4

Это ощущение доводилось испытать каждому, хотя у него нет названия. Это онемение, как будто в невесомости, которое накрывает при осознании, что твоя жизнь только что – и до конца твоих дней – изменилась в худшую сторону.

Его испытываешь, когда понимаешь, что убежавшая в слезах девушка больше не вернется; когда понимаешь, что не чувствуешь ног, очнувшись на больничной койке; когда в пять утра звонит полиция и сообщает, что твой друг погиб в автокатастрофе.

Эми, должно быть, испытала это ощущение несколько лет назад, когда очнулась после операции и обнаружила, что врачи решили ампутировать ей руку.

Это чувство, как бы его ни называли, охватило меня, когда я открыл шкаф (я знал: там пряталась Эми) и увидел кровь, стекавшую с внутренней стороны двери. Густые красные капли на обломках дерева вокруг пролома.

Это чувство похоже на падение; наверняка что-то похожее испытываешь в машине, сорвавшейся с моста. Ничто не отделяет тебя от распахнувшейся внизу тьмы – мрака, который чёрной линией рассекает жизнь надвое. Каждое последующее событие будет восприниматься в зависимости от того, по какую сторону этой линии оно произошло, обрекая тебя говорить фразами в духе «Это произошло через два года после смерти моей Эми…» и всякий грёбаный раз вонзая тебе в глаза раскалённое жало.

Я смотрел перед собой, не видя ничего кроме крови и ошмётков плоти. И... шерсти.

Молли, мёртвая, с разорванным горлом, лежала на коврике, пропитанном кровью.

Рядом, вжавшись в стену, сидела Эми. Застывший взгляд зелёных глаз. Щёки испачканы кровавыми разводами.

Я смотрел в эти глаза, кажется, целую вечность. Внезапно её зрачки дрогнули, и наши взгляды встретились. Щёлк – раздался механический звук.

Я отскочил, увидел в руках у Эми арбалет и понял, что она нажала на спусковой крючок. Будь там стрела – сейчас она торчала бы у меня из груди.

– ЭМИ!

Она отбросила арбалет, вскочила и со слезами бросилась мне на шею. Она говорила что-то бессвязное, указывая в угол комнаты.

– Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо… Шшшшш…

Я обернулся – Фальконер рассматривал лежавшую на полу голову Фрэнки Бёрджесса. Изо рта торчали перья короткой стрелы. Он подтолкнул голову ногой – она перекатилась, и в основании черепа показался торчащий на два дюйма металлический наконечник.

– Оно убило Молли! Дэвид! Оно убило Молли! Я лежала в кровати и проснулась – на меня кто-то дышал, я думала, это ты, я открыла глаза, а там эта тварь, висит в воздухе, я пнула её и убежала, я кричала тебе, но тебя не было, и я схватила эту тварь и кинула в шкаф и запустила туда Молли, я кричала тебе и…

Фальконер смотрел на проломленную дверцу шкафа со своим характерным выражением «да вы, блять, издеваетесь». Ещё немного, и оно насовсем отпечатается на его лице. Он потрогал зазубренные края пролома в середине дверцы – в неё как будто выстрелили из пушки времён гражданской войны.

– Оно вырвалось наружу! Дэвид! Оно просто ломилось в дверь своей мордой, ломилось и ломилось, а я кричала, а Молли лаяла на него. Она залезла лапами на дверь, и дверь взорвалась, просто взорвалась, повсюду раскидало куски дерева, Молли начала скулить, и эта тварь впилась ей в горло, она начала носиться по комнате и всё крушить, повсюду кровь, и потом она заскулила и упала, и я видела эту тварь через дыру, эту морду, и я выстрелила, но не знаю, попала ли я…

– Попала, Эми, – я взглянул на голову: глаза открыты, стрела прошила жука прямо посередине. – Ты попала.

Она хотела отойти, но я не пустил её. Я сжимал кулаками комки её футболки. Я решил, что больше никогда её не отпущу.

Она вытянула шею и выпучила глаза.

– Вы – детектив Вэнс Фальконер? – спросила она.

Фальконер кивнул.

– Да, – он подошёл и положил руку ей на плечо. – Вы в порядке?

– Да, да, в порядке, – она посмотрела на меня. – Где ты был?

– Он позвонил мне, потому что подумал, что кто-то украл голову. Мы не сразу сообразили, что она здесь. Мы приехали, как только смогли.

Я наконец отпустил её, достал телефон и набрал Джона. Ответил автоответчик, и я подумал, что, наверное, он ушёл на работу. Я глянул на часы – вторник, утро. Я нажал сброс и набрал ещё раз.

– Да?

– Джон?

– Да. Сколько времени?

– Слушай, голова Фрэнки здесь. Эми застрелила её из арбалета. Тварь убила Молли. Мне надо идти, пока.

Я спрятал телефон в карман. Эми разговаривала с Фальконером, говорила, как же хорошо, что мы приехали.

– Правительство послало вас из-за всей этой чертовщины? – спросила Эми. – Как тогда с Душегубом из Сан-Матео? Вы ещё дрались с ним на крыше поезда, да? Мы смотрели фильм. Мне кажется, Джордж Клуни хорошо вас сыграл…

Я спросил:

– Итак, детектив, вот голова. Загляни в рот – что ты там видишь?

Он посмотрел на меня испытующим взглядом, затем присел на корточки.

– Язык отгрызли, как я и сказал, – он провёл пальцем по древку стрелы (болта? Вроде так называют арбалетные снаряды). Он отодвинул челюсть и засунул в рот палец.

– Я бы на твоём месте не стал…

– Тут ничего нет, Вонг. Я вижу всё прямо… АЙ! Твою мать!

Фальконер отдёрнул руку. Из пальца текла кровь.

– Что такое?

– Там кто-то есть!

Я подошёл к голове и наклонился, чтобы рассмотреть получше. Внутри дёргалась – насаженная на грёбаную стрелу – жукотварь. Она работала жвалами, кусая воздух.

– Охренеть! Эта тварь тебя укусила! Она ещё жива!

Послышался звук открывающейся и захлопывающейся двери в гостиной, затем – шаги. В дверях появился Джон.

– Что я пропустил?

– Тварь в голове Фрэнки укусила Фальконера, – ответил я.

– Дай посмотрю.

Джон направился к Фальконеру – тот приказал ему не подходить. Джон всё равно подошёл и воскликнул:

– Охренеть! Дэйв, только посмотри!

Я посмотрел: длинный порез на второй костяшке пальца…

…а вокруг раны – небольшое чёрное пятнышко. Как капелька машинного масла.

Я проговорил:

– Так, нужно промыть рану, и лучше не мешкать.

Фальконер, явно не разделявший нашей спешки, проследовал за нами в ванную. Он сунул руку под кран, а Джон начал рассуждать, не стоит ли обработать рану антисептиком.

– Дэйв, я даже не знаю. Чем, блять, дезинфицировать эту херню?

– Что? Какую херню?

– Соевый соус, – ответил Джон.

– Это мы так его называем, – ответил я. – Там немного чёрной жижи вокруг твоей…

– Я видел. Что это?

– Яд. Или что-то типа того. Наверное, эти твари выделяют его.

– Эти твари? Невидимые твари, которые захватывают мозг человека?

– Не только они.

– Он опасен?

– Это очень непростой вопрос. Джон, сходи на кухню, там под раковиной долен быть пузырёк спирта.

Джон вышел из гостиной. Эми предложила проводить дальнейшие махинации на кухне, чтобы она могла воспользоваться ванной. Её рука, лицо, волосы и футболка были в крови Молли.

Она была очень напугана, но всё же не настолько, насколько испугался бы я на её месте. Но опять же, Эми Салливан прошла через многие ужасы жизни, начиная с автокатастрофы, забравшей её родителей и руку, и заканчивая смертью брата несколько лет назад. Но она всё равно находила силы просыпаться каждое утро и с готовностью идти навстречу новому дню – раз за разом, и почти всегда с улыбкой на лице. Такова была Эми. Она весила всего сто пять фунтов, забавно фыркала, когда смеялась, и смотрела Мулен Руж шестьдесят пять раз – но внутри она была твёрдой, как железо.

Мы вышли из ванной и встретили Джона – но не с пузырьком спирта, а с картиной в деревянной рамке. Это было чёрно-лиловое изображение Иисуса, которое он снял со стены второй спальни. Это говнохудожество было единственным вкладом Эми в обустройство дома.

– Вот, – сказал Джон и принялся тереть картину о палец Фальконера. – Это Иисус.

– Хорошо, хорошо, – ответил Фальконер, уже теряя терпение. – Отойди. Для такого пока ещё рано. Лучше расскажи, что делает эта чёрная хрень.

– Скажу так, – ответил я, – До тех пор, пока эта фигня не попала в нас с Джоном, мы были абсолютно нормальными людьми.

Фальконер просверлил меня взглядом – видимо, снова включил свой внутренний детектор. Он следил за моими глазами.

Вошла Эми – она переоделась в джинсы и свою любимую рубашку на пуговицах. Я обнял её за талию. Джон вышел в ванную, и вскоре послышался звук набираемой воды.

Я заглянул к нему.

– Ты что делаешь?

– Это для головы. Хочу утопить жукотварь, чтобы не покусала кого-то ещё.

– Откуда ты знаешь, что она не может дышать под водой?

– Вот сейчас и узнаем. Если вода не поможет, используем огонь.

Джон вышел. Фальконер продолжил:

– Нет, подожди. Вот как всё будет. Я возьму голову и отнесу знающим людям, пусть посмотрят. Мы исследуем её под микроскопом, в инфрасвете, ультразвуке, да хоть под сраным радаром, не важно. И увидим, что там в глотке у Фрэнки.

– Да пожалуйста, – ответил Джон из спальни. – Но только после того, как я её утоплю.

Джон подошёл к дверному проёму, держа в руках голову. Фальконер повернулся к нему, глянул вниз и застыл.

– С-с-срань господня! – он смотрел округлившимися глазами.

– Теперь видишь, да? – спросил я.

Он не ответил. Да и не нужно было.

Джон подошёл к Фальконеру, взял его за плечо и затолкал в ванную. Фальконер провёл рукой по волосам; его взгляд застыл.

Я продолжил:

– По-моему, за этим они и пришли – чтобы кусать людей. Они кусают и заражают нас, а потом – БАЦ! – и ты в их мире. Я видел, как люди пускали себе пулю в висок или выдавливали глаза, иногда и то и другое, – всё после того, как эта дрянь попадала им в кровь. Кто знает – может, ты уже заражён и стал одним из них. Но те, кто выжил – они начинают видеть. Вот чем, по-моему, занимаются эти твари. Распространяют знание, так сказать.

Воды в ванной набралось уже на шесть дюймов. Джон опустил туда голову – жукотварь во рту сразу же заметалась из стороны в сторону, жвалы замелькали между зубов Фрэнки. Подошла Эми, обхватив себе плечи, будто замёрзла. Я снова обнял её, и мы стояли возле ванной и наблюдали. Тварь перестала метаться. Вода успокоилась.

Эми заплакала и проговорила:

– Я хочу похоронить Молли.

– Похороним.

– Да, остальное – потом. Она этого заслуживает. Она была хорошей собакой.

– Знаю. Обязательно похороним.

Сзади подошёл Фальконер.

– Так что, вас с Джоном покусали? Так? Вас покусали, и с этого всё началось?

– Нет, – ответил я. – Джон познакомился с одним парнем, у которого была эта чёрная дрянь, он хранил её в небольших пузырьках. Толкал, как наркотик. Мы приняли его – и начали видеть, и видим до сих пор.

– Эми тоже видит, теперь, – сказал Джон. – Она никогда не принимала эту дрянь, но, эм, – он замолчал и бросил на меня неловкий взгляд. – Наверное, ей передалось от Дэйва.

Эми закатила глаза.

– Парень, который толкал эту дрянь, где он её взял?

– Без понятия.

– А где он сейчас?

– Мёртв. Взорвался.

Я повернулся к Фальконеру:

– Добро пожаловать в клуб.

Он поднял руку.

– Ладно. Тварь у него во рту – да, признаю, что она есть. Признаю, потому что вижу и чувствую её на ощупь. И не надо лыбиться, дескать, я дурак и не поверил вашим россказням раньше; и не ждите, что я начну верить вам на слово впредь. Я признаю, что этот жук – животное из нашей вселенной, пока ещё не описанное наукой; и это только на основании моих собственных наблюдений, не более того. И да, допустим, он умеет как-то быть невидимым и влиять на поведение человека. Об этом мне говорят наблюдения за Фрэнки. На данный момент я располагаю такой информацией и могу сделать из неё такие выводы. Больше я ничего не знаю, и всему, что вы говорите, поверю только когда увижу это своими глазами. Это называется «критическое мышление», мистер Вонг.

– Как скажешь, – ответил я. – А ты признаёшь, что тварь может откладывать яйца? Или, как некоторые насекомые, откладывает их в тело хозяина, чтобы вылупившиеся детёныши не голодали?

– Этого я не знаю. В любом случае я хочу найти труп Фрэнки.

– Тогда, детектив, у меня хорошие новости. Думаю, я знаю, где он.

– Мне стоит знать, откуда ты знаешь?

Я пожал плечами.

– Какой-то мужик пришёл ко мне во сне и рассказал.

– Кто? – спросил Джон.

– Человек в чёрном. По-моему, это тот же чувак, что был на камерах в больнице, – я посмотрел на Фальконера. – Мы видели это в новостях.

– Ладно. Славно. Поедем, куда ты скажешь, и либо найдём его, либо нет. И не важно, откуда ты это узнал.

– Отлично.

– Так где он?

– Сейчас расскажу. Но сначала похороним мою собаку.

* * * * *

Эми завернула Молли в простыню, и мы с Джоном отнесли её на улицу за сарай. У меня была только одна лопата, так что Фальконер, понаблюдав несколько минут, как я неуклюже тыкаюсь в землю, отобрал её и молодцевато выкопал довольно приличную яму, умело срезая корни деревьев в земле. Мы положили Молли в землю, и Джон вызвался прочитать траурную речь.

– Перед нами лежит Молли. Она была хорошей собакой. И когда я говорю «хорошая собака», я имею в виду совсем не то, что говорят о собаках, которые не срут на пол и не кусают детей. Нет, я говорю о собаке, которая спасла Эми жизнь. По моим грубым подсчётам, Молли с полдюжины раз спасала жизнь кому-нибудь из нас. Много ли собак могут сказать такое? Чёрт возьми, да много ли людей такое скажут? Однажды, когда Дэйв оказался в горящем доме, Молли села за руль его машины и протаранила стену, чтобы его вызволить. Вы понимаете, насколько нелегко ей это далось.

И вот, Молли умерла; умерла так, как умирает всё хорошее: быстро, жестоко и без видимой причины. Говорят, даже если нам кажется, что Господу абсолютно насрать, что происходит на Земле – это лишь иллюзия, и на самом деле Он проявляет о нас заботу, и всё, что происходит в жизни – часть Его великого плана: создать у нас впечатление, что Ему насрать. Вот только на кой хер Ему это понадобилось, ума не приложу. Наверное, Господь просто захотел, чтобы Молли была рядом с Ним, и, пожалуй, я не могу его винить.

Так что вот, Господь. Полагаю, ты получил обратно свою собаку. Мы предаём Молли собачьему раю, который, если подумать, должен быть гораздо приятнее обычного рая. Аминь.

Мы с Эми произнесли «Аминь»; я заметил, что она снова заплакала, и понял, что не в силах ей помочь. Она уткнулась лицом в мою грудь, а я лишь поглаживал её спутанные рыжие волосы.

Фальконер достал пистолет, вынул магазин и проверил через специальные отверстия, сколько осталось пуль.

Он повернулся и зашагал по хрустящим листьям к задней двери дома.

– Ладно, – сказал он, – теперь рассказывай, где труп Фрэнки.

Мы последовали за ним.

– Начальная школа Гамильтона, – ответил я. – Это старая школа в центре города, но она всё ещё работает. Когда объединяли районы, построили новую, но в старой до сих пор учатся дети. Понимаешь, к чему я? Когда твари повылупляются, там будет две сотни ребят. Труп в подвале, в котельной.

– И ты видел это во сне.

– Да.

– Хорошо. Ты выбил себе кое-какой кредит доверия, а других вариантов всё равно нет.

Фальконер вставил магазин обратно в пистолет, передёрнул затвор и включил предохранитель. Он вложил пистолет в кобуру, остановился у задней двери и развернулся к нам.

– Но пойми, Вонг, это никакая не магия. Называй как хочешь, но это не магия. Когда-то мы называли магией молнию. Мы думали, что гром – это глас Господа. В те времена, если ты заболевал, то шёл к старцу в рясе, который пел песнопения и махал палкой, а через два дня ты всё равно умирал. Ты наверняка не поймёшь меня и подумаешь, что я просто говнюсь. Но я не собираюсь возвращаться к этой доисторической херне и прятаться в пещерах от ночных демонов. Миллиарды честных людей прожили жизнь рабов под пятой сладкоречивых мудаков, угрожавших им проклятиями Ада и гневом Господним. Нахуй их. Нахуй это всё. Мы – животные, которые взобрались на вершину животного царства, только и всего. И знаешь, меня это устраивает. У нас есть мозги, яйца и стремление удержаться на вершине этой пирамиды, мы выстроили на этом целый мир. Вся эта хрень – лишь очередная загадка, Вонг. И я решу её. Я не проигрываю.

Фальконер открыл дверь, сделал два шага на кухню, затем выхватил пистолет и крикнул:

– Не с места!

Мы ломанулись к двери и увидели, что он целится в пустоту.

Джон озадаченно посмотрел на меня и проговорил:

– Детектив, что именно…

– Ты кто такой?! – рявкнул Фальконер в никуда.

На несколько секунд воцарилось неловкое молчание: мы стояли и ждали, пока Фальконер придёт в себя. Затем, словно из-за укрытия, из ниоткуда вышел человек в чёрном.

Хотя нет. Это сложно объяснить. Он вдруг стал видимым, хотя выглядело это не так, будто он просто появился. Было ясно, что он уже находился в комнате. Он просто… как будто вышел из складки в занавеске.

Человек в чёрном казался обычным человеком. Бледный. По его виду нельзя было сказать, сколько ему лет. Ему могло быть как двадцать пять, так и пятьдесят пять. У него были чёрные волосы, идеально – даже неестественно – зализанные и причёсанные, выглядевшие почти как нарисованные волосы на кукле чревовещателя. На лице у него были солнцезащитные очки.

Он сказал:

– Что ж, раз все мы здесь собрались, думаю, стоит поговорить.

Человек в чёрном шагнул из кухни в гостиную. Он остановился в центре комнаты и сел на пустоту. Не на пол – его задница застыла в двух футах от пола, как будто опустилась на невидимый стул.

Фальконер, всё ещё держа его под прицелом, ответил:

– Спрашиваю в последний раз. Кто ты такой?

– Меня зовут Дик Шлюхосвист. Я…

– Стоп, – прервал его Джон. – Стоп-стоп-стоп. Ты только что сказал, что тебя зовут Чарли Говнопёрд[8]?

– Каждый из вас услышал то имя, которое хотел услышать. Вы всё-таки хотите знать моё настоящее имя, или же предпочтёте сохранить себе жизнь?

– У меня сейчас особенное настроение – ответил Фальконер. – В нём я склонен стрелять людям в колено, просто по приколу. Так что не угрожай мне.

Не меняясь в лице, человек в чёрном ответил:

– Этот пистолет окажется у меня сию же секунду, когда я захочу, детектив Фальконер.

– О, неужели? Тогда осторожнее: когда дотронешься до него, ствол будет очень горячим. На кого ты работаешь?

– На Них.

– На кого?

– На Них. Мы – это «Они». Когда говорят: «Они выжимают из простых людей последние деньги», или «Они придумали машину, которая ездит на воде вместо бензина», или «Они позволяют вам знать только то, что выгодно им» – это говорят про нас. Что для вас правительство, то для правительства – мы.

– Отлично, – ответил Фальконер. – Как ты это сделал? То есть, спрятался. Или что это?

– Это не магия, тут можешь не волноваться. Ты даже можешь научиться так же, после нескольких десятков лет тренировок. Нужно просто встать там, куда никто не смотрит. Любая магия – это отточенная техника и целенаправленное введение в заблуждение. Хотя ты и сам это знаешь.

– А как насчёт этого – невидимого стула? – спросил Джон.

– А вот это уже настоящая магия.

Фальконер опустил пистолет, однако не спрятал его.

Я спросил:

– Это же ты был в больнице? В ночь, когда была стрельба?

– Да. Я на задании. Я должен подготовить отчёт по всей этой ситуации к понедельнику.

– Отлично, – ответил Фальконер. – Может, дашь тогда нам краткую вводную, чтобы мы поняли, что за херня здесь происходит, а я наконец поехал домой? Я в двенадцать съезжаю с отеля.

– Если ты ждёшь ответов от кого-то вроде меня, детектив, то напрасно тратишь время. Тем более что прямо сейчас в комнате стоит человек, который может рассказать всё, что тебе нужно.

Человек в чёрном посмотрел прямиком на меня.

Я оглядел всех в комнате и выпалил:

– Что?!?

– Расскажи им о Тени, Дэвид.

– Оу.

Я с опаской посмотрел на Эми и начал:

– Это было летом, в первую неделю твоего осеннего семестра; я заехал на выходных в кампус, чтобы кое с кем встретиться. С учёными. Они написали статью о психах, которые видят людей-теней, я нашёл эту статью в институтской газете. Я поговорил с ними, но никому из вас не сказал – не хотел, чтобы вы… короче, я пришёл к ним, они подключили провода к моему мозгу и заставили меня увидеть человека-тень.

– Срань господня, Дэйв! – ответил Джон.

Я повернулся к Фальконеру:

– Люди периодически видят их. Можешь поискать инфу. Чёрные фигуры. Джон, я, Эми – мы все видели их. Ладно, суть в том, что в лаборатории была девушка, видимо, выпускница, она помогала проводить эксперимент. И когда явился человек-тень, он… забрал её.

Эми закрыла рот рукой. Её лицо стало на оттенок бледнее её обычного цвета.

– Забрал её? Как? – спросил Фальконер.

– Он прошёл сквозь неё, и через несколько секунд она исчезла. Вот она стоит – а теперь там пустое место.

– Допустим. А если проверить в полиции – есть заявление о пропаже?

– Нет. Никто не заметил её отсутствия. Никто её не помнит. – Я сделал глубокий вдох и потёр глаза. – Даже учёные из лаборатории. Можешь спросить у них: никто не помнит, что она вообще когда-то там работала.

– А-га, – проговорил Фальконер. – Так что, эта тень стёрла её из их памяти тоже? Они так заметают следы преступления?

– Нет. Она была упомянута в статье, когда я читал её в первый раз. Но прочитай статью сейчас – её там нет. Проверь по документам института – увидишь, что она никогда туда не поступала. Посмотри её школьный выпускной альбом – в нём нет её фотографии. Спроси её родителей – они скажут, что она умерла в детстве, или была мёртворождённой, а может, у них вообще никогда не было дочери, и ты, наверное, спутал их с кем-то ещё.

Фальконер пожал плечами.

– Я не понимаю.

– Когда люди-тени забирают тебя, они забирают тебя целиком. Прошлое, настоящее, будущее. Они залезают вглубь и выдирают тебя из прошлого, как можно вырвать с корнем растение. Если тебя убивает человек, ты перестаёшь существовать. Если тебя убивает человек-тень – ты никогда не существовал.

Фальконер почесал лоб прицелом пистолета. Он зажмурил глаза, будто стараясь снять напряжение от головной боли.

– Ты представляешь, каково мне слушать твой бред и смотреть, как три других человека согласно кивают, будто это прогноз погоды? Что за нахер творится у вас в городе?

Ему ответил человек в чёрном:

– Скоро всё станет ещё хуже, детектив, – он повернулся ко мне. Его глаза скрывались за солнцезащитными очками. Я никак не мог понять, что же было не так с этим человеком. Как будто в нём было что-то… искусственное что ли. – Продолжай, Дэвид. Расскажи ему остальное.

Я довольно долго колебался, не зная, с чего начать. Наконец я сделал глубокий вдох и сказал:

– Ты когда-нибудь замечал, что если слышишь новое слово – какого никогда не слышал прежде, – то в течение суток встретишь его где-то ещё?

– Не знаю, – ответил Фальконер сквозь вздох. – Наверное, да.

– Или представь, что едешь на машине. Никогда не встречал на дороге, скажем, одинокий ботинок?

– Допустим.

– А бывало так, что по телеку сообщают новость о смерти актёра, хотя ты готов поклясться, что слышал об этом ещё лет пять назад? Я имею в виду, когда ты чётко помнишь, как на ТВ по всем каналам крутили кадры с похорон, и вот – их крутят опять.

В этот раз Фальконер даже кивнул.

– Да, слушай. Да. Ричард Прайор.

– Хорошо, хорошо. Дальше. Ты когда-нибудь просыпался с чувством, что с миром что-то неладно? Нет-нет, не смотри так на меня. Я не говорю про мир в целом, где люди жестоки друг с другом, а детей убивают в бандитских перестрелках. Я имею в виду что-то конкретное. Когда ты просыпаешься и вдруг чувствуешь, будто что-то изменилось – может быть, что-то незначительное, а может и нет. Будто что-то… не на своём месте. А весь мир продолжает жить как ни в чём не бывало, и ты единственный почувствовал что-то странное?

– Нет.

– Теперь почувствуешь. Мне как-то написал один парень: он говорил, как однажды пришёл домой и стал ждать в коридоре, пока к нему подбежит собака. А потом вспомнил, что у него нет собаки. Ещё одна женщина клялась, что никогда раньше не слышала про мясо с кровью – она узнала об этом только в прошлом году. Она говорила, что хорошо помнит время, когда в ресторанах могли уволить повара, если его стейк окажется красным в середине. А сейчас – закажи прожаренный стейк, и тебя примут за реднека. Когда я слышу гангста-рэп, когда вижу, как тринадцатилетние девочки с «Айподами» напевают песни, где чувак хвалится, как он искалечил шлюху, я думаю: такого не может быть в этой вселенной. Это неправильно. Не то чтобы морально неправильно, скорее… неуместно. Потому что я очень чётко представляю себе мир, в котором этого не нет.

Последовала пауза; Фальконера выдавало его же лицо: я видел, как он старается всё обдумать. Он, конечно, не признает, что я прав – точно не здесь и не сейчас – но я видел, что задел какую-то струну его души. Он только проговорил:

– Давай ближе к сути.

– А теперь вспомни, что я говорил про человека-тень и про девушку. Экстраполируй. Эти существа, кто бы они ни были и откуда бы ни пришли – подумай, что они могут сделать с нашим миром. Они могут перемещаться назад во времени и менять прошлое; они в силах изменить события и запустить цепную реакцию, которая придаст миру ту форму, какую они захотят.

Я замолчал, надеясь, что мои слова произведут эффект. Джон сказал:

– Я вроде даже помню, как Эл Гор стал президентом.

Фальконер пожал плечами:

– Ну… чёрт, я тоже помню…

– Нет-нет-нет, – ответил Джон. – Я не про ту херню с пересчётом голосов. Я помню, как его избрали президентом в девяносто седьмом году, потому что Билла Клинтона убил какой-то псих из движения против абортов. Эл Гор стал президентом и был им до двухтысячного года. И вот однажды я просыпаюсь, включаю телек, а там на всех каналах показывают пресс-конференцию губернатора Техаса. И я думаю, этот чувак что, попался с шлюхой? С каких пор кого-то волнует, что говорит сынок Джорджа Буша? А потом я смотрю на подпись на экране, и там написано «Речь Президента из Овального Кабинета», и у меня гудит башка, как с похмелья, и я думаю, ах, да, всё верно. Он же президент.

Никто ему не ответил. Джон достал пачку сигарет.

– Одна девчонка из Огайо прислала мне журнал. Она нашла его в подвале в библиотеке. Июльский выпуск «Тайм» девяносто седьмого года. На обложке Билл Клинтон – мёртвый, как Линкольн. Я запомнил эту фотографию сразу же, как увидел. Но если посмотреть архивы выпусков «Тайм», на том номере будет фотография марсохода. И Билл Клинтон, очевидно, всё ещё жив. Но тот журнал, тот самый выпуск – настоящий. Я держал его в руках. Он каким-то образом уцелел.

Джон зажёг сигарету.

Фальконер внезапно переменился в лице: он выглядел очень взволнованным. Он ждал, пока кто-нибудь продолжит, но никто не решался, и он, запинаясь, проговорил:

– Я даже не… Ну что, блять, я могу с этим поделать? Ладно вам!

– Это Пятая Стена, – продолжил Джон. – Сломай её, и по-любому за ней окажутся люди-тени. Как люди за камерой, в режиссёрской.

Я посмотрел на человека в чёрном и спросил:

– Ну что? Может просто расскажешь, как оно на самом деле?

Он стряхнул с колена катышки и сказал:

– Их называют Кс’еллнуу, потомки Горнотха Зуулнааррка.

– Ты что, придумываешь слова на ходу? – спросил Джон.

– Да. Так же как и вы, когда называете их «демонами» или «призраками». Как думаешь, какой процент бытия может быть описан в таких терминах?

– Но я слышал, они не любят кресты. И музыку – приятная музыка их отпугивает. Кажется, об этом писали в Библии.

– Кресты? – спросил Фальконер. – А анх тоже сработает? Это такой египетский знак, христиане срисовали с него крест.

– Не знаю, мы не пробовали. Но святая вода тоже работает.

– Да, да, – ответил Фальконер. – Как обычная вода, но со Святой молекулой, сцепленной с двумя атомами водорода и одним – кислорода.

Фальконер вложил пистолет в кобуру и продолжил:

– Ладно. Я иду в школу за трупом Фрэнки. Вы, ребята, можете посидеть тут, всё обдумать. Мне уже насрать. Можете накидывать один миф на другой, пока не станет страшно выходить из дома. Выключить свет, подсветить лицо фонариком. Но не вздумайте меня отвлекать, пока не получите доказательства. Голова у меня не резиновая.

Он повернулся к человеку в чёрном.

– Приятно было познакомиться. Пришли свой отчёт по факсу – добавлю его к делу.

– И ты просто закроешь на всё глаза? – спросил я. – После того, что видел…

– Чего ты от меня хочешь, Вонг? Серьезно. Я здесь на службе. Если я зайду в школу и найду там бигфута, срущего лепреконами, я внесу его в дело и продолжу работу. Но я не собираюсь играть в вашу игру.

Он повернулся к выходу.

– Таков твой выбор, детектив? – спросил человек в чёрном.

– Да. Спасибо.

– Уверен? Потому что я хотел бы кое о чём тебе рассказать, прежде чем ты уйдешь.

– И это?

– Ответ на мой вопрос. Это твой выбор? Или этот выбор сделал за тебя кто-то другой?

Что?

– Когда ты в последний раз ел, детектив?

– Я ушёл.

Он зашагал к двери.

– Я понимаю тебя, детектив, – сказал человек в чёрном. – Ты веришь только в то, что можешь увидеть, потрогать, описать и измерить приборами. Тогда позволь мне поведать, что мы можем видеть, трогать и измерять, детектив Фальконер. Тебя.

Фальконер опять остановился, спиной к нам. Человек в чёрном продолжил:

– У нас есть сканер. Он может отслеживать всю активность твоего мозга, каждого нейрона, в реальном времени. Я видел его: он выглядит как сомбреро. Когда ты минуту назад принял решение уйти, я мог бы заглянуть в твой мозг и показать, какой именно из твоих 1102576226996453 синапсов сработал первым и увлёк за собой остальные, как падающие домино, что в итоге сформировало твоё «решение». Я могу отмотать назад и точно указать ту стадию твоего физического развития, когда сформировалась эта конкретная связь между двумя нейронами, в точности отследить серию импульсов от твоих глаз и ушей, которые запустили нужную химическую реакцию. Я могу устроить тебе экскурс по твоему мозгу и показать физическое происхождение той нейронной связи, которую ты называешь «справедливостью», и той, что ты называешь «любовью», и даже той, которую ты называешь «критическим мышлением».

– Да и насрать. Что с того-то.

– Есть очень древние и влиятельные игроки, которым не насрать. Ты веришь в духов, детектив. В духов из машины. Ты показываешь это всякий раз, когда говоришь о «разуме» или заявляешь, что сам «выбираешь», как тебе поступить. Ребята называют это душой, а ты называешь это «самосознанием» или «личностью». Все вы говорите о мистической, призрачной сущности, населяющей мягкую, склизкую сеть клеток внутри вашего черепа. О силе, которая каким-то образом выбирает, как поступить, как заставить сработать один синапс вместо другого. И ты в неё веришь, пусть и зная, что вся окружающая вселенная – всего лишь череда физических реакций, всего лишь камушки, скачущие по доске. Единственный объект в радиусе пятнадцати миллиардов световых лет, способный принимать осознанные решения, находится в костяной коробке у тебя на плечах. Не так ли?

– Слушай, я несу ответственность за то, что делаю. Это всё, что я знаю. И поэтому я должен…

– Ты уверен?

– Что я несу ответственность? Да.

– Значит, ты только что объявил себя их врагом. Людей-теней, как называет их Дэвид. Они следят за нами. Если ты, как человек, представляешь собой просто сгусток протоплазмы, комок клеток, ползающий по огромному камню, как опарыш по куску мяса – значит ты не представляешь угрозы. Ты всего лишь растение, гриб, бактерия. Для них ты сырьё, которое они выращивают, пожинают и используют.

Человек в чёрном замолчал и слегка повернул голову – теперь мне казалось, что он смотрит на меня.

– Но если ты в самом деле способен выбирать, – продолжил он, – как ты только что сказал, значит, ты сидишь на молнии. Воля, детектив. Магическая способность изменять мир, которой, как считают почти все люди, они обладают. Самая сильная магия, известная в этой вселенной. Единственная известная магия. Я видел будущее, детектив. Я видел, как человечество на кораблях покидает эту планету и приземляется на соседней. Затем отправляется в новую солнечную систему, потом – в следующую, и человеческий род распространяется по миру, как пожар. Природа потратила пять миллиардов лет на то, чтобы сформировать мир, а тут приходит человек и в мгновение ока перекраивает его по собственному разумению. По собственной воле. Ты обладаешь свободой выбора, детектив? В самом деле обладаешь? Потому что если так, то ты вбросил фишки в игру с очень высокими ставками. Потому что человеческая воля скоро вспыхнет и озарит вселенную, как водородная бомба.

Человек в чёрном встал с несуществующего стула.

– Посмотри на эту девушку, детектив. У неё нет левой руки. Ты знаешь, что когда человек теряет конечность, у него часто возникают «призрачные» ощущения: боль или зуд в ампутированной части тела. Посмотри, каким заразным оказался этот укус, детектив. Посмотри на её левое запястье. Посмотри туда, где должна быть кисть.

Фальконер посмотрел. Эми заёрзала от неловкости, когда он уставился на покрытый шрамами обрубок, на месте которого когда-то, много лет назад, была рука. Ей хотелось спрятать его от посторонних глаз.

Фальконер промолчал. Затем его челюсть медленно сползла вниз.

– Видишь её? – спросил человек в чёрном.

Фальконер нахмурил брови – видимо, пытался объяснить себе необъяснимое. В который раз.

Фальконер видел руку. Я это знаю, потому что сам могу её увидеть, если захочу. Это не так просто, нужно сосредоточиться. Это как пытаться разглядеть капли воды на лобовом стекле вместо дороги. Я попробовал сконцентрироваться и через несколько секунд увидел у Эми две совершенно здоровые руки. Я моргнул, и левая кисть снова исчезла. Я мог её видеть – по той же причине, по который мог видеть людей-теней или странных существ, пришедших с другой стороны.

– Дух из машины, детектив, – продолжил человек в чёрном.

Фальконер медленно покачал головой, вперёд и назад. Но ничего не ответил. Рот у него всё ещё был раскрыт.

Я спросил человека в чёрном:

– Жукотварь, которая залезла ко мне в кровать – Она пришла за мной? И если да, то почему?

– Она пришла не за тобой. Она пришла из-за тебя.

– Я не понимаю.

– Ты не хочешь понять. Никогда не задумывался, почему тебя преследуют все эти события? Ты любишь повторять, что этот город проклят. Так и есть. Это проклятие – ты.

Фальконер развернулся ко мне, будто у него что-то щёлкнуло в голове.

– Так это всё ты? Ты всё это устроил!

– Нет, нет, нет. Дело не в этом.

– Ты один из них, кто бы они ни были!

Я не ответил. Джон и Эми тоже молчали.

Человек в чёрном сказал:

– Он не виноват. И кстати, ты так и не ответил на вопрос.

– Извини, вылетело из головы. Что за вопрос?

– Когда ты в последний раз ел?

– Я… что? Без понятия. Я думал заехать в автокафе по пути из школы. Мне… Мне надо поскорее свалить из этого ёбаного дома.

– Подумай хорошенько, детектив. Это не праздный вопрос, – человек в чёрном шагнул к нему и спросил снова: – Когда ты в последний раз ел? Вспомни.

Фальконер отмахнулся и зашагал к выходу. На полпути он остановился.

– Прошло уже больше двадцати четырёх часов, верно? – спросил человек в чёрном.

– Я… Мне не хотелось есть. Тут столько всего происходило…

– Посмотрись в зеркало, детектив.

И теперь, после этих слов, на лице детектива проступил страх. После всего произошедшего я впервые видел его таким.

– Зачем?

– Как твой палец? Тот, который укусило существо.

– Что?

– Почему ты не подойдёшь к зеркалу? Тебя очень удивит то, что ты увидишь.

Фальконер стоял, наверное, чувствуя то же, что недавно чувствовал я. Я придерживал рукой дверь.

Наконец он ответил:

– Пошёл к чёрту.

Он развернулся, зашагал прочь и, хлопнув дверью, вышел навстречу проснувшемуся дню. Еще через мгновение послышался звук открывающейся двери автомобиля.

– Это ты приходил ко мне во сне? – спросил я у человека в чёрном. – Ты показал мне труп Фрэнки. Он в школе?

Человек в чёрном поднял руку, чтобы прервать меня. Я замолчал. Мы стояли какое-то время в тишине, словно ожидая какого-то звука.

На улице раздался выстрел.

Мы застыли на мгновение, соображая, что делать – спасаться или спасать. Как обычно, решение принял Джон. Следующей из дома выбежала Эми, последним – я. Мы бросились к «Порше».

Снаружи, через стёкла, было видно Фальконера, завалившегося на бок. Джон обежал вокруг машины и рванул дверцу со стороны водителя.

Эми охнула. Кровь стекала с кожаного подголовника водительского сиденья.

Фальконер покончил с собой. Похоже, выстрелил себе в рот. Джон сделал вид, что проверяет пульс, но было ясно, что детектив мёртв.

– Зачем? – воскликнула Эми. – Зачем он так? Дэвид, зачем он так?

– Может быть, они… что-то с ним сделали. Заставили его. Не знаю. Джон, как ты…

Джон наполовину залез в машину, склонившись над телом Фальконера. Глаза покойника были широко раскрыты. Джон опёрся рукой о подлокотник пассажирского сиденья и почти вплотную приблизил своё лицо к лицу Фальконера.

– Джон, прекрати…

– Охренеть! Дэйв, только посмотри!

– Я совершенно точно не собираюсь смотреть.

Джон вылез из машины и посмотрел на небо. Похоже, собирался дождь.

– У него во рту такой же жук!

– Что? Нет, нет, мы бы заметили.

– Проверь сам.

Однако меня уже посетила идея получше: вернуться в дом и как следует врезать человеку в чёрном. Я повернулся и направился через двор ко входной двери.

В доме никого не было. По крайней мере, я никого не видел. Джон и Эми вошли следом.

– Каков засранец, – проговорил Джон.

– Значит… он оставил нас вместе с отрубленной головой полицейского в ванной и трупом целого полицейского в машине перед домом? – спросила Эми.

– Вот что бывает, когда прогуливаешь занятия.

– Ну, нам ведь нечего предъявить по обоим случаям. Как мне кажется. Если только тюрьма… ну, сам понимаешь…

– В любом случае, надо добраться до школы раньше копов, – ответил я.

– Согласен.

Джон повернулся к Эми и сказал:

– Нам нужно, чтобы ты открыла коробку.

Я приставил руку к его груди.

– НЕТ.

– Дэйв, у нас нет выбора.

– Нет, Джон.

– Я беру всю ответственность на себя. Ну же, соседи наверняка уже позвонили насчёт выстрела.

Он зашагал на кухню, сорвал со стены ключ от сарая и вышел через заднюю дверь. Эми неуверенно посмотрела на меня и последовала за Джоном.

Я вышел за ними.

Джон уже открыл сарай и вытащил на лужайку зелёную коробку размером с походный холодильник. Я огляделся, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Вдали послышался раскат грома.

Выше я говорил, что на коробке не было видимых защёлок. И это правда. Но была невидимая.

Я посмотрел на коробку и сконцентрировался. В поле зрения появился небольшой рычаг. И ампутированная рука Эми.

Я вздохнул.

– Ладно. Давай.

Эми склонилась над коробкой и, как это выглядело бы для стороннего наблюдателя, протянула культю левой руки, остановив её в нескольких дюймах от коробки. В моих глазах она схватила невидимый рычаг и потянула его.

Крышка коробки медленно поднялась.

Внутри лежал предмет, похожий на комок меха размером с футбольный мяч. На самом деле он был металлическим, а «мехом» были тысячи жёстких, тонких как иглы, металлических стерженьков, торчавших вверх. Я высказывал предположение, что эта штука выглядела как стальной дикобраз. Джон говорил, что она похожа на парик для робота.

Единственной частью этого приспособления, не покрытой металлическим мехом, была обыкновенная металлическая рукоятка на конце. К рукоятке был приделан спусковой крючок.

Джон сказал Фрэнки, что мы нашли коробку в лесу. На самом деле её нашёл один парень в лесу возле своего дома и отдал нам с Джоном. Он был нашим поклонником и подумал, что мы знаем, как с ней поступить. Он, конечно же, не мог её открыть. Он лишь заметил странные надписи на коробке, от которых у него сразу же пробежали мурашки по спине.

Прошло несколько дней, прежде чем мы обнаружили призрачную защёлку. Нам уже довелось испытать эту штуковину, которую Джон окрестил «мехопушкой», потому что у неё был спусковой крючок, а значит, подумали мы, это некое оружие. Как-то вечером мы с Джоном, неплохо накидавшись, отнесли мехопушку в поле, чтобы посмотреть, как она работает.

Мы нашли бревно, на котором Джон расставил три зелёные бутылки из-под «Хайнекена». Мы отошли на пятьдесят футов, Джон направил мехопушку на бутылку и нажал на спусковой крючок.

Штуковина издала некое подобие гудка – вроде звука, который издают некоторые люди, когда сморкаются. Вперёд пронеслась странная рябь, как нагретый воздух над костром. Стоявшая вдали пивная бутылка резко увеличилась и стала в пять раз больше.

Джон издал торжествующий возглас и объявил, что данное устройство стреляет увеличивающими лучами. Он сказал, что использует его на кукурузных полях и избавит мир от голода. Мы решили протестировать его ещё раз и выстрелили во вторую бутылку. Она не изменилась в размерах, но стала белой. Мы подошли ближе увидели, что бутылка превратилась в утрамбованную в форме бутылки массу картофельного пюре. Джон провозгласил, что он всё ещё намерен использовать устройство, чтобы избавить мир от голода.

Мы выстрелили в третью бутылку, которая сразу же превратилась двусторонний дилдо. Чёрный. Джон ещё раз выстрелил в первую бутылку – ту, которую мы увеличили, – и она вернулась к своему обычному размеру. Только теперь вместо «Хайнекена» это был «Олд Милуоки».

Он передал мехопушку мне, и я выстрелил в первую бутылку. Бутылка, две другие бутылки и бревно вспыхнули так, будто в середину поля приземлилось миниатюрное солнце. Свет был таким ярким, что мы с Джоном ослепли на полчаса и весь следующий день видели перед глазами бело-голубые пятна.

Когда огонь погас, на месте бревна остался двадцатифутовый круг выжженной земли, сплавившейся в стекло. В газетах писали, что вспышку заметили в шести милях от нас.

Мы решили, что мехопушка – одновременно бесполезный и опасный механизм. Мы спрятали её обратно в коробку и больше о ней не вспоминали.

До сегодняшнего дня. Джон взял мехопушку за рукоятку. Он взвесил её в руке, направив в небо.

– Даже не знаю, Джон.

– Идём.

Было почти семь утра, так что в школе ещё не было учеников. На парковке стояла пара машин, скорее всего, сотрудников школы. Мы припарковались на гостевой парковке перед зданием, возле фургона, который я поначалу принял за грузовой, но потом увидел цветную надпись «Библиобус».

Мы вышли из машины. Джон настоял, чтобы мы взяли с собой мехопушку. Мы спрятали её в чёрный мешок для мусора, который Джон нашёл у себя в багажнике. На мой взгляд, так она выглядела не менее подозрительно, чем без пакета, но у нас не оставалось времени на споры. Прежде чем Джон закрыл багажник, я заметил в нём свою бензопилу и длинную картонную коробку для посылок с логотипом компании «Ю-Пи-Эс[9]».

Мы поднялись по бетонным ступеням и остановились перед деревянными дверями, которые я видел во сне прошлой ночью. К двери был приклеен маленький картонный скелет – украшение в честь завтрашнего Хэллоуина.

Уже потом я понял, что скелет был на двери и во время моего посещения школы во «сне». Эта деталь была бы весьма примечательна для более умного человека вроде Фальконера. Но, с другой стороны, что в итоге этот ум с ним сделал?

Джон сказал:

– Значит так. Мы заходим, спускаемся в подвал, выносим труп Фрэнки и запихиваем в «Кадди» на заднее сиденье. Затем едем к реке и сталкиваем машину вместе с трупом в воду.

– Чувак, я не уверен, что мы вообще сдвинем его с места. Мне кажется, сейчас он весит вдвое больше обычного.

– Я знаю здешнего дворника. Рик Реймер, помнишь его? Он как-то играл на барабанах в моей группе, пару недель. Попросим его помочь.

– Ребята, мне очень не хочется ехать с ним на заднем сиденье, – сказала Эми. – Что, если он, ну… лопнет, или чего похуже. Раскидает вокруг этих жучков…

– По мне, он скорее лопнет, когда мы его потащим, – ответил я.

– Если он вообще там, – добавил Джон. Справедливое замечание.

– Ну, – сказал я, – думаю, когда мы спустимся, план вырисуется сам собой.

– Стой, стой, – ответила Эми. – А что, если он уже вскрылся? Вдруг тучи жуков только и ждут, когда мы откроем дверь?

Джон и я ответили одновременно:

– Мы сожжём школу.

Я сделал глубокий вдох и сказал:

– Ладно, начинаем. Эми, жди здесь.

– Нет.

– Ладно.

Джон взялся за латунную дверную ручку и потянул на себя. Закрыто.

– Блять.

Мы уставились на закрытую дверь, как стая обезьян на компьютер. Наконец Джон сказал:

– Думаю, я смогу взломать замок.

Не смог. Мы стояли рядом и ёрзали, пока Джон, прислонившись к двери, пытался как бы невзначай расковырять замок штопором из швейцарского армейского ножа. Со стороны казалось, будто он старается открыть дверь членом.

Прошло двадцать минут, и я уже собирался сказать ему бросить эту затею, но тут подошла женщина, звеня ключами в руке. Немного за сорок, в тёмно-синем брючном костюме и широкополой шляпе.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила она официальным тоном человека, который целыми днями раздаёт указания людям ростом меньше четырёх футов.

– Не беспокойтесь, – ответил Джон. – Мы здесь учились. Подумали вот… навестить учителей.

Она посмотрела на мешок для мусора, лежавший у Джона под ногами.

– Что в мешке?

– А, это… ничего такого. Это, эээ, арбуз. С моего сада.

Она снова посмотрела на мешок, потом на Джона, потом на меня. На мне почему-то задержала взгляд.

– Джентльмены, вам придётся прийти, когда школа откроется. Теперь у нас есть охранник, можете поговорить с ним.

– О, без проблем. Мы пока погуляем тут до открытия.

– Прошу вас отойти, пока я открываю дверь.

Мы посмотрели друг на друга. Джон взял мешок с мехопушкой.

– Послушайте, леди, – вмешался я. – Скажу как есть: это чрезвычайная ситуация.

Она шагнула ко мне и подняла плечи, как будто стараясь казаться выше. Затем проговорила:

– Что ж, в таком случае вам лучше позвонить в скорую, мистер бздун-погоняй[10].

– Послушайте, нет времени на… стоп, что?

Она сделала ещё шаг прямо на меня и проговорила дрожавшими губами:

– Раз обезьяните поезд, то акульните баллон кала! А теперь, прошу дичь удавить ламантин сыр трусы свин корабль!

Я повернулся к Джону, но прежде, чем успел произнести хоть слово, что-то с силой обрушилось на меня сбоку, сбив с ног. Я поднял слезящиеся глаза – женщина размахивала сумкой. Эми закричала.

Джон протянул руку к сумке – женщина контратаковала: сжала в кулак и выкрутила ему яйца. Джон застонал, ругнулся и рухнул на землю. Женщина принялась орать, словно банши, и душить Джона, навалившись на него всем весом.

Я поднялся, подошёл к ней со спины. В ярости попытался схватить её, но поймал только поле шляпы. Шляпа осталась у меня в руке… вместе с волосами.

Я тупо уставился на парик, перевёл взгляд на женщину и судорожно втянул воздух в лёгкие. Бо́льшая часть черепа отсутствовала. Чуть ли не от ушей. В голове виднелись белые кости и два дёргающихся розовых комка – уверен, это были глаза, только вид сзади.

Слева послышалось шуршание: Эми силилась достать мехопушку из мусорного мешка. Она выставила пушку перед собой и зажмурила глаза. Прежде, чем я успел её остановить, пушка выстрелила, издав свой характерный гудящий звук.

Из конца мехопушки вылетел здоровенный спелый арбуз. Он врезался в спину банши и разорвался, расплескав вокруг красные и зелёные ошмётки.

Банши даже не шелохнулась. Я подбежал и прыгнул ей на спину. Она выставила локоть прямо мне в грудь. Я отшатнулся и снова упал, оцарапав ладони об асфальт.

Женщина не ослабляла хватки вокруг шеи Джона. Он сопротивлялся всё слабее, одна рука болталась как плеть.

А затем послышалась музыка – из штанов Джона.

Схожу ли я с ума…

Схожу ли я с ума…

Возможно…

«Гнарлс Баркли». Мелодия на звонке телефона, лежавшего у него в кармане.

Банши среагировала сразу. Она вскинула руки к ушам и завопила ещё баншивее. Она выпустила шею Джона – тот развернулся и с размаху ударил её в живот.

Эми снова выстрелила из мехопушки, снова раздался гудок – брюки банши из тёмно-синих стали бирюзовыми, с чёрными пуговицами.

Ты правда думаешь, всё в твоих руках?

Что ж, думаю, ты просто сошёл с умааааа…

Думаю, ты просто сошёл с умааааа…

Прямо как я…

Женщина взвопила и наконец рухнула на землю. Не как труп, а как здание: обрушилась в беспорядочную кучу, будто каждая кость её тела распалась на куски размером с гальку.

А затем, словно человек, встающий с упавшего мотоцикла, из её спины поднялся человек-тень.

Это был тот самый человек-тень. Тот, которого я видел в кампусе несколько месяцев назад. Не знаю как, но я понял это.

Я попятился – может быть, подальше от рингтона Джона. Тень проплыла к парадным дверям школы и скользнула в четвертьдюймовую щель между ними.

– Твою мать! – прохрипел Джон. У него покраснело лицо, и он хватал воздух ртом. – Ключи! Найди её ключи!

Мы с Эми принялись спешно обшаривать всё вокруг. Я услышал, как за спиной Джон произнёс: «Да» – очевидно, ответил на телефонный звонок.

Я нашёл связку ключей на траве возле тротуара. Джон проговорил в телефон: «Нет. У меня тут кое-какое дело с Дэйвом. Приходи к трём. Нет. Нет. Нет. Пиво. Пока».

Я перебрал все ключи в связке, но ни один не подходил; я пошёл по второму кругу и дрожащими руками наконец открыл замок вторым ключом. Я потянул тяжелую деревянную дверь и бросился внутрь, пробежал два шага и налетел животом на ржавый «Форд». Эми врезалась мне в спину.

Я обернулся и понял – с опозданием, – что мы не в школе. Ряды старых машин возвышались над поросшим жёлтой травой полем.

Мы вошли через дверь школы и вышли на автомобильную свалку на южном конце города.

– БЛЯТЬ! – заорал Джон и ударил кулаком по капоту ближайшей машины. – Он провернул эту штуку с дверями!

Я обернулся, в надежде увидеть двери школы, всё ещё открытые, с видом на улицу. Увы. Вокруг была только свалка.

Я огляделся, ища глазами человека-тень, но никого не нашёл.

– Где он?!

Я обвёл глазами автомобильные зады с разбитыми фарами, что были позади нас. Какая-то тень скользнула, закрыв солнце. Я глянул вверх и увидел летящий в нас автомобиль.

Мы с криками бросились врассыпную – машина ударилась о землю с грохотом разрываемого металла и стекла.

Я споткнулся и упал носом в пучок высохшей травы. Я кое-как поднялся на ноги и позвал Эми – она пряталась за старым хэтчбеком.

– Вон, вон он! – крикнул Джон. Мы повернулись и увидели высохшего старика лет девяноста на вид. Он стоял футах в двадцати пяти от нас, возле двадцатифутовой статуи из выцветшего стеклопластика, изображавшей человека с улыбкой на лице и автомобильным глушителем в руках.

Старик наклонился, поднял из грязи старый автомобильный двигатель и одной рукой запустил в нас, как будто это был софтбольный мячик. Четырёхсотфунтовый кусок металла перевернулся в полёте, разбрызгивая струи дождевой воды из цилиндров. Мы кинулись в разные стороны – за секунду до того, как двигатель сокрушил своим весом крышу хэтчбека в облаке стеклянных осколков.

Джон повернулся, навёл мехопушку и выстрелил.

Старика отнесло в сторону, и он вскинул руки к лицу. Затем отвёл – лицо покрыла густая чёрная борода.

Старик направился к нам. Джон снова выстрелил – борода стала в два раза длиннее.

Теперь старик уже бежал – устрашающе быстро, интенсивно работая руками. Бежал прямо на нас. Мы бросились от него. Джон попытался развернуться и выстрелить ещё раз. Выстрел пришёлся в сторону – у статуи мужика с глушителем выросла здоровая борода.

Старик в два счёта нагнал Джона и повалил его, как квотербек. Джон слепо палил из мехопушки и попал в стопку кунгов для пикапов. Из-под стопки бросилась врассыпную стайка крыс, каждая с маленькой чёрной бородой.

Мехопушка вылетела у Джона из рук и покатилась в сторону. Я бросился к ней, но резкий удар в спину вышиб из меня дух, и я рухнул на землю, хватая воздух ртом. Я перекатился на бок и увидел, что старик уже готовится запустить в меня ещё один бампер.



Я дотянулся до пушки, направил её на старого пердуна и нажал на спусковой крючок.

Пушка издала громоподобный звук, от которого содрогнулась земля. Ударная волна отправила старика в воздух. Высоко-высоко. Он улетал всё выше и выше, пока не уменьшился до размеров песчинки, исчезнувшей в грозовом облаке.

– Охренеть, – сказал Джон.

– Смотрите! – Крикнула Эми.

Мы оба повернулись и увидели человека-тень: небольшая чёрная полоса возле синего «Шевроле Беретта». Он двинулся к нам – не шагом, а скорее поплыл, поскольку у него не было ног. Его «ноги» растворялись в воздухе примерно в футе от земли.

Я направил на него мехопушку и выстрелил. «Беретта» выпустила пар, расплавилась и ушла в траву, словно кусок растопленного масла. Человек-тень, похоже, остался невредим. Он направился к нам. Мы попятились к краю свалки.

– СТОЙТЕ! – крикнула Эми. – Джон! Достань телефон!

Тот вынул телефон и выставил перед собой, как перцовый баллончик. Эми набрала номер, и вокруг разлилась музыка…

Схожу ли я с ума…

Человек-тень остановился, затем развернулся. Задние двери ближайшего фургона раскрылись сами по себе, и человек-тень вплыл внутрь.

Джон подошёл к фургону и, всё ещё держась на расстоянии от дверей, заглянул внутрь.

– Идёмте! Это кухня!

– Что-что?

Джон скрылся в кузове фургона. Мы с Эми подошли ближе, и действительно: через двери машины был виден не салон, а большое помещение с рядами серебристых холодильников вдоль заляпанных жиром стен. Похоже, кухня какого-то ресторана.

Мы прошли через двери и очутились на кухне, пропахшей моющими средствами и парами животного жира. Справа была дверь в промышленную морозильную камеру, слева – открывающаяся в обе стороны дверь, видимо, ведущая в ресторанный зал.

Джон осторожно протиснулся через двери, вышел в короткий коридор и прошёл мимо небольшой деревянной двери с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН», за которой, видимо, находился кабинет менеджера. Мы вышли в помещение, заставленное круглыми столами. Ресторан был закрыт, в зале было тихо. Только приглушённое постукивание по крыше: начался дождь.

Вдоль одной из стен расположился бар, заставленный рядами бутылок, с двумя большими телевизорами, по которым наверняка бы показывали какой-нибудь спортивный матч, не будь сейчас раннее утро. Противоположную стену украшала роспись: улыбающийся мультяшный буйвол, жующий бургер.

– О, «Буффало Бургер», – сообщил Джон, хотя в этом не было необходимости. Мы все здесь бывали. Да, они действительно готовили бургеры из мяса буйволов. Мы находились примерно в миле от школы.

Я глянул на часы.

– Ладно, идёмте к школе. Кто-нибудь, позвоните… БУ-У-УМ!!

Меня бросило на пол. Стул, угодивший мне в спину, грохнулся на плитку рядом со мной.

Послышались частые шаги. Через зал к бару бежал мужик – пухлый, лысеющий, лет пятидесяти на вид. Он появился из коридора, из того небольшого кабинета.

На пути ему попался ещё один стул, который он схватил одной рукой и швырнул в нас, даже не глядя в нашу сторону. Джон пригнулся – стул пролетел мимо и разбил окно.

Мужик прыгнул через барную стойку и скрылся за ней.

Мехопушку выбило у меня из рук, но её подняла Эми и осторожно навела на бар. Я встал, увидел массивную деревянную дверь, ведущую на улицу, и подумал, придется ли её ломать, или, может, где-то есть ключ…

– Эй, приятель, – сказал Джон, – ты просто человек, или в тебя вселился демон-тень?

Ответа не последовало. В следующую секунду мужик выскочил из-за стойки, держа в руках дробовик.

БУМ! – раздался выстрел и звук бьющегося стекла у нас за спиной. Мы бросились на пол.

Эми зажмурилась и наудачу пальнула из мехопушки в сторону мужика. Небольшая головка сыра мягко приземлилась на барную стойку.

– Дай мне! – закричал я и вырвал пушку у неё из рук. – Пока я стреляю, бегите к двери!

Я вскочил на ноги и прицелился. Джон и Эми пробирались между столами. Мужик за баром больше не показывался.

– ДЭЙВ! СЮДА!

Я посмотрел направо и увидел, как лысый выползает из маленькой дверцы сбоку от бара, откуда открывался прямой путь до входной двери. Он добрался до неё раньше, чем Джон и Эми, и направил на них дробовик.

Я выстрелил из мехопушки.

По залу пролетел огромный чёрный комок размером с минивэн, исторгая истошные вопли, похожие на сдавленное мычание.

За ту долю секунды, что он находился в воздухе, я успел рассмотреть, что это было. Буйвол. В смысле, настоящий буйвол – здоровенный, мохнатый и оставляющий после себя шлейф вони, как от мокрой псины.

Буйвол устремился к мужику, беспомощно размахивая ногами в воздухе. Он впечатал лысого в дверь, сорвав её с петель. Мужик вместе с дверью упал на тротуар в облаке щепок от дверного проёма. Подозреваю, этот удар сломал все до единой кости в его теле.

– ДА! – торжествующе заорал Джон. – Выкуси! ВЫКУСИ!

Буйвол развернулся к нам. Он фыркнул, рыгнул, пёрнул и чихнул. И тут же кинулся на нас – стук копыт о кафель отдавался у меня в животе, как от ударов кувалды.

Эми закричала. Зверь разносил в стороны столы и стулья, словно кукольную мебель. Я схватил Эми за руку и кинулся бежать, но споткнулся о стул и упал – Эми полетела на пол вместе со мной. Джон подобрал мехопушку, прицелился в зверя и выстрелил.

Буйвола отнесло, и он остановился. В следующую секунду у него появилась здоровенная – в рост человека – густая борода с седыми прожилками.

– БЕГИТЕ!

Не помню, кто именно это прокричал, но в этом не было нужды. Мы метались из стороны в сторону вокруг разбросанной мебели, чтобы не налететь на буйвола. Тот пытался развернуться и снёс шесть столов.

Мы вылетели через входную дверь, перескочили через помятое тело лысого мужика и выбежали на тротуар в центре города. Дождь барабанил по асфальту, и мы сразу же промокли до нитки. Примерно две секунды спустя из ресторана выскочил буйвол, снеся ещё по футу дверного проёма с каждой стороны.

Мы выбежали на шоссе и перебежали через четыре полосы, спасаясь о буйвола. Тот выбежал за нами, и его сбила фура.

Тягач резко затормозил, его начало заносить, и он размазал полтонны буйволиного мяса по асфальту, оставляя позади бордовые следы от шин, протянувшиеся на полтора квартала.

– ЕСТЬ! – снова закричал Джон. – Выкуси!

БАМ!

Лобовое стекло стоявшей рядом машины разлетелось на кусочки, осыпав мне лицо осколками.

Лысый поднялся, хотя казалось, что у него сломаны обе ноги. Он передёрнул цевьё и снова прицелился.

Джон выстрелил из мехопушки. У мужика тут же выросла густая борода.

Мужик выстрелил – Джон кинулся на землю. Мехопушка вылетела у него из рук. В этот раз мы с Эми закричали одновременно. Футболка Джона стала краснеть в нижней части груди.

– БЛЯТЬ! ТВОЮ МАТЬ! БЛЯТЬ! – я пытался оттащить Джона за ближайшую машину. Послышался голос – я сообразил, что кричал водитель тягача. Затем раздался выстрел, и крики прекратились.

Мы затащили Джона за машину, отделявшую нас от мужика, и усадили его спиной к бамперу, укрыв от линии огня. Я обежал машину, мужик выстрелил – пуля попала в землю рядом с моей ногой. В меня полетели кусочки горячего асфальта, и, кажется, один отрикошетил мне в голень.

Я схватил дрожащими руками пушку и выстрелил в мужика.

Пушка издала гудок.

Ничего не произошло.

Мужик замер, ожидая эффекта от выстрела. Он посмотрел по сторонам. Ничего.

Он перезарядил дробовик и нацелил его на меня. Я запаниковал и застыл как вкопанный. Дождь заливал мне глаза.

А затем, краем глаза, я уловил в небе точку. Маленькая тёмная фигура. Постепенно увеличивается. Падает.

Лысый заметил, что я смотрю наверх, и поднял глаза.

Бесформенная масса рухнула лысому на голову, припечатав его к асфальту. Она выглядела как большая куча одежды, но спустя мгновение я понял, что это человеческое тело. Старик с автомобильной свалки.

Я бросился обратно к машине. Джон сидел прямо. Он задрал футболку и рассматривал рану. Кровь стекала ему на штаны.

– Ох, сукин сын, охренеть как больно! – Он сделал глубокий вдох и зашипел от боли. – Ну да. Сломано ребро. Вроде попала только одна дробинка, может, две.

– Можешь встать?

– Сейчас.

Джон осторожно поднялся на ноги, убрал с глаз намокшие волосы и кивнул.

Я посмотрел туда, где стоял тягач: водитель прятался за капотом, стоя на туше буйвола. Я огляделся, выискивая людей-теней, и заметил одного возле выломанной двери под знаком «Буффало Бургер».

Дверь, лежавшая на тротуаре, вдруг распахнулась кверху. Человек-тень уплыл через неё в землю.

Мы не придумали ничего лучше, как идти следом. Возможно, было бы разумнее угнать машину и поехать к школе, но, думаю, каждый из нас решил, что существо пыталось сбежать. Конечно, это было глупо до идиотизма, но мы были заряжены адреналином и даже представить не могли, что случится дальше.

Я подошёл к двери, нагнулся к латунной ручке и потянул на себя. Вместо тротуара за дверью был вид на открытое пространство. Грязь и штабеля досок и кирпичей. Голова пошла кругом от того, что я смотрел вниз и видел горизонт у себя под ногами.

Я шагнул в дверь – внутренности сжались в комок, когда изменилась гравитация, как на петле в американских горках. Я повалился вперёд, в лицо устремилась земля, и я приземлился на обе руки. Я поднял голову: я стоял на четвереньках в грязи, по спине барабанил дождь.

Я застонал, когда Джон наступил мне на и́кру. Ещё через секунду Эми схватила меня за футболку, чтобы удержать равновесие после прохода через дверь.

Я поднялся на ноги, промокший до нитки, со шматками грязи на коленях и ботинках. Дождь хлестал прямо в глаза. Вдали гремел гром.

Мы находились на стройплощадке торгового центра. Вокруг никого не было. Джон снял фланелевую рубашку и обвязал вокруг груди. Его футболка и передние карманы брюк потемнели от крови.

На площадке не было ни человека-тени, ни рабочих – похоже, было слишком рано, либо работы отменили из-за дождя. Тут и там стояли самосвалы, гружёные строительным мусором. От здания остался один каркас из металла и дерева. Повсюду разбросаны доски, кирпичи, куски рубероида и стекла – я вдруг подумал, что разборка, по сути, похожа на взрыв в замедленной съёмке.

Мы находились недалеко от места, куда приезжали с Фальконером: за нами стоял ряд биотуалетов.

Я почувствовал, как кто-то схватил меня за плечо. Эми. Она ахнула, и, когда я повернулся к ней, сказала:

– Смотри. Дэвид… Смотри!

Вдали показался человек-тень. Затем ещё один.

Они появлялись из темноты, по трое-четверо за раз. Когда я смотрел в одну точку, движущиеся тени возникали в других местах. Всё равно, что считать падающие снежинки.

Их была целая армия. Так много, что не счесть. Кое-где пейзаж полностью скрывался за чернотой, как за масляной плёнкой.

Но Эми смотрела не на них. Она смотрела вдаль, скользя глазами вверх и вниз, будто пытаясь определить высоту какого-то сооружения. Я проследовал за её взглядом и увидел только серое небо и водяную мглу дождя. Но там определённо что-то было – что-то, чего я не мог разглядеть. Я заморгал, словно давая глазами привыкнуть к тусклому свету в тёмной комнате.

Когда я наконец увидел, я лишился дара речи. Ноги подкосились, и я почувствовал, что задыхаюсь.

Башня. Шириной с торговый центр в основании, уходящая небо на головокружительную высоту. Верхушки не видно – она скрывалась за облаками. Башня была грязно-белого цвета и текстуры грубого камня. В ней не было ни окон, ни архитектурных деталей, ни цветного декорирования, как будто строителей абсолютно не волновало, как её воспримет человеческий глаз.

– Это черепа, – сказал Джон. – Смотри, чувак. Она сложена из черепов!

Трудно сказать – сквозь дождь не разберёшь. Возможно, Джон просто видел нечто подобное на обложке альбома.



Сооружение сокрушало своими размерами, погребая меня под осознанием собственной ничтожности. Я бывал в крупных городах и видел небоскрёбы. Я был во Всемирном Торговом Центре. Но эта махина, стоящая посреди равнины, едва нарушаемой небольшими холмами или рощами, была сущим надругательством.

Толпы людей-теней расходились из основания башни. Я попытался развидеть башню и сконцентрироваться на каркасе разобранного торгового центра. У меня почти получилось, мне почти удалось снова увидеть кучи грязи, грузовики и мусорные контейнеры с логотипом строительной компании. Но это было всё равно, что разговаривать с голым мужиком и пытаться не обращать внимания на его пенис.

Я огляделся по сторонам: нас окружили люди-тени. Я проговорил:

– Джон, твой телефон…

– Потерял, где-то на улице…

Ко мне прильнула Эми. Первобытный инстинкт – прижаться друг к другу.

Джон сказал:

– Дэйв, мехопушка.

– Только не против этих ребят, Джон. Это совсем другой уровень.

– Нет, нет. Ты можешь управлять ей. Я знаю, что можешь. Это ты выстрелил буйволом в «Буффало Бургере». Он появился у тебя из головы, Дэйв. Нужно сфокусироваться, только и всего!

Люди-тени двинулись к нам. Очень, очень медленно. Как тёмный прилив, наползающий на небольшой островок грязи – футов в двадцать в поперечнике и медленно сжимающийся. За его пределами были тени. Горящие глаза – маленькие огоньки – вспыхивали на тёмных, пустых лицах.

– Сфокусироваться? На чём?

– Не знаю, не знаю. Подумай, что самое мощное ты можешь представить.

Джон вжался мне в бок, с другой стороны. Мы стояли, словно стиснутые ремнями. Люди-тени были уже близко – почти вплотную к нам и со всех сторон.

– НЕТ! НЕТ! НЕЕЕТ! – отрывисто закричала Эми, повторяя одно и то же слово снова и снова. К ней приближался человек-тень, и теперь их отделяло всего несколько футов.

Она вытянула руку, сжимая в кулаке, как амулет, небольшую шейную цепочку с крестиком.

Обезумев от ужаса, я рванул её к себе, но нам было некуда деваться. Джон орал:

– МАТЬ ТВОЮ! Дэйв! Мать твою! МАТЬ ТВОЮ!

Эми вытянула крестик, и человек-тень двинулся прямиком на него, поглотив руку. Тошнота подступила к горлу, когда у меня на глазах её рука растворилась и исчезла, а цепочка бесшумно приземлилась в лужу грязи. Она отдёрнула культю: левая кисть исчезла навсегда. Стоп, нет – просто помутнение рассудка в панике – конечно же, Эми потеряла руку давно, в автокатастрофе.

Я поднял мехопушку. Мозг отказывался соображать.

Я схватил Эми за руку и сжал изо всех сил. Я закрыл глаза.

За секунду до того, как я нажал на спусковой крючок, в мыслях возникло лицо. Это был лик, который пришёл бы на ум трём четвертям американцев, окажись они в критической ситуации. Бородатое лицо, рождённое воображением давно забытого итальянского художника – лицо типичного еврея со Среднего Востока. Я вдруг вспомнил о двух дюжинах чудовищных телепередач, которые мои приёмные родители заставляли меня смотреть в записи на кассетах, где в финальной сцене главный герой всегда поворачивался к камере со словами: «Я знаю, что нам поможет! Христианская вера!».

Что ж, их установки сработали. Когда ужас вытеснил все остальные мысли в голове, я обратился к знаменитому лику, и единственным, что я смог представить, было изображение с картины – той самой ублюдочной картины Элвиса-Иисуса, которая висела на стене у меня в комнате. Видимо, сжав руку Эми, я породил некое подобие цепной реакции: уверен, мы оба представляли себе одно и то же лицо.

Я открыл глаза.

Я нажал на спусковой крючок.

Луч белого света вырвался из механизма в моей руке.

Белизна сгустилась в некую фигуру. Небольшую.

Квадратную.

Внезапно перед нами воспарила эта дебильная картина из моей комнаты.

Картина развернулась, обратившись к тёмным легионам. Глаза картины горели белым огнём. Она открыла рот и извергла нечеловеческий рык.

Нарисованный Иисус повернулся к человеку-тени, забравшему руку Эми. Из его глаз вырвались лучи белого лазера.

Человек-тень взорвался.

Глаза снова загорелись и дали залп. Второй человек-тень покинул этот мир.

Картина развернулась в воздухе и устремилась в нашу сторону. Мы кинулись на землю. Картина гудела у нас над головами, и Джон закричал:

– СОРТИРЫ! БЕЖИМ К СОРТИРАМ!

Действительно – картина вела нас к кабинам биотуалетов.

Белые лучи стреляли направо и налево, пронзая тьму и прорезая проход рядах теней.

Мы побежали к третьему сортиру – тому самому Сортиру, который работал как дверь.

Путь к кабине преграждал человек-тень – похоже, он охранял вход.

Нарисованный Иисус направился к человеку-тени и залетел ему за спину. Он заревел, как зверь, и широко разинул рот. Картина устремилась на человека-тень, и Нарисованный Иисус откусил ему голову.

Тело человека-тени растаяло, как облако дыма из выхлопной трубы. Я прошёл сквозь его остатки и схватил металлическую ручку сортира.

Я зажмурил глаза и снова попытался сконцентрироваться. Каким-то образом я знал, что мне необходимо представить место нашего назначения.

Я открыл глаза, рванул дверь и ввалился внутрь.

Яркий солнечный свет. Никакого дождя. Я стоял на асфальте. Я огляделся по сторонам, щурясь от солнца, и с облегчением обнаружил, что мы снова у школы. Передо мной стоял Джонов «Кадди», всё так же припаркованный на гостевой стоянке.

Я вышел из задней двери «Библиобуса» – того самого, за которым мы припарковались. Через открытую дверь виднелись полки, заставленные детскими книгами с мультяшными обложками. Я чуть не обосрался, когда из ниоткуда появились Джон и Эми.

Джон выбрался из автобуса, показал рукой за спину и сказал:

– Когда напишут новую Библию, эта хрень должна быть там!

– Ну хоть дождь прекратился, – заметил я.

Джон с видимым замешательством посмотрел на прояснившееся небо. Он глянул на часы и побежал к «Кадди». Сунул голову в салон, проверил приборную панель и тихо выругался.

Он подбежал обратно и сказал:

– Уже почти десять!

Что?

– Мы потеряли время! Когда проходили через дверь! Ты где-то накосячил.

Я повернулся к школе. В здании было полно детей. Я выдохнул.

– Хорошо, пошли.

Я направил мехопушку в воздух и поспешил к парадной двери. Я открыл дверь, увидел коридор, увешанный мультяшными хэллоуинскими декорациям, и по телу разлилась волна облегчения.

Джон сказал:

– Вперёд и налево. Там дверь в подвал, она всегда закрыта. Придется взломать замок.

У нас за спиной закричала женщина.

Мы все разом обернулись и увидели непомерно толстую светловолосую женщину, стоявшую в дверном проёме школьного кабинета. Поначалу я не понимал, почему она кричит, пока не глянул вниз: мои штаны были вымазаны грязью, а у Джона вокруг живота была обёрнута окровавленная футболка; мы все были мокрые, со спутанными волосами, слипшимися у круглых от ужаса глаз, а я держал за хвост нечто, похожее на металлического дикобраза.

Женщина выкрикивала мужское имя – скорее всего, звала охранника, которого упоминала предыдущая женщина, прежде чем попыталась нас убить.

Мы не стали дожидаться охранника. Джон достал нож, вставил лезвие в щель и принялся выделывать махинации, которые, я уверен, никогда бы не открыли ни одну дверь.

В коридор вбежал охранник – мужчина, каким-то непостижимым образом ещё более жирный, чем позвавшая его учительница.

– Эй! Что вы там делаете? Сэр!

Охранник медленно направился к нам. С каждым шагом ключи у него на поясе звякали, как бубен.

– Стойте, стойте! – обратилась к нему Эми, но охранника это не остановило. Он обхватил Джона мясистой рукой и оттолкнул от двери в подвал. Они вцепились друг в друга: охранник заключил Джона в неуклюжий шейный захват и требовал сдаваться. Джон вытянул руку к его ремню, и связка с ключами лязгнула о пол.

Джон высвободил шею из захвата – волосы превратились в сущий бардак. Он бросился бежать по коридору, оглядываясь назад и вопя: «Я СОБИРАЮСЬ УСТРОИТЬ СТРЕЛЬБУ В ШКОЛЕ! Я ПОШЁЛ!»

Охранник колебался: стоит ли ему оставить меня и Эми или позволить Джону уйти. Он шагнул за Джоном, затем развернулся и глянул вниз, на мехопушку. Я попытался состроить невинное выражение. Эми сказала:

– Мы пытались остановить его!

Я поднял мехопушку и принялся расчёсывать ей волосы.

Охранник повернулся, побежал за Джоном и исчез за углом.

Я подобрал ключи и с четвёртой попытки нашёл нужный.

Я толкнул дверь и услышал звук – как будто струя воды разбивается о раковину.



Я сразу понял, откуда исходил звук: пятьдесят тысяч членистых ног шелестели по ступенькам. Маленькие детёныши ротовых жуков – каждый размером с ладонь – заполонили весь пол и бегали с головокружительной быстротой. Эми закричала.

У меня вырвался возглас отвращения. Я попытался закрыть дверь, но маленькие монстры уже ринулись мне под ноги и устремились в коридор. Дверь никак не закрывалась – я тянул изо всех сил, но только размазал в кашу несколько сотен жуков в полудюймовом зазоре между дверью и полом.

– ДЭЙВ! Что за херня?

Джон бежал к нам – видимо, развернулся каком-то из коридоров.

– Мы опоздали! – закричал я, стряхивая жуков с ботинок и штанов. На лодыжках зудели укусы маленьких челюстей. – Они уже вылупились! Блять!

– Валим нахер отсюда!

И мы побежали.

Мы протиснулись через парадные двери и оглянулись: толпа ребят с криками высыпала из класса толстой учительницы. Жуки учуяли их и окружили в считанные секунды – теперь они ползали по лицам и рукам детей, протискивались в их маленькие рты.

– Блять! – крикнул я, ни к кому не обращаясь. – Всё пошло по пизде!

– Закрой дверь!

Я не стал спорить. Мы захлопнули дверь, но не могли запереть – не было ключей. Я навалился всем весом и почувствовал, как кто-то ломится наружу с другой стороны. Криков из-за двери было столько, что они слились в один звук.

Джон бросился на парковку – послышался звук захлопнувшейся двери его «Кадди». Он завёл двигатель. Я обернулся и увидел, как он выехал на дорогу, затем резко свернул на тротуар и оттуда – на газон. Он въехал в нижние ступени бетонной лестницы, на которой стоял я, и вжал в пол педаль газа. Передние колёса залезли на ступеньки, и я отошёл в сторону. Джон вплотную подъехал к деревянным дверям, припечатав их радиатором.

Джон вылез из машины и подбежал к багажнику.

– Народ, сюда!

Мы подошли. Джон сказал:

– Мы все знаем, что теперь делать, так? Из каждого ребёнка вылупится тысяча новых жуков, а из каждого человека, которого они заразят, вылупится ещё по тысяче, так? Так?

Я кивнул.

– Итак, мы знаем, что должны сделать.

Джон достал из багажника коробку «Ю-Пи-Эс», которую я заметил, когда мы только подъезжали к школе. Он разорвал картон и вынул продолговатый механизм с пистолетной рукояткой.

Он передал его Эми. Она спросила:

– Что это за…

– Это гарпун. Для охоты на китов. Здесь находится спуск, а это – предохранитель. Вот, теперь он снят с предохранителя. Он стреляет четырёхфутовыми гарпунами, у нас такой только один. Так что подожди, пока перед тобой не встанут в ряд четверо-пятеро детей – пронзишь их за раз.

Джон снова полез в багажник и достал мою бензопилу. Дёрнул шнур. Заревел двигатель. Он нажал на кнопку на рукоятке, и зубья исчезли в размытой ряби.

– Ладно, – сказал Джон, сделав глубокий вдох. – Помните: это дети. Цельтесь ниже.

– Стойте! – выкрикнула Эми, жестикулируя рукой. – Стойте. Это… как-то неправильно.

– В каком смысле?

– Смотри… значит, мы прошли через дверь и вроде как переместились на пару часов вперёд…

– Верно, – ответил я.

За дверью послышался звук бьющегося стекла. Грохот отчаянно стучащих кулаков становился всё громче.

– Может, мы можем вернуться? Чтобы не дать жукам вылупиться. Раз мы вышли и потеряли три часа, наверняка сможем пройти обратно и наверстать их.

– Мы никогда не видели такого раньше. Путешествие вперед во времени – не проблема. Чёрт, да взять хотя бы нас сейчас. Но вот назад, это совсем другое…

– Херня! – ответил Джон. – Тенемрази делают так постоянно! Так, а о чём мы?

– Ну, да, они могут. Но это не значит, что мы…

Мы – вряд ли. Но ты, думаю, сможешь.

Воцарилось молчание. Я уставился на Джона, чтобы убедиться, что он понял, что я его понял.

– Нет, – ответил я. – Я не собираюсь возвращаться к стройплощадке и этой башне. Меня же сожрут!

– Так сосредоточься на чём-то ещё, – сказала Эми измученным голосом. – Дэвид, мы должны попробовать. Я не хочу провести остаток дня, помогая вам убивать детей.

Что ж, ладно. Я бегом направился к «Библиобусу», закрыл заднюю дверь, оставил левую руку на ручке. Я сделал глубокий вдох и открыл дверь.

Книги.

Я снова закрыл дверь. Сзади послышался звон битого стекла – двое ребят пытались вылезти через окно. На кирпичной стене проступила рябь бледных точек: жуки вырвались на свободу.

Я открыл дверь. По-прежнему книги.

Снова закрыл, снова вдохнул и постарался сконцентрироваться на перемещении назад, в более раннее время. И более безопасное место – например, к себе домой.

Я открыл дверь.

Небольшая, ярко освещённая комната. Сверху течёт вода.

Я вошёл.

Странное чувство. Как будто во сне. В то мгновение, когда я вошёл, все чувства изменились. Всё вокруг казалось каким-то искажённым, и у меня ёкнуло сердце, когда я осознал, что могу видеть во всех направлениях. На 360 градусов. Чтобы видеть у себя за спиной, не нужно было поворачиваться – требовалось просто переключить внимание.

Я попробовал сосредоточиться, чтобы посмотреть назад, и увидел… себя. В грязной одежде, застывшего, руки на дверной раме кузова.

Я осознал, что вышел из своего тела. Каким-то образом я понял, что путешествовать назад во времени можно только так. Но что я мог сделать?

Стоило поторапливаться. Передо мной неслись потоки воды, и когда я прошёл вперёд, оказался под дождём из капель. Рядом висела пластиковая занавеска, но я был так растерян, что не узнал собственную ванную. По голове забарабанили капли, но я знал, что не намокаю. Я потянулся к занавеске, чтобы отдёрнуть её, но не увидел своей руки.

Пока я соображал, что делать, с другой стороны появилась рука и рванула занавеску в сторону.

Это был я. Голый. Я смотрел на себя – не без отвращения. Это был очень неловкий момент. Не уверен, что голый я видел внетелесного меня, но выглядел я в полнейшем замешательстве.

Медленно и незаметно я попытался выйти из-под душа и пробраться в комнату. Какой это был день? Куда меня занесло? Я прошёл через спальню и вышел в гостиную.

Всё казалось запутанным и бессмысленным. Поле зрения поплыло вниз – как будто я садился а корточки. Я понял, что проваливаюсь сквозь пол. Я испугался и попытался сосредоточиться на том, чтобы устоять, сделать пол твёрдым. У меня получилось, хотя это потребовало немалых усилий.

Взгляд упал на небольшой столик у двери. Я попробовал ради эксперимента подвигать предметы – было непросто, поскольку я не видел своих рук. К моему удивлению, мне удалось передвинуть на несколько дюймов монетку. Я попытался взять телефон, но ничего не вышло. Я ощущал его как физический объект, но он казался мне непомерно тяжелым.

Я решил попробовать что-нибудь полегче. Рядом, возле ключей, валялся пластиковый бейдж видеомагазина «Уолли». Я поднял его – не без усилий – и почувствовал гордость. Так зачем я сюда пришёл? Ах, да.

Я услышал себя, шагающего в спальне, и нырнул за напольную вешалку. И тут же подумал, насколько же глупо прятаться от себя. Я сказал, что спрятался за вешалкой? На самом деле я сидел в самой вешалке. Это было ужасное, зудящее чувство. Я пригнулся – по крайней мере, я так подумал, – и с удивлением заметил, что могу заглянуть прямо в середину своей куртки. Видно тонкие слои внутренней подкладки, скомканные салфетки в карманах.

Я вспомнил, что всё ещё держу бейдж – другой я мог заметить, как он висит в воздухе возле вешалки. Я убрал его из виду и после нескольких неудачных попыток затолкал во внутренний карман висевшего рядом кожаного пиджака.

Я наблюдал, как я слоняюсь по комнате – параноидальный, обезумевший и жирный. Я начал припоминать тот день: это было ещё до того, как всё началось. Те три часа, которые я хотел наверстать, обернулись почти тремя месяцами.

Я увидел, как физический я вышел в переднюю дверь, навстречу очередному дрянному дню на работе. Я вернулся в ванную. Подбежала Молли – жаль, я не мог взять её с собой, ради Эми. А если бы и смог, это наверняка бы нарушило какой-нибудь континуум.

Я приблизился к душевой кабине. На этот раз у меня не было двери для перехода, но не велика беда. Подозреваю, для телесных существ переход работает только в одну сторону, как для того рабочего, пришедшего сюда, по всей видимости, из сортира со стройплощадки. Но в своём нынешнем состоянии я наверняка смогу попасть куда нужно. Стены больше не были преградой.

Я сконцентрировался и постарался нацелиться на время, более близкое к моменту, из которого я пришёл. Всего лишь чуть-чуть раньше, чтобы я мог что-нибудь изменить. Я вошёл…

И рывком влетел обратно в своё тело. Ощущение – как будто падаешь во сне и, дёрнувшись, просыпаешься. Я был измазан грязью и бежал к парадной двери школы. Джонов «Кадди» пока что стоял на парковке.

Я остановился и крикнул:

– Стойте! Стойте!

Чёрт! Я вернулся всего лишь на двадцать минут назад, в момент, когда мы только выбрались со стройки. Так что, попробовать ещё раз? Ну на хер.

Я прокричал:

– Жуки уже вылупились из Фрэнки! Весь подвал кишит ими. Если откроем дверь – выпустим их наружу!

Джон спросил:

– Откуда ты…

– Не важно. Вломимся в школу – всё накроется. Они позовут охранника, а мы всё равно опоздали. Нет, нет, в первую очередь надо эвакуировать детей.

– Хорошо, – ответил Джон. – Отличная идея. Слушай, а может позвонить и сказать, что школа заминирована?

– С моего телефона? Я бы предпочёл не садиться в тюрьму, если возможно.

Вмешалась Эми:

– Можно просто включить пожарную тревогу.

– Отлично! – ответил я. – Но нам всё ещё нужно пробраться в школу. А выглядим мы как говно.

– Эми выглядит сносно. Как минимум, на ней нет крови. Они же её не остановят, да?

– О! – воскликнул я и полез в карман. – Зацени, какая херня.

Я вытащил свой менеджерский бейдж «Уолли» из кармана, куда положил его несколько месяцев/секунд назад. Это был обычный пластиковый бейдж, выкрашенный под латунь, с надписью «Д. ВОНГ» чёрными буквами. Я выставил его перед собой.

– Д. Вонг. Может означать что угодно. Просто цепляй этого плохиша на рубашку, и никто не скажет и слова.

– Так даже лучше, – ответил Джон и направился к багажнику. Он открыл дверцу и вытащил картонную коробку размером примерно в фут с каждой стороны. Он открыл верхнюю створку и показал нам: внутри были пачки перьевых ручек.

– Притащил домой с работы. Возьми с собой. Если охранник спросит, что это, ответь ему: «Ваши сраные ручки. Попросили отнести в столовую». Столовая на другом конце школы – он тебя пропустит.

– Там у каждого входа есть кнопка тревоги, – сказал я. – Советую свернуть из коридора в первый проход справа – он ведёт к боковому выходу. Жми кнопку и сваливай.

– Только не бросай ручки, – сказал Джон. – Они мне нужны.

Эми взяла коробку.

– И… допустим, дети выйдут. Что дальше?

– Подожжем школу, естественно, – я прикрепил бейдж к её рубашке. – Спалим мелких говнюков, пока не выбрались.

– Ладно.

– Хорошо, – сказал Джон. – Не вижу, что может пойти не так.

Мы вручили Эми коробку и проводили её в школу, а сами сели в «Кадди» и отъехали подальше.

Мы остановились на парковке закрытого магазина автоглушителей, стоявшего по соседству со школой. Не хотелось, чтобы кто-то вспомнил нашу машину, если начнётся расследование поджога. Мы вышли и направились за угол школы, идя по дальней стороне газона, примыкающего к улице.

Я окинул взглядом ряд маленьких окошек в основании здания и сказал:

– Вон там, третье окно слева. Оно ещё наполовину закрашено – кажется, я видел его во сне.

Мы стали ждать. Я глянул на мехопушку. Интересно, у неё кончаются патроны?

Огонь – подумал я. – Надо просто подумать об огне и нажать спуск. Огонь, огонь, огонь…

Из школы раздался резкий звон.

Первым, кто вышел на улицу, была Эми – она выбежала из металлической двери в боковой стене здания. Коробки у неё не было.

– Где мои ручки? – спросил Джон.

– У охранника! Я не хотела их отдавать, но он настаивал! Кажется, я ему понравилась. Он отнёс их в столовую, а я сказала, что мне нужно в туалет. Я нажала кнопку и побежала к выходу.

Мы перешли улицу и, стараясь не привлекать внимания, пошли по тротуару возле закрытого магазина глушителей. На лужайке учителя собирали детей в группы. Они не слишком торопились, но, с другой стороны, все наверняка подумали, что это очередные учения.

Когда вышел последний человек, мы решили подождать ещё десять минут – на случай, если кто-то отстал.

Я оставил Джона и Эми и зашагал по лужайке к окну, которое, насколько я помнил, вело в котельную.

Я огляделся, высматривая, нет ли рядом свидетелей. Таковых нашлось примерно две сотни.

Я остановился футах в двадцати от школы и направил на неё мехопушку, думая про себя: огонь, огонь, огонь…

Я нажал на спусковой крючок.

Ничего. Пушка издала звук, но больше ничего не произошло.

Кто-то шагал в мою сторону – женщина, скорее всего, учитель. Наверное, хотела попросить меня не приближаться к зданию.

Я попятился и сделал знак рукой, сообщающий, что я её понял. Я был на полпути к Джону и Эми, когда сверху послышался свист.

В небе показалась жёлтая полоса света, оставляющая за собой след из дыма.

Метеор.

Я бросился бежать. Повсюду слышались вскрики и вздохи.

Метеор с рёвом от сжигаемого воздуха влетел в основание школы, прямиком в маленькое окно.

По округе пронёсся громогласный хруст крошащихся кирпичей и рвущихся досок. Кусок кирпича влетел мне в спину, едва не сбив с ног.

Я продолжал бежать. Затем, спустя где-то три секунды после удара, раздался оглушительный взрыв разорвавшегося котла. Шар пламени и чёрного дыма вырвался из громадного пролома в стене – туда бы спокойно въехал грузовик. У меня за спиной радостно закричали и захлопали дети.

Джон и Эми уже бежали к машине. Я перешёл на шаг, чтобы не привлекать лишнего внимания. Как будто кто-то мог обвинить меня в падении метеора[11].

Мы сели в машину, Эми – на заднем сиденье. Джон щёлкнул ремнём безопасности, показал пальцем на мехопушку у меня на коленях и сказал:

– ЭТА хренотень отправляется обратно в свою сраную коробку!

Мы тронулись, проехав напоследок мимо школы. Оставшиеся подвальные окна выбило волной жара. Внутри бушевало адское пламя.

Эми заговорила:

– Слушайте, а вдруг эти твари – ну, не знаю – едят огонь, например? Мы уверены, что они мертвы?

Мы промолчали. Порой она вела себя как стерва.

– Может, стоило их затопить. Устроить прорыв водопровода, например.

Я пожал плечами.

– Устроим в следующий раз. Уверен, так тоже сойдёт.

Вдали послышался вой пожарной сирены.

– Ну а теперь, – сказал Джон, – предлагаю помыться и отвезти меня в больницу.

Я предложил заехать ко мне, поскольку это было ближе.

– Ребята, вы же видели эту башню? – спросила Эми. – Что это было?

– Было? – переспросил Джон. – Имеешь в виду вон ту хреновину вон там?

Он высунул руку из окна и показал на восток. Я ничего не увидел, моргнул – и во всё окно выросла башня, закрывая горизонт. Здоровая штука.

Я заставил себя переключить внимание. От одного её вида становилось тошно.

– Почему они просто нас не уничтожат? – спросила Эми. – Люди-тени. Почему просто не вернутся в прошлое и не сотрут нас из времени?

– Может, не могут, – предположил Джон. – А может, им просто так нравится.

– Или, – ответила Эми, – почему они не изменят прошлое так, чтобы у нас не было выбора, и мы сделали, как они хотят?

Я на секунду призадумался, затем спросил:

– Откуда ты знаешь, что они уже этого не сделали?

– Ну, – сказал Джон, держа сигарету в зубах, – в любом случае, всё кончено. И это самое главное. Теперь всё будет, как раньше.

– Ага, – удовлетворённо ответил я. – В конце концов, мы потрудились на славу.

Мы свернули на мою улицу и увидели три полицейские машины у моего двора.

Следователи ютились возле машины Вэнса Фальконера, по всей видимости, изучая его завалившийся набок труп.

Джон издал недовольный вздох.

– Поехали-ка лучше к тебе. – сказал я. – Не охота сейчас со всем этим возиться.

Джон проехал ещё немного и развернулся через четыре дома. Мы ехали обратно в город.

Джон покачал головой, выбросил сигарету в окно и проговорил:

– Вечно тут происходит какая-то херня.

– Мы всегда можем уехать.

– Пожалуй, сто́ит уехать, – ответил Джон. – Но сначала выясним, что в башне.

Загрузка...