Глава 24


Добежав до Бриггс-Холла, я первым делом кинулась в гардероб — хотелось поскорее избавиться от теплого пальто и сменить сапоги на изящные лодочки. Безуспешно дергая «молнию» на сапоге, я вдруг услышала доносившийся из дальнего угла шепот. Оцепенев, я так и осталась стоять на одной ноге, словно цапля.

— Ты бы предупредила меня, если бы все стало совсем плохо верно? — услышала я умоляющий женский голос.

Я всегда терпеть не могла подслушивать, особенно когда речь шла о ссоре влюбленных — а в данном случае, похоже, так было, — но я опасалась, что, шевельнувшись, выдам свое присутствие, а этого мне хотелось еще меньше. В итоге я замерла, навострив уши и ожидая ответа… но его так и не последовало.

— В конце концов, ты ведь знаешь ее дольше, чем я, и мне известно, как сильно ты ее любишь…

Хм, странно… что-то не похоже на ссору влюбленных. Может, любовный треугольник? Сказать по правде, я уже сгорала любопытства. Я осторожно раздвинула тяжелые пальто… и с к носу столкнулась с Дианой, топтавшейся возле шубы Лиз, вокруг не было ни души.

— Диана! — ахнула я, слишком потрясенная, чтобы скрыть, что я подслушивала. — С тобой все в порядке?

Диана с виноватым видом вскинула на меня глаза. Я, конечно, заметила, что они покраснели и опухли.

— Со мной все отли-и-ично… — проскулила она. Ее подбородок задрожал. — Просто я ужасно беспокоюсь… за Лиззи… Она слабеет с каждым днем — а я не могу понять почему. Вот я подумала — спрошу Урсулину… а она мне ничего не говорит!

Я растерянно воззрилась на шубу Лиз Брук. Сейчас она спокойно висела на вешалке… только мне вдруг показалось, что мех слегка потускнел.

— И вот еще, посмотри! — Перехватив мой взгляд, Диана вела по ней ладонью, после чего сунула ее мне под нос.

Я увидела прилипшие к ладони длинные коричневые волоски…

— Она линяет — в середине зимы! Наверное, заболела!

— А может, и Лиз тоже заболела потому, что заболел ее фамильяр… может, она просто заразилась от него?

Диана, растерянно почесав бровь, зарылась лицом в тусклый мех.

— Чего не знаю, того не знаю. Между ведьмой и ее фамильяром существует тесная связь. Обычно он слабеет, когда ведьма болеет… чем черт не шутит, возможно, бывает и наоборот. Но почему тогда заболела Урсулина?

Я осторожно, одним пальцем потрогала шубу. В тот день, когда бушевала буря, наэлектризованный мех стоял дыбом — помню, как меня тогда даже дернуло током, а сейчас он казался каким-то безжизненным и никак не реагировал на прикосновение моей руки. Да, с Урсулиной явно что-то было не так.

— Господи, даже не знаю, что сказать… — растерянно пробормотала я. — Может, показать ее ветеринару? Хотя… какой ветеринар?! Она ведь не медведь. Вряд ли вы повезете ее к Гуднау, верно?

— О Боже, конечно, нет! У Эбби с Расселом в машине висит стикер Общества защиты животных — представляешь, что они скажут, увидев шубу из натурального меха?! Мне бы пришлось убедить Урсулину принять облик медведя.

Мы с некоторым сомнением оглядели висевшую на вешалке шубу. Диана скорее всего мысленно прикидывала, как это сделать, а вот я, припомнив, каким чудовищно огромным и грозным выглядело существо, возникшее в тот день на моем крыльце, машинально попятилась, подыскивая пути к отступлению.

— Ладно, потом расскажешь, как это делается, — пробормотала я, бочком продвигаясь к двери. — А я пока пойду, хорошо?

— Конечно, дорогая, — явно не слушая меня, пробормотала Диана. — Я тебя догоню — просто хочу пару минут побыть с Урсулиной.

Я отправилась в парадную гостиную, по дороге очищая платье от прилипших к нему бурых волосков. Естественно, при этом я шла опустив голову, так что даже не сразу заметила, как преобразился зал. Он и в первый раз произвел на меня неизгладимое впечатление, но тогда, сколько мне помнится, тяжелые портьеры на окнах были задернуты. А сегодня их раздвинули, и у меня перед глазами возникла сплошная стеклянная стена, сквозь которую открывался потрясающий вид на западную часть горной гряды. Клонившееся к горизонту солнце уже цеплялось краем за их вершины, окрашивая небо в багрово-красный цвет, на фоне которого горы казались фиолетовыми. Красновато-бурые лучи, проникая через многочисленные окна, заливали зал, делая краски персидских ковров сочнее и гуще и придавая дубовым потолочным балкам и резным панелям оттенок старого золота. Однако сильнее всего в таком освещении изменился триптих — казалось, заходящее солнце вдохнуло жизнь в раскрашенные фигурки на холсте. Золотая краска на уздечках и седлах лошадей сверкала точно настоящее золото, трава и листья поблескивали, словно после дождя, а лица мужчин и женщин ожили и засветились, как если бы кровь заструилась в их жилах… Только лицо королевы фей оставалось в тени и по-прежнему казалось холодным и бледным. Я так увлеклась, разглядывая триптих и изображенные на нем сказочные существа, что почти не обратила внимания на толпившихся в зале гостей и очнулась, только когда возле меня с бокалом шампанского в руке появилась Суэла Лилли.

— Он великолепно смотрится в таком освещении, верно? Портьеры открывают только раз в году — иначе свет может подпортить краски.

— Как обидно! — вздохнула я. — Ощущение такое, словно его писали специально для такого освещения. Хотелось бы еще увидеть его целиком. Кажется, мне говорили, что триптих открывают именно в день зимнего солнцестояния, да?

— Да, сразу после захода солнца. — Суэла покосилась на окно. — Обычно мы ждем еще пару минут после того, как солнце сядет, чтобы те, кто выходит из дому после заката, успели присоединиться к нам… а вот и они! Должно быть, остались сегодня в Бриггс-Холле, чтобы не опоздать.

Суэла кивнула на дверь. Я повернула голову и увидела на пороге уже знакомую мне троицу. Все слависты были в сборе — высокий тощий блондин, миниатюрная брюнетка и лысый коротышка.

— А они действительно…

Я прикусила язык.

— Шшш… они не одобряют современную терминологию, знаешь ли. Предпочитают, чтобы их называли «ночным народом» или ноктюрналами.

— А они действительно… — я понизила голос до едва слышного шепота, — пьют кровь?

Вздрогнув как от пощечины, высокий блондин резко повернул голову в мою сторону, и взгляд холодных голубых глаз пронзил меня насквозь. Вся троица стояла в противоположном углу зала, но я могла бы поклясться, что они слышали мои слова.

Сжав кулаки, он шагнул ко мне, но тут миниатюрная брюнетка, схватив его за рукав, глазами указала ему на пол возле их ног, где тонкий луч заходящего солнца, точно кроваво-красная полоса, протянулся от окна до нижней части триптиха.

Не сводя с меня глаз, он сделал шаг назад.

— Проклятие, — буркнула я и повернулась к Суэле, намереваясь спросить, неужели он действительно слышал меня, как вдруг обнаружила, что Суэла исчезла.

Покрутив головой, я увидела, что она стоит возле Лиз Бук и о чем-то перешептывается с ней. Декан выглядела расстроенной — я заметила тень беспокойства на ее лице. Когда она обернулась ко мне, я едва не ахнула — так сильно она изменилась с того дня, когда я видела ее в последний раз. Глаза налились кровью, одно веко слегка опустилось, и это почему-то поразило меня сильнее всего.

Однако взгляд декана, когда она подошла ко мне, чтобы поздороваться, оставался по-прежнему острым… Я даже струхнула слегка, когда она открыла рот:

— Калли, дорогая… — услышала я голос декана.

Да, это был ее голос, но только теперь он звучал так слабо, что я машинально окинула ее взглядом, словно для того, чтобы убедиться, что это действительно Лиз. Странно… я могла бы поклясться, что, когда мы познакомились, она была одного со мной роста, а теперь я возвышалась над ней на добрых два дюйма! Конечно, сейчас на мне были туфли на каблуках, и все равно… никакой остеопороз не смог бы отгрызть у нее несколько дюймов всего за пару месяцев!

— Калли, дорогая, — дребезжащим голосом повторила она. — Сделайте мне одолжение…

— Прошу прощения, если я невольно задела профессора факультета славистики. Но если уж начистоту… как вы могли послать меня к нему, если знали, кто он такой?!

Декан Бук явно растерялась:

— Вы имеете в виду профессора Волкова? Он прекрасный человек и настоящий джентльмен.

— Он обернулся летучей мышью и погнался за мной! — прошипела я.

Декан Бук с улыбкой покачала головой:

— Вы, должно быть, ошиблись, дорогая. Антон бы никогда…

— У нас мало времени, Лиз, — перебила Суэла. — Дверь должна быть открыта с последними лучами солнца.

— Конечно, именно об этом я и хотела поговорить, — обиженно пробормотала декан Бук. Расправив плечи и став почти такого же роста, как раньше, она повернулась ко мне. — В нынешнем году мы хотели бы предоставить эту честь вам, Калли. Более подходящей кандидатуры нам не найти — вы ведь в полной мере проявили свои способности, когда смогли открыть настоящую дверь. Та, о которой я сейчас говорю, конечно, не более чем символ, но символы тоже иногда важны.

— Вы хотите, чтобы я открыла триптих? — догадалась я.

— Да, его правую створку, если не возражаете. Фиона, как обычно, откроет левую. До сих пор правую открывала я, но сегодня… я не слишком хорошо себя чувствую.

Было как-то непривычно слышать, как декан Бук признается в собственной слабости. У меня больно сжалось сердце.

— Разумеется, — кивнула я. — Это большая часть для меня.

Поставив бокал с шампанским на стол, я подошла к правой створке триптиха. Фиона Элдрич, в сногсшибательном платье изумрудно-зеленого шелка, уже стояла возле левой его створки, держась за ручку. Случайно или намеренно она встала как раз под фигурой королевы фей… впрочем, вряд ли это было случайно, решила я. Я нацепила на лицо улыбку, с трудом подавив желание сделать ей реверанс, и тоже взялась за ручку.

— Вам очень идет этот цвет, — прошептала Фиона. — Гораздо больше, чем зеленый.

— Да, согласна, скучновато все время ходить в платьях одного и того же цвета, — кивнула я.

Фиона с кислым видом поджала губы. Здорово, мысленно поздравила себя я, оскорбить вампира и королеву фей, да еще в один день, — это просто рекорд! Интересно, сколько еще сверхъестественных существ мне удастся восстановить против себя, прежде чем закончится вечеринка? Вздохнув, я окинула взглядом зал. Гости столпились полукругом вокруг триптиха — все, кроме «ночных людей», те по-прежнему топтались в дверях. Вместо бокалов с шампанским в руках у всех были незажженные свечи — вроде тех, что используются во время ночных бдений, с картонными конусами, чтобы растопленный воск не капал на руку. Я оглядела лица, полные нетерпеливого ожидания, и вдруг вспомнила, что пока не видела в зале Лайама, а он говорил, что непременно придет. Я уже мысленно смирилась с тем, что его не будет, как он появился в дверях и прошел в зал, едва не задев плечом профессоров-славистов. Тощий высокий блондин поднял бровь, а миниатюрная брюнетка плотоядно облизнула губы.

Черт! Нужно предупредить Лайама, чтобы держался подальше от этой троицы!

Фиона смотрела на Лайама во все глаза.

— Кто это?! — прошептала она.

— Лайам Дойл, известный поэт, преподает в колледже литературу. Забавно, что вы еще не знакомы. Впрочем, он тут всего две недели.

Фиона открыла рот, но тут Лиз Бук, подняв руку, попросила тишины.

— Друзья и коллеги, — проговорила декан. Голос Лиз, тонкий и слабый, словно последний луч заходящего солнца, казалось, вот-вот прервется. — Сегодня, оплакивая умирающее солнце, мы вспоминаем тех, кто ушел за пределы света. — Замолчав, она обвела взглядом зал. — Кто из нас не потерял близких во тьме? Но так же, как рано или поздно солнце вернется вновь, а дни станут длиннее, так и память о тех, кого мы любили, будет с нами всегда! Мы докажем свою веру в любовь тем, что полюбим вновь! — Лиз обвела взглядом гостей… когда ее глаза встретились с глазами Дианы, они улыбнулись друг другу. — Поэтому сегодня мы празднуем не уход солнца, а его возвращение! Мы открываем свои сердца новой любви — так же как сейчас откроем эту дверь.

Лиз обернулась к нам, и я увидела, что Фиона потянула створку на себя.

Могла бы и предупредить, мысленно возмутилась я, повиснув на ручке, — деревянная створка триптиха оказалась намного тяжелее, чем я ожидала. Раздался слабый треск — я испуганно зажмурилась, каждую минуту ожидая, что отвалившаяся ручка окажется у меня в руках, а деревянная створка с грохотом рухнет на головы гостей. Это стало бы гвоздем программы, скривилась я. Еще бы — одним махом прихлопнуть всех словно мух!

Слава Богу, проклятая створка оказалась крепче, чем я думала. Я тянула ее на себя, пока она не уперлась в стену. Вовремя подскочивший Брок незаметно помог мне зацепить ручку за вбитый в стену крюк. Потом, держа в руках две свечи, для Брока и для меня, подошла Дори Брауни. Оставив их вдвоем, я отошла на несколько шагов, чтобы хорошенько разглядеть триптих.

На мгновение у меня закружилась голова: ощущение было такое, будто передо мной не картина, а открытое настежь окно, — до такой степени живой казалась изображенная на ней сцена. Покрытый густой зеленью луг, усыпанный крохотными белоснежными звездочками цветов, спускался к кристально чистому озеру, со всех сторон окруженному горами, а те, вспыхивая в лучах восходящего солнца, переливались всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками, от густо-синего до нежно-розового и фиолетового. Я подошла поближе, однако ощущение реальности, вместо того чтобы исчезнуть, неожиданно только усилилось. Мне казалось, я стою на опушке, под зеленым куполом леса, и смотрю вдаль, на зеленую долину и голубое озеро позади нее. Внезапно картинка стала расплываться… и тут я вдруг поняла, что глаза мои наполнились слезами. Слабое жужжание раздалось у меня в ушах… словно чуть слышный шепот миллионов чьих-то голосов или хлопанье множества крыльев крошечных бабочек. Я огляделась по сторонам и заметила плывущие в темноте белые огоньки. Один из них беззвучно приблизился ко мне… и из мрака выплыло чье-то лицо — оно смахивало на череп, вынырнувший на поверхность из-под толщи мутной воды.

— Такое ощущение, будто в нее можно войти, правда?

Мужской голос вмиг рассеял иллюзию. Плавающие во мраке огни снова стали огоньками зажженных свечей, которые держали мои коллеги, а картина — просто буколическим пейзажем, обычным старинным триптихом, боковые створки которого были покрашены так, что сходили за деревья. Бледный, смахивающий на скелет мужчина оказался Антоном Волковым, в свете свечей его худощавое, угловатое лицо казалось неестественно бледным.

— Да, — согласилась я, придвинувшись поближе к полотну — не столько для того, чтобы получше ее разглядеть, сколько из-за неприятного холодка, охватившего меня в его присутствии. — Обман зрения, наверное. А какие краски… просто дух захватывает!

Я нагнулась к голубому цветку, чтобы рассмотреть его получше, и только тут сообразила, что это не цветок, а крошечная фея… или эльф с крылышками, похожими на лепестки василька с золотыми прожилками.

— Художник использовал настоящее золото и ляпис-лазурь, — объяснил Антон, — но ощущение реальности возникает совсем не поэтому, вы же сами понимаете.

Понизив голос до шепота, он придвинулся ко мне, как будто не хотел, чтобы его услышали. На меня повеяло холодом. Ощущение было такое, словно стоишь рядом с ледяной глыбой.

— Просто какая-то часть вас еще помнит, как вы сами были там… Между зимним солнцестоянием и последним днем уходящего года дверь слегка приоткрывается. С каждым годом, правда, все меньше, но теперь, когда вы здесь, возможно, проход станет шире. Я слышал, вы привратница, не так ли?

— Понятия не имею, — отрезала я, окинув взглядом комнату.

Мне было интересно, слышит ли кто-нибудь наш разговор. Большинство гостей потянулись в буфет за закусками и шампанским. Фрэнк Дельмарко беседовал с Суэлой и Лиз, Брок и Дори, поглощая пирожные с заварным кремом, разглядывали картину, а Лайам возле окна болтал о чем-то с незнакомой мне высокой женщиной.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, — продолжал профессор Волков. — Я слышал, вы заходили в мой офис, но записки не оставили.

— Вас там не было, — буркнула я, ломая голову, от кого он мог узнать, что я там была. Я бы могла поклясться, что в здании не было ни души. — К тому же я знаю, что в экзаменационную неделю у всех дел невпроворот. Впрочем… да, я хотела поговорить с вами о Ники Баллард. Декан Бук сказала, что вам удалось установить трех ведьм, которые предположительно могли наложить проклятие на их семью. Вам удалось выяснить, кто из них это сделал?

— После проведенного мною расследования мне удалось сузить их число до двух… но пока я не выясню, кто именно это сделал, их имена должны оставаться в тайне. Если одна из этих ведьм узнает о наших подозрениях, последствия могут быть ужасны.

— Но Ники вот-вот исполнится восемнадцать! Не можем же мы сидеть сложа руки!

Он потянулся, желая взять меня за руку.

— Ах… сколько страсти… сколько энергии! Вы просто светитесь!

Фыркнув, я попыталась отстраниться от него, но тут почувствовала, как кончики его пальцев скользнули по моей руке. Прикосновение было мимолетным… однако в тот же миг меня с головы до ног сковал леденящий холод. Я словно примерзла к полу — не в силах сдвинуться с места, я могла только смотреть в его холодные голубые глаза. Изумительно-красивые глаза… прозрачные, словно осколки арктического льда.

— Не бойтесь. Мне бы и в голову не пришло обидеть привратницу. И я действительно хочу вам помочь… и мисс Баллард тоже. Я согласен сообщить вам имена этих ведьм… и надеюсь, что когда-нибудь вы тоже окажете мне услугу.

Я попыталась шевельнуть губами… и с некоторым удивлением поняла, что могу говорить, хотя звук, который сорвался с моих онемевших губ, смахивал на позвякивание льда в бокале.

— Услугу? Какую?

— Там будет видно.

Он глубоко вдохнул — изящно очерченные ноздри патрицианского носа слегка затрепетали, словно я была дорогим вином, букетом которого он мечтал насладиться.

— Но, уверяю вас, я никогда не позволю себе попросить вас о чем-то, чтобы было бы противно вашим собственным… желаниям.

Я сглотнула. Горло точно сдавила тугая удавка. А вдруг ему вздумается отведать моей крови?

— А если это будет нечто такое… чего мне не захочется? — просипела я.

— Ну, если на самом деле не захочется, я не стану настаивать. Я полностью вам доверяю.

— Доверяете? Почему? Вы ведь меня совсем не знаете?

— Вы привратница. А они всегда отличаются честностью и благородством.

Я задумалась. В общем-то, он прав: я действительно никогда не жульничала — даже на экзаменах. И я никогда бы не решилась на измену — если, конечно, не считать изменой то, что я во сне занималась любовью с инкубом.

— Вы обещаете, что не станете принуждать меня, если мне не захочется делать то, о чем вы попросите?

— Помилуйте, я бы никогда не позволил себе принуждать даму, — галантно ответил мой собеседник.

— И вы не попытаетесь очаровать меня? — на всякий случай поинтересовалась я, очень кстати вспомнив фразу из книги о вампирах, которую когда-то прочитала.

Волков рассмеялся:

— Как мне нравится это выражение? Нет-нет, никаких чар — слово джентльмена!

Ах да, он ведь джентльмен, вспомнила я слова Лиз. Хотя, если честно, это больше смахивало на сделку… так сказать, ты — мне, я — тебе. Он мне — имена ведьм, а я… а мне не придется делать того, чего я не пожелаю. Вроде никаких подвохов.

— Ладно, договорились.

Мы крепко пожали друг другу руки, и Антон, нагнувшись к моему уху, прошептал одно за другим два имени. Мне в лицо пахнуло ледяным ветром, после чего Волков в мгновение ока исчез. Прямо у меня на глазах растворился в воздухе… так сказать, ушел по-английски.

Изумленная столь экстравагантным поступком, я покрутила головой, но, похоже, никто, кроме меня, не заметил ничего странного… никто даже не смотрел в мою сторону.

Настроение у меня упало. Я принялась протискиваться к дверям сквозь плотную толпу веселившихся коллег, наперебой поздравлявших меня с днем зимнего солнцестояния. В холле я столкнулась с Дианой Харт — обхватив себя за худенькие плечи, она так и топталась перед дверью в гардероб. Диана открыла было рот, собираясь что-то сказать, но я ее перебила:

— Да-да, и тебя с днем солнцестояния, и с Новым годом, и веселого тебе Рождества, Диана!

Я взялась за ручку двери гардеробной, но вдруг заметила, как Диана вся сжалась.

— Тебе туда нельзя! Там… там заперто!

Как вскоре выяснилось, дверь действительно была заперта.

— А ну открывайся, холера! — сказала я и налегла на дверь плечом.

Дверь распахнулась, и я вперед влетела в полутемную гардеробную, угодив в груду мехов…

Мех вздыбился, метнулся в мою сторону… и беспомощно повалился на бок. Я захлопала глазами, увидев под ним Лайама и Фиону… они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и одежда их была в полном беспорядке.

Открыв рот, я молчала, не в силах выдавить ни звука. Лайам поднял на меня виноватые глаза — но прежде чем он успел что-то сказать, я фыркнула, схватила свое пальто и вылетела за дверь.

Только уже добежав до середины двора, я спохватилась, что забыла переобуться в сапоги. Изящные серебристые вечерние туфли моментально промокли насквозь, но я скорее согласилась бы собственноручно утопить все свои туфли, чем снова встретиться с Лайамом Дойлом.

Впрочем, какое я имела право злиться на него? У меня же нет на него никаких прав! Слава Богу, у меня и без него есть парень — который, кстати, летит сейчас через всю страну… очень может быть для того, чтобы надеть мне на палец обручальное кольцо с бриллиантом! Нет, я злюсь не Лайама, твердила я себе, свернув на дорожку, ведущую к юго-восточным воротам кампуса, я злюсь на себя!

Снегу тут оказалось по колено — в отличие от расчищенного двора. И намного темнее — вероятно, из-за деревьев, смыкавшихся у меня над головой. В самом низу дорожки, у ворот, должен был гореть фонарь, но либо было еще слишком рано, либо он не работал. Как бы там ни было, ворота были открыты настежь. Прищурившись, я увидела вдали свою улицу и даже различила свет у себя на крыльце. Я прибавила шагу, желая только поскорее добраться до дома и зализать раны, нанесенные моей гордости. «Идиотка! — бормотала я себе под нос. — Сначала, как школьница, свихнулась на Лайаме Дойле, пополнив список его поклонниц, а потом еще заключила какую-то непонятную сделку с вампиром!»

Неясный шум за спиной прервал мои мысли. Это был тот же самый шум, который я услышала, когда вышла из Бейтс-Холла, — хлопанье крыльев. Вдруг это Антон Волков, обратившись летучей мышью, решил напомнить мне об условиях нашей сделки?!

Я опрометью кинулась к воротам. Но сможет ли железо задержать вампира? Или нет… кажется, это феи боятся железа, на бегу думала я. Хлопанье крыльев за спиной становилось все ближе, и я помчалась во весь дух. До ворот оставалось уже не больше ярда, когда я вдруг поскользнулась и, вскрикнув, рухнула на землю, больно ударившись локтем и коленками об обледеневшие камни дорожки.

Но чья-то сильная рука, рывком оторвав от земли, поставила меня на ноги.

— Калли, ты в порядке?

Лайам лихорадочно ощупал меня. Я была цела — лишь на руке обнаружился небольшой порез.

— Все нормально, — пробормотала я и тут же заметила, как чудовищно огромная ворона, подлетев к Лайаму, нацелилась клюнуть его в лицо.

— Ты в порядке?

— Она чуть не выцарапала тебе глаз! — охнула я.

— Я предпочел бы лишиться обоих глаз, чем допустить, чтобы с тобой случилась беда! — с яростью в голосе выпалил он, а потом вдруг нагнулся и припал губами к моим губам.

Его губы были такими теплыми в той холодной темноте, что окружала нас; они были словно огонек свечи в густой и враждебной чаще леса. Изнывая от желания насладиться этим теплом, я крепко прижалась к нему. Мои губы приоткрылись, поддавшись нежному натиску его губ, и я вдруг почувствовала, как его тепло вливается в мое тело, согревая меня… приоткрывая что-то во мне — как будто губы Лайама были ключом, отомкнувшим потайную дверь, о существовании которой я даже не подозревала.

И тут у меня в голове вдруг как будто щелкнуло… я вспомнила, что всего несколько минут назад видела его в объятиях Фионы Элдрич.

Рванувшись, я высвободилась из рук Лайама.

— Калли…

— Нет.

Я покачнулась.

Лайам дернулся, чтобы поддержать меня, но я схватилась за ворота и он так и замер с протянутой рукой.

— Прошу тебя, не нужно ничего объяснять! Тем более что я почти помолвлена и… И вообще мне пора.

Я поспешно попятилась.

Лайам молча смотрел на меня — глаза у него сверкали, но он так и не решился остановить меня.


Загрузка...