Джинн и Королева-кобра

Глава 9 Вам улыбнется удача

Проведя десять с половиной часов на борту самолета компании «Галф Эйр», Джалобин с тремя детьми прибыли в Катманду, чтобы найти розовый форт, изображенный на картине Ост-Индской компании. В этой азиатской столице жизнь кипела как в муравейнике, что явилось для путешественников совершенной неожиданностью. Издали Непал представлялся им страной альпинистов со стальным взором, исследователей с литыми мышцами и непостижимых для западного разума буддистских священников. Вместо этих персонажей вокруг оказались хиппи, уличные зазывалы, торговцы коврами, толпы туристов, полицейские с дубинками и студенты-американцы в бесформенных желто-оранжевых одеждах, которые уверяли, что в здешних ашрамах им открылась истина и теперь они жаждут поделиться ею с миром — а потому не хотите ли, мол, за совсем не большую цену получить просветление?

— Что такое ашрам? — спросил Дыббакс, взглянув на рекламный листок, который ему всучили как раз перед тем, как они сели в раздолбанное такси и поехали в гостиницу.

— Скит. Домик отшельника, — объяснил Джалобин. — Для тех, кто жаждет тишины и настроен на размышления. По мне, так чушь собачья. — Он отогнал еще одного новоявленного проповедника от окошка такси. — Если им нужно просветление, почитали бы лучше энциклопедию или приличную газету. Они никогда не обретут ни истины, ни сколько-нибудь существенных знаний, если будут шататься по улицам с закрытыми глазами и распевать эти бессмысленные мантры.

Близнецы посмотрели на друг друга и улыбнулись. До чего же забавно путешествовать за границу с мистером Джалобином!

— А что такое мантра? — спросил Джон.

— Слова, которые они твердят, точно попугаи, чтобы выкинуть из головы то немногое, что там еще имеется.

— И для чего это? — наивно спросил Дыббакс.

— Хороший вопрос, — сказал Джалобин. — Полагаю, чтобы найти смысл жизни. Или еще какую-нибудь ерунду.

Они заселились в гостиницу и тут же отправились гулять по городу, где их ожидало еще одно открытие. Кобры были повсюду начиная со множества заклинателей змей на главной городской площади Дурбар и заканчивая фасадами городских храмов, на каждом из которых имелись барельефы с этими змеями. Во дворце Деоталли гигантская золотая кобра раздувала капюшон над сидящей статуей предыдущего короля Непала. Да уж, что касается кобр, в этой стране их найти нетрудно.

Несмотря на избыток кобр, Филиппа скоро заподозрила, что они прибыли не совсем туда, куда надо, потому что ни одно из зданий в Катманду не напоминало розовый форт с картины Ост-Индской компании. И молодой человек по имени Падма Трунгпа, работавший регистратором в их гостинице, был того же мнения.

— Этот дом находится не в Непале, — сказал Падма, глядя на картину, которую они захватили с собой из Лондона. — Мне кажется, что он больше похож на форт в Уттар-Прадеш, это штат такой на севере Индии. Но даже в тех краях искать форт так, как это делаете вы, то есть просто ходить по улицам, совершенно бессмысленно. Все равно что искать иголку в стоге сена. В Индии немереное количество фортов и дворцов. Боюсь, вы ставите перед собой невыполнимую задачу.

Четверка путешественников понурившись поднялась в свои комнаты. Единственным утешением для детей была удушающая жара, поскольку они ощутили настоящий прилив джинн-силы. Зато для Джалобина царивший в Катманду зной оказался буквально нестерпим. Вскоре он совершенно позабыл, что сам взялся сопровождать джинниоров и в сердцах воскликнул:

— И как это вы меня сюда заманили?! Как я мог согласиться? Мне никогда, никогда прежде не было так жарко.

Не пожалев джинн-силы, Джон немедленно соорудил для Джалобина огромный вентилятор после чего дворецкому стало дышаться чуть легче, и, прекратив стенать, он стал разглядывать картину Ост-Индской компании, которую Филиппа развернула на столе в его комнате. Особенно его заинтересовал ряд змей, корчившихся по нижнему краю картины.

— А что все-таки обозначают эти твари? — спросил он.

Филиппа нахмурилась. Книга о кодах и шифрах, которую она позаимствовала из библиотеки господина Ракшаса, не пролила никакого света на задачку с танцующими змеями, и девочка была крайне озадачена.

— Пока не знаю, — пробормотала она задумчиво. — Но этот шифр вряд ли слишком сложный. Иначе Килликранки не было бы никакого резона писать свое письмо невидимыми чернилами.

— Это верно, — кивнул Джалобин.

— А мне эти змейки что-то смутно напоминают — сказал Джон, глядя на змеиные фигурки — Только что?.. — И тут его осенило. — Ну как же! Я прекрасно знаю что! И как это я раньше не дотумкал, еще в библиотеке? Я же фанат Шерлока Холмса! Эти змеи — все равно что «Пляшущие человечки». Помните рассказ Конан Дойла? Только у нас пляшут змеи, вот и вся разница.

Дыббакс утробно заурчал и закатил глаза к потолку.

— Что ты там такое талдычишь?! — воскликнул он, размахивая тибетскими четками которые предусмотрительно лежали на столике в каждом номере. — Ну-ка разъясни, или я тебе сейчас этой штуковиной ка-ак вмажу!

— Полегче на поворотах, парень. Глядишь, и сам начнешь в чем-нибудь разбираться, — сказал Джалобин Дыббаксу. — Джон-то прав! Слышите! Наш Джонни прав! Эти змеи — точь-в-точь как пляшущие человечки у Конан Дойла. — Джалобин уничижительно взглянул на Дыббакса. — Жаль, мы не привезли из Лондона эту книжицу. По ней бы мы разгадали этот шифр, как по нотам.

— АППЕНДЭКТОМИЯ! — произнес Джон, и на столе появились четыре экземпляра сборника «Возвращение Шерлока Холмса». Именно в этот сборник и входит рассказ «Пляшущие человечки». Все книжки были в мягком переплете и изрядно потрепанные — совсем как книга, которой Джон зачитывался в Нью-Йорке.

— Ай да Джонни! — просиял дворецкий.

— Это элементарно, мой дорогой Джалобин сказал Джон. — Теперь предлагаю всем нам прочитать рассказ, слышите — всем! А потом поломаем головы над тем, как решить нашу загадку, в стиле мистера Холмса.

Дыббакс снова заурчал, как фагот.

— Что? Опять читать? С тех пор как мы с вами закорешились, я только и делаю, что читаю всякие глупые книжки. — Он сердито покачал головой — СКУЛОЖАБЕРНЫЙ! Желаю знать, что означает этот шифр и для чего он применялся.

Джон рассмеялся.

— Так джинн-желания не работают. Пора тебе повторить Багдадские законы, — сказал он Дыббаксу. — Уложение четыре, раздел три, параграф один. Ты не можешь пожелать то, чего не знаешь. Ты можешь пожелать только то, о чем имеешь представление.

Это тонкое различие не всегда понимают люди, но джинн от него никуда не деться, поэтому Дыббакс о нем конечно же знал. Кстати, он только прикидывался, будто ничего не знает и терпеть не может книг, а на самом деле читал довольно много (включая Багдадские законы).

— Да я просто так, — сказал он. — Воздух сотрясаю. Я никаких желаний не загадывал.

— Тогда зачем ты произнес слово-фокус? — требовательно спросила Филиппа. — Если ты не хотел, чтобы желание осуществилось?

— Привычка, — сказал Дыббакс. — Привычка — вторая натура.

— Дети, не отвлекайтесь, — встрял в разговор Джалобин и, взяв одну из книжек Конан Дойла, перегнул ее по корешку. Обожавшая книги Филиппа даже поморщилась от такого варварства. — Нам предстоит прочитать целый рассказ. Иначе желание Дыббакса не осуществится никогда.

— Я — Бакс, — сказал мальчик, нервно покусывая губу. — Просто Бакс, договорились?

Начертив на листе бумаги сетку из квадратов, Филиппа нарисовала в левой колонке змей с картины, а правую оставила пустой.

— Если действовать по логике Шерлока Холмса, — начала она, — надо искать самые частые буквы. В нашем алфавите это Е, О и А. Есть вероятность, что они попадутся даже в коротком предложении. В нашей шифровке змея, глядящая налево и имеющая тройку вместо хвоста, встречается двадцать семь раз. Больше, чем любая другая. Значит, это, скорее всего, буква Е, О или А. Ну, допустим, Е. — Она вписала букву в свою сетку рядом с этой змеей.

— А у меня есть еще одно соображение, — сказал Джалобин. — Вы заметили, что у некоторых змей язык виден, а у других нет? Опять же, опираясь на рассуждения Холмса о пляшущих человечках, по-моему, будет справедливо предположить, что раздвоенный язык обозначает конец слова.

Он разделил ряд танцующих змей, проведя вертикальную линию после каждой змеи с языком.

— Если так, то в некоторых словах всего по три буквы. Самые распространенные трехбуквенные слова — «все», «так», «где». В сочетании с идеей Филиппы про гласные мы вполне можем сделать некоторые предположения. Например, если допустить, что вот это слово «все», мы получим буквы В и С. — Он написал С и В в двух клетках под соответствующими змеями и улыбнулся. — Прямо как кроссворд разгадываем.

— Или в крестословицу играем, — добавила Филиппа.

— Ненавижу крестословицу, — сказал Дыббакс.

Решив, что теперь его очередь, Джон попробовал подступиться к двухбуквенным словам:

— Наверно, это предлоги, — сказал он и принялся выписывать в столбик все пришедшие на ум предлоги. — «На», «от», «из», «по»… или местоимения… «он», «ты», «мы»… гм…

— «Гм» — не слово, — поправил его Дыббакс.

— Знаю, просто больше ничего в голову не лезет, — ответил Джон.

— Еще могут быть «не» и «ни», а из трех букв — «нет», — заметил Дыббакс и принялся расширять начатый Джоном список. Он писал и писал, без остановки, и Джон понял, что друг опять прибеднялся насчет крестословицы. Похоже, словарный запас у Дыббакса не так уж мал.

— Что ж, неплохо, — оценила их достижения Филиппа. — Теперь можно пожонглировать имеющимися буквами. Представим, что здесь слово «не», тогда вот здесь получаем Н, а вот тут, скорее всего, будет О. — Она радостно добавила эти буквы в таблицу. — Что-то выходит! Мы сможем все разгадать!

Филиппа оказалась права. Следуя методу Шерлока Холмса, они подбирали наиболее частые сочетания и скоро увидели, что шифр совсем не сложный. В результате получилось письмо полковника Маунтстюарта Уэйвелла Килликранки. И выглядело оно так:

Расшифровать слова действительно удалось, но понять их истинное значение ни Джалобин, ни дети пока не могли. Дыббакс заскрежетал зубами.

— Столько времени угрохали, а что имел в виду этот полковник, так и не знаем. — Он покачал головой. — Слова в простоте не скажет! Одни намеки! Неудивительно, что его семейство осталось с носом.

— Как он, интересно, змею обезвредил? — спросил Джон Джалобина.

— Понятия не имею, — сказал Джалобин. — Слабо представляю, как можно обезвредить эту тварь, оставив ее при этом в живых. Я по змеям не специалист.

Дыббакс нахмурился.

— Мы, должно быть, где-то ошиблись.

— Нет, по буквам все сходится, — уверенно заявил Джалобин. — Ты уж поверь опытному кроссвордисту.

— Но это же белиберда какая-то! — поддержал Дыббакса Джон. — Как можно сказать, что собираешься умереть от рук своих врагов, но при этом тебе улыбнулась удача. И при чем тут лак и хна?

— Во-во! — воскликнул Дыббакс. — Ракшас написал, что полковник Килликранки погиб от укуса королевской кобры. Тут уж не до покраски волос!

Расстроенный Дыббакс в сердцах хлопнул рукой по расстеленной на столе картине, вскочил и заметался по комнате. Потом остановился у висевшей на стене карты Непала и северной Индии.

— «М.У.К.», — сказал Джон. — Это определенно инициалы полковника. Значит, по буквам и правда все сходится. «Зеленые глаза Королевы кобр из Катманду» — тут тоже по смыслу все верно, хотя господин Ракшас в своей записке назвал ее «Королевой-коброй». Нет, похоже, мы все таки правильно выбрали город.

— А парень внизу, за стойкой, сказал, что неправильно, — возразил Дыббакс. Он ткнул пальцем в карту и провел невидимую линию от Катманду к индийскому штату Уттар-Прадеш. — Если верить его словам, нам надо искать где-то здесь.

— Боюсь, он прав, — сказал Джалобин близнецам. — В сущности, мы целились в яблочко, а попали в молоко. — Он открыл баночку с детским питанием — единственной пищей, которую он рисковал потреблять вдали от Англии, — и начал есть.

Дыббакс обалдел.

— Как вы можете есть эту гадость? — спросил он.

— Спокойно, — ответил Джалобин. — Набираю на ложку, открываю рот, помещаю туда содержимое ложки, закрываю рот и…

Дыббакс рассмеялся:

— Но это же замазка!

— Молодой человек, я ем эту, как вы изволили выразиться, замазку, поскольку мой желудок не выносит дерьма, которым кормят за границей. Карри ваш любимый в том числе. А это — идеальная, стерилизованная пища. Ее с чистой совестью можно дать даже грудному ребенку. Самая безопасная еда на свете.

— Грудному ребенку?! — Дыббакс опять покатился со смеху. — Я не дал бы эту дрянь даже собаке.

Джалобин строго сдвинул брови:

— Молодой человек, я вам искренне желаю таких же неприятностей с пищеварением, какими страдаю я. Чтобы вы не смели ерничать! Чтобы стереть с вашего лица эту глумливую усмешку! — Теперь-то Джалобин не боялся произносить свои желания вслух, находясь в компании джинн. А ведь не так давно у него оставалось в запасе одно не исполненное Нимродом желание, и он был вынужден обдумывать каждое слово, чтобы не потратить это желание так же бездарно, как два предыдущих. — Вам бы мои несчастья! Увы, удача отвернулась от моего желудка еще в…

— Повторите-ка! — вскрикнул Дыббакс. — Последнее предложение.

— Удача отвернулась от моего желудка…

— «Удача»! — Дыббакс выхватил листок с расшифрованным письмом Килликранки. — Вот именно, удача! — Он поместил палец под словами и начал читать вслух: — «…я пытался скрыться в этом ужасном месте, где я так страдаю и где, вероятно, умру от рук моих врагов. Теперь мне улыбнулась удача: у меня есть лак и хна».

Он вернулся к карте на стене и издал радостный клич, взметнув руку в победном салюте. Ну наконец-то он сам до чего-то додумался! Значит, он чего-то стоит! Значит, он соображает не хуже Филиппы? И способен шевелить мозгами не хуже Джона? Ура! Ему есть за что себя уважать!

— Вот именно! — вопил он. — Это же проще простого. Неужели вы еще не дотумкали?

Джон озадаченно уставился на карту. А потом, покачав головой, схватил тибетские четки и стал угрожающе ими размахивать перед лицом Дыббакса.

— Ну, говори же, что ты там понял, задавака! — потребовал он. — Или получишь сейчас по первое число!

— Вот он — ответ, — сказал Дыббакс и ткнул пальцем в карту. — Полковник Килликранки решил с нами поиграть. Да-да, тут игра слов. Он действительно писал это в штате Уттар-Прадеш. В северной Индии. Только ни лака, ни хны у него не было. Просто место это называется Лак-хна-у. Вот, глядите, город Лакхнау! Километров примерно пятьсот к юго-западу от Катманду.

Джон, Филиппа и Джалобин подскочили к карте, а Дыббакс продолжал восторженно вопить и скакать по комнате.

— На этот раз Дыббакс прав. — Филиппа фыркнула и достала путеводитель по Индии.

— «Лакхнау, столица северного индийского штата Уттар-Прадеш, — читала Филиппа по путеводителю, — возможно, в первую очередь известен благодаря пятимесячной осаде его жителей британского происхождения в 1857 году, во время Первой войны за независимость, или, как ее иногда называют, Великого мятежа».

— Это совпадает с датами, которые нам уже известны, — сказал Джон.

— А то как же! — сказал Дыббакс, готовый зубами и когтями отстаивать свою версию. Сейчас он точно знал, где надо продолжать поиски розового форта и потерянной Королевы-кобры. Филиппа листала путеводитель.

— Боюсь, что розового форта в Лакхнау нет. Во всяком случае, он тут не упоминается, — заметила она.

— Мы найдем прямо там, на месте, — настаивал Дыббакс.

— Туда ужасно неудобно добираться самолетом, — сказал Джалобин, рассматривая карту. — Видимо, придется лететь через Калькутту.

— Ничего себе крюк! — возмутился Дыббакс. — Калькутта совсем в другой стороне! И почему вы решили, что мы полетим на самолете?

— Надеюсь, молодой человек, вы не предлагаете нам путешествовать на смерче, — сказал Джалобин.

— Джинн-сила к нам полностью вернулась, так что… — Дыббакс пожал плечами. — Почему бы не на смерче?

Филиппа испугалась.

— Я сама никогда не запускала смерчей.

— Я тоже, — сказал Джон.

— А я запускал, — сказал Дыббакс. — Летел на нем из Палм-Спрингс к дому моей двоюродной бабушки Фелиции, на Гудзон.

— И получилось у тебя неказисто, сам же признался, — сказала Филиппа.

— Только потому, что я залетел слишком далеко на север. Надо было забирать южнее, туда, где тепло. Долететь до Флориды, а потом уж подняться вверх по Восточному побережью до Нью-Йорка. Но сейчас-то мы находимся в Индии, и тут, как вы заметили, вполне жарко. В этой стране моя джинн-сила не подведет.

Однако поутру, когда они уже собрались лететь в Лакхнау, Дыббакса подвела не джинн-сила, а живот. Парень проснулся совсем больным.

— Такое чувство, будто кто-то сжимает все мои внутренности в кулак, — пожаловался он.

— Не надо было вчера вечером есть столько карри! — Джалобин был даже доволен, поскольку оказался прав насчет «иностранного продовольствия». — Я же предупреждал: от индийской жратвы добра не жди. Полагаю, молодой человек, теперь вы уже не считаете мое пристрастие к детскому питанию столь забавным. Я его ем исключительно для того, чтобы не глотать ту гадость, которой вы набили пузо вчера вечером. Результат налицо.

— Дыббакс не мог отравиться карри, — возразила Филиппа. — Мы же все ели карри, втроем. И я, и Джон, и Дыббакс. А я прекрасно себя чувствую.

Джон промолчал, зная, что виноват. Втайне он надеялся, что никто не вспомнит, как накануне Джалобин пожелал Дыббаксу расстройства желудка. Нет, Джон совершенно не собирался выполнять это дикое желание! Но впервые за долгое время, джинн-сила в нем так и играла, так и просилась бой, а сам он был немного утомлен после длительного перелета из Лондона… Короче говоря, он это желание выполнил. Нечаянно. Точнее — подсознательно. Так, кажется, говорил Нимрод, когда неопытный джинн, не очень-то понимая, что делает выполняет чужие желания. Н-да… Выходит, Джлобин не шутил? Выходит, он желал Дыббаксу расстройства желудка совершенно искренне?

— А ты не можешь справиться с этой болезнью? — опасливо спросил он Дыббакса. — С помощью джинн-силы?

— Думаешь, я не пробовал?

Джон кивнул. На самом деле он тоже уже попробовал вылечить Дыббакса, но поскольку точно не знал, на чем именно надо сконцентрировать воздействие джинн-силы, попытка оказалась тщетной. Возможно, он даже усугубил муки, которые испытывал его приятель.

— Ребята, вам придется сотворить этот смерч самим, — прошептал Дыббакс. — Мне слишком худо… — Заметив, что близнецы растерянно переглянулись, он добавил: — Расслабьтесь. Все получится. Смерч — это легкотня. И вообще, надо же вам когда-нибудь начинать. Так почему не здесь и не сейчас?

Джалобин замотал головой.

— Если вы не против, я все-таки полечу на самолете, — сказал он.

— Не волнуйтесь, мистер Джалобин, — прошептал Дыббакс, обхватывая руками живот. — Я подскажу им, что делать. — Он слабо улыбнулся. — Ну сами подумайте. Если ваш самолет потерпит крушение, вы окажетесь среди груды искореженного металла. А если авария случится со смерчем, все будет красиво… вокруг только воздух… один только воздух… На самом деле у нас там срабатывают воздушные подушки безопасности, честное слово.

Джалобин закрыл глаза и кивнул.

— Я знаю одно: я об этом пожалею, — сказал он. — Горько пожалею.

Они забрались на крутой холм, высившийся в западной части города. Внизу простиралась живописнейшая долина Катманду, где — согласно путеводителю Филиппы — когда-то находилось кишевшее змеями озеро. На вершине холма стояло святилище сваямбху Ганапати, — в окружении обезьян, паломников и туристов. Неподалеку, около автостоянки, джинниоры нашли тихое местечко, и Джон приступил к делу. Первый сотворенный им смерч опрокинул ближайший автомобиль, второй вообще вышел из-под контроля и унесся прочь — вслед за обезьянами, которые бросились наутек по южному склону, к Музею естествознания.

— Черт побери, Джон! — возмутился Джалобин. — Этак нас всех сейчас загребут в полицию. Давай же скорее, сделай нормальный смерч, пока на нас никто не смотрит.

— Кое-кто уже смотрит, — сказала Филиппа и кивнула на дальний конец стоянки.

Старый монах в красных одеждах начал Энергично им кланяться, благоговейно сжимая руки и бормоча что-то себе под нос.

— Продолжай, Джон, — добавила девочка. — Теперь уже поздно разбираться, видел он что-нибудь или нет.

С третьей попытки Джон сумел-таки сотворить, добротный, приличных размеров смерч и поднять в воздух всю компанию.

— Похоже, мальчик мой, ты сделал этого монаха счастливым до конца дней, — заметил Джалобин. — Думаю, ты упрочил его веру, не важно во что. Я в здешних верованиях не разбираюсь.

— Это замечательно, — сказала Филиппа и приветливо помахала монаху, а он, к ее радости, замахал в ответ.

— Так, вероятно, выглядели колесницы богов, — сказал Джалобин, пробуя за что-нибудь ухватиться. Однако ничего, кроме воздуха, он нащупать не мог. — О господи!

Дыббакс тоже громко застонал, поскольку смерч вдруг качнулся под ними и понесся вперед, словно в него впрягли упряжку невидимых лошадей. Через несколько секунд Дыббакс вообще не выдержал — и его, к отвращению Филиппы, вырвало прямо на головы толпившихся внизу туристов.

— Ну как? — сурово поинтересовалась девочка. — Тебе лучше?

Дыббакс слабо улыбнулся.

— Лучше? — едва слышно переспросил он. — Да. Чуть-чуть.

— Бедные туристы! — со вздохом сказала Филиппа.

Однако сотворенные Джоном смерчи и смерчики, а также болезнь Дыббакса оказались далеко не последними неприятностями, доставшимися в тот день долине Катманду. Путешественники поднимались вверх и летели прочь от холма так быстро, что Джон, опомнившись, попробовал изменить траекторию. Смерч накренился — сначала слегка, а потом ощутимо, и они оказались на самом его гребне: того и гляди слетят вниз.

— Выравнивай крен! — завопил Джалобин. — Сейчас грохнемся.

— Ой, простите! — сказал Джон, а Дыббакса тем временем снова вырвало, на сей раз на ту самую несчастную стаю обезьян, которую первый неудачный смерч погнал прочь с холма.

— Выравнивай, — проговорил Дыббакс, вытирая рот рукавом. — Упирайся пятками и держись против ветра. Так легче сосредоточиться и представить, что хочешь получить в итоге.

Джон послушался и уперся пятками в клубящийся в водовороте воздух. Смерч мгновенно изменил направление.

— Не перестарайся, — посоветовал Дыббакс.

— Я, кажется, понял, как это делается, — громко ответил Джон, стараясь перекричать нарастающий вой ветра.

— Давно пора, — простонал Джалобин. — Еще немного, и меня тоже вывернет наизнанку.

Смерч несся над долиной. Задев хвостом альпинистский перевалочный пункт, он сорвал рифленые жестяные крыши с туалетов и душевых — к смущению и стыду тех, кто был внутри. Дыббакс рассмеялся, хотя по-прежнему корчился от боли животе.

— Надо мне почаще болеть, Джон, — сказал он. — У тебя такие клевые смерчи выходят!

— Мы летим слишком низко, — заметила Филиппа. — Нас отлично видно с земли.

Она была права. Восседающие на воздушных подушках дети и однорукий мужчина были отлично видны в прозрачной воздушной спирали. Полицейский-регулировщик тщетно махал им жезлом, пытаясь направить путешественников в сторону от многолюдной центральной площади Дурбар, и еле увернулся от спутниковой антенны-тарелки, которую смерч сорвал с крыши ресторанчика «Боннингтон Бургер». Завидев шарахающийся вправо-влево смерч, рабочие бросили складывать кирпичи и сгребать песок на стройплощадке гостиницы для альпинистов и разбежались точно тараканы. Происходи все это не в Катманду, а в любом другом городе мира, там наверняка бы возникли паника и хаос. Но столица Непала известна своей неторопливостью и терпимостью. Многие заметили четырех западных туристов, летевших, скрестив ноги, прямо по воздуху без всякого летательного аппарата, но недовольно заворчали всего несколько человек. Большинство жителей Катманду были всегда готовы к чудесам, а паломники именно за чудесами сюда и прибыли, поэтому летевших на смерче людей они приняли за магов какого-то тайного искусства из области летательной йоги, которая крайне способствует глубинной медитации и проникновению в суть вещей. Все глядевшие на смерч с земли сочли, что стали свидетелями бескрайних возможностей самопознания, к которому сами они стремились, посещая непальские ашрамы и храмы. Священники поклонились, отшельники воздели руки к небу, гуру захлопали в ладоши, йоги приняли позу лотоса и начали в этой позе прыгать по траве, точно сами пытались взлететь, женщины бросали вверх цветы, а хиппи блаженно улыбались и, подняв вверх два пальца, приветственно махали путешественникам.

— Круто, — сказал Дыббакс и тоже поднял два пальца.

— Так в какую нам сторону? — спросил Джон.

— Лакхнау там. — Дыббакс неопределенно махнул в западном направлении.

Джон с сомнением посмотрел на страшно бледного, маявшегося животом Дыббакса.

— Ты уверен? — спросил Джон.

— Уверен, — раздраженно сказал Дыббакс. — Сначала немного на запад, а потом прямо на юг. К обеду доберемся.

В Непале находятся самые высокие пики мира: и Джомолунгма, и Лхоцзе, и Макалу, и, возможно самая трудная для подъема вершина — Аннапурна. Джон направил смерч вдоль южных отрогов Аннапурны, и именно здесь они столкнулись с свежим муссонным ветерком, который, несмотря на все ухищрения Джона, начал сносить их к северу, в предгорья Гималаев.

— Мы отклонились от курса, — крикнула брату Филиппа.

— Знаю, — ответил он. — Мне с этим ветром не справиться.

Но ни Филиппа, ни Дыббакс помочь ему не могли, потому что управлять смерчем вправе только тот джинн, который его создал.

— Надо уйти от ветра, который дует нам в хвост, — сказал Дыббакс.

— Я боюсь подниматься выше, — отозвался Джон. — Не замечаете? Становится холодно. — Он поглядел вниз. — Приземляться здесь мне тоже не хочется. На земле-то снег лежит.

Но когда их окончательно снесло к заснеженным склонам Аннапурны, Джону стало так холодно, что он больше не мог управлять смерчем, и они были вынуждены приземлиться прямо на неприветливый каменистый ледник. Вершина была совсем близко, в каких-нибудь трех километрах.

Оттуда, сверху, дул порывистый ветер, обжигая теплолюбивых джинн ледяным дыханием, забрасывая их снегом и промораживая до самого мозга костей. Развести костер на горе было не из чего, поэтому надежды согреться и восстановить джинн-силу у детей не было. Альпинистов в поле зрения тоже не было — ни на склонах, ни в огромной заснеженной долине, — так что рассчитывать на помощь или хотя бы на чашку горячего чая не стоило. Не прошло и нескольких минут, как четверо путешественников поняли, что их ждет неминуемая смерть от холода, если не случится чудесного спасения. Причем очень быстро.

— Изумительный вид, не правда ли? — язвительно произнес Джалобин. Он сел под огромной глыбой льда, засунул единственную ладонь под мышку и, стараясь не клацать зубами, проворчал, искоса глядя на Дыббакса: — Значит, говоришь, смерчем лучше, чем самолетом? А я, дурак, поверил!

— Я же не виноват, если Джон летать не умеет, — сказал Дыббакс. — Надо было двигаться на юг, а потом на запад. Так мы бы не попали в этот дурацкий муссон.

— Я точно помню, что ты сказал сначала на запад, потом на юг, — заспорил Джон, перекрикивая вой ветра.

— Нечего катить на меня бочку! — взвился Дыббакс.

— Никто никого не обвиняет, — сказала Филиппа. — Уже не время. Если мы прямо сейчас не придумаем, что делать, мы очень скоро умрем от холода. — Она села около Джалобина и прижалась нему, тщетно пытаясь согреться.

Большие пушистые облака застилали солнце, температура стремительно падала. Волосы путешественников посеребрил иней.

Туг заговорил Джалобин, и на холодном гималайском воздухе изо рта у него повалил пар. Детям даже показалось, что сейчас оттуда, как из лампы или бутылки, появится джинн.

— У кого-нибудь припасено это… как его? На букву Д. Короче — желание на крайний случай. Сейчас самое время им воспользоваться.

Ни один из трех джинниоров не отозвался.

— Так я и знал, — мрачно пробормотал Джалобин. И добавил: — Nunc fortunatus sum.

— Что это значит? — спросила Филиппа.

— Я просто вспомнил, — сказал Джалобин, приобняв девочку за плечи, — о том, что написал полковник Килликранки. Я бы сейчас тоже хотел, чтобы нам улыбнулась удача. Я бы хотел оказаться в Лакхнау.

— Я тоже, — чуть не плача сказала Филиппа и вдруг вскочила: — Смотрите!

К ним, вверх по склону, широким, размашистым шагом поднимался высоченный человек. Или нет, не человек… Существо смутно напоминало обезьяну с длинной и косматой бурой шерстью. Огромная голова походила на яйцо, лицо было плоское, без всякой шерсти.

— Это медведь? — испуганно спросил Дыббакс — Какой медведь? Это йети! — возразил Джон. — Ужасный снежный человек.

— Разрази меня гром! — воскликнул Джалобин. — Нам только чудища не хватало.

Он закрыл глаза и приготовился вознести последнюю молитву.