Девять жизней октября

Глава 6 Евгений. Никогда не разговаривайте с неизвестными

– Приятного просмотра! – противным голосом прогнусавила билетерша, полная дама в возрасте. – Соблюдайте тишину и порядок! – крикнула она вслед молодому человеку, открывающему тяжелую дверь в кинозал. Это было сказано не потому, что билетерша так уж беспокоилась о порядке, скорее у нее был определенный свод правил, которому ей невольно приходилось следовать.

Когда молодой человек исчез за дверью, она, встряхнув седыми вьющимися волосами, отливающими фиолетовым тонером, поплелась на усталых и больных ногах в комнатку для персонала, предвкушая, как, вскипятив воду в чайнике, выпьет чашечку горячего черного чаю.

В это время опоздавший на поздний и последний сеанс выбрал себе место в центре зала и со стоном наслаждения откинулся на мягкую спинку кресла. Реклама и вступительные титры давно прошли, и уже начался фильм.

Молодой человек был крайне раздосадован, на его лице застыло выражение какой-то детской обиды и озабоченности, словно он припомнил неприятный, унизительный для него разговор. Нервно оправив свой костюм, который никто не мог видеть, так как зал был погружен в темноту, и поудобней устроившись, он постарался сосредоточить свое внимание на экране.

Его душила невыносимая духота, яркие огни резали глаза, смех и шум забили уши. Его накрывала паника, он чувствовал, что задыхается, что не может вдохнуть, как если бы на грудь положили каменную плиту. Все перед глазами бешено кружилось. И тут – щелчок.

– С вами все хорошо? – спросил участливый голос.

Он обернулся и обнаружил, что держит в руке узкий хрустальный бокал с шампанским, но абсолютно не помнит, когда и как его взял. Позади стояла черноволосая женщина в синем атласном платье, ее глаза, черные и горящие каким-то внутренним, потаенным, огнем, показались ему ведьминскими. Изогнув четко очерченные губы в улыбке, незнакомка приблизилась к нему.

– Не помню что-то вас в списке гостей, – произнесла она. – Позволите узнать ваше имя?

– Имя?.. – выдавил он и не узнал собственного голоса. Но в следующий миг его поразила полная пустота в голове: он не мог вспомнить свое имя, как ни силился это сделать.

– Что ж, видно, вы не хотите представляться, – с ноткой сожаления ответила на это женщина. Ее губы вновь растянулись в змеиной усмешке. – Тогда, пожалуй, я оставлю вас. – И она сразу как-то затерялась в толпе, будто растворилась.

– Нет, постойте, подождите… – Он кинулся было за ней, но быстро передумал, остановился, огляделся. Все стены украшали старинные и драгоценные картины, всюду сновали разодетые люди: они разглядывали произведения искусства, непринужденно болтали, поигрывали в руках бокалами с золотистым шампанским.

Он тоже подошел к одной из картин, изображавшей двух мужчин, игравших за столом в карты. «Поль Сезанн» – вдруг возникло в его голове имя, что сразу же сильно удивило: разве он интересовался когда-нибудь живописью? «Самое дорогое полотно в мире. Интересно, оно подлинное или это подделка, копия? Где я?»

Он задумчиво поднес бокал к губам, пригубил шампанское, показавшееся на вкус слишком пресным. Вдруг поверхность шампанского пошла рябью, и ему показалось, будто на него взглянул чей-то глаз. Он моргнул, и все исчезло.

Пока он стоял, к «Игрокам в карты» Поля Сезанна подошли две девушки:

– О, Валя, Валя, смотри, какое все темное! Правда странно, что такое может кому-то нравится? – воскликнула одна из них, по-девичьи милая и невероятно хорошенькая. – Боже, ну разве это искусство! Вот так посмотришь и станет как-то разом грустно… Нет, искусство должно быть светлым, вдохновляющим!

– А мне нравится, – робко проговорила другая, более бледная, угловатая и высокая, по-видимому Валя. – Не может же быть все всегда светлым и вдохновляющим, Алена.

– Ну и какой тогда вообще смысл во всем этом? – не поняла Алена, нахмурив тонкие бровки, отчего ее личико стало еще больше похоже на детское.

– Ну, например, ты можешь посмотреть на очень депрессивную картину и понять, что твоя жизнь, которой ты была недовольна до этого самого момента, гораздо более светлая и яркая.

– Хм… – только и выдала Алена, щуря глаза и пытаясь что-то рассмотреть в «Игроках в карты». – Нет, Валя, ты все-таки очень странная.

И тут он обратился к ней:

– Вам нравится, Валя?

Девушка вздрогнула и как будто испугалась того, что он заговорил с ней.

– Да, – ответила она мгновение спустя. – А вам? – вдруг спросила она, хотя не собиралась завязывать разговор.

– И мне. А вы знаете, что Поль Сезанн создал целую серию из пяти картин, каждой из которых дал одно и то же название – «Игроки в карты»?

Алена тем временем жутко заскучала, бросила свою подругу и поспешила перейти к следующему полотну, более интересному, на ее взгляд.

Валя помолчала немного, а затем, убедившись, что их не подслушивают, сказала тихонько:

– Их на самом деле шесть, не пять.

– Шесть?! – воскликнул он, словно это было исключительно важно. – Откуда вы об этом знаете? С чего вы взяли?

Помедлив, Валя наклонилась к его уху и с широко распахнутыми глазами прошептала:

– Знаю, потому что одна у меня дома.

– Как?!!

– Хотите, я вам покажу?

– Покажете? Конечно, хочу! Но зачем вы сказали мне об этом? Что, если я захочу ее украсть или рассказать кому-то о том, что она у вас? Не боитесь?

– Но вы же не расскажете? – спросила Валя, пытливо вглядываясь в его лицо.

– Нет, но… Вы же меня совсем не знаете. Вдруг на моем месте оказался бы другой, испорченный, человек, что бы вы стали тогда делать?

– Знаете, я почувствовала, что вам можно рассказать. К тому же я хочу от нее избавиться, и если вы решитесь ее украсть, то я буду только рада.

Эти слова его насторожили. Но он не придал им значения. Что-то внутри него жаждало взглянуть на шестую, утерянную и загадочную, картину.

– Пойдемте же скорей! – вскричал он и, взяв ее под локоть, потянул из толпы к открытым дверям, ведущим в просторный, залитый ярким светом холл. Валя едва поспевала за ним.

Они выскочили на улицу, вечерняя прохлада окутала их, но не смогла остудить его пылающего желания немедленно увидеть картину. Дойдя до угла здания, он вдруг резко остановился, уставившись на тут же припаркованный черный автомобиль. Ему показался он неожиданно знакомым.

– Что? – как-то испуганно прошептала Валя.

– Машина, – неопределенно и в то же время раздосадовано ответил он. Не отпуская локтя Вали, он запустил руку в карман своего серого плаща и что-то нащупал. При неверном желтом свете фонарей он рассмотрел, что это ключи от автомобиля. Оглядевшись по сторонам, как вор, он подошел к черной машине и попытался открыть ее найденными ключами. К его удивлению, это получилось.

– Садитесь, Валя, это моя машина, – произнес он, по-прежнему продолжая ее удерживать за локоть.

– Так… вы мне не даете.

– Ах да, где же мое дружелюбие? – Он нервно улыбнулся, но улыбка эта коснулась глаз его безумной тенью. Он открыл переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья и жестом руки пригласил Валю сесть, что она послушно и выполнила. Затем быстро обогнул машину и занял место за рулем. Минуту провели в тишине и без единого движения, как вдруг его руки потянулись к бардачку и открыли его. Там лежала пачка «Мальборо».

– Вы курите? – поинтересовался он. «А я разве курю?» – пронеслась в голове мысль.

– Бывает, да.

– Хотите сигаретку?

– Да, пожалуй что и можно.

Он раскрыл пачку и вынул две длинные и утонченные сигареты. Одну сразу же прикурил с помощью обнаруженной также в бардачке серебряной зажигалки с монограммой «В. Е.», другую передал Вале. Салон сразу же наполнился белыми и плотными клубами дыма. Время тянулось.

– Ладно, какой адрес?

– Гороховая улица, поедемте туда, припаркуемся, а до дома дойдем пешком.

Его рука невольно потянулась включить радио. Зазвучала песня Высоцкого «День рождения лейтенанта милиции».

– Откуда у вас такие сигареты? Зарубежные, что ли?

– Зарубежные. Не помню.

Он сделал радио погромче, и звуки песни заглушили уличный воскресный шум:

– «Давайте ж выпьем за тех, кто в МУРе, за тех, кто в МУРе, никто не пьет…»

Все это было так странно, так противоестественно. Они ехали в Гороховую улицу, молчали и слушали Высоцкого, который почему-то вдруг стал ему очень нравиться. Небо постепенно темнело, а вскоре стало совсем черным.

– А имя-то у вас какое? Как вас зовут?

– Евгений я, Женя, если по-простому. Вот, – испытывая какое-то воодушевление, соврал он и тут же почувствовал: имя стало родным, как будто он всегда его носил.

Въехали в Гороховую улицу, остановили машину, вышли на свежий воздух и все так же – под руку – пошли к указанному Валей дому. Поднялись в четвертый этаж.

– Здесь. Сейчас. – Валя склонилась над своей сумочкой, выискивая ключи. Но как будто она делала это нарочно, как будто разыгрывала сценку в школе: пыталась найти тетрадь с домашним заданием в своем портфельчике перед учителем, которой там точно не было, ведь домашнее задание не сделано. Затем она смущенно посмотрела на Женю и, опустившись на корточки, подняла коврик и вытащила из-под него связку ключей. – Вечно забываю, – пожимая плечами, постаралась оправдаться Валя с виноватой улыбкой на лживых губах.

Вошли. В коридоре темно, хоть глаз выколи.

– Сейчас, сейчас, – приговаривала Валя, – только нащупаю выключатель. Свет, тусклый и унылый, озарил квартирку, ужасно тесную и захламленную. – Пройдемте в комнаты, там картина. – Голос ее задрожал: то ли от страха, то ли от волнения – Женя не разобрал. По пути в гостиную он отметил, какой царит в этом помещении затхлый, нежилой запах, словно окна уже очень давно не открывали. Валя шла впереди, он – чуть отстав. Незаметно для нее он провел пальцем по серванту и обнаружил, что все покрыто толстым слоем почти черной пыли.

– Вот. Она. К-картина, – неровно дыша, прошептала Валя, тихо и почти неразличимо.

Он подошел ближе и сдернул с холста, прислоненного к стене, покрывало, подняв ворох удушливой, забивающейся в ноздри пыли. Его глазам явилось темное, неотреставрированное полотно, изображение на котором было почти невозможно разобрать. Нахмурившись и склонившись над картиной, Женя силился разглядеть…

– Фух, наконец-то! – радостно и с облегчением воскликнула Валя. – Гора с плеч долой! – И… она засмеялась истерическим, то затихающим, то безудержным, то и вовсе беззвучным смехом.

Картина изображала трех мужчин, игравших в карты где-то в кабаке. Один из них отсчитывал проигранные деньги, другой курил толстую папиросу, а над третьим нависла простоволосая женщина, лицо которой было искажено в ужасной, нечеловеческой гримасе, она вцепилась своими острыми длинными пальцами в шею мужчины, по которой струйками сбегала густая алая кровь…

Вдруг в голову Жени ударило, сердце пошло вскачь, и, чувствуя какой-то дикий, животный страх, он схватил Валю за плечи и затряс:

– Что ты наделала!? Что ты наделала!?

Валя продолжала задыхаться от беззвучного смеха, все ее тело мелко дрожало, а голова безвольно болталась каждый раз, как он встряхивал ее хрупкую фигурку.

– Дурак! – разлепила она сухие губы. – Какой несчастный дурак! Мужчины никогда не боятся женщин – это вас всегда и губит!

Щелчок – и страх перестал обуревать его, как если бы кто-то нажал на кнопку, зато так же неожиданно нахлынула волна безумной и неконтролируемой ярости. Женя с невероятной силой, о которой прежде не подозревал, ударил Валю головой об стену. Смех оборвался, установилась звенящая тишина.

Глаза Вали, наполненные крупными слезами, отразили неподдельный ужас и крайнее изумление – боль отрезвила ее мгновенно.

Он ударил ее вновь. Она визгливо закричала, тогда он ударил еще и еще. Ее глаза закатились, и остались видны лишь одни белки.

Валя вся обмякла в его руках, из ее горла вырывались хриплые звуки, а русые волосы стали мокрыми от густой и почти черной крови. В ноздри тут же забился отвратительный, тяжелый запах крови. Валя тихо застонала, ее голова покачнулась и упала ему на руку, пачкая светлый плащ кровью. Кровью. Перед глазами Жени все поплыло, он видел только девичью головку, только растрепавшуюся косу, пропитанную кровью. Тут острая боль прорезала его челюсти. Он закричал, разжал руки, выпуская из своей хватки едва живую Валю, и почувствовал языком, как его зубы превратились в настоящие звериные клыки.

Валя, вся сжавшись, забилась в угол на полу и, выставляя перед собой руку в защитном жесте, заикаясь, стала умолять его о пощаде. Он медленно опустился на колени перед ней, не отрывая взгляда от мокрых и слипшихся волос на ее голове.

– Нет, не надо, пожалуйста… Прошу…

Он протянул руку и погладил ее по бледному и мокрому от слез лицу.

– Ну-ну, не плачь, Валечка. Не надо.

– Пожалуйста, – всхлипывая, прошептала она.

Он ласково провел большим пальцем по ее щеке, улыбнулся…