Дочь друидов

Глава пятнадцатая

Конь, подаренный друидами, весело бежал вперед. Дертоса и Конан ехали в повозке, груженной также всякими припасами, а Туризинд предпочел путешествовать верхом на своей рыжей лошадке.

По мере того, как они углублялись в лес, дорога все больше шла в гору; почва под ногами становилась каменистой, но сам лес, как это нищ странно, не делался редким. Напротив, чаща, окружавшая путников, выглядела непроходимой. И деревья теснились друг к другу, сплетались ветвями, а любое свободное пространство между ними заросло пышным кустарником.

Трое путешественников приближались к Рабирийским горам. Дарантазии был уже близко.

Дертоса, все это время помалкивавшая, вдруг начала напевать. Это оказалось полной неожиданностью для Туризинда. Он подъехал ближе к повозке и прислушался. Голос девушки, звонкий и чистый, окреп, зазвучал увереннее.

Баллада, в противоположность всему происходящему, была веселой: о девушке и юноше, что отправились вместе на охоту, но вместо того, чтобы ловить оленя, гонялись друг за другом.

Когда песня закончилась, Туризинд наклонился к повозке.

– Я и не знал, что у тебя такие таланты, – проговорил он.

Дертоса глянула на него без улыбки.

– Странно, что не догадался. Я ведь выросла среди друидов, а музыка – часть их природной магии.

– Ты права, – признал Туризинд, – я должен был сообразить. Но столько всего произошло…

Она покачала головой.

– Тебе это не пришло на ум только потому, что я не принадлежу к их народу по крови… И более того: даже не человек. Ты думаешь, я не замечаю? С тех пор, как ты узнал, кто я такая, ты сторонишься меня.

– Вовсе нет, – пробормотал он, немного смущенный.

– Это так, – настойчиво повторила она. – Впрочем, не могу тебя винить. Я ведь и сама не лучшего о себе мнения, знаешь ли…

– Ничего подобного нет! – внезапно обретя решимость, заявил Туризинд. – Твое пение удивило меня лишь потому, что красивые голоса вообще редкость.

Дертоса сухо сказала:

– Благодарю.

И отвернулась, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать разговор. Туризинд отъехал в сторону.

Дертосе стоило усилий не проводить его взглядом. Девушка никогда прежде не испытывала таких чувств. Она не хотела признаваться себе в этом, но Туризинд странно волновал ее. Когда его не было рядом, она представляла себе, как он стоит, прислонившись плечом к дереву, как его фигура вдруг появляется из полумрака, как он подходит к костру уверенным шагом и быстро усаживается на землю. Его манера поворачивать голову на малейший звук, который кажется подозрительным, или улыбаться неожиданной, почти детской улыбкой в ответ на доброе слово.

«Добрый». Это определение оказалось Дертосе неуместным. Человеку, с которым столкнула ее судьба, оно никак не подходило. Он наемный убийца – таково его последнее занятие; а прежде был солдатом, и еще раньше – профессиональным фехтовальщиком и бродягой. Неожиданно в памяти Дертосы появилось лицо ее самого первого друга – Эндоваары.

«Ты влюблена, – казалось, говорил он, и бездонные глаза друида были печальны, – это очень опасное состояние, Дертоса… Очень опасное…»

«Я не могу быть влюблена! – яростно возражала она, сама не зная, к кому обращается: к Эндовааре ли, вызванному ее мыслями, или к себе самой. – Это исключено. Мое сердце холодно, как лед. И уж всяко не грязному наемнику оно может принадлежать… К тому же для него моя любовь была бы просто очередным ничего не значащим приключением. Такие, как он, не в состоянии любить женщину и уж тем более, куда ему оценить ее чувства. Немыслимо. Случайная подруга, кто-то, кто согреет темной ночью, кто-то, кто поможет удовлетворить желание, снедающее мужчин время от времени… С той же мерой благодарности он отнесся бы к старому плащу, который укрыл его во время дождя, или к позднему яблоку, утолившему его голод…»

Но в самой потаенной глубине души Дертоса надеялась на то, что она ошибается.

В свое пение она вложила немножко магии. Самую малость – просто чтобы привлечь Туризинда. И он, кажется, действительно был поражен…

Дертоса молча улыбалась, пока Конан вдруг не хватил ее кулаком в плечо. Девушка тихо вскрикнула, улыбка ее погасла, радость испарилась в одно мгновение.

– Ты что это делаешь, шлюха? – прошипел Конан. – Думаешь, я не замечу?

– Что я делаю? – переспросила она, потирая ушибленное плечо. – Зачем ты меня ударил?

– Чтобы ты пришла в себя. Кто тебе позволил применять здесь магию?

– Я не… – начала было оправдываться она, но жгучая боль охватила все ее тело.

Все пять ожогов, невидимых на коже, вдруг запылали. Дертоса не знала, замечает ли Конан тонкие белые лучи, что исходили из ее тела и пронзали шкуру дикого быка, натянутую на каркас повозки вместо крыши. Сама девушка видела эти лучи-копья совершенно отчетливо.

– Что ты хотела сказать? – Конан навис над нею, его глаза дико блестели в полумраке. – Договаривай.

– Я хотела сказать, что не… применяла магии… – с трудом выговорила Дертоса. – Но это…; не так. Я немножко…

Она закатила глаза и потеряла сознание. Конан быстро ощупал ее лоб, пригладил вспотевшие волосы, запустил руку ей за ворот и коснулся того места, где, как он знал, должен был остаться ожог.

Кожа девушки была прохладной… и тут пальцы Конан обожгло пламенем. Он поскорее отдернул руку.

– Так и есть, – прошептал он, – так и есть. Она больше не сможет лгать. По крайней мере, нам. С одной стороны, это неплохо: мы наконец услышим от нее правду. С другой…

Он нахмурился. Магия друидов, как и всякая другая, была палкой о двух концах, всегда готовой ударить не только врага, но и союзника. Если Дертоса не сможет лгать, неприятелю, даже не придется применять к ней пытки, чтобы узнать о намерениях маленького отряда.

Конан от всей души надеялся, что до такого не дойдет.

Туризинда не оставляло ощущение, что за ними кто-то следит. Инстинкт, помогавший наемнику выжить в прошлом, сейчас обострился. Он постоянно чувствовал на себе взгляд со стороны.

Он не стал делиться этим со своими спутниками. Конан наверняка высмеет его. Скажет, что даже солдаты бывают подвержены страхам и маниям. А Дертоса, того и гляди, сама заразится его подозрительностью.

Когда путники останавливались для того, чтобы развести костер и устроиться на ночлег, Туризинд обошел их будущий лагерь кругом, внимательно вглядываясь в темноту и прислушиваясь к любому шороху.

Конан занимался устройством лагеря и с легкой насмешкой поглядывал на настороженного Туризинда, который «корчил из себя бдительного капитана», по мнению варвара. Кто здесь станет выслеживать путников? В этой глуши никого нет. А если бы был – Конан своим варварским чутьем непременно бы почувствовал присутствие чужаков.

Киммериец даже не стал требовать от Дертосы, чтобы она ему помогала. Обессиленная пережитым, девушка заснула прямо в телеге. Когда костер уже горел и ужин был приготовлен, Конан вытащил Дертосу на руках из телеги и устроил на земле.

Она сонно моргала, глядя на огонь. Конан сунул ей кусок вяленой оленины, завернутой в лепешку.

– Ты должна подкрепиться.

Не возражая, она принялась жевать. Лицо ее было на удивление задумчивым. Неожиданно она спросила:

– Ты давно знаешь Туризинда?

Вопрос застал Конана врасплох. Он бросил на девушку быстрый взгляд и тотчас отвернулся. Долго молчал. И наконец, ответил:

– Наверное, да. Давно. Очень давно…

Он не стал уточнять, что знает не самого Туризинда, но очень похожих на него людей. Это было, с точки зрения Конана, совершенно несущественно. Его интересовало сейчас нечто иное. Ему хотелось выяснить, насколько глубоки чувства Дертосы. Возможно, это пригодится, когда они прибудут в Дарантазии и настанет время действовать.

Но Дертоса ни о чем не подозревала. Она простодушно продолжала разговор. Девушка шевельнулась, придвинулась ближе к Конану.

– Какой он, этот Туризинд? Расскажи мне…

– Ничего в нем нет особо хорошего, – отрезал Конан и посмотрел на нее испытующе: – Ты никак влюбилась? Смотри, Дертоса, это опасное состояние…

Он говорил почти совершенно так же, как Эндоваара. Хотя трудно было бы отыскать более разных людей, чем Эндоваара и Конан. Дертоса отвела глаза, не в силах выдерживать взгляд варвара:

– Нет… наверное…

– Не увлекайся им, – посоветовал Конан. – Все, что я знаю о Туризинде и о таких, как он, говорит о нем не лучшим образом. Большую часть жизни он зарабатывал свой хлеб, убивая других, а это как-нибудь его да характеризует.

Дертоса вздохнула и вдруг насторожилась.

– А тебе не кажется, что за нами следят?

Ночь прошла спокойно, несмотря на все тревоги Туризинда и Дертосы. Конан готов был уже счесть обоих своих спутников сумасшедшими, которые свихнулись, везде и повсюду выискивая тайных врагов. Однако утром, готовя повозку, Конан обратил внимание на одну деталь, которая прежде ускользала от его взгляда.

У конька, подаренного друидами, оказались очень странные копыта: они были слегка раздвоены, и их отпечатки напоминали по форме сердечко.

– Только этого не хватало! – пробормотал Конан. – Меченое животное! Да по таким следам нас даже полуслепая бабка отыщет, если ей этого захочется… Следят, говорите вы? Да уж, кто-то за нами точно следит… И вот теперь важный вопрос: как нам быть? Зарезать это меченое животное, отпустить его на все четыре стороны или не обращать внимания на его странности? Может быть, имеет смысл выследить того, кто шпионит за нами?

Туризинд подошел к Конану. У наемника было, как ни странно, очень хорошее настроение Конан еще не видел его таким веселым. Это обстоятельство отразилось на Конане зеркальным образом: он нахмурился и помрачнел.

– Могу я узнать причину твоего ликования? – осведомился Конан сухо.

– Какого еще ликования? – Туризинд пожал плечами. – Светит солнце, я свободен, у меня есть оружие, припасы и пара подчиненных… Чем не начало для отряда наемников? Пора завоевать весь мир, не находишь?

– Не знаю, какое из двух твоих качеств раздражает меня больше: твоя непроходимая глупость или твоя младенческая непредсказуемость, – проворчал Конан. – Впрочем, у меня есть отменное средство сбить с тебя глянец. Наклонись.

– Хочешь дать мне пинка? Старая шутка, – сказал Туризинд, посмеиваясь.

– Я не шучу. Наклонись и взгляни вот сюда. – Конан указал на копыто конька.

Животное весело косило глазом и тоже, казалось, пребывало в отличнейшем расположении духа. Туризинд наклонился, взял животное за ногу.

– Копыто, – подсказал Конан.

Конек махнул хвостом, мазанув Конана по щеке.

– Странная форма копыт, – проговорил Туризинд, отпуская животное и рассеянно лаская его густую челку. – Ну и что?

– Да то, что друиды нарочно дали нам такую тварь, чтобы легче было идти по следу, – сказал Конан. – Да и любой другой следопыт, окажись он в этих краях, удивился бы, завидев подобный отпечаток. Так что мы поневоле привлекаем к себе внимание.

– Предлагаю вести себя, как ни в чем не бывало. – И Туризинд, насвистывая, отошел в сторону седлать свою рыжую.

Как ни надеялся Конан, Туризинд не утратил ни толики своей веселости. Очевидно, скачки настроения у бывшего наемника никак не были связаны с внешними обстоятельствами: признак замкнутой на себе личности. Следует запомнить.

И вновь стучали копыта по каменистой дороге, и бежали мимо путников темные стволы деревьев, густо оплетенные плющом и окруженные кустарниками. Туризинд чувствовал себя заложником дороги: казалось невозможным свернуть с нее в сторону: лес стоял вокруг сплошной стеной, не позволяя сделать ни шага в произвольном направлении.

– Идеальное место для засады, – сквозь зубы бормотал Конан. – Если бы я хотел остановить нас, я отправил бы отряд куда-нибудь сюда.

– Насколько я понимаю, эти заросли существуют не только для нас, – высказался Туризинд с очевидной беспечностью.

Фраза прозвучала, по меньшей мере, странно.

Конан высунулся из повозки больше чем наполовину, повернул лицо в сторону всадника. Тот весело щурился на солнце.

– Что ты имеешь в виду, Туризинд?

– Только то, что здесь такая густая чащоба, что не только мы, но и любой другой в ней увязнет…

И, словно желая опровергнуть столь решительное утверждение, из леса вылетела стрела. Она вонзилась в землю прямо перед всадником. Умная рыжая лошадь отступила на шаг и остановилась. Туризинд быстро повернул голову в ту сторону, откуда прилетела стрела.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он, возвысив голос, крикнул:

– Кто вы? Выходите! Мы не враги! Давайте поговорим!

Чаща откликнулась десятком голосов: какие-то люди смеялись и переговаривались. Впечатление создавалось жуткое: путникам казалось, что они окружены со всех сторон какими-то невидимками. И, что было еще хуже, – вооруженными невидимками. Еще одна стрела прилетела из леса и воткнулась в землю позади повозки. Эти две стрелы как будто обозначили границы, в которых дозволялось существовать чужакам; любая попытка выйти за пределы этой границы будет караться смертью.

Конан вылез из повозки, наказав Дертосе сидеть внутри и не высовываться. Девушка и сама знала, как поступить. Она легла на дно повозки и замерла: если полетят стрелы, меньше вероятности, что ее заденут.

– Покажитесь! – повторил Туризинд, вертясь на лошади.

И тут, словно по мановению волшебного жезла, между деревьями показались люди. Их было около десятка: одетые как охотники, в туники и штаны из выделанной кожи, и вооруженные луками и кинжалами. У одного из них был меч в потертых ножнах. Несомненно, они не имели никакого отношения к друидам. То были люди, чистокровные люди, без примеси иной крови. Их предводитель, высокий и стройный человек лет сорока, с длинными черными волосами, которые уже тронула седина, спокойно рассматривал путников, переводя взгляд с Туризинда на Конана и обратно.

Неожиданно он ошеломил Туризинда вопросом:

– Вы братья?

– Что? – Туризинд даже покачнулся в седле. – Братья?

Человек пожал плечами.

– Прости, если обидел тебя. В первую минуту мне так показалось…

– По-твоему, родство со мной кто-то может счесть для себя оскорбительным? – вмешался Конан.

Туризинд увидел, что его спутник совершенно пришел в себя и не испытывает ни страха перед незнакомцами, ни смущения. Предводитель чужаков рассмеялся:

– Хороший вопрос! Мой ответ – нет. Быть твоим родственником – так же почетно и так же обременительно, как и иметь родней любого другого достойного человека.

– Могу я спросить, кто вы? – вмешался Туризинд.

Незнакомец тряхнул волосами и спокойно посмотрел прямо в лицо Туризинда. Наемник отметил, что тот, хоть и стоял на дороге перед всадником, держался чрезвычайно уверенно. Обычно пеший против всадника чувствует себя напряженно, так что манеры незнакомца кое-что сообщили о нем Туризинду еще прежде, чем тот назвал свое имя.

– Меня зовут Гайон, – сказал человек с мечом в потертых ножнах. – Я – законный граф Дарантазия. Если судьба будет милостива, я свергну бастарда, который правит моими землями… А теперь назовитесь вы. У вас странный конь, вы знаете это?

Лагерь графа-изгнанника находился в самой чаще леса. Туризинд поразился ходам, которые проложили в непроходимой чащобе люди Гайона. Это были настоящие муравьиные лабиринты, ориентироваться здесь умели только те, кто обитал в этом лесу уже многие годы.

Запутанные ходы, петлявшие среди колючих ветвей и толстых, смыкающихся между собой стволов, вели на большую поляну. Здесь, как показалось Туризинду, был устроен настоящий дворец под открытым небом, только вместо стен служили стволы, вместо гобеленов – свисающие с мощных ветвей густые «бороды» лишайника, а вместо ковров – многолетние слои опавшей листвы и хвои.

В центре поляны стоял большой шатер, где, видимо, и жили граф-изгнанник и его люди. Обиталище Гайона имело вид боевого лагеря. Сколько ни оглядывался Туризинд, нигде он не замечал следов присутствия женщин. Это без лишних слов свидетельствовало о серьезности намерений графа. Он боялся обременять себя сердечными привязанностями и воспрещал своим соратникам делать это.

Конан вел конька в поводу, повозка покачивалась у него за спиной. Дертоса молчала, как будто ее и не существовало. Когда девушка очутилась в лагере, где не было ни одной женщины, она испугалась. Как поведут себя эти суровые мужчины, увидев после долгого перерыва девушку, да еще так близко? Не потребуют ли они ее для себя? Она забилась в угол повозки и сидела неподвижно, боясь пошевелиться. К счастью, ни граф, ни его соратники, кажется, до сих пор не заметили присутствия Дертосы.

Гайон указал своим гостям на место возле костра.

– В шатре мы скрываемся только на время непогоды, – пояснил он. – Большую часть времени проводим на открытом воздухе.

Конан непринужденно расположился возле огня, взял кусок мяса, который ему предложили, и с удовольствием впился в него зубами. Туризинд ни в чем не отставал от своего товарища.

Когда Конан счел, что провел у костра за трапезой достаточно времени, чтобы можно было перейти к разговорам, он бесцеремонно спросил:

– Не могли бы вы пояснить, что означает – «законный граф Дарантазия»?

Гайон помрачнел и метнул в своего гостя такой суровый взгляд, что человек более впечатлительный, нежели Конан, наверняка бы подавился собственной дерзостью. Но киммериец и бровью не повел.

– Могу я, в свою очередь, узнать, кто вы такие?

– Мое имя Конан, – сказал варвар с таким видом, словно этого должно быть достаточно.

Граф-изгнанник перевел взгляд на Туризинда.

– А ты?

– О, – отозвался Туризинд спокойно, – я наемник, бывший солдат, а в последнее время беглый преступник. Впрочем, это не мешает мне быть неплохим парнем… для друзей, разумеется.

– Теперь ваш облик мне совершенно ясен, – заверил его Гайон чуть высокомерно.

– Стало быть, для вас не тайна, что мы безмерно далеки от политики и почти ничего не знаем о Дарантазии… – промолвил Конан, как бы между делом.

Гайон кивнул, и двое его ближайших соратника, повинуясь этому безмолвному приказу, спрятали в ножны кинжалы.

– Я объясню вам, коль скоро сам зазвал вас в гости. Некогда Дарантазием правил граф Теодрат. От первой жены у него было двое сыновей; затем, когда Теодрат попал в полное рабство к магам из Рабирийских гор, жена его таинственным образом умерла, и он взял себе в супруги дочь мага. Старший сын от первого брака поднял мятеж и был убит; второй – бежал. Дарантазием правит Кондатэ, отпрыск магини, которая превратилась в змею, едва только дала наследнику жизнь.

– Следовательно, вы не признаете законным второй брак своего отца? – спросил Конан прямо.

И Гайон дал такой же прямой ответ:

– Разумеется, нет. Он позволил магам убить нашу мать и даже не задумался над тем, почему она умерла. Никто ведь так и не понял, отчего она скончалась: ее просто обнаружили мертвой, вот и все… Он довел своих подданных до отчаяния, и мой брат увидел свой долг в том, чтобы возглавить мятеж. Он хотел лишить власти обезумевшего отца. За это маги сожгли его живьем. Я был тогда еще ребенком, но видел все своими глазами…

Гайон помолчал, глядя в огонь, как будто надеясь разглядеть там лицо своего давно погибшего брата. Затем заговорил вновь:

– Мой брат был старше меня почти на пятнадцать лет. Он был очень красив, хотя, я думаю, не слишком умен… Впрочем, одним качеством он обладал в избытке. Он был невероятно благороден. Таких благородных людей я больше не встречал никогда. Сейчас я думаю: он понимал, что восстание обречено на поражение. И все равно он считал для себя невозможным отсиживаться в стороне, пока люди графства льют кровь попытке избавиться от ненавистной власти магов. Он рассчитал все верно, мой брат. Убив его законного наследника, маги не стали карать остальных мятежников. Они довольствовались одной этой жертвой. Говорят, во время беспорядков в Дарантазии погибло человек десять, не больше. Если бы мой брат не пал первым, то погибни было бы в десятки, сотни раз больше…

Гайон опять замолчал. Конан не торопил его, не задавал вопросов. Граф-изгнанник держался как человек, у которого очень много времени: Он жил неспешно и, видимо, давно уже принял решение принять свою судьбу, какой бы та ни оказалась. Если ему суждено провести всю жизнь в лесах, скрываясь, – значит, так тому и быть. Но если ему подвернется, хотя бы малейшая возможность свергнуть Кондатэ и заявить о своих правах на графскую корону Дарантазия, он своего шанса не упустит.

Наконец Гайон вновь нарушил молчание:

– Со мной – те из моих подданных, кто не принимает жизни в графстве, опутанном сетями черной магии. Проклятье, с некоторого времени сказать о себе: «Я из Дарантазия» – все равно, что сказать: «Я из преисподней», «Я – потомок уроженцев Ахерона» или: «Я – стигиец»… Но среди жителей графства есть ведь и такие, кому вся эта магия пришлась крепко не по душе.

Гайон глянул в сторону своих соратников. Туризинд сразу узнал этот взгляд: бывало, и сам он, капитан наемников, посматривал с таким же выражением лица на своих людей, на тех, с кем завтра ему идти в смертельный бой.

– Стало быть, нам повезло, – задумчиво произнес Туризинд. – Мы как раз направлялись в Дарантазии, поскольку у нас там… э… важное дело.

Конан встретился с ним глазами и еле заметно покачал головой. Если Гайон и заметил этот безмолвный приказ молчать, то никак не подал виду, что понял происходящее между двумя товарищами. Вместо этого Гайон неожиданно спросил:

– А кто прячется у вас в повозке?

– Никто, – пробормотал Туризинд.

Гайон улыбнулся и сделал знак. Повинуясь жесту своего графа, трое молодых людей быстро поднялись с земли и подошли к повозке. Один поднял полог и заглянул внутрь.

– Выходи, – проговорил он, посмеиваясь. – Выходи же, с тобой ничего дурного не случится.

Он протянул руки и вытащил упиравшуюся Дертосу. Граф посмотрел на девушку бесстрастно, как будто ему показывали некий неодушевленный предмет весьма сомнительных достоинств, но другие собравшиеся у костра были менее сдержанны: по рядам вооруженных людей пронесся вздох восхищения.

Туризинд также не мог не признать, что Дертоса была сейчас очень хороша: маленькая, изящная, с пышными распущенными волосами, она казалась совершенным существом.

«Если сказать им, что она – из болотного племени, они, наверное, перестанут так восторгаться ею, – подумал Туризинд почти ревниво. – Впрочем, кажется, их это не остановит. Они ненавидят только магов, но на магиню она совершенно не похожа…»

– Разделите наш вечер, дама, – вежливо обратился к ней Гайон. – Судя по вашей одежде, вы приходитесь родней нашим соседям друидам?

Она молча кивнула и уселась между Туризиндом и Конаном. Тот сунул ей кусок мяса, не доеденный им самим (хлеба у лесных жителей не водилось, зато мяса – в избытке, и поглощали они его огромными кусками). Голова у девушки закружилась – Дертоса была очень голодна. Она схватила мясо и жадно принялась поглощать его. Гайон посматривал на нее искоса и чуть посмеивался, словно наблюдал за ребенком и был весьма доволен его хорошим поведением и здоровым аппетитом.