Джон и Дэйв и Храм Кс'аль'наа''тхутхутху

1

Есть на свете такой паук: тело у него размером с небольшую тарелку, а если считать с ногами – целый фут. Он называется Птицеед-Голиаф, или «Птице-мать-его-ед-Голиаф», как говорят те, кто видел его вживую.

Он ест не только птиц: в основном в его рационе крысы и насекомые, но его всё равно называют «паук птицеед», потому что тот факт, что он может съесть птицу – это самое важное, что нужно о нём знать. Если вы вдруг наткнётесь на одну из этих тварей, например, прячущуюся в шкафу или выползающую из тарелки супа, то первое, что вам скажут, будет: «Мать твою, да эта тварь может сожрать целую птицу!»

Я не знаю, как он ловит птиц. Но я знаю, что Птице-мать-его-ед-Голиаф не умеет летать – ведь если бы он умел, то обладал бы совсем другим именем. Его бы называли «сэр», потому что он был бы доминирующим видом на планете. И никто из нас не осмеливался бы выйти из дома, пока Летающий Птице-мать-его-ед-Голиаф не разрешит.

Я однажды видел такого в зоопарке, когда учился в старших классах. Мне было пятнадцать – те годы, когда лицо покрылось акне и с каждым днём становилось всё толще. Я стоял с открытым ртом, уставившись на стеклянную стенку его клетки. Паук был здоровым, как обе мои руки. Стоявшие рядом ребята хихикали и толкали друг друга в плечи, а за спиной визжала какая-то девочка. Но я – я не издал и звука. Я не мог. Потому что лишь тонкое стекло отделяло меня от этой твари.

И потом ещё не один месяц я вглядывался по ночам в тёмные уголки своей спальни, ожидая, что ножки толщиной с палец вот-вот высунутся из-за стопки комиксов и игровых журналов. Я боялся, что найду где-нибудь обрывки паутины толщиной с леску, в которой бы висели тушки полусъеденных воробьев. Или паучьи экскременты в ботинках – маленькие шарики с торчащими из них кусками перьев. Или кучки розовых яиц, в которых бы уже зрели маленькие паучата размером с мяч для гольфа.

И даже сейчас, спустя десять лет, я проверяю перед сном постель: какая-то часть моего подсознания всё ещё боится наткнуться на огромного паука, притаившегося в тени.

Я вспомнил об этом сейчас, ввиду происшествия с Человеком-Тенью, потому что той осенней ночью именно птицеед-голиаф всплыл в моём сознании, когда я проснулся от укусов в ногу.

Я спал мёртвым сном, укутавшись, как буррито, чтобы спастись от осенней прохлады. Я почувствовал покалывание в лодыжке, как будто в неё вонзали иголки. Птице-мать-его-ед-Голиаф выпрыгнул из тумана моего сонного воображения, и я рывком сорвал с себя одеяло. Я уже готовился обнаружить восемь мохнатых ног и пучок блестящих чёрных глаз, глядящих на меня.

Но ничего не увидел. Было слишком темно.

Я приподнялся и уставился на свою ногу. В тени что-то двигалось. Я убрал ногу с кровати и почувствовал тяжесть того, что прицепилось к моей лодыжке: оно весило как банка пива.

Судорожная паническая дрожь пробрала тело. Я застонал и лягнул холодный воздух, пытаясь стряхнуть то нечто, что впилось мне в ногу. Тварь отлетела в другой конец комнаты, мелькнув в столбе лунного света, лившегося через щель в шторах. В это короткое мгновение я увидел, как в просвете мелькнули членистые ноги – целый пучок ног, – вместе с антеннами и хвостом. Существо было покрыто панцирем, как омар. В длину оно было с моё предплечье.

Во имя всего святого, что за…

Существо пролетело через спальню, ударилось о стену и упало за корзиной с грязным бельём. Я слез с кровати и сделал несколько осторожных шагов, всматриваясь в другой конец комнаты. В темноте ничего не было видно. Я подался назад; сердце колотилось в груди, и я почувствовал, как упёрся спиной в стену.

Я спешно осмотрел комнату, ища что-нибудь, что сгодилось бы как оружие. Темно, хоть глаз выколи. Я принялся шарить рукой в куче вещей на тумбочке и увидел что-то, торчащее из закрытого журнала «Энтертеймент Уикли». Округлое и тонкое. Должно быть, рукоятка ножа.

Я схватил её и бросил, и только когда она уже была в воздухе, понял, что это мой ингалятор от астмы. Я снова потянулся к столу и схватил, как мне показалось, самый тяжёлый предмет, напоминавший формой жестяную банку из-под супа. Я бросил его, он ударился о стену с тихим лязгом, и я вспомнил, что это была пустая банка из-под «Слим Фэст»[4].

Я схватил настольную лампу – это был сувенир, голая лампа без абажура, вкрученная в фигурку индейки из цветного стекла. Подарок Джона на день рождения. Я рванул провод из розетки, схватил индейку за шею и занёс над плечом, как квотербек, сфотографированный в середине броска. Существо зашевелилось.

Оно скользнуло по полу через дверь в зал, и на короткое мгновение маленький монстр снова оказался на виду. Он был весь усеян ножками: полдюжины он использовал для ходьбы, а полдюжины других, как дреды, торчали сверху, будто тварь могла бегать на спине. Увидев его, я застыл как вкопанный. Этот был тот чудовищный, первобытный, парализующий ужас, который испытываешь, только когда видишь что-то абсолютно чужеродное.

Я опустил лампу и заставил себя сделать шаг вперёд. Я был в одних трусах и пытался успокоить дыхание. Наконец я собрался с силами и посмотрел на ногу: от укуса шла тонкая малиновая полоска. Маленький ублюдок.

Я мееееедленно выглянул из дверного проёма, ведущего в зал. Здесь было не так темно: уличные фонари бросали на пол тусклые полосы света, в которых плясали тени деревьев на ветру. Твари нигде не было. Из кухни послышалось, как кто-то скребётся о напольную плитку – сердце пропустило удар. Это была собака.

Ко мне сонно подошла Молли – рыжеватая фигура ростом до колен, глаза блестят синеватым лунным светом. В темноте едва виден виляющий хвост. Она смотрела прямо на меня, интересуясь, почему я не сплю, почему я пахну холодным по́том ужаса и есть ли у меня что-нибудь поесть. Я обвёл глазами дальний конец комнаты, ища выключатель. Десять футов от меня до него. Мои ноги ещё никогда не были такими голыми.

Я двинулся осторожными шагами к выключателю, смотря под ноги и размахивая лампой-индейкой. Маленькие беззащитные пальцы – та членистоногая тварь наверняка смотрит на них, как на уши шоколадного зайца. Второй шаг, третий, вот уже полпути пройдено…

Что-то тяжёлое плюхнулось мне на голову и забилось, запутавшись в волосах. Я вскинул руки, но монстр уже сполз по уху на плечо. По лицу и шее забегали маленькие щекотливые ножки. Лампа-индейка c резким стуком ударилась о пол.

Я схватил извивающегося монстра поперёк тела и попытался стащить с себя. У меня не получалось: кончики лапок прилипли к коже на плечах и тянули её за собой. Раздался пронзительный визг – как будто засвистел кипящий чайник, – и я смутно осознал, что это мой собственный крик.

Поле зрения правого глаза закрыли острые челюсти, и в следующее мгновение резкая боль прошила череп раскалённой иглой. Глаз перестал видеть – похоже, маленький засранец выковырял его. Я яростно заорал и схватил обеими руками пучок ног, стараясь оторвать их от кожи. На теле проступила влага – ублюдок оставил на мне одну ногу, прилипшую к плечу. Но теперь я освободился от монстра, который трепыхался у меня в руках, как курица.

Только посмотрите на эту пасть, – подумал я в исступлении. – Проглотит мяч для гольфа и не подавится!

Я огляделся здоровым глазом, соображая, куда бы деть тварь. Я вспомнил о корзине для белья в спальне и направился туда.

Я пинком опрокинул пластиковую корзину, чтобы вывалить одежду. Бросил туда монстра и перевернул – теперь не выберется. Я наступил на корзину ногой и обвёл комнату взглядом в поисках чего-нибудь тяжёлого.

Я дотянулся до тумбочки и смахнул с неё хлам. Взял тумбочку – ящики вывалились на пол – и положил боком на корзину. Тяжело и надёжно. Тварь просунула ногу в вертикальную прорезь в стенке – выбраться она не могла, но я боялся, как бы она не прогрызла пластик. Надо за ней приглядывать.

Я тяжело плюхнулся на кровать, хватая воздух ртом. Лицо было влажным и липким. Морщась, я неуверенно протянул руку к правой стороне лица, ожидая нащупать склизкий глаз, свисающий по щеке. Но не нащупал. Влажная кожа века отозвалась жжением на прикосновение, и я вздрогнул. Казалось, лицо в этом месте разорвано и разворочено. Я моргнул и попытался разглядеть что-нибудь больным глазом – вроде что-то видно. Но его всё равно закрывала распухшая кожа.

Я пошарил в куче вещей на ковре, которые вывалились из тумбочки, и нашёл мобильник. Я набрал номер единственного человека на планете Земля, которому мог позвонить в подобной ситуации. Я подождал два гудка, прежде чем глянул вниз, фыркнул от отвращения и бросил телефон на кровать.

Нога твари – та, которая отделилась, когда я пытался освободиться, – всё ещё висела у меня на плече. Я взял её пальцами и попробовал оторвать, но она не поддавалась – только оттягивала за собой кожу, словно цирковой шатёр. Кончик как будто зацепился и сидел глубоко, как клещ. Я зажал кожу двумя пальцами и попытался присмотреться. Слишком близко: ничего не разглядишь. Я снова почувствовал нарастающий приступ паники.

Я не мог точно определить, где именно кончалась оторванная нога – она как будто срослась с кожей. Я потянул обрубок и вздрогнул. Бесполезно: всё равно, что пытаться оторвать себе палец.

Я уже начал выходить из себя. Громко шагая, я направился из спальни в кухню и принялся обшаривать ящики, пока не нашел канцелярский нож – такой, у которого небольшое дюймовое лезвие выходит из кончика ручки. Сзади подбежала Молли – вдруг я готовлю себе перекусить, и ей тоже что-нибудь перепадёт.

Я достал длинную деревянную ложку и сжал её зубами. Затем прислонил кончик лезвия к основанию, где нога монстра торчала из кожи, и начал резать. Я рычал и матерился в ложку. Густая струйка крови побежала по груди, как воск со свечи.

На всё ушло двадцать минут. Когда я закончил, в руке у меня была шестидюймовая членистая нога, похожая на крабью, на конце которой висел кусочек окровавленной кожи с подкожным жиром, некогда бывший частью меня. Я прижал к ране комок бумажных полотенец; пятна крови, размазанной по животу, напоминали пальцевый рисунок. Я положил ногу монстра в пластиковый контейнер, который достал из медицинского шкафчика, опёрся на стойку и, тяжело дыша, закрыл глаза.

Я решил вернуться в спальню, но едва сделал шаг, как раздался стук в дверь.

Я застыл, решив было не открывать, но вспомнил, что это мог быть Джон. Наверное, проверил телефон и решил, что дела приняли дерьмовый оборот, раз я звоню ему в три утра. Я зашёл в спальню и глянул вниз, на пойманную тварь. Она просунула две ноги через щель в пластмассовой стенке, но пока ещё не преуспела в прогрызании корзины. Я надел спортивные штаны и открыл дверь.

На улице стоял коп.

Молодой парень. Я знал его – Фрэнки какой-то там. Мы вместе учились в старших классах.

Я выпрямился и спросил:

– Чем могу помочь, офицер?

Он перевёл взгляд на моё плечо, где я держал у кровоточащей раны комок бумажных полотенец, затем обратно на лицо, где опухший глаз прикрывало разодранное веко с корочкой засохшей крови. Руку он держал на рукоятке пистолета – без напряжения, но с озабоченным видом, так характерным для копов.

Он обратился ко мне:

– В доме есть кто-то ещё, сэр?

– Всё хорошо. То есть, э-э, никого. Я живу один. То есть, моя девушка живёт со мной, но она уехала на учёбу. Так что здесь только я. Всё хорошо. Тут просто возникла, э-э, проблема…

Думай. Скажи, что это была собака. НЕТ, не говори. Иначе её заберут в приют. Скажи, это был опоссум. Нет! Барсук!

– Кто-то, э-э, залез в дом. Какое-то, эм, животное.

– Сэр, не возражаете, если я зайду?

На этот вопрос не было правильного ответа: он явно подумал, что я зарезал здесь проститутку. Я шагнул в сторону, не сказав ни слова. Сэр. Вся эта херня с сэрами раздражала меня. Он мой ровесник. Мы вместе ходили на школьные вечеринки – я помню, как он играл в твистер, напялив трусы на голову.

Бёрджесс, – подумал я. – Вот как его зовут. Фрэнки Бёрджесс.

Он прошёл мимо меня, и я включил свет в гостиной. Там был сущий бардак. В принципе, бардак там был и раньше, так что пятно моей крови на ковре смешалось с пятном от кофе. Но стоило немного пройти вглубь дома, и открывался вид на кухню с раскрытыми ящиками, валявшимся на полу рулоном бумажных полотенец и кучей крышек от пузырьков для таблеток.

Ещё пара шагов, и он увидит большую спальню – она выглядела так, будто там взорвалась бомба. А ещё там сидел монстр-пришелец, пойманный под перевёрнутой корзиной, придавленной тумбочкой.

Он прошёл на кухню, и я последовал за ним. Он остановился, чтобы погладить Молли по голове. Из спальни раздались быстрые щёлкающие звуки – я резко повернул голову и увидел, как монстр отчаянно пытается пролезть через пластмассовые прутья своей корзины-тюрьмы. Я перевёл взгляд на копа. Он не обращал внимания.

Он что, не слышит?

Он посмотрел на окровавленный канцелярский нож, лежавший на стойке, затем на меня и несколько моих кровавых ран. Я как бы между прочим отошёл к двери в спальню и прислонился к косяку, стараясь не подавать виду, что хочу закрыть обзор.

– Ах, это, – я кивнул на стойку, где лежал нож. – Я немного порезался, ничего страшного. Я пытался… пытался отделаться от этой твари. Кажется, это был опоссум или…

Барсук! Скажи барсук!

– …Не уверен, не разглядел. Он довольно сильно меня ободрал.

– Не могли бы вы отойти, сэр?

Да ну на хер. Пусть эта дрянь выковыряет ему глаза, мне-то какое дело. Давай, Фрэнки, заходи.

Я сделал шаг в сторону, и Коп Фрэнки вошёл в спальную. Его взгляд забегал по комнате, исследуя следы побоища, затем наконец остановился на перевёрнутой корзине. Пять бронированных ног извивались между пластмассовыми прутьями. Коп как ни в чём не бывало отвёл взгляд и посмотрел на шкаф. Затем опять на меня. Кажется, ему становилось скучно.

– Так вы убили его, или как?

Я бросил взгляд вниз на зверя в корзине. Видно отчётливо. Челюсти щёлкают о пластик – как будто собака обгладывает кость. Тварь высунула из корзины несколько ног и теперь пыталась просунуть тело. Для своего размера она казалась очень сильной. Всё это не привлекало никакого внимания офицера Бёрджесса.

Он его не видит.

– Э… нет, я пытался поймать его.

Я смотрел вниз, на корзину. Тварь уже высунула голову. Фрэнки посмотрел вниз. Затем, со скучающим видом, обратно на меня.

– Вы что-нибудь пили сегодня вечером, сэр?

– Пару банок пива, до этого. Шесть часов назад.

– Вы принимали что-то ещё?

– Например, мет? Нет.

– Можете сказать, какой сегодня день?

Тварь-пришелец высунула из корзины уже треть своего тела. У неё была толстая броня вокруг брюшка, которую она теперь пыталась протиснуть через дыру. В данный момент четыре её ноги работали над этой задачей.

– Вторник, ночь… э… то есть, я бы сказал, среда, утро. Двадцать девятое октября. Я не под кайфом.

– Кто президент США?

Эл Го…[5]

– Джордж Буш. Да ладно, со мной всё в порядке.

– Соседи за вас беспокоятся. Они слышали шум в вашем доме…

– Попробовали бы вы проснуться ночью от укусов зверя.

– Это происходит уже не в первый раз, верно?

Я вздохнул.

– Верно.

– Я смотрю, вы положили на корзину тяжёлый предмет.

– Говорю же, я пытался поймать его.

– Нет, с корзиной понятно – ей вы пытались поймать его. Но я думаю, вы положили сверху тяжесть, потому что решили, что поймали его.

– Что? Нет, было темно, я…

Монстр просунул через щель самую широкую часть брони. Он проделал уже половину пути к свободе. Трудную половину.

– Могло ли случиться, что вы сами нанесли себе эти порезы? Вон тем ножом?

– Что? Нет, я…

Я бы сказал, нет…

– Почему вы постоянно туда смотрите?

Я сделал шаг назад, к двери.

– Просто так.

– Вы видите там что-то, мистер Вонг?

Я перевёл взгляд на копа. Пот снова катился с меня ручьями.

– Нет, нет.

– У вас были сегодня галлюцинации?

Я не ответил.

– Они ведь у вас уже бывали, не так ли?

– Это было… нет, со мной всё хорошо. Всё хорошо.

Я попробовал заставить себя не смотреть на корзину. Звуки – клацание челюстей, прогрызающихся через пластик, – прекратились.

Я не выдержал и посмотрел вниз.

Твари не было.

У меня сжалось сердце. Я оглядел комнату, проверил потолок. Ничего.

Коп развернулся и вышел из комнаты.

– Почему бы вам не пройти со мной, мистер Вонг? Я отведу вас отделение экстренной помощи.

– Что? Нет, нет, со мной всё в порядке. Порезы пустяковые.

– На мой взгляд, совсем не пустяковые.

– Нет, нет, всё хорошо. Напишите в докладе, что я отказался от лечения. Я в порядке.

– У вас есть родственники здесь в городе?

– Нет.

– Никого? Родители, дяди, тёти?

– Долго рассказывать.

– Друг, которому можно позвонить?

– Я уже позвонил. Джону.

Я назвал фамилию Джона, и коп его вспомнил. Он поинтересовался, чем теперь занимается Джон, и я что-то промямлил, выискивая глазами монстра.

– Джон уже едет сюда?

– Надеюсь.

– Ладно, давайте так. Я посижу здесь с вами, пока Джон не приедет. Составлю вам компанию. А то вдруг животное вернётся.

Я никак не мог придумать, как мне мне от него отделаться – разве что ударить: пусть везёт меня в отделение. Хотя вряд ли это решит проблему. Рядом послышалась возня: это Молли свернулась и легла спать. Видимо, решила, что беспокоиться больше не о чем.

Пусть коп остаётся здесь, сколько захочет, – подумал я. – Лишь бы не заходил в сарай.

Ровно в этот момент Коп Фрэнки повернулся ко мне:

– Я бы хотел здесь осмотреться.

Я выпустил копа через заднюю дверь, но не стал предлагать ему свою компанию. Думаю, он хотел проверить двор и убедиться, что там не лежит труп. Пусть смотрит.

Только не сарай. Чувак, пожалуйста, только не сарай.

Как только он скрылся из виду, я вышел через кухню в гостиную, а оттуда – в спальню, ища…

Стоп, что это было? Что-то непонятное – за углом, во второй спальне.

Я прокрался вдоль стены и заглянул в малую спальню. У дальней стены лежали картонные коробки – я так и не разобрал их с тех пор, как въехал сюда три года назад. Рядом стоял стол со старым компьютером, которым я почти не пользовался. Древние ботинки на полу. Я включил свет, проверил потолок, стены и углы. Монстра не было.

Я вышел обратно в гостиную. С улицы послышался хруст листьев – коп прошёл мимо окна. Он внимательно осматривал двор с фонарём в руке. Я дошёл до ванной, намочил тряпку и смыл засохшую кровь. С опаской глянул на душевую кабину.

Я заклеил плечо лейкопластырем и промыл веко, вздрагивая от каждого прикосновения. Затем вышел из ванной и принялся обыскивать спальню, даже заглянул под корзину: вдруг тварь зачем-то решила туда вернуться. Я надел футболку и привёл в порядок волосы перед зеркалом, надеясь произвести на копа впечатление адекватного гражданина и убедить его уйти.

Пока он не попросил открыть сарай.

Я взял телефон с кровати и снова набрал Джона. Три гудка и…

– Алло?

– Джон? Это я. Ты уже едешь?

– Что? Куда?

– Я звонил тебе. Ты сейчас занят?

– Я наслаждался спокойным сном. Я только что видел кошмар, а потом проснулся и подумал: «нет, я не проснулся, это просто кошмарный сон, а в реальности я сплю, и это прикольно. Как же хорошо, что я сплю». Ладно, мне пора собираться на работу. Пока.

– Нет, Джон… ты ещё тут? У нас тут ситуация.

– Она может подождать до завтра, пока я не освобожусь?

– Нет. Что-то залезло к мне в дом. Какое-то… – я огляделся, ища глазами копа, – существо. Оно отгрызло мне кусок ноги, а потом принялось за глаз.

– Ты убил его?

– Нет, оно где-то прячется. Оно довольно маленькое.

– Насколько маленькое?

– Размером с белку. Но как насекомое. Куча ног, штук двенадцать. А рот как…

Я обернулся: в дверях спальни стоял коп.

Я качнул головой в сторону телефона и сказал:

– Это Джон, он уже едет.

– Хорошо. – Он кивнул в сторону задней двери. – На улице стоит сарай. У вас есть ключи?

Сукин сын.

Я закрыл телефон, не попрощавшись с Джоном.

– Э-э-э, нет. Я их потерял. То есть, я уже несколько месяцев туда не ходил.

– У меня в багажнике есть болторез. Давайте я его вам открою.

– Нет-нет, в этом нет необходимости.

– Я настаиваю. Давайте воспользуемся болторезом – вы же не хотите остаться без садовых инструментов? Как раз уберёте листья во дворе.

Мы уставились друг на друга. Ох, дела становятся всё лучше и лучше. Я поймал себя на мысли, что не сильно расстроюсь, если сейчас выпрыгнет жук и сожрёт этого парня.

– Кажется, я вспомнил, где ключ.

– Хорошо. Доставайте.

Я протянул руку и снял ключ с гвоздя возле двери, где он всё это время висел на виду, прямо над плечом копа.

Я надел ботинки и вышел на улицу. Он пустил меня вперёд, держась на расстоянии нескольких шагов, чтобы успеть пристрелить меня, если я вдруг наброшусь на него с кулаками ярости.

Я посмотрел на ключ и сделал глубокий вдох.

Вставил ключ в навесной замок и повернул. Я слегка приоткрыл дверь и повернулся к копу.

– Там лежат… Не пугайтесь, если что, я просто собираю всякие вещицы. Такое хобби. И, насколько я знаю, там нет ничего незаконного.

Хотя есть кое-что, так сказать, импортное.

– Не могли бы вы отойти, сэр?

Я шагнул в сторону. Коп открыл дверцу сарая, и луч фонаря разрезал темноту.

Я задержал дыхание. Он направил свет на пол – полагаю, туда, где должно было бы лежать тело. Круг света попал на газонокосилку. Небольшая ручная косилка «Бриггс энд Стрэттон» с коркой засохшей травы на колёсах.

Он перевёл луч фонаря на ряд металлических полок, висевших на задней и боковой стенах сарая. Луч упал на стеклянную банку размером с жестянку из-под краски, осветив мутную жидкость за стеклом.

Офицер Фрэнки Бёрджесс уставился на неё, пытаясь осознать увиденное. Наконец он сообразил, что это был эмбрион, позднего срока, с головой размером с кулак, закрытыми глазами, без рук и ног. Тело было замещено суставчатым механическим каркасом, который загибался у нижнего конца, как хвост морского конька.

Я хихикнул и сказал:

– Хах, эм… я купил его на «И-Бэе». Это декорация для одного фильма.

Коп глянул на меня, затем отвёл взгляд.

Он снова посветил фонарём на полку. Рядом с банкой стояла муравьиная ферма – детская игрушка, сделанная из стеклянных пластин с песком между ними. Внутри жила колония муравьёв, так что можно было наблюдать, как они строят туннели, откладывают яйца и снуют туда-сюда. Конкретно в этой муравьиной ферме прорытые туннели складывались в надпись «ПОМОГИТЕ».

Рядом лежал мой старый «ИксБокс», обмотанный проводами.

Он опустил луч на фут, на нижнюю полку. Прошёлся по стопке старых журналов, не обратив внимания на лежавший сверху выпуск «Тайм»: его обложка изображала агентов спецслужб, столпившихся у трупа Билла Клинтона. Поперёк фотографии шла надпись большими красными буквами: «КТО ЗА ЭТИМ СТОИТ?»

Рядом с журналами лежала мягкая игрушка «Тикл Ми Элмо», покрытая толстым слоем пыли. В момент, когда на неё попал луч света, звуковой механизм ожил, и мультяшный голос произнёс: «Ха-ха-ха! Встал на пять целых шесть десятых дюйма!»

Фрэнки уставился на игрушку и завис на несколько секунд.

– Эм, она сломана, – наконец произнёс я.

Коп Фрэнки переместил луч к следующему объекту – человеческому черепу с заострённым шипом длиной с палец посередине лба.

Он перешёл к следующему предмету, и опять воцарилась неловкая длинная пауза. Это был стальной револьвер тридцать восьмого калибра. Но у меня всё равно не получилось бы использовать его в качестве орудия преступления, так как ствол оканчивался бесформенным комком расплавленного металла, похожего на изжёванную жвачку.

Дальше была стеклянная банка, наполненная прозрачной жидкостью, в которой плавал перекрученный фиолетовый язык. Рядом стояла ещё одна такая же банка, в которой плавала пара глаз с торчащим из них клубком нервов и кровеносных сосудов. Коп этого не заметил, но когда луч скользнул мимо этой банки, глаза повернулись и проследовали за ним. Рядом с банкой стоял старый аккумулятор от моего грузовичка, измазанный въевшейся грязью. Куда их обычно выкидывают?

Луч проследовал на нижнюю полку и высветил красную пластиковую канистру для бензина, стоявшую рядом со старым ЭЛТ-монитором, в экране которого зиял пролом от выстрела из дробовика. Дальше было то, что я так не хотел показывать копу. Коробка.

Мы услышали хруст листьев за спиной.

– Йоу, что у вас тут?

Мы с копом обернулись и увидели тёмную фигуру со светящимся огоньком сигареты в руке. Джон. Коп направил на него фонарь – наверное, чтобы проверить, не вооружён ли он. На Джоне была фланелевая рубашка и чёрная бейсболка с надписью «ШЛЯПА» заглавными буквами.

Я представил их друг другу, и Коп Фрэнки поблагодарил Джона за то, что он приехал. Я надеялся, что Фрэнки наконец свалит из сарая, поскольку с каждой минутой нервничал всё больше и больше. Глаз пульсировал в месте укуса. Я раздумывал, стоит ли показаться врачу. Порыв ветра донёс до меня запах перегара, исходившего от Джона.

Коп отвёл фонарь и снова посветил на пол сарая. Свет упал на Коробку.

Она была оливково-зелёного, военного цвета, размером с микроволновую печь. Ребристые, как будто армированные стенки. На Коробке не было защёлок или замков, и если попытаешься её открыть, заметишь, что крышку никак не поддеть – пальцам даже не за что зацепиться. Поперёк передней стенки шла жёлтая трафаретная надпись – пиктограммы, похожие на египетские иероглифы.

Одного взгляда хватало, чтобы понять: это очень серьёзная коробка. И её обязательно стоит проверить, если твой долг – обеспечивать безопасность людей.

Фрэнки кивнул на Коробку.

– Что внутри?

– Не знаю.

Вообще говоря, я и правда не знал.

– Мы нашли её в лесу, – вмешался Джон. – Она лежала в грязи, как будто её кто-то выбросил…

В общем-то, так и было. Я подумал, может, пусть дальше говорит Джон. Он продолжил:

– Думаю, она вывалилась из НЛО.

Я закрыл глаза и вздохнул. Затем проговорил:

– Можете забрать её, если хотите. Сдадите в бюро находок у себя в участке.

Коп выключил фонарь, затем спросил у Джона, могут ли они выйти и поговорить. Он показал фонарём на сарай со словами:

– Может, закроете его, а я пока поговорю с Джоном?

Я ответил, что это отличная мысль, после чего они, хрустя листьями, направились к свету, лившемуся из задней двери дома. Я закрыл сарай, запер замок и облегчённо вздохнул. Облегчение продлилось примерно четыре секунды – именно столько мне понадобилось, чтобы осознать, что Джон и Фрэнки вернулись в дом, в котором жук-убийца только что пытался отгрызть мне глаз.

Я поспешил за ними и вошёл в кухню. Я видел, как Джон с копом разговаривают полушёпотом в гостиной, но не мог разобрать слов. Полагаю, коп просил Джона побыть моей сиделкой и позвонить ему, если я вдруг продемонстрирую другие признаки помешательства. Я подошёл ближе и услышал едва разборчивый голос Джона: «…ему очень непросто в последнее время…». Интересно, в каком свете он собирался меня выставить?

Я окинул взглядом кухню в поисках монстра, обращая особое внимание на высокие места. Никого. Я закрыл открытые выдвижные ящики и шкафчики и наскоро прибрался. Я уже почти вышел и только у двери развернулся, подумав, что шкафчики – идеальное место, где ублюдок мог спрятаться. Когда я завтра утром достану овсянку, тварь накинется на меня. Как бы их обыскать, не привлекая внимания Фрэнки? Лучше подождать.

Я проверил спальню, опять под видом уборки. Приподнял матрас и пружинный блок под ним, обшарил одежду в шкафу, проверил за дверью. Монстра не было. Вставил ящики обратно в тумбочку. Лампа-индейка отломилась от пьедестала, но свет загорелся, когда я вставил вилку в розетку.

Когда я вышел, Джон с копом стояли на переднем крыльце. Это прогресс. Я услышал, как Джон поблагодарил полицейского за то, что он приехал; как выразил надежду, что Фрэнки не забудет меня в своих молитвах, ведь мне это так необходимо, потому что в моей жизни полный бардак, и вообще я жалкий неудачник, пытающийся справиться с лишним весом, финансовыми проблемами, алкогольной зависимостью и эректильной дисфункцией.

Я решил выйти на крыльцо, прежде чем Джон окончательно разрушит мою репутацию. Коп уже направлялся к патрульной машине, когда Джон сказал: «…А его девушка сейчас в отъезде, и она однорукая. Потеряла руку в автомобильной аварии. Можете представить, каково им».

Фрэнки, отчаянно пытавшийся отделаться от разговора, докладывал по маленькому радио у себя на плече, что ситуация под контролем. Я встал рядом с Джоном, мы попрощались со спиной копа и ждали, пока он уедет.

Снизу послышался цокающий шум: сраный жук-монстр пробежал у нас под ногами, спрыгнул с крыльца и заспешил сквозь траву и листья прямиком к копу. Секунду спустя он исчез в темноте.

Джон посмотрел на него, затем на Фрэнки. Затем повернулся ко мне.

– Эм... это он привёз его?

Я спрыгнул с крыльца и замахал руками:

– Стой, Фрэнки! Офицер Бёрджесс, стойте!

Он остановился в шаге от машины и повернулся ко мне. Я открыл рот, но слова застряли в горле. Пучок маленьких бронированных ног показался на левом плече Фрэнки, уже касаясь его оголённой шеи. Но он ничего не чувствовал.

У меня за спиной раздался голос Джона:

– Фрэнки! Фрэнки! Чувак, не двигайся! У тебя что-то на плече!

Фрэнки снова положил руку на рукоятку пистолета, бросая тревожные взгляды то на меня, то на Джона, как будто его проблемы с сумасшедшими теперь удвоились. Монстр перелез через плечо Фрэнки и прислонил ноги к его щеке.

Джон закричал:

– Фрэнки, сделай так! – Джон показал, как смахивает что-то у себя со щеки, будто отгоняя муху. – Я серьёзно! У тебя что-то на лице!

Фрэнки не понимал всей серьёзности ситуации и не послушал. Он начал говорить что-то типа того, чтобы мы не двигались и не подходили ближе.

Я рванулся вперёд.

Я вскинул руки к маленькому монстру. Но не успел. Фрэнки сделал что-то такое, от чего я рухнул на колени, хватая ртом воздух. Какой-то резкий удар в горло – и, скажу вам, сработало оно на отлично.

Стоя на коленях, я поднял глаза и попытался во второй раз предупредить Фрэнки, и во второй раз не смог. Я видел, как тварь сползла на ему на грудь и мимолётным движением нырнула в рот.

Теперь коп обратил на неё внимание. Он кинулся на землю, голова с глухим стуком ударилась о дверь полицейской машины. Фрэнки жадно глотал воздух, задыхался и дергался, пытаясь залезть руками себе в рот.

Я постарался отползти назад, сидя на жопе на покрове из листьев. В это время подбежал Джон и закричал:

– Фрэнки! Фрэнки! Эй!

Фрэнки не отвечал. Руки перестали двигаться; пальцы согнулись, как будто его поджарили на электрическом стуле. Джон повернулся ко мне:

– Нужно отвезти его в больницу!

Я в оцепенении сидел на земле, желая только одного: поскорее вернуться в дом и залезть под одеяло.

Джон распахнул заднюю дверь полицейской машины. Затем ухватил Фрэнки под мышками.

– Дэйв! Помоги мне!

Я поднялся и взял Фрэнки за ноги. Мы положили его на заднее сиденье патрульной машины, так что Джону пришлось выбираться через противоположную дверь. Мы пристегнули его, и Джон сел за руль. Я сел рядом, наблюдая, как Джон шарит по приборной панели, ища выключатель. Наконец нашёл, и вой сирены пронзил ночь.

Джон рванул рычаг передачи, и мы помчались по улице, заливая окна домов красными и синими вспышками.

Мы пролетели перекрёсток. Я натянул ремень и опёрся руками о переднюю панель.

– Эта тварь залезла в мой дом! Джон! В мой дом!

– Да-да, я знаю.

– Я проснулся, а она кусала меня. В моей кровати, Джон!

– Чувак, я пытаюсь вести машину.

Мы повернули, обогнув закрытый ресторан с надписями «ПРОДАЕТСЯ», сделанными белым гуталином на окнах. Затем проехали почерневший остов компьютерного магазина, сгоревшего в прошлом году, проехали стоянку домов на колёсах, салон подержанных автомобилей, круглосуточный книжный магазин для взрослых и загаженный мотель, в котором никогда не было мест, потому что комнаты постоянно скупали толпы бродяг.

– Оно было в моём доме, Джон! Ты понимаешь? Эта тварь не из нашего мира, Джон. Фрэнки её даже не видел. Она была у него на лице, и он её не видел. Она не из этого мира, но она была в моём доме!

Меня бросило о дверцу, и раздался визг шин: Джон решил сделать поворот в стиле автопогонь. Впереди, в двух кварталах, появилось здание крытой больничной парковки, за ним виднелись горящие окна самой больницы. Я повернулся к проволочной сетке, отделявшей нас он заднего сиденья. Фрэнки лежал неподвижно с открытыми глазами. Грудь приподнималась, так что он был жив.

– Почти приехали, приятель. Держись, ещё немного.

Я повернулся к Джону.

– Она заползла ему в рот! Ты видел?

– Видел.

– Ему смогут помочь? Думаешь, врачи смогут что-то сделать?

Мы со скрежетом свернули на парковку, подъехали к знаку «СКОРАЯ ПОМОЩЬ» и остановились у крытого въезда в отделение. Мы рванули заднюю дверь, вытащили Фрэнки и внесли через стеклянные автоматические двери. Мы не прошли и пяти футов, как к нам подошли двое парней – видимо, санитары, – и начали рявкать на нас с вопросами, на которые у нас не было ответов. Кто-то прикатил тележку.

Джон отвечал им, что у копа какой-то припадок, и ему что-то попало в горло – надо обязательно проверить горло.

Я заметил боковым зрением красно-синие вспышки. Через стеклянную дверь было видно, как на парковку резко вырулила ещё одна полицейская машина. Видимо, они заметили нас с Джоном, несущихся сломя голову по городу, и поехали следом.

Санитары уже катили Фрэнки в отделение, когда подошёл ещё один парень, видимо, доктор, и начал измерять пульс и давление. Я повернулся к Джону, чтобы рассказать о второй полицейской машине, однако он уже её заметил. Он вышел через стеклянные двери и остановился на тротуаре возле машины Фрэнки. Я последовал за ним.

– Думаешь, стоит подождать здесь? – спросил он.

– Вряд ли. Походу, у них платная парковка.

– Чувак, они придут за нами. Им обязательно захочется узнать подробности.

– Да ладно. Всё будет нормально. Может, дадут нам благодарственную открытку за то, что мы отвезли Фрэнки в больницу. Не парься.

Мы пошли обратно пешком: было бы неразумно ехать на украденной полицейской машине. Мы уже подходили к границе больничной территории, когда мимо пронеслась ещё одна полицейская машина. Мы видели, как она остановилась рядом с машиной Фрэнки, после чего из неё вышли двое копов и направились в больницу.

Мы молча срезали через газон и перешли улицу у светофора, мигавшего жёлтым. Затем прошли поперёк парковки китайского ресторана под названием «Панда Буфет», который, насколько нам было известно, всё же не предлагал мяса панды.

Джон зажёг сигарету и спросил:

– Так что это за тварь, как думаешь?

– Откуда мне знать?

– Думаешь, она пришла – ну, понимаешь – Оттуда?

Я не ответил. Я поймал себя на мысли, что внимательно изучаю тёмную площадку и вглядываюсь в тени. Ищу какое-то движение. Я обратил внимание, что ноги сами понесли меня к свету стоявшего рядом фонаря.

Мы дошли до парковки шиномонтажки, рядом с которой стоял десятифутовый шинный маскот. Этого громилу построили из настоящих шин, поставив ему глушители вместо рук и хромированный диск вместо головы. Спереди баллончиком белой краски кто-то дорисовал пенис. Мы стояли сзади, но я знал про пенис, потому что каждый день проезжал мимо.

Джон спросил:

– Итак, тварь заползла ему в рот. Зачем, как думаешь?

Я не ответил. Я хотел побыть в тишине, обдумать произошедшее. Я знал, к чему всё шло, но не желал этого признавать. Я бы хотел, чтобы Джон тоже помолчал. Вместо этого он задал вопрос, о котором я старался не думать:

– Думаешь, опять началось?

Я не успел ответить. Мимо нас промчались пятна красно-синих огней. Полицейская машина со включенной сиреной. Спустя тридцать секунд – ещё одна.

Мы проводили их взглядом. Джон сказал:

– Они прям беспокоятся за своего.

– Может, там что-то ещё. Ограбление банка, например.

– Нет, смотри. Они сворачивают к больнице. К скорой.

Немного поколебавшись, мы направились к ним. Во мне опять нарастала тревога.

Ещё две полицейские машины промчались мимо. Одна из них была раскрашена по-другому. Видимо, полиция штата.

– Джон?

– Чувак, не спрашивай.

– Пошли домой. Если что, посмотрим в новостях.

Он повернулся к больнице и прищурился.

– Не разобрать. Давай отойдём чуть-чуть назад, оттуда лучше видно.

– Тогда мы окажемся прямо…

Я остановился: вдали раздался крик. Из больницы? Может, это птица? Наверняка.

– Ты слышал? – спросил Джон.

– Нет.

Ещё одна полицейская машина пролетела мимо. Неужели в нашем городке их так много?

– Пойдём, Дэйв.

Джон зашагал туда, откуда мы пришли: к больнице, навстречу кризису, которого мы только что и с таким трудом избежали. Я стоял на месте. Я не хотел туда идти, но – мне не стыдно в этом признаться – я также не хотел возвращаться домой один, в темноте. Только не в этом городе. Я не настолько глуп.

Я протянул руку к рваной ране у глаза, но вздрогнул от боли в плече и остановился, так и не дотронувшись до лица. Место, откуда я вырезал кусок кожи, болело всё сильнее.

Я уже собирался сказать Джону, чтобы он пошёл на хер, как вдруг…

Паф! Паф! Паф!

Звук выстрелов вдали. Как будто взрываются петарды.

Что за нахер?

Джон побежал трусцой, через парковку шинного магазина, обратно к больнице. Я вздохнул и последовал за ним.

Когда мы добрались, там уже творился сущий ад. Шесть полицейских машин сгрудились у входа в отделение скорой помощи, освещая парковку, как танцпол на дискотеке.

Нет – уже семь полицейских машин. И одна скорая, с раскрытыми задними дверями. Автоматические двери на входе, по всей видимости, были заперты: они не открывались, когда рядом пробегали люди, большинство – пригнув головы, как будто бежали через окоп под обстрелом. Вышла какая-то женщина в аквамариновом халате со спутанными светлыми волосами – левая половина её головы была в крови.

Всюду полно народу. Ярдах в пятидесяти от здания, на дальней стороне газона, ждала группа людей, среди них – трое или четверо в инвалидных креслах. Похоже, туда отводили пациентов, эвакуированных из больницы. Рядом рявкал полицейский, сопровождая каждую команду жестом каратиста, рассекающего рукой воздух. В другой руке он держал пистолет, направленный вверх.

По газону шатались и другие люди – кто-то, видимо, жил рядом и пришёл посмотреть, что за суматоха; другие были похожи на сотрудников больницы.

ПАФ! ПАФ! ПАФ-ПАФ-ПАФ!

Из здания раздалось ещё с полдюжины выстрелов. Вокруг нас одновременно пригнулась сотня голов – хотя звук заглушали стены. Закричала женщина.

Джон – обладатель генетического дефекта, заставляющего его идти прямиком к опасности – направился к участку, где копы уже выстраивали периметр вокруг нараставшего хаоса. Где-то улыбнулся и со знающим видом закивал Чарльз Дарвин.

Мы подошли к тротуару, где проход перекрыли двое копов: один толстый, чёрный и в очках, второй – старый, с усами на пол-лица. Джон сошёл с тротуара – видимо, надеялся пройти по траве прямо у них под носом. Чёрный коп выставил руку и потребовал, чтобы мы остановились – в вежливых выражениях, но с тоном, явно намекающим, что если мы не подчинимся, он измордует нас так, что мы отправимся вперёд в прошлое.

Мы посторонились – санитары провели мимо нас истекавшую кровью женщину. Она плакала, держалась за голову и постоянно повторяла: «ХОТЬ БЫ ЧТО! ЕМУ ХОТЬ БЫ ЧТО! ОНИ СТРЕЛЯЮТ И СТРЕЛЯЮТ, А ОН…»

Она подавилась всхлипываниями.

Джон тронул меня за плечо и показал рукой: рядом остановился квадратный грузовик с белыми и голубыми надписями на кузове. Я подумал, что это обычный полицейский фургон, но когда открылись двери, из него высыпала толпа спецназовцев.

Срань господня.

Они вошли в здание, все, кроме двоих. Один побежал к крытой парковке, неся на спине здоровенную винтовку, а второй исчез за углом.

Джон сместился влево и сошёл с тротуара на газон перед зданием больницы. Там стояли скамейки и десятифутовая бронзовая статуя женщины в старомодном костюме медсестры. Флоренс Найтингейл? Я последовал за Джоном, и мы присоединились к толпе наблюдавших. Народ собирался там, потому что этот участок немного приподнимался и служил неплохой обзорной точкой для отделения скорой помощи, где сейчас происходила вся движуха.

Выстрелы. Частые, примерно дюжина. Возгласы в толпе. Я едва мог рассмотреть, что творится впереди, но видел, как люди сломя голову выбегают из здания. Одна женщина упала и получила жёсткий удар ногой в лицо. Затем вышел мужчина, которого вели под руки двое медиков – у него не было правой ноги ниже колена. По крайней мере, мне так показалось: я стоял довольно далеко, входная дверь казалась размером с почтовую марку. Именно поэтому у меня нет полной уверенности в том, что произошло дальше.

Сначала человек в чёрной форме спецназовца выбежал из здания, что-то крича. Отсюда я не слышал его слов, но Джон до сих пор утверждает, что он кричал «Бегите!»

Раздались выстрелы – громкие, резкие, близкие. Затем послышались крики. Крики каждого человеческого существа, стоявшего достаточно близко к зданию, чтобы видеть происходящее. Копы возле входа пригнулись за припаркованными машинами и направили оружие на раздвижные двери.

Оттуда, хромая, вышел человек, и все стволы разом последовали за ним.

Это был офицер Фрэнки Бёрджесс.

На нём была его полицейская униформа и красная рубашка… Нет, не так. Это была белая рубашка, на восемьдесят процентов пропитанная кровью. Я стоял далеко, как я уже говорил, но я видел у него на голове розовое пятно, и я почти уверен, что он получил туда пулю.

Люди столпились вокруг, закрывая обзор. Джон вытянул шею и сказал:

– Это Фрэнки. Все направили на него пистолеты, похоже, его все боятся. Это он их всех перестрелял? Эй, чувак, подвинься, мне не видно.

Раздражённый, Джон подошёл к статуе медсестры и, к моему ужасу, полез прямо на неё. Он встал ногам ей на руки, держась за плечи. Лицо Флоренс упиралось Джону в пах.

Я замахал ему.

– Джон! Слезай оттуда!

– Я вижу его. Кажется, они пытаются с ним разговаривать. Он вроде бы не вооружён. Ох, срань. Посмотри на его руку, Дэйв, – она сломана, почти под прямым углом, а ему хоть бы что. Как думаешь, что слу… стоп. Там что-то началось…

Стоявший рядом коп рявкнул: «А ну слезай! Ты, слезай оттуда!» Джон его проигнорировал.

Раздалась канонада выстрелов, как будто взорвалась пачка петард. Все разом пригнулись.

– Они открыли огонь! – крикнул Джон. – Не жалеют пуль! Видно, как отлетают куски тела! Он ещё на ногах! Срань господня, он… СРАНЬ ГОСПОДНЯ! Он только что схватил спецназовца! Схватил за ноги и вертит вокруг себя, как бейсбольной битой! Он сшибает других копов!

– Что за бред! Джон, слезай оттуда!

– Нет, я серьёзно! Он укусил одного копа! Он ест его! Копа! Он схватил его за шею!

– ЧТО?!?

Ещё выстрелы. Крики. Люди кинулись врассыпную.

Джон спрыгнул со статуи и побежал. Он завопил через плечо:

– ДЭЙВ! ОН ИДЁТ!

Я сделал два шага, и на меня кто-то налетел. Я рухнул лицом на влажную траву. Поднялся на колени. Толпа обратилась в паническое бегство.

Рядом что есть мочи закричала женщина. Я развернулся и увидел среди толпы запачканную кровью рубашку. Это был Фрэнки: левая рука гротескно вывернута чуть ниже локтя, с торчащего обломка кости стекает кровь.

Я услышал выкрики полицейских вдали, командовавших людям пригнуться, прежде чем их изрешетят, как швейцарский сыр.

Как он умудрился их раскидать? Он зачистил пол футбольного поля за пять секунд!

Тело Фрэнки было усеяно развороченными пулевыми ранами, из которых сочилась кровь. Грудь стремительно подымалась и опускалась, простреленные лёгкие свистели при каждом возбуждённом вдохе.

Копы ринулись к своим позициям. Один спецназовец судорожно пытался вставить магазин в пистолет-пулемёт. Все орали какие-то указания – друг другу и толпе.

Фрэнки открыл рот – широко, как будто зевал. И в тот момент мне показалось, будто я увидел морду жукотвари, которая притаилась у него за зубами, заполнив всю ротовую полость своим хитиновым телом. А затем Фрэнки издал звук, какого я никогда в жизни не слышал.

Это был вопль, похожий на заводящийся микрофон. Только более животный и болезненный – наверное, так кричит кит, которого изжаривают в огне.

Земля содрогнулась от этого вопля. Мои внутренности задрожали. Кажется, я даже чуть-чуть обгадился. Я видел, как люди вокруг меня валятся на землю, как оружие падает из рук копов. Я зажал уши ладонями, и вопль Монстра Фрэнки заполнил каждый уголок бытия.

Я в последний раз поднял голову и взглянул на Фрэнки: спина изогнута, рот раскрыт к небу. Кровь брызнула из дюжины пулевых ран. Это было последнее, что я видел, прежде чем мир поплыл и превратился в черноту.