Дети пространства

Рукопись, найденная в ноутбуке

Циркуляционный насос второй гидропонной секции регенерации воздуха уже третий день мотал нервы всей механической команде «Марианны». Алина клятвенно обещала его сменить на первой же цивилизованной планете. Но до этой планеты надо было ещё добраться.

Всю вахту Карл сидел, кося взглядом на панель мониторинга СЖО, а проклятый насос водил его за нос, дожидаясь пока он отвлечётся. Не дождался. Принимая у Карла вахту, Алина сказала:

— Слушай, ноутбук Торвальдыча же у тебя. Поройся там в его файлах, у него там были какие-то личные заметки, может быть, что-то и про этот насос было.

Карл отправился в свою каюту и включил ноутбук. Напряжённое ожидание аварии в течении 20 килосекунд полностью вымотало его эмоционально, поэтому он очень скоро перестал искать что-то целенаправленно, а стал бессмысленно проглядывать файлы в домашнем каталоге Торвальдыча. Надо было бы бросить это безнадёжное дело и пойти в спортзал, а лучше в бассейн. Но не было никаких моральных сил.

Вдруг на глаза ему попался текстовый файл с именем «Jarð endurminningar föður»16. Несмотря на исландское название, внутри оказался текст на вполне удобочитаемом немецком.

Гуннар, я оставляю эти записки тебе. Сам я так и не решился их опубликовать. Отношения колоний с Землёй и так достаточно натянуты, чтобы подливать масла в огонь. Может быть, когда-нибудь ситуация изменится, и ты сочтёшь нужным предать это гласности. Почему тебе, а не другим моим детям? Ты — космонавт, твой мир — это вся Ойкумена человечества. А твои братья и сестры —­ фермеры или механики. Они мыслят категориями своего городка, региона, в лучшем случае планеты.

Идея отправиться на Землю свалилась на нашу семью внезапно. До этого в течение года папа был занят по уши, появляясь домой только спать, да и то не каждый день. Как он потом объяснил мне, это была оценка запасов месторождения, вокруг которого потом вырос город Лег-Энд.

В те времена Лег-Энд был маленьким посёлком. Геологи, биостанция, медпункт, где работала мама, и ремонтная мастерская, в которой я был подмастерьем.

И вот в один прекрасный день папа вернулся из Лерны, куда он ездил сдавать запасы. И рассказал, что за эту работу получил бонус в сто тысяч беталеров. По тем временам это была совершенно огромная сумма. Больше того, что папа с мамой вдвоём зарабатывали за год. Наш, бетанский год.

Куда это девать, было совершенно непонятно. Дом у нас уже был. Менять профессию и заводить собственное дело вроде никто не собирался. Поменять старенький папин конвертоплан на что-нибудь более новое и мощное? Но на это нужно тысяч десять.

И тут мама предложила съездить в отпуск на Землю. Пожалуй, если бы мы поехали всей семьёй, папиного бонуса ещё бы и не хватило. Но Хильда уже была замужем и ждала ребёнка, Лейф ещё не женился, но уже был близок к этому, и вообще у него близился к завершению его первый самостоятельный проект. Даже Гудрун, которая училась на выпускном курсе колледжа, отказалась. В результате на Землю мы полетели втроём.

После Лемурийского Инцидента идея посетить Землю людям в голову приходила не так уж часто. Больно уж там общество по-ненормальному устроено. Но моя мама родилась на Земле. И под Бету прилетела перед самым Инцидентом. Поэтому ей могла прийти в голову мысль показать мужу и сыну свои родные места.

На Земле я внезапно узнал, что у меня есть бабушка. Это сейчас, если у ребёнка нет двух бабушек, то что-то не так. А в те времена, если у подростка в возрасте подмастерья была хотя бы одна бабушка, то он считался счастливчиком. Слишком много было детей колонистов в первом поколении, родители которых остались на Земле. Да и не все родители колонистов второго поколения дожили до внуков. Мой папа, например, рос без матери чуть ли не с дошкольного возраста.

Отношения моей мамы со своей матерью были какими-то странными. Её родители развелись, когда ей было лет семь (земных), и она росла с отцом. И в каком-то очень юном по земным меркам возрасте была им отпущена колонизировать Мир Беты Южной Гидры. С чем бабушка была категорически не согласна.

Наверное, за это время бабушка уже успела привыкнуть к тому, что дочери у неё нет. И тут эта дочь буквально с неба сваливается, причём с мужем и сыном.

По-моему, мама за семнадцать бетанских лет взрослой жизни позабыла, кто такая бабушка Элеонора. Во всяком случае, когда она отбирала фото и видео для показа бабушке, она ориентировалась на кого-то более спокойного и готового принять отличия в образе жизни.

Мама долго сидела у бабушкиного компьютера, показывая ей наши фотографии и рассказывая о своей жизни. Мы с папой сидели на диване, рассматривая старинные книги из бабушкиной библиотеки, и в разговор почти не вмешивались. Только как-то раз мама попросила меня пересчитать возраст Гудрун в земные годы. Почему-то она считала, что у меня получится лучше всего, хотя за компьютером сидела она. Ну что, у меня коммуникатора в кармане, что ли, нет? Получилось 16 лет. Вместо наших десяти.

Подозреваю, что даже в этих фотографиях было что-то, что напугало бабушку до полусмерти. Но потом, вечером, папа с мамой отправились в Оперу на стоячие места, а меня оставили у бабушки. Тут-то я развернулся.

У меня в коммуникаторе была большая коллекция фотографий. Ну чем может гордиться подросток-подмастерье на самом что ни на есть глухом фронтире?

Вот я наступаю ногой на тушу первого мной заваленного сноутроттера. Вот я за штурвалом лёгкой авиетки.

Вот мы с Лейфом зимой ветряк чиним. Мне пришлось долго объяснять бабушке, что нет, упасть мы не могли, Лейф тогда уже на третьем курсе архитектурного колледжа учился, а в них технику страховки на высоте та-а-ак вбивают. И зачем я держу в зубах аккумуляторный фен Гудрун. Ну холодно же, двадцать градусов. А там мелкие гайки. Если не подогреть феном, руки примёрзнут.

Но больше всего бабушку почему-то потрясло, как я обнимаюсь с дельфином в гостях у Йоргенсонов. По-моему, совершенно естественная идея — на зимние каникулы поехать отдыхать на тёплое море. А тут у Хильды образовалась приятельница с систеда. И мы все вчетвером закатились к ним в гости. А дельфины — они же такие симпатичные и ласковые. Правда, конечно, рыбой воняют, но на фотографии же этого не видно. Я потом ещё много раз показывал это фото разным землянам, и все почему-то впадали в панику из-за того, что подросток вот так вот плескается в океане над глубиной в три тысячи метров и в паре сотен миль от ближайшего берега.

Между прочим, у нас в Лег-Энде в горных речках в метр глубиной и в десять шириной тонут гораздо больше, чем на систедах. Потому что холодно и течение. Шарахнет макушкой о камень, и приплыл.

Конечно, я про всё это бабушке рассказывал. Ну откуда я мог знать, что на Земле идея самому заботиться о собственной безопасности кажется дикой.

Потом пришли из Оперы родители, и мы отправились ночевать в отель. На следующий день весь день гуляли по Вене, а через день должны были улететь в Париж. Но вечером в отеле нас ждали какие-то странные тётки из службы опеки вместе с полицейским в форме. Они долго беседовали с родителями, а потом потребовали, чтобы я пошёл с ними.

Папа мне сказал, чтобы я не волновался, это недоразумение, и оно обязательно быстро разрешится. Пока я должен вести себя хорошо и не злить сотрудников того заведения, куда меня отправят.

Заведение, куда меня привезли, было похоже на приличный колледж где-нибудь в Лерне. Большая, заросшая старыми деревьями территория, куча всяких площадок, трёхэтажное здание, которое частично занимали многоместные спальни, а частично учебные классы. В общем, не тюрьма и не каторга.

Принимал меня там пожилой дядька, который сразу предложил называть его «дядя Базиль». Потом я выяснил, что это был очень известный учитель и детский психолог. Не знаю уж, что ему про меня наговорили, но он вёл себя поначалу со мной так, как будто ему привезли дикого зверёнка из дикого леса.

Когда он выяснил, что я способен членораздельно разговаривать по-немецки и имею представление о том, что такое гигиена, он сильно успокоился.

Сначала они хотели меня переодеть в какую-то странную пижаму клоунской расцветки, но мне удалось уговорить их пока этого не делать. Когда я им начал шпарить чуть ли не цитатами из учебника по психологии, что вот я оторванный от семьи, в новой обстановке, нахожусь в состоянии стресса, а у этих вещей родной и знакомый запах, они быстро уступили. Я же не знал тогда, что на Земле в начальной школе детей не учат психологии.

Ещё они заинтересовались содержимым моих карманов. Всего-то у меня в карманах было, что коммуникатор, бетанский, который с земными сетями связи не работает, складной нож и аттестат, который тогда ещё не называли бета-листом. Помня, что папа велел не идти зря на конфликты, я вынул всё это и показал.

Дядя Базиль сказал, что средства связи воспитанникам иметь не полагается. На что я сказал, что средством связи мой коммуникатор сейчас работать не может, и предложил ему набрать любой номер. Так что это просто электронная энциклопедия, калькулятор и так далее. Электронную книгу мне оставить разрешили. Хотя на самом деле я их немножко обманул. Связываться с торгфлотовскими кораблями на низкой орбите я, оказывается, мог. Но, во-первых, в тот момент я сам этого не знал, во-вторых, часто ли на околоземной орбите бывают торгфлотовские корабли?

Ещё вопросы вызвал ножик. Ну, можно подумать, я с нормальным охотничьим ножом ходил по Вене. Папа мне в Монако специально купил складной ножик с пятисантиметровым лезвием, чтобы землян не пугать.

— Зачем тебе нож? — спросил преподаватель.

— Ну как зачем? — удивился я. — У мальчишки обязательно должен быть складной нож. В восемнадцатом веке мальчики носили ножи. Про это написано в «Морском волчонке» у Майн Рида. В девятнадцатом веке мальчишки шагу ступить не могли без ножа. Про это написано у Марка Твена в «Томе Сойере». В XX веке мальчишки тоже постоянно что-то перочинными ножами вырезали. Про это написано у Крапивина в «Оруженосце Кашке». Значит, в XXII веке у мальчишки тоже должен быть нож.

Этот экскурс в историю детской литературы показался им убедительным.

— А почему у тебя нет спичек или зажигалки? — поинтересовалась тётка, до того остававшаяся на заднем плане.

— Ну я же не в лес пошёл, — ответил я. — Собирайся я в лес, были бы и спички, и топор, и ножик был бы не перочинный. А в городе всё равно костры везде разводить запрещено.

Ночью в спальне мальчишки со мной всячески знакомились. Я им рассказывал в основном про космические полёты, а про родную планету поначалу говорил, что она примерно такая же, как Земля. Тоже есть океаны, леса, города. Почему-то ни одной девчонки в этой спальне не было.

А вот на завтраке девчонок была почти половина. Странные у них порядки…

После завтрака меня опять забрал дядя Базиль и стал выяснять мой уровень знаний во всяких областях, которые считаются важными для 12-летнего ребёнка на Земле. Понятно, что я плавал в географии и истории. Мне всё время хотелось воспользоваться картой в коммуникаторе. Мои знания земной биологии тоже, пожалуй, должны были ему показаться однобокими — только культурные растения и домашние животные. А остальное — так, чтобы понимать, о чем в детских книжках пишут. А вот по физике и математике вопросы он задавал совершенно детские. Ну и по технике. Тут детям, по-моему, вообще к технике прикасаться не велят.

В конце концов он меня отпустил, как раз на обед, а после обеда была предусмотрена прогулка. Ребята тут же стали приставать ко мне, что если я весь такой из себя охотник из дикого леса, то чтобы я им поймал кошку, которая осторожно кралась вдоль забора.

Я велел им спрятаться на веранде и не шуметь. Ловить там было, по правде говоря, нечего. Обычная дворовая кошка, сытая, кстати, её, наверное, при кухне неплохо кормили. Орущих и топающих детей она, естественно, боялась и держалась подальше. Если ступать бесшумно, то к ней можно было подойти метра на три. На таком расстоянии я присел на корточки и стал с кошкой разговаривать. Не прошло и пяти минут, как она ко мне подошла и стала тереться мордой. Кошка же. Они любят ласку.

Не успел я как следует почесать кошку за ушами, как заметил, что на веранде как-то сильно изменился звуковой фон. Я незаметно скосил туда глаз. Точно, среди детей там появился дядя Базиль и с интересом смотрел на нас с кошкой.

Я плавно, стараясь не напугать кошку, встал и вернулся к веранде.

— Ну что, засчитывается за поимку?

— А зачем ты её отпустил? Мы же тоже хотим её погладить.

Продекламировал я, и продолжил:

— Вы лучше научитесь ходить, как я, без громкого топота, и не таскайте её за уши — сама придёт. Не надо обижать кошку, это полезное животное, она ловит нориков, которые бы иначе сожрали крупу, из которой нам кашу варят.

— Ты, наверное, хотел сказать «мышей»? — вмешался дядя Базиль.

— Ну да, конечно, под Солнцем эту нишу занимают мыши и крысы. А у нас, под Бетой — норики.

Пропела белокурая девочка. Я повернулся в её сторону и скорчил страшную рожу:

— Если я Тор, то я могучий и страшный бог грома. А ты — богохульствуешь. Вот метну в тебя свой верный Мйольнир!

Её это совершенно не напугало. А дядя Базиль смеялся от души.

Отсмеявшись, дядя Базиль потащил меня в спортивный зал. Зал у них был какой-то бедненький, хотя и большой, ну канаты, ну шведская стенка, ну брусья. Тренажёров никаких нет, даже велосипедного и гребного, бегущих дорожек тоже нет. Зато баскетбольные кольца и ворота то ли для мини-футбола, то ли для гандбола. Ну и волейбольную сетку есть где натянуть. В общем, заточено под командные виды спорта.

Там он сдал меня ещё одному преподавателю, представленному уже не как «дядя», а как «герр Клаус», и тот начал меня гонять по всяким упражнениям, проверяя качество моей физической подготовки. Мучил меня часа три, но вроде остался мной доволен. Когда он сказал «Можешь идти переодеваться», я поинтересовался, собирается ли он меня экзаменовать в тире и в бассейне. Оказалось, что ни того, ни другого в интернате не предусмотрено. В бассейн они раз в месяц водят детей в какой-то общественный, а стрелять, разжигать костёр и укладывать рюкзак вообще не учат. Впрочем, мою готовность сдавать эти предметы герр Клаус отметил.

Вечером я подловил ту девочку, которая дразнила меня стишком про мышиный праздник, и стал выяснять, сама она его сочинила, или откуда взяла. Оказалось, что Матильде (так её звали) этот стишок читала мама из какой-то старинной-старинной книжки. Вообще Матильда ещё полгода назад жила с родителями. Но родители погибли в какой-то катастрофе, и она попала в этот интернат. Возможно, именно поэтому с ней было гораздо интереснее, чем с другими интернатскими детьми, с которыми и поговорить-то не о чем.

На следующий день я почти весь день провёл в их компьютерном классе. Это жуть какая-то, а не компьютерный класс. Нельзя так издеваться над хорошими компьютерами. Средств программирования никаких нет, доступ в сеть только на небольшой список разрешённых сайтов, среди которых парочка энциклопедий, парочка совершенно детских онлайновых игр и одна неплохая карта Земли со спутниковыми снимками и панорамами. Ну, не удалось погулять по земным городам, хоть так посмотрю.

Там меня поймала Матильда, сначала показывала на этих картах места, где она жила с родителями, а потом стала жаловаться что здесь почитать нечего. Даже «Джейн Эйр» нет. Далась ей эта «Джейн Эйр»! Я как-то заглянул Гудрун через плечо, когда она это читала. Ну занудство же полное и розовые сопли. Но девчонкам почему-то нравится.

— Хочешь, лучше дам «Сталки и Ко», — предложил ей я. — Это тоже про интернат. И тоже нет в этой как бы библиотеке. Наверное, потому что там кошек стреляют из мелкашки.

Почему-то её эта идея не воодушевила. Но у меня же, как и у любого спейсианина в коммуникаторе пара сотен гигабайт художественной литературы. Естественно, «Джейн Эйр» там тоже нашлась. Я отдал ей коммуникатор и она спряталась с ним в уголке игровой за кадкой с пальмой. А я продолжил изучать, что на Земле делают из нормальных компьютеров.

Через полчаса я услышал Матильдин писк: «Отдай!» Я выскочил в игровую. Там Лабан, мальчишка, который рос в приюте с самого детства, пытался отобрать у Матти мой коммуникатор. Думал, что легко справится с девчонкой. Но коммуникатор-то был мой. А я его на полголовы выше и в плечах шире. Не знаю, чему у них там в приюте на физкультуре учат, но точно не нормальной борьбе. В общем, пришлось мне ему немножко объяснить, что девчонок вообще трогать неправильно, а отбирать у девчонки вещь, которую ей дал попользоваться я — безумно непредусмотрительно.

Надо отдать Лабану должное, поднимать шум и вмешивать в наши дела взрослых он не стал.

После того, как я сделал ему достаточное внушение и отпустил, он стал пытаться объяснить мне, что неподконтрольный учителям компьютер — это круто, потому что на нём можно смотреть порнуху. Я, надо признаться, не сразу понял что это такое. «Ну это где мужики тёток пялят,» — пытался объяснить он. Мне его даже жалко стало. Если с самого детства расти с таким ограниченным доступом к информации, то откуда ж набраться нормального словарного запаса.

Наконец до меня дошло, что всякие эвфемизмы земляне обычно используют, когда речь заходит о сексе. Не то чтобы я много общался с землянами, но в старых книгах оно всегда так. Этот процесс никогда не назовут прямо. Что забавно, Лабан это слово знал. Откуда-то, значит, у них информация берётся, кроме этой безжалостно прополотой библиотеки.

Я пожал плечами и посоветовал ему лучше начать интересоваться фильмами с боевыми искусствами. Может быть, это поможет ему в следующий раз не быть так легко побеждённым.

Он, косо на меня посмотрев, ушёл. И тут я увидел, что Матти смотрит на меня с ужасом.

— Ты чего?

— Ты так легко смог ему сделать больно?

— Я старался ему делать не очень больно. Только чтобы он почувствовал, что я сильнее.

— Все равно мне как-то не по себе. То ты добрый, шутишь насчёт бога Тора и даёшь книжку почитать, то вдруг мгновенно начинаешь бить.

— Ну, обстановка изменилась. Когда кого-нибудь защищаешь, так всегда. Пасёшь, скажем, коров, смотришь по сторонам, а сноутроттер как выскочит…

Вот так вот — сначала защищаешь и при этом пугаешь, а потом сам же успокаиваешь. Всё-таки ненормальное у них воспитание, даже в семьях. Наша бы девчонка ни за что не стала пугаться парня, который за неё вступился.

На следующий день меня потащили в суд. Оказывается, у них там так устроено — сначала отбирают ребёнка у родителей и помещают в приют, а потом этак дня через три собирается суд и решает, стоило отбирать или нет.

На суде я увидел своих родителей. Но подойти к ним мне не дали. Не положено. Хотя, казалось бы, даже если родители такие, что меня надо от них спасать в сиротском приюте, здесь, где кругом полиция и всякие прочие судейские, мне ничего не грозит. Ну хоть ручкой друг другу помахали.

Какие-то тётки из службы опеки, или как там у них называется, утверждали, что меня содержат в недопустимых для ребёнка условиях. Потом опрашивали дядю Базиля по поводу того, что в результате этих ненадлежащих условий получилось. Он рассказал, что ему давно не приходилось видеть столь надлежащим образом воспитанного ребёнка. Что я веду себя на два, а то и на три года старше своих лет.

Потом выступал врач, который меня осматривал в первый день. Сказал, что да, конечно, есть следы заживших травм, шрамы, но видно, что ребёнок получал после травм надлежащее лечение. Ещё бы, мама-то у меня заведующая хирургическим отделением лег-эндской больницы. Она как возьмётся лечить, так не выпустит, пока совсем здоровый не станешь.

Я уже было понадеялся, что меня родителям отдадут. Но не тут-то было.

Докопались до того, что у родителей нет места постоянного жительства. На Земле, в смысле. Поэтому постановили их выслать с Земли по месту постоянного жительства (ну где логика), а меня оставить в приюте.

Вернувшись в приют, я вытащил свой коммуникатор, думая посмотреть фотографии, и увидел, что горит значок «Получено сообщение».

Смотрю, а оно от папы. Ура, да здравствуют наши колониальные телефоны, которые умеют передавать сообщения друг другу напрямую.

«Держись, мы тебя обязательно вытащим. Включи в мессенджере режим Space Direct. Пиши на earth!consul».

Я, конечно, полез этот режим включать. А потом полез читать в малой энциклопедии, которая у меня, как и у всех мальчишек с фронтира, в коммуникаторе локальная, что это такое. Оказалось, что мой телефон может связываться не только со специальными спутниками СНМ, но и с любыми мимо пролетающими космическими кораблями, и передавать короткие сообщения.

Много на корабль не передашь — он слишком быстро проходит мимо. Но несколько страниц текста точно можно.

Я написал письмо, в котором указал местоположение того приюта, где меня держат. Конечно, спутниковый навигатор в моем коммуникаторе не работал — спутники здесь не той системы. Но с помощью Матти я сумел найти это место на карте. Когда её везли сюда, она запомнила адрес. Прессбаум, Фюнкгассе 43. Ещё я перечислил те онлайн-игры, к которым был доступ в компьютерном классе.

Теперь коммуникатор будет слушать, пока не услышит позывные какого-нибудь спейсианского корабля, проходящего над нами. Тогда он отправит на него это письмо, а тот уже переправит его консулу. Что может сделать консул против решения суда, я не знал. Но что у нас в колониях своих не бросают, я знал точно.

Матти всё это время крутилась вокруг меня. Ей очень хотелось продолжить читать про свою Джейн. Ну что она в этой скукоте находит? Тут мне пришла в голову забавная мысль. Я включил в своем коммуникаторе режим точки доступа, потом потыкался в настройки сети на одном из стационарных компьютеров в компьютерном классе, и, ура, он вместо ихней земной сети зацепился за мой коммуникатор. Тот добрый человек, который настраивал защиту детей от информации, естественно, все фильтры поставил где-то на сервере, за пределами компьютерного класса. Так что гулять по моей библиотеке теперь можно было свободно.

В результате всем стало хорошо. Матти читала свою любимую книгу, а я, пользуясь экраном и клавиатурой соседнего стационарного компьютера, пытался изобразить какие-нибудь средства кросс-компиляции и собрать что-нибудь, что позволит попреодолевать защиту операционной системы.

На это занятие я убил часа три, но у меня ничего не получилось. Если бы я хотя бы подмастерьем в робототехнической фирме был! А то ведь я больше по транспортной технике. Но, во всяком случае, это было похоже на настоящую инженерную работу, а не на те дошкольные игры, которые тут считают достойным занятием для уже довольно взрослых подростков.

Ещё через пару дней дядя Базиль заловил Матильду за чтением «Джейн Эйр» в компьютерном классе. Я-то думал, что я за последние дни хорошо научился делать невинный вид. Но до неё мне далеко. Дело кончилось тем, что я клятвенно обещал не давать прочим воспитанникам читать по крайней мере «Анжелику», маркиза де Сада и Франсуазу Саган. Посмотрел — все перечисленные в моем коммуникаторе обнаружились.

В этот день, наконец, отправилось моё письмо через спейс-директ. Видимо, какой-то космический корабль то ли взлетал, то ли садился и проходил над Австрией. Что забавно, ответ пришёл уже через полтора часа, на следующем витке.

Как известно, для успеха любой авантюры в цивилизованном мире нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги. Так-то из приюта убежать никаких проблем. Но надо же добраться до какого-нибудь места, где садятся корабли из колоний. Если идти пешком с мешком — поймают. Да и есть по дороге что-то надо, всё равно деньги нужны. А уж если на транспорте…

И вот теперь у меня деньги появились. Мне прямо через спейс-директ загрузили в телефон виртуальную кредитную карточку.

А для обсуждения дальнейших действий назначили встречу в глубине «Волшебного королевства». Это такая совсем детская сказочная игра. Пошёл в это королевство. Гоню персонажа по зелёным сказочным холмам и напеваю под нос:

Матти от своего компьютера оторвалась, заинтересовалась, что я такое пою. Вот, говорю, ты меня викингским богом обзываешь, а я про тебя песню петь буду.

Но вот я дошёл до уединённого пруда. Из него вылезает черепаха. Над ней надпись «Черепаха Тротила». Я называю пароль: «Тут крокодил Гексогена не проплывал?». И черепаха начинает мне давать типичный сказочный квест. Пойди туда, не знаю куда, на Чёрную гору, в портовый бар, только наоборот. Это, мол, от тебя на юг не так уж далеко.

Мне пришлось довольно долго лазить по карте, чтобы сообразить, что речь идёт о порте Бар в Черногории.

Но самый главный отрезок побега — это его начало. Если удастся не поднять тревогу сразу, выиграть хотя бы несколько часов, то потом ловить меня будет сложнее и сложнее.

Значит нужно выяснить все, что можно, про окрестности. Поэтому я стал расспрашивать Матти про то, какие магазины есть в Прессбауме, какие тропинки в соседнем лесу, и как выглядят трубы, по которым ручьи пересекают Автобан-Вест. Она, наверное, и не подозревала, что столько всего полезного помнит.

Через полчаса расспросов, когда план побега уже почти сложился в моей голове, я заметил, что у неё глаза на мокром месте.

Немного подумав, я понял, что я бесчувственный идиот. У девочки только пару месяцев назад погибли родители, а я тут, пользуясь всеми психологическими техниками, которые знаю, вызываю у неё воспоминания о том времени, когда они были живы. Причём в основном о всяких прогулках вместе с ними.

Когда я попросил у неё за это прощения, она вообще разрыдалась, уткнувшись носом мне в плечо. Ну вот что можно сделать, чтобы её утешить?

— Хочешь, — предложил я, — убежим из этого приюта вместе?

— Куда? — всхлипнула она.

— Я убегаю к своим, то есть вообще с Земли. Думаю, что и для тебя у нас под Бетой найдётся место. Ты вроде мне почти ровесница, а значит, можешь устроиться куда-то подмастерьем. Немножко подучишься и будешь кормить себя сама. А там в и колледж поступать пора. Я как раз после возвращения собирался поступать в Ингварский инженерный на факультет наземного транспорта и строительной техники. У нас вообще народу не хватает, как и везде в колониях. Поэтому место для тебя найдётся.

План побега пришлось резко переделывать. Мой план строился на том, что у меня сохранилась нормальная одежда, и я надеялся, что воспитатели про это забыли, поскольку я давно уже сложил её в тумбочку, а ходил в приютской форме, как все. Но у Матильды одежды не было.

Поэтому на следующий день после обеда, когда все бегали по двору, и не попадаться на глаза воспитателям пару часов было абсолютно нормально, я переоделся, перелез через забор и отправился в супермаркет, про который Матти сказала, что там автоматические кассы, которые глупых вопросов покупателям не задают. Я купил ей футболку и джинсы. На всякий случай купил яркую футболку и себе. А то, может, дядя Базиль мою клетчатую ковбойку запомнил. Ещё я купил рюкзак, тоже яркий, спички, баночку зелёных чернил и жестяную банку консервированных ананасов.

Ананасы мы вечером поделили, угостив Лабана, который помог Матильде скрыть моё отсутствие, пару раз сказав воспитателям «Торвальд только что пошёл в туалет» или «Я его в компьютерном классе видел».

На самом деле я эти ананасы купил ради банки. Мне нужно было из чего-то котелок сделать. Не мог же я отправляться в ночной поход через лес без котелка.

Обувь для Матильды я стащил в физкультурной раздевалке. Можно было бы, конечно, купить, но вдруг бы она в новой обуви натёрла ноги. Лучше взять разношенные кроссовки из раздевалки. Яркий рюкзак я выкрасил в зелёный цвет чернилами и спрятал вместе c вещами на дереве около забора.

Вечером мы тихо-мирно легли спать, а как только выключили свет и все заснули, приступили к делу. Сначала мы надули несколько воздушных шариков и засунули под свои одеяла. Издалека посмотреть, так вроде и под одеялом человек лежит.

После этого я оделся в свою одежду и выбрался из спальни через окно. Подойдя к окну девичьей спальни, я увидел, что Матильда уже меня там ждёт Я помог ей спуститься, и мы прокрались к забору. По заборам она лазить совершенно не умеет. Пришлось её подсаживать, а потом ловить снизу и всё это не поднимая шума.

Зато потом её знание города очень нам помогло. Мы добежали до остановки автобуса идущего в Вену, и там на остановке я достал из рюкзака полиэтиленовые бахилы, которые надевают поверх уличной обуви во всяких общественных учреждениях вроде больниц. В этих бахилах мы пробежали вдоль улицы до ручья. Топать через лес в мокрых ботинках мне совсем не улыбалось, но выхода другого не было. Ночью по каменистому руслу горного ручья я бы босиком не прошёл, тем более с Матти на закорках.

Пока мы передвигались по ручью, девочка вспомнила историю из какой-то детской книжки, как какой-то маленький зверёк говорит более крупному спутнику:

— Давай я возьму рюкзак, а ты понесёшь меня.

Сейчас мы были как те сказочные персонажи — Матти несёт рюкзак, а я её.

Наконец мы прошли по бетонной трубе под автобаном, и я с облегчением высадил её на берег. Теперь можно было вытрясти воду из ботинок и надеть сухие носки. Поскольку поход по ручью был запланирован, я запасся в супермаркете специальной нетканой тряпочкой, хорошо впитывающей воду.

Теперь мы предприняли марш-бросок через ночной Венский Лес, перевалили хребет и вышли к дороге. По дороге мы топали всю ночь, периодически устраивая привалы. Я думаю, что Матти вряд ли дошла бы не свалившись от усталости, если бы я периодически не поил её чаем, который варил из воды горных ручьёв в той самой банке из-под ананасов.

Я, конечно, опять что-то не так посчитал. Физически Матти вполне могла выдержать такой маршрут, тем более с нормальным чередованием привалов и переходов. Но мне и в голову не могло прийти, что девчонка возраста подмастерья будет бояться ночного леса. Приходилось её всячески подбадривать, петь ей арию Роберта и всякие другие песни.

Начав наш маршрут около десяти вечера, к 6 утра мы вышли к станции Баден, где как раз успели на утренний поезд до Сараево. Поезда у них на Земле ходят быстро, и уже к 10 утра мы прибыли в этот город. Если нас уже и хватились, то вряд ли будут ещё искать так далеко.

В Сараево мы опять нашли супермаркет с автоматическими кассами и купили себе футболки совсем другого цвета и тёмные очки. Потом купили билеты на автобус до Бара.

Автобус — это совсем не поезд. Поэтому тряслись мы по горным дорогам целых шесть часов и прибыли в Бар уже на закате. Вернее, в Бар мы не прибыли, а вышли, не доезжая пары остановок до него, около какой-то небольшой гостиницы. Вот чего я не запомнил, так это её название. Черепаха Тротила в игре советовала: «в портовый бар не ходи, там могут быть злые стражники, выйди на пляж там, где будет видно корабль, и сигналь ему сам знаешь как». Вот я и нашёл эту остановку по карте, чтобы было гавань видно.

Мы вышли к берегу моря, и я сразу увидел через залив знакомый силуэт хвостового оперения космического корабля, стоящего в порту Бара.

Передав на него сигнал через спейс-директ, мы спустились на самый берег и спрятались в какой-то расщелине среди скал. Я полагал, что демонстративно устраивать тут пикник не стоит, потому что время уже вечернее, и кто-то может заподозрить неладное, увидев двоих подростков на берегу без взрослых.

Поэтому мы дождались, пока оранжевая надувная лодка с надписью краской на борту «ТКК Жозефина, Толиман» подойдёт уже метров на сто к берегу, прежде чем вылезать и махать теми футболками, которые мы сняли с себя в Сараево.

В лодке, кроме консула, который со мной договаривался под видом черепахи Тротилы, были капитан «Жозефины» и её судовой врач. Консул было стал ругаться на меня, что я притащил с собой Матильду, но выслушав мои сбивчивые объяснения, почему её никак нельзя было оставлять в приюте, капитан махнул рукой и сказал, что отвезёт её под Бету бесплатно.

«Жозефина» стартовала, как только наша лодка была поднята на борт. Это была уже глубокая ночь.

Когда мы поднялись на орбиту и оставались ещё в пределах досягаемости двусторонней голосовой связи, но уже за пределами досягаемости всяких земных полиций, капитан велел мне позвонить по видеофону дяде Базилю. Видеофон был какой-то корабельный — нормальные коммуникаторы в таких условиях не берут. Но связь держал вполне прилично.

Как выяснилось, наше исчезновение обнаружили только утром, за завтраком. Когда мы проехали уже полпути до Загреба. Когда прибыли полицейские с собакой и начали нас выслеживать, мы уже садились в барский автобус. Принятые мной меры маскировки их сбили с толку, и они решили что мы уехали утренним автобусом в Вену, то есть попасть на Зюдбанхоф могли не раньше восьми утра.

По-моему, дядя Базиль был жутко доволен, что я в конце концов вернулся к своим.

Для меня эта история кончилась воссоединением с семьёй. У Матильды тоже жизнь вполне сложилась. Помнишь, когда мы приезжали в твоём детстве в Лерну, мы останавливались у тёти Матильды, хозяйки ресторанчика «Дунай». Вот это та самая Матильда и есть. Она устроилась сначала подмастерьем-официанткой в какое-то кафе, потом закончила кулинарный колледж, а там и своё дело открыла. Я сначала затащил её к нам в Лег-Энд, но ей у нас не понравилось, и она перебралась в Лерну.

Окончив чтение, Карл обнаружил, что бесшумно подкравшаяся Лада стоит у него за плечом.

— Ага, — сказала она, заметив, что он обернулся. — Ты это нашёл. Ну что ты по этому поводу скажешь?

— А почему я должен по этому поводу что-то говорить? — поинтересовался Карл.

— Потому что история этой вещи такова: когда мы пришли на Землю, я пошла советоваться к Тордис Гуннардоттир, мариной бабушке. Во-первых, она дочь Торвальдыча, и как бы по наследству права на эту рукопись переходят к ней. Во-вторых, оказывается, она там у них в Порт-Шамбале курирует все гуманитарные исследования по интеграции земного и спейсианского социума. Так что, казалось бы, решать, что делать с этой рукописью, ей. И знаешь, что она мне сказала?

Карл выжидательно посмотрел на свою подругу.

— Вы, говорит, берете в экипаж землянина, — продолжила девушка. — Так пусть он, когда обживётся у вас, и решает, стоит это публиковать или нет. Так что решай.

Карл с минуту пытался прийти в себя, а потом решительно сказал:

— Публиковать. Вряд ли это испортит отношение спейсиан к Земле. А вот заставить задуматься кое-кого на Земле сможет.