Девять хвостов бессмертного мастера. Том 6

[638] Мин Лу рвёт и мечет

– Ай! – свирепо рявкнул Мин Лу, схватившись руками за лоб.

Он запальчиво попытался пройти через барьер, чтобы поставить на место зарвавшегося бога, но получил этим барьером по лбу. Одного раза ему показалось мало, и он повторил попытку прорваться через преграду – с тем же успехом, но в этот раз юноша сказал уже другое слово. Такие императорам знать не полагается, но это не значит, что они их не знают.

Министры остановить его не посмели, а может, рассудили, что от набитых шишек большого вреда не будет, – хоть ума прибавится и спесь собьёт. Характер у Мин Лу был не сахарный, сладить с ним могли только вдовствующая императрица и Ван Жунсин, молочный брат и лучший друг юного императора, бывший в детстве его товарищем по играм, а теперь ставший личным слугой.

Юноша не замедлил появиться и оттащить Мин Лу от опасного барьера. Юный император напоследок умудрился ещё и пнуть барьер и ушибить ногу.

– Лу-эр, – строго, но запросто обратился Ван Жунсин к императору, – прекрати немедленно! Это недостойно императора.

Это панибратство министрам не нравилось, но они в который раз смолчали.

Ван Жунсин, продолжая держать императора сзади за подмышки, кашлянул. Лицо у него было бледное, под глазами круги от недосыпа. Юноша с детства страдал кошмарами и спать предпочитал понемногу, урывками, а то и не засыпать вовсе, что не могло не отразиться на его здоровье. Ни лекари, ни шаманы помочь ему не смогли, оставалось перемогаться самому. Что за кошмары его терзали – Ван Жунсин никогда не говорил: даже Мин Лу не смог разузнать, хотя друзья были практически неразлучны.

– Что этот небожитель о себе возомнил? – сорвался на визг Мин Лу. – Заперся с матушкой наедине! Что он задумал?

Министры и Ван Жунсин переглянулись. Разумеется, они знали, для чего мужчины запираются с женщинами наедине, но как поделикатнее сказать об этом императору, который в своей мачехе души не чает, дай волю – и на божничку усадит и поклоняться начнёт?

О небожителях ходила дурная слава. Они нередко спускались в мир людей, чтобы развлечься со смертными женщинами (или мужчинами), но историй со счастливым финалом среди этих похождений не было. Наигравшись, небожители возвращались на Небеса, бросая любовниц и жён, а нередко и детей. Опозоренные женщины забирали собственную жизнь или были убиты мужьями. Детей рассылали по монастырям, где они жили в лишениях, ничего не зная о своём происхождении, если только в них не просыпались унаследованные от отцов силы. Но такое случалось редко.

А теперь в мир смертных явился бог и положил глаз на вдовствующую императрицу. И министры даже его понимали: вдова была молода и хороша собой.

Но вдовствующая императрица была женщиной приличной. Её не в чём было упрекнуть ни при жизни супруга, ни после его смерти. Она даже до сих пор соблюдала траур, хотя все сроки давно прошли.

Царедворцы не особенно её любили, потому что она была и советницей Мин Лу, который во всём её слушался. Советы она, правда, давала дельные, и при ней царство Вэнь стало благополучнее, чем было при покойном императоре. Но министров не устраивал тот факт, что какая-то женщина разбирается в политике и управлении царством лучше учёных мужей.

Однако же, как показалось министрам, неприступная крепость пала или вот-вот готова была сдаться: что-то неуловимое изменилось в женщине, когда она вышла из покоев Тайхоу следом за богом войны, а теперь вернулась за ним.

Ван Жунсин, несмотря на слабое здоровье, был юношей искушённым. Перемену во вдовствующей императрице он подметил сразу и верно истолковал: силой её при себе бог войны не удерживал, она сама шла за ним, и шла охотно. Красивая молодая женщина, рано овдовевшая – и месяца со дня свадьбы не прошло! – и красивый молодой мужчина, сошедший прямиком с Небес, обречены были увлечься друг другом.

Министры тоже это прекрасно понимали и даже не особенно возражали. Это ведь не какой-то бог войны спустился с Небес, а тот, кому в Десяти Царствах поклоняются с незапамятных времён. Хотя в последние несколько тысяч лет слухи о нём тоже ходили пикантные: будто бы у него гарем из двенадцати небесных воительниц. С другой стороны, попенять можно только на количество наложниц – а скорее, позавидовать, что ему по силам управляться сразу с двенадцатью! Так-то у всех царей есть гаремы.

Но как обо всём этом сказать императору Мин Лу?

– Лу-эр, – Ван Жунсин кашлянул в кулак. – Успокойся.

– Как я могу успокоиться? – возмутился Мин Лу. – Ты разве не знаешь, что говорят о небожителях? Я не позволю ему опозорить матушку!

– Смертные не вправе спорить с богами. К тому же, как мне кажется, бог Ли Цзэ не из тех, о ком в мире людей ходит недобрая слава.

– Он мне не нравится! – категорично объявил Мин Лу.

Ван Жунсин сделал вид, что поверил. Мин Лу с детства восхищался подвигами царя Ли Цзэ, а нынешняя неприязнь – всего лишь мальчишеская ревность. Мин Лу не хотел разлучаться с матушкой, пусть и получил бы в отчимы настоящего бога и своего кумира.

– Это можно счесть благосклонностью нашего бога, – сказал Правый министр. – Нельзя считать это… непотребством. Траур давно закончен. Будь вдовствующая императрица обычной женщиной, она преспокойно могла бы вновь вступить в брак.

– Вряд ли речь идёт о браке, – возразил Левый министр. – В крайнем случае, чтобы сохранить репутацию и честь династии Вэнь, вдовствующую императрицу можно будет провозгласить жрицей бога.

– И упечь в монастырь? – насмешливо спросил Ван Жунсин.

– Матушку в монастырь?! – взъярился Мин Лу.

– Мы этого не говорили! – в голос воскликнули министры, проявив небывалое единодушие.

– Не позволю! – не слушая их, прорычал Мин Лун. – Никому не позволю! Я этого бога… я…

– На дуэль вызовешь? – скептически спросил Ван Жунсин. – Лу-эр, остынь. Прежде чем делать поспешные выводы, не стоит ли спросить у твоей мачехи, что она думает по этому поводу?

– Ты! – вспыхнул Мин Лу. – Ты ведь не думаешь, что матушка…

Именно это Ван Жунсин и думал, но ответил осторожно и дипломатично:

– Если бог войны проявил благосклонность к твоей мачехе… Я не говорю, что между ними происходит что-то недостойное. Благосклонность может проявляться по-разному, – тут же оговорился он, видя, как гневно разгорелись глаза юного императора. – И если твоя мачеха ответила богу войны тем же, хотя бы и из заботы о благополучии царства Вэнь, поскольку гнев бога может обернуться небывалыми бедствиями, то в этом нет ничего предосудительного. Она – умная женщина.

Министры одобрительно покивали, хоть и не верили ни слову. Какие заботы о благополучии царства! Такому мужчине, каким предстал перед ними Ли Цзэ, никакая женщина не откажет. Даже у старшей придворной дамы кое-какие неприличные мысли восстали из пепла, а уж она-то женщина почтенная и давно вышла из возраста. Что тогда говорить о молодой красивой вдове?

Мин Лу заскрежетал зубами и несколько раз топнул ногой:

– Нет! Не позволю! Не позволю ему обесчестить матушку! Я… – споткнулся он и продолжил с отчаянием: – Я заставлю его взять за это ответственность!

– Как? – невольно удивился Ван Жунсин.

– А вот увидишь, как, – буркнул Мин Лу и демонстративно скрестил руки на груди, намереваясь простоять у павильона вдовствующей императрицы хоть всю ночь.

Сделать это ему не удалось. Ван Жунсин уговорил его идти спать, а сам обещал постоять на страже вместо него и сразу же сообщить, если барьер исчезнет или кто-то выйдет из покоев Тайхоу. Мин Лу неохотно согласился, но, уходя, павильону кулаком всё-таки погрозил.

Ван Жунсин обречённо подумал, что приглядывать ему придётся вовсе не за павильоном вдовствующей императрицы, а за личными покоями императора, чтобы Мин Лу в запале не натворил непоправимого: уж лучше прогневать императора, чем бога.