Перестану, однако, излагать хронологически, а снова вернусь в объектному способу повествования, потому что и сам запутаюсь, и Вас заморочу. Итак, у нас на всю толпу в сотню с лишним человек имеется один единственный огород в Горшковке, и заведует им тетя Ты… Тихая Заводь, потому как произношу я это имя с почтением, хотя моральный облик сей достойной женщины ни в малейшей степени не одобряю.
Так вот! Из сельскохозяйственных культур прижились у нас только три. Собственно горох, который высаживают и второй раз, после уборки первого урожая. Если весна была ранняя, а лето — солнечным, он успевает дозреть до такой спелости, что даже способен храниться. Но это — редкий случай. В плохой год может и не завязать стручков, а то его зелёным отправляют прямо в рот в качестве лакомства, потому что консервирование в наше время совершенно не развито.
На семена идёт только то, что собрано спелым с первой посадки. И еще такая деталь: весной сажают сухие горошины, а летом — пророщенные.
Внесение в почву рыбьей мелочи или сушёных же рыбьих голов, хвостов, костей и плавников летом проводят всегда. Раньше ещё и очёсы крапивные туда же закапывали, но сейчас, по моему совету, их складывают в кучи и ямы вместе с ботвой, и дают перепреть. Получается менее трудоёмко, а результат даже лучше. Ну, так, органика растениям редко вредит. Это я к тому, что на данную культуру трудов не жалеют, потому что в хранении она исключительно удобна и на чёрный день её всегда немного припасено.
Вторая — репа. Впрочем, та ли это репа, какую знавали в наше время, — не поручусь. Её чередуют с горохом на тех же самых участках, и урожай она даёт ничуть не хуже. Её варят, парят, жарят, томят — не стану утверждать, что я от неё в восторге, но еда сытная, этого у неё не отнимешь. Только вот хранить репу не так удобно, как горох. Она и задрябнуть может, и в рост пойти, и загнить. А я про корнеплоды помню, что они любят храниться при температуре в погребе неподалеку от точки замерзания, но чуть выше. Почему-то на память приходит цифра в плюс четыре градуса.
И где я её тут найду, эту температуру? Или чем создам? В общем, основную часть урожая съедают еще до середины зимы, хотя хранят в ямах — считай, погребах, где более менее прохладно.
Ну и третий хит здешних мест — брюква. Тоже не знаю, соответствует ли она будущей своей тёзке, но надо же мне как-то назвать то, что похоже на брюкву! Она крупнее репы и, на мой вкус, прекрасная еда. Готовится аналогично, однако растёт очень долго, отчего убирается с грядок поздно, перед самыми холодами, поэтому едим мы её чуть не до нового урожая репы. Только вот в холодное лето может не успеть дать семена.
Вру, дать-то всегда успевает, но только они потом не всходят. Или плохо всходят. Пока не забыл — оба этих корнеплода — двухлетники, отчего им до созревания семян нужно просидеть в земле два вегетационных периода, а тут ещё и вымерзание возможно — зимы-то у нас — о-го-го. В общем, проблем много.
В плане возделывания брюквы Тына каждый раз пытается высадить её рассадой, да только трудно это, потому что вне помещений ранней весной ещё холодно, а внутри помещений — темно. Вот она и переставляет рассаду днём в затишок да на солнышко, а потом прячет в землянку. И не всякий раз удачно получается — и заморозить недолго питомцев, и вообще, капризничают они.
Тут бы хоть парничок организовать, да вот беда — ничего прозрачного нет для остекления. Дядя Быг привозил с торга шкуру так тонко выскобленную, что аж просвечивает, а только не росли под ней брюквочки. Не хотели. Зато их стало удобно закрывать от заморозка — просто опускаешь крышку, когда солнышко ныряет за горизонт. Словом, настроили мужчины этаких низких ящиков с откидывающимися рамами, в которых рассаду стало выращивать куда как удобней. Стенки плетёные, глиной обмазанные, а сверху — шкура на жердях. Главное же, сажая этот овощ в грядку, уже не терзаешься сомнениями: взойдёт он или не взойдёт.
У меня же желание создать что-нибудь прозрачное аж засвербело в руках, тем более, что рецепт стекла из школьного курса химии помню прекрасно — смешать песок с содой и расплавить. Хороший белый песочек на речушках изредка встречается, а вкус соды на обмакнутом в Противную Воду пальце я ощущаю до сих пор. Но, торопиться не буду. И вообще, разговор пока идёт не о новых материалах, а о растительной пище.
Так вот, женщины знают прорву корешков, которые всяк в свою пору собирают в лесу или на берегах рек. Летом и в первый месяц осени ни горох, ни репа, ни брюква никого особо не интересуют. Наш детский сад не раз участвовал в подобных заготовках и, скажем, найденная мною морковка давным-давно известна, так что выращивать её специально никто и не собирается. Корни некоторых видов камыша, листья и стебли трав — просто надо знать, что и когда съедобно, и как со всем этим поступать. Ягоды и орехи, грибы, которые сушат, толкут и добавляют в похлёбки. Целая кулинария, меняющаяся из года в год, потому что, то одно родит, то другое. Многое сушится и хранится, чтобы быть съеденным зимой. То есть — вполне себе не бедная кормовая база. Отсюда и пренебрежение к найденным мною злакам, которые по урожайности уступают не только корнеплодам, но и гороху. Нет, они замечательно выросли на отведённой им делянке, были вовремя убраны и обмолочены, но видели бы Вы лицо тети Ты… Тихой Заводи, когда она оценила результат.
Одним словом, корячиться для получения такой малости она полагает негуманным по отношению к мужчинам. Которым нужно перелопатить… э-э… перемотыжить огромную поляну.
Вот, скажем, щавеля, укропа или петрушки я не подмечал, а черемша тут всё-таки растёт. На огороде и рядом с ним. В диком виде в лесу я её не видел.
Это я к чему так подробно расписал про растительную пищу? А к тому, что с продовольствием дела в наших краях обстоят неплохо и, если мы тут природу не перенапряжём, то жратвы будет всегда навалом. Но в этом плане, по крайней мере, понятно, что делать. А вот в отношении внешней угрозы у меня ясности нет — слишком плохо я знаком с тем, что творится по ту сторону гор. А то вдруг тут в эпоху неписанной истории гуляет по белу свету великий турист вроде Александра Македонского со своими верными сподвижниками? А нам про него ничего неведомо. Или какие-нибудь иезуиты несут во все концы мира огнём и копьём сокровенные таинства, поведанные обкуришимся говоруном, обладающим неубиенной харизмой и чудесным даром убеждения?!
Тут ведь вот какая закавыка: репутация у меня нынче — выше некуда. И я запросто могу направить помыслы здешнего народа по долгому светлому пути. Вопрос в том — по пути куда?
Я ведь был в своё время партийным человеком, и разные школы марксизма время от времени посещал. Парт-просвет-учебы и прочие собрания где обо всяком толковали. Так что знаю точно: чем совершенней технологии, чем качественней материалы, тем больше излишков может произвести общество. Вот тут и возникают предпосылки для возникновения неравенства.
Жадины хотят обладать излишками, потому что жадные. А организаторы — вожди — потому что им требуются ресурсы для воплощения своих планов. Самый гремучий вариант выходит когда хорошие организаторы оказываются жадными. Тогда они стараются подмять под себя как можно больше всего, организовывая для этого большие группы людей. Покоряют народы, завоёвывают страны, создают государства с эффективными производительными силами.
К чему это я? А к тому, что этой зимой создам вполне себе эффективный технологический процесс. Да, несколько лет ушло у меня на то, чтобы к этому подготовиться. Но теперь осталось только дело сделать. И для этого имеется решительно всё. Потом я несомненно сумею построить и другие производства, подготовив предпосылки для решающего долговременного технологического превосходства своего «союза племён» над соседями.
Конечно, это хорошо, потому что быть богатым и сильным лучше, чем бедным и слабым. Не так уж трудно будет обучить и одоспешить воинов, способных отразить любую внешнюю агрессию. Я уже точно знаю, как это сделать. Не в этом вопрос.
Вопрос в том, для кого стараться? Если кто-то ответит: «для своих», то ограничиваться только самыми близкими людьми мне не интересно. Да и многого ли в этих условиями добьёшься силами одной семьи? В любом долговечном образовании, способном поддерживать нормально налаженный техпроцесс, должны участвовать сотни или тысячи людей. Возможно, даже не подозревающих о существовании друг друга, но завязанных на производстве одного и того же предмета. Скажем, кашеваряшая тётя Быга не знает, кто сажал ячмень, привезённый с торжища. Вы уловили масштабность моего мышления?
Так вот, общественная формация, в которую я сейчас попал, по науке называется первобытнообщинной, то есть основанной на малом количестве излишков. Попросту говоря, производимых и добываемых ресурсов только-только хватает на воспроизводство рабочей силы. Делить особо нечего и бороться не за что. Конкуренция между членами общества сосредоточена в области мастерства. Понятие собственности размыто и неопределённо.
Мне это положение нравится, поскольку коммунистические идеалы (хе-хе) здесь и сейчас практически реализованы. Однако, теперь меня интересует хитрая задачка. Сохранить данный принцип мироустройства в условиях наличия большого количества излишеств всяческих. Ну там, тёплого уютного туалета, светлых жилищ, удобной одежды и приятного во всех отношениях общества.
А это — несколько десятков технологий, для функционирования которых потребуется труд тысяч людей. Технически реализовать это несложно. Вопрос в способе мобилизации огромных по нынешним временам трудовых ресурсов. Привлечь их можно только стимулируя, направляя и руководя, а организационные приёмы даже ближайшей формации, как я припоминаю, годились исключительно для управления людьми, выполняющими несложную однообразную работу. Это я рассуждаю о светлом рабовладельческом будущем нашего сегодняшнего мира. Так вот, хорошие техпроцессы на рабском труде выстроить не так-то просто. Тут хочется использовать работничков позаинтересованней, поинициативней. Ну не умею я ладить с примитивистами и откровенными лодырями. Мне даже с меркантильными проще, чем с теми, кому что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.
В моём бывшем мире победил принцип конкуренции, то есть тот, при котором людям постоянно приходилось бороться друг с другом. За повышение зарплаты или улучшение качества изделий. За рынки сбыта или голоса избирателей. Перечислять можно до бесконечности, потому что, при всём разнообразии целей конкретных видов борьбы, в конце концов речь шла о деньгах — универсальном ресурсе, позволяющем удовлетворить максимальное количество потребностей. Это и был, и стимулятор, и регулятор, и мерило успешности.
А тут его не наблюдается. Возможно, где-то южнее уже в ходу презренный металл, или его временные заменители. Но мне туда не надо. Там наверняка уже идут конфликты за лучшие угодья или даже целые пространства. То есть конкуренция имеет место просто из-за более высокой плотности населения. Даже тут, в наших северных краях прошли сражения, возможно, далеко не первые. Но эти виды борьбы за ресурсы меня не интересуют. Войны воевать люди будут долго, а мой век не бесконечен.
Одним словом, на распутье я. Вроде как пришла пора сажать репку, а какую и куда — ума не приложу. Думаю, обеспечу запуск первого нормального техпроцесса, а потом сориентируюсь по результатам внедрения его плодов в нашу доисторическую жизнь.
А пока упомяну пару мелких эпизодов прогрессорского плана, не слишком влияющих на грядущее.
В племени Береговых ласточек очень искусные косторезы, поэтому бивень мамонта, подаренный Острому Топору охотниками на крупного зверя, пришёлся ко двору. Я ведь упоминал про то, что эти замечательные мастера даже иглы с ушком умеют делать, когда у них находится подходящий материал.
Вторым обстоятельством, приведшим к несколько необычному результату, были мои разговоры с Глубоким Омутом о проблемах создания ткацкого станка. Остановлюсь на них подробней:
Нити основы, идущие параллельно, надо приподнимать через одну, чтобы протолкнуть челнок с поперечными нитями. А потом их, те же, взятые через одну, необходимо уже опустить для встречного прохода. Тогда образуется переплетение — ткань. Вот тут-то и возникает проблема этого самого приподнимания и опускания, потому что предмет, увлекающий нитку то вверх, то вниз, должен быть настолько тонким, чтобы проходил между двумя соседними неподвижными нитями. Я потому страдал от отсутствия металлических проволочек, что никак не мог придумать из чего бы эти тяги-толкатели сделать.
Это всё равно, что в спичках провертеть ушки, а сами их удлинить примерно вдвое, а потом собрать из них гребёнку, длиной равную ширине будущего холста. В ушки как раз и пропускаются нити, которые должны ходить вверх-вниз.
Подобной гребёнки даже лучшие косторезы не смогли вырезать из бивня — они наделали иголок с ушками посерёдке, которые дядя Тын закрепил врастяжку, потому что на кончиках этих игл были пропилены кольцевые желобки. Опускание-поднимание обеспечивалось движением рамы, на которой всю эту сетку с иголками и натянули.
На первой полоске ткани, шириной с мою ладонь, справились с заеданиями, спотыканиями и обрываниями. Я немного подсказал насчёт рычагов и противовесов, а потом процесс пошел более-менее устойчиво. А то до этого работа ткачих напоминала штопку носка, да и результат получался похожий.
Второй момент связан с тем, что я не мог подыскать сырья для производства гашёной извести. Так вот какое дело. Горшков в нашем союзе племён не так-то много, недостаточно на всю образовавшуюся ораву. Поэтому в обиход вошел старый проверенный веками метод варки мяса или согревания воды в кожаных мешках, куда кладут раскалённые на костре камни. Однажды я и подслушал обсуждение свойств этих самых камней — старшая женщина учила девочку, объясняя той что может получиться, если она положит в огонь обломок, который принесла. И в предрекаемом результате я мигом узнал негашёную известь — пушонку.
Вот какие дела! Оказывается не так уж мало полезного знают мои современники.
Оставалось только сходить к месту находки и провести несложный эксперимент. А потом в расщелине рядом с перевалом начали потихоньку возводить стену, укладывая камни на известковый раствор. Дело это продвигалось исключительно медленно из-за того, что связующее надо было тащить на нартах в гору целых три дня, а основная масса работников трудилась других местах. Мы готовились к очередной морозной зиме.