Дети Железного царства

Глава девятая. Возвращение

Следующие два дня пути Горлица больше ни разу не заговорила с Зоряной. Молча ела (аппетита не было, но царевна понимала, что нужно поддерживать силы), молча взбиралась на лошадь (правда держалась уже не за пояс девушки, а за седло), молча слезала, когда они останавливались. Попытки запомнить обратный путь пришлось отбросить сразу же — слишком быстро мчался жеребец, встречный ветер выжимал из глаз слёзы, так что безболезненно смотреть можно было только на свои руки. Да и не помогло бы знание дороги: пешком далеко не убежишь, а конь к вечеру уставал так сильно, что и версты бы не проскакал, попытайся пленница удрать на нём ночью.

Буйная растительность всё больше шла на убыль, равнину сменяли холмы. Дорога вывела на берег реки. Горлица сразу отметила странный цвет воды: не сероватый, не синий, а багрово-красный, словно пламя костра. Речной берег был абсолютно голым, сплошь камни да песок, ни единой травинки. И камни у самой воды казались раскалёнными, как железо в кузнице. Над странной рекой не кричали чайки, и рыба не плескалась в красной воде. Налетел ветер, лёгкая рябь пробежала по поверхности, упал в воду сорванный с дерева лист. И сразу же взметнулся вверх язычок пламени, спалив листочек дотла. Горлица вздрогнула. Огненная река! Всю жизнь, слушая или читая сказки, Горлица недоумевала: как могут быть сразу вода и огонь? А выходит, что могут. Конь ступил на каменный мост, и сразу же послышалось откуда-то снизу шипение, потом шорох о камни. Из-под моста высунулась тупоносая морда огромного змея. Взгляд чёрных немигающих глаз впился в царевну. Девушка с трудом подавила желание вцепиться в Зоряну, которую присутствие гада нисколько не смутило. Чего не скажешь о её лошади. Буланый весь напрягся, заскрежетал зубами. Змей не обратил на животное никакого внимания. Поглядел ещё раз на двух всадниц, зевнул, показывая полную длинных острых зубов пасть, и снова скрылся под мостом. В поведении его не было ничего похожего на угрозу, но Горлица понимала, что вряд ли сторож так же спокойно пустит на мост того, кто пойдёт с другой стороны.

— Змей никого не выпускает, — ответила Зоряна на незаданный вопрос царевны, — кроме тех, о ком отец предупреждает заранее. Любого другого живьём проглотит. А вброд огненную реку не перейти. Надёжней охраны не придумаешь.

Сойдя с моста, жеребец снова пустился галопом. Прошло чуть больше часа, когда показалась серо-зелёная громада гор. Горлица с любопытством оглядывалась по сторонам: в Серебряном царстве земли в основном равнинные, высокие холмы, и то редкость. «Как эти горы называются? А, вспомнила — Железные, — подумала девушка, — рассказывали, будто тут сокровища несметные запрятаны. Придумывают, наверное: ведь никто из них не мог перейти через тот мост со змеем». Вдоль дороги справа и слева высились каменные исполины, изредка камень перемежался зелёной полосой низкорослых деревьев и травы. Дорога, прямая, без единого поворота бежала навстречу одиноким путникам. Пустота и тишина действовала угнетающе. От серых камней исходил холод, от которого не спасало тепло конской спины. Вдобавок солнце скрылось за облаками, и казалось, что свет его потускнел. А скачке всё не было конца. Вдруг Горлица заметила в небе две чёрных точки. Зоряна, видимо, тоже обратила на них внимание, потому что придержала лошадь, вытянула в сторону правую руку, держа повод в левой. При приближении точки превратились в два птичьих силуэта. Горлица разглядела треугольные вырезы на хвостах. Коршуны. Один из них спикировал вниз, уселся на руку всаднице.

— Дозор несёте? — улыбнулась Зоряна, — хорошо. Дай знать на заставу, что мы возвращаемся, пусть встречу готовят.

Коршун издал тонкий крик, устремился ввысь. «Значит, поблизости застава есть, — отметила про себя Горлица, — видно в горах где-то прячутся. Дорога тут прямая, любого проезжего издали видно, а самих воинов и не разглядишь». Царевна приуныла. Не так-то легко сбежать отсюда. Можно сказать, совсем невозможно. Разве что птицей обернуться и улететь. И то вряд ли — коршуны-дозорные поймают. Тем временем горы уступили место зелёным лугам, на которых паслись коровы, козы, овцы. Показались деревянные избы, точно такие же, какие видела Горлица в Серебряном царстве, только какие-то блёклые, серые. Ни резных ставень, ни росписи. Ставни везде закрыты наглухо, жителей нигде не видно. В дома, что ли, попрятались, услышав конский топот? Жилая, но в то же время пустая деревня наводила ещё большую тоску, чем голые скалы. Поможет ли кто-нибудь из живущих здесь людей беглянке? Нет, наверное не помогут. Даже дверь не отопрут. Побоятся. Огонёк надежды в душе Горлицы всё больше угасал.

Солнце уже клонилось к закату, когда Ярослав вбежал во двор кощеева замка. Остановился возле конюшни, заржал. Мальчишка-конюх шустро поднёс жеребцу глоток тёплой воды. Два воина, ждавшие здесь же, почтительно склонились перед спешившейся Зоряной. Та кивнула им.

— Наконец-то дома.

— Здравствуй, царевна. Царь Кощей вас заждался. Велел передать, чтобы по возвращении тотчас к нему явились.

— Ну уж нет, — решительно возразила Зоряна, — пока от дорожной пыли не отмоюсь — никаких разговоров. Давайте-ка лучше невестой отцовой займитесь. Проводите, куда следует.

Сказав это, кощеева дочь направилась к замку. Сейчас первым делом велеть девке-чернавке баньку истопить, а уж потом к отцу.

Конюх, обихаживая Ярослава, попутно рассказывал о Горицвете, коне кощеева сына.

— Здоров, корм хорошо проедает. Только грустный был вначале, после вашего с сестрой отъезда, скучал видно. Каждый раз, как дверь в конюшню скрипнет, настораживался. Очень ждал. Я каждый день выпускал его в загон побегать, на верёвке гонял осёдланного. Верхом не садился, как и было приказано.

Ярослав слушал, кивал в знак одобрения. Мальчишка тщательно смыл с золотистой шерсти грязь и пот, потом отжал скребком воду, насухо вытер жеребца. Тот переступил с ноги на ногу, превратился в человека.

— Спасибо, Меньшик. Вижу, что ты надёжный человек. Тебе без раздумий можно доверить любую лошадь, самую ценную.

Паренёк зарделся, смущённо уставился в землю.

— Да ладно, — пробормотал он, — это же работа моя. И лошадок я люблю, забота о них мне только в радость.

Ярослав похлопал его по плечу.

— Всё равно спасибо. Пойду, проведаю своего красавца.

Увидев хозяина, Горицвет радостно заржал, прильнул носом к мятой серой рубашке, жадно втянул ноздрями родной запах. Ярослав погладил мерина, прижался щекой к щеке.

— Здравствуй, Цветик. Что, скучал по мне, рыжик?

Конь перебирал губами его волосы, дышал в ухо.

— Хороший. Я тоже беспокоился о тебе, — обнял конскую шею, — тяжело мне, приятель. Я ведь, похищая царевну, против своей совести пошёл. И слово, которое матушке дал, нарушил. В груди теперь прямо свербит. А Зоряне хоть бы что. Радуется, улыбается. Совесть её не мучает. Неужели ей действительно совсем не жаль Горлицу?

Горицвет смотрел в лицо Ярославу ласковыми карими глазами, словно силился понять, что говорит человек.

— Знаешь, Цветик, я Зоряне не рассказывал, как мать умерла. Ну о том, что её отец замучил насмерть. Сестрёнка ведь вспыхивает от обиды как солома от огня. Если бы решила против отца идти, простым непослушанием не отделалась бы. Я не хотел, чтобы её наказывали так же сурово, как меня. Боялся за Зоряночку. Вот и добоялся. Может я виноват в том, что у неё совсем нет жалости к слабому? Одна волшба в голове. Такая вот беда, рыженький. Царевна Горлица женой Кощея стать не согласится, а значит, жить ей осталось считанные дни. Получается, что её смерть на моей совести будет. Богатырю Добромиру и нянюшке царевниной тоже несладко придётся. И всё это — по нашей вине. Кто знает, может Добромир смог бы Змея одолеть, а сюда ему уж точно не добраться, — Ярослав тяжело вздохнул, — пора мне, друг. Отец ждёт. Завтра ещё тебя навещу, принесу чего-нибудь вкусненького. Бывай.

Огладил лошадь по шее, вышел из конюшни. Справа высилась каменная громада замка. Взгляд Ярослава рассеянно скользил по окнам и стенам. Всё как всегда, за время их отсутствия ничего не изменилось. Окна пустые, мёртвые, разве что силуэт стражника изредка промелькнёт. А это что? Юноша остановился, внимательно вгляделся в высокую башню. Так и есть — ставни распахнуты. Лет пятнадцать уже не открывались, а теперь вот открыты. Сердце отчаянно заколотилось. Ярослав хорошо знал эту комнату, хотя уже давно в ней не жил. Помнил каждую трещинку на деревянной раме, каждую складку на занавесках. Именно там прошла жизнь его матери, и часть их с сестрой жизни. Правда Зоряна была совсем маленькой, когда их переселили в другое крыло замка, так что детскую свою разве что во сне иногда видит. Горло у парня вдруг пересохло, заныло в груди. Кто-то подошёл к окну. Ярослав приподнялся на цыпочки, стараясь лучше разглядеть этого человека. Точёная фигурка, волосы цвета спелой пшеницы, сплетённые в толстую косу. Горлица. Дыхание перехватило, поплыла из-под ног земля. Ярослав пошатнулся, прикусил губу, чтобы сдержать стон. Конечно, он предполагал, что новую невесту отец поселит там, где держал предыдущую полонянку, но старался гнать эту мысль прочь, в конце концов, не всё ли равно, куда заточат царевну? Почему же вид Горлицы, выглянувшей из окна башни, так больно ударил по сердцу? Волна жалости, сочувствия к девушке захлестнула его. И сразу же сменилась ненавистью к отцу. Настолько сильной, что даже в глазах потемнело. Совсем как в день смерти матери.

— Будь ты проклят, — прошептал Ярослав.

Звук собственного голоса, низкий, хрипловатый после нескольких дней молчания, заставил его очнуться. Силуэта в окне уже не было. Ноющая боль, однако, не желала утихать. «Так больше нельзя, — думал юноша, шагая к воротам, — надо что-то делать, надо».

Железный Волк, похоже, почуял его настроение: при виде кощеева сына огромный зверь вскочил, шерсть на холке встопорщилась, хвост вытянулся вдоль спины, в горле зарокотало рычание, напоминающее дальний раскат грома. Рука Ярослава легла на рукоять висящего на бедре ножа.

— Пропусти, — процедил он сквозь зубы, сам удивляясь появлению в голосе угрожающей нотки.

Рычание сделалось громче, зверь угрожающе наморщил нос, обнажая блестящие белые зубы. Ярослав выхватил нож. Плевать, что шкура у Волка железная, можно попробовать вставить клинок в пасть, как распорку. В жёлтых глазах хищника отразилось удивление. Верхняя губа, подрагивая, опустилась, улеглась вздыбленная шерсть. Сторож шагнул в сторону, освобождая проход. Юноша быстро прошёл к воротам. Закрывая за собой тяжёлую дверь, Ярослав вдруг ощутил дрожь в ногах, на лбу выступил пот. С удивлением уставился на свою руку, всё ещё сжимавшую нож. «Что это со мной? Против Железного Волка с такой булавкой. Хорошо сестра не видела». Перевёл дух, вытер лоб рукавом. Видок у него сейчас, наверное. Ладно, авось отец спишет всё на усталость.

В тронный зал брат и сестра вошли одновременно. Зоряна уже успела переодеться, выглядела она свежей и отдохнувшей. Ярослав же вновь ощутил прилив жгучей ненависти, поэтому, быстро поклонившись отцу, так и остался стоять с опущенной головой.

— Рад видеть вас с удачей, дети мои, — произнёс Кощей, — рад, что труд мой даром не пропал.

Зоряна просияла, Ярослав только ниже опустил голову.

— Расскажите, как вам удалось похитить царевну?

— План придумал Ярослав, — начала девушка, — а потом…

Она подробно рассказала обо всём, не упомянув только дружбу Ярослава с Добромиром, ни к чему это отцу знать.

За всё время рассказа Кощей ни разу не прервал дочь, только смотрел на неё. Изредка бросал взгляд и на сына. Лицо его было спокойным, не отражающим никаких чувств. Лишь когда Зоряна окончила повествование, на губах царя заиграла довольная улыбка.

— Ярослав, не хочешь ли добавить что-нибудь к рассказу сестры?

— Нет, — глухо отозвался парень, — она всё верно сказала.

— Хорошо, — Кощей слегка кивнул, — хорошо, что ты не предал меня, и сестру с пути не сбил. Не то страшной была бы расплата. Теперь я уверен в вашей преданности, и в качестве награды даю вам позволение покидать пределы моего царства, когда захотите. Если, конечно, не будете мне нужны в это время.

— Спасибо, батюшка, — поклонилась Зоряна.

— Спасибо, — Ярослав на миг поднял глаза на отца, затем снова склонил голову.

Усталость всё больше брала своё, заглушая даже болезненно ноющую в груди совесть.

— Теперь ступайте. Понадобитесь — пришлю за вами Мудреца, — Кощей коснулся головы ворона, как всегда расположившегося на спинке трона, — идите. Только помните — с этого дня вход в башню для вас закрыт.

Коридор, по которому стражники вели Горлицу, казался бесконечным, и каким-то заброшенным. Ни дуновения воздуха, ни звука, кроме эха их собственных шагов. Удивительно, как это Зоряна может называть подобное место домом? Вот они остановились перед запертой дверью. Страж отодвинул засов, заскрипели плохо смазанные петли, повеяло холодом. За дверью обнаружилась винтовая лестница. Каменные ступени, покрытые слоем пыли. Видно было, что по ним давно уже никто не поднимался. Горлицу привели на самый верх башни, в большую круглую комнату. Стражники сразу же с поклоном удалились, закрыв за собой дверь. Гулко простучали по лестнице их шаги, опять заскрипели дверные петли, лязгнул засов. Царевна зябко поёжилась. Как тут холодно… она оглядела комнату. Широкая кровать с пологом, столик у окна, два резных кресла, на стене овальное зеркало в позолоченной раме, сундук. Убранство богатое, но в воздухе чувствуется неприятный и нежилой запах застарелой пыли. К потолку подвешена колыбель. Большая, для двух младенцев. Горлица обхватила плечи руками, присела на край кровати. Несомненно, когда-то в этой башне жила женщина. Наверняка такая же пленница, как она сама. Тоже молодая красавица. Колыбель для ребёнка. Наверное, в ней спала Зоряна, когда была маленькой. А может и не только она, кто сочтёт точно, сколько девиц-красавиц похитил за свою долгую жизнь хозяин замка? Ведь и у них могли быть дети. Царевна подошла к окну. Оно выходило на замковый двор, можно было разглядеть подъёмный мост, конюшню. По двору медленно шёл паренёк. Молоденький, ненамного старше её самой. Он слегка пошатывался, словно от усталости. Внезапно остановился, взгляд его прямо-таки упёрся в окно башни. Видно заметил царевну. Она попыталась улыбнуться, но губы не послушались. Девушка опустилась в кресло. Зажмурилась до боли в веках, сжала кулаки, несколько раз глубоко вздохнула.

Прислушалась. В любой момент здесь мог появиться её похититель. Надо собраться с силами, чтобы не показать страха. Глянула на тяжёлый подсвечник. Совсем неплохо. Повернула кресло боком к двери, пододвинула подсвечник так, чтобы можно было в любой момент схватить его. Медленно, словно вода в обмелевшей реке текли минуты. Горлицу постепенно охватило какое-то оцепенение. Веки отяжелели, голова начала клониться вниз. Металлический лязг заставил её встрепенуться. Прислушалась. Дверные петли взвизгнули, видимо дверь распахнула очень сильная рука. Царевна ближе подтянула подсвечник. Сердце бешено заколотилось. Кто-то поднимался по лестнице. Девушка слышала тяжёлые шаги и негромкое позвякивание, какое производит воин в стальных доспехах. Дверь в комнату начала медленно открываться. Горлица вцепилась левой рукой в столешницу, пальцы даже побелели. Держать себя в руках. Она — не безвольная раба, и не позволит себе слабости испугаться. Через порог шагнул к царевне высокий седовласый воин. Белоснежные волосы, бледное лицо с тонкими губами и носом, напоминающим ястребиный клюв, черные, словно угли глаза с красным огоньком в глубине. Доспехи на воине тоже были чёрными, тяжёлыми на вид, но нисколько не сковывали движения, не лишали их гибкости. «Как будто жук в панцире, — невольно подумалось царевне, — и ничего чудовищного в нём нет. Лицо человеческое, правда, гладкое, ни усов, ни бороды, как обычно у стариков». Испуг её сделался уже совсем крохотным, с булавочную головку.

— Здравствуй, царевна Горлица, — голос чародея был на удивление звучным, без старческого дребезжания, — вижу теперь, как ошибочны слухи о твоей красе. Ты можешь затмить собой солнце.

— И тебе здравствовать, царь Кощей, — Горлица поднялась с кресла, распрямила спину, — проходи, присядь, — указала на второе кресло.

Она говорила медленно, делая большие паузы между словами, чтобы не дать предательской дрожи пробраться в голос. Когда в ответ на её приглашение сесть гость устроился в кресле, села напротив него. Правую руку, как и раньше, положила на стол, поближе к подсвечнику.

— Ты пришёл ко мне, чтобы о чём-то попросить, царь Кощей? Говори же, я слушаю.

— Попросить? — собеседник слегка приподнял брови, — я бы сказал, что у меня есть к тебе предложение. Такое, на которое не стоит отвечать отказом.

— Я слушаю, — повторила Горлица.

— Царевна Горлица, я предлагаю тебе стать моей женой.

— Почему же тогда ты не прислал ко мне сватов, как у людей положено?

— Я не человек, царевна, — усмехнулся Кощей, и красноватый огонёк в его глазах как будто стал немного больше, — мне не писаны людские законы и обычаи. Предвижу заранее твой ответ, и потому говорю: не спеши отказываться. Поверь, я неплохая партия для тебя. Не хуже заморского королевича, которого ты, кстати, в глаза не видела. Я богат и силён, мне, в отличие от других царей и королей не грозит, что смерть заберёт меня или сбросит с трона соперник. В моей власти исполнить любое твоё желание. Выйдя за меня замуж, ты станешь царицей, хозяйкой в моём царстве, и свободы твоей я ограничивать не стану. И обижать не стану, если не будешь волю мою нарушать. Подумай, Горлица, ты ведь девушка мудрая, должна выгоду свою понимать.

Кощей умолк. Молчала и царевна. С минуту они смотрели друг другу в глаза.

— Так что, царевна, пойдёшь за меня замуж?

— Нет, — твёрдым тоном произнесла Горлица, — твои слова звучат, быть может, и разумно, но мне твоё предложение не подходит. Ты прав, говоря, что своего будущего жениха, которого выбрал отец, я никогда прежде не видела, но я точно знаю, что, по меньшей мере, одно преимущество перед тобой у него есть.

— Какое же? Молодость? — усмехнулся царь.

— Доброе имя. Это куда дороже богатства и власти.

— Вижу, что ты умна, — в голосе Кощея послышалась нотка уважения, — хорошо, не буду тебя торопить. У тебя есть месяц на то, чтобы дать окончательный ответ. Всё равно выбора у тебя нет, сама понимаешь. Лучше стань моей по собственной воле. До встречи.

Он направился к двери. Переступил порог, закрыл её. Едва тяжёлые шаги на лестнице затихли, Горлица судорожно вздохнула, уткнулась лицом в ладони. Плечи её тряслись. Месяц, всего месяц остался у неё на то, чтобы придумать, как бежать отсюда. Или дождаться помощи, наверняка батюшка уже послал людей искать дочку. Вспомнила огненную реку, Змея, волка у замковых ворот. Под силу ли простому человеку одолеть эти преграды? Вряд ли. А раз так, нужно стараться самой.

Зоряна вошла в конюшню, заглянула в денник, где ночевал Ярослав, когда поздно возвращался с очередной прогулки «на своих четырёх». Так и есть: спит на соломенной подстилке, поглубже зарывшись в неё. Но не в конском облике. Такое на зоряниной памяти случилось впервые. Девушка негромко позвала брата. Тот даже не пошевелился.

— Ах, соня! Ну, я тебя разбужу! — подняла с пола соломинку, присела рядом со спящим Ярославом, похлопала жёстким стеблем по щеке. Парень недовольно пробурчал что-то, и перевернулся на другой бок.

— Упрямец. Ладно, осталось последнее средство. Эй, просыпайся! — пощекотала соломинкой в носу брата.

Он чихнул и открыл глаза.

— С добрым утром, — улыбнулась сестра, — больше суток уже спишь.

— Будешь тут спать, — проворчал юноша, но глаза его не были сердитыми, — совсем ты меня загоняла.

— Неправда. Никто тебя не гнал, сам выбирал, с какой резвостью скакать. У тебя солома в волосах, — осторожно вынула запутавшуюся соринку, — что ты как бродячий пёс, в конюшню пришёл ночевать?

— Здесь уютнее. Подстилка толстая, удобная, кони рядом, — Ярослав потянулся, — ох и выспался я.

Сестра обняла его за плечи.

— А я, пока ты спал, отыскала в библиотеке новую книгу. Начала читать — оторваться не смогла. Правда отец сказал, что заклятья там описаны очень сложные, не всякому человеку под силу их освоить.

— Значит, будешь теперь их учить? — по лицу Ярослава было заметно, что эту новую затею он не одобряет.

— Конечно буду! Знаешь, — она понизила голос до шёпота, — батюшка обещал, что если я овладею этой наукой, то он покажет мне самое ценное сокровище царства. Говорит, любой человек всё бы отдал за частицу его.

— Интересно, что бы это могло быть? Явно, что не золото и каменья самоцветные. Может и хорошее что-нибудь.

— Уверена, что хорошее. А ты меня ругаешь за то, что я волшебство изучаю.

— Неправда. Я ни разу в жизни тебя не ругал.

— Согласна, не ругал. Не ругал, — Зоряна чмокнула брата в щёку, — а ты сам-то, чем теперь думаешь заняться? Опять мерина своего выезжать?

— Да. Съезжу сначала в табуны, на жеребят погляжу. А потом в лес, за огненную реку. И мне польза, и Горицвету. Может, вместе поедем?

— Нет, братик, не хочу. В другой раз как-нибудь.

Ярослав вздохнул.

— Послушай, Яринька, что это с тобой? В комнате не спал, вид у тебя какой-то странный. Сам на себя не похож. Болит что-нибудь?

— Душа болит, сестричка. Горлицу жалко до боли.

— Ах, опять ты… Ну скажи, чем твои страдания ей помогут, вот скажи — чем? Её судьба сейчас в её собственных руках. Если она умна, то согласится выйти за отца замуж, тогда будет цела и невредима. А если дура, так дуру нечего жалеть. Забудь лучше о ней совсем.

— Ох, сестричка. Хоть вдумайся в свои слова. Если умная, то согласится женой стать. А ты сама бы согласилась?

— Я? — изумилась Зоряна, — я бы так просто не далась в руки насильнику. Уж придумала бы, как свободу себе вернуть. Ярослав, ты никак выручить её задумал?

— Да нет. Отца не победить, это я понимаю.

— Вот то-то. Поезжай лучше в табуны, как задумал. Я тебе харчей в дорогу соберу. Займись делом, глядишь, и душа болеть перестанет.

Горицвет бодрой рысью бежал по дороге, ведущей в деревню. Приподнимаясь над седлом и опускаясь обратно, в такт лошадиного хода, Ярослав не переставая, думал обо всём, что произошло с ним за последние дни. По мере того, как он удалялся от дома, крепло решение. Горлицу надо спасти. И не её одну. Сестрицу нельзя оставлять в кощеевом замке, нельзя допустить, чтобы отец сделал из Зоряночки подобие себя. Но как это сделать, как? Выход виделся только один — убить Кощея. Только есть ли на свете оружие, способное уничтожить бессмертного? Может и есть, да кто о нём знает? Кто решится рассказать? Вопросы, вопросы, а ответа ни одного не видать. Известно ли отцу, что Ярослав чуть не повздорил с Железным Волком? Наверное, известно, сторож обо всём ему докладывает. Только видно отец не счёл это серьёзной провинностью. Как бы там ни было, а не вредно оружием обзавестись. Меч у него уже был, только Ярослав редко брал его — железо мешает быстро менять облик с человечьего на конский, поэтому носил только длинный нож с костяной ручкой, чтобы поменьше было стали. И тяжести меньше, и для защиты годится. Надо ещё один раздобыть, надёжнее будет. И не просить сковать нож замкового кузнеца, а заехать к деревенскому. Авось не разболтает, что кощеев змеёныш к нему за ножом заезжал.

Звонкие удары молота о наковальню были слышны на всю деревню, поэтому найти кузницу не составило труда. Ярослав остановил коня, спешился.

— Эй, кузнец! Выйди, дело к тебе есть!

Звон стих. Внутри послышалась какая-то возня, затем дверь кузни распахнулась, и оттуда вышел рослый широкоплечий мужик в кузнечном фартуке.

— День добрый, царевич Ярослав. Никак могу чем-то услужить тебе? — он был, пожалуй, единственным человеком, который всегда смотрел на опального царского сына прямо, без намёка на недоверие и страх.

— Подкова разболталась, надо подтянуть, — юноша кивнул в сторону мерина, — на левой задней.

— Не беспокойся, всё сделаю.

Кузнец завёл Горицвета в станок, привязал. Провёл пальцами по левой задней ноге, обхватил её, осторожно приподнял, уложил на свою левую ногу. Проверил, насколько крепко держится подкова. Хмыкнул. Освободил ногу коня, помог ему ступить на пол, выпрямился.

— Темнишь ты что-то, царевич. Подкова нисколько не расшаталась. Ты, конечно, правильно сделал, что не сказал сразу, зачем приехал: есть тут у нас парочка слухачей. Их не видно, а они — всё замечают, и царю Кощею докладывают. Скажи, что тебе на самом деле нужно?

— Нож мне нужен. Такой, чтобы за голенище запрятать.

— Есть такие, — кивнул кузнец, направляясь куда-то в угол кузницы, — вот, смотри, выбирай.

Ярослав придирчиво осмотрел предлагаемый товар. Все пять ножей были как на подбор, но один из них, с чёрной рукоятью как-то сразу лёг в руку. Парень взвесил его на ладони. Пожалуй, не только для стычки, но и как метательный сгодится.

— Этот беру. Вот, держи, — бросил мужику мешочек с золотом, тот ловко поймал его.

— Благодарствую, царевич. Жаль только, что нож этот самый обычный. Вот прадед мой рассказывал, будто его прадед ковал когда-то для самого царя Кощея особый нож. То есть по форме и виду-то он самый обычный, но внутрь его царь поместил что-то особенное. И спрятал надёжно.

— Спрятал? Зачем же он нож прятал?

— Того прадед не знал. Только несколько дней спустя, велели ему выковать герб, чтобы повесить над царским троном. Висит он там сейчас?

— Висит. Я его видел.

— Приглядись как следует к гербу, царевич. Глядишь и поймёшь, почему сразу после того, как выполнил кузнец Замята приказ, никто больше его не видел. Только не знали дружинники кощеевы, что Замята деду успел всё это рассказать.

— Спасибо тебе, кузнец.

— Доброго пути, царевич Ярослав. И пусть удача тебя не оставит.