Дом на Ястребином мысу

Глава 2

Наступившее утро было хмурым, но уже без ветра и дождя. Джейн проснулась, когда луч дневного света скользнул по ее спящему лицу, и быстро оделась, дрожа от сырости. Натянув брюки и свитер, она прошла в фойе и остановилась, вздрогнув, перед тяжелым упавшим столбом. Миновав его, она направилась по коридору и, повернув налево, нашла кухню — там, где она и должна была быть. Кухня была старомодной во всем — начиная с полов, покрытых широкими досками, и кончая железной плитой и отделанной грубоватым деревом большой раковиной. Посредине этого просторного помещения стояла большая колода для рубки мяса. Открыв деревянный шкаф, Джейн обнаружила, что в него были положены запасы. Она увидела несколько массивных кружек, железный чайник, коробку с бисквитами и чай. В старом холодильнике оказалось немного масла. Она позавтракала, вернулась в свою комнату и, подойдя к окну, всмотрелась в раскинувшееся перед ней море. Из окна была видна также часть взморья, и Джейн отметила про себя, что волны немного поутихли, и лишь некоторые из них бились о берег с прежней яростью. Море снова вернуло пляж, и белый песок ярко вспыхивал, когда солнце пыталось пробиться сквозь серую мглу. Раздался тяжелый звук, и Джейн потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что это был стук дверного молотка. Она поспешила впустить Аманту Колбурн. Худое лицо женщины было таким же бесстрастным, как и накануне, и ее глаза быстро и внимательно оглядели девушку, будто искали какие-то признаки. Зайдя в коридор, экономка остановилась, увидев свалившийся столб.

— Он упал ночью, — объяснила Джейн. — И чуть не убил меня.

Аманта Колбурн впилась в девушку взглядом, затем сняла плащ и повесила его на крючок в коридоре.

— Есть ли в городе плотник, который может прийти сюда и поставить новый столб? — спросила Джейн. — Надо что-то делать. Край балюстрады еле держится. Я не хочу, чтобы он тоже обрушился.

— Я позвоню Фреду Лестеру, — сказала женщина.

— Не хотите ли вы сказать, что здесь есть телефон, — сказала Джейн, не в силах скрыть в голосе злобный сарказм. — И как насчет электричества?

— Сюда проведена телефонная линия, — сказала Аманта Корбурн, в то время как Джейн шла следом за ней на кухню. — Мистер Уэзерби провел ее, когда услышал, что вы приезжаете. Телефон находится в библиотеке. А электричества нет. И никогда его здесь не было.

Женщина открыла большой стенной шкаф, находящийся сразу за кухней, и Джейн увидела на двух верхних полках ряды ламп-«молний».

— Я храню их здесь и расставляю по всему дому, — сказала Аманта Колбурн. — Они дают хороший свет. Нет нужды освещать второй этаж. Ваша комната здесь, внизу.

— Когда придет мастер, чтобы установить столб, пусть он проверит другие опоры, — сказала Джейн. — Я не хочу больше никаких происшествий. Я слышала шум прошедшей ночью — какой-то зверь забрался сюда, скрываясь от шторма. Возможно, он и задел столб, и этого было достаточно, чтобы тот упал.

Джейн заметила, что Аманта Колбурн снова посмотрела на нее своим долгим отстраненным взглядом, — этот взгляд, казалось, проходил прямо сквозь нее.

— Не было никакого зверя, — сказала женщина, отвернувшись и собираясь заняться уборкой: она достала из-под раковины пыльную тряпку.

— Конечно же, это был зверь, я слышала его, — сказала Джейн.

Аманта Колбурн помедлила, выходя с кухни, чтобы бросить на девушку еще один долгий взгляд.

— Не было никакого зверя, — повторила женщина и вышла.

Джейн почувствовала, как сжались ее губы. Женщина говорила раздраженно, делая замечание с непоколебимой уверенностью, будто обладала каким-то тайным знанием. Раздосадованная, Джейн вышла в холл и увидела, что экономка стоит возле упавшего столба, глядя на него сверху вниз.

— Какую комнату вы приготовили для меня? — с досадой спросила Джейн. — Есть ли рядом с ней ванная?

Аманта Колбурн медленно кивнула и повела девушку в дальний конец холла, где перед другой, задней лестницей, поднимающейся к поврежденной крыше, располагалась приготовленная для нее комната. Она была достаточно большой, в ней стояла старая кровать с пологом на четырех столбиках, на кровати было постелено свежее белье, справа был вход в маленькую ванную. Возле одной стены стоял украшенный резьбой старый сундук, посредине красовался дубовый стол. У восточной стены располагался камин.

— Камин — это единственный источник тепла? — спросила Джейн. — Есть ли другие способы нагреть воду?

— В подвале есть нагреватель, работающий на дровах, — сказала женщина. — Он включен. Вы увидите, что вода достаточно горячая.

Джейн кивнула и вышла из комнаты вслед за экономкой, решив, что примет ванну после того, как днем прогуляется по взморью. Джейн увидела, что женщина, дойдя до лестницы, бросила наверх мгновенный взгляд, а затем прошла в библиотеку. Минутное раздражение снова вспыхнуло в Джейн, она повернулась и стала подниматься по лестнице, слегка дотрагиваясь до перил и чувствуя, как они шатаются. Поднимаясь наверх, она обратила внимание на то, что ступеньки покрывает слой пыли — тонкий нетронутый серый ковер. Сама она оставляла после себя четкие следы и поднимала маленькие облачка пыли, мягко стелющиеся над ступеньками. Дойдя до лестничной площадки второго этажа, она внимательно оглядела место, откуда отвалился столб. Холодок пробежал по ее телу, и Джейн почувствовала, что застыла, не в силах пошевельнуться. Тонкий слой серой пыли не был поврежден, на нем не было видно никаких отпечатков, и Джейн взглянула на свои собственные следы, ясно отпечатавшиеся в пыли. Животное, любое животное, а особенно такое тяжелое, что смогло повредить крепления столба, оставило бы в пыли следы. Осознание этого плясало в ее мозгу с насмешливой и озорной настойчивостью, слегка смягчая страх.

Быстро повернувшись, Джейн заспешила вниз, голова у нее кружилась. Ведь было что-то ночью на лестничной площадке, было что-то в доме. Она слышала это и чувствовала присутствие этого. Возможно, ветер нанес новый слой пыли, заметя следы на полу, сказала себе Джейн и мгновенно поняла, что никогда не удовлетворится таким поспешным объяснением. Возле двери библиотеки она увидела Аманту Колбурн, смотревшую на нее ничего не выражающим взглядом.

— Почему вы сказали, что это был не зверь, Аманта? — спросила Джейн, нахмурившись.

— Я просто знаю это, — ровным голосом проговорила экономка.

— Тогда что вы думаете о том, почему расшатался и упал угловой столб? — спросила Джейн, но в ответ женщина коротко пожала плечами и не сказала ничего.

Джейн подавила свое раздражение по поводу молчаливого сопротивления женщины, не желающей быть любезной, и заспешила из дому. Холодный утренний ветер помог ей избавиться от своей досады. Возможно, это было не больше, чем манера поведения экономки, ее скрытный характер, своего рода удовольствие чувствовать себя всеведущей. Джейн пошла по дороге вдоль дюн, и в это время солнце проглянуло сквозь облака, осветив взморье теплыми лучами. Джейн заметила рыбачью лодку на песке и рядом с ней фигуру человека, вытягивающего на берег снасть для ловли лобстеров, поврежденную штормом. Девушка нашла пологую тропинку и спустилась к морю. И только когда она подошла ближе, она увидела, что это был молодой черноволосый мужчина, которого она встретила вчера на дороге. Он повернулся при ее приближении, его черные глаза встретились с ее взглядом, в них снова возник вопрос, а затем оп отвернулся и стал заниматься делом. Джейн, подойдя к нему, увидела, что па песке были разложены несколько сетей для ловли лобстеров. Лодка была больше и тяжелее, чем она казалась издалека, в ней лежали массивные весла, за кормой висел небольшой мотор.

— Доброе утро, — весело сказала она.

Он взглянул на нее, когда она остановилась перед ним, и облокотился на планшир лодки. На его суровом сильном лице не появилось улыбки, но он позволил себе слегка кивнуть в ответ. Джейн смотрела, как он распутывал одни снасти, вытаскивал другие, наклоняясь и двигаясь: с неуловимым ритмом и грацией, у него были сильные руки, и рукава черного свитера были засучены, несмотря на прохладный морской ветерок. Солнце упало на желтые и красные поплавки, и они стали еще ярче. Лежащие на песке, они были подобны огромным драгоценным камням, украшающим одежду.

— А где ваш друг? — спросила Джейн, прижимаясь к лодке, в то время как мужчина сделал несколько шагов в сторону, свертывая сети с непринужденным артистизмом.

— Енох? Он там, подальше, — сказал мужчина, взглянув на нее. — Если его там нет, я подхвачу его возле мыса.

Он был красив, решила Джейн, красив играющей в нем силой, бескомпромиссной честностью, которой отличались омываемые морем прибрежные скалы. Она продолжала смотреть, как он работает, но он неожиданно остановился, взгляд его карих глаз стал мягче, но на суровом лице по-прежнему не было улыбки.

— О чем вы думаете? — спросил он, и этот вопрос застал ее врасплох.

Она улыбнулась в ответ на его серьезность.

— О том, что эти сети и поплавки — ваше продолжение, — ответила она. — Я думаю о том, что говорят французы о тех, кто плохо работает. Ремесло должно врасти в плоть, говорят они. И так же можно сказать о тех, кто становится частью своей работы.

Он смотрел на нее, и глубоко в его глазах промелькнуло раздумье.

— Возможно, это так, — сказал он низким глубоким голосом.

Короткие предложения и скупые слова, казалось, были свойством этих людей, решила Джейн. Но в этой краткости было что-то привлекательное. Она придавала больше смысла и значения словам, и Джейн вспомнила о бесконечной пустой болтовне оставленного ею мира.

— Кто вы? — спросила Джейн мужчину. — Похоже, вы знаете, кто я, поэтому, полагаю, я должна знать вас.

Он прекратил работать и твердо встретил не взгляд.

— Меня зовут Феррис Дункан, — сказал он. — И я рыбак, как многие здешние жители

— А почему ваш друг Енох был таким сердитым вчера? — спросила Джейн. — Почему мой приезд его раздосадовал?

— Разве старый Уэзерби приглашал вас сюда? — ответил Феррис Дункан, возвращаясь к своей работе.

Джейн почувствовала, как в ней снова вспыхивает гнев.

— Меня сюда никто не приглашал, — обронила она. — Я приехала сама по себе, потому что захотела приехать, потому что этот старый разваливший дом случайно оказался моей собственностью.

Джейн увидела, что Феррис Дункан прекратил свертывать сети, выпрямился и повернулся к ней. Его прямой взгляд вспыхнул огнем.

— За что же вы так себя наказываете? — спросил он медленно.

Джейн почувствовала, как краска залила ее лицо, и возненавидела себя за это, надеясь, что он примет ее румянец за злость.

— Я… я ни за что себя не наказываю, — сказала она, ругая себя за то, что произнесла эту фразу с запинкой. — Что заставило вас так подумать?

— Вам нечего здесь делать, — сказал он, и его ровный голос, как эхо, отразил всезнающий тон Аманты Колбурн, отчего карие глаза Джейн сузились в гневе.

— Вы так считаете? — бросила она в ответ большой, как скала, мужской фигуре. — Однако так случилось, что мне здесь очень необходимо быть.

— Нет никакой необходимости, — сказал он. — И никакой нужды.

Он произносил слова, будто бросал гарпун, этот большой, грубо вылепленный человек, и Джейн поймала себя на том, что пристально смотрит на него. Оба они молчали, его темные глаза изучали ее лицо, в то время как она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы ему ответить.

— Здесь есть сила, — наконец выговорила она и чуть не добавила: «Сила, тянущая наверх».

— Здесь есть суровость, — ответил он. — Море не допускает ошибок, а земля не отказывается ни от чего. Здесь ничего не прощается. Здесь все дается тяжело, даже слезы. И человек не может спрятаться ни от чего и ни от кого, даже от самого себя.

— Вы думаете, что именно за этим я приехала сюда — чтобы спрятаться от чего-то?

Он не ответил, но твердо посмотрел в ее глаза.

— Вы настолько вросли в это место, что не замечаете красоты в его суровости, — сказала Джейн.

Она увидела, как лицо его тронула мимолетная печальная улыбка, и удивилась тому, как обаятельна она была.

— Я способен видеть красоту, — сказал Феррис Дункан. — И я понимаю эту красоту очень хорошо. Это суровая красота, это то, что остается после того, как все смывается прибоем.

— Но она есть. Она существует.

Улыбка появилась снова, такая же короткая.

— Да, она настоящая, — сказал он. — И я вижу вашу красоту и вижу, что она тоже настоящая. Она способна осветить ночь, но она — не для этой земли.

— Что вы имеете в виду? — спросила Джейн.

— Чертополох зацветает тогда, когда увядает ландыш, — сказал он. — В вашей красоте нет жесткости. Вы — мягкая земля и тихие, затененные места, как, может быть, берег ручья в лесной долине.

— Вы ошибаетесь, — сказала Джейн, слыша неповиновение в своем голосе и надежду в этом неповиновении.

— Возможно, — сказал он без улыбки, но чувствовалось, что он совсем так не считает.

Он повернулся и, собрав сети и поплавки, закинул их в лодку. Быстро запрыгнув в нее, он укрепил поклажу, а затем снова спрыгнул на песок. Неожиданно она почувствовала, что не хочет, чтобы он уходил. Этот суровый мужчина, который отсчитывал каждое слово, имел в себе все, что она надеялась здесь для себя найти.

— Вы уходите? — спросила она, и он остановился, держась за нос лодки.

— Енох ждет меня на мысу. Мыс — там, внизу, не сажать же мне его в вашей бухте, — сказал он, и в его голосе и глазах появилась неожиданная твердость.

— Что вы имеете в виду? — спросила Джейн.

Глаза Ферриса Дункана потемнели.

— Вы странная, — сказал он. — Может быть, вы действительно не знаете.

— Не знаю что? Почему мистер Уэзерби должен был вызвать меня? Нет, я не знаю, — сказала Джейн.

— Тогда лучше выясните это, — сказал Феррис Дункан, упираясь плечом в лодку и сильно толкая ее.

Лодка скользнула с песка в воду, мощным прыжком он оказался в ней, в руках его моментально появились весла, и лодка поплыла, сопротивляясь прибою. Джейн смотрела, как она раскачивалась на набегавших волнах, преодолевая их снова и снова, и увидела, что, немного отплыв, он включил мотор. Она помахала ему рукой, когда лодка сделала круг и устремилась в открытое море. Он держал руку на руле, но она чувствовала, что глаза его устремлены на нее. И когда лодка стала маленькой точкой на волнующейся поверхности моря, она повернулась и направилась обратно в дом. Разговор с мистером Уэзерби, решила она, должен был определенно войти в повестку дня. «У всех, казалось, были собственные соображения о причинах моего приезда на Ястребиный мыс», — подумала она мрачно, но на самом деле все они и не подозревали об истинных мотивах, которые заставили ее приехать сюда. И как только она подумала об этом, она снова увидела себя сидящей на кровати в ту ночь в своей квартире, осознавшую в одно мгновение, что она должна приехать сюда, на Ястребиный мыс. Были ли еще другие причины, кроме этих, спрашивала она саму себя. Не было ли их более чем достаточно? Отгоняя эти мысли, она добралась до дороги, идущей вдоль дюн, и направилась к дому. И когда она приближалась к этому серому, ожидающему ее зданию, навстречу ей, казалось, протянулись щупальца его насмешливого недоброжелательства, и она почувствовала, как по ее коже внезапно прошел холодок.

Когда она приблизилась, то услышала через массивную дверь разносящийся эхом стук молотка. Когда она открыла ее, то увидела мужчину на лестничной площадке второго этажа, устанавливающего временное угловое крепление из плоской белой сосны, наподобие моста между балюстрадой и перилами лестничной площадки. Мужчина взглянул на нее и продолжил свою работу. Проходя мимо кухни, Джейн увидела Аманту Колбурн и остановилась в дверях.

— Скажите, Аманта, не входит ли во владение этого дома еще какая-то бухта? — спросила Джейн. Она увидела, как экономка повернулась к ней, худое лицо было суровым, глаза сузились.

— А вы разве не знаете об этом? — ответила женщина, и Джейн возмутилась.

— Черт побери, ведь я вас спрашиваю! — воскликнула она и увидела, как глаза женщины еще больше сузились и стали похожи па лед под зимним небом.

— Бухта находится в стороне от дома, в самом конце плоскогорья, — сказала женщина. — Если выйти из дому, то к северу. Можете туда прогуляться.

— Спасибо, — произнесла Джейн с холодком в голосе. — Сначала я пойду приму горячую ванну, потом переоденусь и приведу себя в порядок. Днем я хочу пойти в город и повидаться с мистером Уэзерби.

— Я останусь до обеда, если вы вернетесь вовремя, — сказала Аманта. — И приготовлю жаркое.

— Я приду к обеду, — сказала Джейн и увидела, что Аманта опустила глаза и отвернулась от нее, будто боялась выдать свою неприязнь.

— Для вас есть письмо, — сказала Аманта Колбурн, не поднимая глаз. — На столе в библиотеке — на том маленьком, который возле двери.

— Письмо! — эхом отозвалась Джейн и нахмурилась, а затем поспешила в библиотеку и схватила со стола конверт.

Это, конечно, Тед. Ему единственному она сказала о том, куда собирается поехать. Она вернулась в свою комнату, держа в руке письмо и видя перед собой широкое доброе лицо Теда, его песочные непокорные волосы и светло-карие глаза. Тед ей много помог в последний месяц. Между ними были только дружеские отношения, но эти отношения были очень крепкими. Тед Холбрук был олицетворением очарования и остроумия. Ирония, сарказм и обаяние смешивались в Теде необыкновенным образом. Он также был одним из лучших журнальных и светских фотографов. Он был на высоте, если действительно старался и работал, как часто она говорила ему. Но когда он прилагал минимум усилий, у него выходило «депрессивно, рассеянно и уныло». Тед полностью следовал принципам удовольствия и, в отличие от других, которые порой работали с отчаянием, Тед следовал этой философии с непринужденным очарованием истинно верующего. Он был невероятно рассудительным, удивительно нежным и, безусловно, очень заботливым, за что она была благодарна ему. Когда она сказала ему, что уезжает, чтобы побыть одной, он выпросил у нее адрес и пообещал писать каждый день. Она расценила это желание как его очередной замысел, веселый и добрый, однако, так или иначе, оценила его по достоинству.

Она положила конверт на край ванны и принялась ее наполнять; вода была горячее, чем она могла надеяться. В запотевшем зеркале на стене она уловила очертания своего высокого, хорошо сложенного тела, его плавные и изящные линии, подчеркивающие тонкую талию. Она была привлекательной и желанной и всегда принимала это как само собой разумеющийся дар. Но вдруг она поняла, что этот дар таит в себе тяжкую ответственность. Она погрузилась в глубокую просторную емкость и позволила теплой воде накрыть ее тело. Потянувшись, она взяла письмо, лежащее на краю ванны, и открыла конверт, вспомнив о том, как Тед пытался отговорить ее от того, чтобы она уезжала одна. Начав читать, она сразу же увидела, что он был одним из тех людей, которые живо предстают в своих письмах. Она читала нетерпеливо, с легкой улыбкой на губах.

«Дорогая моя девочка Джейн!

Как идут дела в монастыре? Может, это женский монастырь? Долгое безмолствование и медитация трижды в день? Ничего меньшего я не ожидал, моя девочка, ничего меньшего. В конце концов, нам всем придется последовать твоей дорогой. Когда ты вернешься, я думаю, ты будешь преисполнена глубоких мыслей и философских откровений — вернешься девушкой глубокомысленной. Честно сказать, я никогда не замечал в тебе, прежней, ничего плохого.

Бостон наполнен новой энергией, как и всегда в это время года. Малиновки летят на юг, а гарвардские студенты устремляются на север. Обычные люди устраивают обычные вечеринки. Я чуть не попался в западню, приняв приглашение на одну из них, которая оказалась очередной вульгарной болтовней.

Ветер гонит по улицам листья, и город начинает принимать свой зимний вид. Но я знаю, где водится мартини и где меня ожидает виски. Заботься о себе, ты слышишь меня, девочка? Передай от меня привет другим монахам.

С любовью,

Тед».

Джейн отложила письмо и вышла из ванны, ощущая тепло не только внутри, но и снаружи. Надев темно-красную юбку и серый толстый свитер с коричневыми крапинками, она вышла в коридор и увидела, что временный столб был установлен, а рабочий ушел. Амаита Колбурн стояла в дверях кухни, и Джейн увидела, что женщина смотрела на ее красивый наряд. На миг ей показалось, что Аманта Колбурн скажет сейчас что-то приятное и дружеское, но это был только миг.

— Обед — не позже половины седьмого, — бесцветным голосом вымолвила женщина.

— Я буду иметь это в виду, — сказала Джейн, а затем, помедлив, внезапно задала ей вопрос: — Почему вы не остаетесь здесь после наступления темноты, Аманта?

Глаза женщины, невыразительные, будто покрытые пеленой, встретились с ее взглядом.

— Городские, которых старший Уэзерби попросил поработать здесь, вообще отказались, — сказала Аманта. — Я не живу в городе. Я не общаюсь с ними. Я живу своей собственной жизнью.

Она повернулась и пошла по коридору, попутно взяв швабру, которую оставила за дверью кухни, и Джейн поняла, что это было все, что она могла узнать, во всяком случае, на данный момент. Выйдя, девушка ощутила утреннюю свежесть и взглянула па море. Над водяной гладью по-прежнему неслись облака, и время от времени сквозь них проглядывало солнце, и на голубой воде вспыхивали сверкающие пятна, будто кто-то небрежно разбрасывал огромные блестки на голубом покрывале. Джейн прошла к краю плоскогорья, где скалы обрывами спускались к морю, а затем повернула на север и пошла по узкой тропинке, ведущей вдоль Дома. Взглянув наверх, она увидела огромный Дуб, вросший в крышу дома. Разрушенная деревянная стена, казалось, обхватила дерево, будто заключила его в объятия. За домом тропинка плавно свернула к морю, а затем неожиданно перед Джейн открылась бухта — гораздо больше, шире и, без сомнения, глубже той, которую она ожидала здесь увидеть. Ей представлялся маленький, в форме полумесяца, кусок берега, но это была глубокая, полноводная и просторная бухта.

«Не в вашей же бухте», — сказал Феррис Дункан, и она снова услышала горечь в его голосе. Почему не в ее бухте, удивилась она. Почему он подчеркнул, что не собирается встречать Еноха в ее бухте? Этот вопрос все еще крутился в ее голове, когда она смотрела вниз на бухту, но вдруг она услышала за собой какой-то звук и быстро обернулась. К ней приближался молодой человек и махал ей рукой. Он был одет в коричневую охотничью куртку и темно-коричневые штаны, у него было приятное дружелюбное лицо, не обладающее суровой силой Ферриса Дункана, но определенно привлекательное.

— Здравствуйте, — сказал он. — Меня зовут Боб Уэзерби.

Джейн наблюдала, как он приблизился к ней и остановился, и его глаза, карие и блестящие изучающе посмотрели на нее.

— Вы хмуритесь, — сказал он. — Возможно, я вызвал у вас удивление.

— Извините, — рассмеялась она. — Я ожидала увидеть человека постарше.

— Вам говорили про моего отца. Именно он управляет фирмой «Уэзерби и Уэзерби», — ответил молодой человек, и на лице его появилась теплая улыбка. — Но не только вы одни удивлены. Я не ожидал увидеть столь привлекательную особу. Миссис Колбурн сказала мне, что вы пошли этой дорогой.

Ей понравилось, что он не дал ей возможности ответить на свой комплимент, быстро избежав столь частой неловкости.

— Мы не ожидали вас раньше завтрашнего дня, поэтому не встретили. Сожалею об этом. Особенно сейчас, когда увидел вас. — Его улыбка была живой и заразительной.

— Все в порядке, — сказала Джейн. — Я здесь, на этом краешке земли, и меня принимают здесь очень хорошо, если можно так сказать.

Боб Уэзерби состроил гримасу.

— Вы имеете в виду Аманту, — сказал он. — Боюсь, что она — лучшее из того, что мы смогли найти.

— Не только Аманту, — сказала Джейн. — У меня такое ощущение, что мой приезд здесь совсем не приветствуется. Похоже, все верят в то, что ваш отец послал за мной. Я понятия не имею, почему все так думают, но это так.

Улыбка Боба Уэзерби стала снова печальной.

— Я предпочел бы, чтобы с вами об этом поговорил мой отец, — сказал он. — Почему бы вам не поехать в город вместе со мной и не встретиться с ним?

— Прекрасно, — согласилась Джейн. — Я сама собиралась сегодня это сделать. Честно говоря, мое удивление все возрастает, а люди вокруг изъясняются лишь намеками.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — засмеялся он, когда они шли обратно к дому.

Он был очень мил, решила она, сочетание любезной приветливости и пытливого ума. Его автомобиль, припаркованный рядом с ее машиной, был такой же старый, заметила она, когда; он открыл перед ней дверцу. Она увидела, как он бросил мгновенный взгляд на ее длинные и стройные ноги, и внутренне улыбнулась. Когда они достигли вершины холма, он указал ей на Кэбот-Страйт, который отделял их от Ньюфаундленда. Затем они поехали по краю бухты, а потом — по узким дорогам, проложенным, для кабриолетов. Взгляд Джейн блуждал по выветренной земле и обращался кверху: в основном скалы и редкая трава, но все же во всем этом была своя холодная красота — победоносная красота, которая боролась за свое место под солнцем.

— Жаль, что город находится так близко, — сказал Боб Уэзерби, когда они поехали по аккуратным, расположенным ровными рядами улицам маленького прибрежного поселка.

Джейн благодарно улыбнулась в ответ и стала смотреть на квадратные деревянные дома, на проходящих мимо людей, тронутых ветром и морем! У мужчин была обветренная кожа, твердая походка, и женщинам, должно быть, требовалось с ними большое терпение. Когда машина остановилась перед небольшим белым зданием, Джейн увидела аккуратную маленькую табличку в окне первого этажа: «Уэзерби и Уэзерби». Несколько человек взглянули на нее, когда она выходила из автомобиля, их взгляды были суровы и бесстрастны, и она решила, что это была характерная черта местных жителей. Боб Уэзерби, стоящий рядом с ней, дотронулся до ее локтя.

— Прежде, чем мы войдем, — сказал он, — я хотел бы, после того как вы немного здесь освоитесь, предложить вам поужинать со мной завтра вечером. Честно сказать, я давно не видел такую красивую девушку, как вы.

Джейн рассмеялась:

— Вы ведете себя так же, как и все здешние люди, по все же вы немного другой — более искушенный, скажем так.

— Это потому, что я приехал сюда всего лишь полгода назад, — сказал он. — Мой отец попросил меня приехать и помочь ему в некоторых делах. Я же в течение последних двух лет практиковал в Галифаксе.

Джейн заметила, что вокруг его рта на мгновение легла легкая складка.

— Судя по всему, вы не волнуетесь за Галифакс, — сказала она.

— Мне кажется, там и так достаточно молодых адвокатов, — сказал он и улыбнулся, чтобы скрыть раздражение, прозвучавшее в его голосе. — Но вы не ответили на мой вопрос.

— Насчет ужина завтра вечером? — повторила она, быстро придумывая ответ. Она приехала сюда, на Ястребиный мыс, не для того, чтобы ходить на свидания, но, возможно, было бы неправильно отгораживаться от всего. — Хорошо, с удовольствием, — сказала она и увидела, как лицо его просияло.

Боб Уэзерби обладал по-своему обаятельной внешностью и очень забавным щенячьим нетерпением. Он открыл перед ней дверь конторы и, когда они проходили внутрь, зашептал ей на ухо.

— Мой отец — старой закалки, — сказал он. — Он слывет трудным человеком, но это все оттого, что он не идет на компромиссы.

Джейн увидела аккуратное помещение, отделанное темными деревянными панелями и уставленное старомодной массивной мебелью, говорящей о другом веке. За деревянной перегородкой перед пишущей машинкой сидела женщина средних лет, она ненадолго оторвала глаза от работы, когда Боб провел мимо нее Джейн во внутреннее помещение. «Логово льва», — прошептала Джейн, когда он открыл дверь. Джейн увидела, как из-за стола, стоящего в большой, гораздо богаче обставленной комнате, поднялся мужчина. Он был седоволосый и лысоватый, с красным лицом, его голубые глаза были быстры и пронзительны. Уголки его губ приподнялись в приветственной улыбке. Джейн пожала протянутую ей руку, когда мужчина, достаточно высокий, вышел из-за стола.

— Приветствую вас на Ястребином мысу, мисс Барроуз, — сказал он. — Я — Хуберт Уэзерби.

— Джейн, мисс Барроуз то есть, — быстро оправился Боб, — желает задать вам несколько вопросов.

— Буду рад ответить на них. У меня тоже есть к вам несколько вопросов, мисс, — сказал Хуберт Уэзерби, пододвигая ей мягкий удобный деревянный стул. — Вы знаете, я думал, что совсем заброшен, — сказал адвокат, садясь за стол и привлекая внимание Джейн сердечной улыбкой. — И теперь, неожиданно, я узнаю, что появился владелец, который хочет в нем пожить.

— Совсем немного, — сказала Джейн. — Я не знаю, смогу ли я прожить в нем долго, по крайней мере, не сейчас, когда он находится в таком состоянии. В этом месте есть что-то угнетающее, почти угрожающее.

Хуберт Уэзерби издал смешок.

— Это непривлекательное старое место, — сказал он. — Но если бы дом стоял на другом месте, то с прилегающей к нему землей он представлял бы определенную ценность. Однако здесь он не имеет никакой стоимости и, боюсь, никогда не будет иметь, если только вы не захотите въехать в него и сделать его жилым.

Джейн при этой мысли состроила гримасу. Она знала, что обычным ремонтом и свежей покраской все дело не обойдется. Она не знала конкретно, что еще надо сделать, но понимала, что восстановление дома потребует гораздо большего.

— Джейн говорит, ходят слухи, будто вы пригласили ее приехать на Ястребиный мыс. Люди ведут себя с ней, мягко говоря, недружелюбно.

Хуберт Уэзерби улыбнулся, но его улыбке немного не хватало сердечности.

— Местные жители не очень дружелюбно относятся к приезжим, мисс Барроуз, — сказал он Джейн. — В вашем случае антагонизм проявляется еще больше. Вы, конечно, ничего не знаете об этом. Боюсь, я тоже его па себе испытываю, но, откровенно говоря, меня он не очень беспокоит. Все это связано с правами на рыбную ловлю.

Хуберт Уэзерби улыбнулся, глядя на нахмурившуюся и смущенную Джейн.

— Большинство зарабатывает себе на жизнь рыбной ловлей, — продолжал он. — Это основной промысел. Фактически он единственный. Но за последние годы рыба у берега ловится очень плохо. Однако эти упрямые и недальновидные люди не могут понять, что в этом — их собственная вина. Они истощают источники восстановления рыбных запасов чрезмерной ловлей, неосторожным обращением, вылавливанием молодняка, они не дают морю отдохнуть и восстановить свои богатства.

— Косяки рыб, однако, уходят в более глубокие воды бухты, которая является частью вашей собственности, — вмешался Боб Уэзерби. — И согласно документу о владении землей, отец никогда не давал разрешения ловить там рыбу. Это не имело особого значения, когда прибрежная ловля была удачной, но сейчас это — больной вопрос.

— Я присматриваю за частной собственностью в этом крае, поэтому полагаю, что не имею права разрешать им ловить рыбу, — сказал Хуберт Уэзерби. — Есть еще несколько частных небольших заливов на берегу, за которыми я присматриваю, и я их тоже не разрешаю использовать рыбакам. Кроме того, эти люди поступают так, как я говорил, с береговой рыболовной зоной. Они используют те же глупейшие методы, истощают площади, и будут действовать так до тех пор, пока вылов рыбы вообще станет невозможен. Конечно, они не хотят этого осознавать, дорогая моя. Это очень простые люди, которые не могут пи видеть, ни понять того, что выходит за пределы их узкого кругозора.

Когда Хуберт Уэзерби произносил эту речь, Джейн думала о Феррисе Дункане. Она могла увидеть в нем упрямство и жесткость. Но ограниченность и примитивность? Нет, с этим она была не согласна, по крайней мере, в отношении Ферриса. На самом деле он казался вполне мыслящим человеком. Однако, возможно, он не был похож на других. Голос Боба снова привлек ее внимание.

— Мы не говорим о том, что они не должны рыбачить, — сказал он. — Они только должны выходить в море немного дальше. Но естественно, они хотят ловить рыбу вблизи берега, Что гораздо легче. На самом деле отец старается сделать для них лучше. Разрешить им ловить рыбу в бухте и продолжить выскребать то, что осталось в прибрежной зоне, — это значит позволить иссякнуть рыбным запасам. Когда они уходят в море дальше, как они сейчас и делают, береговые зоны получают возможность восстанавливаться, образуя среду для размножения и питания рыб. Но они этого не осознают. Это поистине странный народ.

— Теперь я понимаю, почему к моему приезду так плохо отнеслись, — сказала Джейн, и все злобные и критические замечания стали ей сейчас вполне ясны. — Они подумали, что я приехала поддерживать ваш запрет на использование бухты.

Быстрые и проницательные глаза Хуберта Уэзерби пристально рассматривали девушку, и Джейн почувствовала, что он читает ее мысли, видя их отражение на ее лице.

— Все это расстроило вас, — сказал он, и оказался прав.

— А ведь я приехала сюда совсем не для того, чтобы найти здесь проблемы и стать участником противостояния, — сказала Джейн.

— Тогда, полагаю, вам надо прояснить это дело, моя дорогая, — сказал Хуберт Уэзерби. — Сообщайте каждому, кто заговорит с вами об этом, что именно я наложил запрет. В конце концов, он действовал все эти годы.

Решение пришло к Джейн мгновенно. Она не хотела проблем и почувствовала, что кивает.

— Да, это прекрасно, — сказала она, зная, что ее слова звучат эгоистично и неосмотрительно.

— Я думаю, что это разумно с вашей стороны, — сказал старший мужчина. — Так почему же вы приехали в этот так неожиданно, мисс Барроуз? — добавил он, и его взгляд словно пронзил ее.

Снова этот вопрос, сказала про себя она. Уже в третий раз ей задают его с тех пор, как она сюда приехала.

— По личным причинам, — ответила Джейн. — Отдохнуть, отстраниться от множества дел. И, определенно, не найти здесь других проблем.

Боб Уэзерби отреагировал быстро.

— Вы слишком хороши для того, чтобы у вас были проблемы, давайте оставим в стороне этих упрямых старых рыбаков, — сказал он, и Джейн взглянула на его приятную улыбку. — Если вы собираетесь решать какую-нибудь проблему во время вашего пребывания здесь, то этой проблемой хотел бы быть я.

Джейн улыбнулась, и Хуберт Уэзерби поднялся, когда она встала. Он взял ее руку в обе свои руки.

— Я даю Бобу специальное задание, пока вы здесь, — сказал он. — Теперь вы не должны ни о чем беспокоиться, разве что о собственных мыслях. Как долго вы собираетесь оставаться с нами?

— Я не знаю, — правдиво сказала Джейн. *Пока не заживут раны», — мысленно добавила она. Сколько потребуется времени, чтобы познать саму себя?

— Итак, нам надо назначить день, чтобы поговорить о старом доме, — сказал адвокат, когда они шли к двери. — Я думаю, что должен найти способ оградить вас от этого беспокойства. Этот дом на самом деле не стоит того.

— Хорошо, мы как-нибудь обсудим этот вопрос, — сказала Джейн и не заметила, как оказалась с Бобом на улице.

Когда он вез ее обратно, день сменился вечером. С Бобом было интересно и приятно, но, когда они доехали до дома, она была рада остаться одна. Ее не оставлял вопрос, заданный Хубертом Уэзерби. Он задал его по-своему. Феррис Дункан задал тот же вопрос по-другому, а Аманта Колбурн затронула его еще более странным образом. Джейн опустилась в кресло, стоящее в библиотеке, и легкая складка появилась на ее лбу. Так почему же она приехала сюда, в дом на Ястребином мысу, на эту холодную и пустынную землю, овеянную арктическими ветрами и потрепанную штормами? Но ведь именно этого она и хотела — уединенности, напомнила сама себе Джейн. Но только ли уединенности? В мыслях ее прозвучал язвительный вопрос Ферриса Дункана, и губы ее сжались. Было ли это больше, чем желание найти покои в душе? Не приехала ли она на Ястребиный мыс, чтобы наказать саму себя? Или Ястребиный мыс сам выбрал ее?

Джейн сердито поднялась на ноги. Она всегда давала волю своему воображению в самое неподходящее время. Она прошла в свою комнату и увидела, что смежная с ней комната освещена и в ней накрыт стол на одну персону. В комнате была Аманта, накладывающая на тарелку кусочки жаркого. Еда в одиночестве — это была одна из менее приятных сторон здешней жизни, мрачно осознала Джейн. Сейчас она вдвойне радовалась тому, что согласилась на предложение Боба Уэзерби поужинать завтра вдвоем. Экономка вышла из комнаты, когда Джейн села за стол, и пришла только тогда, когда девушка закончила есть. За окном уже было совсем темно. Джейн заглянула в кухню и увидела, что Аманта торопливо складывает тарелки в раковину, чтобы оставить их там до утра. Джейн была в фойе, когда экономка, одетая в плащ, направилась к двери. «Я приду утром», — пробормотала Аманта, и Джейн молчаливо кивнула, глядя ей вслед. Она подавила возникшие в ней вопросы и, повернувшись, направилась по коридору, жутко освещаемому светом от лампы-«молнии», которую Аманта оставила на столе в холле. Зайдя в свою комнату, Джейн закрыла на щеколду дверь и решила разжечь огонь в камине вместо «молний», которые оставила здесь Аманта.

По крайней мере, ночь будет лучше, сказала Джейн самой себе. Из окна она могла видеть море, но теперь там была кромешная тьма, и только волны бились в тонкую белую полоску берега. Не было никакого шторма, который сотрясал бы дом сегодня вечером, никакого ветра, который мог бы раскачать старые балки настолько, что рухнули бы столбы. Когда Джейн разделась и растянулась на большой кровати, она подумала об Аманте. Женщина была так категорична в том утверждении, что не было никакого зверя, обрушившего столб. Возможно, она обладала какой-то народной мудростью, которая, без сомнения, имела мало оснований. Джейн потянулась и с полуулыбкой повернулась на бок. На столе лежало письмо Теда — напоминание о том, почему она приехала сюда, — а море звучало мягко и отдаленно. Она лежала без сна, думая о том, о чем хотелось думать, пока ее не сморил сон и глаза ее не закрылись. Несколько поленьев, которые она положила в камин, сгорели, и комнату вместе со спящей девушкой накрыла ночь. Снаружи стояла мертвая тишина, будто возмещая ярость вчерашней ночи.

Уже в предрассветные часы, когда утру не терпелось прийти, Джейн открыла глаза и почувствовала, что ее тело покрылось холодной влажной испариной. Что-то заставило ее проснуться, как и прошлой ночью, и она тотчас же села на кровати Комната, казалось, была залита странным красноватым светом, но, когда Джейн вскочила с кровати, он тут же исчез, и она осталась в полнейшей темноте. Но в окно она увидела его, теперь уже вдалеке, и поспешила к окну, чтобы всмотреться повнимательнее. Там, через необъятную темноту моря, медленно двигался красноватый свет. Это мог быть корабль, подумала девушка, но она нахмурилась, когда всмотрелась в этот свет. По цвету он был похож на огонь, по со странным, потусторонним оттенком, и раскален больше, чем обычное пламя. Он двигался медленно, справа налево, примерно в трех милях отсюда, оценила она. Она прильнула к окну, не обращая внимания на холод стекла, проникающий сквозь ночную рубашку. Красноватое зарево медленно двигалось, пока с поразительной быстротой вдруг не исчезло. Осталась только неподвижная чернота, и Джейн стояла у окна, ожидая, не появится ли оно снова. Наконец она отвернулась и снова легла в кровать. Это было жуткое зрелище, и она почувствовала, что дрожит. Возможно, от холодного окна, сказала она самой себе и, натянув одеяло, почувствовала себя теплее. Она снова уснула, не переставая думать о странном красноватом огне, блуждающем по ночному морю.