Девки гулящие

Глава 49. Вятские болезни

Вятчане.

Попаданец в Ваньку Воробьева с каждым днем всё больше в новое для него время вживался, становился для него своим. Происходило это по разным причинам — иногда не очень хорошим. Болезнь Марии неожиданно привела к расширению его словарного запаса и знаний о тутошней жизни. Сначала то он местных плохо понимал — вроде и на русском языке говорят, но не все слова понятны. Сам тоже скажет что-то, а на него как на чудаковатого немца какого-то смотрят…

Общение со знахарками и прочими последователями Гиппократа из проживающего в Вятской губернии народа привело к тому, что ту же болезнь он мог теперь разными словами обозначить — боль, худоба, хворь, простыл, испуган, изурочан… Не одними существительными даже это нарушение деятельности человеческого организма назвать. В самом названии болезни зачастую её причина сразу была видна. Простыл — всё понятно, из-за чего своим кашлем другим спать мешаешь.

Вятчане часто называли болезнь по какому-то её симптому — горячка, лихорадка, полежка. Полежка — это когда так прихватит, что даже на ноги встать не можешь.

Гонорею девки, что у сестер в домах терпимости работали, обозначали словом «течь».

Могли жители губернии называть болезнь и по пораженной части тела. Бабушка сестер, а теперь и попаданца в Ваньку, заболевания горла называла горлянкой или горлухой, про всё, что болезней в животе касалось — говорила «боль под ложечкой». Если кто заболел после тяжелой работы, Егоровна обозначала как «наджада» или «надсада», мозоли называла «нажимом».

Доморощенные вятские хирурги резаные или рубленные раны называли «порез» или «подсек», вывих — «свишка», ожог — «пожог», «обвар», «жига», «обжига». О панариции они говорили — «нажал», «намял», «натрудил». Остеомиелит носил название «волос». Ванька как-то спросил — откуда такое название. Ему объяснили, что волосы в костях поселяются и эту болезнь вызывают.

Сидения в очередях перед приемом у бабок просветили его и в области детских болезней. Наслушался Ванька и про «родимец» — судороги у деток с потерей сознания, и про «собачью старость» — рахит, «зубищи» — нарушение прорезывания зубов, «порастуньки» — отставание в росте. Родимцы народными педиатрами делились на опуховой, переполоховый, костяной, сердцевой, ротовой, головной, воротовой, ломовой, жиляной, мозговой, суставной, ножной, гортанный, ручной, глазной, ушной, брюшной, членный. Название родимца зависело от локализации болезненного начала, поэтому и лечение в каждом случае было разное. Прослушав такой курс детских болезней Ванька уже начинал подумывать об открытии собственной практики. Но это так — какая только дурь в голову сидя в очереди не придёт…

Начал разбираться попаданец и в офтальмологических диагнозах местных уездных светил. «Тёмная вода» — катаракта, «перелом» — язва роговицы, «слепотка» — нарушение сумеречного зрения. У некоторых встречался «ветряной перелом». Это когда в глазах наблюдались режущие боли, да такие, что на свет и не взглянешь.

«Килами» Ванькины одновременцы называли абсцессы, новообразования на коже и под ней, а также грыжи. Всё в одну кучу свалили. Но вот среди собственно грыж наблюдалось огромное разнообразие — грыжа-пупик, грыжа-мошонка, костяна, жиляна, грыза, подколенна, нутряная, пуповая, паховая, родовая, ребровая, мудовая…

Увеличенные лимфатические узлы вятские целители величали как «желви» или «желваки», чрезмерное разрастание грануляций в ране — «дикое мясо», сухожильный ганглий — «могильная косточка» или «навья кость».

Узнал Ванька и про то, что одну и ту же болезнь могли называть по-разному. Тут уж как знахарку бабка её научила. Чесотку могли обозначить как «свороба», «свороб», «своробок», «свербячка», «почесуха», «нуда», «зуда», «зудиха», «почесули», «почесуньки», «почесульки». Бессонница целительницами называлась «полуношницей», «шутухой-бутухой», «шепетухой-пепетухой», «полуношницей-щекотуньей», «щекотухой-летухой», «стрепетухой-полуношницей», «переполошницей», «беспокоицей», «егозухой», «безугомонницей».

Приплюсуйте сюда и многонациональность губернии. Тут уж головушка совсем кругом пойдёт. Коми-пермяки лихорадку называли «низовкою», оспу — «воспицей», корь — «корюхой», насморк — «возгреею», диарею — «мытом», сифилис — «худой болью». Русские же тот самый сифилис «татарской оспой» величали. При чём тут татары? Совсем не понятно. Ванька Ахмедку даже спрашивал, а тот только скалился и в ответ матерился. Ничего путного ответить не мог.

Хорошо попаданец в Ваньке различал теперь, чем смертная от не смертной хвори отличается. Первую — лечи, не лечи, всё равно умрешь — дуба дашь, околеешь, окочуришься, преставишься. От второй лечение помогает, да и сама она со временем пройти может. Про выздоровление современники Ивана Воробьева говорили — боль отстала, лихорадка бросила, оздоровел, отутобел.

Через полгода поездок по бабкам, хотя с Марией чаще не он, а кто-то из сестриц в сопровождающих был, Ваньке можно было уже диплом выдавать — не врача, так хоть фельдшера.