Глава 43

Утро застало меня разбитой, с тяжелой головой и трясущимися руками, но живой. Кален, бледный и молчаливый, настоял на том, чтобы осмотреть меня сам, его пальцы, холодные и точные, выискивали возможные травмы. От его прикосновений по коже бежали мурашки — теперь они несли не только память о вчерашнем ужасе, но и жгучее воспоминание о его ярости, о том, как он держал меня, словно боялся разжать руки.

— Ты уверена, что сможешь это выдержать? — спросил он тихо, когда я собиралась переодеться. Лукан уже был в камере предварительного заключения Ковена, но главная битва была еще впереди.

— Нет, — честно ответила я, застегивая платье. — Но я должна. После вчерашнего… я должна узнать, ради чего всё это было.

Особняк аль Морсов встретил нас гробовой тишиной. В просторном кабинете нотариуса, заставленном темным деревом, царила ледяная атмосфера. Алиана, сидевшая с гордо поднятой головой, при нашем появлении побледнела, ее взгляд, полный ненависти, метнулся от меня к Калену. Она уже знала о провале сына.

Нотариус, пожилой мужчина с бесстрастным лицом, начал церемонию оглашения. Голос его был ровным и безразличным. Он зачитывал мелкие легаты, отказы слугам, пожертвования… Алиана сидела неподвижно, но я видела, как белеют ее пальцы, вцепившиеся в подлокотники.

И вот настал главный момент. Нотариус откашлялся.


— «Что касается всего моего движимого и недвижимого имущества, титулов и фамильных регалий…»


Воздух в комнате застыл.

— «…я завещаю и передаю единственной дочери моей, Мариэлле, ныне вдове Труннодини, в полное и безраздельное владение».

Тишина взорвалась. Алиана вскочила с места.


— Это невозможно! Он не мог! Она… она отреклась от семьи!


— «Зная о пагубных наклонностях моего племянника, Лукана, — продолжил нотариус, перекрывая ее голос, — и подозревая его в причастности к темным делам, лишаю его какого-либо наследства и права носить фамилию аль Морсов».

Алиана издала звук, похожий на стон умирающего животного.

— «Сестре моей, Алиане, оставляю в пожизненное пользование загородное поместье в долине Серебряных Ручьев и ежегодное содержание, достаточное для безбедной жизни, при условии невмешательства в дела наследницы».

Нотариус опустил пергамент. В комнате повисла оглушительная тишина. Я стояла, не чувствуя под собой ног, пытаясь осознать произошедшее. Отец… он не просто простил меня. Он доверил мне всё. И он знал. Знал о Лукане.

Кален, стоявший рядом как мрачная тень, молча положил руку мне на локоть. Его прикосновение было твердым и уверенным, якорем в бушующем море шока.

Алиана медленно повернулась ко мне. Ее лицо было маской ненависти и отчаяния.


— Ты… ты всё подстроила… — прошипела она. — Это ты вскружила ему голову в последние годы…


— Нет, леди Алиана, — холодно парировал Кален, прежде чем я успела открыть рот. — Это ваш брат видел дальше и знал больше, чем вы. И он принял свое решение.

Он не стал говорить о Лукане, о вчерашнем покушении. Это было унизительным молчаливым приговором, который он ей вынес.

Нотариус вручил мне тяжелый свиток с печатями. Я держала в руках не просто бумагу. Я держала власть. Ответственность. И горькое знание того, что мой отец до конца пытался защитить меня, даже после своей смерти.

Мы вышли из особняка, оставив Алиану одну в опустевшем кабинете с ее крахом. На ступенях я остановилась, глядя на фамильный герб над входом. Теперь всё это было моим. И самым ценным в этом наследстве оказалось не богатство, а оправдание. Оправдание моего побега, моей жизни, моей борьбы.

Кален стоял рядом, его плечо почти касалось моего.


— Что теперь будешь делать? — спросил он тихо.


Я посмотрела на него, на его усталое, но спокойное лицо. В его глазах не было ни алчности, ни расчета. Было лишь понимание

Загрузка...