Глава 11 Странная встреча

— Тына, откуда ты родом? — мы сидим в челноке, который приводит в движение Одноногий Лягушонок. Он неторопливо гребёт одним веслом, утвердившись на корме, откуда его костыль торчит назад и никому не мешает. Именно ради него разговор ведётся по-неандертальски. Всхлип и Плакса понимают человеческую речь, а Кит гырхскую. Только новичок с отрезанной мною этой весной ногой пока требует к себе особого отношения, потому что остальные без труда общаются на обоих языках.

— Я жила в краях, где не бывает ни снега, ни льда. Мой народ сеял в землю зёрна, а оленей, что приходили полакомиться всходами, мы с нетерпением ожидали, чтобы съесть. Всё было хорошо, но пришли чужие, убили мужчин и мальчиков, а женщин и девочек оставили. И поселились они в наших жилищах Тогда я была ещё мала и не многое сохранила в своей памяти.

Мы много работали и мало ели. Поэтому мама убежала вместе со мной, и мы попали к другим людям и снова много работали и мало ели. Так я и росла. Переходили из одного селения в другое и везде было одно и то же. Повсюду мужчины ходили на охоту, а женщины копались на грядках, готовили еду и рожали детей.

Но моя мама, хотя мужчины и не оставляли её в покое, больше ни разу от них не понесла. Она и мне объяснила, как нужно поступать, чтобы этого не случилось и даже сама всему меня научила. А ещё мы видели много разных растений, которые выращивали в тех местах, через которые скитались, и как за ними ухаживают, и что из них готовят.

Научились принимать роды, лечить раны и продолжали искать место, где было бы также хорошо, как когда-то давно в родном селении. Это продолжалось много лет, пока я не выросла, а мама не умерла.

Когда я ухаживала за Быгой, она сказала мне: «Эти юноши не обидят тебя, если ты останешься с нами». Так и случилось. Ни разу ни один из них не попытался использовать меня в качестве сосуда для своего семени, пока я сама не попросила об этом. Потом родился Кит.

Я слушаю, не перебивая. Женщина эта очень привлекательна, хотя и о других женах братьев её мужа то же самое можно сказать не кривя душой. И почему-то она очень ласкова с болезным нашим Одноногим Лягушонком. Я имею ввиду — во всех отношениях. То есть отца Кита она никогда не динамит, но и этому парню отказа от неё не бывает. В наше время сказали бы — любвеобильная особа. А тут и сейчас это как будто бы не имеет никакого значения. Имеется ввиду кто и с кем чем занимается.

Только вот, пожалуй, насилия я не примечал в отношении мужчин к женщинам, хотя, по впечатлениям от прочитанных исторических книжек, казалось, что оно обязательно должно иметь место в древнем мире. Причём, у неандертальцев тоже самое — я ведь и среди них часто живу и картины их бытия перед моими глазами проходят вживую.

И да, второго сынишку, грудничка в настоящий момент, Тихая Заводь родила. Явно — плановый ребёнок. Ему скоро полгода и он сейчас тоже едет с нами. А ещё Тычинка и Бормотун с нами в лодке, и даже Дык — ему ведь уже три года.

Детский сад, выездная сессия, направляется в полном составе туда, где проходил мой обряд посвящения, то есть едем мы в гости к степенному барсуку.

Шучу. Приставать к зверю никто не станет. У нас совершенно иные планы. Дело в том, что решительно все растения, кроме гороха, в наших краях показали неудовлетворительную всхожесть, отвратительную урожайность, а уж до того, чтобы дать семена, у большинства из них дело не доходило. Вы ведь помните, что с торжища привозилось решительно всё, из продукции современного нам древнего растениеводства, что только встречалось. И сеялось. Однако альтернативы гороху мы так и не нашли. Или дополнения, это как посмотреть.

Так вот, тут я, помнится, за полдня отыскал злаки, яблоки и корешки, которые считаю морковью. Как-то ведь они в этих краях выживают! И дают потомство. То есть имеют место некие районированные сорта. Вот их мы и намерены отыскать, собрать и попытаться культивировать.

Вообще-то в почвоведении я не силён, но слой дёрна, что наблюдал при строительстве землянок или вскопке огорода, показался мне слишком тонким и недостаточно густо переплетённым корнями трав. Попросту говоря — глина здесь очень близко от поверхности. А то и камни. Ну да, копался я на огороде в своём цивилизованном прошлом, хотя и без особого энтузиазма — ради помощи жене, в основном. Однако кое-что в памяти осталось.

Ну да ладно — всяко я в такого рода вопросах должен соображать хотя бы немного лучше своих сородичей. И уж во всяком случае, обмен информацией нам не помешает. Естественно, в присутствии той самой выездной сессии детского сада, что следует в натуралистическую экспедицию.

Вот, такие дела.

***

Пока убаюкивающе шелестит за бортом вода, поведаю о размышлениях, что посетили меня в последнее время. Я хорошенько обдумал действия нашего вождя и его соплеменников и обнаружил в них чёткую цель.

Главным полагаю, устройство в месте, где не ожидается конкуренции за охотничьи угодья. Мало кто из моих нынешних современников сумеет соорудить дом, способный сравниться с нашей землянкой. Такой, в котором можно переждать зиму и сохранить сделанные припасы. Кстати, хотя я и обращал внимание на многие виды продуктов так или иначе подготовленные моими соплеменниками к длительному хранению, но сейчас могу уверенно отметить, что основу питания в период зимней бескормицы составляют всё-таки горох и вяленая рыба.

Особенно способствует их длительной сохранности то, что в верхней части помещения, где висят мешки с запасами, воздух всегда очень сухой, благодаря костру, постоянно горящему в кухонном очаге, вот и не заводится плесень, да и несущие конструкции самого жилища не гниют.

Где и как мои родичи это приметили и как догадались возвести подобную постройку — ума не приложу. Тем более, что внизу воздух вполне себе обычный, и ни на какие мысли о том, что живём мы внутри большого камина это не наводит.

Так вот, говоря по-существу, жильё и продовольственная база для племени Прижимистых Барсуков созданы. Дополнительный ресурс — охота ранней зимой на откормившихся за лето копытных — задействовался на моей памяти только один раз. Важно то, что он имеется. И холода позволяют сохранить запасы мяса до наступления тепла. Впрочем, если построить ледник, то и весеннего поста было бы нетрудно избежать. Это особенно важно для поддержания в сытости и довольстве неандертальской части нашего племени, полагающей себя Бредущими Бекасами. Хе-хе. Пусть полагают, что хотят — они уже наши от макушки до хвоста, потому что сытая зима в тепле со всеми потрохами сдала подчинённый Острому Топору личный состав под юрисдикцию Тёплого Ветра. Во главе с вождём, кстати, потому что статус его не подвергся ни малейшему ущемлению — он всегда сам принимает все решения. Просто, считает правильным обсудить их с нашим вождём.

Это я так дядей Быгом восхищаюсь.

Ну да тут намечается некоторая загвоздка. Возникает вопрос — куда дальше грести? Я не представляю себе, чем грозит нашему небольшому сообществу застывание в развитии, но точно знаю — остановка прогресса обязательно даст откат. Ведь было же у кого-то из классиков марксизма положение о необходимости постоянно одерживать победы. Не помню, правда, по какому поводу, но речь шла о чем-то важном.

Этим летом мужчин напрягли доставкой в посёлки плитняка-леденца, которым покрыли пол в помещениях. Там раньше была глина, которая или пылит, или, если её увлажнять, может скользить, чавкать или проваливаться. А, учитывая, что в холодный период мы тут ещё и моемся, то дальше я объяснять не буду. Тем более, что большие корчаги как раз и предназначены для согревания воды в холодное время. В аккурат по паре штук на каждое наше стойбище их и привезли из последней поездки к Противной Воде.

Скажете — мелочь. Да, мелочь. Но — шаг вперёд. Хорошо, что старейшины не остаются глухими к тому, о чём говорят мне духи. А мужчины искусны в работе с камнем, отчего подогнать кромки плиток так, чтобы зазор между ними оставался ничтожным, они в состоянии. За зиму вымостят всё с любовью и старанием.

***

Колосков мы нашли несколько видов. Все — с не горькими зёрнами. Несколько штук выкопали с корнями прямо в коме земли — Тына их посадит на огороде и поглядит, что получится. Нарвали колосков, набили из них зёрнышек — это посеем. Морковные корешки тоже выкопали и взяли с собой, хотя их вид у нашей старшей энтузиазма не вызвал. Они сейчас во второй половине лета похожи на крысиные хвостики.

На яблоне в этот раз ни одного яблочка не было, хотя я её опознал уверенно. Нарезал веток и поставил в горшок с водой — вдруг дадут корешки. Словом основную программу поездки мы выполнили и прямо тут заночевали, поставив национальную неандертальскую избушку — шатёр, похожий на остроконечное жилище индейцев. Походный быт пока не теряет актуальности, учитывая, что охотничьи партии продолжают высылаться Острым Топором в тёплое время года, а курс, который мы проходим, один для всех.

Вечернюю зорьку провели на берегу с удочками. Ужение рыбы на крючковую снасть мне известно хорошо — в прошлой жизни я этот вид досуга очень уважал, так что всё показал ребятам точно как когда-то мне мой дед. На уху наловили. Мне кажется, что каменный век — золотая пора для рыбаков. Эх, картошечки бы сюда ещё, да лучку! А вот морковка пришлась кстати, хоть не колечками она нынче, а крошкой бесформенной, считай, в молекулярном состоянии, но вкус варева улучшает заметно.

Спали тоже по-неандертальски — вповалку вокруг маленького костра в центре шатра. Оно, хоть и тепло нынче и никакой надобности в обогреве нет, но для порядку распалили огонёк, чтобы всё было, как будто по-настоящему. Следующий урок в нашей группе спланирован на послезавтра — мамочка моя поведёт нас в холмы. Любит она поохотиться на мелкую дичь. Заодно и нам покажет что-нибудь новенькое. Ну и Кит блеснёт — продемонстрирует, как ловко управляется с пращой.

— Гырх! — незнакомый голос снаружи. Кто бы это мог быть?

— Заходи добрый человек, — Одноногий Лягушонок распахнул полость входа.

— Охотники племени Быстроногих Оленей принесли мяса и просят разрешения встать на отдых рядом с вами, — новая для меня формулировка пришедшего с миром звучит убедительно.

Тётя Тына выбирается наружу, пытаясь никого не разбудить. Наивная. Все мгновенно повылазили и уже разводят костёр из припасённых с вечера дров. Силуэты мужчин постепенно освещаются пламенем, справа Всхлип и Плакса срезают пласты с огромного мосла, Тычинка водружает горшок на камни, стоящие посреди пламени, Бормотун затачивает прутья, а я протираю камень, на котором стану отбивать мясо перед приготовлением.

Понимаете, наша команда не первый день вместе, и в большинстве случаев не требует руководящих указаний для выполнения простейших дел. Кит уже принёс мешочек соли и ложки — у нас всё схвачено. Даже кроха Дык откатывает зардевшиеся угли туда, где предстоит занять своё место шампурам.

Да, не маринованное мясо сильно уступает во вкусе настоящему шашлыку, но если тонкий отбитый ломтик намотать на палочку и равномерно обжарить над углями, тоже есть можно. А, пока гости управятся с дежурным блюдом, мелкие обрезки протушатся в котле и прекрасно утолят основной голод гостей.

Пока ребятня колготится, взрослые мужчины ведут пристойную беседу.

— Я вождь Быстроногих Оленей, Сильный Бык, — заводит речь предводитель. — А это мой брат Могучий Медведь. С нами также Стремительный Барс, Неудержимый Лось и Зоркий Орёл.

Хорошо, что я стою на коленях и не теряю равновесия от раздирающего меня внутреннего хохота. Похоже, в племени Быстрых Оленей ленивый шаман, если согласовал ношение столь высокопарных имён. Прямо как в фильме про Гойко Митича. Хотя, ребята выглядят крепкими, и не менее крепко смердят многодневным мужским потом.

— Я — Тихая Заводь, — смиренно ответствует Тына, — присматриваю за детьми племён Бредущих Бекасов и Прижимистых Барсуков. Одноногий Лягушонок возит нас на лодке, а Степенный Барсук ведёт себя, как послушный ребёнок, но голоса духов слышит, когда им есть, что ему сказать.

Вот так — официальные имена «взрослых» названы, а узнают ли гости, как мы обращаемся друг к другу в нашем кругу — это неизвестно. Такая вот игра получается у нас, что свои зовут друг друга, чаще всего, по привычным детским кличкам, а вот посторонним называются официальные, одобренные свыше идентификаторы.

Весной нашему вождю не удалось зазвать к себе в соседи племя Зелёной Лягушки. Они нам отдали только раненого с ампутированной ногой, потому что охотиться он уже не может, а убивать его они и сами не хотели. Однако, желание Быга увеличить неандертальское поголовье под своей рукой, я тогда почувствовал. Видимо, ему с ними удобней, чем с людьми. Ну и созданная кормовая база позволяет это сделать не напрягаясь.

Некоторое время отняла трапеза, после завершения которой началась деловая часть беседы.

— Если бы у нас была ваша лодка, мы смогли бы переплыть озеро и выменять себе горшки в селении горшечников, — вот, теперь всё сразу встало на свои места. Действительно, на огромном берегу много прелестных уголков, где отряд охотников найдет удобное место для ночлега, но только в одном у берега покачивается лодка.

Ни Тына, ни Одноногий не знают, что и ответить, потому что лишаться челнока в наши планы не входит. Но отказывать в учтивой, подтверждённой даром просьбе сразу пятерым сильным мужчинам — это ведь безумно невежливо. Пора и мне вступить в беседу.

— Расскажи мне, Сильный Бык, какие горшки требуются твоему племени и что вы станете в них варить? — это я выигрываю время и, заодно, даю собеседнику возможность блеснуть красноречием и покрасоваться перед нами.

— Гусей, добытых сетью, наши женщины ощиплют и, разрезав на куски, сварят с собственным жиром…

Это повествование мне очень не нравится. Период охоты на гусей с сетями давно закончился, потому что линька у этих птиц проходит раньше. С другой стороны, угнать лодку, воспользовавшись нашей беспечностью эти люди могли легко. Вот и задал мне древний мир нешуточную головоломку. Смущает, что наши гости не ведут речи о возвращении долблёнки в обозримом будущем — просьба как-то не так сформулирована. Вроде как, отдайте насовсем. Хотя, это можно и уточнить.

Дожидаться завершения повествования о том, для чего нужна посуда, пришлось долго. Я трижды подал гостям палочки, обмотанные полосками поджаренного и даже слегка остуженного мяса, и тихонько вложил в каждую по кусочку «пластилина». Это оказалось несложно, потому что я отворачивался от едоков к нашему протомангалу, да ещё и немного разворачивал рулетик, подсаливая его и присыпая крошкой ароматных трав, чтобы «запутать» запах наркотика. То есть действия свои замотивировал и замаскировал. Кажется, заглотили они снадобье.

Конечно, чтобы разговор не прерывался, я спросил и о размере нужных горшков, и о том, как они должны звенеть, если не треснуты.

Понимаете, со мной явно во что-то играли. По каким-то дурацким правилам. Ну и я тоже играл, не понимая во что, и опасаясь сделать неправильный ход. Но, в любом случае, старался вывести детвору из-под неясной угрозы. И сохранить челнок.

***

Заснули мужчины через полчаса, когда до рассвета оставалось уже немного. Летом ночи здесь коротки. Основная часть нашей группы во главе с «учительницей» отошла на лодке от берега, а мы: Кит, Всхлип, Плакса и, догадайтесь кто ещё, пошли обратно по следу визитёров. Что-то мне подсказывало поискать ответы на возникшие вопросы в той стороне, откуда они прибыли.

Собственно, сначала, пока не рассвело, таились в прибрежных зарослях, потому что в потёмках распутывать следы плохо — легко пропустить что-нибудь важное. Ну а потом скользя неслышными тенями, принялись пробираться вглубь чащобы. Мы уже не младенцы и многое умеем. Однако, топать пришлось прилично, несколько километров.

А потом мы нашли бивни мамонта — сразу пару штук, связанных для транспортировки и уложенных на волокушу. Ох и тяжеленные, заразы!

Кит, старший из нас, сразу заключил:

— Охотники возвращаются с богатой добычей, но показывать её чужим боятся, чтобы не отобрали. И лодка им нужна насовсем, чтобы отвезти груз домой. Куда-то далеко. Если делать плот и плыть на нём, то это будет очень долго.

Вот и вся тайна. Пожалуй, мне нечего добавить к произнесённому. А вот насчёт того, что делать, я ни одной доброй мысли не имею. Пять крепких неандертальцев скоро проснутся и увидят, что лодка уплыла. Хотя, общий настрой у них, кажется, мирный.

К берегу мы вернулись другой дорогой, приняв левее. Оттуда, с открытого места, помахали нашим, дрейфующим неподалеку, и они подгребли, чтобы забрать «разведгруппу». Так мы и вернулись в стойбище Бредущих Бекасов, не приближаясь к оставленному шатру — это имущество я полагаю недостаточно ценным, чтобы рисковать ради него.

Когда я рассказал о нашей встрече с охотниками на мамонтов, Острый Топор сел в лодку и уплыл. Вернулся он через три дня пешком по берегу и ничего никому не сказал.

«Отдал лодку», — была первая мысль. Да, не всё я знаю об отношениях между древними людьми.

Челнок этот «вернулся», когда уже опали листья с деревьев. Откуда и как он появился — я не видел. Зато видел, как наши гырхи оставшуюся часть лета и половину осени ставили сети с неуклюжих плотов, что доставляло им массу неудобств. Такая вот тайна, покрытая мраком. Какая-то, неведомая мне солидарность с охотниками на крупного зверя. Или знак огромного уважения к ним. А у меня, между прочим, почти всё обезболивающее ушло на этот эпизод.

***

В одном из подмытых обрывов я наткнулся на крепко слежавшуюся глину. Она откалывалась брусками, которые ломались с лёгким звоном. Впрочем, при намачивании эти «камни» расползались как и положено. Ну да один из них, вырезав из него чёткой формы крошечный кирпич, я обжег в наскоро выкопанной в этом же обрыве печурке.

Отличная керамика получилась. Плотная, звонкая, крепкая. Кромкой скола — а образец я сломал, проявив заметное упорство — даже древесину можно было царапать. Поверхности расколов выглядели слегка зернистыми, напоминая излом инструмента из твёрдой стали. Я и с кремнем сравнил полученный образец на царапучесть, но до его твёрдости новый материал не дотягивал.

Ох и обрадовался я нежданной удаче. Скорее вылепил из найденной глины несколько чашек, просушил их хорошенько, и — в печь. Пока ждал результата, сомнения глодали меня всё сильнее — я ведь видел, что поверхность моих изделий выглядит не так, как у плиточек, которые были размочены для замеса. Да и растрескивание при сушке тоже было заметное — то там, то тут, или чешуйка отойдёт, или место как-то подозрительно выглядит. Хотя, признаюсь, месилось это крайне неохотно. Комки, опять же, долго не расходились, выскальзывая из пальцев.

Из печки я достал те же обломки, что и раньше у меня получались при обжиге кирпичиков ещё два года тому назад. Да и качество уцелевших фрагментов по свойствам напоминали обычный красный кирпич. Совершенно иначе звенели, легко крошились, если царапать дерево. Короче говоря — облом получился.

Вот тут-то я и призадумался.

Понимаете, академиев я не кончал, но книжек прочитал немало. То есть, поскольку всю жизнь связан был с ремонтом и наладкой всякой техники, то и в журналы технические заглядывал регулярно, и о чудесных свойствах керамики, достигнутых в двадцатом веке, слышал немало. То есть даже инструменты получали методом спекания из разных минералов, причём, режущие, что меня сильно интересует.

В общем, отыскал я в обрыве глиняную плиточку помассивней. Они, как Вы понимаете, вполне поддавались и деревянному инструменту, если до обжига. Вот из этого крупного куска я и сделал форму — глухое отверстие высверлил в три пальца диаметром. Ну а потом эту матрицу обжёг. Сушить-то её нужды не было — она и так лёгкая и даже слегка звонкая. А после воздействия пламени ещё звонче сделалась, прекратила размачиваться водой, в массе, кажется, не изменилась и стала царапать древесину. То есть всё получилось в точности, как в первый раз с кирпичиком.

Вот в эту матрицу я и поместил сухую глину, размолов её в пыль. А сверху приложил пуансон — круглую деревяшку. Ну, или поршень, на который пристроил гнёт.

Мысль какая была? Глину нужно спрессовать, как это было в земле, где на неё давили верхние слои. То есть поначалу я помаленьку подсыпал и пристукивал, ну она и садилась, освобождая место. А уж когда до верхней кромки совсем чуть осталось, вот тут я пуансон оставил и больше не шевелил. А только добавлял нагрузку через рычаг до тех пор, пока не показалось, что он вот-вот переломится. Рычаг, не груз.

Стоять этому сооружению позволил неделю, потом разобрал всё и, перевернув форму, выколотил из неё глиняную таблетку. Похоже получилось на природные плитки, хотя какие-то отличия всё-таки отмечались. Не могу внятно объяснить, однако, как бы рыхлее моя заготовка смотрелась. Не так монолитно, как я ожидал. Ну да всё равно в печь пошла. И, скажу я Вам, испеклась без трещин, порадовала меня твёрдостью. А ещё возникло впечатление, что она воду или воздух совсем не будет пропускать. То есть монолитная однородная масса у меня вышла, не хуже настоящего фарфора, а не пористая, словно кирпич керамика. Хотя, как это проверить, я пока себе не представлял.

Совсем у меня мозги загустели в этом древнем мире — не то, чтобы я позабыл всё, что знал и умел в прошлой жизни, но опыт этот долго пролежал невостребованным, и ранее очевидные сведения теперь весьма неохотно всплывали их закоулков памяти.

Загрузка...