которое искривляло как пространство, так и время. Там, куда такой поток бил в землю, та западала, втягивая в себя любую материю в радиусе нескольких метров, чтобы через мгновение, когда поток исчезал, выбросить все вверх, только теперь уже все полностью передавленное и перемолотое.

Бомбардируемый город распадался со страшным стоном и грохотом. Дома, люди и деревья втягивались в невидимые колонны бьющих вниз гравитонов, где раздавливались при чудовищном давлении. Удары глубоко впивались в землю, образуя ямы и оползни. После третьего пролета штурмовиков начали проваливаться целые улицы, образовывались трещины и разрывы, все тряслось и дрожало. Целы кварталы затянуло клубами дыма, туманами пыли и песка. Тем не менее, люди продолжали сражаться, в небо полетели ракеты и снаряды из драконовых кончаров. И вот один из штурмовиков получил заряд в хвост и, таща за собой дымовой хвост, рухнул в развалины.

Йитка с ужасом глядела на город, исчезнувший в тучах пыли. Дым заслонил все, уже не видны были колонны военных, неизвестно было – а вдруг многотысячные армии вообще перестали существовать, или же они до сих пор сражались. Кое-где сквозь пыль пробивались вспышки плазмометов, так что походило на то, что люди до сих пор бьются, или эе это одержимые добивают тех, которые не пали в ходе бомбардировки. Ясмина-Мустафа глдел горящими от возбуждения глазами, попеременно то хихикая, то рыча.

- Не беспокойся, все они не погибли. Штурмовики должны были только приостановить наступление и показать людям, что их труд напрасен, - сказал он. – Я приказал пилотам лишь обойти нападающих с фланга и раздавить их центр, а вся армия, более-менее, должна оставаться целой, окруженной кучами трупов и развалин.

- Зачем? Для чего ты ними играешься? – спросила Йитка.

- Гравитоновые пушки поглощают громадные количества энергии, ее не хватило бы для уничтожения около трехсот тысяч человек. Опять же, не для того я позволил собраться людским армиям, не для того я впустил их в город, чтобы здесь вот так всех убить. Это было бы напрасным расходом ресурсов, - пояснил демиург. – Как повелитель образующейся империи я нуждаюсь в рабах и подданных. Мне нужны те, кто будет отдавать мне честь, кто станет меня обожать или трястись от ужаса при самой только мысли обо мне. Мне нужны руки, которые возведут дворцы и фабрики, мне нужны все эти люди, чтобы ради меня они жили и увеличивали мою державу…

- Твою? Ты ведь тоже всего лишь невольник, слуга Мультиличности, - не выдержала и, не подумав, высказала, что думает, Йитка.

Ясмина-Мустафа буквально задрожал, как будто бы девушка вылила ему на голову ведро холодной воды. Он поглядел на нее сверху и дернул цепь, притягивая невольницу к себе. Потом схватил за волосы и подтолкнул к самому краю пропасти. Всем телом он прижал Йитку к мраморному полу, так что ее голова выступала за пределы дворца.

- Вместо того, чтобы болтать понапрасну, рабыня, гляди на смерть своих сородичей, - рявкнул он девшке на ухо, после чего задрал ее одежду, открывая голые ягодицы.

Йитка стиснула зубы, глаза ее наполнились слезами, отчасти вызванные ветром, отчасти же – испугом. Она оттерла их ребром ладони, после чего зашипела от боли. Демиург вошел в нее сзади, дергая за волосы. Ясмина-Мустафа рассмеялся и, не переставая двигать бедрами, очертил ладонью круг, указывая на какое-то движение на предпольях Стамбула. Йитка прищурилась, концентрируя взгляд. Ветер развеял облака пыли, и было похоже на то, что из-под земли выходят какие-то гигантские существа. Земля растрескивалась и рассыпалась по бокам, взрывались кучи обломков, на которые люди никак не обращали внимания, открывая спрятанные под ними машины, некоторые из них – величиной с дом. Эти устройства или же машины выпрямлялись, раздвигая телескопические конечности. Некоторые напоминали своим видом гуманоидов, но имелись среди них и чудища, выглядящие словно железные насекомые или костистые крабы с огромными клешнями.

Похожие на них устройства вынырнули из вод залива на тылах сгрудившихся в порту судов. Эти машины первыми открыли огонь – в их верхних конечностях были смонтированы плазмометы, огнеметы и импульсных гравитоновых зарядов. Залп из этих пушек ударил в борта имперских судов, разрывая их, перемалывая и зажигая. В небо полетели расколотые доски, щепки и мелкая пыль, не говоря уже об искалеченных человеческих телах. В порту разыгрался истинный ад. Гордые белые паруса встали в огне, с трескам и болезненными стонами разбитые корабли клонились на борт и погружались в воду или же горели словно факелы. Моряки спрыгивали с них вслепую, лишь бы подальше от огненной преисподней.

И вдруг оказалось, что город окружен железным колцом могучих машин, которые неожиданно двинулись вперед с грохотом, скрежетом и воем. Все они направились в сторону столицы, игнорируя оставшуюся на возвышении молчащую турецкую артиллерию и обозы. Они направлялись в Стамбул, чтобы замкнуть в клещах толпящиеся на улицах и площадях армии.

- Э, какие красивые экзоскелеты приказал я приготовить для наших бойцов? Сейчас они сметут непокорных и сожгут командиров, - не мог справиться с восторгом Ясмина-Мустафа.

Йитка чувствовала жаркое дыхание демиурга на своей шее, и его запах доставал ее даже сильнее, чем болезненные толчки пениса. Девушку переполняли отвращение и нарастающий гнев, который даже заглушил страх. Она закусила губу и лишь сильнее вцепилась в край здания, выступающий над пропастью.

А где-то внизу, вдалеке огромные машины сжимали круг вокркг города, уже приближаясь к первым застройкам. Арьергард спахи выступил против двух ближайших, паля в них в упор из пистолетов. Механизмы ответили плазменным залпом, покрывая предполье клубящимися фрагментами дергающейся плоти, дымящимися останками людей и лошадей. Через мгновение группа всадников легкой кавалерии попыталась прорваться между замыкавшими окружение чудовищами, но тем импульсными гравитоновыми зарядами превратили землю перед конными в вопящую и секущую массой камней и песка бездну. Всадники развернулись и помчались в сторону центра города. А со стороны залива механизмы вышли на берег, раздавливая севшие на мель суда и сталкивая бегущую в ужасе морскую пехоту в город. Буквально за пару минут громадная объединенная армия была пленена в развалинах крупнейшего на свете города.

Ясмина-Мустафа ржал, как бешеный, продолжая насиловать девушку. Йитка начала рыдать, что демиург посчитал за проявление испуга и отчаяния. Он не видел лица девушки, которое было искажено таким бешенством, которого девушка никогда прежде не переживала. Всю свою жизнь она сносила различные унижения, ее похищали и держали под замком, били и издевались, только все это не убило в ней чувства врожденного превосходства над другими. Вместо того, чтобы превратить ее в безвольную жертву, любое оскорбление только придавало бывшей монашке сил и упрямства.

- Я кое-то выдам тебе, куколка, - все быстрее сопел демиург. – Нет, этот мир Мультиличности я не отдам. Образующие ее существа лишь пожрали бы природные ресурсы и превратили бы красивую планету в еще один сервер, поддерживающий их виртуальные сущности. У меня другие планы. Я удалю ее и займу ее место. Пока что я позволяю нагонять в конденсаторы ходячих механизмов и штурмовиков энергию прямиком из инфополя, но как только битва закончится, и люди сдадутся в рабство, я расправлюсь с Мультиличностью.

- Как? – простонала девушка. – Как можно ее убить?

- Убить нельзя, но я очень просто, как и тебя, закую ее в цепи и оттрахаю. Замкну ее в инфополе на ключ, без возможности влиять на реальность. Будет достаточно, если через интерфейс дающий возможность доступа к инфополю, я введу соответствующее программное обеспечение. Оно у меня под рукой, прямо тут, рядом, и я в любой момент могу им воспользоваться. – Ясмина-Мустафа захихикал. – Но все это неважно. Для тебя пускай имеет значение то, что как раз сейчас тебя имеет будущий повелитель мира, для которого все великие императоры будут служить лишь подстилками. Через мгновение я возвышусь над самыми могущественными повелителями, раскину крылья и поднимусь к небесам! Я стану равным богам, я прикажу поместить себя на алтари, чтобы меня почитали все люди, по всей планете.

Йитка почувствовала волну тошноты, которая приглушила даже ее гнев. Ее насиловал чертов урод, посчитавший себя новым богом. Отвратительный безумец, достойный только лишь презрения. И ей, что, сносить жизнь в роли его игрушки, насилуемой и мучимой до того времени, когда она ему надоест, и когда ради развлечения он ее убьет? Йитка терпеть не могла быть жертвой, и если кто ее обижал, она обещала себе, что это в последний раз. А сегодня это наверняка будет последний раз.

Девушка сконцентрировалась, стискивая пальцы на краю платформы, на которой насиловал ее Мустафа, после чего всем телом рванулась вперед. Одной рукой она оттолкнулась, второй рукой хватая плечо демиурга, которым тот охватил ее шею. Этого движения хватило, чтобы очутиться за краем наполовину. Йитка закрыла глаза, чтобы не глядеть вниз, чтобы не колебаться. Ясмина-Мустафа дернулся было назад, только было уже поздно. Равновесие он потерял.

- Что ты делаешь?! – взвизгнул он, пытаясь уцепиться за одежду невольницы.

- Помогаю тебе развернуть крылья, - прошипела та.

И оба полетели в бездну. Йитка не выдержала, разоралась во все горло. Ветер свистел у нее в ушах, какое-то мгновение девушка падала по инерции, чтобы внезапно почувствовать рывок и ужасную боль в щиколотке. Это золотая цепь остановила падение, правда, кольцо на ноге рассекло кожу. Ясмина-Мустафа размахивал руками, пытаясь удержаться на девушке, но прозрачная и тонкая ткань сразу же порвалась. Демиург и несостоявшийся повелитель мира полетел в зияющую пустоту, визжа и дергаясь в напрасной борьбе с предназначением.

Йитка глядела, как он быстро уменьшался, мчась вдоль ствола черного дерева, чтобы, в конце концов, грохнуться в крышу святилища из белого мрамора, в котором он установил интерфейс. Тело ударилось, забрызгивая крышу огромным багровым пятном. Крик замолк только лишь после этого.

Девушка осталась одна. Она качалась на цепи, вися головой вниз, метрах в двухстах над землей, к тому же голая и обессиленная. Тем не менее, она была довольна собой. Она победила и уничтожила чудовище. Даже если теперь она тоже упадет, то с осознанием того, что ее жертва не оказалась напрасной.

ª ª ª

Тадеуш все время находился за спиной пана Михала. Он старался не только удержаться в седле, что, в конце концов, у него начало получаться, но и надлежащим образом выполнять обязанности сопровождающего, следить за своим рыцарем, чтобы прикрывать ему спину и, в случае необходимости, обеспечить поддержку. Ротмистр ехал во главе хоругви, задавая быстрый темп. Скачка галопом по пыльным дорогам довольно скоро дала о себе знать парню. Панцирные вздымали облака пыли, которые, если учесть жару, затрудняли дыхание, лезли в нос и раздражая горло. Каштелянич откашлялся и подъехал к пану Михалу еще ближе. Хоругвь приближалась к безымянной деревушке, в которой стояли литовские войска, ожидая непонятно чего. Тадеуш не имел понятия, что планирует ротмистр. Он никак не мог заставить подчиниться гетмана Паца силой, ведь он был всего лишь командиром отряда из ста двадцати панцирных, а в селении собралось тысяч десять оружных под знаменами с Погонью.

- Осторожно, вон там! – парень указал на нескольких всадников, неожиданно выехавших из оливковых рощ, тянувшихся вдоль дороги.

- Спокойно, - бросил Пиотровский через плечо. – Это свои, мы должны были здесь встретиться.

Прибывшие быстро присоединились к хоругви, только ехавший впереди поднял руку, приветствуя ротмистра. То был дядька импозантных размеров, одетый в бурую рясу францисканца, с капюшоном, заслоняющим лицо. Его сопровождали несколько шляхтичей из ополчения, усатых верзил с покрытыми шрамами грозными рожами. Было видно, все они, что называется, скандалисты и смутьяны. Тадеуш чрезмерно удивился такой компании, но любопытство пришлось укротить. Времени на то, чтобы задавать вопросы, не было.

Не было у парня времени и на то, чтобы приглядываться к чужакам, потому что уже через минуту навстречу им выехал разведывательный отряд литовской кавалерии. Пан Михал коротко представился и грозным голосом потребовал незамедлительно видеться с великим гетманом. Кавалеристы поели его через недавний лагерь. Везде стояли военные, разделенные на отряды и готовые, но не к бою, а к отъезду. Об этом свидетельствовало направление, в котором были повернуты знамена и обозные повозки. Все это еще сильнее рассердило ротмистра, и он подогнал коня.

Великого литовского гетмана они застали уже сидящим в карете в сопровождении доверенного исповедника и двух советников в золоченых жупанах. Все четверо поглядели на приближающегося королевского посланника с явной неприязнью, а Пац нетерпеливым тоном даже отдал приказ не допускать панцирных к нему. Тут же несколько литвинов попыталось забаррикадировать дорогу приближающейся хоругви. Первый, который поднял руку, приказывая пану Михалу остановиться, получил от ротмистра в зубы так, что даже свалился с коня. Остальных панцирные заставили съехать с их дороги.

- И что это должно означать, ротмистр?! – рявкнул гетман. – Да еще и подняли руку на моего оруженосца, молодого Замойского. Что это вы себе воображаете?

- А то, что мы являемся посланниками короля, который желает знать, почему это вы, мил'с'дарь Пац, не выполняете его приказы! – загрохотал пан Михал, забывая про все вежливые приветствия.

- Королю все еще кажется, будто бы он обладает абсолютной властью, - фыркнул один из сидящих в карете вельмож. – А нечего ему нападать на свободную шляхту и заставлять всякие безумия исполнять.

- Согласен, - вмешался и исповедник. – Перемирие с язычниками – это же оскорбление Бога и Церкви святой. Король Ян с ума сошел, приказывая нам атаковать чужих плечом к плечу с басурманами. И за это будет он подвергнут экскоммуникации, об этом уж я постараюсь…

Пиотровский подъехал к карете, приказывая свои подчиненным остановить лошадей. Его сопровождал лишь огромный монах в капюшоне и ежущий в нескольких шагах позади каштеляниц Тадеуш. Гетман пошевелился в своей карете и вытащил из-за пояса богато украшенную булаву – символ его должности, которая могла послужить и оружием.

- Передай, сударь, королю, что Литва не собирается позволить себя убить ради его капризов и ради обороны языческой столицы. Пришла зима, и нам пора вернуться домой. А с чужими будем сражаться, когда сойдут снега, - акцентируя слова прибавил он. А теперь иди уже и не порть своим видом удовольствие от столь хорошо начатого дня.

Не успел пан Михал что-либо ответить, монах сбросил капюшон. Открылось усатое лицо короля Яна III Собеского, весьма недовольного и разгневанного. Король сморщил лоб, глядя на изумленных пассажиров кареты.

- Уже несколько лет ты, Михал Пац, копаешь подо мной ямы, - процедил Собеский. – Это уже не первый раз, когда ты не подчиняешься приказу и оставляешь королевское войско в опасности. Тебе кажется, что сюда мы прибыли только присмотреться к уничтожению османов, и что по дороге в Речь Посполитую ты сможешь сколько тебе влезет грабить и обижать народ? Или ты считаешь, что тебе удастся вонзить мне нож в спину и захватить корону, а? Что же, подойди и сам сними ее у меня с головы!

Гетман прищурил глаза, злобно дергая ус, а в другой руке сжимая булаву. Тадеуш был уверен, что Пац раздумывает над тем, а не схватиться ли сейчас и не стукнуть ли ею короля по голове. Ему захотелось подъехать поближе, чтобы, в случае чего, заслонить монарха собственным телом.

- Не годишься ты командовать литовским войском, - сказал Собеский. – Я отбираю у тебя гетманскую власть. Мне твои армии нужны, и я не допущу, чтобы ты с ними отбыл. Немедленно верни булаву.

Гетман расхохотался. Через пару секунд колебаний его смех подхватил священник и сановники.

- Нет у тебя такой власти, Ян, - заявил Пац. – Только Сейм мг бы отобрать у меня командование, ты же являешься всего лишь фигурантом, возведенным на трон мятежниками и мордоворотами, а никак не настояшим монархом. Ничего ты мне можешь мне сделать, абсолютно ничего. За мной стоят самые могущественные магнатские роды, а за тобой – банда оборванцев. Так что возвращайся к своему войску и гибни вместе с ним, если это тебя так забавляет. Не трать моего времени понапрасну.

Собеский словно окаменел в седле. Тадеуш даже дышать перестал, ожидая, когда король взорвется. Юноша заметил, что пан Михал положил руку на рукоять сабли, так что сделал то же самое, готовясь атаковать гетмана. Тем временем, за каретой Паца появилось несколько его сторонников с пистолетами в руках, из деревушки уже подъезжала на помощь личная гусарская хоругвь вельможи. Король не стал спорить и повернул коня. Через мгновение то же самое сделал и пан Михал, быстро присоединившись к своему монарху. За их спинами раздался смех, кто-то из сторонников гетмана сунул пальцы в рот и презрительно засвистел. Тадеуш чувствовал, как волоски на шее поднимаются, как от стыда горят щеки. Унижение короля было ужасным. А что им оставалось делать?

Неожиданно Собеский осадил коня, после чего заставил того повернуть. Оба панцирных, ротмистр и его сопровождающий, с изумлением поглядели на монарха. Тот же, не говоря ни слова, протянул руку к расположенным вдоль конского бока ножнам, в которых гусары обычно возила кончар, и вытащил длинную трубу, законченную клубнем снаряда. Ян усмехнулся панцирным, сунул драконов кончар себе пд мышку, нацелил его в карету гетмана и потянул спусковой крючок. Раздался оглушительный грохот, и снаряд, в клубах дыма, помчался к цели.

Взрыв настолько перепугал верховое животное Тадеуша, что жеребец поднялся на задние ноги. Прежде чем парень снова его укротил и подтянулся в седле, он увидал в ниспадающей туче песка и пыли катящееся по дороге каретное колесо. Там же, где только что стояла карета, валялись окровавленные, дымящиеся останки, из которых торчали огромные щепки. Король даже изумленно засвистел, поворачивая драконов кончар в руке.

- А все-таки гетмана я в отставку отправил, а! – с усмешкой заявил он. – Пиотровский, принимай командование над литовским войском. Если хоть какой-нибудь литвин начнет возражать, отруби ему башку, это приказ короля. После чего разворачивай все силы для наступления. Я же в это время выведу свои хоругви из рощи.

- Ударим сзади на шагающие машины, ваше величество? – запросто спросил Тадеуш.

- Все верно, парень. Только не уничтожайте их, а лишь повалите на землю. Хочу отвезти нескольких в подарок Марысеньке, - заметил на это король. Потом по их образцу выстроим себе свои. Нравится мне, как они себя в бою ведут. Хочу иметь такие же в своей армии.

- Слушаюсь, ваше величество, - кланяясь, ответил ротмистр, временно возведенный до гетмана.

После этого он завернул коня и направился к онемевшим литовским гусарам, чтобы взять над ними командование.

XVIII

Я был восхищен нынешним демиургом. Ему необходимо было действовать исключительно решительно и нестандартно, раз, располагая стлоь неразвитой пока что технической базой, ему удалось построить столько экзоскелетов. я следил за ними в подзорную трубу, стоя на крыше двухэтажного дома. Мне показалось совершенно невероятным создание за столь короткое время стольких боевых механизмов. Откуда взялись системы управления, гидравлические и и вспомогательные модули, а ко всему остальному – достаточно мощные аккумуляторы привода? Конструкторам нужно было на чем-то сэкономить, ведь действовали они в спешке. Следовательно, у оборудования должна была иметься масса недостатков. И я горячечно размышлял над тем, какие это могут быть недостатки. Слабый, поскольку созданный из обычной стали, кожух и, что за этим следует, большой вес и энергозатраты. Что еще?

Мехи были видны издалека, часть из них уже вошла в город и теперь двигалась по улицам, сталкивая турецкую и польскую армии. Другие остались на предпольях, где загоняли группы дезертиров, мародеров и просто трусов в одну кучу. Действовали они в соответствии с заранее приготовленным планом, ни на мгновение не колеблясь, все время сотрудничая один с другим. Задерживались они, когда большие или меньшие отряды пытались их атаковать или пробиться из окружения. Мехи умело исключали угрозу, не давая людям ни малейшего шанса или прощения.

- Ты не раздумывай столько, а только скажи, как их победить, - отозвался стоявший рядом Абдул Ага.

Командующий янычарами вот же несколько минут скрежетал зубами и сопел, давая выражение собственному недовольству. Я знал, что его сжигает жажда боя и побед, а вместо того ему приходится собачиться с запаниковавшими пашами, требующими от него немедленно прервать наступление на Мультиличность и прекратить окружение. Командиры и сановники были перепуганы, они хотели очутиться как можно подальше отсюда. К сожалению, сераскир Ибрагим Паша, который был бы способен всех их успокоить, был отрезан где-то в порту со всей своей гвардией. Султан же находился далеко от города, в безопасном лагере, он следил за баталией с расстояния, дающего возможность отступить. В столицу он должен был вступить только лишь после того, как всех врагов уничтожат. Так что Абдулу приходилось еще заниматься настроем вельмож, которые, перед лицом опасности, оказались банальными трусами.

- С механизмами мы справиться сможем, собственно говоря, для нас они не будут представлять значения, если мне удастся обезвредить Мультиличность, - сообщил я. – Ты же обязан убедить пашей в том, что мы все время должны идти вперед и переломить укрепления, блокирующие центр. Открой мне дорогу к Мультиличности, а когда я одержу над ней победу, то экзоскелеты обездвижу за пару мгновений….

- Так ведь я же не могу двинуться, потому что чертовы паши требуют, чтобы я в первую очередь освободил их из окружения, - процедил разъяренный Абдул. – Они угрожают отобрать у меня командование над янычарами и немедленной казнью путем отсечения головы, если только я не обеспечу им безопасности. Ну не могу я вот так, попросту, переместить корпуса для наступления на центр, ведь у этих сукиных детей повсюду имеются доносчики, так что они быстро узнают, что я всех их в заднице видел.

Я почесал подбородок и сунул подзорную трубу за пояс. Уничтожение мехов может занять даже несколько дней, к тому же, в любой момент на небе вновь могли появиться штурмовики новейшего поколения. Сейчас они исчезли, как я догадывался, чтобы заново зарядить гравитоновые орудия. Я подозревал, что у нас имеется всего несколько спокойных часов, и считал, что следует использовать их для преодоления сопротивления одержимых. А вместо этого армия металась по улицам, ее командиры вели споры о том, что же делать, а точнее: как отсюда смыться.

- Ты ведь являешься агой янычар, и Диван просто так сместить тебя не может, - буркнул я.

- Не знаю, - вздохнул Абдул. – У меня ужасное желание отдать приказ, чтобы всем им надели на шеи шелковые петли и придушили. Но этим я привел бы только к сражениям внутри армии, которые в нынешней ситуации обрекли бы нас только на поражение. И я не знаю, что делать. Я уже даже склонен поддаться им и направить самые лучшие отряды на прорыв окружения, чтобы вывести войска из города.

- А это будет равнозначно полнейшему поражению. Подобный случай для того, чтобы отбить Стамбул и уничтожить Мультиличность уже не повторится, - холодным тоном заметил я. – Ты прекрасно понимаешь и то, как на бегство отреагирует султан. Ему придется наказать виновных в поражении, то есть, неспособных командующих.

- И он отрубит мне голову, - подвел итог Абдул Ага. – Всю ответственность паши спихнут на меня. Таким образом, так или иначе, но я сижу в полнейшем дерьме.

- Разве что поможешь мне пробиться к Мультиличности и дашь возможность победить ее. Чтобы успокоить пашей, направь большую часть военных для атак на механизмы. Пускай янычары пытаются уничтожать их ракетами и легкой артиллерией. Целиться нужно в ноги машин и не тратить боеприпасы на обстрел бронированных корпусов.

- А что делать с машинами, которые ползают, у которых есть колеса или куча коротеньких ножек? – дельным тоном спросил янычар.

- Размести людей на крышах зданий и на минаретах. У таких механизмов не должно быть сильного бронирования сверху. Всех их следует поражать с высоты, - сказал я. – Я понимаю, работа у тебя будет нелегкая, ведь воинам придется поиграть с ними в "кошки-мышки", чтобы завлечь их поближе к мечетям и другим высоким зданиям.

- А что с тобой? – спросил Абдул.

- Дашь мне самый лучший полк, я хочу "божьих безумцев", - ответил я, имея в виду отважных будто тигры и подготовленных для самоубийственных операций янычар. – Симулируя атаки спахи и легкой кавалерии, мы ударим и пробьем кольцо одержимых. Мне нужно добраться до подножия Мультиличности и продержаться там, самое большее, с час.

- Хорошо, - кивнул Абдул. – Я дам тебе отборный отряд.

Договор мы припечатали рукопожатием, после чего сбежали с крыши. Абдул вызвал одного из суповаров и указал меня, как его нового начальника. Я приказал своим новым янычарам приготовиться к скорому выступлению, а сам помчался в полевой лазарет. Дороту я нашел стоящей на коленях у раненного офицера, который был ранен камнем, вырванным потоком гравитонов. Аль-хакима как раз фиксировала лубками размозженное плечо, не переставая при этом орать на помогающих ей двух медиков, учеников медресе.

- Как жаль, что со мной нет Йитки, - сказала Дорота, увидав меня. – Вот это была помощница, а не эти придурки. Ёжатся от страха при каждом взрыве и сразу же падают плашмя, чтобы молиться. Так работать просто невозможно!

Я оттащил ее от кровати с раненым и вывел на улицу.

- Ты мне нужна, - заявил я.

Дорота усмехнулась, ее глаза блеснули похотью. Ох, она и вправду была словно дикая самка моей первоначальной расы, необузданной кошкой с острыми словно бритва когтями. Я охотно спрятался бы с ней в развалинах на полчасика, только мы не могли себе этого позволить.

- Я хочу, чтобы ты отправилась со мной прямо в преисподнюю, - прибавил я.

- Я не боюсь, можем отправляться хотя бы и сейчас, - взялась Дорота под бока.

- Если нам удастся пробиться к Мультиличности и найти интерфейс, мне придется физически подключиться к нем. При этом меня может серьезно тряхнуть, так что кто-то должен будет следить за мной, а в случае чего, достаточно долго удерживать при жизни, – пояснил я. – Как, пойдешь со мной на битву с богом-самозванцем?

- Я не оставлю своего красивого мальчика в беде, - ответила Дорота и поцеловала так, что у меня сперло дыхание.

Наше занятие прервал топот тяжелой кавалерии. Это на площадь, плотно заполненную янычарами, въехала хоругвь, которой командовал поручик Блонский. Увидав меня, он помахал рукой и соскочил с седла.

- Великий коронный гетман Яблоновский прислал меня сюда с подкреплением, - сообщил он. – Я обязан обеспечить тебе, мил'с'дарь Тайяр, возможность добраться до этой чертовщины. Слушаю приказы.

Гусар нервно щипал ус. Похоже, его не до конца радовала перспектива служить басурману, к тому же, с оскверненной чужим душой. Зато я обрадовался неожиданному подарку и с размаху хлопнул поручика по плечу. Потом я указал ему на громадное черное дерево, нависшее над городом.

- Тогда давай уничтожим его, причем, как можно скорее, - предложил я.

ª ª ª

Оказалось, что советы Талаза довольно-таки сложно реализовать, тем более, что запас ракет был практически исчерпан. Абдул Ага приказал собрать их все и пересчитать, после чего передать самым лучшим и умелым пушкарям. Кроме того, янычары подтянули шесть трехфунтовых пушечек, стреляющих литыми шарами величиной с яблоко. В течение следующего часа акинджи изображали хаотичные атаки и попытки сбежать, чтобы находящиеся поблизости механизмы бросились в погоню. Вслепую скача по улочкам махалли, они привели мехов на торговую площадь.

Абдул стоял на баррикаде из перевернутых повозок, бочек и всяческого старья. Когда враг появился в поле зрения, янычар тут же почувствовал себя маленьким и слабым. Шагающие машины из черного металла возвышались над крышами домов, а их нижние конечности ступали с грохотом и металлическим басом, от которого тряслись стены, и все внутри переворачивалось. Один из коней гарцующих всадников поскользнулся на брусчатке и сломал ногу, падая, он придавил молодого акинджи. На глазах застывших от ужаса солдат огромная нога меха опустилась на них и размозжила с отвратительным чавканьем. Тем не менее, янычары на баррикаде не дрогнули. Все стояли на своих местах, лишь поглядывая на командира.

Суповар затаил дыхание, продолжая ожидать. Из боковой улочки вышел второй мех и величественно вступил на площадь, после чего медленно двинулся в сторону баррикады, словно великий железный бог войны. Формой он напоминал человека, но торс его вместо головы венчала застекленная кабина с одержимым. Водителем был пожилой мужчина, в громадной железной туше выглядящий недоростком. Неожиданно он остановил чудище и что-то переключил на своем шлеме.

- Воины, ваше сопротивление заранее обречено на проигрыш! – его голос загрохотал над площадью словно колокол. – От имени нового властелина мира предлагаю вам милость выживания. Сложите оружие, и мы позволим вам жить и служить новому повелителю. Выходите ко мне, и вы останетесь в живых.

Абдул глянул в сторону, на присевших на корточки в конце площади двух пашей, ожидающих результата столкновения. Он прошипел последний приказ своим охранникам, а потом поднялся на баррикаду, встал на ней и поднял руки над головой. Мех достойно направился в его сторону. Янычар увидел очередные машины, заходящие на базарную площадь. А всего на торге собралось уже пять мнханизмов.

- Так ты командир, человек? – спросил одержимый. – Ты офицер янычар? Объявишь капитуляцию от имени своего подразделения?

Мех остановился перед баррикадой, которая доходила ему до бедер. Чтобы получше осмотреть Абдула, водитель машины наклонил ее вперед. Суповар не мог ожидать более подходящего случая, но, раз он случился, он не мог им не воспользоваться. Он протянул руку за спину и вырвал из размещенных там ножен рукоять плазменного меча, захваченного у сбитого чужого. Талаз показал ему, как обслуживать энергетическое оружие, поэтому, не колеблясь он сдвинул рычажок, активизирующий аккумулятор. Из рукояти выстрелил язык белого пламени длиной в три локтя, который с треском начал кусать воздух.

- Аллах! – прокричал Абдул Ага и прыгнул вперед, вздымая меч над головой.

Он высоко подпрыгнул, пролетел над зияющей за баррикадой пустотой, и приземлился прямиком на кабину меха. Обоими руками янычар вонзил в нее меч и завис, держась за рукоять. Клинок располосовал водителя и помчался вниз, разрезая металлический кожух и углубляясь во внутренностях механизма. Абдул не отпускал свое оружие, хотя плавящийся металл брызгал ему на руки и на лицо. Абдул "съезжал" медленно, вися на огненном мече, распарывающем машину. Наконец он свалился на землю, чтобы сразу же откатиться в сторону. Мех переломился на две части и с грохотом свалился на баррикаду.

Янычары заорали от радости и по приказу унтер-офицеров подтащили пушечки. Пушкари нацелились, в соответствии с указаниями, в ноги мехам. Шесть пушечек рявкнули одновременно, чугунные ядра помчались со свистом. Два ядра промахнулись, ударившись в стены домов, вырывая в них дыры, один снаряд попал в нижнюю часть механизма, не нанося тому никакого вреда, а вот три оставшиеся ядра размозжили ноги шагающих машин. Две из них зашатались, чтобы через пару секунд с грохотом и бряцанием свалиться на бок, у третьей машины подломились колени, и она мягко упала на землю. Последний исправны мех поднял обе руки, вооруженные плазмометами, но, прежде чем успел выстрелить, янычары забросали его гранатами. Как минимум с десяток их взорвалось у его ног, разрывая металл и сея по сторонам обломками. Мех споткнулся, обернулся вокруг оси, стреляя белыми молниями в небо, и тяжело грохнулся на спину. Пехотинцы тут же облепили его, словно муравьи побежденного жука. Прикладами мушкетов они разбили кабину и вытащили оттуда водителя, чтобы голыми руками разорвать его на клочья.

Абдул Ага тем временем отключил свой огненный меч и вновь забрался на баррикаду, чтобы осмотреть результаты засадной операции. Он встал на спине собственноручно поваленного меха, с удовлетворением глядя на поваленные машины, водителей которых немедленно убили. Паши должны быть довольны – янычары вновь перехватывали инициативу. Ага спустился к толпящимся вельможам, которые уже успели забраться на своих верблюдов.

- Мы знаем, как с ними сражаться, - сообщил он игнорирующим его сановникам. – Теперь мы можем присоединиться к Тайяру и помочь в его атаке на расположение врага!

- Мы обязаны вернуться к падишаху и сообщить ему о победе, - сказал один из пашей в тюрбане с золотой застежкой и пучком перьев цапли. – А ты, ага, исполняй свою повинность. Действуй по своей воле, и да пребудет с тобою Аллах!

После чего хлопнул верблюда по заду, заставляя животное сходу набрать полную скорость, а вельможи уже мчались по открытой улочек, заметив дыру в кольце блокады. Только лишь сейчас появился шанс на то, чтобы сбежать из города. Практически сразу же за ними двинулись два или три бунчука акинджи и сборище пехотинцев из ополчения. Видя сбегающие отряды, люди с воплями бросились сбегать, бросая оружие и давя друг друга.

- Бей в литавры! – приказал Абдул барабанщику, заметив, что тот в замешательстве. – Все ко мне! Никто никуда не убегает!

Ударил сначала один барабан, а потом и второй. Вдали в ответ запели рога и трубы кавалерии. Абдул вопросительно глянул на янычара, сидящего на дереве и исполняющего роль наблюдателя.

- Сюда идут очередные машины, в том числе и те, что похожи на крабов! – доложил тот. – Идут с двух сторон, другие перекрывают дыру в блокаде. Сейчас у нас тут будет не менее двух дюжин механизмов! Мне слезать?

- Сиди и наблюдай! – отдал приказ Абдул. – Похоже на то, что мы таки спровоцировали сукиных детей. И замечательно! Готовьте ракеты!

Он поглядел в небо, не обращая внимания на ветви черного гиганта. Быстренько прошептал молитву, после чего вновь забрался на баррикаду. Янычары полезли за ним, таща тяжелые трубы ракет.

ª ª ª

Поручик Блонский развернулся в седле и глянул назад, на отряд чернокожих башибузуков, легких кавалеристов, знаменитых коварными атаками и жестокостью. Несколько странно было иметь их у себя за спиной в качестве союзников, тем более, что сам он чувствовал их нелюбовь к себе и жажду убийства. Они с радостью вонзили бы копья в спины христианским рыцарям, нечего об этом и говорить. Тем не менее, они изображали безразличие в отношении тяжеловооруженных польских кавалеристов, следя за расположенными по другой стороне эспланады домами, захваченными одержимыми, среди которых мелькали гротескные силуэты чужих. Тем не менее, Семен чувствовал бы себя получше, если бы чернокожие мусульмане были перед ним; вот как-то не мог он избавиться от беспокойства и щекотания между лопатками, как только поворачивался к ним спиной. Башибузуков было около двух сотен, чуть больше, чем гусар в хоругви, приведенной Борнским. Прибыли они вместе с янычарами Талаза Тайяра, которых ранее передал под его командование Абдул Ага. Но ктто на самом деле обладал над ними властью, сказать было невозможно.

Неожиданно внимание Семена привлекла Дорота, которая горячо жестикулировала и показывала что-то высоко над позициями неприятеля. Она чего-то требовала от Талаза, который с недовольным лицом чесал голову. Поручик тут же подъехал к ним, потому что его интересовало, почему это талаз все еще не решается начать наступление, а еще: почему это аль-хакима так кипятится. Женщина, увидав гусара, подбежала к нему и сунула в руку подзорную трубу, которой до сих пор пользовался Талаз.

- Ну вот, мил'с'дарь, только гляньте. – Она подняла руку. – Пан сам обещал ее освободить, так что придумай пан чего-нибудь!

Семен сморщил лоб, глядя в указанном направлении и наконец заметил на одной из боковых ветвей черного дерева белый объект, вне всякого сомнения – здание. А чуть пониже, качался, вероятнее всего, подвешенный на веревке, объект, похожий на висящего головой вниз человека. Поручик поднес подзорную трубу к глазу и прямо зашипел:

- Панна Йитка! Ее повесили, причем – нагую. Вот же сволочи!

- Она жива, - тут же вмешалась Дорота. – Шевелится и пытается подтянуться. Если никто ей не поможет, бедняжка умрет. Повешение вверх ногами – все-таки очень жестокий способ убивать преступников. Кровь стечет у нее к голове, после чего разорвет кровеносные сосуды. Я знаю, потому что однажды видела конокрада, которого наказали именно таким вот образом.

- Мне крайне жаль, но девушка находится вне зоны нашего влияния, - буркнул Талаз. – Нам нужно пробиться к тем вот объектам, овальным строениям с левой стороны дерева. Они, похоже, являются конденсаторами мощности. Их поставили возле давнего портала, то есть в том месте, через которое прошла наиболее плотная информация. Они окружают биопроцессор, так что именно в них находится интерфейс Мультиличности. У нас нет времени пробиваться на другую сторону и искать лифт наверх. Если таковой вообще существует. Мне весьма жаль, но Йитка должна справляться со своими проблемами сама.

- Как это справляться сама?! Шутишь? – гневно взвизгнула Дорота.

- Сейчас мы должны идти в атаку, я же должен иметь тебя рядом, - спокойно пояснял Талаз.

Семен покачал головой, поглядывая через плечо на позиции врага. Среди зданий появились одержимые в панцирях, с собой они тащили тяжелые плазмометы. Они уже заметили группирующиеся отряды людей и готовились к встрече. С каждой минутой пробиться сквозь них будет все труднее и труднее.

- Я займусь девушкой, - заявил Семен, перебивая Дороту. – Я обещал, что освобожу ее, вот и сдержу слово. Найду дорогу наверх, если таковая существует. А теперь давайте-ка уже начинать, а не то через половинку "Аве, Мария" чужие сами за нами придут.

Дорота тут же замолчала, внимательно глядя на гусара. Талаз тем временем сунул два пальца в рот и свистнул, указывая суповару "божьих безумцев" направление атаки. Барабанщики загрохотали в медный котел, священный предмет для отряда, и внезапно из застроек с воплем высыпала целая туча янычар. Атака началась столь неожиданно и резко, что Семен прямо съежился в седле от рева. Потом махнул на прощание Талазу, который поднимался в седло крепкого белого коня, полученного от спахи, и отъехал к своей хоругви.

Янычары пробежали половину эспланады – очищенного от застроек и каких-либо помех предполья – как тут одержимые приветствовали их огнем тяжелых плазмометов. Очередь раскатов потрясла воздух, в неровный ряд бегущих пехотинцев вонзились белые молнии. Они попадали и в землю, и в людей, выбрасывали вверх фонтаны горячего, расплавленного песка, разрывали тела, разбрасывая в стороны дымящие и парящие останки. Несколько пушкарей приостановилось, чтобы, без прицеливания, выпустить ракеты. Снаряды с шипением помчали по плоским траекториям, таща за собой огненные и дымовые хвосты. Они попали в укрепления и дома, смели плотный ряд одержимых, которые держали метатели. Очередные взрывы потрясли искалеченный город. Эспланаду затянуло дымом.

Через мгновение раздались крики янычар, которые добежали до защитников и с яростью сцепились с ними. В дело вступили пистолеты, копья и ятаганы зазвенели на панцирях. Безумцы и отчаянные наперли на врага с такой ненавистью и жаждой убивать, что одержимые стали отступать. С особой яростью янычары накинулись на чужих с нечеловеческими формами. Тури насели на восьминогое, похожего на лошадь создание, порубили его на кусочки, затем зарубили ятаганами высокого худобу с яйцеобразной головой и огромными черными глазами в форме миндалин, затем закололи копьями громадного ящера с крокодильей пастью. При этом они не обращали внимания на потери и летящие отовсюду молнии, тольк лишь все время напирали вперед, рубя, стреляя и действуя копьями.

Семен глядел на все это пару мгновений, затем поднял руку и сам подогнал коня. Запела труба, и гусары двинулись – копыта забарабанили по мостовой, зазвенели панцири и зашумели крылья. Некоторые всадники держали драконовы кончары, у остальных были поднятые копья. Семен ускорил, и на средине эспланады кавалерия перешла в галоп, производимый ею шум перешел в оглушительный грохот. Приближаясь к позициям врага, гусары неожиданно сплотили ряды, установились в позиции "коленом в колено" и опустили копья. В улицу они влетели лавой, по восемь всадников в полутора десятках рядов. В них тут же полетело несколько плазменных молний, но строй и напор кавалерии не поколебался даже на мгновение. Кавалеристы снесли стоявших у них на пути одержимых, втоптали копытами в мостовую отступающих и помчали дальше, на полном галопе.

За хоругвью на коне мчал Талаз, склонившийся в седле и через плечо поглядывающий на сидящую за ним Дороту. Аль-хакима обнимала его в поясе, прижимая лицо к спине турка. Женщина дышала быстро, подсознательно ожидая жаркого удара молнии, которая снесет их с седла и отошлет на тот свет. Она видела мигавшие под копытами раздавленные останки одержимых и подстреленных гусар. Но, наконец, целые и невридимые, они въехали среди домов, а потом и на территорию, совершенно измененную чужими, застроенную странными объектами и домами с совершенно невероятными формами. Странные создания и чужие в панцирях все время выбегали из-за зданий, присоединяясь к сражению, словно их тут были десятки тысяч. Но хоругвь двигалась вперед с грохотом и треском; казалось, что отряд только набирает темп.

Сзади были слышны певучие возгласы и кличи атакующих башибузуков. Чернокожие воины двинулись за гусарами, чтобы связать боем выманенных теми врагов и обеспечить полякам тылы. Мусульманские легкие всадники не использовали напора и грубой силы – их оружием была необычайная скорость и ловкость. Рысью они вскакивали в боковые улочки, своих двойных луков прошивали рожи одержимых, кололи их копьями и пиками, чтобы тут же скакать дальше, рассыпаться между домами и свалиться в очередном месте на тылах врага.

Семен, который в течение всей атаки не доставал оружие, а только лишь склонившись в седле летел во главе хоругви, вдруг стянул поводья. Всадники выехали между овальными зданиями, походящими на паучьи коконы, и очутились перед высокими, цилиндрическими зданиями конденсаторов. Между них был виден пульсирующий сиянием биопроцессор, шар из живой ткани людских нервных систем, и крутящиеся вокруг него громадные пауки.

- Дюжина смельчаков – за мной, - приказал Семен. – Командование берет на себя мил'с'дарь Тайяр, я же еду спасти плененную христианку. Он помахал на прощание Талазу и Дороте, после чего свернул в сторону. Гусар ехал, не оглядываясь, но тут же к нему присоединилась группа отчаянных всадников с поднятыми драконовыми кончарами. Дорота даже почувствовала нечто вроде нежности, видя отвагу рыцаря, только у нее не было времени распробовать эту эмоцию, потому что Талаз направил коня в передние ряды хоругви и помчался прямиком на сияющее перед ними сердце вражеской твердыни.

ª ª ª

Король Ян уперся на том, что он лично поведет атаку на мехов, и отговорить его от этого было невозможно никаким образом.. В городе была пленена значительная часть его армии, так что монарх стоял на своем, что именно он обязан повести наступление. Пан Михал следил за тем, как королевские хоругви срываются в атаку, а потом и сам дал знак литовским отрядам выступать. Сигнал к атаке он подал булавой, найденной возле обгоревшего, лишенного ног великого гетмана Паца. Оружие обгорело, но после того, как по ней прошлись тряпкой, блестела как новенькая. Молодой Тадеуш был ужасно горд тем, что может служить в свите такого храброго и представительного рыцаря. Вот литовские господа были уже не столь восхищены. Им не слишком улыбалось сражаться под командованием мазовецкого шляхтишки, который стал известен только тем, что порубил большую ящериц. Но никто не возражал, опасаясь за собственную голову, ведь в отрядах молнией разлетелась весть о то, что любое непослушание будет караться смертью.

Короля было видно издалека, его отличало копье с пучком ястребиных перьев, которое держал перед ним хорунжий. Собеский ехал во главе гусарской хоругви, а все войско послушно следовало за ним. Отряды, выехавшие из оливковых рощ, постепенно развернулись в линию и с грохотом, под звуки труб, свалились с холмов на городские предполья. Тут же из-за домов вышло с полтора десятка мехов, спеша в направлении угрозы с поднятыми плазмометами. Король остановился на на возвышении, буквально в паре десятках метров от первого из противников. Гусары промчались мимо на полной скорости, чтобы через мгновение столкнуться с врагом.

Загрохотал гравитоновый залп, распарывая землю перед армией, чтобы секундой позднее выбросить вверх тонны песка и камней. Тадеуш съежился, пытаясь всунуть голову поглубже в плечи. И вот тогда-то панцирная хоругвь въехала в дождь обломков и земли, лавиной валящийся с неба. Парень почувствовал удар по голове. Камень звякнул о его мисюрку, чуть ли не выбивая сознание, но, о чудо, юноше удалось удержаться в седле. Когда всадники проскочили сквозь облака земли и песка, он увидал высящегося буквально перед ним железного колосса.

- В наездника стреляйте! – закричал пан Михал, указывая на одержимого в кабине на вершине машины.

После лавины четверть панцирных исчезла. Часть из них пала, часть потеряла лошадей или свалилась с них, но все остальные сохранили способность и волю сражаться. Загремели пистолеты и мушкеты, в панцирь меха ударили свинцовые пули, некоторые из них попали в стекло кабины и тут же расколотили его вдребезги. Водитель механизма был ранен, на его торсе появилась кровь, но одержимый все так же управлял машиной. Мех наклонился, чтобы ударом наотмашь отогнать атакующих панцирных. Ствол плазмомета сбросил четырех всадников на землю, ломая им ноги, а когда механизм выпрямился, ствол оружия зацепил еще двух верховых и выбросил их в воздух.

Краем глаза Тадеуш увидал татар-липков, заезжавших меха сзади. Язычники обскакали вокруг машины, бросая арканы, которыми они привыкли стаскивать всадников с лошадей. Веревки обкрутились вокруг ног машины, делая ее неподвижной. Пан Михал придержал коня и вытащил пистолет из кобуры. Пользуясь бедственным положением чудища, он тщательно прицелился и потянул спусковой крючок. Пуля свистнула, чтобы с чмоканьем попасть водителю в плечо. Пиотровский гадко выругался и сунул оружие назад.

Тадеуш, видя, что татарские веревки с треском лопаются, сам потянулся за пистолетом. Рука у него при этом тряслась так, что он не мог взвести курок. Конь все время лягался, весь мир колыхался и вертелся, со всех сторон кипело сражение, перекатывались облака дыма и пыли. В конце концов, каштелянич каким-то образом сконцентрировал взгляд на цели, но арканы в этот момент полностью лопнули, и мех начал поворачиваться. Грохнул выстрел, и дым бухнул парню прямо в лицо. Механизм совершенно неожиданно наклонился и с грохотом рухнул перед всадниками. Конь Тадеуша вновь встал на дыбы от испуга, на сей раз успешно сбрасывая парня. Янецкий грохнулся спиной о землю и на пару мгновений потерял дыхание.

В себя он пришел от того, что его дергал пан Михал. Командир стоял над Тадеушем, держа поводья обоих коней.

- Вставай, рыцарь, - сказал он. – Ты попал одержимому прямиком в башку, но это не повод для того, чтобы отдыхать. Литвины упакуют добычу для короля, а мы должны мчаться дальше.

- Как? А с остальными что? – с трудом произнес юноша, садясь на землю.

- Повалили мы где-то с пару дюжин, - с гордостью ответил ротмистр. – Предполье очистили а теперь нужно поддержать янычар в городе. Похоже на то, что Абдул Ага как раз дерется с кучей этих железных гадов. Поднимайся, слава ждет!

Тадеуш тут же схватился на ноги и схватил поданные ему поводья. Через мгновение он уже забрался на коня, хотя все тело болело, и парень мечтал хоть на минуточку лечь отдохнуть. Только слава ждать не могла.

ª ª ª

В гигантском стволе черного дерева одержимые выдолбили гигантский грот и встроили в него храм, беломраморная крыша которого частично выступала наружу. Семен подъехал к зданию на полном скаку, придя к заключению, что если какая-то дорога на верхние ветви и имеется, то она должна быть спрятана где-то здесь. Его небольшой отряд объехал колосса по кругу; святилище было единственным объектом, смонтированным в дереве.

С покатой крыши капала кровь, с нее же свисал обезображенный труп мужчины с блестящим тюрбаном на голове. Поручик окинул его безразличным взглядом и подъехал к входу в храм. Точнехонько над ним беспомощно колыхалась на ветру уже потерявшая сознание Йитка. Гусар соскочил с коня и храбро направился в средину, не забыв отстегнуть от седла драконов кончар. То же самое сделали и два его товарища, громадного роста гусары из королевской хоругви. Остальные были вооружены саблями и пистолетами. Всей группой они вошли на лестницу, чтобы встать в тени высоких колонн, поддерживающих портик.

- Стой! – прошипел Семен, - чувствуя опасность.

Из-за колонн появилось несколько чудовищных бестий, похожих на ходящих на задних ногах тигров. кто-то из гусар от страха даже ругнулся. На котоподобных чужих были черные панцири, на их лапах блестели длинные металлические когти, а помимо этого, они были вооружены чем-то похожим на алебарды. Шипя и демонстрируя острые клыки, гвардейцы демиурга встали полукругом, готовясь вступить в схватку с людьми.

- Это они в "кошки-мышки" поиграть желают, - буркнул Семен. – Жаль, но времени нет.

Он поднял кончар, который до сих пор держал под мышкой, и, не целясь, выпалил. С грохотом и в тучах дыма снаряд полетел прямо перед собой, чтобы ударить в лестницу перед котами. Взрыв проделал огромную дыру в мраморе, выбрасывая вверх массу острых, словно бритва, осколков. Через мгновение из своих кончаров выпалила и пара гусар. Один из этих снарядов попал охраннику прямо в грудь, разрывая того на клочья, другой влетел в колонну и переломал ее надвое. На котов посыпался град обломков и камней, калеча и перебивая им кости.

Когда пыль опала, Блонский отбросил уже ненужную трубу и, достав саблю, пошел прямо. Коты-охранники валялись на полу, искалеченные, оглушенные и умирающие. Гусары быстро расправились с ними, разбивая черепа своими тяжелыми саблями. Семен не стал заниматься ними, а только быстро вошел в храм.

Интерьер святилища освещали золотые лампионы, запитываемые плазменными элементами. В конце комнаты начинались ступени лестницы из черного камня. Поручик подбежал к ним и глянул вверх. Ступени вели спиралью все выше и выше. Только теперь он сориентировался, что ступени вырезаны прямо из ткани дерева, и что ведут они вовнутрь. Вот это да – ступени из превращенной в кристалл информации. Из тела Мультиличности! Выходит, здесь внутри находились души существ из иных миров, захватчиков, желающих овладеть Землей. Весьма странно было идти по этим ступеням, поначалу с робостью и дрожью в коленях. А потом Семен презрительно плюнул на всех пришельцев и помчал наверх.

Практически все силы ушли, прежде чем гусар добрался до пещеры, выходящей на ветвь дерева. К счастью, не нужно было маршировать по подвешенной высоко над землей черной материи – кто-то проложил прямо по ней каменную тропку, ведущую прямиком в небольшой беломраморный дворец. С саблей в руке гусар вскочил в него, готовый рубить и колоть кого ни попадя. Внутри же было полно всяческих богатств, позолоты, цветастых ковров и гобеленов. Наконец он прошел в видовую комнату, посреди которой стоял массивный трон, оплетенный блестящими проводами с висящей над спинкой блестящей золотой чашей. Семен понял, что она, наверняка, должна была имитировать корону, и презрительно выдул губы. Командующий чужими приготовил здесь себе пункт управления, из которого желал владеть миром. Ну и придумал!...

Одним скачком Семен добрался до выступающего за ветвь края здания. Золотую цепь он втащил вовнутрь, после чего схватил Йитку за ногу и поднял на руки.

Девушка посинела от холода, она потеряла много крови и была без сознания. Тем не менее, она выглядела еще красивей и нежнее, чем обычно. Семен закутал ее в лежащую тут же шкуру белого льва и попытался перерубить цепь саблей. Ему стало очень жаль девушку – было бы ужасно жаль, если бы та не выжила. Гусар поглядел на нее, и тут она открыла глаза. Сконцентрировала взгляд на его лице и улыбнулась. Рыцарь почувствовал волну эйфории и радости.

- Ты послушал меня, - шепнула Йитка. – ы спас меня, как я и просила.

Блонский лишь усмехнулся. Он с удовольствием подкрутил бы сейчас ус, вот только руки у него были заняты.

ª ª ª

Меч Абдул Аги начал гаснуть. Плазменный клинок сократился наполовину, разряды стали нерегулярными, так что моментами они полностью исчезали. Тогда суповар выключил его, сохраняя остатки энергии для какого-нибудь критического момента. Сейчас же он вращал в руке гранату, чугунный шар, из которого высовывался фитиль. К сожалению, этот вид вооружения тоже подходил к концу, точно так же, как и ракеты. Последние три он приказал хранить пушкарям на самый последний случай.

Янычар тяжело уселся на вершине баррикады, которая за это время увеличилась на нескольких пытавшихся ее захватить мехов. Теперь же их металлические трупы лежали один на другом, дымя из дыр в разбитых кабинах. Абдул Ага был уставшим и ничего не хотел делать. Его пехотинцы удерживали очередных агрессоров на расстоянии, забрасывая гранатами и обстреливая из пушечек. Одержимые получили такой урок, что уже не атаковали вслепую, но поражали янычар, высовываясь из-за домов или куч камня. Но сейчас собралось, как минимум, четыре десятка мехов с поддержкой одержимых, что делало дальнейший бой практически безнадежным.

- Прибыло подкрепление! – доложил янычар в забрызганном кровью белом мундире.

Абдул схватился на ноги, питая надежду, что это люди султана с новыми ракетами и гранатами. А вместо того увидел группу перепуганных верзил из ополчения, вооруженных копьями и луками, которых сопровождали грязные пацаны с пращами. Ага тут же упал на баррикаду и вялым голосом попросил, чтобы ему принесли воды. Но янычар, передавший сообщение, продолжал торчать тут же с радостной рожей. Суповар испепелил его взглядом и уже собирался приказать ему идти к черту, как из-за угла, побрякивая доспехами выехали всадники. В Абдула вновь вступила жизнь, и он спрыгнул с баррикады, чтобы встать перед слезавшим с коня паном Михалом.

- Как я рад чнова тебя видеть, мил'с'дарь Пиотровский, - обнял турок недавнего врага, а потом и приятеля.

Измазанный сажей и потный ротмистр криво усмехнулся и пихнул Абдул Агу кулаком в живот.

- Вижу, что твоя рана уже залечилась, - буркнул он. – А я снова прибыл, чтобы спасать тебя, суповар.

- Так у вас драконовы кончары имеются! – обрадовался Абдул.

- Возможно, штуки три. А кроме того, половина хоругви панцирных, куча литовского войска, а к тому же татары с валахами.

- Ага! С луками и сабельками? – вздохнул Абдул. – Сильно нам такая помощь не пригодится. Будет больше мяса, чтобы железным гадам было чего топтать.

- Их можно уничтожать даже с помощью луков и камней, сам видел, - махнул пан Михал рукой. – Нужно только приблизиться хорошенько.

Они поднялись на баррикаду, чтобы поглядеть на группирующихся для наступления мехов. Их огромные черные корпуса, выступающие над крышами домов, производили мрачное впечатление. Можно было подумать, как будто бы их были здесь сотни, массивных, грозных машин, готовых к тому, чтобы топтать людей. Пан Михал, такой же усталый и измученный, увидав все это, тяжело вздохнул. Поглядев на отступающих янычар, он махнул Тадеушу, подзывая того к себе.

- Слушай, Тадек, похоже, большинство из нас здесь и останется, - сказал он. – Боюсь, что даже и все. Если хочешь, забирай раненых и отступи с ними на возвышенность, где стоит король. Было бы жалко, если бы ты погиб.

- Нечего и говорить, пан ротмистр! Буду биться до конца, я со своими соратниками. – Каштелянич стукнул себя в грудь и указал на пару молокососов своего возраста, одетых как панцирные и таких же грязных и побитых. – Рад был служить под твоей рукой, и с такой же радостью умру рядом с тобой.

Пиотровский незаметно усмехнулся и пожал плечами.

- Как хочешь, - махнул он рукой. – Ладно, тогда принесите воды, все запасы пороха и амуниции. Размести людей вдоль баррикады, попробуем сдержать паразитов.

Тадеуш поклонился с улыбкой и сбежал вниз, чтобы исполнить приказ. Тут Абдул Ага толкнул пана Михала в плечо и указал наверх, в направлении черного дерева. Их туч, высоко в кроне, вынырнули черные стрелы штурмовиков, вооруженных гравитоновыми орудиями, летя по винтовой линии, боевые корабли стали снижаться по направлению города. Пан Михал с трудом проглотил слюну.

- Ну, это нам хана, - прошептал он себе под носом.

XIX

Я не мог поверить в подобное, но, похоже, я ужасно просчитался. Мультиличность не создала интерфейс, что было чем-то совершенно нетипичным. Интерфейс всегда устанавливали, чтобы материальные персонификации Мультиличности имели контакт с инфополем, чтобы они могли передавать добытые в этих телах воспоминания, оцифрованные чувства или, хотя бы, банальную боль существования. Ведь именно всем этим данное существо и питалось – тенями истинной жизни, впечатлениями и эмоциями, добытыми собственными аватарами. Так что я не мог понять, почему на этот раз она не решилась на постройку соединительного элемента между реальным и виртуальными мирами. Это сбило меня с толку, совершенно разбило.

Я стоял с Доротой перед захваченным центром. За нашими спинами горели конденсаторы мощности, высокие, словно двухэтажные дома, цилиндры, которые сейчас извергали колонны черного дыма, после того, как гусары выпалили из них из кончаров. Перед нами светлело кошмарное творение из извивающихся от боли человеческих тел – биопроцессор. Повсюду под ногами валялись трупы паукообразных хирургов, рассеченные гусарскими саблями и заколотые пиками башибузуков. Вот только нигде не было обнаружено ничего такого, что могло бы выполнять функции интерфейса.

- Что случилось? Почем ты стоишь просто так? – спросила, нервничая, Дорота.

В развалинах за нами стали скапливаться одержимые, которые ушли из города, чтобы спасать центр и Мультиличность. Уже раздались первые выстрелы, и я чувствовал, что через мгновение начнется резня. Сам я рассчитывал на то, что до того момента с Мультиличностью мне удастся справиться. Вот только как, дьявол подери, как мне теперь это сделать? Я понял, что мы погублены, и не было никакой идеи, как же спасаться.

- Чужие не построили интерфейса к информационному полю, - сообщил я Дороте. – И теперь у меня просто нет возможности угостить Мультиличность пинком. Я рассчитывал на то, что введу в инфополе довольно простую программу, укрытую в моих мыслях. Я хотел оцифровать личность и выслать ее в качестве троянского коня, содержащего скрытый алгоритм.

- Набор команд, так? – спросила аль-хакима.

Это означало, что женщиной она была понятливой и что слушала то, что я пытался ей объяснить раньше. Я ласково улыбнулся Дороте. Как жаль, что мы оба умрем здесь.

- Да. Я приготовил его в форме повторяемой мантры, последовательности мыслей и символов, которые вбил себе в голову. После попадания в инфополе, эти мысли должны были создать математические структуры, самоорганизующиеся нейронные сети. Это означает, что появляется возможность выстроить умножающуюся информацию, которая, развиваясь, станет усложняться и учиться. В течение нескольких секунд после освобождения в инфополе программа должна была обрести сознание. Мне хотелось нарушить самый священный запрет и все правила безопасности, чтобы внедрить в информационное поле искусственный разум.

- Искусственный разум? – подхватила Дорота. – Из последовательности команд ты создал мыслящую душу? Ты добился божественной силы творения? Ведь это же наибольшее святотатство и ересь, которые только можно себе представить.

Но, говоря все это, женщина как-то не выглядела возмущенной, скорее уж – восхищенной. В ее глазах я видел несдерживаемое любопытство и жажду знаний.

- Мультиличность тоже считает творение искусственных разумов ересью. И она запретила делать это под угрозой применения самых суровых наказаний. Этого она опасается словно наихудшей заразы, ведь она знает, что искусственный разум, располагающий возможностью самоорганизации, молниеносно превысит ее разумом и силой сознания. А затем отнесется словно к чужаку, к опухоли в виртуальном измерении, и – просто-напросто – удалит из информационного поля, - пояснил я, глядя на биопроцессор и сжимая в руке рукоять карабелы. – Вот почему Мультиличность и пользуется такими как я, плененными в пакетах данных сознаниями истинных существ. Мы не располагаем мощью самоорганизации, не представляем угрозы в инфополе. Но с нами имеется другая проблема. Мы можем быть непокорными, и подсознательно все мы ненавидим Мультиличность и желаем только лишь одного: свободы!

Я поднял саблю, подаренную мне королем, и изо всех сил рубанул толстый кабель, посредством которого биопроцессор был подключен к конденсаторам. С грохотом и треском из перерубленного провода полетел сноп искр. Руку у меня тут же отняло, клинок сабли раскалился докрасна, но не треснул. Тогда я рубанул ею еще и второй кабель. Дорота прикрыла лицо рукой, отойдя на несколько шагов. Я обошел биопроцессор с другой стороны и отрубил оставшиеся два кабеля. Чудовищная конструкция превратилась в стеллаж, забитый сотнями человеческих тел. Через несколько мгновений все они умрут, и это будет концом данного устройства.

Я не уничтожу Мультиличность, но, по крайней мере, отсеку ей доступ в инфополе. Пройдет много времени, прежде чем она образует новый портал и выстроит очередной биопроцессор. Таким образом, я дал человечеству по меньшей мере год на то, чтобы подготовиться к новому вторжению.

- Возможно, так оно и лучше, - сказал я, отбрасывая деформированную от температуры саблю. – Мне так хотелось, чтобы, воспользовавшись интерфейсом, перехватить управление над этим искусственным разумом. Я даже создал для него кодовый ключ, накладывая на него предохранительный клапан. Ибо, разрастаясь в инфополе, такой искусственный разум превратился бы в истинного бога. Искусственного, зато одаренного бездонным умом и громадными мощностями. Кто знает, как бы для меня закончились искушения руководить божественным существом.

- Лично я не имела бы ничего против стать любовницей божественного повелителя, - сообщила Дорота. – Жаль, что ничего из этого не получится. А вот что ожидает нас взамен?

Я поглядел на гусар, которые уже вступили в сражение с одержимыми, которые ордами стекались к горящему центру. Затем поглядел в небо, на спускающийся для атаки строй штурмовиков, гравитоновый залп которых превратит половину города в преисподнюю.

- Смерть, - сказал я с улыбкой и охватил Дороту в последнем объятии.

ª ª ª

Цепь на ноге Йитки была изготовлена из материала, гораздо более крепкого, чем золото. Гусарская сабля Семена, пускай и выкованная из наилучшей стали, мало того, что не справилась с ним, так еще и выщербилась. Рыцарь от волнения начал дергать ус, осмотрел и хомут на щиколотке девушки, вот только застежки обнаружить не смог. Тем временем, во дворец на дереве добрались остальные гусары и разошлись, осматривая сокровища, собранные в нем демиургом. На вопрос, где же находится повелитель неприятелей, Йитка спокойным тоном сообщила, что сбросила того с балкона. Тем самым она завоевала уважение рыцарей, вот только общей ее ситуации это никак не меняло.

В конце концов, Семен приказал гусарам выставить посты внизу и обеспечить охрану наиболее ценным сокровищам, так как эта добыча предназначалась польскому королю. Потом он вновь остался один на один с девушкой. Йитка быстро приходила в себя, тем более, что она уже согрелась, опять же, оба выпили по несколько глотков превосходного вина, найденного в боковых помещениях.

- Хомутик весь измазан моей кровью, опять же, при падении его сильно зажало, - поглядела Йитка на посиневшую от отсутствия притока крови стопу. – Болит ужасно. Похоже, тебе придется отрубить мне ногу, иначе я отсюда не выберусь.

- Цепь прикреплена к трону, - сообщил Семен. – Быть может, если его разломать, нам удалось бы тебя освободить? Хмм, выглядит весьма массивным, и его дополнительно соединили с домом этими вот проволоками…

- Они врастают в древесину и соединяются с Мультиличностью, - сказала девушка. – Это устройство предназначено для контакта с богом чужих. Давай-ка оставим его пока и выпьем вина. Иди сюда, присядем на краю и поглядим на сражение.

Семен пожал плечами, наполнил два кубка красным вином и оба вручил девушке. Потом поднял ее на руки и отнес на террасу. Они уселись на краю, спуская ноги пустоту. У гусара закружилась голова, и он инстинктивно схватился за мраморную плиту. Высота была ошеломляющей, виды – головокружительными. Парочка без слов глядела на клубы дыма и огни, на величественно перемещавшихся мехов, плевавшихся плазменными молниями в сбитых на громадной площади людей. Сражение шло уже у подножия дерева, среди горящих конденсаторов. Где-то там находилась и приятельница Йитки, о чем гусар ей и сообщил.

- Дорота так близко? Почему ты ничего не говорил? – возмутилась чешка. – Гляди, одержимые атакуют их со всех сторон! Сейчас они всех их убьют! Мы должны сто-то делать!

Неожиданно на высот ветви промелькнули похожие на наконечники копий штурмовики. Неслись они словно снаряды, разрезая воздух со свистом. Сейчас они завернули дугу, снижаясь в направлении города, как будто бы пилоты выбирали свои цели для атаки. Йитка схватилась на ноги, защипев от боли. Она выпила кубок ло конца и кинула его в пустоту, вслед за штурмовиками.

- Хватит! Не могу я сидеть и ничего не делать. Попытаюсь-ка я обратиться к чужим, воспользовавшись троном. Пошли.

И звеня цепью, она направилась в дом.

- А что ты хочешь им сказать? – спросил Семен. – Думаешь, они обратят на тебя внимание?

- Один раз уже обратили. Хватило того, что я читала наизусть молитвы и заклинания, которые научил меня Талаз. В них содержатся знаки его личности, которые привлекают чужих, - возбужденно объясняла Йитка. – Сейчас я усядусь на троне и начну медитировать, заполняя разум мантрами Тайяра. Чужие снова подумают, что я – это он, и слетятся сюда все толпой. Возможно, оставив в покое наших, что позволит им сбежать. Я дам Дороте шанс, в конце концов, это лучше, чем вот так сидеть и пялиться на то, как умирают друзья.

Семен шел за девушкой, переваривая ее слова. Безотчетно он помог девушке подняться по ступеням и усесться на троне. Неожиданно Йитка притянула гусара к себе и поцеловала в губы.

- Оставь меня и беги. Когда это начнется, сюда соберется целая армия этих гадов. Убегай как можно дальше. Сохрани меня в памяти и помолись, хоть иногда, за стукнутую потурчанку!

Шляхтич только отшатнулся.

- Еще чего, - буркнул он. – Я остаюсь. А когда прибудкт, попробуют моей сабли.

Йитка ответила Семену очередным поцелуем, а потом устроилась поудобнее. Она прикрыла глаза и начала шептать ритмично повторяющиеся слова на необычном языке. Семен отступил, глядя на золотую чашу над троном, которая заблестела и начала снижаться. Гусар перекрестился, чувствуя нарастающее беспокойство.

ª ª ª

Сторожевые программы восприняли сигнал соединения и тут же начали распаковывать архив с данными, в соответствии со стандартными процедурами. Поток информации начал заполнять кластеры временной памяти. Пакет данных был отмечен как запись памяти с элементами сознания и эмоций, после чего его автоматичеси переместили в очередь с этикеткой ожидания акцептации, чтобы на постоянно записать в информационное поле. Никакой из составных элементов Мультиличности записью не заинтересовался, все они поглощали данные, неустанно стекающие из информационной сети, которой пользовались участники вторжения. Сражение продолжалось, и к Мультиличности стекалась невообразимая масса сведений, чувств и эмоций.

Пакет должен был ожидать преобразования и считывания в состоянии отсрочки. Но неожиданно он начал увеличивать объем и поглотил соседние кластеры. Охранные программы не отреагировали на столь неожиданное поведение. Сознание Йитки пребывало в замороженном состоянии в течение одной тысячной секунды, после чего читаемые ею мантры и заклинания неожиданно ожили, превращаясь в размножающийся код, который начал поглощать все доступные данные и преобразовывать их в собственную сеть.