Добытчик

Глава 15

— Всё, парни, время вышло, милости прошу на выход.

Охранявший карантинное помещение пожилой прапорщик полиции небрежным движением закинул за спину, чтоб не мешала, «ксюху» и загремел ключами. Решетчатая дверь распахнулась, выпуская нас с Максимом на волю.

— На свободу — с чистой совестью! — наставительно воздев к потолку указательный палец, провозгласил я голосом, серьёзным и торжественным, словно у диктора советского центрального телевидения.

— Иди уже, хохмач, — пропускает меня охранник. — Там тебя заждались.

Ну, да, и я даже знаю, кто именно. Я же, едва поздоровавшись с охранявшими КПП на въезде в Кронштадт военными моряками, сходу попросил их оповестить Николая Николаевича. Мол, Селезнёв вернулся и просил передать, что привёз всё, что обещал. Оказалось, что Док в здешних местах личность вполне известная и проблем с поисками не будет.

А потом нас загнали на три часа в карантин. Уж не знаю, почему именно на три часа, это нужно будет спросить… Знать бы ещё — у кого. Ну, вообще-то в теории — понятно, у того, кто такой порядок выдумал. Ну, на крайний случай — можно попробовать у Дока поинтересоваться. Забавно будет, если вдруг окажется, что это один и тот же человек. Впрочем — вряд ли. Чем Питер знаменит, кроме «белых ночей», «Авроры» и Медного Всадника? Военно-медицинской академией имени Кирова. И, рискну предположить, что не все они сгинули в тот злополучный вечер… И те, кто выжил, я уверен, сейчас явно не сидят без дела. Вспомнить хотя бы разговор двух сержантов в шашлычной… Понятное дело, что пьяный трёп, но, как известно, дыма без огня не бывает.

Сразу уехать у нас не получилось. Это на меня электронную «учётную карточку» завели ещё на «Балтике», а вот Максим — человек новый, в системе учёта выживших здешней — не отмеченный. Словом, как бы ни метал, подобно Зевсу, громы и молнии Николай Николаевич, Макса у нас здешние «молчи-молчи» увели, почти как кобылу из стойла. С чего я взял, что это именно «особисты»? Ой, я вас умоляю! Уж на кого-кого, а на контрразведчиков я ещё во время армейской службы нагляделся — ни с кем не спутаю. Правда, перед Доком они вежливо извинились и пообещали вернуть «клиента» как можно быстрее. Уважают тут его, как я погляжу. Но даже из уважения исключений делать не стали. «Порядок — прежде всего».

Потом Николай Николаевич, сидя на пассажирском месте, притиснутый широким плечом Максима к двери, показывал мне дорогу. Кронштадт, конечно, городок небольшой, но, не зная дороги, я бы всё равно никуда не доехал. Разгрузили мы «Соболя» практически мгновенно, хоть и устали за день страшно, и физически, и морально. Но Док по дороге пообещал сытный ужин, горячий чай и чистое постельное белье на койках. Вы не представляете, как это придало сил, особенно Максу, который больше недели спал на кафельном полу продовольственного склада, подложив под себя распоротые картонные коробки и питался исключительно разогретыми на таблетках сухого горючего «консервами мясо-растительными» из армейских сухпайков. Он, бедняга, пахал на разгрузке, словно в него дух самого Алексея Стаханова вселился.

А потом мы сидели за столом, накрытом скатертью, и… нет, это нельзя обозвать простым словом «ели»… Мы — вкушали. На первое шёл грибной суп с шампиньонами, в бульоне, чистом и янтарном, плавали маленькие аккуратные кусочки картошки и морковная «стружка». Аромат стоял — я чуть слюной не подавился. На второе на стол выставили обжаренный кругляком в масле молодой картофель, причем, мне кажется, жарили на сливочном, а не растительном. К картошке шла солёная селёдка. Едва я хотел заикнуться, что к такой закуске остро необходимо… Но даже додумать не успел. Потому что Док выставил на стол графинчик с чем-то прозрачным и три стопки-лафитника. И будь я проклят, если в графине не водка! Док мои предположения полностью подтвердил.

— Без рюмки хорошей водочки только собачки обедают, — хитро улыбнулся он, разливая густую и тягучую с мороза ледяную жидкость по ёмкостям. — Ну, ваше здоровье, господа добытчики!

Мы тост поддержали, как Зощенко писал, «всеми фибрами».

Словом — великолепно посидели. Уж не знаю, кто у Дока в его будущем медцентре отвечает за готовку, но это явно Профессионал с заглавной буквы «П». И сервирован стол было едва ли не по ресторанным правилом. Как сказал Николай Николаевич — именно соблюдение традиций и норм поведения в любой ситуации отличает человека от животного. Пожалуй, готов с ним согласиться: оскотиниться — дело недолгое и нехитрое. Вот назад, из опустившегося бомжа в нормальные люди — да, эта дорога обычно долгая и трудная. Словом, сидели чинно и благородно. Даже мне не хотелось вытереть руки о скатерть или на пол высморкаться. Шутка! Не в том плане, что всё же хотелось, а в том, что я ничем подобным за столом никогда не занимался.

Разве что разговор застольный у нас немного в ситуацию не вписывался. Под такие «разносолы» положено, наверное, обсуждать итоги последнего Эпсомского Дерби*. Ну, или хотя бы осложнения политической обстановки в мире и усиление разногласий между Уругваем и Гондурасом… Но мы, вместо этого, по просьбе Дока, живописали наши приключения, сначала на базе «Бастиона», а потом и на складе. В вольном пересказе, к слову, всё выглядело не так уж жутко, как было на самом деле, местами — так и вовсе как забавное приключение.

*Эпсомское скаковое Дерби — один из призов английской «Золотой Короны». Проходит в городе Эпсом (Великобритания). В Дерби участвуют до 20 лучших скакунов не только из Англии, но и из других стран.

— К слову, Док, — компаньона я развлёк и решил всё же выяснить терзавший меня уже некоторое время вопрос. — Так что же там всё-таки с табло и цифрами? Когда к Кронштадту подъезжали, видел почти такое же, как и на КПП «Балтики». Только «цифирь» на нём слегка другая, но тоже, в пределах восьми «с копейками» тысяч. Что же эти цифры значат, в конце концов?

Странно, с удивлёнием смотрит на меня не только Николай Николаевич, но и Макс.

— Так и не прочёл до сих пор? — с осуждением в голосе спрашивает Док.

— Ты что, памятку не читал? — это уже Гуров.

И этот туда же! А он-то когда успел?

Оказалось — в карантине. Пока я дремал, утомлённый богатым на события днём, откинувшись на спинку не очень удобного, словно в советском кинотеатре, кресла, обитого дерматином, и прикрыв глаза,… Короче, Макс раздобыл где-то проклятую брошюрку, думаю, у прапора-охранника выклянчил, и сидел, изучал. Нет, понятное дело, он-то на продовольственном складе от безделья, наверное, на полгода вперёд выспался. А мне каково? С рассвета на ногах, сперва — цыгане с их дорожным разбоем, потом — «Бастион» со всей тамошней нервотрёпкой, и, вишенкой на торте, склады… Тут кто угодно утомится.

— Ну, ладно, ладно, признаю — виноват, — выставляю я перед собой ладони. — Ногами только сразу не бейте оба, а! Замотался, времени не было. Док, ну ладно вам! Что, неужели ответить сложно?

Доку было несложно. Он вообще оказался человеком чрезвычайно общительным и доброжелательным. Оказалось, что цифра — это точная численность населения, находящегося в настоящий момент конкретно в этом пункте. И учет этой численности — крайне жесткий. Потому что нельзя теперь в одном месте собираться группами больше десяти тысяч человек. Оказывается, пока на условной площади в два-три квадратных километра находится разом меньше десяти тысяч — всё нормально. Но при превышении этого количества тут же приходит беда. Граждане массово теряют разум и начинают жрать друг друга.

— Док, ты меня извини, конечно, но это же фигня какая-то. «ужастик» из восьмидесятых, причем — низкобюджетный, категории Б, так не бывает…

— Иногда, Серёжа, бывает так, что ни один условный Стивен Кинг не выдумал бы… «Есть многое на свете, друг Гораций, о чём не ведают в отделе эксгумаций…» Давайте-ка я вам, молодые люди, расскажу то, чего в памятке нет. Оно не то, что секретное, скорее — просто не для всех. Не всем оно сейчас нужно, не до того нынче людям. «Во многия знания — многия печали». Но вам обоим, думаю, будет интересно… У вас с биологией вообще как в школе было?

Я честно сознался, мол, «четверка» была, но больше за то, что на уроках не хулиганил и отношения с биологичкой были хорошие. У Макса всё куда лучше, он даже в биологический кружок в школе ходил.

— Хорошо, — Док ненадолго замолчал, явно собираясь с мыслями. — Как вы считаете, происходящее вокруг — что это вообще?

— Эпидемия, — ни секунды не колеблясь, ответил я.

— Скорее всего — искусственного происхождения, — добавил Максим. — Не было никогда в истории человечества таких «болячек». И если вдруг нарисовалась из ниоткуда, значит — кто-то посодействовал.

— Вы оба правы, — с немного рассеянным видом кивает Док. — Эпидемия. Инфекционное заболевание. Самое обидное, если верить ребятам из ВМА*, об этой дряни их загодя предупреждали. Но данные были слишком уж разрозненные, слишком по многим моментам не совпадала информация из разных источников, да и просто слишком фантастично оно звучало… Одним словом, было не очень понятно: кому именно верить и к чему конкретно готовиться. А вести приготовления к «чему-то этакому», не имея полной информации о том, с чем именно придётся столкнуться… Увы, как медик говорю: это трата ресурсов без малейших гарантий успеха.

*ВМА — Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова.

Мы с Максом сидим, молчим, прекрасно понимая, что торопить Дока не стоит, сейчас он сам перейдёт к главному.

— Ладно, — вздохнул Док. — Начать придётся малость издалека и вы, молодые люди, если меня вдруг уж очень сильно «в науку» заносить начнёт — притормаживайте.

Мы в унисон согласно киваем, не переживай мол, «добрый доктор Айболит», если понимать тебя перестанем — сообщим.

— Ну, тогда попробуем начать по порядку. Что такое цитоплазма — помните?

Я лишь руками развел. Слово — помню, значение его — хоть убейте. Зато, словно школьник на уроке, поднял руку Макс.

— Это основное содержимое живой клетки.

— Примерно так, — согласился с ним Николай Николаевич. — Цитоплазма — это как «внутренний суп» клетки. Представьте, что клетка — это маленький мешочек, а цитоплазма — это желеобразная жидкость, которая его заполняет. В ней плавают все важные части клетки, их называют органеллы…

Я уже потерялся, но слушаю внимательно и даже кое-что понимаю. Док — молодец, рассказывает пока что максимально упрощенно, как детям. Оборачиваюсь на Гурова. Максим согласно кивает в такт словам старого доктора, он явно понимает куда больше. А Док продолжает:

— Есть среди органелл митохондрии, это вроде как «электростанции», производящие энергию, рибосомы — «фабрики» по сборке белков, ну и ядро. Это главный «пульт управления» клеткой, где хранится ДНК. А цитоплазма нужна, чтобы поддерживать структуру клетки и обеспечивать движение веществ внутри неё. Без неё клетка была бы пустой и не могла бы работать. Пока понятно?

— Пока что понятно даже мне, — улыбаюсь я. — Но не ясно, при чем тут заболевание, превращающее людей в сраных зомби?

— При том, что вирус этот, походу «собрали» в какой-то военной биолаборатории на основе тропической малярии. Про малярию хоть что-то знаете?

— Что ею в Африке болеют и от неё хинной коркой лечатся, — подаёт голос Макс.

— Ага, — поддакиваю я, — в «Таинственном острове» гражданин Жюль Верн про это весьма красочно написал.

Док усмехнулся. Ну, да, фантастическая книжка стопятидесятилетней давности — это серьезный источник информации.

— Как выглядит заболевание малярией в двух словах? Заражённый комар кусает человека и впрыскивает в кровь слюну со спорозоитами — паразитами на стадии спор. Те с током крови попадают в печень. Там они «прячутся» и в течение примерно недели размножаются, превращаясь в мерозоиты. Мерозоиты же, в свою очередь, выходят из печени в кровь и внедряются в красные кровяные клетки эритроциты. Внутри них паразиты питаются гемоглобином и снова размножаются, разрушая клетки.

Так, кажется, я снова поплыл «мерозоиты», «спорозоиты»… Ну, не грабоиды* — уже неплохо…

*Грабоиды — подземные червеобразные монстры из цикла фильмов ужасов «Дрожь земли».

— Так вот, малярийные мерозоиты раз за разом заражают и разрушают эритроциты, а цитоплазму используют для размножения. В эритроцитах малярийный паразит питается гемоглобином, расщепляя его в своей собственной цитоплазме, а затем делится, заполняя клетку новыми паразитами. И если не лечить — то человек умрёт.

— Прикольно, — грустно хмыкает Макс. — Но согласен с Серёгой, а вот эта «жуть плотоядная» — она ко всему сказанному каким боком?

— Вот мы и добрались до самого «вкусного»,- вздыхает Док, — до аккуплазмы. Это искусственно созданный патоген, сочетающий черты малярийного плазмодия и вируса. Способ распространения — по большей части воздушно-капельный, но возможен и со слюной через укус, или через контакт с зараженной кровью. Основные переносчики — живущие рядом с нами животные и птицы: крысы, мыши, голуби и вороны. Они — идеальные бессимптомные носители. Их клетки имеют иные рецепторы, поэтому вирус в них не размножается, но накапливается в слизистых оболочках. Путей распространения — несколько: с пометом, который, высыхая, превращается в инфицированную пыль. С перьями или шерстью, там вирус «цепляется» за частички кожи. После заражения вирус встраивается в нейроны и клетки крови, но пока не атакует их. И человек-носитель чувствует лишь лёгкое недомогание, как при простуде. А вот теперь — самое неприятное. Основная особенность аккуплазмы — «эффект критической массы». После окончания инкубационного периода и пока заражённых вокруг мало, паразит «прячется» в организме, вызывая лишь слабые симптомы: лёгкую усталость, редкие головные боли, иногда субфебрильную температуру… Эээ… Ну, в районе тридцати семи — тридцати семи с половиной градусов. А вот при достижении критической плотности носителей, аккуплазма резко активируется, запуская эпидемиологический взрыв. Это похоже на «переключатель», который срабатывает, когда паразит чувствует, что вокруг слишком много заражённых.

— Док, что-то я вообще перестал понимать… Вирус каким-то образом оценивает количество людей вокруг? — я чувствую, что у меня сейчас мозги вскипят.

— Всё верно, Сергей. Вот мы и вернулись к твоему вопросу об экранах с цифрами. Десять тысяч — это теперь предел концентрации живых людей одновременно на территории около двух с половиной — трех квадратных километров.

— Да как такое вообще быть может? Вирус — он же без мозгов!

— Это биология, Сергей. Не всегда нужны разум или хотя бы мозги и инстинкты. Малярийный плазмодий способен годами «спать» в печени, что сделало его прекрасной основой для создания скрытого патогена. А вирус реагирует на биохимические маркеры скученности: на повышение уровня кортизола в воздухе из-за массы людей. Кортизол — это гормон стресса. Рост концентрации CO₂ — это выдыхаемый людьми углекислый газ. Этот процесс называется кворум-сенсинг и он уже давно изучен. Просто никто пока его вот так не использовал… Словом, если предельная концентрация людей на единицу площади не превышена — то всё спокойно. А вот если народу больше…

Я вспомнил кадры с Аничкова моста и Тверской, что мы с ужасом смотрели на моём смартфоне с Машей, и невольно передернул плечами.

— … при достижении «эпидемиологического порога» вирус выпускает нейротоксины и прионные белки…

— Про нейротоксины понял, — подаёт голос Максим, — а прионы — это что? Слово знакомое, на языке вертится, а смысл не помню.

— Прионы — это белки, вызывающие симптомы, напоминающие бешенство. В комплексе с нейротоксинами они блокируют работу префронтальной коры мозга, которая отвечает за логику и мораль. И активируют гипоталамус, древний отдел мозга, отвечающий за агрессию, голод, страх. Отключается в мозгу всё человеческое, остаётся только голодный зверь. В считанные секунды человек превращается в хищника с симптомами, похожими одновременно на бешенство, ботулизм и эпилепсию.

— Нихрена ж себе «к-к-к-комбо!», — не смог сдержаться я.

— Это да, — соглашается Док. — Буквально через полминуты человек перестает осознавать себя, как личность, узнавать близких. Из-за поражения нервной системы зрачки глаз расширены, наблюдается гиперсаливация… эээ… изо рта идёт пена. Кроме того появляется нечувствительность к боли и почти сверхчеловеческая сила из-за постоянного выброса в кровь просто диких порций адреналина… Словом, вы это уже и сами видели… Вот, как-то так.

— Пипец, — тихонько выдыхает Макс.

И я с ним совершенно согласен.

— И, как я уже говорил, возможно и заражение «второго типа», при близком контакте, когда тебя зараженный покусает или оцарапает. Там по каким-то ещё не до конца понятным причинам, скорость активации чуть меньше. Но, даже если останешься после такой встречи жив — минут через десять-пятнадцать — по той же схеме… И с тем же итогом…

— Но ведь есть же иммунные, — мне вспоминаются погибший мужик в автосервисе и спасенные мною из кинотеатра в «Оазисе». — Я же сам на «Балтику» восьмерых таких привёз.

— Есть, и я бы не сказал, что таких мало, примерно два-три на сотню, в среднем. Но даже они… — Николай Николаевич внезапно смолк. — Даже они не спасутся, если окажутся в эпицентре «эпидвзрыва». Представь: толпа, все орут, кусаются… Иммунный стоит посреди этого ада, здоровый, но — его же просто разорвут. Как антилопу среди львов.

Да, тут возразить нечего. Вон, «крестники» мои из кинотеатра, вроде, даже смогли спастись и запереться. А толку? Не проезжал бы я мимо — умерли бы от голода через несколько дней…

— Вот такая дрянь, — немного неожиданно заканчивает лекцию Док.

Да уж, кажется, погорячился я с грабоидами. Подумаешь — червяк под землёй. А вот тут — реально жопа.

— И какая же сволочь это придумала и выпустила? — снова подает голос Гуров. — Вы говорили, мол, коллеги ваши из ВМА получали информацию… Пусть разрозненную и противоречивую, но всё же… Откуда ж нам такой «подарок»?

— Не только нам. Насколько известно, такое — по всей планете, — вздохнул Николай Николаевич. — Ближний Восток. После того джихадисты подмяли сначала Ливию, а потом и Сирию — у них появились деньги. Да и саудовские шейхи — тоже всегда были себе на уме парни, возможно, финансово помогали «братьям по вере». А американцы и сами с ними не боролись, и нам не дали. И в очередной раз, как и с «Аль-Каидой», откровенно лоханулись. Сначала своими руками создали очередного Усаму, а потом осознали, что не в состоянии его контролировать… Только Бен-Ладена они хотя бы грохнуть смогли, хотя и там есть вопросы… А тут, что наши, что американцы, если и успели что-то конкретное выяснить — уже не успели отреагировать.

— И на кой чёрт вот это всё им понадобилось?

М-да, всё же Максим — парень сугубо гражданский, пусть и работает на предприятии «оборонки». Думаю, тут ему ответить смогу даже я.

— «Либенсраум» они расчищают, Макс, «Жизненное пространство». Выпустили вирус, обрушили цивилизацию напрочь. При такой скорости заражения и распространения — ни одно государство в мире не устоит. Только они сами и удержатся, потому что всё знали заранее и засели где-то на своих базах. И осталось им только подождать. Гляди: они создали почти идеальное биологическое оружие. Зараженные сносят, словно цунами, любое государство. Сжирают всех, ну, или хотя бы бо́льшую часть, выживших. Потом… К слову, Док, друг друга они жрут?

— Да, — отзывается Николай Николаевич. — Не сразу, но когда других источников пищи нет — начинают и друг друга жрать. Как пауки в банке…

— Или крысы в бочке, — вспомнил я вдруг старую, времен ещё парусного флота, мореманскую байку. — Главное, чтоб в процессе какой-нибудь «крысиный волк» — супер-зомби не нарисовался. Так вот… Они сжирают почти всех выживших, а потом начинают изничтожать друг дружку… А затем — и вовсе зима придет, ну, по крайней мере — в наших широтах… Как думаете, Док?

— Ну, чисто теоретически… — Николай Николаевич задумался, прикрыв глаза. — Они же не строят убежищ. Не разводят огонь. В мороз метаболизм замедляется… Должны замерзнуть. Но кто его знает… Может, вирус и тут подстраховался. Выживут ли они до весны? Чёрт его знает.

— Я думаю — сдохнут. При наших «минуса́х» зимой, без огня, тёплой одежды или собственной густой шерсти выжить нельзя. Вот и получается, что и у нас, «на севера́х», и в более тёплых широтах, максимум через год всё зараженные тем, или иным способом вымрут, успев перед этим надежно похоронить и остатки любой государственности, и почти всех выживших. А господам, которые это всё придумали и затеяли, останется только выйти наружу из тех убежищ, в которых они происходящее пережидали… И в этот раз мир унаследуют нихрена не «кроткие», ошиблись в Библии. Выйдут, и всё оставшееся от цивилизации приберут себе. И будут строить какой-нибудь свой ваххабитский «великий всемирный джамаат».

— Бля, это ж какой-то пипец, — схватился за голову Макс.- А нам тогда что делать?

— А нам — жить дальше и готовиться. Как говорится: «Если пациент действительно хочет жить — тут медицина бессильна».

— А русские, — улыбнулся вдруг Док, — всегда пациентами были ещё теми…

— Вот-вот, — поддакнул я. — «И пусть кровью захлебнутся все, кто усомнится в нашем миролюбии». Об нас не такие монстры себе зубы обламывали.