Джек-Фауст

16. ДИКАЯ ОХОТА

Биплан был экспериментальной моделью с двигателем из легкого алюминия. Он перенес Фауста с Вагнером через Ла-Манш практически за несколько минут. Инженеры вовсе не были уверены в успешном исходе, что аппарат во время полета не развалится. Но Фауст заверил, что все будет в порядке, и для Вагнера этого было вполне достаточно.

Они посадили аэроплан на поле брюквы в окрестностях Кале. При посадке сломалось шасси. Несколько торопливых слов и пригоршня банкнот убедили фермера доставить их к железнодорожной станции. Там они сели на экспресс до Парижа; и уже в поезде к Фаусту возвратилось его былое безумие.

Вагнер зарезервировал купе первого класса. Фауст устало уселся, а после взглянул на пустое сиденье напротив.

- Дьявол! - вскричал он. - Ты солгал мне!

- Спокойно, учитель, прошу вас, - сказал Вагнер и задернул занавески, чтобы пассажир, сидящий в проходе, не смотрел на магистра, не увидел, как тот поносит свободное место и свое отражение в стекле. - Вам надо помнить, что другие не видят вашего демона .

Глаза Фауста засверкали.

- Не надо быть со мной снисходительным, охамевший сопляк. Мне известно, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что я рехнулся. - Он щелкнул пальцами под носом Вагнера. - Вот тебе! Мне наплевать на твое мнение, как и на мнение других!

И Фауст надолго замолчал.

В тишине, воцарившейся в купе, мозг Вагнера неистово работал, обдумывая варианты и готовясь к этой сложнейшей миссии.

Ему следует быть преданным учителю.

Ему придется быть суровым, бесстрашным, настоящим последователем Фауста, ибо его учитель in parvum [25] , и это - гулкое эхо его величия. Он всегда должен помнить, что сумасшествие Фауста - в большей степени здравомыслие, чем здравомыслие обычного человека. Ему нельзя предавать учителя скептицизмом или неверием.

Не поворачиваясь к Вагнеру, Фауст издал долгий и скорбный стон, а потом снова заговорил:

- Мне не следовало вдохновлять Гретхен на такие вещи. Да, я оказался слаб. Зато теперь я - снова я. Я верну ее себе и извлеку из этой омерзительной похоти. Мы купим поместье и заживем вдвоем в целомудренном благоприличии.

- Учитель…

- У нас будут дети.

- Да, да, конечно, будут.

Фауст тяжело заворочался на своем месте и повернул к Вагнеру полное жалости лицо.

- Никогда не влюбляйся, - произнес он. - У нее будут любовники, и некоторые из них - опытнее и проворнее тебя. Скажу тебе, как другу, - стоит однажды попробовать это блюдо, и будешь ненавидеть женщину, даже если она ничего не сделала.

Вагнер с важным видом кивнул, маскируя свое негодование.

- Скажи, что ты думаешь о жизни?! О тщеславии? О науке, учении, о любви, славе, вдохновении?

- Я думаю… да, но это все - совершенно разные вещи!…

- Ошибаешься! Все это одно - вульва.

- Сударь?

- Да, именно вульва! Эта отвратительная, мерзкая, грязная штучка. Пока мы ее страстно желаем, то с готовностью претерпеваем любое унижение, лишь бы заполучить ее! Ради нее трудимся, прихорашиваемся и шепчем сладкие слова. Приходим в театр с цветами, при лунном свете взбираемся на стены, пишем сонеты, выскакиваем из окон со штанами в руках, предоставляем самым опасным людям выбор оружия. Ради нее строим уютные гнездышки, города и цивилизации. И она наше все, наше единственное, наш идеал. Она создает нас и делает нас великими. Такова жизнь, такова наука, таково тщеславие, учение, любовь, слава, величие и вдохновение. Предвечная Вульва, - многозначительно изрек он, - затягивает нас в себя.

- Боюсь, что не совсем понял вашу логику, - признался Вагнер с несчастным видом.

- Да. Я мыслю совсем не так, как ты.

Фауст снова отвернулся, пристально вглядываясь в далекое Никуда, помахал указательным пальцем и воскликнул:

- О, враг рода человеческого! Я отказываюсь от тебя и от всей твоей помощи! С этого дня - возвышение или падение, успех или провал, муки или торжество - я больше не буду иметь с тобой дела! Не буду слушать твои советы. Не стану выполнять твои просьбы или служить твоим целям, какими бы невинными они ни казались, какие бы хитроумные ловушки ты ни расставлял для меня!

- Дорогой учитель, - сказал Вагнер, заслоняя ладонью слезы.

Фауст не ответил. Вагнеру пришлось призвать на помощь всю свою сдержанность, чтобы оставить учителя наедине с его мыслями. Откинувшись на спинку сиденья, он открыл книжку в мягкой обложке и сделал вид, что читает. За окнами проплывала Франция.

Поезд следовал по бесконечному коридору среди бесхозных, заколоченных досками построек - зданий предприятий, созданных вдоль железной дороги во время начала недолгого технологического процветания Европы, с тех пор устаревших или обанкроченных немецкими и английскими новациями. У Вагнера при этом возникло чувство гордости за свой народ и за землю, на которую он теперь возвращался. Но в то же время это смотрелось довольно печально.

- Помолчи, - произнес Фауст. - Ты мне не нужен. Ты бессилен, как лютик. Пуканье воробья значит больше, чем ты.

Вагнер отложил книгу и собрался ответить. Потом понял, что Фауст разговаривал во сне. После нескольких секунд созерцания Вагнер вытащил блокнот и авторучку. Его всегда манила работа над Биографией. Сняв с авторучки колпачок, он начал писать: