- Успокойтесь и присядьте, - миролюбивым тоном предложил он.
- Я ожидаю объяснений! – рявкнул ротмистр. – Эта малая проститутка соблазнила Якуба только лишь для того, чтобы иметь доступ в кабинет Гнинского. Вы занимаетесь шпионажем в пользу османской империи!
- Не все, а только вот они, - спокойно заметил Талаз. – Меня удивляет твое возмущение, ротмистр. Ведь это же вполне естественно, что султан с поляками отправил шпионов. А чтобы ты сам сделал на его месте? Одно дело, победить нового врага, а другое – не спускать с глаз старых. Ты думаешь, Гнинский этого не знает? Лично я подозреваю, что оставляемые им сверху бумаги, приготовлены специально для шпионов. Сразу видно, что ты, мил'с'дарь, солдат, а не политик. Так что нечего горячиться, поверь мне. Садись-ка лучше, сударь, и объясним кое-чего один другому.
Он указал пришедшему стул, Дорота же опустила пистолет и помогла Йитке подняться с пола. Пан Михал присел к столу, хотя и на расстоянии, обеспечивающем свободу движений, положив левую руку на рукоять сабли. Талаз налил ему вина из глиняной бутыли.
- Молдавское, сладкое и питательное, - разохочивал он, но Пиотровский даже не взял в руки кружку. – Слушай, мил'с'дарь, дело такое, что Порта прекрасно понимает: все ее враги будут пытаться воспользоваться ослаблением империи. Понятное дело, поляки будут убалтывать кого удастся, чтобы под предлогом предоставления помощи устроить нашествие на Турцию и окончательно ее уничтожить. Если империя потеряет армию, можно будет освободить Балканы и Грецию из-под турецкого ярма и на долгие годы закрепить положение Речи Посполитой на южных рубежах. Это разрешило бы множество проблем. Можно сказать, что нашествие чужаков для них всех – это словно подарок с небес. До них пока что не доходит, что чужие не ограничатся захватом одного Стамбула, что они превратят всю планету в преисподнюю. Только все это очень скоро поменяется. Пока же что Мультиличность готовит техническую базу, вводит своих подданных в реальность, даже не начиная наступления по-настоящему. Одинокие летающие машины, которые видны на небе и которые исчезают в горах или где-то за морем, это только инженерные патрули, ищущие ценные полезные ископаемые, радиоактивные металлы и редкоземельные элементы – нечто такое, чего человечество еще не знает и не умеет использовать. Только лишь после их нахождения Мультиличность начнет расширять сферы влияния, занимать очередные территории, чтобы добыть для себя рабов, в одинаковой степени: и как строительный материал для биомашин, и как рабочую силу. Когда она сделает очередной серьезный ход, ее солдаты нападут на очередные крупные города, чтобы сделать с ними то же самое, что и со Стамбулом. Боюсь, что только лишь тогда великие мира сего проснутся и поймут, что им следует объединить силы для борьбы с общим врагом…
- И что тут общего со шпионажем за Гнинским? – фыркнул пан Михал.
- Когда человечество протрет глаза, будет уже поздно, к сожалению, этого никак не изменить, - сообщил Талаз. – Так что до меня дошло, вместо перемирия необходимо вызвать глобальный конфликт. Единственным шансом остановить чужаков станет одна всеобщая битва, которая позволит мне приблизиться к Мультиличности. Чтобы ее осуществить, понадобятся громадные армии, которые соберутся под Стамбулом. Склонить христианских повелителей к поддержке исламской Турции не удастся, так что будет лучше всего спровоцировать их на то, чтобы они сами напали на нее или же прибыли с изменной "помощью". Когда командующие прибывших войск увидят то, что натворила Мультиличность, и на собственной шкуре поймут, что означает контакт с чужой цивилизацией, они наверняка придут к выводу, что, все-таки, необходимо встать не против, но вместе с Турцией для борьбы с врагом. Они только лишь должны будут прибыть со своими войсками…
- И в этом заключается наша работа, - вмешалась аль-хакима, указывая на бумаги. - Ибрагим Паша, мой большой приятель и опекун, попросил, чтобы я шпионила для него за поляками. И правильно, я делаю это, но еще и затем, чтобы мы сохранили контроль над грядущим конфликтом. Нам уже известно, что Гнинский попытается спровоцировать мятеж бояр в Яссах против господаря-марионетке. Поляки хотят возвратить на молдавско-валашский трон Георгия Дуку. Одновременно они пытаются договориться с князем Семиградья, чтобы, изображая идущий на помощь поход, он поддержал их в войне с Турцией. Помимо того, Гнинский установил контакты с Габсбургами, он же пробует склонить к союзу и татар. Одним словом, поляки готовят крупную операцию против Порты. Изображая помощь, они вторгнутся вглубь империи в количестве множества армий. И как раз это нам и нужно.
- Все равно, мне до сих пор непонятно, зачем шпионить за Гнинским, раз он знает, что за ним шпионят. Ведь он оставляет вам липовые письма…
Пан Михал вздохнул, после чего взял кружку и сделал приличных размеров глоток.
Талаз вставил перо в чернильницу и потянулся со вздохом.
- В качестве султанского лалы многие годы я был одним из важнейших офицеров имперской разведки, а в качестве демиурга – одним из наиболее выдающихся стратегов во всей группировке галактик, - сказал он. – Поверь мне, воин, накопление и обращение информации – это сложная операция. Информация, она словно оружие, которым можно и самому пораниться. Но мне известно, как следует ею тщательно орудовать, чтобы добиться своего. Гнинский понимает, что за ним следят, но он обязан вести игру дальше, турки же обязаны следить за ним, чтобы удвоить свои войска, готовясь встретить угрозу с севера. Ведь они тоже еще не проснулись, и им кажется будто бы с Мультиличностью справятся сами. Большая часть их командиров не видели ад, который чужие устроили в Стамбуле, они не представляют себе масштаба угрозы и размаха противника. На этом столе находятся эскизы сложного плана, который должен привести к тому, чтобы у врат Стамбула собрались громадные армии. Пойми, это единственный шанс для того, чтобы этот мир остался в живых. Я должнен вызвать громаднейший конфликт, или же вы все станете частью биологических машин или невольниками, пашущими гораздо страшнее, чем рабы на галерах.
Пан Михал выпил вино и отставил кружку. Дорота, не говоря ни слова, вновь налила ему, ротмистр в знак благодарности кивнул ей.
- То есть, в этой комнате имеется единственная надежда на спасение для всего мира? – спросил панцирный, поглядывая то на Талаза, то на Дороту. – Обабившийся танцор, одержимый демоном из иного мира, и обасурманенная торговка невольниками? Это в ваших руках единственное спасение?
Дорота грозно нахмурила брови.
- Уж лучше это, чем отдать шанс на спасение мира в лапы усачей с подбритыми, но совершенно пустыми башками! – рявкнула она. – Решайся, сударь, то ли ты собираешься устроить скандал и затруднить нам жизнь, то ли встать на нашу сторону. Можешь устроить тревогу и приказать нас арестовать, но тогда планы Талаза не сработают, и весь мир будет пожран существом из иного мира, практически равным богу. Но можешь и присоединиться к нам, становясь плечом к плечу в сражении за спасение человечества.
- Ты что, травница, меня за дурака считаешь? – склонился панцирный к Дороте.
Женщина стиснула зубы, чтобы не взорваться. Она считала ротмистра как раз неглупым человеком, но оказалось, что он точно такой же, как и все остальные, дубоголовый, лишенный воображения служака.
- Я видел, на что он способен, - указал пан Михал на Талаза. – Какими огромными знаниями обладает, и что может. Знаю и то, пани, что ты полностью заслуживаешь свой титул мудреца. Оба вы категоричны и знаниями превышаете остальное человечество. Думаю, что нет лучших кандидатов на спасение света, чем ваша пара. Я с радостью стану вам служить.
Наступила переполненная неловкостью тишина. Дорота переваривала нетипичный комплимент. Талаз лишь усмехался. Ротмистр выпил вино и подставил кружку. На сей раз ему наполнила ее Йитка. Дорота же неожиданно извлекла из рукава и всыпала в вино пана Михала шепотку белого порошка.
- Противоядие, - пояснила она. – В первую кружку я всыпала тебе яд. Выпей, и ничего с тобой не станет. И… извини, должна же я была предохраниться на той случай, если бы ты не пожелал с нами сотрудничать.
- Ничего страшного. Я сразу же почувствовал странный привкус, но знал, что со мной ничего не случится, - легким тоном ответил ей рыцарь. – С тех пор, как перепил драконьей крови, чувствую себя непобедимым
Талаз радостно улыбнулся этим двоим. С тех пор, как три недели назад он заключил перемирие с Доротой, его немного попустило. Наконец-то у него был доверенный человек, некто, кто внимательно слушал и буквально жаждал знаний. Аль-хакима замечательно справлялась и как адъютант демиурга, как терпеливый ученик. Настолько, насколько умел сам, он обучал ее медицине, которая интересовала женщину более всего, но прежде всего, пытался ознакомить ее с теорией стратегии и военного дела. Дорота относилась к этому перемирию как к шансу получения знаний и дальнейшей карьеры. Йитка, в свою очередь, помогала им исключительно из жаждв приключений. Но Талазу все время не хватало оперативного офицера. А пан Михал годился в таковые практически идеально.
Йитка села за стол и налила вина и себе. Все четверо, не говоря ни слова, приглядывались один к другому. А потом они склонились над бумагами, и Талаз начал свои пояснения для Пиотровского.
XVI
Стамбул
11 раджаба 1088 года хиджры
9 сентября 1677 года от Рождества Христова
Новый демиург вскарабкался по Мультиличности, а точнее – по ее материальной визуализации, выплюнутой биопроцессором. Информация, сжатая столь сильно, что обрела массу и расцвела словно чудовищно громадное черное дерево, уже успела стабилизироваться и застыть. Ствол шириной в несколько сотен шагов, был окружен путаницей проводов и модулей, выполняющих функции конденсаторов – цилиндрических объектов, закрытых кованой сталью, и высотой с двухэтажный дом. Но демиург уже находился выше, он ловко поднялся по вьющимся вокруг ствола застывшим щупальцам на высоту нескольких сотен метров, вроде как бы проверить поверхность объекта и его безопасность. На самом же деле объекту ничего не угрожало, демиургу же просто хотелось спокойно подумать. В течение часа он перескакивал с ветки на ветку, наслаждался движением и высотой, глубоко в легкие втягивал прохладный воздух, чтобы наконец-то заставить себя спуститься к ожидавшим его подчиненным.
Он получил свое первоначальное тело, то самое, в котором родился тысячи циклов назад, где-то в совершенно ином мире. Тело укрепили и несколько модифицировали, но в принципе он остался собой, лишь с небольшой степенью киборгизации. Перемещался демиург на двух ногах, выпрямившись, разве что когда прыгал или крался – тогда ловко двигался на всех четырех лапах. Ростом он значительно превышал среднего человека, зато был более худощавым, к тому же мел землю длинным пушистым хвостом. Рыжая шерсть покрывала все его тело, включая морду, снабженную чувствительными усами. Для глядевших на него невольников он был чем-то похож на движущегося на задних лапах кота. Демиург был хищником с планеты, полностью поросшей дикими и грозными джунглями. Он сам лучше всего чувствовал себя в путанице высоких деревьев, в которой он мог перескакивать с ветви на ветвь. Потому-то он так любил карабкаться ввысь, чтобы оглядеться – тогда демиург чувствовал себя чуть ли не дома.
Внизу его ожидал Валь, командир воинов вторжения, сейчас ответственный за подготовку новых завоеваний на планете. Среди цилиндров конденсаторов демиург заметил еще и Исуба. Туманное создание, все еще заключенное в человеческом теле, приглядывалось к командующему с явной враждебностью, наверняка готовя какую-нибудь гадость или ловушку, как и для предшественника демиурга. Военачальник знал, что случилось с его первым "я". Оно поддалось слишком сильному объединению с человеческим донором тела и стало совершать ошибки. По крайней мере – официально, ведь неофициально участники армии вторжения говорили нечто иное. Прежде чем сбежать, первого демиурга впутали в идиотскую катастрофу, из-за чего он попал в немилость Мультиличности. Он позволил подчиненным дать себя уничтожить, а это не свидетельствовало хорошо об его умениях.
Несмотря на это, Мультиличность дала ему второй шанс и предоставила новое тело. Даже трудно было поверить, что два очередных демиурга – это одна и та же личность. Возможно, и не совсем, ведь нынешний был вписан в реальность из запасной копии собственно демиурга, хранимой в инфополе. Сейчас он не соединялся с человеком – ему подарили первоначальное тело, чтобы не допустить повторения сценария. Мультиличность пришла к выводу, что наилучшим образом он справляется, когда представляет собой одинарную, первоначальную личность. Всяческое влияние чужих разумов затупляло его первобытные, дикие инстинкты воина.
- Нам удалось установить координаты твоей неудачной копии, демиург, - как всегда, подлизываясь, сообщил Валь.
Демиург выпрямился во весь рост, глядя на подчиненного сверху. Он с огромным удовольствием свернул бы двуличному гаду шею, но не мог сделать этого без повода. Уничтожение офицеров, уже размещенных в реальности, Мультиличность расценила бы как ненужное расточительство. Запись в реальность новой копии личности офицера – это приличные затраты энергии, которых в фазе вторжения следовало избегать.
- Где он? – только и спросил демиург.
- Оставил след в инфополе где-то в тысяче километров отсюда. Как и в прошлый раз, мы воспользовались твоим личностным профилем, чтобы локализовать его. Сейчас он распространяет какие-то знания или идеи, которыми заражает очередные людские умы. Потому-то он отразился эхом в инфополе и вновь позволил вычислить свои координаты. У него всего лишь несколько почитателей, но их количество наверняка будет расти. Думаю, он основал секту или же объявил себя пророком, если не богом.
- Это ты бы так поступил, Валь. Только я совершенно другой, для меня власть над людьми не важна, - ответил демиург, шевеля пальцами, снабженными когтями из биополимеров с армированием посредством наноботов. – Мне кажется, что старый я уже не представляет серьезной угрозы. Все указывает на то, что он убегает, пытается очутиться вне зоны действия Мультиличности. Так же, как я поступил в предыдущий раз. Быть может, он захочет притаиться и нанести удар, когда мы уже построим достаточную техническую базу. Но если сделает так, то исключительно для того, чтобы захватить транспортер и воспользоваться порталом. Он желает сбежать как можно подальше. На другой конец галактики, что и так не избавит его от наказания.
- Я могу выслать патрульный эскадрон, чтобы снять его, - легким тоном бросил Валь. – Так, на всякий случай. Нам известно, что он располагает каким-то оружием. Он справился с Ясминой в ее оригинальной форме, так что в его распоряжении должно иметься нечто по-настоящему сильное.
- Ясмина, - презрительно фыркнул демиург. – В оригинальной форме – она всего лишь тварь, поддающаяся первобытным инстинктам, но никак не стратег. Ничего удивительного, что мое второе я справился с нею и без технического обеспечения. Не забывай, что даже тот я, несколько увечный по причине собственной человеческой природы, является опытным командиром. Меня бы удивило, если бы он не справился с этим глупым летающим крокодилом. И да, кстати, а куда она снова подевалась? Не докладывает мне каждые три часа, как я приказал.
Не прерывая беседы, демиург направился в сторону здания, приспособленного под штаб и квартиры для офицеров и адъютантов. Из округи были удалены тела и нечистоты, оставленные паукообразными хирургами, от развалин очистили предполье вокруг дерева, образуя высокий вал, окружавший центр. Демиург глянул за спину, на вздымающегося высоко в небо молоха. Материальное представление Мультиличности в своем величии выглядело потрясающе. Оно не было настоящим телом, но гигантским сервером, в котором были собраны колоссальные количества информации – разумы отдельных членов Мультиличности, их воспоминания и чувства, а вдобавок ко всему этому миллиарды простых программ, обслуживающих и поддерживающих порядок в этом океане данных. В каждом покоренном мире Мультиличность выстраивала такой собственный аватар и заполняла его своей самостоятельной копией. Таким образом она обеспечивала себе неуничтожимость и распространялась на все большем количестве планет. Демиург неоднократно наблюдал этот процесс, много раз сам им управлял. Всякий раз со все большим страхом и покорностью по отношению к этому гигантскому творению.
- Ясмина изо всех сил пытается смыть с себя позор, - сообщил Валь. – После того, как она позволила убить себя людям, она испытывает к ним ужасную ненависть. Мне кажется, уж раз ты не разрешил ей принимать участие в разведывательных и наступательных операциях, она охотится на оставшихся в живых людей в руинах Стамбула.
- Что вовсе не освобождает ее от исполнения моих приказов, - буркнул про себя демиург. – Я хочу знать, чем она занимается, потому что кажется мне уж слишком непредсказуемой, чтобы разрешать ей действовать самостоятельно.
- Я знаю, где она находится, - неожиданно отозвался Исуб, который уже какое-то время шел в паре шагов за ними. – Она нашла человеческого лидера и теперь мучает его под предлогом допроса.
Демиург удивленно поглядел на него. Вот не ожидал он от туманного создания ничего, кроме неохотного выполнения приказов. Исуб был грозным и способным командиром, вот только до него не доходили понятия лояльности и дружбы. Раз уж он решил выдать несубординацию Ясмины, с его стороны это должно было быть тактической игрой. Еще демиург почувствовал волну раздражения, охватившую все еще дружащего с Ясминой Валя. Это могло означать, что он знал про выходки бестии, но по какой-то причине ее покрывал.
- Веди, - коротко бросил демиург.
Исуб кивнул и, не оборачиваясь, бросился бегом. Демиург запустил связь и вызвал подразделение гвардейцев. Не преодолел он и пары десятков шагов, как рядом с ним появилось восемь похожих на котов участников вторжения, точно так же как и демиург носящих на меху активные, превосходно подогнанные панцири. Все они, помимо когтей, были вооружены короткоствольными метателями низкотемпературной плазмы. Когда демиург узнал, что его предшественник не создал даже персональной гвардии, он тут же исправил этот недосмотр, к тому же приказал сформировать подразделение из собственных побратимов, солдат той же самой расы, пребывающих в своих оригинальных телах. Благодаря этому, теперь у него имелся верный отряд, защищавший его в ходе боевых операций и не только. Лучше было заранее застраховать себя на случай очередного предательства или нападения из собственных рядов.
Оказалось, что Исуб повел их к ожидающему транспортеру с пилотом за рычагами управления. Все вскочили в средину, а машина тут же поднялась ввысь, подталкиваемая потоками гравитонов из двух направленных вниз сопел двигателя. Привод громко жужжал и зудел – это был результат спешной постройки машины из доступных материалов. Но важным было то, что она легко поднялась и на высоте верхушек деревьев помчалась над городом. Раздвижные двери по обеим сторонам аппарата были приоткрыты, воины вторжения с радостью поглощали скорость и высоту. Демиург задумчиво глядел на перемещающееся внизу море развалин. В течение всего, длящегося несколько минут полета, ни Исуб, ни Валь не проронили и слова.
Транспортер приземлился возле одного из дворцов или святилищ – демиург не был в состоянии их различить. Из военных действий объект вышел практически целым, так что не было ничего удивительного в том, что новая Ясмина выбрала его в качестве жилища. Воины выскочили из летающей машины еще до того, как тот коснулся земли. Они побежали вперед, чтобы перекрыть территорию, а демиург посредством системы приказал им ворваться в здание, не слишком перебирая в средствах. Так что его не удивило то, что через мгновение во дворце раздался бешеный рык, а потом – сухие щелчки плазменных метателей. Вот если бы, совершенно случайно, Ясмина тоже оказала сопротивление, и ее застрелили бы, это и вправду было бы счастливым стечением обстоятельств. К сожалению, воины вступили в схватку только лишь с четырьмя прислужниками Ясмины в людских телах. Слуги с разумами ящеров пытались сдержать чужаков, хотя и знали, с кем имеют дело, в связи с чем их попросту уничтожили. При этом один из гвардейцев-котов был тяжело ранен, но для демиурга это не имело ни малейшего значения.
Оказалось, что Ясмина пребывает в дворцовых садах. О чудо, она не вспылила, как обычно. Гостей она ожидала, разлегшись поудобнее на лежанке, а четыре раба-человека охлаждали ее огромными опахалами. Демиург невольно почувствовал изумление ее наглостью. Увидав его, командирша усмехнулась и помахала, предлагая подойти поближе. Демиург понимал, что данное поведение было продиктовано Ясмине ее новым носителем.
По желанию демиурга, после утраты Ясминой тела драконихи, ее очередная копия была вписана в человеческого носителя. Из чувства ехидства он выбрал для нее пожилого мужчину, к тому же – христианского жреца, знания которого ну никак не могли ей пригодиться. Каким-то образом, гадина сыгралась с донором и разделяла с ним людское тело. Так что сейчас демиургу улыбался пожилой мужчина с седой бородкой, до недавнего времени – ксендз Вавржинец Лисецкий.
Напротив его – или ее – лежанки на жгучем солнце был размещен крест с распятым на нем мужчиной. Пленник и так выглядел обессиленным, к тому же его жестоко бичевали. Все его практически нагое тело было забрызгано кровью, на голову ему надели обруч, сплетенный их сухой, колючей ветки, калечащей кожу на лбу. Увидав кошачьих бестий, мучимый поднял голову и с ужасом поглядел на воинов вторжения. Так что он находился еще не в самом паршивом состоянии, хотя очередные несколько часов беседы с Ясминой наверняка отправили бы его на тот свет.
- Удобную квартиру ты устроила здесь себе, Ясмина, - заметил демиург.
- Поддаюсь подсказкам моего человеческого я, - ответила та, в очередной раз изумляя начальника. Как правило, разговаривала она весьма неохотно, предпочитая рычать, а с миром общалась передачей эмоций или телепатическими сообщениями. – И мне хотелось бы, чтобы ты обращался ко мне "отче" или "ксендз", в крайнем случае – "милостивый сударь Лисецкий".
Демиург проигнорировал невольника, который, согнувшись в глубоком поклоне, поднес ему поднос с сосудами, наполненными напитками. Он подошел к ксендзу Лисецкому и пинком сбил того на землю вместе с лежанкой. Одновременно он выпустил когти, чтобы, в случае чего, разорвать наглеца на клочья. Собственно говоря, он только и ожидал резкой реакции противника. Но Ясмина лишь развела руками, даже не пытаясь подняться с земли. Похоже, людской носитель влиял на нее гораздо сильнее, чем демиург предполагал.
- Ты нарушила директиву Мультиличности о служебном началии, не выполнив приказ, - медленно произнес он. – К тому же, ты прячешь здесь важного пленника. Немедленно дай объяснения, или я вышлю тебя в небытие.
- Ты не можешь поступить так по столь ничтожной причине. – Ясмина-Лисецкий поднялся с достоинством и отряхнул одеяние, длинный турецкий халат, который явно нашел во дворце. – Мультиличность не была бы в восторге, если бы ты аннулировал офицеров только из личной неприязни. Связь я временно отключила на время допроса, так как мне требовались спокойствие и концентрация. А пленника я собиралась передать паукообразным, но только после извлечения из него важных сведений. Когда хирурги возьмут его в оборот, он попросту сойдет с ума, вместо того, чтобы выдать все, ему известное.
- Мы и так узнаем все, что ему известно. Достаточно подселить в него разум воина вторжения….
- О-о, недооцениваешь ты людей, стратегос. Некоторые из них обладают разумами и личностями, значительно превышающими то, чем мы можем их заселить. Вспомни-ка первого демиурга, который соединился с Талазом Тайяром. И чем это закончилось? Доминированием человеческой личности и изменой демиурга, - сообщил Ясмина-Лисецкий с легкой усмешкой. – Вот почему я предприняла определенные средства предосторожности. Этот вот сударь – это великий визирь Кара Мустафа Паша, весьма интеллигентный и хитроумный предводитель людей. Я пытаюсь извлечь из него, почему он не покинул город, а только скрывался в нем с недобитками армии. Ведь это же не имело никакого смысла, он же видел, как мы давим его воинов и превращаем город в развалины. Он должен был сбежать отсюда сразу же после своего повелителя. Чего хотел он достичь, располагая только лишь горсткой солдат? Почему не сбежал? Что он планировал? Быть может, он знает о чем-то, способном заинтересовать нас? Или же он действует в сговоре с предавшим нас демиургом?
- И что? – буркнул демиург.
Ясмина-Лисецкий пожал плечами и разложил руки.
- Пока что похоже на то, что он так поступил просто из страха, - сообщил он наконец. – Я уверен, что за утрату города ему грозит смерть от своих же. Так что он решил остаться и сражаться до самого конца, рассчитывая на то, что случится какое-то чудо, позволяющее ему победить врагов.
- Тогда не слишком-то он интеллигентен, если верит в нечто подобное, - заметил демиург. – Так что ты ошибалась, Ясмина. Он не столь уже ценен, а его знания об армии противника тоже нам не сильно пригодятся. Местные не представляют для нас угрозы. Тем не менее, я его забираю, тебя же предупреждаю в последний раз. Еще одно неподчинение хотя бы самой мелкой директиве или нарушение дисциплины, и ты будешь уничтожена навечно. Без права воплощения в очередной копии.
Ясмина-Лисецкий чопорно кивнул, принимая к сведению решение начальника. Демиург повернулся и вышел, отдавая приказы в диапазоне связи. Он приказал забрать визиря и предоставить ему первую помощь, потом удалить ксендза из дворца, а само здание сравнять с землей. На этом месте нужно будет устроить посадочную площадку для транспортеров или что-нибудь в такой же степени прозаичное.
Во время обратного пути в командный центр, сидя на борту транспортного корабля, он приглядывался к скорчившемуся в углу визирю. В конце концов, он обратился к нему и извинился за плохое обращение, объясняя это чудовищным характером Ясмины-Лисецкого. Вельможа наконец расслабился и перестал трястись от испуга, когда же получил противоболевые лекарства, начал отвечать на вопросы. Когда они приземлились возле дерева Мультиличности, он вышел из машины самостоятельно и с изумлением начал приглядываться к терявшемуся где-то в облаках молоху.
- Вы пощадите меня, господин? – спросил он, наконец, у демиурга. – Я могу служить вам столь же верно и предано, как ранее служил падишаху. Теперь я знаю, что его владычество закончилось, и это вы являетесь истинной Тенью Аллаха на Земле. Скажите, чего вы желаете, и я это с радостью исполню.
Демиург довольно покачал головой.
- Я желаю, чтобы ты оставался мне верен и сконцентрировался на уничтожении Ясмины-Лисецкого, - коротко бросил он. – Это твое первое задание.
- Сделаю это с радостью, - ответил Кара Мустафа и поклонился.
Так что демиург повел его к едва-едва работающему порталу, но посредством которого все еще можно было передавать данные из инфополя, и который все так же выслал эзотерическое излучение. Он приказал визирю без страха приготовиться к перемене, которая сделает его более сильным. После этого он запустил процедуру переноса и дал приказание записать избранную собою личность в визиря. При этом он усмехался про себя, наблюдая за изменениями носителя, за тем, как в глазах того поначалу тухнет, а потом вновь нарождается сознание. Пара мгновений, и измененный пришел в себя. Поначалу разделся бешеный, громкий рык. Визирь оскалил зубы, ворча и оглядываясь по сторонам. Мышцы тряслись, в то время как новая, объединенная личность перехватывала власть над телом.
- Ты узнаешь меня? Знаешь, что тебе следует сделать? – демиург положил руки на плечи визирю и поглядел прямо в глаза.
- Д-дааа, - процедил недавний визирь, а теперь – существо, полученное из соединения этого первого с очередной копией Ясмины. – Уничтожить ее… И верно служить тебе, демиург.
Предводитель довольно кивнул. В этом-то и было дело. Никто не будет большей угрозой для Ясмины, чем она сама. Достаточно было натравить ее на саму себя, используя жертву, которую она же и сотворила. Это эффективно отвлечет ее внимание от затей против демиурга, зато использует ее агрессивность и жажду убивать.
Ясмина-Мустафа постепенно приходил в себя, уже вскипая от ярости на Ясмину-Лисецкого. Он прекрасно помнил пытки и безжалостную жестокость бестии, которая его изловила и мучила. А еще он помнил ласку и добрую волю демиурга, который спас его и одарил доверием. Он был обязан отплатить своей мучительнице, а потом уже подумает в плане отношения к военачальнику. Самое главное, что теперь у него имелась цель и жертва, которую следовало убить. Все остальное пока что не имело значения.
Хотин
2 октября 1677 года от Рождества Христова
Дорота почти и позабыла, насколько неприятной может быть польская осень. Правда, находилась она на южных рубежах, но даже и здесь дождь и холода могли быть мучительными. Тем более, если ты жил в шатре, поставленном в старом военном лагере, окружавшем хотинскую твердыню, которая за последние годы несколько раз переходила из польских в турецкие руки и назад. В конце концов, после падения Стамбула турецкая армия отступила из южной Украины, чтобы спасать империю. Поляки торопливо воспользовались ситуацией и вернулись в старые крепости во главе с расположенным поблизости Каменцом Подольским.
Несмотря на гадкую погоду и на то, что находилась в старой родине, аль-хакима не отказалась от любимого турецкой костюма. Все так же она носила шаровары, сорочку и кафтан с длинными рукавами, а волосы прятала под хеджабом. Так было удобнее, чем мучиться в носимых польскими бабами тяжелых, шерстяных нижних юбках, под которые все равно врывался ветер. Даже Йитка убедилась в удобстве турецкого наряда, хотя на кафтан набрасывала шубку, подаренную Якубом Кенсицким.
Дорота вышла из шатра и неодобрительно глянула на небо. Оно было покрыто тяжелыми свинцовыми тучами, из которых вечно сыпал мелкий дождик. Хорошо еще, ветра нет, - порадовалась Дорота и пошла через лагерь по направлению к кузницам, целый комплекс которых расположился за воротами крепости. По пути аль-хакиме встречались обозные, слуги и пажи, которые, несмотря на ранее время, уже крутились у шатров. Только лишь некоторые, те, что появились здесь за последние дни вместе с прибывающими в Хотин отрядами, приглядывались к ней с любопытством. Остальные прекрасно знали, кто такая басурманская целительница, и не осмеливались слишком настырно пялиться на нее или высказывать какие-то замечания. Несколько раз, без каких-либо церемоний, она заехала по роже слишком болтливому обознику, один раз в защиту ее чести пришлось вмешаться пану Михалу. Этого хватило, чтобы женщину окружила аура грозной и влиятельной госпожи. Так что большая часть челяди тут же сходила с ее пути, а многие даже уважительно кланялись аль-хакиме.
Ворота замка стояли открытыми настежь, никто их не охранял. Не было смысла – все предполье занимала многотысячная армия, размещенная в десятках палаток и шатров, окруженных шанцами и окопами. По совету Талаза гетман приказал на шанцах и на башен разместить нацеленные в небо шмиговницы с конусообразными зарядами в стволах. Артиллеристы должны были приветствовать ними летающие машины чужих, если бы те появились над крепостью. Правда, пока что никого в округе не замечали, бесконечные, слабо заселенные степи Украины захватчиков совершенно не интересовали.
Дорота застала Талаза в одной из кузниц, которую он переделал в собственную мастерскую. Пушкари и оружейники, которых он привлек для работы, пока что не появлялись, хотя два работника уже разожгли огонь в очагах, готовя мастерскую к работе в течение целого дня. Аль-хакима несколько мгновений глядела с удовольствием на стоявшего на фоне огня высокого турка, одетого только в шаровары и рубаху. Тайяр был не только красив, словно Аполлон, но еще сильный и прекрасно сложенный. Куда-то подевалась вся его женственность, драконья кровь изменила и его поведение – он мог быть агрессивным и резким. Какая-то неукротимая дикость и пульсирующая в его жилах сила притягивали Дороту. Иногда ему случалось не выдержать и накричать на работника, иногда случилось и хорошенько тряхнуть неуклюжего оружейника, и хотя потом он всегда извинялся и сбрасывал вину на заполняющую его жилы драконью кровь, для Дороты он всегда выглядел настоящим мужчиной. Ей нравились как раз такие: красивые и бешенные одновременно. Правда, такие попадались редко, так что ничего удивительного, что Талаз был для нее словно изюмина, которую ей все сильнее хотелось испробовать. и ей не мешало даже то, что он, собственно, и человеком не является. Во всяком случае, что он такой не до конца.
- Ты уже здесь, это превосходно! – обрадовался турок, увидав Дороту, и приветствовал ее чистосердечной улыбкой.
Женщина чувствовала, что радость его неподдельна, а не вынуждена вежливостью, он и вправду ее любил. Только она умела его слушать и пыталась по-настоящему понять. Остальные, даже умнейшие среди советников гетмана Яблоновского с ним самим во главе, все время лишь вздымали брови и лохматили бороды, пытаясь что-либо понять из предлагаемых им технических и тактических решений, которые следовало бы применить в сражении с армией вторжения чужих, чтобы у них появились хоть какие-то шансы. И они неустанно относились к нему с подозрением и с трудом скрываемой неприязнью. Ведь мало того, что он был басурманином, так еще наполовину был родом из другого мира.
- Погляди, это окончательная версия драконового кончара, - похвастался он, беря лежавшее на столе оружие.
Он подал женщине тяжелую, длинную трубку с деревянной рукоятью, законченную характерным, конусообразным клубнем из жести. Кончар имел добрых четыре локтя длины, когда его ставили на землю, он был выше Дороты на голову. Полька взяла его под мышку, как гусары держат копье. Теперь же – дело другое, кончаром каким-то образом можно было оперировать, даже сидя в седле. Как раз в этом-то и было дело – их приторочат в том месте, где гусары, как правило, возили кончары, очень длинные мечи, предназначенные для того, чтобы пробивать доспехи. Это же чудовищное оружие, нечто вроде самопалов, снабженных кумулятивными снарядами, способными продырявливать стены, пробивать панцири участников армии вторжения и корпуса летающих машин чужаков, должно было заменить рыцарское оружие.
- Я слышала, что вечером вы испытывали пороховую смесь, - заметила Дорота, осматривая кончар. - Половина лагеря вскочила на ноги, грохот стоял такой, что земля тряслась.
- Мы запустили несколько снарядов в присутствии гетмана и сановников, - кивнул Талаз. – Раздробили в порошок несколько валунов и телегу, загруженную мешками с песком. Все это произвело впечатление на шляхтичей. Все разглаживали усища, хлопали по пузищам, крестились и целовали горжеты с Богоматерью. А так, вообще, в кончарах сейчас не только дымный порох, хотя материал содержит один из его ингредиентов, селитру. Помимо того, это диатомовая земля, месторождение которой мы несколько дней назад обнаружили в округе, и самый важный ингредиент, полученный коновалами из животного жира, обработанного сильной кислотой. Это простейший взрывчатый материал, возможный для производства в данных условиях, за то он в десятки раз более мощный и сгорающий быстрее, чем порох. Этот последний мы применяем в качестве детонатора…
- А взрыв этого чего-то не разорвет драконовый кончар?
- Труба должна выдержать два, возможно, даже три выстрела. Потому гусары будут снабжены одним зарядом, уже вложенным в трубку, а второй будет размещаться в кобуре вместо пуффера[3]. Нам осталось произвести несколько тысяч подобных игрушек, и можно выступать.
- Замечательно, я уже мечтаю о Стамбуле, о солнце, о свежих фруктах, о говоре и балагане, даже о нищих и лезущих куда надо и куда не надо котах. Я даже начинаю тосковать по смраду метрополии. Надеюсь на то, что с твоей помощью удастся изгнать чужих и заново отстроить мой город, - сказала Дорота, протягивая руки к огню.
До зимы было вроде как и далеко, но женщина предпочла бы провести ее в Турции, а не в своей старой стране. Дорота настолько стала аль-хакимой, что просто не представляла возврата к давней жизни. Даже польский климат казался ей нечеловеческим, уж слишком холодным.
- Сделаем, что сможем, а теперь займемся работой. Нужно подготовить рецептуру для факторий, которые будут производить взрывчатку. Состав в моих записках, по-турецки. Тебе следует перевести ее на польский язык, причем, как можно доступнее, чтобы у исполнителей не было сомнений, что им делать, а потом сделать, скажем, дюжину копий. Присаживайся здесь поближе к печам, тебе будет тепло, и ты высушишь одежду.
Дорота усмехнулась, услыхав заботу в голосе мужчины, когда же она проходила к указанному столу, они разминулись впритирку. Талаз даже вздохнул вслух, изумленный реакцией собственного тела на касание женщины. Он казался сконфуженным, похоже, внутри него велся какой-то бой. В конце концов, он глянул на занятых делом работников и приказал им нарубить побольше дров. Когда те вышли, турок подошел к сидящей Дороте и положил ладони ей на плечи. Женщина откинулась назад, подставляясь под несколько неудобный в этой позе поцелуй. Только обоим это никак не мешало – страстно и резко они впились друг другу в уста. Дорота неожиданно очутилась в объятиях Талаза, стул, на котором она только что сидела, с грохотом полетел под стенку. Любовник поднял женщину, словно бы та была перышком, и прижал к себе. Со стола на пол посыпались бумаги, покатилась чернильница. Дорота с размаху ударилась спиной о столешницу. Она лишь усмехнулась, резкими движениями расшнуровывая дублет.
- Прошу прощения, но вынужден ваше занятие прервать! – раздался голос пана Михала.
Убийца дракона неожиданно вскочил в кузницу и остановился, лишь увидав сплетшуюся в объятиях и поспешно раздевающуюся парочку. Талаз повернулся к ротмистру, скаля зубы и гортанно ворча, но, к счастью, быстро взял себя в руки. Ротмистр панцирных поднял руку в успокаивающем жесте.
- Йитку похитили, - пояснил он. – Тот самый молодой дурак, которого она давно уже соблазняет. Доигралась, дурочка. А я ведь говорил ей, чтобы оставила его!
Дорота поправила одежду и спустилась на пол. Ей казалось, что отсутствие девушки в шатре вызвано походом к любовнику. Собственно говоря, она и не ошибалась, вот только тот, наконец-то, решил взять дело в свои руки и сделать то, что давно уже обещал – взять чешку в жены.
- Если он попытается затащить ее к алтарю, это ему может очень дорого стоить, - сказала полька. – Нужно удержать этого сумасброда, пока не случилась трагедия. И ты знаешь, мил'с'дарь, в какую сторону он ее утащил?
- Семен утверждает, что отправился с ней по дороге на Жванец. Там, вроде как, имеется церковь, так что не исключено, что именно там и собрался взять ее в жены, - заявил пан Михал.
- Езжайте оба, - принял решение Талаз. – И доведите дело до ума. А мне нужно распоряжаться производством оружия.
Вот уже месяц после нескольких бесед с гетманом Яблоновским Талаз действовал в качестве его доверенного командира. За него лично поручился канцлер Гнинский, прежде чем отправиться в Варшаву. Посол передал гетману ценное сокровище, которым был обладающий необычными знаниями воин и демиург армии чужих. Наибольшее впечатление произвела на гетмана не сама личность Талаза, но привезенные из Турции драконовы чешуи, которые пробило оружие, придуманное демиургом, и которых не мог хотя бы поцарапать усиленный обстрел из мушкетов. Полевой гетман не был глупцом, так что он быстро сориентировался, насколько ценным может быть сотрудничество со странным пришельцем. Он проявил к турку серьезное доверие и разрешил свободно действовать, во всяком случае, если речь шла о работе над оружием. Армии и так следовало ожидать решения короля и постановлений сейма, а это могло продолжаться даже целую зиму. Так или иначе, Талаз занялся перевооружением армейских подразделений. Терпели даже его помощницу, но все время держали ее в ежовых рукавицах через угрозу казнить ее брата.
Дорота выбежала из кузницы за паном Михалом, а через мгновение уже сидела в седле одного из конец, принадлежавших панцирным. Поводья ей подал инновроцлавский каштелянич Тадеуш Янецкий, который по письменному согласию отца вступил в панцирную хоругвь в качестве сопровождающего самого ротмистра. Парень считал службу в рыцарском отряде великой честью, тем более, что Пиотровский сделался самым популярным рыцарем во всей Речи Посполитой. Ведь уже даже в Малой Польше в качестве сувениров продавали "самые настоящие" драконьи когти и чешую чудища, убитого паном Михалом.
Втроем они галопом помчались через лагерь, Дорота посредине, выскочили на дорогу, ведущую на север, прямиком в Жванец, и поскакали, насколько можно было скакать по раскисшему от дождей тракту. Тадеуш пару раз чуть не свергся в грязь, так как еще не до конца был привык к кольчуге на теле и к мисюрке на голове. Дорота выругала про себя Йитку, тем более, что уже после четверти часа скачки болезненно набила себе ягодицы и стерла бедра. Конечно, нужно было махнуть рукой на дурочку, но не могла она вот просто так оставить девчонку в беде. Хотя Дорота давно уже вернула Йитке свободу, все время считала ее своей подопечной. Полька относилась к ней, словно к младшей сестре, немного – словно к подруге. Так что она только стиснула зубы и подогнала коня.
Но в Жванце молодых людей они не нашли. Поп, вновь устраивающийся в покинутой турками церкви, служившей мусульманам мечетью, клялся всем святым, что гусара с девушкой не видел. К счастью, казацкий отряд, патрулирующий окрестности крепости, доложил пану Михалу, мол, да, встретили гусарского товарища в сопровождении девушки, направлявшегося в сторону Каменца. Дорота перемолола во рту ругательство, массируя болящую задницу, и погнала коня дальше. Все трое преодолели очередную милю или две по размокшей дороге, как вдруг услыхали топот, звон и скрип колес. Из леса выехал авангард отряда из нескольких тысяч человек, неспешно направляющегося на юг под полощущими алыми знаменами с Погоней, гербом Литвы. Передний отряд, состоящий из легковооруженных кавалеристов, тут же помчался галопом в их сторону. Пан Михал поднял руку в знак приветствия и громко назвал себя.
Поручик драгун, который их приветствовал, сразу же повел встреченных к каретам и повозкам, число которых свидетельствовало о том, что ехал кто-то важный. Ротмистр Пиотровский внимательно приглядывался к солдатам и шляхте, равно как и к знаменам. Увидав хорошо экипированную и поддерживающую порядок армию, он быстро понял, с кем сейчас они будут иметь дело.
- Не хвалитесь, будто мы мы служим под командованием гетмана Яблоновского, - вполголоса сообщил он Дороте и Тадеушу. Про Гнинского тоже было бы лучше помолчать. В общем, мы едем прямиком в Каменец, где должны усилить гарнизон крепости. Сейчас только лишь обмениваемся приветствиями – и все. В случае чего, стоим из себя ничего и никого не знающих.
- А зачем все эти хитрости? – спросил Тадеуш.
- Это войско великого литовского гетмана Михала Паца, и я опасаюсь, что он и сам путешествует с ним. Пац ненавидит Собеского и пытается бороться с ним где только можно и как только можно. Гетман Яблоновский и канцлер Гнинский, в свою очередь, это верные приятели короля Яна, а мы – в качестве их подчиненных – как бы по определению находимся на их стороне баррикады, - пояснил ротмистр. – Так что с нами может случиться и чего-нибудь нехорошего, включая неожиданное исчезновение без вести. Так что держи-ка, парень, язык за зубами. И вы тоже, милостивая госпожа.
Дорота кивнула. Она ненавидела Яблоновского за то, что тот держал ее брата за решеткой, и за то, что был беззастенчивой сволочью, но она понимала, что Пац, скорее всего – еще хуже. Первый ее шантажировал и вынуждал к бесчестным поступкам, чтобы защищать границы и интересы Речи Посполитой, но второй творил подлости исключительно из амбиций, чтобы укрепить собственные влияния и ослабить короля. Он, вроде как, даже снюхивался с Москвой и Бранденбургом, естественными неприятелями Польши, лишь бы только досадить Собескому.
Опасения пана Михала подтвердились – их провели к открытой карете, в которой сидел великий гетман. Это был мужчина, уже разменявший шестой десяток лет, с вытянутым лицом и высоким лбом. Пышные усы придавали ему вид человека озабоченного и измученного. Вельможа окинул нашу троицу печальным взглядом и тяжело вздохнул. Дорота окаменела, потому что в карете, напротив гетмана, сидела Йитка. Девушка казалась несколько сконфуженной, но выражение лица было таким же высокомерным.
- Неужто еще беглецы из лагеря Яблоновского? – спросил гетман. – Или это его шпионы? Наш хитроумный ученик Чарнецкого в последнее время что-то не в форме. Поначалу от него сбегает гусар, увозя с собой турчанку, которая утверждает, будто бы она чешка, а тут еще парочка его воинов со следующей турчанкой.
- Я полька, - заявила Дорота.
- О, хоть какой-то прогресс. А почему, если можно узнать, сударыня переоделась в басурманку?
- Вот уже два десятка лет я являюсь подданной Великой Порты. Аль-хакима Дорота Фаляк. В настоящее время – на службе у гетмана Яблоновского, - заявила женщина, понимая, что будет хуже, если ее обвинят в шпионаже в пользу султана.
- Всегда у него были склонности заниматься грязной работой, шпионить, устраивать заговоры и беспокойства, - буркнул великий гетман. – Но вот вербовка потурченцев и рассылка их по всей стране – это уже пересол. Но я не могу допустить, чтобы вы вот так ездили по тылам моих войск. Задерживаю вас всех до предоставления разъяснений.
- Я ротмистр Михал Пиотровский, - отозвался панцирный. – Офицер на королевской службе. Так что ты, гетман, не можешь меня задерживать без причины.
- А кто мне запретит? Я сделаю, что пожелаю, я тут господин! – Последние слова Пац уже кричал, а чтобы подчеркнуть их, стукнул кулаком в подлокотник.
Йитка, перепуганная, съежилась на своем сидении, а конь Дороты фыркнул и застриг ушами. Карета ведь все время ехала, так что разговаривающий должен был подгонять верховое животное, чтобы поспевать. Драгуны гетмана не спускали пленников с глаз, готовые, в случае чего, вмешаться. Пан Михал поглядывал на них исподлобья, раздумывая над тем, а не попытаться ли попросту бежать, но догадывался, что те этого только и ожидали.
- Слышал я про вас, ваша милость, - буркнул Пац. – Это вы подстрелили громадную ящерицу, которая чуть не сожрала султана. Что, не могли подождать, когда она его проглотит?
- У меня не было времени на раздумья…
- Ну, вот это точно. Всегда вы, горячие головы, действуете поспешно! – фыркнул великий гетман. – Только не надо, мил'с'дарь, так грозно поглядывать, я вам не враг. Скажите только, что вас сюда привело, и я вас отпущу.
Когда пан Михал вскоре рассказал про похищение Йитки, Пац широко усмехнулся. Затем махнул рукой, словно отгоняя муху.
- Не верю я вам, уж слишком глупо и тривиально, - со смехом заявил он. – Только нет у меня времени на всякие хитрости и допросы, я ведь не тот лис Яблоновский. Лично я люблю ставить проблемы ясно. Так что приблизьтесь, у меня к вам есть предложение.
Дорота глянула на ротмистра, подняв брови, тот в ответ пожал плечами. В соответствии с приказом гетмана они подъехали поближе к карете. Пан Михал приказал Тадеушу оставаться на месте, чтобы не вмешивать парня в грязную политику. Юноша послушно отъехал к драгунам.
- Мне известно, что в лагере Яблоновского пребывает турецкий офицер, одновременно являющийся гетманом чужих, изгнанным ими за какие-то преступления. Еще мне известно, что это он сконструировал оружие, с помощью которого ротмистр Пиотровский победил дракона. Ха, видите?! У меня есть уши и глаза даже с османской стороны границы, - удовлетворенно заявил Пац. – Я ведь военачальник быстрый и ко всему готовый; из Вильно выступил, как только узнал, что произошло, забирая все силы, которые удалось собрать на месте. И я хочу получить с этой авантюры все, что только можно. У меня большие планы и огромные возможности, чтобы их реализовать, но мне нужны люди, на которых я мог бы положиться, сторонники и достойные доверия рыцари. И вместе мы можем завоевать по-настоящему много. Так что я делаю вам предложение: переходите в мой лагерь.
Он поглядел поначалу в глаза пану Михалу, потом Дороте. Женщине он даже улыбнулся.
- И как мне это следует понимать, гетман? Я что, для тебя шпионить должен? – возмутился ротмистр. – Или мне следует ударить Яблоновского ножом в спину?
Хватит того, что ты войдешь в мой отряд и поддержишь меня своими умениями. Я именую тебя ротмистром моей личной хоругви, когда же мы победим, ты станешь великим коронным стражником. Это высокий придворный чин, который открывает путь к должности гетмана, - ответил на это Пац.
- Но ведь великого стражника может назначать только король, - заметил Пиотровский.
- Так ведь гетман как раз это и имеет в виду, - вмешалась Дорота. – Он желает надеть на голову корону, а мы должны будем ему в этом помочь.
- Подобные мечтания – это глупость! И шутки здесь совершенно не к месту! – снова возмутился ротмистр.
- Вовсе нет, момент для этого самый подходящий из всех возможных. Нашествие чужих диаметрально изменит расклад сил на континенте и сделает возможным то, что раньше было совершенно невозможным, - спокойно заметил гетман. – Прежде всего, пылью может рассыпаться турецкое могущество, но и не только оно одно. Собеский не пропустит случая порисоваться, обрести славу в качестве защитника всего человечества, Церкви и сам дьявол знает чего еще. Не успеешь моргнуть, как он привалит сюда со всеми хоругвями, какие ему удастся собрать, и хотя он человек скуповатый, он не станет колебаться и найдет средства на дополнительные войска. Я хорошо его знаю, знаю и его любовь к авантюрам и рисовке. Так что есть шансы, что, в конце концов, где-то он споткнется, и случится чего-нибудь нехорошее. У чужих нет чести, они ведь демоны из преисподней, так что не будет ничего удивительного, что короля они смогут убить так, словно то был обычный слуга. Лично я рассчитываю на то, что так оно и случится. И давно этого ожидаю.
- И мил'с'дарь рассчитывает занять его место? А как же с выборами? – буркнул пан Михал.
- Радзивиллы и Потоцкие давно уже у меня под каблуком, ну а шляхта из Короны меня не интересует. Если будут слишком возмущаться, устрою дело по-другому. Великопольшу и Нижнюю Силезию сдам Бранденбургу, а Малопольша и Верхняя Силезия достанутся Священной Римской Империи. Ну а великий электор и Леопольд Габсбург быстро разберутся с мятежниками вместо меня. В этой стране наиболее главенствующими и так являются Литва, Украина и Подолия, все остальное – всего лишь рассадник для бунтовщиков и нищебродов.
Пан Михал выглядел так, словно его крепко приложили по голове. Понятное дело, что он осознавал нелюбовь великого гетмана к королю, но он никак не подозревал, что у Паца столь громадные амбиции, и что он готов пойти на измену и даже на выдачу части страны в чужие руки. Ротмистр чувствовал, как начинает закипать кровь в жилах, с радостью он отрубил бы башку изменнику, не думая о последствиях. Но он нес ответственность за Дороту и Йитку, кроме того, следовало ведь сообщить Яблоновскому о планах Паца. Так что он лишь стиснул кулаки и склонил голову, делая вид, будто размышляет над предложением.
- А что ты, гетман, предложишь мне за присоединение к твоей фракции? – спросила Дорота.
- Дворянское звание и имение в любом месте Речи Посполитой. Земли – до горизонта, имение, а к этому тысяча, нет, две тысячи червонных золотых ежегодно в течение десяти лет, - не раздумывая заявил гетман. – Твоим заданием станет переманить на мою сторону гетмана чужих. Я хочу иметь его в своем лагере, его оружие и его знания. Вот это дело, весьма важное, я бы поручил именно тебе.
- Десять тысяч червонцев авансом, к этому замок и земли на южной Украине, - заявила Дорота. – Для Йитки ваша милость тоже должна будет чего-нибудь придумать. Ну и освободить ее глупого поклонника.
- Так он выступал, так что моим людям пришлось слегка его поколотить. Сейчас едет связанный в обозе, но что касается освобождения, можно будет подумать, - легко согласился гетман. – Ну а девица получит богатые платья, драгоценности и красивого коня. На приданое хватит.
Йитка шевельнулась и надула губы, но разумно ничего не сказала.
- Дорота, ты же не собираешься… - возмутился пан Михал.
- Собираюсь! – прошипела та и гневно поглядела на ротмистра. – И никто не станет мне указывать, что мне делать, хорошо это или плохо! Надоело мне выслуживаться перед глупцами и слушать мужчин. Благодаря же предложению гетмана, вскоре я сделаюсь независимой и свободной женщиной. Именно за это я воюю всю жизнь, и этого шанса не пропущу. Я дам гетману присягу верности, тебе советую сделать то же самое. Не собираешься же ты отдать жизнь ради глупой чести или верности по отношению к правителям, которым на тебя наплевать. Выбирай!
Михал Пиотровский долго глядел на нее. Заскрежетал зубами, но быстро взял себя в руки и склонил голову. При этом он невыразительно буркнул, что согласен.
- Замечательно! Ваши клятвы я приму, вот только, простите, их одних мне будет недостаточно. – Пац вновь усмехнулся. – Вас я выпущу, в лагерь Яблоновского вы вернетесь уже в качестве моих людей, но мне нужны гарантии. Так что девушку и гусара я оставлю себе. Если окажется, что вы нарушили слово, оба умрут в страшных мучениях. Это ведь честное предложение, правда?
Пан Михал снова засопел от злости, но Дорота успокоила его взглядом. Ротмистр узнал женщину уже настолько хорошо, чтобы прочитать в умных зеленых глазах аль-хакимы молчаливое предостережение. Он не был уверен, что конкретно желает сказать ему женщина, но пришел к выводу, что она все же умнее его, и решил ей довериться. Пиотровский положил правую руку на грудь и начал читать текст присяги, выкладывая на чашу весов собственную честь и бессмертную душу.
Каир
18 шабана 1088 года хиджры
Ясмина-Мустафа терпеть не мог летать на топорных транспортниках, созданных из поспешно произведенных материалов. Мало того, что гравитоновые двигатели выли и жужжали с частотой, от которой у его людского "я" начинали болеть зубы, так боковая дверь была из обычной стали, что не давало возможности выглядывать наружу. Помимо того, летательный аппарат не был снабжен и обеспечивающим комфорт кондиционером. Это была, попросту, угловатая коробка с боковыми двигателями, с расположенным в задней части производителем плазмы и силовыми конденсаторами. В носу располагалась кабина пилотов, которые управляли механизмом, глядя через узенькие окна, сделанные из обычного стекла, разве что закаленного. Трясло эту жестяную коробку немилосердно, и еще в ней было сложно летать по причине жары.
Во всяком случае, оперативный офицер демиурга обладал привилегией лететь в насчитывающем шесть машин штурмовом ключе, где на каждом борту находилось не больше десятка участников вторжения в боевых панцирях и вооруженных короткоствольным энергетическим оружием. Уж лучше так, чем лететь в оставшихся двенадцати машинах, что спешили за штурмовым отрядом сзади. В них летели паукообразные хирурги со снаряжением и несколько инженеров. Отвратительные создания клубились в них, и от самой мысль, что нужно было сидеть рядом с ними, Мустафу трясло от отвращения.
В конце концов, он потребовал, чтобы, вопреки уставу, инженеры раздвинули одни двери. Он даже облегченно охнул, когда те выполнили приказ. В мрачный интерьер, помимо света, ворвался прохладный, пахнущий морем ветер. Внизу, в сотне метрах ниже, величественно перемещались бесконечные массы морской воды. Машины летели на юг, оставив далеко за собой греческие острова. Перелет из Стамбула в Африку должен был продолжаться не более четырех часов, так что в любой момент на горизонте могла показаться суша.
Кара Мустафа подошел к приоткрытым дверям и поглядел прямо перед собой. Штурмовики летели в треугольном ключе, вершиной которого была машина, руководимая Ясминой-Лисецким. Это как раз Ясмина командовала походом, который представлял собой очередной этап вторжения. Мультиличность уже хорошо укоренилась в реальности и теперь приняла решение о распространении. В очередном заранее выбранном городе должен был быть создан биопроцессор, чтобы создать последующий мощный сервер материализованной информации. Он будет представлять собой развитие виртуальной среды, в которой существовала Мультиличность, обеспечивая ей жизненное пространство и возможности развития. Отдельные ее составные бытия пожелали для себя телесности в этом мире. Роль армии вторжения заключалась в обеспечении территории и создании соответствующих условий для материализации.
Каир, вспомогательный город османской империи, предложил сам Ясмина-Мустафа. Метрополия была громадной, отдельные разведывательные корабли, пролетавшие над нею, докладывали про образующиеся существенные людские группировки. Мустафа подозревал, что сюда уже прибыли офицеры султана и спешно организовывали мобилизацию. Они хотели перебросить через море отряды мамелюков и орды рабов, чтобы с их помощью ударить на Стамбул. Но вместо этого солдаты станут пищей паукообразных хирургов, тела их – строительным материалом для очередного биопроцессора.
Ясмина-Лисецкий настаивал, чтобы сначала атаковать Рим, а затем ударить на Вену. Он твердил, что самое время разбить мощные группировки в Европе, но демиург пришел к выводу, что Ясмина подчиняется желаниям своей человеческой половины. Давний священник мечтал об Апостольской Столице, возможно, при случае завоевания он мечтал объявить себя римским папой? Или – сразу уже – новым Сыном Божьим? Во всяком случае, Мультиличность приняла решение создать опорный пункт в Африке, а уже потом, по очереди, на других континентах.
- Есть! – обрадовался Мустафа, увидав береговую линию и заметные возле нее белые паруса судов имперского флота, а так же черные и серые паруса пиратских галер, действующих под турецкой эгидой.
Ясмина-Лисецкий, похоже, тоже обрадовался грядущей битве, а точнее – охоте, поскольку его штурмовик ускорился и начал снижаться. Змеюка хотела ударить в ничего не подозревающий город с небольшой высоты – наверняка, чтобы радоваться виду крови и умирающих или же, чтобы вместе с членами штурмового отряда ворваться в толпу и убивать, убивать, убивать… Мустафа только этого и ждал. Уже несколько недель он не спускал с Ясины-Лисецкого глаз, и вот сегодня появлялся замечательный шанс поблагодарить отвратительную гадину за все унижения и боль нанесенные ему лично.
- Приготовиться к атаке, - скомандовал он и вернулся на свое место.
Абдул Ага, совершенно недавно назначенный султаном агой всего янычарского корпуса, нервно прохаживался по набережной. Каир раздражал его суматохой, даже большей, что царила на базарах Стамбула, но более всего мучило бессилие. Прошло уже две недели, как он приплыл в Египет, все так же остающийся турецким ленным владением. И с того же дня никак не мог дождаться нападения чужих. К тому же, даже их отдельные суда, пятнающие небо своим присутствием, видели все реже. Неужели Талаз Тайяр ошибался, указывая на этот город, как на наиболее вероятную цель очередной атаки? Быть может, он сознательно склонил падишаха к тому, чтобы тот выслал армию сюда, а вдруг это была часть его игры, каких-то более сложных планов?
Да нет же, невозможно. Если он что-то и затевал против империи, то ведь давным-давно мог ее уничтожить. Точно так же, как и убить Абдула – хватило бы просто не излечивать его драконьей кровью. А раз уж вернул суповару здоровье да еще и одарил могучими силами, то, похоже, не для того, чтобы тут же предать или отослать за море? По-видимому, лала попросту ошибся.
- Все еще ничего, ага? – спросил Абди Паша, наместник султана в Каире, который шаг за шагом доводил Абдула до границ терпения.
Сановник шатался за Абдулом и всячески старался испортить ему жизнь, похоже, опасаясь того, что агу прислали сюда только лишь затем, чтобы его самого снять с должности. Кроме того, паша едва-едва справлялся с поддержанием дисциплины в отрядах мамелюков. Вооруженные подразделения, созданные из невольников, силой обращенных ислам, оставались верными падишаху, только вот неизвестно было, сколько все это еще протянется. Всего лишь двести лет назад они радовались свободе и независимости, сами владели Египтом, и хотя с той поры минули поколения, до сих пор об этом помнили и скрыто мечтали о возвращении старых времен. Если они придут к заключению, что империя ослаблена, то наверняка решатся на мятеж. Прибытие судов, забитых янычарами, несколько охладило эти порывы, но полностью их не аннулировало. Все так же существовало опасение, что тысячи вооруженных амбалов в тюрбанах и халатах до земли могут атаковать турок.
Вот только этого не хватало. Абдул старался не думать, что произошло бы, случись бунт. Сам он рассчитывал на то, что еще раньше прибудут чужие, и ситуация диаметрально изменится. В противном случае империю ожидает неотвратимый крах, а для начала – утрата владений в Африке.
- Мы все время на страже, паша, - обратился ага к наместнику. – За небом следим, так что тебе нечего об этом беспокоиться. Всего лишь сделай так, чтобы мы могли спокойно действовать и не беспокоиться о ситуации в городе.
- Сегодня я приказал казнить непокорных мамелюков, которые повторяли слухи о падении Стамбула, - сообщил Абди Паша. – Еще я издал несколько указов, включая эдикт о введении ночной тишины. По городу неустанно кружат патрули из верных мне гвардейских подразделений. Так что ни о чем не беспокойся, ага. Исполняй свои повинности, я же позабочусь о городе. Ведь именно для этого я здесь и нахожусь, правда?
Абдул лишь склонился в прощальном поклоне и повернулся, чтобы уйти в направлении наблюдательной башни.
- Суповар! – заорал один из янычар, стоявший у пушки береговой батареи. – Летят! Чужие летят!
Абди Паша только запищал от страха и бросился бежать в сторону дворца. А вот Абдул лишь грозно усмехнулся и стиснул кулаки.
- Наконец-то, - шепнул он.
ª ª ª
Штурмовик Ясмины-Лисецкого, ведущий строй перпендикулярно береговой линии, неожиданно выполнил поворот на девяносто градусов, становясь боком к переполненному народом порту. Последующие воздушные корабли поменяли порядок, образуя приблизительную линию за командиром. Двери на бортах раздвинулись, и участники вторжения открыли огонь. Очереди, словно бешеные удары бичом, прорезали воздух. Блеснули десятки стволов метателей, и импульсные разряды плазмы помчались вниз. Они вонзились в плотную толпу, выжигая в ней кровавые коридоры, ударили по доскам мола, зажигая и разрывая древесину, с шипением ударяя в каменные прибрежные фортификации, взрывая глыбы и выбрасывая горячие обломки в воздух.
До окаменевших зевак наконец-то дошло, что с неба прибыло уничтожение. С криками и воплями, взывая Аллаха или попросту визжа от перепуга, они бросились бежать в город. Штурмовики пролетели вдоль берега, засыпая его лавиной разрядов. Еще большее опустошение, чем обстрел, вызвала паника. Бегущие давили друг друга, они мчали, куда глаза глядят, ослепленные ужасом, не обращая на что-либо внимания. У того, кто упал, просто не было никаких шансов подняться, его тут же втаптывали в землю сотнями ног.
Только лишь отряды янычар, часть из которых уже испытала бои с чужими в Стамбуле, сохраняли спокойствие. Абдул Ага стоял у подножия портовой башни, с деланным спокойствием наблюдая за маневрами чужаков. Те повернули в направлении моря, чтобы выполнить плавный разворот и снова полететь к городу. Машин было всего шесть, но тут же в небе появилась дюжина новых. Приближающиеся транспортники не готовились к обстрелу, но направлялись прямо вглубь Каира. Абдул обернулся, оценивая направление наступления. Талаз утверждал, что, как и в Стамбуле, захватчики выберут для себя какое-то людное, но дающее возможность посадки место. Скорее всего – базару И было похоже на то, что машины летел прямиком к торгу невольниками, расположенный где-то в полутысяче шагов от порта. Так что ага кивнул солдату на башне, а тот сразу же начал колотить в барабан. Через мгновение ему начали вторить другие барабаны, обслуживаемые сидевшими на крышах наблюдателями.
Марченко
Ясмина-Мустафа тем временем высовывался из транспортного судна, осматривая город. Его штурмовик замыкал строй, находясь в нескольких сотнях метров за ведущим. Транспортеры с паукообразными хирургами как раз пролетели над молчащей прибрежной батареей, которая защищала порт, и никем не обстреливаемые углубились в город. Ясмина-Лисецкий приказал распылиться и сеять опустошение вокруг торга, выбранного в качеств посадочной площадки и места постройки очередного биопроцессора. Штурмовики тут же разлетелись в стороны и помчались над самыми крышами, поражая людей в радиусе, не большем пяти сотен метров от базара.
Мустафа, хотя и испытывал горячее желание убивать, старался держаться твердо и ожидать подходящего случая. Он стиснул пальцы на рукояти плазмометателя и еще раз проверил батарею. Могло хватить на три десятка выстрелов, только он не собирался тратить заряды на людей. Не для того он сюда прилетел. Ясмина-Мустафа приказал пилотам держаться в радиусе видимости от командующего. При этом он внимательно следил за маневрами штурмовика Ясмины-Лисецкого. Тот поначалу летел зигзагом, а воины вторжения с его машины хаотично лупили по всему, что находилось внизу, начав десятки небольших пожаров и завалив несколько халуп. В конце концов, бестия высмотрела мечеть с двумя башнями минаретов, пару минут кружила вокруг нее, постоянно бомбардируя святилище зарядами. С ужасным грохотом и среди туч пыли башни завалились, захоронив под собой несколько окрестных домов и давя беженцев. Только это, похоже, никак не удовлетворило Ясмину-Лисецкого, потому что он продолжал кружить над мечетью, пока не превратил ее в кучу дымящихся обломков. Мустафа же приказал пилотам летать по кругу, а воинам – обстреливать все, что попало.
Он терпеливо ожидал, когда враг совершит ошибку. В конце концов, он обязан был ее сделать.
ª ª ª
Абдул Ага вскочил на коня, которого держал в готовности один из его пехотинцев, после чего галопом поскакал вниз по улице. Он не обращал внимания на сожженные и затоптанные трупы, на раненных и раздавленных. Через пару мгновений он очутился на торговой площади, на которой тоже царила суета, но тщательно контролируемая янычарами и несколькими доверенными мамелюками. Эти последние, сидя на верблюдах, направляли бегство купцов и их покупателей, в случае необходимости награждая недисциплинированных ударами длинных бичей. Абдула здесь уже ожидал командующий обороной, офицер спаги Лагари Хасан Челеби. Сорокалетний турок соответствовал званию богатого, титулованного рыцаря. Одет он был в блестяще доспехи персидского типа и искусно украшенные наручи, на голове у него был шлем с плюмажем. Командира янычар он приветствовал кивком.
- Все готово.
- Я дам знак, - сообщил Абдул Ага и присел на корточки в тени одной из торговых лавок. Хасана Челеби он попросил укрыться вместе с ним.
Лучше было не искушать судьбу, стоя на солнце в блестящем, привлекающем взгляды панцире. К счастью, хотя Хасан и считался безумцем, гордым идиотом он не был, поэтому спрятался без споров. Абдул искоса приглядывался к нему. Любимец султана был знаменит в империи небывалой отвагой и бравадой. Десять с лишним лет назад он покорил сердца абсолютно всех, выстрелив самого себя в воздух, тем самым совершив первый в истории ракетный полет. Летательный аппарат он сконструировал сам – набитую порохом простую трубу со стабилизаторами. Он влез в этот снаряд, после чего выстрелил себя высоко в воздух и пролетел над заливом рядом с дворцом Топкапи. Приводнился он в залив и до берега добрался вплавь, этим подвигом завоевав милость падишаха. Последующие годы он служил в имперской кавалерии, чтобы в последние недели принять командование над поспешно сформированной по указаниям Талаза ракетной артиллерией.
- Они готовятся к посадке, - заметил Хасан.
Абдул ничего не сказал. Он глядел на дюжину пузатых транспортеров, беспорядочной тучей, опускавшихся на площадь. Они еще были высоко над крышами, но пассажиры уже раздвинули двери, готовясь прыгать. Некоторые даже выползли на корпуса – громадные черные паукообразные с косматыми лапами и отвратительными, поблескивающими хитином брюшками. Двигались они быстро, крутя во все стороны головами с восемью неправильной формы глазами. янычар прямо затрясся от отвращения, видя, что в каждой машине буквально клубится от этих существ. Они вылезали на корпуса машин, как будто бы кто-то вскрыл гнездо насекомых. Один или два уже даже спрыгнули вниз, с грохотом падая на крыши лавок и разбивая их вдребезги.
- Еще чуточку, - хладнокровно заявил Абдул. Он поднял руку и помахал ею следящим за ним со всех сторон торга янычарам. – Давай!
Сразу же несколько прилавков было отброшено, открывая спрятанных за ними артиллеристов, вооруженных стальными трубами со стабилизаторами и похожими на груши клубнями кумулятивных зарядов. Ракеты умело были смонтированы на стойках и нацелены в идущие на посадку транспортные машины. Хасан Челеби лично подскочил к одной из ракет, поданной лучиной поджег фитиль и, не боясь того, что взрыв раздастся раньше срока, еще и поправил прицел. Ракетные снаряды появились и в окнах окружающих одноэтажных домов, а так же на плоских крышах глиняных домишек.
Абдул затаил дыхание, ожидая первых выстрелов. Летающие аппараты находились уже на высоте крыш, через мгновение должны были коснуться земли. И тут ракета Челеби с шипением выплюнула из дюзы огненный хвост, дрогнула и, как бы после раздумья, резко рванула вперед. Янычары бросились в стороны, убегая от урагана огня, кто-то из обожженных завопил, другой начал гасить загоревшуюся одежду. Всех охватила туча едкого, серного дыма.
Ракета полетела, таща за собой дымовую косу; она прошла рядом с одним из перевозчиков и врезалась в нос другого. Рявкнула взрывающаяся головка, и подбитая машина полетела вниз, перевернулась и с ужасным грохотом ударилась крышей брусчатку торга. В одно мгновение транспортник превратился в кучу дымящегося, разодранного металла.
Очередные ракеты выстрелили с шипением и грохотом. Абдул с ужасом глядел на их пьяный, неровный полет, на то, как они колышутся из стороны в сторону или заворачивают в неожиданных направлениях. Одна из них прошла мимо всех целей и упала где-то в глубине города, вздымая облако пыли и дыма. Другая зацепила за корму летающей машины, отскочила и взорвалась в воздухе рядом с другим транспортником. Похоже, пилот его был ранен, потому что машина потеряла стабильность и боком врезалась в соседнюю. Обе тут же полетели в землю. Другая ракета потеряла стабилизатор и начала вращаться вокруг собственной оси, влетела в открытую дверь садящейся машины, пролетела сквозь нее, превращая всех пауков в золу, и помчала свечой вверх, чтобы удариться в шасси следующего идущего на посадку транспортника.
Через мгновение сам торг и небо над ним превратились в изрыгающую взрывами преисподнюю. Ракеты со свистом и рычанием летали во всех направлениях, скашивая все на своем пути. Одна из них взорвалась на пусковой треноге, убивая обслуживавших ее янычар; другая ударила в ближайший дом, в одно мгновение превращая тот в груду развалин. Какие-то из снарядов разрывались в воздухе или проделывали дыры в корпусах летающих машин. Наконец, какая-то из них попала в корму транспортера, прямиков в конденсатор энергии.
Абдул увидел только лишь ослепительно белую вспышку и упал на землю. Через мгновение все потряс чудовищный грохот, а по бывшему торгу невольников прокатилась волна раскаленного воздуха. В землю ударили языки освобожденной плазмы, превращая брусчатку в жидкую лаву. Паукообразных, которым удалось выскочить из летательных аппаратов, тут же охватил огонь, и они сгорели живьем. Абдул Аге даже не пришлось вызывать ожидавших в боковых улочках янычар, вооруженных копьями и мушкетами. Ракеты выполнили всю работу, причем, более существенно, чем кто-либо мог ожидать.
Челеби встал рядом с агой, широко раскрытыми глазами глядя на кучи горящего металла и на булькающую, расплавленную брусчатку. Он вытер покрытое сажей лицо и широко усмехнулся, блеснув зубами. Абдул, увидав это, фыркнул от смеха, ведь Хасан потерял брови и ресницы, кожа на лице сильно покраснела. Суповар догадывался, что выглядит точно так же, лицо горело, только это не имело для него никакого значения. Сердце его пело, когда он видел трещащие в огне тела чудищ. Были уничтожены все транспортники, вся дюжина! К сожалению, осталась шестерка более юрких штурмовиков, летающих по кругу и плюющихся белым огнем.
Абдул оскалился и погрозил им кулаком.
ª ª ª
Ясмина-Мустафа глядел на резню паукообразных хирургов поначалу с ужасом, а потом с удовлетворением. Ответственность за поражение понесет командир экспедиции, то есть его враг. Даже если теперь он снесет весь Каир, это уже и так не будет иметь значения. А целью была постройка очередного биопроцессора, но теперь это без оборудования и специалистов было невозможным делом. Ясмина-Лисецкий совершил достойную наказания ошибку, он не десантировал воинов вторжения, чтобы те проверили и зачистили место высадки, а вместо этого занялся бессмысленной бойней, желая натешиться убийствами. Это вот проявление слабости будет ему стоить дорого – Мультиличность подобных ошибок не прощает.
На этом этапе вторжения утрата нескольких десятков хирургов было серьезным ударом. В Стамбуле осталось всего лишь несколько подобного рода специалистов. Создание очередных из их копий потребует времени и серьезных расходов энергии. То есть, поражение было сокрушительным, и по этой причине у Мустафы появились довольно-таки смешанные чувства. Он не задумывался над тем, откуда местные взяли ракетное оружие – это как раз особого значения не имело. Их ракеты были крайне примитивными и особой угрозы не представляли. Просто-напросто, в следующих штурмовых и транспортных машинах нужно будет смонтировать противоракетные системы. Без электроники их создание потребует какого-то времени, но, так или иначе, у местных в столкновении с армией Мультиличности не будет никаких шансов. Все это были только лишь переходные проблемы. Самое главное, что Ясмина-Лисецкий подставился.
Ясмина-Мустафа с презрением глядел на то, как штурмовик командующего кружит над побоищем, а его воины расходуют последние заряды плазмы на стрельбу в янычар. Через минуту энергетическая амуниция исчерпалась, и его враг мог только ругаться и бессильно пялиться на людей. Не ожидая дольше, Ясмина-Мустафа выслал рапорт демиургу, прикрепив изображения с места происшествия. Более всего его самого радовала запись, представляющая штурмовую машину Ясмину-Лисецкого, бессмысленно кружащую вокруг напрасно обстреливаемого храма.
- Сформировать строй! – отдал приказ Ясмина-Лисецкий. – Садимся и приступаем к захвату территории. Приготовить холодное оружие.
- Протестую! – ответил на это Ясмина-Мустафа. – Внизу могут иметься еще ракеты. Люди только и ожидают, когда мы спустимся до их уровня. Посадка может закончиться катастрофой.
- Я отдал приказ. И он не подлежит обсуждению, - процедил Ясмина-Лисецкий.
Пилоты подчинились командующему и сформировали вокруг его машины обеспечивающий посадку круг. Носы машин они направили наружу и начали снижать высоту. Теперь местом высадки десанта должна была стать улица, идущая в направлении все еще горящего рынка. Мустафа приказал своему пилоту с посадкой не спешить. Его штурмовик завис над остальными, уже приземлившимися.
И тут же на чужих посыпался град мушкетных пуль. Свинец зазвенел на листовом металле, забарабанил на активных панцирях воинов вторжения, которые сразу же разбежались вокруг машин. Некоторые получили ранения в неприкрытые части тел, причем, настолько серьезно, что это выбило их из боя. Но остальные с воплями и рыком бросились на плотны ряды янычар. И вот тогда-то Мустафа наконец получил приказы от демиурга. Он тут же переключился на открытый канал, чтобы его слышали все воины и пилоты.
- Протокол передачи командования, код – красный! – сообщил он. – С этого момента я руковожу формацией, в соответствии с директивой Мультиличности номер 18101088. Порядок исполнения – немедленный. Приказываю отмену вторжения. Отступить к штурмовым машинам и сформировать строй с прикрытием. Выполнять!
Воины остановились еще до того, как добежали до янычар. Всего двое или трое впали в амок и ударили на копейщиков. Остальные, сохраняя дисциплину, отступили и бегом вернулись к своим машинам. Исключением стал незаметный тип с седой бородкой, который дезертировал и бросился бежать в боковую улочку. Он прекрасно знал, что его ожидает и пытался испариться. Только Мустафа все время следил за ним и указал пилоту:
- Отрежь ему дорогу, - потребовал он.
Штурмовик помчался над домами, перегнал бегущего и спустился на высоту крыш. Ясмина-Лисецкий остановился, ему некуда было бежать. Он оскалил зубы и бешено размахивал двумя обнаженными ятаганами. Тем временем Мустафа сильно высунулся из открытой двери, одной рукой держась за стойку машины. В другой он держал метатель. Он даже усмехнулся врагу, который, увидав это, опустил оружие. Какое-то время он мерил неприятеля взглядом, шипя по-змеиному и скаля зубы.
Ясмина-Мустафа палил раз за разом, полностью опустошая батарею оружия. На Лисецкого рухнул ливень плазмы, в несколько мгновений разрывая на куски и тут же превращая в пар. От очередного воплощения Ясмины осталось только черное пятно на мостовой.
XVII
Хотин
29 октября 1677 года от Рождества Христова
Дорота спала словно младенец, так что я поднялся осторожно, чтобы не разбудить ее и укрыл шубой. Царящий в шатре холод доставал все сильнее, счастье еще, что сегодня, наконец-то, мы отправляемся на юг. Талазова часть моей души буквально хотела петь от счастья, радуясь возврату в родимые стороны. Но вместо этого, щелкая зубами, я натянул штаны и набросил на сорочку куртку, а уже на нее – подбитый мехом кожух, подаренный одним из магнатов, прибывших в лагерь. Польские шляхтичи, видя, какие опустошения способно произвести спроектированное мною оружие, относились ко мне с огромным уважением. Помимо теплых вещей, я получил кольчугу и шлем от пана Потоцкого, а пан Замойский высказал мне честь сильным боевым конем. Так что я радовался растущей популярностью.
Я вышел из шатра и чуть не вляпался в лужу. Ночью лило беспрерывно, впрочем, как уже несколько дней. Ничего удивительного, что королевская артиллерия застряла в грязи где-то за Львовом. Впрочем, она бы и так мало на что пригодилась бы в войне с захватчиками. Я пошел через просыпающийся лагерь, но на сей раз не в направлении кузницы, которые уже были закрыты, а их горны погашены, но в сторону обоза, где ожидали отъезда массивные ландары с широкими колесами. Именно на них перемещалась большая часть вооружения и взрывчатых материалов. Правда, две гусарские хоругви полевого гетмана Яблоновского уже были вооружены драконовыми кончарами, но остальная часть спешно созданного оружия ожидала завершения и распределения. Более всего меня беспокоила переподготовка гусар, опасаясь что на это может не хватить времени, но Дорота меня успокоила.
- Подбритые башки просто горят, чтобы драться кончарами, потому что уже сейчас им снится слава укротителей драконов и демонов, - говорила она. – Хватило рассказов Пиотровского о том, как он подстрелил гадину, чтобы все панцирные хоругви стали требовать таких же самых кончаров. Каждый, даже самый малый рыцарь мечтает о славе и почете, о битвах с чужими, о защите веры и святого креста. Ведь летающие суда видели, вроде бы как, над городом Петра, сам папа римский впал в панику и тут же взялся объявлять крестовый поход. Сам увидишь, с каким энтузиазмом рыцари станут тренировать владение кумулятивными зарядами. Еще до того, как мы попадем в Семиградье, натренируются так, словно бы сражались этим оружием с детства. Так что об этом можешь не беспокоиться.
При мысли о Дороте я улыбнулся. Причем, обоими своими соединенными личностями. Истинный "я", давний похожий на кота демиург, втюрился в нее, потому что ее агрессивность и независимость напоминали о самках моей расы, диких и необузданных, к тому же сильных и склонных к доминированию. Талаз полюбил ее, потому что открыл в ней добро, тщательно скрытое под слоями твердого панциря, который ей пришлось выстроить, чтобы выжить. Конечно, имелось еще и влияние дремлющей где-то глубоко в наших "я" Папатии, которая, попросту, любила Дороту как свою подругу, перед которой она могла открыться душой. И так вот все мои составные элементы соединились в любви к аль-хакиме. Похоже, она и не осознавала, каким сильным чувством дарю я ее, причем, в различных плоскостях. Мне только было известно, что я ей нравлюсь как мужчина, и что она соглашается с моим не до конца человеческим происхождением. Лично мне этого хватало. И я не ожидал, что она неожиданно воспылает ко мне серьезными чувствами.
С тех пор, как Йитка стала заложницей, Дорота чувствовала себя несколько одиноко, я же аккуратно пытался заполнять эту пустоту. А может, она сносила меня только лишь поэтому? Быть может, ей была интесна моя физическая форма и бравость в плотских утехах, а моя мудрость позволяла ей успокаивать жажду знаний? Тем не менее, она скучала по своей помощнице, а мне приходилось ее успокаивать и объяснять, что все находится под контролем. Йитка получила от меня специальное задание, и я надеялся, что девушка выполнит поверенные ей инструкции. От этого могло очень многое зависеть, вместе с успехом всего похода. Вот только Дороту это никак не утешало, облегчение приходило к ней лишь тогда, когда я заключал ее в своих объятиях.
Задумавшись и с блаженной улыбкой на лице, я подошел к телегам, чтобы проверить, обернули ли слуги груз в пропитанную жиром ткань, в соответствии с моими указаниями. Нельзя было допустить, чтобы кончары подмокли и заржавели, чтобы сырость повлияла на взрывчатку. К счастью, первые две повозки были обеспечены надлежащим образом. Обеспокоило меня только лишь то, что их никто не охранял. Какой недосмотр! Наиболее ценный армейский груз и остался без присмотра! Где тут пан Михал? Почему не проследил?
Ну и, пожалуйста! Возле третьей повозки стоял какой-то мужчина и, словно у себя дома, копался в бесценном оснащении. Он уже добрался до упаковок и вынул один из драконовых кончаров, еще блестящий от смазки и сияющий новизной. Мужчина осматривал оружие, крутил носом и что-то бормотал. В одно мгновение я буквально закипел от злости. Невозможно спускать с оружия глаз, в противном случае, оно тут же прилипнет к чьим-нибудь рукам. Я энергично подошел к этому мужчине и, скорчив грозную мину, схватил его за плечо. Тот обернулся поглядел на меня свысока, хотя ростом он никак меня не превышал. У него была традиционно подбритая голова и огромные усища, к тому же на нем был красный жупан, обшитый золотой нитью, что давало понять – перед вами человек богатый. Ага, а еще у него было громадное брюхо, которым он тут же напер на меня, заставляя отступить на шаг.
- Полагаю, что милостивому сударю нравится мое оружие, - заговорил я по-польски, маскируя злость.
- Как смешно мил'с'дарь разговариваешь. – Толстяк добродушно усмехнулся. – Что, только-только учишься по-нашему? Здорово у тебя получается, здорово. Так ты говоришь: это твое оружие? А я думал, что королевское…
- Да, конечно, производится оно из королевских средств по приказу гетмана Яблоновского, но ответственность за него несу я. Мое это дело, и я обязан проследить, чтобы в целом состоянии поавло оно в руки специально отобранных рыцарей, - процедил я. – Так что, положи-ка его на место, мил'с'дарь, будь добр. Разве что желаешь пояснить свое любопытство гетману.
- Я только что приехал, а уже столько наслушался про эти кончары. Якобы, одним выстрелом можно насквозь пробить крепостные ворота, даже стену продырявить. Правда это? – допытывался чужак, раздражая меня еще сильнее.
- Где-то так, - буркнул я и протянул руку за оружием, которое он держал, но сукин сын лишь прижал его к себе.
Он был силен, а толстяком только выглядел. Какое-то время, мы перетягивали кончар друг от друга.
- Очень бы хотелось мне иметь такой. Мой сын, что приехал со мной, тоже о таком вот мечтает. Может ты бы подарил ему, вот мальчишка обрадуется, - просопел чертов панок, считающий себя непонятно кем. – Я куплю один, золотом заплачу! Сколько мил'с'дарь попросит?
- Вот же сударь уперся! – засопел и я, таща оружие к себе; я уже готов был пнуть чужака в яйца. – Не могу я торговать королевским оружием, оно мне не принадлежит! Ее получат исключительно рыцари, находящиеся на королевской службе! Это не цацки для детей! Отпусти, сударь, иначе я перестану быть вежливым.
Мне ужасно хотелось поколотить его, хотя бы ради того, чтобы расслабиться и разогнать кровь. Как мне осточертели уже все эти польские магнаты и шляхетки, целые табуны которых тащились из Речи Посполитой. Все они злоупотребляли своим положением, умничали, ссорились и хвастались друг перед другом своими подвигами. И у каждого имелось что вставить в разговор, и все пытались меня достать. Счастье еще, что литовские хоругви уже выступили в Молдавию, в противном случае они обязательно бы подрались с теми, что прибыли из Короны. Нет, что за люди, Мультиличностью клянусь!
Толстяк походил на какого-нибудь магната, на толстых пальцах у него были напядены золотые перстни, на некоторых – здоровенные драгоценные камни. Вот такие были самые гадкие, они считали, будто бы им все можно. Я потянул кончар к себе, а когда чужак уперся, отпустил. Толстяк полетел назад и с размаху плюхнулся в грязь. Теперь его расшитая золотом одежда уже не выглядела такой уж импозантной. Я рассмеялся.
- Вижу, что кончар вам очень даже важен, - сказал я, ожидая, когда он вскочит на ноги и схватится за саблю. Но в этом случае он получил бы такой трепки, что вместо того, чтобы ехать на войну, он явно отправился бы в лазарет.
- Ну да, он был бы замечательным украшением моей коллекции, - согласился тот, сидя в грязи и не проявляя гнева. – Опять же, сыну тоже понравился бы. Истинный раритет, один из первых произведенных. Наверняка они перейдут в легенду. Но, раз мил'с'дарь упираешься на том, что я обязан его отдать… Хорошо, а что сударь скажет про двести червонных злотых?
- Столько мне еще не предлагали, - признал я, складывая руки на груди. – К сожалению, если мы проиграем битву с чужими, золото ничего не будет стоить. А мы ее наверняка проиграем, если я стану направо и налево раздавать единственное оружие, которое их способно достать. В тех мирах, откуда они родом, нечто подобное – всего лишь игрушка, но пока они не построят своих машин и устройств, только это способно нанести им вред.
- Помоги мне, сударь, встать.
Он протянул мне руку, держа кончар над головой, чтобы не замочить.
Я подал толстяку руку и извлек из грязи. Тот улыбался, но все так же не спешил отдавать добычу.
- Они не из иных миров родом, но из самой преисподней, - конфиденциальным тоном сообщил незнакомец. – Это не я придумал, это основа нашей святой Церкви. Захватчики не могут прибыть из иных миров, ведь таковые не существуют. Только лишь людей Господь одарил душой и разумом. Говоря, будто бы чужие прибыли из иных миров, сударь пытается сказать, что где-то там имеются иные Земли, населенные разумными существами. И, возможно, чужие тоже были спасены, у них имелся свой Христос? Библия ничего об этом не говорит, так что подобное исключено. Во всяком случае, именно так ты должен повторять, если не желаешь навлечь на себя бед со стороны инквизиции. – Толстяк доверительно подмигнул. – Официальная версия Церкви гласит, что захватчики – это адские демоны, которые могут предвещать апокалипсис, если только человечество не станет исполнять заповеди и не проявит покорность.
- Боюсь, что проявление покорности и молитвы многого не дадут, - горько заявил я. Раздражение куда-то улетучилось, я даже испытал к толстяку нечто вроде симпатии; что ни говори, а он был довольно-таки забавным типом. – Гораздо больше сделает хотя бы этот вот кончар.
- Я тоже так считаю, ясное дело, со всем моим уважением к святому отцу, - толстяк демонстративно перекрестился, перебросив предварительно кончар в левую руку. – Только лишь затем я и принял участие во всей этой авантюре. Мы, все вместе, должны добраться до них, неважно, откуда они прибыли: со звезд или из преисподней, и хорошенько набить им задницы.
- Самое время это сделать. Чем дальше, тем больше станет у них сил, а эти кончары в какой-то миг сделаются недостаточными. Они уже не пробьют их панцирей, не повредят их машин. Так что мы обязаны действовать быстро…
- Так оно и будет, - согласился толстяк. – Сегодня же выступим и, Господь мне свидетель, не остановимся, пока не увидим укреплений Стамбула! Ну вот, самое время будить обоз. А мне пора возвращаться в шатер и переодеться, а то задница подмокла, а ведь утренняя месса начинается. Так продашь мне, сударь, эту цацку, или нет?
- Я вам ее подарю. Даже покажу, как спучить крючок, чтобы выстрелить, - сказал я с улыбкой. – Только никому не говорите про подарок. Не хотелось бы, чтобы вся армия выстроилась ко мне в очередь.
- Ясное дело, что никому не скажу, - обрадовался толстяк. – А много вы уже этих кончаров наделали?
- Три сотни уже попали в руки гусар, еще четыре сотни на повозках. Рассчитываю на то, что в пути нам удастся сделать, как минимум, тысячу, - осторожно сказал я, оценивая про себя возможности и нужные материалы. – Конечно, это если удастся убедить гетманов предоставить мне больше пушкарей и оружейников. Опять же, необходимо будет позаботиться о том, чтобы занять кузницы, накопить угля и селитры, выслать слуг за диатомной землей, а еще собрать алхимиков… Даже и не знаю, удастся ли.
- Удастся. Уж я прослежу за тем, чтобы облегчить вам работу. Так что ни о чем не беспокойтесь, милостивый сударь Тайяр, - добродушно заявил толстяк, подпираясь драконовым кончаром. – Вот только что я вижу, сами без оружия ходите? Непорядок это!
Он умело отвязал ремешки у пояса, которыми была приторочена сабля – толково украшенная, с рукоятью в виде орлиной головы, зато лишенная навершия, с небольшой гардой по восточной моде. Собственно говоря, это была не гусарская сабля, которую любили поляки, а карабела. Подарок и вправду был драгоценный, судя по богато украшенным ножнам, окованным, на глаз, листовым золотом.
- Держите! – заявил толстяк, вручая мне подарок. – Пуская она вам хорошо служит. С Богом!
Последние слова он бросил уже через плечо, быстро направляясь к шатрам, возле которых уже крутилось все больше народу. Двигался он, учитывая собственные размеры и здоровенное пузо, довольно живо. Я тяжело вздохнул и вытащил саблю из ножен. Клинок был умело украшен, на нем имелась латинская надпись; но оружие не имело исключительно парадных функций. Сталь была отменная, при перемещении оружие меняло центр тяжести. Я догадался, что в клинке имеется камера с ртутью. Вершина технических возможностей местных оружейных мастеров! Толстяк, должен был быть чертовски богатым, раз он мог позволить себе делать такие подарки.
- Красивое оружие, - отозвался пан Михал, который в это время незаметно подошел сзади.
- А вы куда подевались? Почему никто не охраняет повозки? – наехал я на ротмистра.
- Посты как раз менял, когда он прилез. Я приказал людям отойти, чтобы ему не мешали, а вот тебя задержать не успел, - разложил он руки. – Когда вы дергаться начали, я от ужаса себе чуть усы не вырвал. Только не осмелился подойти, чтобы не оскорбить его гордости.
- Да о ком ты говоришь, черт подери? – удивился я робости Пиотровского.
- Как это о ком? – кивнул он в сторону толстяка, уже исчезавшего в куче народу. – О его величестве, которого ты в грязь уронил. О короле Яне Собеском.
Каменец Подольский
8 ноября 1677 года от Рождества Христова
Поручик Семен Блонский ехал на худой, серой кляче, которая с трудом тащилась по дороге. Вперед она двигалась только лишь потому, что за узду ее тянул идущий впереди Кшиштоф Кенсицкий. Молодой человек был одет в какой-то паршивый балахон и мешковатые, грязные штаны, на ногах у него были лыковые лапти. Семен, в свою очередь, вырядился в залатанный кунтуш, перевязанный в поясе веревкой, на боку болталась сабля в деревянных ножнах. Выглядели они как мелкий шляхтишка со своим единственным слугой, подобные им тащились за армией с надеждой найти хоть какой-то заработок. По пути они встречали весьма похожих на них мародеров, без особого энтузиазма и уверенности движущихся вслед за военными. Мелкие прислужники и лентяи, ищущие своего счастья в тени ведущейся войны.
- Крепость выглядит заброшенной, - заметил Кшиштоф, которому, по причине рябого лица, новая одежда исключительно подходила. В ней он выглядел совершенно неподдельно, словно настоящий бродяга, беглый крестьянин или юный разбойник.
- Гетман Пац оставил тут всего горстку людей, - буркнул Семен. – Тем лучше для нас. Если дойдет до драки, нам же будет легче.
Брошенная турками каменецкая крепость, носящая многочисленные следы ведущихся за нее многие годы боев, вновь очутилась в польских руках. Михал Пац быстро наложил на нее лапу, обставляя гарнизон литовской армией. К счастью, при себе он хотел иметь как можно больше сил, так что гарнизон крепости обрезал, насколько было только можно. Многочисленный гарнизон держать в ней не было смысла, так как угроза со стороны Турции временно ушла, успокоились и татары, даже казаки перестали устраивать свары. Все народы в большей или меньшей степени столкнулись с захватчиками из иных миров, так что про разбойные нападения не думали.
Но ворота крепости были закрыты, а у калитки стоял часовой. За всадником и пешим следили еще и сверху, но особого интереса прибывшие не возбудил. Семен назвался Ковальским из Ловича, спешащим за свитой князя Любомирского с рекомендательными письмами. Он вежливо попросил оказать им гостеприимство, поскольку уже близилась ночь. Стражник пустил их, небрежно махнув рукой, даде не спеша о чем-либо расспрашивать.
- Мама моя, ну тут и нищета, - только и сказал Кшищтоф, когда они углубились в город.
Брошенная турками крепость выглядела жалко. Находящиеся за крепостными стенами застройки были разрушены, людей по большей части здесь не было. Трудно было поверить, что в годы польского правления здесь было восемьсот домов. На первый взгляд видно было, что большую их часть разобрали, вероятнее всего, зимой, чтобы получить дерево для отопления. у многих хижин были сорванные или продырявленные крыши, люди не появлялись здесь уже несколько лет. Для обоих гусаров этот вид ассоциировался со сценами, которые совсем недавно они наблюдали в Стамбуле – заброшенное имущество, покинутые дома, и ветер, гуляющий по пустым улочкам.
К счастью, в небо вздымались нитки дыма из труб, они свидетельствовали о том, что в Каменце все же живут люди. Довольно быстро прибывшие встретили нескольких францисканцев, крутящихся возле монастыря; их объехал армянский купец на повозке с кормом для животных, потом облаял исхудавший пес, охраняющий дом. Под массивными, сложенными из камня застройками крепости им встретились кавалеристы и казаки, играющие во дворе в кости. К прибывшим никто не цеплялся, никто ими не интересовался. Так что Семен повернул клячу в сторону корчмы. там он купил небольшой бочонок водки у корчмаря, изумленного покупательной способностью оборванца, и вернулся к казакам. Те приняли двух прибывших с радостью, тем более, увидав бочонок, и с энтузиазмом пригласили принять участие в игре. Непонятно, откуда они вытащили деревянные кружки, и уже через мгновение вовсю угощались мутным и вонючим пойлом с новыми приятелями.
Казаков не нужно даже было особо тянуть за язык – после пары выпитых кружек они, перебивая один другого, рассказали все возможное про крепость и ее гарнизон. Комендантом и доверенным человеком Паца здесь был Василий Туркул, храбрый рыцарь, недавно повредивший ногу, по причине чего не мог принять участия в походе в Турцию. Помимо него, большую часть гарнизона составляли раненые или больные солдаты, имелось еще немного челяди и половина казацкой сотни. Вот уже несколько дней, это после того, как польская армия наконец-то покинула округу, все они ужасно скучали и, в основном, следили за небом в поисках летучих кораблей. Вот только те сюда никогда и не наведывались.
- А пан Туркул, вроде как девушку держит под замком, - небрежно бросил Кшиштоф.
- Эт-точно, басурманка, а словно ангелочек красивая, - согласился старший из казаков. – Деваха, эт только судари представить можете, в штанах ходит по турецкому обычаю. Но личико белое, глаза синие, волосы светлые, а говорит по-нашему, сам слышал. Так что и не турчанка она, но вот почему ходит так, и не ведомо. Комендант поместил ее в угловой башне вместе с парнем, которого, говорят, на содомии заловили. То сын какого-то богача, так что непонятно, чего с ним делать, так что пока в башне держат…
- И не боятся, что сбежит? – удивился Семен. – Чего-то я никакой стражи не вижу.
- Хватает и ключа от камеры, чтобы обеих пташек под замком держать, - фыркнул младший из казаков. – Так на что охрана? Ради какой-то девицы и пацана людей беспокоить. А вас чего это они так интересуют, а?
- Час в камере сидел, во Львове и в Вильно, - пожал плечами Семен. – Ну а про девицу-потурчанку от служивых, что по дорогам шатаются, слышали.
- Гетман не был бы доволен, так как всем приказал держать язык за зубами, - буркнул старый казак. – Да хрен с ним, выпьем лучше. За здоровье Паца!
Все стукнулись деревянными кружками и выпили. Казаки лакали водку жадно и спешно, словно последний день жили. Семен с Кшиштофом щедро подливали им, сами, насколько это было возможно, сохраняя умеренность. Когда казаки уже хорошенько налакались, но не было видно, что их можно так вот оставить, поручик спросил, а не на службе ли все они случаем. Это немного отрезвило старшего, который вдруг вспомнил, что таки да, что они должны были обслуживать стоящую неподалеку и нацеленную под острым углом в небо шмиговницу. Понятное дело, это на случай воздушного нападения чужих, а ведь такой и не предвиделось. И про это прекрасно знал их есаул, потому что ни разу он не позаботился проверить посты. разве что один Туркул со своими были готовы в любой момент вступить в бой. А всем остальным солдатам из гарнизона все было до одного места.
Семена совершенно не удивило, что гетман оставил в тылу наименее ценное войско. Сам он сделал бы то же самое. Жаль только, что Пац оставил комендантом пристойного рыцаря, серьезно относящегося к своим обязанностям. Это несколько усложняло выполнение задания.
- Пошли, нечего время терять, - толкнул он Кшиштофа.
Поручик поднялся и поправил два спрятанных в кунтуше пистолета. Юноша послушно вскочил на ноги и вопросительно глянул на старшего. Казаки пытались протестовать, но только лишь из боязни, что ляхи заберут бочонок. Когда же те ушли, оставив водку, про них тут же забыли.
- Как мы все проведем? – спросил Кшиштоф.
- Заходим в башнб и освобождаем наших, - пожал Семен плечами. – За противников у нас сплошные отбросы, нечего с ними церемониться. Опять же, Талаз советовал нам поспешить, так как ожидает неприятностей с чужими. Так что давай сразу!
В башню они зашли никем не замеченными, в средине обнаружили всего одного спящего стражника, пожилого солдата в рваной одежде. Его разбудили и, угрожая пистолетом, потребовали выдать ключ. Перепуганный старик сообщил, что ключи от камер имеет только комендант. Он лично приносит пленным еду и только лишь тогда открывает двери. Похоже, особой работы у него и не было, так как ему нравилось посещать девицу, которую забавлял долгими беседами.
Семен почесывал усы, размышляя, что бы сделать. Походило на то, что им, в первую очередь, нужно было поймать коменданта. Легче всего было устроить засаду прямо тут, так как приближалось время ужина. Охранник тоже говорил, что Туркул может появиться здесь в любую минуту. Тогда Блонский стал связывать старика, а Кшиштоф бегом помчался наверх разузнать ситуацию и поговорить с кузеном хотя бы через двери. Только-только он обнаружил обе камеры, снаружи кто-то начал изо всех сил бить в колокол. Гусар схватился за рукоятку, в панике пытаясь открыть дверь без ключа, ведь он был свято уверен в том, что тревогу объявили исключительно в связи с вторжением в крепость двух переодетых гусар.
- Тревогу бьют только потому, что на небе появились летающие машины! – сообщила из своей камеры Йитка. – Я вижу их в окно, летят с юга. Это я их сюда вызвала!
- Что? – не поверил Кшиштоф. – Это каким же чудом?
- Несколько раз в день я напевала псалмы и размышляла, как научил меня Талаз. Мы так договорились. Тот из нас, кто отделится от остальных, должен был делать так, чтобы привлечь к себе внимание врага и обмануть его таким образом. Благодаря этому, они и прилетели сюда, считая, будто бы я и есть Талаз. И это позволит нашей армии безопасно добраться до цели, - пояснила девушка.
- Ты притянула их сюда молитвами и мыслями? С ума сошла? Ведь такое невозможно, - сказал Кшиштоф.
- Возможно! – отозвался из своей камеры Якуб. – Мне она тоже приказала так делать. Нужно очистить мысли, а потом повторять последовательности слов и мыслей в соответствии с расписанием, которому научил ее Талаз. Это похоже на молитву, во всяком случае – в какой-то степени. Якобы, это характерные для Талаза мысли и идеи, которые оставляют след в духовной плоскости. Гончие псы чужих вынюхивают мысли жертвы, на которую они ведут охоту, ищут оставляемый такими мыслями след. Йитка научилась оставлять им фальшивый след, изображая чужие мысли. Мы стянули их сюда вместе. Беги, кузен, сейчас они здесь будут.
- Да что вы такое говорите?! – возмутился Кшиштоф. – С ума сошли, что ли?
На лестнице появился запыхавшийся Семен. Поручик был сам, в руке вместо ключей он держал пистолет. Он глянул на Кшиштофа и покачал головой.
- Комендант уже шел в башню, когда начал бить колокол. Тогда он развернулся, бросил корзину с едой и помчался к артиллерийским постам, - со злостью сообщил он. – Придется справляться без ключей. Пороховница у тебя есть?
За окном раздалось громкое жужжание приводов летающих машин. Прозвучал выстрел из пистолета, люди орали от страха, звали друг друга. Кшиштоф вытащил из своего балахона пистолет и пороховницу, вторую передал поручику. Тот взвесил в руке металлический рог с порохом.
- Острым концом можно сунуть в скважину и взорвать, выстрелив из пистолета, - сказал он. – Имеется шанс, что замок разорвет.
- Пороховница у нас только одна, - сглотнул слюну Кшиштоф. – Кого станем вызволять?
- Ее! Спасайте Йитку, умоляю вас! – крикнул Якуб, который прислушивался к разговору, прижав ухо к двери.
- Из летающих машин выскакивают чудища, - сообщила Йитка, которая, в свою очередь, оставалась возле окна. – Они похожи на котов, но на них черные панцири. С ними имеются и одержимые, воины-люди с бандолетами, что мечут молнии. Пан Туркул выступает против них со своими солдатами и с казаками! Слышите! Это бандолеты грохочут! Это что-то ужасное!...
Семен колебался, крутя рог с порохом в руке. Кшиштоф потащил его к другой двери.
- Потурчанку оставим, это же только язычница. Спасать будем моего кузена, - потребовал он. – Девка нужна только той курве из гарема, как ее там… Фаляк. А кроме нее по этой никто и не заплачет, а вот храброго рыцаря жалко.
Поручик перебросил рог с порохом в другую руку, лицо исказила гримаса. Он явно вел внутреннюю битву, к сожалению, в принятии решения ему никак не помогали доносящиеся снаружи звуки. Схие трески разрядов и крики сжигаемых живьем людей. Прозвучало и несколько пистолетных выстрелов, один раз даже шмиговница грохнула. Похоже, пьяным казакам удалось обслужить ее, не смотря на свое состояние.
- Пан Туркул рубанул одну из бестий саблей по роже, но тут же попал в лапы остальных. Ему разорвали горло когтями и распороли живот, - сообщала Йитка. – У литвинов нет ни малейшего шанса, вскоре все умрут. Поспешите! Нам нужно бежать! Они сейчас будут тут! Они считают, что Талаз в камере.
Кшиштоф вырвал рог с порохом их рук окаменевшего Семена и воткнул его в замочную скважину камеры своего родственника. Тут же он нацелил в эту импровизированную бомбу пистолет и выстрелил практически вплотную. Семен лишь успел прикрыть локтем лицо. Раздался оглушительный грохот выстрела, горячая пуля пробила металл пороховницы и воспламенила заряд. Но тот не взорвался, а лишь загорелся с шипением, плюясь огнем и белым дымом. Башня мгновенно заполнилась едкими клубами.
- Черт!... – рявкнул Кшиштоф. – Не получилось.
Семен заслонил рот рукавом, удерживая дыхание. Глаза наполнились слезами, он двинулся прямо, но споткнулся и грохнулся на пол. Правда, он не упал с лестницы, но в самый последний миг уклонился от залпа, отданного вслепую агрессорами в клубы дыма. Похожие на которв чудища ворвались в башню, стреляя из плазмометов. Семен увидел белые молнии, рассекающие дым и бьющие в стены. Камни от жары взрывались, повсюду летали осколки. Все так же стоявший возле двери Кшиштоф получил импульсный заряд прямиком в голову. Его череп разорвало на мелкие обломки, на стену за ним брызнула кипящая кровь. Молодой рыцарь еще мгновение постоял, потом колени подломились, и он упал на бок.
Семен понял, что это конец. Он очутился в ловушке, без каких-либо шансов на бегство или возможности победить врага. Разум подсказывал ему съежиться где-нибудь в уголке, изображая из себя мертвеца, и переждать опасность, только все это было вопреки его характеру. Тогда он присел за лестницей, с трудом сдерживая кашель. Долго ждать не пришлось. Уже вскоре коты побежали наверх, двое с оружием, а один, идущий сзади не столь быстро, выглядел невооруженным.
Поручик сжал в руках пистолеты, после чего пошел в наступление. Он знал, что панцири защитят бестий от пуль, так что стрелять можно было в незащищенные части тел. Гусар сделал пару шагов и приставил стволы к кошачьим головам. Потянул за оба спусковых крючка вместе. Оружие загрохотало, выбрасывая две раскаленные свинцовые пули. Оба чудища полетели вперед, с дырами в разбитых затылках. Гусар развернулся, метнул пистолеты в третьего противника и тут же извлек саблю. Рубанул, как только мог быстрее, превращая клинок в стальную молнию. Металл зазвенел на панцире кота, бестия взбешенно зашипела и обнажила игольчатые клыки.
Семен знал, что противник через мгновение прыгнет на него – кот уже выпустил длинные, блестящие металлические когти и собрался атаковать. Гусар сам продолжил наступление, рубанув изо всех сил из-за головы, целясь в морду врага. Чудище заслонилось лапой, и сабля рассекла ее кожу и мышцы, громко заскрежетав по кости предплечья. Чужой фыркнул и прыгнул на человека, брызгая кровью из глубокой раны. Он рухнул всем телом, с разгона на Семена, чтобы ударить в грудь своим активным панцирем. Блонский полетел назад, чловно небрежно брошенная игрушка, с грохотом ударился о стену, бессильно свалившись под ноги бестии.
ª ª ª
Демиург охватил лапой обильно кровоточащую рану. Что за фатальная случайность – этот человек чуть не зарубил его куском заостренной стали. Командующий десятков баталий и сотен битв пал бы в клубах дыма, рассеченный неразумным дикарем. А кроме боли он испытывал жгучий стыд и смущение. Подобные вещи случались редко, но в любой операции имелась вероятность ранений или даже смерти. И что с того, что этот мир находился в дотехнологической эпохе? Как видно, даже простейшее оружие способно нанести вред.
Он глянул на лежащего оборванца в лохмотьях. Тот выглядел никак не примечательно, не грозно, в особенности, если сравнить с мускулистыми телами двух гвардейцев, которых он так умело подстрелил из примитивного оружия. Даже жаль, что не было времени использовать личность этого воина, чтобы объединить ее с каким-то сознанием из базы Мультиличности. Демиург был способен оценить военное искусство и мужество, даже у презренного противника.
Демиург подошел к двум соседствующим дверям. Итак, за ними находилось его второе "я". Тот самый неудачный разум, объединенный с человеческим стратегом, взбунтовавшийся и проклятый Мультиличностью. При известии, что был выявлен его личностный след, оставленный в инфополе, нашлось много желающих отправиться на охоту. Все офицеры заявили о желании принять участие в поимке и жестоком уничтожении взбунтовавшегося демиурга, называемого Талазом Тайяром. Проблема будила беспокойство, но она же пробуждала в демиурге нечто вроде гордости. Раз он был способен пробуждать уж прямо такую нелюбовь и зависть, а к тому же так долго водил за нос всю армию Мультиличности, он и вправду был силен!
Вот только как он позволил пленить себя людям? Причем, в этой холодной, неприятной пустоши, в каменной башне? Почему он не подчинил их своей воле, располагая столь обширными знаниями и опытом? Демиург должен был проверить все это лично и собственноручно уничтожить свое непокорное "я". Таким образом он не даст ему излишне страдать, не допустит, чтобы бестии, которыми командовал, из чистого злорадства издевались над своим недавним командиром.
Активный панцирь пульсировал, обеспокоенный состоянием своего носителя. Он чувствовал убыток крови и все большую слабость демиурга, но он не был снабжен орудиями, которыми мог бы противодействовать угрозе жизни хозяина. Панцирь даже не был снабжен базовыми приборами для инъекций, с наборами стимуляторов и противоболевых средств. Так что демиург чувствовал лишь тепло, исходящее от движущегося панциря, но не мог рассчитывать на то, что тот облегчит его страдания.
Следовало признать Талазу, что, хотя он и очутился в паршивой ситуации, делал все, что мог. Эта вот дымовая завеса и столкновение храбреца с воинами вторжения было, правда, отчаянной попыткой приостановить неизбежное, но – на самом деле – нежданной и блестящей. Совсем немного, и ему удалось бы убить свое второе, лучшее "я". Кто знает, какие неожиданности он приготовил в камере. Так что нужно держать ушки на макушке.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ