Долина долгих снов

Бескрылая птица

— Ты обратила внимание на правую руку Диаса Питара? — спросил Максим Полю, когда они вышли из алтаря.

— Нет, а что такое?

— Посмотри сама.

— А всё-таки?

— Об этом не расскажешь словами.

— Так для чего же ты мне говоришь об этом?

— Чтобы ты завтра обратила внимание.

— Ну хорошо, обращу. А теперь давай спать.

— Попробуем, если альбиносы не вздумают позвать нас на свидание.

— Не думаю. Как видно, тут всё делается без поспешности.

Ночь миновала спокойно. Альбиносы, должно быть, совсем забыли о своих необычных пленниках или были заняты чем-то другим, более важным, потому что Полю и Максима никто не потревожил ни ночью, ни на следующий день. Служитель принёс еду и питьё для Диаса Питара; юноше и девушке не предназначалось ничего, будто их и не было в храме.

— Нам всем тут хватит, дети мои, — сказал Диас Питар, деля еду. — Да разве человек может погибнуть, если он употребляет в пищу всё, что его окружает. Наши деды считали, что во всём есть душа и потому грешно убивать и есть животных. Они не ели ничего зелёного, пока оно не высыхало, потому что во всем зелёном тоже есть душа. Наши деды были ласковые люди. Мы и сейчас ещё такие, но вскоре перестанем быть такими!

Эти слова Диас Питар подтвердил решительным взмахом правой руки, от которой Поля не могла отвести глаз.

Максим сказал вчера правду: правая рука Диаса Питара могла поразить кого угодно. Представьте себе большую мужскую руку, пальцы которой, сильные, подвижные пальцы, сжаты в кулак, и никогда больше не разогнутся. Уже много-много лет эти сильные пальцы ничего не делали, так как перестали двигаться, перестали разгибаться, застыли в этом большом, угловатом кулаке. И пальцы эти жили. Все эти годы на них росли ногти, как растут они у всех людей. А так как ногтям некуда было деваться, то они постепенно впивались в кожу ладони.

Поля не выдержала. Она не могла больше видеть эту стиснутую в кулак руку.

— Кто это вам сделал? — спросила она Диаса Питара, указывая на его правую руку.

— Никто, — просто ответил Диас Питар. — Я сам.

— Сами? Но зачем? — воскликнула девушка.

— В тот день, когда альбиносы бросили меня в этот храм, я поклялся, что буду бороться с ними не на жизнь, а на смерть. В знак этой клятвы я сжал кулак, чтобы не разжимать его до тех лор, пока мой народ не вздохнёт свободно. Я думал так: всё хорошее и нужное мы делаем правой рукой: едим, пишем, собираем рис, обтёсываем камень. А разве борьба с врагом твоего народа — не нужное и не прекрасное дело?

— Да, — согласилась Поля. — Но для чего такая пытка?

— Боль в руке напоминает мне о боли моего народа, — сказал Диас Питар. — Она напоминает также о том, что борьба никогда не бывает лёгкой, что она не обходится без крови и страданий. Я не терял времени даром. Я готовился сам и готовил свой народ к будущей борьбе. Мы научились переносить казалось бы нестерпимую боль, мы можем без содрогания стоять между четырьмя огнями, умеем стоять на голове или балансировать на неимоверной высоте, не боясь потерять равновесие. Мы умеем задерживать дыхание, когда это нужно. Мы можем обходиться без пищи и питья столько времени, сколько нужно для того, чтобы молодой месяц стал полным.

— Если у смуглолицего народа такие выносливые воины, почему же он не восстаёт против альбиносов? — спросил Максим.

— Вскоре он восстанет, — ответил Диас Питар.

Потянулись дни, однообразные, долгие и тоскливые. Диас Питар каждый день царапал что-то на пальмовом листе, молился, делал физические упражнения, среди которых, между прочим, был и опасный подъём почти под самый купол центрального нефа храма, и время для него проходило незаметно.

— Дни идут за днями, как взмахи ресниц, — говорил он.

Зато Поля и Максим не могли сказать так. Для них течение времени превратилось в настоящую пытку. Дни им казались долгими, как годы, скучными и бесцветными, а ночи были полны тревожного ожидания.

Однажды Максим и Поля заснули крепко и беззаботно, словно маленькие дети. И могло случиться так, что именно в эту ночь они стали бы жертвами злого замысла альбиносов.

Проснулись они одновременно, так как обоим не хватало воздуха, грудь что-то сжимало, а сердце билось глухо, тревожно и ускоренно, словно хотело вырваться на свободу из тесной клетки рёбер и улететь неведомо куда. И не менее тревожно звучал в тёмной пустоте храма чей-то глухой голос.

Максим ничего не понял. Поля разобрала, что голос откуда-то сверху повторял всего два слова: «Белый дым! Белый дым!»

Голос принадлежал Диасу Питару. Поля тронула Максима за плечо.

— Мне нечем дышать.

— Мне тоже, — сказал Максим. — Тут что-то случилось.

Они вскочили на ноги и увидели, что по полу, достигая их колен, стелется густой белый дым. И будто подтверждая это, сверху снова раздался голос Диаса Питара:

— Белый дым! Белый дым!

— Откуда он кричит? — не мог никак понять Максим. — И что это за дым?

— Не время сейчас устанавливать химический состав этого дыма, — направляясь к алтарю Диаса Питара, сказала Поля, — нужно быстрее выбираться отсюда.

— Куда прикажете? — насмешливо спросил Максим.

— Наверх. Раз дым стелется по полу, значит наверху он нам не будет страшен.

В тот же момент появился Диас Питар и, призывно размахивая руками, повёл их за собой. Они брели в волнах белого дыма, как в тумане. Волны эти наплывали одна на другую, и было видно, что они поднимаются все выше и выше.

— Быстрее, — хрипел Диас Питар. — Быстрее! Ухватившись левой рукой за какой-то выступ в стене храма, он ловко полез вверх, зовя за собой молодых товарищей по несчастью.

— Что ж, — сказал Максим, — попробуем и мы, Поля, если не хотим задохнуться в этом белом чаду. Держись за дедом, а я буду прикрывать тебя снизу. Если сорвёшься — поддержу.

— А если ты сорвёшься? — спросила Поля.

— У меня нет такого права, — засмеялся Максим. И они начали взбираться наверх, пользуясь как ступеньками многочисленными статуями и архитектурными украшениями и ежесекундно рискуя полететь вниз.

А белый дым всё поднимался и поднимался, словно тесто в квашне, и страшно было оглянуться, зная, что сзади медленно, но уверенно гонится за тобой удушье.

Уже светало. Где-то за горами зарождалось солнце, оно вот-вот разбудит Долину долгих снов, а здесь в предрассветном сумраке храма трое людей боролись с молчаливым, упрямым и неумолимым врагом.

Диас Питар хорошо знал расположение верхних отверстий в стенах храма и, по-видимому, вёл Максима и Полю кратчайшим путём. Но всё же им долго, слишком долго не попадалось ни одной, хотя бы самой маленькой, отдушины, из которой повеяло бысвежим наружным воздухом. Казалось, воздух в храме уже весь был отравлен белым дымом, хотя в действительности дым был далеко внизу.

Наконец, Диас Питар добрался до окна, скрытого за изображением двух слонов, и по очереди подтянул к себе Полю и Максима.

— Идите за мной, — приказал он.

Они прошли через длинный узкий тоннель и очутились на большой, в несколько сот квадратных метров, площадке. Эта площадка, очевидно, служила крышей одного из боковых крыльев нефритового храма и была скрыта от взглядов снизу высокой балюстрадой со столбами в виде танцовщиц, оплетённых змеями.

— Тут мы останемся до тех пор, пока в храме будет стоять белый дым, — сказал Диас Питар.

— А долго он там будет стоять? — поинтересовался Максим.

— Много дней. Он тяжелее воздуха, и в нём задыхается всё живое. Альбиносы уже пускали на меня этот дым, но я каждый раз спасался тут. Они думали, что я умру от голода, но мне, чтобы поддержать дух в теле, достаточно нескольких глотков воды, которые я находил в каменных желобах после дождя.

— Они, должно быть, жгут что-то внизу, под храмом, — пробормотал Максим, — и в результате неполного сгорания образуется много углекислоты. Ты, Поля, слышала о Собачьей пещере, где-то в Сицилии, что ли?

— Нет, не слышала.

— Там есть такая пещера, в которой человек чувствует себя совершенно нормально, а собака уже через минуту задыхается и может совсем погибнуть от недостатка воздуха. Объясняется это тем, что в пещере из-под земли выделяется углекислый газ, который, будучи тяжелее воздуха, не подымается высоко, а всё время держится возле самой земли. Вот и мы попали в такую пещеру. Надо было бежать нам всем, — вздохнул Максим.

— Все мы не могли бежать, потому что это сразу бы заметили.

— Тогда вместо Увайса должен был бежать я, — настаивал юноша. — Всё-таки у меня больше сил и выдержки, чем у двенадцатилетнего мальчика.

— Это ещё требуется доказать, — засмеялась Поля. — Не стоит тратить последние силы на бесполезный спор, — сказала она. — Давай сидеть и поглощать тепло.

— Чтобы восполнить те калории, которые мы должны были ввести в своё тело с пищей, — улыбнулся Максим. — Так, к вашему сведению, это не поможет.

— А всё-таки благодаря Диасу Питару мы спасены, — напомнила Поля.

— Нам ещё нужно спастись от голода, — невесело усмехнулся Максим. — Ведь Диасу Питару никто не принесёт есть до тех пор, пока из храма не выйдет весь белый дым. А если так, то значит, нам на этой небесной высоте придётся питаться только пейзажами и вольными ветрами, если, конечно, углекислота не доберётся и сюда. Да вот она, кажется, уже и заявилась к нам.

Действительно, из того самого тоннеля, по которому полчаса назад они шли, появились первые несмелые полосы белого тяжёлого дыма. Поля испуганно попятилась. Диас Питар успокаивающе сказал:

— Ветер будет разносить отсюда белый дым, и он нам не страшен.

Не страшен. Легко так говорить этому удивительному старику, у которого нечеловеческая выдержка и который не боится ничего на свете. А что будут делать они вот тут, под самыми облаками?

Максим подошёл к краю площадки и глянул вниз сквозь причудливые извивы балюстрады. Земли не было видно. Она лежала, укрытая мягким туманом, со своими лесами, реками и строениями, сооружёнными руками смуглых людей, Нечего было и думать о том, чтобы спуститься вниз по внешней стене храма, — в отличие от внутренней, сплошь покрытой архитектурными украшениями, она была почти совершенно гладкой. Нужно было ждать. А чего ждать?

Тем временем всё в природе происходило по раз навсегда заведённому порядку. Появилось на короткое мгновение солнце, заблестели в Долине долгих снов воды, зазеленели леса, забелели снега на высоких горах, за которыми лежала родная земля Максима и Поли. Потом надвинулись отовсюду облака, затянули небо, и ещё тяжелее и пасмурнее стало на душе у девушки, еще более изнервничавшимся казался Максим.

— Я считаю, что единственная наша надежда теперь — это Увайс, — сказал он голосом, в котором трудно было почувствовать хоть каплю этой надежды. — Как ты думаешь, Поля, удалось ему добраться домой?

— Если он даже достиг гор, то вряд ли ему самому, без помощи, удалось пройти через ледники и снежные перевалы, через которые мы шли к пещере с цветами Неба, — ответила Поля.

Они замолчали, думая об Увайсе. Диас Питар бормотал «бхагавата», что означало «бог»… Где-то далеко внизу жила своей обычной жизнью Долина долгих снов. Над их головами изредка пролетали большие птицы, медленно взмахивая широкими крыльями.

Вдруг Диас Питар, который стоял, вперив взгляд в одну точку, быстро повернулся к Поле и, ткнув рукой в воздух, взволнованно сказал:

— Там птица. Бескрылая птица.

Максим и Поля подбежали к старику и поглядели в ту сторону, но ничего не заметили, — кругом только покрытое облаками небо.

— Вот, вот, она летит прямо на нас! — продолжал выкрикивать Диас Питар. — Разве вы не видите?

Не совсем удобно было признаваться молодым, двадцатилетним людям, что у них зрение хуже, чем у Питара, но так оно и было: ни Максим, ни Поля не видели никакой бескрылой птицы.

Да и как увидеть на большом расстоянии маленькую чёрную точку, которая медленно плыла над долиной! Лишь через несколько минут оттуда, куда показывал Диас Питар, долетел едва слышный звук, похожий на гудение овода или большой мухи. Теперь уже и Максим и Поля увидели, наконец, небольшой круглый предмет, который летел прямо к храму.

— Клянусь, что это вертолёт с нашим Увайсом, или же я не Максим Кочубей! — воскликнул юноша и, поспешно сняв с себя рубашку, полез на балюстраду, чтобы подать знак пилоту.

Диас Питар недоуменно посмотрел на Полю.

— Это летят наши друзья, — объяснила она старику. — В моей стране построены такие бескрылые железные птицы, которые переносят нас туда, куда мы захотим.

— Бескрылые птицы — и летают? — поражённо пробормотал Диас Питар.

— Мы, люди, тоже бескрылые, а вот научились покорять себе небесную стихию, — сказала Поля, наблюдая за тем, как Максим, едва держась на верхушке балюстрады, машет своей рубашкой навстречу большому вертолёту с красными звёздами на фюзеляже.

В моей квартире зазвонил телефон.

— Кто это?

— Бойко.

— Вы, Иван Терентьевич? Но что с вами? У вас такой радостный голос!

— Немедленно приезжайте ко мне, и вы услышите необыкновенную историю.

Я уже рассказал эту историю. Как видите, надпись на щите черепахи, надпись в несколько строк, привела к целому ряду удивительных приключений и событий.

Стоит ли писать о конце? Ведь известно из газет, и все это помнят, как спускались в Долину долгих снов наши вертолёты, как были освобождены Максим и Поля и как Диас Питар, выпущенный из белого форта, наконец, смог стать во главе своего народа.

Долина долгих снов очнулась от вековечного сна. Нет уже там хищных альбиносов, Яшмовый храм снова стал Храмом звучания семи небесных сфер, и красивый смуглолицый народ учит в нём своих детей музыке и пению.

Увайс и Андрейка заканчивают школу и мечтают, что когда-нибудь их пригласят сооружать самую большую в мире тепловую станцию на Горячем озере в Долине подковы.