В просторной светлой комнате, где вся мебель была из крашеного в белый цвет дерева, царил кавардак. Тут и там на резных спинках стульев висела одежда всех цветов и фасонов, на полу лежали картонки, бумажные пакеты, коробки, туфли и сапоги, стол был усыпан шляпками, щипцами, гребнями, заколками, шпильками и щетками. Устроительницы беспорядка сидели вдвоем за большим трюмо, где были разложены баночки и коробочки с пудрами, маслами, кремами и прочими предметами женского обихода. Одна из них, пепельная блондинка лет двадцати семи, смотрела в зеркало, смешно открыв рот, и пыталась кисточкой-щеточкой нанести черную жидкость на ресницы. Другая, шатенка с темной, бронзовой кожей, пыталась открыть флакон с беловато-зеленой жидкостью.
— Моргать можно? — спросила блондинка, закончив красить глаза.
— Нет. Терпи. Еще не высохло.
— Вив, я похожа на ту куклу из салона? — подытожила Рин, глядя на себя в зеркало. Вивьен наконец открыла флакон и выдавила жидкость себе на ладони.
— Очень. А теперь повернись сюда и сиди смирно.
Рин послушно подставила лицо, и Вивьен круговыми движениями стала втирать крем.
— Слушай, эликсир не хочет впитываться, — сообщила она спустя минуты две, и вдруг ойкнула: — Ой! Ой! Ой-ой-ой! Что происходит?!
Рин уставилась в зеркало: что-то белое комками отставало от ее лица. Рин схватила салфетки и стала вытираться.
— Что это?.. Что это?! Что это?! А-а-а! Вивьен!
— Рин! Что с твоей кожей? Ты… О-о!
— Я же говорила! Я знала! — победно воскликнула Рин, разглядывая свои щеки.
— Так ты действительно аирг… — выдохнула Вивьен со смесью тревоги и восхищения в голосе. Блондинка широко улыбнулась и нанесла на кожу еще эликсира, чтобы стереть с лица оставшуюся краску. Когда процедура завершилась, она оглядела себя и ясно ощутила, что теперь все так, как должно быть. Вивьен пристально рассматривала подругу и затем осторожно прикоснулась к ее щеке.
— Рин… А тебе не приходила в голову мысль, что эта краска на тебе неслучайно?
— Мне в последние две недели столько мыслей приходило в голову, что я уже не знаю, какая из них правильная.
— Но ведь ты кое-что вспомнила, разве нет?
— Ты имеешь в виду тот кошмар, который мне приснился? Вив, это сон. Я не уверена, что это было в реальности.
— Сны тоже откуда-то берутся, — настаивала Вивьен. — Если этого не было, как это могло тебе присниться?
— Если это вправду было, то я — убийца, — ответила Рин и, помолчав, добавила: — А я не хочу быть убийцей.
— А если тебя ищут?
— Значит, они меня не найдут. Ищут-то они человека, а я аирг. Вив, закрыли тему. У меня новая жизнь, новое всё. Я не убийца и не преступник.
Рин поднялась со стула и прошла в ванную.
— Принеси мне, пожалуйста, еще того эликсира, хочу стереть всю эту краску, — крикнула она.
— Сейчас.
Рин бросила взгляд на календарь: девятнадцатое февраля. Две недели прошли, как во сне. Она знакомилась с собой, пыталась понять, что она любит, а что нет, слушала рассказы Вивьен и пыталась что-то вспомнить о себе, но вся прошлая жизнь была покрыта мраком. Путешествие на корабле ей понравилось, хотя не обошлось и без курьезов: помощник капитана корабля положил на Рин глаз и крутился рядом с ней каждую свободную минутку, изрядно донимая бедную девушку расспросами о том, чего она вообще не знала. Один раз корабли остановились и не двигались часа три. Когда Рин спросила, что произошло, помощник капитана объяснил, что вокруг плавают бриганы[1], опасные океанские хищники. Они не обращают внимания на то, что не движется, поэтому кораблям лучше стоять, пока бриганы не проплывут мимо. Рин смотрела в океанскую глубину в надежде увидеть хоть одного. Но увидела она их… в небе. Гигантская серая в черную полоску рыбина с плавниками-крыльями, раскрытой пастью, в которой блестели сапфирово-синие зубы величиной в ладонь, выпрыгнула из воды и парила полминуты, оглядывая бескрайние просторы ярко-желтыми круглыми глазами.
Два раза они видели стада больших белых китов, много раз за кораблем гнались розовые дельфины.
Когда они сошли на берег в Магредине, у Рин дух захватило от красоты города. Широченная набережная площадь, перед которой в ряд стояли трехэтажные дома веселой расцветки, была заполнена людьми. Вивьен вручила их чемоданы носильщику, который проводил их через всю площадь к большой дороге, покрытой чем-то серым, непохожим на булыжники. Здесь их ожидал экипаж. У железной кареты не было крыши, извозчика и лошадей. Когда Рин поинтересовалась, а как же эта повозка едет, Вивьен рассмеялась, села на переднее сиденье за круглое колесо, которое называла «рулем», и стала давить на педали. Рин схватилась за первое, что попалось под руку, и «макина», как окрестила карету Вив, покатилась. На дорогах было много таких макин, большинство — разных расцветок и видов. Макина Вивьен была белой и с откидной крышей из плотного материала.
Всю дорогу Вивьен называла улицы, где они ехали, имена и профессии ее друзей, которые жили на них, и ее любимые места. Она рассказывала так много, что Рин не успевала запоминать. Но это было и не важно: ей просто нравился этот поток информации, поэтому она слушала с удовольствием, впитывая новые знания, как губка.
Здания здесь были такими высокими, что она ощущала себя маленькой песчинкой в море каменных улиц. Но несмотря на плотную застройку город утопал в зелени. Высокие акации стояли в белом цвету, щедро делясь с горожанами своим сладковатым ароматом. На балкончиках владельцы выставляли горшки с цветущими геранями, петуниями и розами — кто во что горазд, а по стенам многих домов полз вечнозеленый плющ. Тут и там высились фонтаны-клумбы, магазинчики украшали свои входы кашпо с буйно цветущей растительностью. Благодаря этому город казался тихим и романтично-спокойным. До глубины души Рин поразил железный вагон, движущийся по рельсам сам собой, так же как и макина, на которой они доехали из порта до дома Вивьен. Над рельсами тянулись черные провода, натянутые между столбов, стоящих по обеим сторонам дороги. Как объяснила Вивьен, по этим проводам тек электрический ток — Рин совершенно не поняла, что это такое, — он и позволял вагончикам двигаться. Их было много во всем городе, поэтому путь из одного конца Магредины в другой занимал от силы полчаса.
О часах: первой покупкой Рин были маленькие наручные часики с белым кожаным ремешком. Ей казалось очень важным купить именно часы, хотя никакой другой надобности в них не было. Когда она надела их, пришло воспоминание, яркий отрывок, как она надевает почти такие же часы на мужскую руку и говорит: «Пройдет ночь. Утром, когда стрелки остановятся вот здесь, ты должен быть в условленном месте». Что за условленное место — она даже не предполагала. Кому принадлежала рука — тоже. Но чувство было такое, словно этот человек был очень важен для нее.
Почему-то из памяти стерлись имена тех, кого она покинула. Она не помнила ни их лиц, ни голосов. Рин поначалу пробовала читать записи в записной книжке, но все эти имена и фамилии, а также события ничего не говорили ей о прошлой жизни. Она вообще не была уверена, что это принадлежит ей. Мелькала мысль, что она по ошибке взяла чемоданы той девушки, которая была вместе с ними, но Рин с сожалением осознала, что это не выдерживает никакой критики: одежда из них идеально подходила по размеру, а некоторые вещи казались странно-знакомыми. Только одна находка надолго повергла ее в состояние оцепенения: объемный сверток из плотной ткани с множеством кармашков, в которых хранились маленькие дротики и ножи, а также мешочки с травами и баночки с вонючими мазями. Рин не придумала, что с этим делать, поэтому убрала с глаз подальше.
Рин жила в доме Вивьен, с которой за две недели сдружилась, и которая предложила ей работать моделью. Рин охотно взялась за предложенное дело, так как деньги утекали сквозь пальцы, а жить на что-то надо было. В отличие от подруги, которая средства, казалось, не считала, Рин поняла о себе, что по складу характера очень практична и ко всему подходит с прагматической точки зрения. В доме Вивьен всегда был беспорядок, который сама модельер называла творческим. Рин это казалось обычной недисциплинированностью. На второй вечер после приезда, когда стало ясно, что прибирать разбросанные во всех углах вещи хозяйка не собирается, Рин осторожно предложила ей соглашение по принципу «я покупаю еду, готовлю и убираюсь, а ты предоставляешь мне крышу над головой», но получила отказ в категорической форме. «Во-первых, беспорядок помогает мне создавать новые вещи, — заявила Вивьен, загибая изящные пальцы, ноготки которых были покрыты вишневым лаком. — Во-вторых, едим мы только в ресторанах, в моем доме нет и не будет кухни. В-третьих, ты моя гостья, я о тебе забочусь на добровольных началах, а свои деньги ты еще отработаешь, дорогая». Словом, все, что Рин оставалось — это спотыкаться о бесконечные коробки и пытаться найти в этом бардаке хоть что-то свое. Учитывая, что она никак не могла запомнить, какие вещи ее, а какие принадлежат Вив, это было труднее всего. Как-то раз она вытащила из чемодана белье и долго пыталась понять, что это за предметы такие. Она старательно выуживала из памяти все, что узнала об одежде от подруги, но с сожалением признала, что об этой вещице ей не рассказывали, а сама Вив такого не носила. С этим вопросом Рин и подошла к ней. Когда Вивьен увидела находку, ахнула от восторга и сразу же заставила Рин примерить это. Когда выяснилось, что кружевные белые трусики и лиф с твердыми чашечками идеально подходят по размеру, модельер спихнула с дивана на пол кучу коробок и уселась рисовать эскиз, попутно допрашивая свою соседку, откуда у нее могла бы взяться эта вещь, и есть ли еще такие. Рин с сожалением развела руками. Однако и этого знаменитому модельеру оказалось достаточно: к вечеру она представила Рин с десяток эскизов. Девушка только восхищенно аплодировала.
Рин закончила натирать тело эликсиром, который снимал с ее кожи краску, начисто вымылась, надела то самое белье и встала перед зеркалом. Вошла Вивьен.
— Нет, ну надо же, какая кружевная прелесть… — протянула она.
И вдруг Рин согнулась пополам, тяжело дыша, — как обычно, когда к ней возвращался обрывочек памяти. Она увидела лицо очень красивого мужчины с льняными волосами и ярко-голубыми глазами. Он улыбался и говорил: «Кружевная прелесть. Я удивлен. Правда удивлен. Как тебе такое в голову пришло? И почему ты вообще взяла ее с собой? Вроде поход к таким вещам не располагает…»
А затем услышала свой голос: «Я свободная женщина. Что хочу, то и делаю».
Он снова спросил: «А кто еще видел это твое изобретение?»
И все, видение пропало. Рин опустилась на прохладный кафельный пол и обхватила голову руками.
— Что такое? — обеспокоенно спросила Вивьен, обнимая подругу за спину. — Ты вспомнила, да? Вспомнила?
— Д-да. Вспомнила. Это белье, — Рин подцепила лямку лифа, — это мое изобретение. Я сшила его. Я умела шить. Этот блондин так сказал.
— Блондин? — не поняла Вивьен.
— Мой спутник. Блондин. Красивый очень, — пробормотала Рин. — Мне надо прилечь, Вив. Я не очень хорошо себя чувствую. Все кружится.
Подруга помогла ей подняться и проводила к кровати. Рин улеглась, обхватила руками и ногами длинную диванную подушку и уныло посмотрела на Вивьен.
— Прости, что пугаю тебя. Словами не передать, как я тебе благодарна за помощь.
Брюнетка с мягкой улыбкой на лице присела рядом и погладила ее по плечу.
— Признаться, поначалу меня настораживало твое поведение. Все эти внезапные прозрения, падения в обморок… Я уже думала отказаться от всего этого и оставить тебя в больнице, но не могу я так с тобой поступить.
— Почему? Я бы поняла. Я доставляю тебе столько хлопот.
Вивьен улыбнулась и рассказала:
— Я родилась в Бегаше, на Шаберговых островах. Моя мама, отец и бабушка работали на плантациях хлопка, а я вела домашнее хозяйство. Когда началась война, мы довольно долгое время еще ничего не знали. А потом начался голод. Морские пути отрезало от нас, а там не растет ничего, кроме хлопка и некоторых фруктов. Этого было слишком мало, чтобы прокормить большое население островов. Моя семья умерла от голода. Все, что успела сделать бабушка — это отправить меня прочь на утлой лодочке в Маскарену. Оттуда я перебралась на Южные острова, а дальше приехала в Левадию. Юг Соринтии разграбляли маринейцы, там было опасно, поэтому я решила ехать сюда, в место, где уж точно ничего не происходит. Мне пришлось продать брошку бабушки, чтобы купить себе место на корабле. Зайцем здесь не проедешь. Вот так, пятнадцать лет назад я приехала сюда, в Левадию, с Шаберговых островов. Мне было четырнадцать, в моем кармане была черствая булочка и сто двадцать пять ремов. Я ночевала в парке Эйна, пока меня не поймали полицейские. Меня хотели отправить обратно в Бегаш, но я так умоляла не делать этого, что меня отпустили. Мало того — нашли мне работу подмастерьем у одной пожилой дамы, которая делала шляпки. Когда она умерла, оставила свое дело мне. А я потом развернулась…
— На вопрос-то ответь…
— Как ты не понимаешь? — всплеснула руками Вив. — Я вижу в тебе родственную душу. А теперь, если ты закончила валяться, одевайся! Мы отправляемся во дворец к церемониймейстеру, а затем идем в мою студию. До показа всего два дня! Я хочу продумать твой образ сегодня же!
— Уже шесть вечера, а мы весь день ходили по галерее… — начала ныть Рин, но была безжалостно выпихнута с кровати. — Постой! У меня же все лицо сиреневое…
— Аметистовое, — поправила Вивьен. — Это аметистовый цвет. Хотя, признаться, не могу сказать точно. Он так переливается…
— Какая разница? Я о том, что я произведу переполох во дворце.
— О, об этом я как-то не подумала, — Вивьен на минутку остановилась и окинула взглядом комнату. Затем схватила со стола картонку и водрузила на голову Рин шляпку с вуалью.
— Не переживай. Никто не обратит внимания, — немного нервно сказала она.
— Себя этим успокаивай! — вздохнула Рин, глядя в зеркало. — Без штанов, но в шляпе.
Вивьен пожала плечами и стала одевать подругу, словно та была ее любимой куклой. За две недели Рин к этому более-менее привыкла, но все равно дергалась каждый раз, как Вивьен возникала перед ней с очередной сумасшедшей, но, бесспорно, гениальной идеей.
Итак, собравшись, подруги поехали по делам.
В это же время в порт Магредины прибыл корабль «Висперия», и на берег сошла группа людей. Среди них был очень высокий блондин в светлом льняном костюме и шляпе-канотье и два брюнета, один из которых носил черный котелок, глухой черный костюм и черную рубашку, и являл собой воплощение мрачности. Другой — воплощение красоты, грации и сексуальности — щеголял в белом костюме и с непокрытой головой. Тот, что носил котелок, распоряжался документами и явно чувствовал себя главным. Он же позвал носильщика и приказал подать ему его макину, которую оставил здесь два месяца назад. Его указания выполнялись безупречно быстро, четко, и спустя десяток минут вся компания уже сидела в серой макине и ехала во дворец. В отличие от макины Вивьен, у этой крыша была не откидной, что очень пригодилось компании, так как начал накрапывать дождичек. Когда они уже почти добрались до дворца, Фрис, — а это именно он был красавцем с непокрытой головой, восхищенно выдал, что ему всенепременно нужна такая же макина, и вообще: подвинься, дальше я поведу. На это Кастедар ему ответил, что только через его труп. Фрис уже хотел сообщить, что это легко устроить, но вмешался Анхельм и сказал, что хватит разводить детский сад, он устал и хочет принять нормальную ванну, поэтому пусть Кастедар поднажмет.
Королевский дворец располагался в той части города, что находилась на возвышенности, и представлял собой комплекс белоснежных зданий с рыжими черепичными крышами. Перед главным корпусом располагались каскадные пруды-фонтаны, окруженные цветниками. Когда они добрались до места, дождь кончился, проглянуло солнце, и мокрая изумрудная трава на газонах сверкала под теплыми лучами, словно усыпанная бриллиантами. К макине тут же подбежали пятеро человек в костюмах, трое взяли багаж и уложили на тележки, двое сопроводили гостей в главный корпус. Кастедар преобразился: с его лица спала вечная маска безразличия, он стал поживее и раскованнее. Сразу было видно человека, попавшего домой после долгого путешествия. Фрис настороженно оглядывался по сторонам, не проявил ни малейшего интереса к симпатичным служанкам и держался к Анхельму ближе, чем обычно. Сам герцог натянуто улыбался на все приветствия и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Анхельма и Фриса проводили в их покои, Кастедар ушел к себе. После по-настоящему горячей ванны, первой за долгие две недели плавания, Анхельм лежал на гигантской кровати, завернувшись в махровый халат, и ощущал себя настолько вымотанным, что не мог даже думать. Вроде бы он задремал, но в дверь постучали, прервав его краткий сон.
— Кто?
— Это я, — ответил голос, принадлежавший Фрису. Анхельм удивился: с чего бы это бесцеремонный келпи стучит.
— Заходи, открыто.
Фрис зашел, окинул взглядом сонного герцога и затем развалился в кресле.
— Что стряслось? — спросил Анхельм.
— Ничего. Мы сегодня увидим этого короля?
— Не думаю, Кастедар сказал, что Илиас сейчас в другом городе. Здесь недалеко ехать, конечно, но у меня нет ни малейшего желания тащиться куда бы то ни было на ночь глядя. Фрис, если это все, уйди, пожалуйста, я спать хочу.
— Ты до сих пор злишься на меня за то, что я не рассказал, что сделал с теми беженцами? — спросил келпи.
— Я не злюсь, это бесполезно, — поморщился Анхельм. — Я не слишком доволен, что со мной обошлись, как с маленьким. В конце концов, у нас действительно были очень важные дела. А что там происходит теперь — понятия не имею. И это значит, что по возвращении мне придется провести некоторое время, расхлебывая последствия.
— У тебя были более важные дела. Ты о них забыл. Вот это и были последствия.
— Этот разговор ни о чем, Фрис. Я устал и хочу спать. Уходи.
— Я надеялся, что мы пойдем искать девчонку. Но если ты не хочешь, значит, я пойду один.
Анхельм сразу же открыл глаза и сел.
— Слушай-ка, ничего не хочешь мне рассказать? Один, значит, знает все прошлое и настоящее, другой знает все будущее. Какой вообще смысл для меня распутывать все эти интриги? Я уверен более, чем полностью, что ты прекрасно знаешь, где находится Рин и что с ней происходит. Более того — Кастедар знает это еще лучше.
Фрис нахмурился.
— Во-первых, не дави на меня. Во-вторых, я действительно не знаю, где сейчас девчонка и что с ней. Я же сказал, наша с ней связь оборвалась.
— Господа духи или кто вы там, у вас одно с другим не клеится! — заявил Анхельм, поднимаясь и начиная расхаживать по комнате. — Кастедар обмолвился, что Рин уже теряла раньше память. Твое поведение это только подтверждает. Потом ты заявляешь, что знаешь Рин всю жизнь, и у вас с ней какая-то непонятная для меня связь. Потом Кастедар начинает мне рассказывать такие подробности из ее жизни и психологии, что у меня волосы на голове шевелятся, даже Рин сама такого о себе не знает. Он что, тоже знает ее всю жизнь? Знаешь что? Либо вы двое мне сейчас же все объясните, либо я дальше действую сам, без вашей помощи и подсказок.
Больше книг на сайте — Knigoed.net
— Это угроза?
Анхельм развел руками.
— Я прямым текстом говорю, что мне надоел этот театр, и я ухожу, если ты не расскажешь.
— Хорошо, — неожиданно согласился Фрис. — Я действительно знаю девчонку с самого детства. Это я принял роды у Харуко, ее матери. В моей реке первый раз омыли младенца. Она росла под моей опекой, я воспитывал ее. Наша связь не поддается объяснению, это нельзя выразить словами, поэтому я не смогу объяснить тебе, что это такое, как именно я чувствую девчонку.
— Почему ты… изображал, что не знаешь ее?!
— Рин говорила тебе, что ее убили в плену у этого выродка. Она не лгала и не заблуждалась. Боги вернули ее к жизни, чтобы она выполнила миссию. Альтамея, дух Жизни, моя сестра и моя суть, сделала свой выбор, отметив Рин печатью Наследницы еще в детстве. Рин спасла мне жизнь отнюдь не тогда, около моста, это случилось гораздо раньше. Я столкнулся с Раккашем. Это Разрушитель Рек, Жадно пьющий. Раккаш почти убил меня, а Рин спасла, не дав мне сгинуть во тьме. Это долгая история, не хочу рассказывать, она не для твоих ушей.
— Так почему ты вел себя так, словно не знаешь Рин? — повторил Анхельм свой вопрос, не давая келпи поменять тему.
— В двух словах? Я понял, что причиняю ей боль и сделал так, чтобы она меня забыла. Такой ответ устроит?
— Ты добровольно отказался от нее? — переспросил Анхельм, не в силах поверить в такое. — Тогда зачем ты снова появился в ее жизни? Зачем ты преследуешь ее?!
Фрис посмотрел на герцога, и его взгляд был… затравленным. Ответ келпи врезался в сознание Анхельма с тяжестью паровоза на полном ходу:
— А ты бы смог иначе? — тихо спросил Фрис и поднялся, чтобы уйти. Едва осознав, что своими неосторожными расспросами он режет Фриса без ножа, Анхельм остановил его, поймав за плечо.
— Прости. Я… Прости. Я ужасный эгоист. Ничего не могу с собой поделать.
Взгляд келпи смягчился.
— Извинения приняты. У тебя больше нет вопросов?
— Только один, но я думаю, что сам знаю на него ответ.
Фрис кивнул.
— Теперь, когда твое любопытство удовлетворено, мы можем поехать искать ее?
Анхельм кивнул, стал доставать одежду из чемодана и размышлять вслух:
— Кастедар с нами не поедет. Я уверен, что он сейчас откажет не в самой вежливой форме, если я обращусь к нему с просьбой об этом.
— Мы можем доехать сами, — намекнул Фрис, и его глаза озорно загорелись. Очевидно, келпи только и ждал момента, когда сможет сесть в макину.
— Я не умею водить эти макины, ты тоже, — ответил Анхельм. — Пройдемся.
Спустя час герцогу удалось убедить бдительного дворецкого, что ему не нужна охрана, сопровождающие, макина, и он действительно хочет отужинать в городе. На вопрос о Кастедаре дворецкий ответил, что в дела господина Эфиниаса он не вмешивается, но, скорее всего, тот уехал к его величеству. И только после этого герцог и Фрис выбрались из дворца.
Вечер опускался, словно шифоновая вуаль — невесомо, но стремительно. Спускаясь по дороге с горы, на которой располагался дворец, Анхельм и Фрис увидели, как лиловая тень подкрадывающейся ночи мягко стекает с гор, обнявших Магредину с двух сторон, как руками. Один за другим зажигались огоньки на улицах, и вскоре взору предстала восхитительная, будто праздничная картина: паутина дорог сияла в сумерках. Ветер принес с моря прохладу, и влажная жара, окутывавшая город днем, отступила. Они шли по удивительным местам, дышавшим атмосферой благополучия и великолепия. Анхельм с восхищением разглядывал, как обустроена жизнь здесь, в Левадии, и с сожалением признавал, что Соринтия — это просто дремучий лес, и потребуется немало лет, чтобы превратить хотя бы Кандарин в такое же потрясающее место.
Фрис с искренним интересом разглядывал проходящих мимо необычно одетых красавиц и тихо делился впечатлениями. Анхельм тоже заметил, что мода здесь совсем другая: они не встретили ни одной женщины в платье с корсетом или кринолином. Зато множество модниц в брюках. Почти все носили шляпы, и их разнообразие поражало воображение. Канотье с черными и белыми лентами, фетровые с круглыми мягкими полями и загнутой кверху задней частью, котелки, как у Кастедара, — сразу ясно, кто ввел моду! Женщины украшали головы изящными шляпками с вуалетками, и здесь почти не было этого птичьего безумия, какое наблюдалось в Соринтии. Местные дамы предпочитали тканевые банты и вуалетки-сеточки, но не перья.
Анхельм и Фрис обошли добрую половину города и, наконец, сели ужинать в небольшом ресторанчике на углу у Аллеи Света. Здесь желтые цветы акаций, подсвеченных фонарями на длинных столбах, переливались, словно волшебные огоньки, создавая иллюзию качающихся облаков света. Сделав заказ, друзья стали обсуждать все, что увидели в городе. Анхельм воодушевленно делился планами на тему того, как он перестроит и украсит города в своем герцогстве. Фрис тоскливым взглядом провожал проезжающие по дорогам макины и лениво ковырял салат с тунцом.
— Ну что же, уже десять вечера, — подытожил Анхельм и сделал глоток вина, — мы осмотрели город, но так и не сподобились дойти до дома этой самой Вивьен Мелли.
— Так давай сделаем это сейчас. С ужином я закончил.
— Фрис, я не представляю, что скажу Рин. Честно говоря, моя уверенность как-то повыветрилась, пока мы плыли в Левадию.
— Уверенность в чем?
— В том, что она должна находиться сейчас рядом со мной. Может быть, нам стоит сначала поговорить с Илиасом, а потом заняться проблемой Рин?
— Нет. Если этот ваш король разработал план, то неплохо было бы, чтобы девчонка тоже участвовала в переговорах. Ты должен быть рядом с ней. Ей это идет на благо, поверь.
— Почему мне кажется, что ты не говоришь мне всей правды? — пробормотал Анхельм.
— Потому что так и есть. Я не посвящаю тебя в детали, но задаю общий курс. Делай, как я говорю.
Анхельм ничего не ответил на это, он понимал, что Фрис прав. Герцог задумался и с неохотой признал: еще ни одно решение, подсказанное келпи, не оказалось проигрышным. Что было только справедливо — бессмертный дух, проживший бессчетное количество лет, и не мог ошибаться, ибо видел все возможные сценарии жизни. Как же его, Анхельма, угораздило оказаться в этих хватких руках?..
— Так мы идем или нет? — спросил Фрис. Анхельм кивнул, окликнул официанта, чтобы оплатить ужин, и после этого они двинулись дальше.
— Нам не нужны тряпки, нам нужна Вивьен Мелли, — напомнил келпи, глядя, как Анхельм останавливается практически у каждой лавочки, продающей одежду.
— Именно ее я и ищу, — отозвался тот, разглядывая очередную витрину. Удовлетворенно хмыкнул чему-то и вошел. За прилавком стояла дама лет тридцати с портновским метром в руках. Анхельм окинул взглядом полки с сумками и шляпками и поздоровался. Продавец вышла к нему и поклонилась:
— Доброго вечера, господа! Могу ли я помочь?
— Доброго вечера, мадам. Я ищу для моей невесты подарок на день рождения и увидел у вас замечательные сумочки.
— О, посмотрите вот на эти! Это новая коллекция от Вивьен Мелли. Вечерние сумочки «Мелли Тон Д`оро».
Анхельм долго осматривал товар, внимательно слушая все хвалебные отзывы продавца, и затем спросил:
— Вот эта ей понравится. Она любит синий цвет. А подскажите, пожалуйста, могу ли я как-то связаться с самой госпожой Мелли?
Дама немного растерялась.
— Я даже не знаю… Госпожа не велела давать ее адрес. Но я могу оставить для нее записку, она завтра будет здесь.
— Нет-нет, у меня вопрос, который я бы хотел обсудить лично. Я герцог Танварри, я приехал сегодня из Соринтии к своему брату, Илиасу.
— Его величество?!
Герцог очаровательно и словно бы немного смущенно улыбнулся в ответ, а затем как будто по привычке покрутил перстень, в который продавец тут же вцепилась взглядом.
— Да, он мой брат. Я обошел почти весь город, но такие чудесные вещи видел только у Вивьен. Они словно дышат чем-то свежим, новым… понимаете? Словом, я хотел бы предложить ей сотрудничество. Думаю, она будет рада, если на севере Соринтии появится ее представитель.
Дама тут же расплылась в улыбке.
— Ах, как же я могу… Вы столь важный гость, боюсь, госпожа Мелли будет не в восторге, если я упущу вас!
Она скользнула за прилавок и стала искать какие-то бумажки. Через некоторое время протянула ему карточку с адресом.
— Это адрес студии госпожи Мелли.
— Не домашний? — уточнил Анхельм, улыбаясь.
— Домашнего я не знаю. Никто не знает, — улыбаясь в ответ, сказала она. — Как-то раз некий пылкий поклонник госпожи протаранил подъездные ворота дома, где она жила, а потом преследовал ее, пока она не пожаловалась в полицию. В другой раз какая-то девушка подожгла ее макину… С тех пор госпожа никому не говорит своего адреса. Вы можете заехать в студию прямо сейчас, скорее всего, она еще там.
Анхельм понимающе кивнул.
— Благодарю. Да, сумочку мне заверните. Вы принимаете чеки?
— Бесплатно! — отрезала продавец, вручая ему картонку. — Модный дом «Мелли» счастлив быть полезным вам, ваша светлость!
— Ах, премного вам благодарен! Простите, мадам, а как нам добраться до этого места?
— На вагончике здесь минут десять, или четыре квартала вниз по улице.
Герцог снова чарующе улыбнулся, поцеловал даме ручку, и они с Фрисом удалились. На улице Анхельм изучил карточку с адресом и сказал:
— Улица Санмарони, дом три. Санмарони-Санмарони… Пешком? Или не будем тратить время и доедем на вагончике?
Фрис ответил выразительным взглядом.
— Значит, на вагончике.
Спустя двадцать минут они стояли перед большим белым домом со стеклянными дверями. Войдя, они оказались в холле, блиставшем мраморным великолепием полов, колонн, лестниц и изысканной меблировкой. К ним вышел мужчина в белом костюме с карточкой на груди и спросил, что им угодно. Оказалось, что госпожа Мелли уехала всего несколько минут назад, но господа могут оставить для нее сообщение. Герцог вежливо отказался.
— Скажите, а с ней, случайно, не было девушки? Вот такого роста, длинные волосы, блондинка, — спросил Фрис.
— Да, была, — оживился тот, — госпожа сказала, что она будет работать у нее моделью. Я очень удивился, потому что девушка явно была из аиргов, а никто их не берет, да и они сами ни к кому не идут. Ну, знаете, сиреневая кожа в мире моды играет не в вашу пользу, но госпожа сказала, чтобы я…
— Понятно. Достаточно, — отрезал Фрис и развернулся, чтобы уйти. Анхельм поспешил за ним.
— Теперь что? — процедил келпи. Настроение у него явно упало, а это означало, что теперь нужно очень осторожно выбирать слова, а лучше вообще молчать. Анхельм неопределенно пожал плечами.
— Приедем завтра с утра. А сейчас вернемся домой. Рин заметили. Дядя мне шею свернет.
— Не об этом тебе надо переживать. Мы должны найти девчонку и восстановить ее память до того, как ты пообщаешься с братом.
— Ты думаешь, Рин простит меня?
— За что?
— За то, что я не поймал ее вовремя, дал ей уйти, наворотить дел…
— А вот об этом надо переживать не тебе.
— А кому? Тебе что ли? — вяло удивился Анхельм. Келпи только кивнул.
— Могу я попросить тебя об одолжении? — спросил он, и когда Анхельм вопросительно посмотрел на него, продолжил: — Если… Нет, не если… Когда Ладдар заберет девчонку, чтобы вернуть память, пожалуйста, держи меня так крепко, как только можешь, и постоянно напоминай, что она вернется. Хорошо?
— Фрис, ты говоришь загадками.
— Прошу тебя.
Анхельм оглядел Фриса с головы до ног: келпи выглядел так же затравленно, как и тогда во дворце. Казалось, уверенность покидала его каждый раз, когда он заговаривал о Рин, и каждая мысль о ней причиняла ему боль. Герцог пожал плечами и тихо согласился. Фрис облегченно кивнул, снова гордо расправил плечи и встряхнул черными кудрями. Но этот жест выглядел так же неестественно, как снег летом.
— А теперь пойдем.
*~*
[1] Бриганы — лучеперые живородящие рыбы. Гиганты моря. Размеры от 13 до 20 метров. Окрас серый в черную полоску. Плавники способны выполнять роль крыльев для парения в воздушных потоках. Мощный хвост и обтекаемая форма тела позволяют бригану взять разгон до 260 км/ч. Примечателен цвет зубов: сапфирово-синий. Первое упоминание зафиксировано в корабельном журнале, датированным 859 годом от Раскола. Обитают в южных океанах, предпочитают теплые воды и тропические широты. Осенью мигрируют в умеренную широту, где рождается потомство. Весьма распространены. Естественные враги — бактерии, человек.