Ли Цзэ и не думал, что диверсия окажется такой удачной. Быть может, не он один в мечтах тысячелетиями лелеял этот поцелуй. Когда он отпустил Су Илань, та обмякла, даже пришлось придержать её за плечи.
«А, румянец!» – довольно подметил Ли Цзэ, но, конечно же, вслух этого не сказал. Незачем напрашиваться на покусы: настроение змеиных демонов переменчиво, в любой момент может снова расшипеться!
– Я заберу тебя с собой, – повторил Ли Цзэ, – в Небесный дворец. Поскольку на тебе метка бога, то демоном ты уже считаться не можешь. Священный змеиный дух тоже неплохо звучит.
– Как будто меня пустят на Небеса, – вяло огрызнулась Су Илань.
– Я бог, мне ничьего разрешения не требуется. Разумеется, Небесного императора я…
Ли Цзэ вдруг оборвал речь на полуслове, на лице его проступило растущее беспокойство.
– Ли Цзэ? – встревожилась Су Илань.
Ли Цзэ всё это время краем уха прислушивался к ауре Небесного императора, но был слишком занят, чтобы считывать её в полной мере, а теперь ему показалось, что аура неестественно долго находится на одном месте и вообще приобрела какую-то странную форму. Если Небесный император вдруг не превратился, скажем, в муравья, то ауры такого размера и концентрации у него быть не может: внутри тела Ци располагается свободно и никогда не сосредоточивается в узлы, если только того не требует какая-нибудь духовная практика или техника.
– Тяньжэнь! – воскликнул Ли Цзэ, вскакивая на ноги, и ринулся из покоев Тайхоу.
Су Илань, встревоженная, поспешила за ним, по счастью, не забыв принять обличье вдовствующей императрицы.
Околачивающиеся вокруг павильона Цзюйхуа[3] министры последовали за ними, а вернее, за императором Мин Лу, который заметил стремительно удаляющуюся пару и помчался следом с возгласами:
– Матушка! Матушка!
В саду Ли Цзэ остановился как вкопанный. Деревья ещё цвели, но уже раздумывали, не начать ли плодоносить. Летающая чудь куда-то попряталась, а может, разлетелась. Танцовщицы, вероятно, очнулись и ушли, а может, их унесли отсюда слуги. Солдаты вернулись на диспозиции.
Ни Ху Фэйциня, ни Ху Вэя в саду уже не было, а то, что Ли Цзэ ошибочно принял за ауру Небесного императора, было небрежно придавлено тарелкой с несъедобным печеньем – клочок бумаги, помеченный Ци. Сделано это было явно для отвода глаз, и Ли Цзэ нисколько не сомневался, кому принадлежала эта идея. Выискивать другие следы было бесполезно: стёрты начисто!
– Сбежал! – сказал Ли Цзэ непередаваемым тоном.
Су Илань удивлённо глядела на него. Небесного императора она видела лишь мельком. Ли Цзэ сказал это таким тоном, точно говорил не о правителе целого мира, а о приятеле, который ему задолжал и теперь скрывается от справедливого возмездия. Су Илань это не понравилось. Насколько они близки? Она едва не зашипела, но вовремя сдержалась.
К ним подоспели министры и Мин Лу, который почти с отчаянием воскликнул:
– Матушка!
Пришлось взять себя в руки и обернуться к нему с обычным:
– Хуан-эр?
Министры озирались, глядя на опустевший сад.
– А где Небесный император? – удивился Правый министр.
Ли Цзэ уже успел дочитать оставленную записку и теперь продемонстрировал её смертным, ровным голосом сообщив:
– Небесный император отбыл по неотложному делу и поручил подготовку переговоров мне.
Министры понимающе покивали и отчего-то воодушевились.
Ли Цзэ, заложив руки за спину, неспешно пошёл обратно к дворцовому комплексу. Су Илань, как на ниточке привязанная, сразу же потянулась за ним.
– Я останусь во дворце, – объявил Ли Цзэ с некоторой задумчивостью в голосе. – Когда подготовка будет завершена, сколько бы времени это ни заняло, я разыщу… доложу, – тут же исправился он, но только Су Илань поняла эту оговорку, – Небесному императору.
– Тогда нужно выбрать для вас подходящие покои, – важно доложил Левый министр.
– Я уже выбрал, – возразил Ли Цзэ и направился прямо в покои Тайхоу.
– Но-но-но… – даже начал заикаться Правый министр. – Это же покои вдовствующей императрицы! Мужчинам нельзя в них оставаться.
– Я бог, мне можно, – отрезал Ли Цзэ и преспокойно вошёл внутрь, оттеснив от двери придворных дам. Су Илань после недолгого колебания вошла следом.
Двери закрылись, но через мгновение открылись снова, и в них вылетела старшая придворная дама. Вылетела в буквальном смысле, напоминая левитирующего бонзу[4], если бы не круглые от ужаса глаза. Летела старуха недалеко: неведомая сила уронила её прямо в куст отцветшей собачьей розы, и вот тогда она уже развизжалась, требуя, чтобы министры её оттуда вытащили.
Но люди опомнились далеко не сразу, зачарованно глядя на воздвигнувшийся вокруг павильона полупрозрачный, едва заметный глазу барьер, войти в который не смог бы ни один смертный, если только он не обрёл просветление. Все прочие натолкнулись бы на неодолимое препятствие и, быть может, набили бы себе шишку.