До основанья, а затем…

Глава восемнадцатая Конец марта 1917 года. В ожидании встречи

Судя по дрожанию ресниц, барышня, непонятным образом оказавшаяся у меня в постели, не стала.

— Извольте объяснится, Анна Ефремовна, что это значит? — я на всякий случай заглянул под одеяло, но никаких следов любовных игрищ на постельном белье не обнаружил.

— Анна Ефремовна, не стоит притворятся, что вы спите. — не дождавшись ответа я вылез из-под одеяла и стал одеваться.

Пыжикова одним рывком села, откинувшись на спинку дивана. На мгновение передо мной мелькнуло белое плечо, бретелька ночной рубахи, после чего девушка стала тщательно заворачивать себя в одеяло, так, что через несколько мгновений открытой оставалась одна голова с туго заплетенными косами. Большие глаза в растерянности уставились на меня. Очевидно, что молодая интриганка свои шаги, дальше попадания в мою постель, не продумала.

— Доброе утро.

— При… — что-то пискнула «порочная» девица и опустила глаза.

Понятно. Я вздохнул и бросив «Никуда не уходи», вышел из своего кабинета, в сопровождении Трефа.

Пока на кухне мне собирали завтрак «на двоих», Треф успел побегать на заднем дворе дворца, сделав свои утренние дела, после чего получил от кухонной смены свою бадейку с кулешом, а я, держа поднос с накрытой салфеткой миской, двумя стаканами, в подстаканниках и чайника, двинулся обратно в свою берлогу.

К моему приходу девушка все-таки выбралась из постели, аккуратно заправив ее, оделась в темное платье и даже переплела две комы в одну, и теперь стояла в углу кабинета, у окна, напряженная, как сжатая пружина.

— Аня, присаживайся, угощайся. — я разлил чай и откинул в сторону салфетку.

Серый хлеб, сыр и по два тонких ломтя недорогой «чайной» колбасы — обычный завтрак. Бойцы по утрам дополнительно получали кашу без мяса, продуктов пока хватало.

Девушка вздрогнула и вскинула на меня сердитые, зеленые глазища.

— Прости, Аня… — я показал рукой на разглаженной покрывало: — Но после того, что ты сегодня устроила, я думаю, что мы можем общаться не столь официально, а по-семейному, чай, не чужими проснулись.

— Ничего не было… — сердито выдохнула девушка, отвернувшись к окну.

— Так я это знаю, но вот все триста человек в казарме считают иначе. И скажи на милость, зачем ты это сделала?

— Петр Степанович, я вас очень прошу… — стройная фигура резко, как на сцене малого академического театра, развернулась ко мне, сделала пару робких шагов, судорожно комкая, невесть откуда взявшийся, небольшой платочек: — Женитесь на мне!

— Тфу… — я чуть не подавился чаем от этой экспрессивной прямоты.

— Анна Ефремовна, давайте, вы сейчас сядете сюда — я махнул на стул у чайного столика: — спокойно позавтракаете и потом мы с вами поговорим.

Сказать «спокойно позавтракайте» сказать мне было легко. Пока девушка аккуратно ела, запивая бутерброды маленькими глотками чая, я судорожно думал, как мне выпутаться из этой ситуации. По меркам нынешнего времени, не смотря на все эти движения суфражисток и прочих феминисток, ситуация, в которой я оказался, имела только один выход — под венец, если у тебя есть, иначе прослывешь бесчестным человеком. Была бы Анна вдовой или, на худой конец, девицей с сильно подмоченной репутацией, то можно было как-то выкрутится. Или, в конце концов, отложить решение вопроса до осени этого года, ь большевистского переворота, когда все институты, в том числе и институт брака, будут разорваны в клочья… Но я же не хочу, чтобы Ленин и прочие Свердловы пришли к власти, пытаюсь сделать так, чтобы все лучшее, что есть в стране, продолжило существовать, а значит… передо мной встала картина, как мы с Анной стоим с венчальными свечами в руках, над головами кто-то держит венцы…

Я с интересом взглянул на свою нынешнюю соседку по постели…

Девушка почувствовала мой взгляд, подняла глаза, покраснела и снова уткнулась носом в стакан.

— Так что, Анна Ефремовна, расскажи пожалуйста, как тебе пришла в голову такая дикая мысль?

— И вовсе она не глупая! — с юношеской горячностью, парировала барышня: — Во-первых, на мне никто не женится, кроме, может быть старика какого…

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому, что мачеха моя, Мария Андреевна, су… прости меня Господи, земля ей пухом, всем, кто соглашался ее слушать, рассказывала, втайне от папеньки, что меня бандиты на складе, куда увезли после похищения, два дня всей толпой насиловали, а потом выкинули, потому, что я им надоела.

Н-да, если это правда, то покойная вдова купца Пыжикова постаралась на славу, испортила репутацию дочери купца до самого днища. Такое пятно на репутации не сможет затмить даже дикости гражданской войны и революции.

— И теперь вы хотите?

— Вы знаете, что ничего подобного со мной не было. — девушка вытянулась во весь рост, не отрывая от меня, сухих от ярости, глаз: — И в том я даю слово и крест свой целую, что не порушена я, осталась девицей.

Аня торжественно вытянула из-за ворота нательный крест на тонком шнурке, приложилась к нему, после чего, очевидно, истратив всю свою решимость, скрючилась в кресле, закрыв лицо ладошками и что-то если слышно, бормоча.

Был бы я в своем родном, двадцать первом веке, я бы на такое не купился, а тут…

— Аня, а ты, вообще, понимаешь, за кого ты замуж собралась? — теперь пришла моя очередь подойти к окну и уставится на двор, где милиционеру запрягали лошадь в телегу, собираясь по каким-то хозяйственным делам: — У меня, у самого, репутация не ахти. А скоро станет еще хуже. Да и опасно рядом со мной находится.

— Вы, Петр Степанович, за последнее пару месяцев для меня сделали больше, чем кто-либо, не считая батюшку покойного. Мне, кроме вас и прибиться то не к кому. Пожалуйста, сделайте милость. Я вам обещаю, что буду хорошей женой.

Что-то треснуло в моей закаменевшей душе, но я тут-же цинично решил, что немного эротики в моем сне не помешает.

— Ладно, Анна Ефремовна, считайте, что мы сговорились. Только я в этих вещах ничего не понимаю. Вы мне говорите, что надо делать, желательно заранее, а я исполню то, что необходимо.

— Ура! — девушка радостно клюнула меня губами в щеку и подпрыгивая, как ребенок, выбежала из кабинета.

Я еще поседел в кабинете, пытаясь собраться с мыслями, но, в конце — концов справился с этой задачей и погрузился в рисование чертиков и лошадок на чистом листе бумаги. Впереди был апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года, в начале которого на перрон Финляндского вокзала должен был ступить самый опасный из большевиков — Ульянов-Ленин, истинный вдохновитель последующего Октябрьского переворота, самый радикальный и самый непримиримый противник буржуазной республики. Самым простым было решить вопрос радикально Я знал, куда и когда, должен прибыть поезд Владимира Ильича. Залп из полудюжины крепостных ружей, приправленная очередью из «максима», десяток боевиков, в металлических кирасах, с пистолетами-пулеметами в руках, в течении минуты выпустившие свинцовый ливень и безнаказанно отошедшие под прикрытием дымовых шашек и супер-броневика, способного успешно противостоять пулеметным «Остинам», взрыв фугаса, начиненного гвоздями или монетами, на перроне в конце концов — любой план гарантировал успех при тщательной подготовке. И люди для данной операции были заранее подобранны донельзя замотивированные — спасенные мной полицейские, многие из которых во время Февральской замятни потеряли друзей и близких, ничего не забыли и никого не простили. Но, душа моя не лежала к ликвидации этого, лысоватого, картавого человека. Не выгорели пока в ней детские книжки «Ленин и печник», октябрятские звездочки и темно-синие тома Полного собрания сочинений. Все эти детские и юношеские воспоминания мешали мне решить вопрос кардинально и максимально эффективно. Но, в любом случае, проблему третьего апреля надо было решать в момент прибытия Ильича в Санкт- Петербург, чтобы не гонятся за ни потом по всей губернии.

Независимо от окончательного варианта, десяток человек учились стрелять залпом из крепостных ружей, городскому бою в развалинах на окраине столицы, а в мастерских купца Пыжикова творчески переделывали трофейный броневик, делая его невосприимчивым к огню пулеметов. В любом случае все эти нововведения мне пригодятся.

Мастерские, постоянно внося изменения в конструкцию и технологию сборки, довели количество работоспособных пистолетов-пулеметов до двух десятков штук. Больше всего возни вызвали магазины. Пока условно-серийными считались магазины на двадцать патрон, я же требовал от главного инженера отработать конструкцию на три десятка зарядов. И если толщину стенок удалось подобрать, то с пружинами пока была беда.

Но, в любом случае, количество автоматического оружия в моей милицейской части росло, хотя производство приходилось осуществлять за свой счет.

Вернее, я нашел спонсоров, чему поспособствовал дерзкий налет большой банды на девятое отделение Санкт-петербургского частного ломбарда, расположенное по адресу Владимирский проспект, дом семнадцать. Среди бела дня, в два часа пополудни, в помещение ломбарда ввалилась толпа молодых людей, одетых как типичные питерские хулиганы. Из-под темных поддевок и бушлатов торчали темно-красные кашне, а картузы были лихо заломлены на самый затылок.

Только вместо обычных ножиков, бандиты дружно ощетинились стволами револьверов.

Опытные работники ломбарда воздели руки высоко вверх, стараясь не встречаться глазами с налетчиками. Вожак бандитов запоздало подал команду:

— Всем стоять смирно!

Несколько налетчиков легко заскочили на стойку и полезли через невысокую, скорее декоративную решетку, в служебную часть ломбарда, выгребая из железных шкафов и рабочих столов и скидывая все в обычные солдатские сидоры.

Туда же полетели две пачки акций самого ломбарда, подготовленные для нового вкладчика, которого ожидали в отделении с минуты на минуту.

В углу зала, у стойки в испуге замерли одетый в форменный сюртук чиновник министерства земледелия, и его сын-подросток, одетый в синюю гимназическую форму. На свою беду отец с сыном зашли выкупить золотое кольцо, заложенное пару недель назад. Один из скучающих хулиганов подошел к чиновнику и тыча ему в живот револьвером, потребовал кошелек. Отец на несколько мгновений замялся, жалея отдавать так сложно достающиеся деньги, от чего немедленно последовал удар в лицо. С криком:

— Не трогай папу! — гимназист бросился на бандита.

Фотографии мертвого отца, прижимающего к себе труп сына были напечатаны во всех столичных газетах, но, кроме пламенного выступления министра юстиции господина Керенского, иных мер государство не предприняло. Ловить бандитов было некому.

Не успела эта новость «остыть» и исчезнуть со страниц прессы, как те-же люди, судя по описанию свидетелей, совершили налет на ссудную кассу, при этом охранник, находящийся при входе в подвал, где находился сейф заведения, успел запереть монолитную металлическую дверь. Налетчики попытались взорвать дверь ручной гранатой, но цели своей не добились. При этом были контужены взрывом работники кассы, что находились рядом. По счастливой случайности ни один осколок людей не задел. Убегая, бандиты напоролись на патруль запасного батальона Гренадерского полка, но в результате перестрелки, бандиты, открыв ураганный огонь из револьверов по солдатам, ранили двух из них, а сами скрылись в проходных дворах, в которых ориентировались не в пример лучше служивых.

Через день со мной связались по телефону и попросили приехать в здание Русского банка для внешней торговли по Большой Морской улице, дом восемнадцать.

В большом зале новенького здания правления банка, за круглым столом присутствовали два десятка солидных господ, оказавшиеся вторыми — третьими лицами в иерархии столичных банков, которые, без обиняков потребовали взять под охрану здания банков, так как посчитали что банды бывших хулиганов быстро входят во вкус, и никто не может гарантировать, что от ломбардов и прочих заведений, где водится наличность, шустрые ребята, не боящиеся крови, не обратят внимание на их учреждения.

— Извините, господа, но я вынужден отказаться.

Солидные люди недоуменно переглянулись.

— Позвольте поинтересоваться — по какой причине? — ядовито спросил зампредправления банка — организатора встречи.

— Отсутствуют финансовые возможности на организацию такого рода службы.

Такой подход к делу был понятен господам банкирам. Председательствующий улыбнулся из-под густых усов.

— И, какова ваша цена, милостивый государь?

— При чем тут моя цена? Для того, чтобы взять ваши банки под охрану, мне нужны не менее шести человек на каждое заведение, новое оружие, новая экипировка. Сколько это будет стоить — сейчас я сказать не могу.

Банкиры поморщились — им было проще купить с потрохами одного человека, чем оплачивать непонятное оружие и снаряжение.

Попытка надавить на мою буржуазную сознательность, окончилась неудачей — я твердо пообещал каждый день инструктировать свои патрули, чтобы милиционеры обращали больше внимание на здание банков, и на этом все.

— Хорошо, господин Котов. Готовьте ваши требования по финансированию, с вами свяжутся.

— Сразу хочу вас предупредить… — я обвел глазами присутствующих: — Я не обещаю вам, что этими силами я смогу предотвратить налеты, для этого количество людей должно превышать названную вам цифру раз в двадцать, да и нет у меня сейчас такого количества подготовленных бойцов. Безусловно, пара попыток налетов будет, но эти силы смогут налеты отбить и причинить налетчикам такой ущерб, что в следующий раз грабить здания охраняемых милицией банков они остерегутся. Это я могу обещать.

Взвод по охране банков был сформирован в течении пяти дней, и за это же время количество пистолетов — пулеметов, тяжелых штурмовых щитов, касок и кирас, находящихся в моем распоряжении увеличилось вдвое — все расходы оплатили банкиры, а Павлу Викентьевичу Дольбаго, главному инженеру мастерских купца Пыжикова пришлось выводить рабочих в две смены. Одновременно я объехал все банки, пожелавшие заключить коммерческие договора на предоставления охранных услуг с Адмиралтейской частью народной милицией, давая задание на укрепление и оборудование помещений охраны, операционных залов и входных групп банковских учреждений.

Милиционеры охраны дежурили в банках по два человека, сутки через двое, прибывая на службу в партикулярном платье, после чего ведя наблюдение из отведенных им помещений, с табличкой «Внешние аудиторы. Без доклада не входить».

Не знаю, была это та же банда. Или другая, но через три дня с начала нашей службы, первый налет на банк, произошел.

В огромный круглый операционный зал банка вломилась толпа молодых людей, с ставшими знаменитыми, внушающими ужас всем столичным обывателям, темно-красным кашне на выпуск. Раздались два выстрела вверх, в потолок, крик одного из налетчиков «Руки в гору!», и банковские клерки опрометью бросились на пол, шустрыми гусеницами заползая за широкие дубовые барьеры, отделявшие их рабочие места от клиентов. Попытки бандитов перелезть через, наращенные к потолку за последние несколько дней, чугунные решетки успехом не увенчались — тонкие прутья не давали возможность за что-то зацепится. Несколько выходов из операционного зала, ведущих в коридоры банка, на второй этаж, в комнаты правления, и в подвал, к хранилищам, вразнобой стали захлопываться, выстрелы бандитов в ту сторону успеха не имели — в коридорах банка погас свет и смельчаков, закрывающих двери, нападающие разглядеть не могли. Одновременно, где-то на верхнем этаже взревела тоскливым волчьим воем механическая сирена, а в операционном зале взорвались брошенные сверху две магниевые гранаты, вызвавшие испуганный вой у лежащих на полу, несчастных, посетителей и крики ярости растерявшихся бандитов. У них оставалась еще возможность просунуть руку с револьвером между решеток, нащупав стволом дрожащую фигуру скрючившегося на полу, пытающегося втиснутся в дубовый барьер клерка и потребовать встать и собрать деньги в заплечные мешки, но времени на это им никто не дал. На галерее второго этажа, опоясывающей зал, распахнулась одна из неприметных дверей, откуда выкатился тяжелый штурмовой щит, над поверхностью которого еле виднелась верхушка странного шлема, не похожего на каску Адриана, появившуюся в русской армии. Из небольшой амбразуры, находящейся рядом с нарисованной в половину щита, огромной белой мишенью, с черным перекрестьем в середине, высунулся ствол какого-то оружия, которое и начало стрелять очень-очень часто.