Космических оккупантов приглашали?

Большая часть антиспейсовцев добралась до приюта часам к четырем. Над хребтом уже нависли облака, и последнюю часть пути пришлось проделать в густом тумане.

Слегка отдохнув после десятикилометровой прогулки по горам, достаточно утомительной для горожанина, они наконец приступили к обеду. В этот момент дверь обеденного зала, выходившая прямо на улицу, открылась, и на пороге в клубах тумана появились четверо в камуфляжных комбинезонах и касках с фиолетово-сияющими забралами, увешанные всевозможным снаряжением и, похоже, даже оружием.

— Космических оккупантов приглашали? — первый из вошедших снял каску и оказался Марой. — Мишель, Лаура, Ким, — представила она остальных по мере того, как они тоже снимали каски. — Интересно, а душ здесь есть?

Душа не оказалось — туристские приюты в Альпах представляли собой аттракцион для любителей экстрима, поэтому тут старательно поддерживались бытовые условия чуть ли не XIX века. Впрочем, курсантов это не огорчило. Мишель с Кимом добыли на кухне котёл горячей воды, все четверо сбросили одежду, выскочили на улицу и, не обращая внимания на промозглый туман и пронизывающий ветер, стали обливаться водой и растираться колючим, перележавшим лето снегом с ближайшего снежника. После чего откуда-то из кучи снаряжения были извлечены безупречно отглаженные брюки и кители, и спустя несколько минут четвёрка приобрела тот вид, какой курсанты космофлота имеют в цивилизованных местах, и в каком Алекс уже видел Мару.

— Признайтесь, а вы ведь не из Бухберга сюда топали, — поинтересовался Курт Тельгоффер, когда ребята расселись за столом с кружками горячего чая. Курт был большим любителем горного туризма, излазившим все Альпы, именно он и придумал устраивать сборища антиспейсовцев в таких вот приютах.

— Конечно, нет, — усмехнулся Мишель. — За кого вы принимаете наших преподавателей? Из Aйзенэрца.

— Что? Траверз хребта Хохшваб с полной выкладкой? — глаза Курта округлились. — И за сколько?

— В восемь утра вышли, — курсант окинул взглядом Курта, щеголявшего дорогими горными ботинками и пуховыми альпинистскими штанами. — Нам ещё вторая половина приключения предстоит — ночной переход до Зеебергсаттеля. Не хочешь присоединиться?

— И кто вас ночью выпустит?

— А кто нас остановит? Мы же космические оккупанты. Наша ТБ — дело нашего начальства и больше ничьё

— У вас небось инфракрасные очки... — протянул Курт.

— Без подсветки на горной тропе от них толку ноль целых хрен десятых. А кто ж нам такое позволит? Мы готовимся к войне с противником, для которого инфракрасная подсветка заметна в той же мере, что и обычный фонарь. В инфракрасные очки можно только на домики в долине любоваться, но их и в видимом диапазоне прекрасно видно. Так что — всего-навсего обычные ноктовизоры с фотоумножителями. А уж запасной ноктовизор мы найдём. Скажи спасибо вашим лавинщикам.

— При чем здесь лавинщики?

— При том. Они не выдали на маршруте ни одной точки, где было бы безопасно использовать светошумовые боеприпасы. Иначе по дороге нас обязательно угостили бы чем-то подобным, чисто в порядке тренировки. А от светошумового боеприпаса ноктовизоры вылетают только так, поэтому в боекомплекте всегда есть несколько запасных сенсоров.

— Сенсор ладно, а экран?

— Ещё проще. Мы идём в касках, но и обычные очки у каждого с собой, так что можем поделиться.

— Знаешь, я подумаю над этим предложением, — серьёзно произнёс Курт. — Такая возможность выпадает не каждый сезон…

— Так, — вступил в разговор Ким, — у кого здесь ещё какие хобби? Любители пулевой стрельбы есть?

— А что? — подняла голову сидевшая в углу Линда Раштен.

Ким посмотрел на невысокую рыжую девушку с двумя торчащими, словно рожки, косичками, на первый взгляд самую безобидную из всей компании:

— Могу дать подержать в руках гауссовку. Правда, попробовать в деле — вряд ли. Меньше, чем за три километра, по мишеням из неё стрелять неинтересно — замучаемся оборудовать рубеж.

— Как вам наши горы? — полюбопытствовал Курт.

— Круто, такого я ещё не видел, — с жаром отозвался Ким. — В Гималаях этого нет. Тут идёшь, а под ногами живая история. Спускаешься на перевал — стоит камень с доской: «На этом месте в 1805 году была остановлена наполеоновская армия». До сих пор что-то подобное я видел только на таёжных учениях в Центральной России, где почти в каждом мелком городке на постаменте торчит танк времён Второй Мировой. Но это абстрактные танки, вроде как противоградовые зенитки в Армении, их не воспринимаешь как часть истории. За ними нет конкретного боевого эпизода. Хотя местные, наверное, воспринимают.

— А где Базиль Лундквист? — поинтересовался Мишель.

— Увы, он не посещает очные сборища, — вздохнул Оттерван.

— А кто из вас пишет под псевдонимом Айзек Бромберг?

— Почему вы считаете, что это псевдоним? — удивилась Линда, подняв глаза от гауссовки Кима.

— А как же? Это ведь персонаж довольно известных фантастических романов XX века. Вот вы на каждом шагу цитируете Азимова и Хайнлайна, а у нас Стругацкие или Розов не менее популярны.

Спейсиане задумались, вспоминая, кого ещё из активистов форума antispace.org они хотели бы увидеть. Получалось так, что те, кто собирается в горных приютах, и те, кто активен на сайте — две почти не пересекающиеся группы, объединённые только личностью Алекса Оттервана.

— Обидно, что их здесь нет, — сказал Мишель. — А то я так хотел спросить у Лундквиста, за что он нас настолько не любит.

— Как за что? — вскинулся Курт. — Вы же лишили Землю выхода в космос.

— Мы лишили?! — удивилась Мара. — Мы, в смысле Солярная эскадра ВКФ и база Порт-Шамбала, появились здесь в 2208 году. Сколько функционирующих космических кораблей имелось у Земли за год до того?

Недоуменные взгляды были ей ответом.

— Один, — припечатала Мара. — Назывался он «Индевор» и принадлежал Международному Институту Солнечной Системы. А где он, по-вашему, был построен?

— Вроде у Земли кораблестроительные мощности где-то на Дальнем Востоке, — отозвался Курт.

— Э-э, нет. «Индевор» был построен в Сильверхавне, Авалон, под Арктуром. И его предшественник «Челленджер» там же. А последний до Антверпенского договора корабль земного происхождения, «Ермак», вышел на ходовые испытания в 2110 году. После этого космические корабли на Земле не строились, и Институт Солнечной Системы был вынужден покупать корабли на замену изношенным у арктурианских торговцев на Марсе. А вот после восьмого года на Земле появились те самые мощности в Комсомольске-на-Амуре, на которых построены уже больше полусотни кораблей. У Шварцвассера в лаборатории весь потолок увешан моделями. Так что мы отнюдь не лишили Землю космического флота, скорее наоборот. Опять же можете поинтересоваться в Институте Солнечной Системы, когда было легче забросить экспедицию куда-нибудь на Титан — сейчас, когда у старшекурсников ВКА постоянно лётная практика, или двадцать лет назад, когда на весь институт был один корабль.

— А ещё вы монополизировали всю спутниковую связь, — гнул свое Курт.

— Честной конкуренцией. Кто мешал земным фирмам использовать современные низкоорбитальные спутники вместо того, чтобы держать этот металлолом на геостационарной орбите?

— Разъезжаете тут на флиттерах по всей планете, а мы летаем на винтовых самолётах со скоростью 650 километров в час.

— Что-то я не помню в Антверпенском договоре статьи, запрещающей землянам использовать флиттеры. Австралийские спасатели вон используют. А запрет на частные космические транспортные средства с термоядерным двигателем, равно как и запрет на аккумуляторы с энергоёмкостью больше удельной теплоты сгорания бензина, придумали не мы. Это ваш собственный закон 2125 года.

— По-моему, вы не любите нас не за то, что мы вас оккупировали, — вступил в разговор Ким. — А за то, что мы этого не сделали. Вот ровно за то и не любите, что мы не ввели здесь своих порядков и не заставили земные правительства отменить законы, ограничивающие свободу передвижения и пользования всякой техникой.

* * *

— Это чьё? — Лаура заметила гитару, прислонённую к одному из столиков. — Можно, я сыграю?

— Давай. Интересно, что вы поёте, — отозвалась Линда.

— Ради такого дела могу спеть что-нибудь из нашей с вами общей предыстории. Написанное до Экспансии. Вот, например, в России двадцатого века понаписано много хороших песен.

Это была практически домашняя заготовка. На самом деле Лаура просто увлекалась русской авторской песней третьей четверти XX века.

— Раз мы в горах, — подыграл ей Мишель, — спой чего-нибудь альпинистское.

— А может быть, что-нибудь космическое? — робко спросила Линда.

— Ну раз хозяйка гитары просит... — Лаура поставила ногу на свободный стул, оперла гитару о колено и взяла несколько аккордов.

Ночами долго курят астрономы,

Колышет космос звезды-ковыли,

Там в океане пламя неземного,

Вскипают бури неземной любви.

Какой корабль, надеждой окружённый,

Рванётся разузнать, что там в огне?

Какие убиваться будут жены

Сгоревших в неразгаданной стране?

— Ну что? — спросил Мишель. — Верите, что это написано ещё до первого полёта человека в космос2?

Ким подошёл к Мишелю и сказал ему несколько слов на ухо. Тот кивнул. Потом ещё несколько слов Лауре — та тоже кивнула и сыграла несколько жёстких аккордов.

— А сейчас мы споём вам песню тех, за кого вы нас, как нам кажется, принимаете, — объявил Ким.

Рукою шаря, словно нищий,3

Прожектор нас в тумане ищет.

Мы к вашим временным жилищам

Спешим из тьмы.

И у последнего порога

Нам командир внушает строго,

Что в небе нет ни звёзд, ни Бога —

Есть только мы!

И я мотор врубаю слепо,

И мне луна мигает слева,

Лечу без женщины и хлеба,

Невидим, невесом.

Сегодня смерть приходит с неба,

Сегодня смерть приходит с неба,

Сегодня смерть приходит с неба —

И мы её несём!

— А на самом деле вы какие? — поинтересовалась Линда.

— Например, вот такие, — ответила Лаура.

Не пожелай ни дождика, ни снега,4

А пожелай, чтоб было нам светло.

В полглобуса локаторное небо

Полмира проплывает под крылом.

Плывут леса и города.

А вы куда, ребята, вы куда?

— А хоть куда, а хоть в десант.

Такое звание — курсант.

И рассекая синие пространства,

Пересекая жёлтый свет луны,

Выходят на задание курсанты,

Летающие парни — летуны.

Мигнёт далёкая звезда:

А вы куда? Ребята, вы куда?

— А хоть куда, за небеса.

Такое звание — курсант.

— А «за небеса» — имеется в виду гиперскачок? — поинтересовалась Линда Раштен.

— Вряд ли. Это середина двадцатого века. Тогда не было никаких гиперскачков. А сейчас уже из песни слова не выкинешь. Пришлось брать в качестве неофициального гимна нашей ВКА как есть.

— А почему «летающие парни»? У вас, как я погляжу, поровну парней и девчонок.

— Потому что в XX веке в СССР девчонок в военную авиацию в мирное время не брали. Зато во время Второй Мировой целых три женских полка было.

* * *

— А каково это — стрелять по живым противникам? — спросила Линда Лауру.

— Как бы тебе сказать... Мы все пока ещё не очень пробовали. Наш боевой опыт в основном в должности юнги. А у юнги какая работа — в тебя стреляют, а ты пробоины завариваешь. Это где-то там в рубке сидит пилот и выполняет маневры уклонения, а в плутонгах — артиллеристы, которые стреляют. А мы только со сварочными аппаратами и монтажной пеной… — она на секунду задумалась, а потом её глаза хитро блеснули. — О, давай Мишеля спросим. Он тут на днях на пиратов ходил. Правда, ведомым, стрелять не пришлось, но всё же. Если бы Келли промазал, добивать противника пришлось бы Мишелю.

— Рассказывать бесполезно, — Мишель сразу же полез куда-то за роликом с курсовой камеры своего истребителя. — Показывать, в общем-то, тоже, но хоть что-то. Вот, смотри, — он остановил изображение, выведенное на висящий на стене обеденного зала телевизор. — Тут в углу всякие цифры — скорость, ускорение, высота. Это мы оттормаживаемся. Без фанатизма, на 3g. Полуатмосферный истребитель вообще-то и на десяти может, но тогда пилот точно отключится. Вот в поле зрения хвост ведущего, а вот там, внизу, лайнер и катер, — он снова пустил ролик. — Вот Мара с диспетчерского пульта даёт инфу про предупредительный выстрел. Ну не видно с трёх километров выстрела из автомата. Вот Келли сообщает, что атакует с параболы. Смотри на цифры ускорения — я притормозил, потому что отдача бросит его прямо на меня. А он наоборот, уменьшил угол атаки — пушка в истребителе вдоль фюзеляжа, ему надо смотреть носом на цель. Вот он выстрелил, вот разрыв шрапнельного снаряда, вот попадание. Вот здесь мы начали разворачиваться, высота уже никакая. Это реальный blackout, 8g, в горизонтальный полет истребитель выводит уже автомат. А на этом кадре лучше всего видно, что получается с пиратами после попадания шрапнели.

— Жуть какая, — Линду передёрнуло. — По телевизору этого не показывали.

— Разумеется, не показывали. Телевизор все-таки дети смотрят, а данный кадр, э-э, несколько неаппетитный.

— А когда вы служили в юнгах, там что, не было неаппетитных картинок?

— Так то в юнгах. Это возраст подмастерья, а они по нашим понятиям уже не дети, 300–400 мегасекунд. На самых что ни на есть мирных планетах фермерские подмастерья помогают разделывать туши и выделывать шкуры, а это зрелище тоже не самое аппетитное.

* * *

— Хм, — внезапно сказала Мара. — Мишель, глянь-ка вот на это.

— Забавно, — ответил Мишель. — Алекс, тебе известно имя комиссара Максхорста?

— А, это тот тип, который докапывался до нашего сайта. Я так и не понял, почему он тогда так резко сдал назад. А с чего вдруг вы о нем вспомнили?

— Понятно, почему сдал, — сердито проворчала Мара. — Келли позвонил его начальнику и долго выяснял, было ли у него заявление от командования ВКФ по поводу клеветы, размещённой на вашем сайте. Поскольку заявления не было, то и причин для расследования как-то сразу не оказалось. А вспомнили мы потому, что этот друг во главе восемнадцати полицейских выдвигается сюда со стороны Бухберга. Ничего, сейчас я ему устрою, — Мара замерла на секунду, видимо, делая что-то со своими очками.

— Алло, комиссар Максхорст, с вами говорит командир тактической группы четвёртого курса Военно-Космической Академии Лависко-пятая. Не могли бы вы объяснить, что означают маневры вашего подразделения численностью восемнадцать человек в непосредственной близости от нашего места дислокации?

— А почему, собственно, я должен что-то объяснять?

— Вообще-то действия вооружённого подразделения численностью порядка взвода в малонаселённой местности уже вызывают внимание у службы наблюдения ВКФ. А уж тем более в районе проведения плановых учений курсантов ВКА.

— Каких ещё плановых учений?

— В данный момент в приюте «Хохшваб» дислоцирована тактическая группа курсантов ВКА, проходящих горно-альпинистскую подготовку.

— Но у нас есть сведения, что именно в этом приюте устроено собрание подпольной группы antispace.org.

— Да, есть тут такие. Мы с ними мило общаемся. Не беспокойтесь, ситуация под контролем. Сейчас здесь находятся вполне достаточные силы с соответствующей десантной подготовкой и полным вооружением. Впрочем, если вы хотите устроить своим полицейским горно-альпинистскую подготовку, мы с удовольствием побегаем с вами по горам.

* * *

— Современная медицина, конечно, вещь хорошая, — рассказывала Мара, — но до нее ещё надо успеть дотащить. Тут в прошлом году одна компания оззи5 попёрлась на Аннапурну без кислорода. Они психи. Лично я ни за что не полезу выше пяти тысяч без скафандра — хватит с меня юнговских воспоминаний, как я порвала его в пробитом отсеке двойной обшивки. Надышалась вакуумом на всю оставшуюся жизнь. А эти — добровольно лезут. Вообще там были те ещё лоси, они бы и влезли, и слезли. Но тут, как по заказу, пурга. А пурга в Гималаях — это пурга в Гималаях. Это когда ты летишь на флиттере и осознаешь, что при всей его энерговооружённости, при всех его локаторах решаешь, сядешь ты тут благополучно или приложишься о скалу и превратишься в маленькую термоядерную бомбу, ни разу не ты и не твой автопилот, а древнеиндийский бог Индра. То есть в Порт-Шамбале в крайнем случае можно почувствовать себя корветом и садиться на озеро. А когда надо вытаскивать с горы обормотов, приходится садиться не туда, куда удобно, а туда, откуда их вывозить. Вот и играешь с Индрой в бадминтон флиттером с собственной тушкой внутри.

* * *

— Такие вещи при нашей работе приходится знать как Mi­ra­bi­le fu­tu­rum, — заметил Мишель.

— Mirabile что? — удивилась Линда.

— Ой, они нас двадцать лет изучают и не знают, что такое Mirabile futurum! — рассмеялась Мара. — Давайте им споем. Хором, как на первом курсе в Зале Космоса. Лаура, сыграешь?

— Я пас, — откликнулся Мишель. — У меня голос ломается. А это вам не какая-нибудь бардовская песня, здесь как следует надо. Может, лучше запись включим?

— Да я вроде справлюсь, — отозвался Ким. — Троих, конечно, маловато, но ничего.

Мара и Ким встали в ряд по бокам от Лауры, выпрямились. Лаура начала мелодию и спустя несколько аккордов запела:

Аudio vocem de mirabili futuro

Matuntinam vocem, rore humidam

Audio vocem, et pericula ventura

Turban mentem, sicut puero cuidam

Теперь вступили все трое:

Mirabile futurum, ne esto mihi durum,

Ne esto mihi durum, ne esto durum.

Origine ex pura ad optimum futurum,

Ad optimum futurum iam nunc egressus sum.

— Это что, хорал? — спросил удивленный Курт.

— Почти, — улыбнулась Лаура. — На самом деле это песня из русского детского фильма XX века, которую потом по приколу перевели на латынь.6 Но получилось здорово. У нас сложилась традиция начинать с этой песни любое крупное дело. Например, перед отлётом межзвёздного корабля всегда её слушают.

Загрузка...