Дочь клана

19

Когда Дар поднялась по берегу от реки, ее уже ждал Зна-ят. Он протянул Дар ее старую одежду. Дар поняла намек.

— Почему мне не стоит одеваться как подобает матери?

— У уркзиммути очень быстро разлетаются вести. У Кат-ма не только мудрый нос, она и во многом другом мудра.

— Кат-ма? — переспросила Дар, — ты говоришь о мутури Ковока?

— Хай. Когда она учует его атур, она захочет узнать, с какими матерями он был.

— Разве она не может просто спросить?

— Так не делают, — ответил Зна-ят, — она будет ждать, когда он скажет о своей велазуле. А пока он молчит, она будет пытаться догадаться.

— Понимаю, — сказала Дар, — я рада, что ты так хорошо знаешь Кат-ма, — она с отвращением взглянула на свою старую одежду, — так не хочется снова надевать это тряпье, — призналась она.

Переодевшись, Дар вышла следом со Зна-ятом по тропе, которая вела вниз вдоль течения речки. Приток вскоре впал в широкую реку, и они миновали несколько пустых рыбачьих стоянок. Они шли до заката и остановились на ночлег на одной из таких стоянок. Зна-ят предложил Дар сесть к нему на руки, но, похоже, испытал большое облегчение, когда она отказалась и улеглась спать на землю.

На следующий день Дар и Зна-ят набрели на поселение орков. Они задержались там, чтобы спросить дорогу, и Зна-ят объяснил оркам, что они с Дар уцелели в сражении.

— Этот вашавоки спас мне жизнь, — сказал он, указав на Дар, — теперь он спасается бегством вместе со мной.

Орки с любопытством воззрились на Дар.

— Уж слишком он маленький. Как он мог спасти тебя?

— Он маленький, но свирепый, — ответил Зна-ят.

— Ты его не боишься? — спросил один из орков.

— Тва. Он присмирел.

— Это точно? — спросил другой орк, поглядывая на кинжал Дар.

Зна-ят сделал жест, которым орки пользовались в ситуациях, когда человек пожал бы плечами.

— Ну… Настолько, насколько вашавоки может присмиреть.

На протяжении разговора Дар притворялась, будто не понимает оркской речи. Она не молчала, пока поселение не скрылось из виду. Тогда она засмеялась на оркский манер — зашипела.

— Значит, я свирепая, но смирная? А я-то думала, что уркзиммути не произносят слов, лишенных смысла.

— Твоя сила должна оставаться тайной, — сказал Зна-ят, — поэтому я говорил мало. Но в том, что я сказал, смысл был.

— Мне довелось убивать — значит, пожалуй, я и вправду жестока, — сказала Дар, — но мне не кажется, что я смирная.

Дар и Зна-ят шли, ни от кого не таясь, целых пять дней, и никто их не остановил. Когда они приблизились к долине, где обитал клан-ят, Дар достала уркзиммутскую одежду.

— Я мать — и такой войду в вашу палату.

Зна-ят поклонился ей.

— Иначе и быть не могло.

Долина клана Ят была извилистой, поэтому палата была умело спрятана. Сначала Дар увидела только луга, на которых паслись овцы и козы, да небольшие хижины, в которых на лето поселялись пастухи. Вскоре Зна-ят начал встречать на дороге родных. Всякий раз при встрече он останавливался и рассказывал о том, что с ним стряслось. Все поражались тому, что он возвратился живым, ибо сюда уже успели долететь вести о страшной битве. Не меньше орков изумляла и сама Дар, и то, что Зна-ят рассказывал о ней. Он всем говорил, что она — мать, которая спасла ему жизнь и уберегла от многих бед. Чем дальше, тем больше орков встречались на пути Дар и Зна-ята. Дар догадывалась, что весть об их приходе доберется до поселения намного раньше, чем они сами.

Наконец дорога повернула, и Дар увидела в конце долины невысокую гору, на склонах которой зеленели ступенчатые поля. На вершине возвышалась палата клана Ят. Даже издалека она выглядела большой, внушительной. Эта постройка напомнила Дар о Таратанке, а не о скромных жилищах Мут-па и Мут-гот.

— Это и есть ваша палата? — спросила она зачарованно.

— Хай. Там жила королева, — сказал Зна-ят, — настанет день, когда она снова будет жить там.

Дар не знала, как по-оркски сказать «дворец», но эта палата показалась ей настоящим дворцом. По мере того как они со Зна-ятом приближались к палате, это впечатление только усиливалось. От подножия горы дорога вилась между ступенчатых полей до самой вершины, целиком занятой величественным каменным зданием. Казалось, палата сама выросла здесь. Ее сводчатые крыши напоминали очертаниями древние выветренные скалы. Как и Таратанк, палата не была обнесена укреплениями на случай войны. Это был дом, но дом размером с небольшой городок, и при этом он не представлял собой крепость. Дар была и озадачена, и зачарована видом арочных окон, отражающих свет солнца.

— Почему окна так сверкают? — спросила она.

— В них вставлен песчаный лед, — ответил Зна-ят, — поэтому в комнатах светло, но тепло. Тебе там понравится, Даргу.

Даргу кивнула, хотя на самом деле она в этом сомневалась. Прожив жизнь в хижине, где была всего одна комната, она подозревала, что будет чувствовать себя неловко в такой огромной палате. Она шла по дороге, и страх все сильнее овладевал ею. Наконец они поравнялись с арочным входом в палату. Проем закрывали большие двустворчатые двери, подвешенные на красивых резных петлях. Увидев Дар и Зна-ят, двое сыновей — без доспехов, не вооруженные — открыли двери. На пороге стояла молодая мать. Она обратилась к Зна-яту по-оркски:

— Брат! Я думала, что никогда не увижу тебя вновь!

— Я здесь благодаря этой матери, — ответил Зна-ят и поклонился Дар.

— Наша мутури хочет приветствовать этого вашавоки, — сказала сестра Зна-ята, — веди его… Веди ее в нашу ханмути.

Дар ничего не сказала. Она пошла за Зна-ятом и его сестрой подлинному коридору. В него проникая свет через окна в потолке, в которые был вставлен песчаный лед. Коридор извивался, будто змея. Дар догадалась, что каждый изгиб служит наружной стеной какой-то из ханмути. Ханмути мутури Зна-ята оказалась четвертой от входа в палату. Каменная арка, за которой находилась ханмути, была украшена резьбой в виде деревьев со сплетающимися ветвями. Но как ни красива была эта резьба, она не могла сравниться с той, которую Дар видела в Таратанке.

За аркой начинался короткий коридор, а за ним находилась круглая комната с очагом в середине и медным дымоходом, поднимающимся к потолку. Наружная стена комнаты была изрезана арками. Большинство из них служили входами в соседние комнаты, но три арки представляли собой окна, в которые был вставлен песчаный лед. Окна так поразили Дар, что она не сразу заметила мать, сидящую на резном деревянном табурете, а заметила только тогда, когда та заговорила.

— Приветствую тебя, — проговорила мать на языке людей, — меня зовут Зор-ят. Зна-ят — мой сын.

Дар поклонилась.

— Мер нав Даргу, — сказала она, — мер пахав Памути. («Меня зовут Даргу. Я говорю по-оркски».)

— Ты говоришь хорошо, — сказала Зор-ят по-оркски и добавила на том же языке: — Я слышала, что ты спасла моего сына.

— Хай. Думаю, такова была воля Мут ла.

— Наверное да, — сказала Зор-ят, — однако это было твое деяние, — она поклонилась Дар, — для тебя всегда найдется место здесь.

Дар поклонилась низко — ниже, чем Зор-ят поклонилась ей.

— Шашав, Мать.

Зор-ят кивком указала на сестру Зна-ята.

— Это Нир-ят, она еще не благословлена. Она устроит тебя в палате.

То, что старшая мутури представила Дар свою дочь, по всей видимости, было знаком для той увести Дар из ханмути, и Дар пошла за Нир-ят. Сестра Зна-ята вывела ее из ханмути через одну из арочных дверей и провела по длинному коридору в небольшую пустую комнату. В комнате имелось одно окно, похожее на окна в ханмути, но поменьше.

— Мы будем делить с тобой эту комнату, — сказала Нир-ят.

Дар показалось, что сестра Зна-ята не очень этому рада.

— Тут так красиво, — сказала Дар, стараясь вести себя как можно более приветливо. Комната находилась далеко от очага, и здесь было прохладно, несмотря на струящийся в окно солнечный свет. У Дар возникло искушение прикрыть грудь одной из двух накидок. Но Нир-ят грудь не прикрывала, и Дар удержалась. Она продолжала хвалить комнату, — я никогда не видела такого пола, — сказала она, указывая на украшавшую каменный пол мозаику, с помощью которой здесь были обозначены «Объятия Мут ла», — словно ступаешь по цветам.

Дар подошла к окну, чтобы лучше его рассмотреть, и тут в комнату вошли двое сыновей. Один из них держал под мышкой деревянный сундук. Второй принес свернутый в рулон коврик и железный куб с дырчатыми стенками, металлическими ножками и деревянной ручкой наверху. Внутри куба краснели горячие угли. Дар догадалась, что это приспособление предназначено для обогрева комнаты.

— Мутури говорит, что вашавоки спят лежа, — сказала Нир-ят, — она велела изготовить для тебя то, что называется «постель». Я приду к ночи.

— Твоя мутури мудра и щедра, — сказала Дар.

— Быть может, теперь ты желаешь выкупаться?

Дар едва удержалась от улыбки. Намек Нир-ят был более чем прозрачен.

«Бедняжка, — подумала Дар, — ей предстоит спать в одной комнате с вонючей вашавоки».

— Хай. Мне бы очень этого хотелось.

Пока Дар купалась, Зор-ят вела разговор с сыном.

— Ты ушел, чтобы убивать вашавоки, — сказала она, — а теперь привел вашавоки в нашу палату. Почему?

Зна-ят был высокого роста, но под ее взглядом, полным упрека, он чувствовал себя маленьким.

— Она здесь по воле Мут ла.

— По воле Мут ла! Что ты можешь знать о таких делах!

— Дважды я пытался убить Даргу. Однажды я столкнул ее в реку и стал смотреть, как она тонет. Но дерево вытащило ее из воды.

— Не всякое дерево — Мут ла.

— Я тоже так подумал, — ответил Зна-ят, — поэтому вновь пытался убить ее. Но Даргу провидела мою гибель и не дала этому случиться. Она убила нескольких вашавоки, чтобы я мог остаться в живых.

— Он убил своих сородичей?

— Она, мутури. Мутури, прошу тебя, не говори про Даргу «он». Она укусила мою шею.

— Почему ты мне раньше не сказал об этом?

— Потому что я могу служить и ей, и тебе. Она нам не враг.

— Неужели ты ничего не узнал о вашавоки?

— Даргу другая. Мут ла посылает ей видения. Я думаю, Даргу была послана, чтобы помочь нам. Она уже успела провести сыновей через многие опасности и рисковала жизнью ради нас. И еще она говорила с Веласа-па и входила во тьму, чтобы принести весть для Мут-па.

При упоминании о Веласа-па Зор-ят изумленно раскрыла глаза, но успела быстро совладать с собой, не дав сыну заметить ее изумление.

— То что она принесла вести для Мут-па, ничего не значит. Тот клан потерян, таким он и останется.

— Из-за Даргу они стали жить по-новому, — возразил Зна-ят, — разве это не знак того, что Мут ла руководит Даргу?

— Ты говоришь о вещах, в которых ничего не понимаешь. Лучше молчи, чтобы от твоих глупых россказней не случилось беды.

Зна-ят покорно склонил голову.

— Все, о чем ты говоришь, удивляет меня, — призналась Зор-ят, задумалась и только потом сказала сыну о своем решении, — возможно, ты повел себя мудро. Эта вашавоки укусила твою шею, поэтому я готова почтить твое поклонение ей. Но я пока не знаю, какой чести достойна эта Даргу. Быть может, и никакой.

— Она достойна большой чести, — сказал Зна-ят.

Зор-ят растянула губы в улыбке.

— Ты стал дерзок, защищая ее, — сказала она и одарила сына понимающим взглядом, — ты уже что-то от меня скрываешь.

Зна-ят отвел глаза.

— Скоро я познакомлю Даргу с моей сестрой, — сказала Зор-ят, — потом мы решим судьбу этой вашавоки.

Понимая, что сделал для Дар все, что только мог, Зна-ят поклонился своей мутури и вышел из ханмути.