Дети пространства

Мельдилорн

На следующее утро Анджея разбудил луч марсианского Солнца, прокравшийся в незанавешенное окно и упавший ему на нос.

Анджей открыл глаза. Солнце только-только поднялось над горизонтом, но в доме слышались какие-то шаги, звон посуды. Наверное, все уже встали. Он надел спортивный костюм и спустился в кухню. Действительно, Труди и Бэзил уже заканчивали завтракать, а Эрнест сидел на кухне с чашкой кофе и смотрел новости.

Бэзил схватил ранец и убежал. Труди вымыла посуду за собой и братом и тоже покинула кухню. Не успел Анджей налить себе чашку кофе, как она постучала в окно, прощаясь с отцом, а потом вскочила на велосипед и куда-то поехала.

— Она ещё учится? — спросил Анджей.

— Да, последний курс экотехнического колледжа. До Соацеры тут всего-то километров десять, поэтому Труди предпочитает ездить на велосипеде, а не связываться с рейлером.

— А экотехнический — это как?

— У вас — экология, изучение среды обитания, сформировавшейся естественным образом. А у нас — экотехника, то есть конструирование и обслуживание этой самой среды обитания. Сейчас, когда поедем на рейлере в Кандор, покажу в окошко кое-что на эту тему.

— Мы же вроде собирались в Мельдилорн?

— Мельдилорн — это город, а Кандор — хандрамит, где он расположен. Поэтому, чтобы попасть в Мельдилорн, нужно приехать в Кандор и пересечь его почти весь. Мельдилорн — это почти граница Кандора с Меласом.

Они дошли до той же самой станции и дождались рейлера, идущего на юг. Над его ветровым стеклом светилась табличка «Герьонберг».

— Жаль, что не на Джеккеру, — заметил Эрнест. — Тесновато будет.

Впрочем, сидячих мест вполне хватало.

Буквально через минуту-другую после отправления рейлер затормозил на станции Соацера. В окошко можно было разглядеть разнообразные шпили и купола. Со стороны город производил впечатление чего-то технократически-футуристического.

А ещё через пять минут после отправления из Соацеры, когда горный хребет, сиявший где-то далеко на западе, приблизился вплотную к эстакаде, рельеф местности вдруг резко изменился. Сначала эстакада приблизилась к поверхности, потом вдруг воспарила вверх метров на тридцать над огромным обрывом и постепенно снизилась до обычной для рейлера высоты. Но теперь внизу была не гладкая равнина, заставлявшая вспомнить о голландских польдерах, а что-то холмистое, с торчащими по сторонам шоссейных дорог скальными обрывами, с бурными речками и блестящими в лучах солнца озёрами, с небольшими перелесками на холмах. Что-то вроде средней Швеции или, может, даже центральной России, хотя там вроде рельеф поплавнее…

Ещё через несколько остановок впереди сверкнула поверхность огромного озера, на другой стороне которого высился внушительный хребет. Эстакада рейлера уходила прямо в озеро, рассекая его прямой линией. Берега озера были изрезаны, вдоль них тянулась россыпь небольших островков, по водной глади скользили многочисленные лодки и катера.

Преодолев прибрежные шхеры, рейлер пронёсся над не­сколь­ки­ми километрами открытой воды и начал снижать скорость. Чуть левее эстакады впереди показался большой остров, заросший деревьями и застроенный домами.

— А вот и Мельдилорн, выходим, — сказал Эрнест.

Станция Мельдилорн располагалась не на острове, а прямо над озером. Станционные пути представляли собой такую же эстакаду, как главный ход, от них на берег вёл широкий мост, расположенный на пару метров ниже платформ. Видимо, этот же мост был заодно и озёрным вокзалом, поскольку от него спускались крутые лесенки к поперечным пирсам, к которым швартовались какие-то небольшие, закрытые сверху корабли.

В отличие от увиденной издалека Соацеры, Мельдилорн не особенно рвался ввысь. Хотя места на острове явно было не так уж много, дома здесь в основном не поднимались выше деревьев.

Пройдя буквально пару сотен метров, Анджей понял, что это не остров, а целый архипелаг. Тут и там улицы пересекались неширокими каналами, в которых у берегов были пришвартованы разные плавсредства. А вот колёсного транспорта в городе, похоже, вообще не было. Во всяком случае, все улицы имели вид чисто пешеходных.

Минут через десять прогулки они вышли на достаточно большую по меркам Мельдилорна треугольную площадь, большая часть которой была занята газоном, пересеченным прихотливым лабиринтом выложенных плиткой дорожек.

С одной стороны площади стоял прозрачный купол высотой этажей в пять, сквозь который просматривались то ли ярусы, то ли широкие балконы какого-то общественного здания, превращённые в висячие сады. С другой среди деревьев прятался двухэтажный особняк с колоннадой в классическом стиле, каких полно во всех европейских имперских столицах — хоть в Вене, хоть в Москве, хоть в Париже. С третьей стороны возвышалось некое конструктивистское сооружение, второй этаж которого, поддерживаемый лёгкими арками, выступал над первым на добрый десяток метров.

Перед каждым из зданий посередине стороны треугольника возвышался памятник.

— Одна из наших достопримечательностей, Площадь Трёх Злодеев, — пояснил Эрнест. — Эти три памятника поставлены людям, которых на Земле редко вспоминают добром — но мы на Марсе вряд ли смогли бы построить свой уютный мир без того, что внесли эти люди в цивилизацию. Это, — он показал на сидящую фигуру человека перед куполом, — Ханс Эппингер, медик, занимавшийся опытами на узниках концлагерей времён Второй мировой. Неизвестно, рискнул бы Фишер, не имея его материалов, предложить тот состав и давление атмосферы, которым мы дышим в данный момент. А ведь даже сейчас, через восемьдесят лет, у нас нет технологий, которые позволяли бы удержать воздух вчетверо большего давления под перекрытиями таких размеров, как наши хандрамиты, — Эрнест повернулся к конструктивистскому зданию, перед которым возвышалась стоящая фигура человека с блокнотом в руках, слегка наклонившегося к какому-то растению, — А это Иоганн Эйхфельд, много лет возглавлявший Полярную опытную станцию русского института растениеводства. Позднее он предал своего учителя Вавилова и развалил созданный им институт. Тем не менее, на его хибинские работы опирается всё наше сельское хозяйство. И последний, — Эрнест указал на стоящую перед колоннадой фигуру в фуражке и с небольшой бородкой, — Эдуард Берзин, создатель треста «Дальстрой». Эта организация была не только системой каторги для жертв репрессий, но и уникальным проектом освоения практически незаселённой территории, климат которой чуть ли не столь же суров, как у нас в экваториальных областях харрандры.

— Интересная мысль — ставя кому-то памятник, показывать не только его заслуги, но и злодеяния, — подумал вслух Анджей. — А то у нас на Земле если ставят памятник какому-нибудь Карлу XII или Наполеону, то предпочитают замалчивать те жертвы и разрушения, к которым привела его деятельность.

— Так то у вас на Земле. Там человек может существовать под открытым небом без плёнки над головой, а растения вырастают сами, без сложных мероприятий по подготовке субстрата, — Эрнест вздохнул. — К сожалению, сейчас негде показать вам этот процесс во всех деталях. Третью очередь Копрата собираются открывать через пару месяцев, а значит, там эти процессы уже закончены. А первую очередь Лабиринта Ночи только позавчера поставили под закачку. Там они ещё и не начинались.