Наконец-то Иван нападает на след лаковых ботинок.
У дверей усадьбы сыщика встретил худенький парнишка, которого тот мельком видел на похоронах — сын садовника. Опыт землянина в общении со слугами ограничивался только девушкой в пансионе, но Ивану показалось, что парнишка чуть более расторопен, чем требуется от хорошего лакея.
— Прикажете доложить госпоже?
Иван не успел ответить, а юный Бооти уже метнулся к лестнице.
— Стой! — окликнул его сыщик. — Доложи леди Лилиан о моем приезде, но скажи, что я хочу поговорить со слугами, ее беспокоить не буду. И позови Оорно.
Первой Иван решил допросить младшую горничную. Все-таки девушка больше всех общалась с погибшей. Не могла же Клаари Брютти быть такой скрытной, чтобы никто вообще ничего не знал!
Сыщик видел Сильвию на похоронах: не красавица, но довольно привлекательная — худенькая, востроносенькая, лицо усыпано крупными веснушками, но волосы густые и кудрявые, того темно-бронзового оттенка, которого тщетно добиваются земные модницы, а взгляд зелено-карих глаз — живой и любопытный. Этакая шустрая белочка, глядя на которую хочется улыбнуться.
Малышка оказалась далеко не дурой. Пока дворецкий оставался в отведенной для бесед со слугами комнате, Сильвия смущалась, теребила передник и отвечала односложно, но как только Иван отослал гоблина, принялась болтать без умолку, то и дело отвлекаясь от темы, но сыщик упорно вытаскивал из нее информацию обо всех мелочах, которые та могла вспомнить о своей товарке.
К сожалению, девушка действительно почти ничего не знала.
Клаари познакомилась со своим таинственным ухажером пару недель тому назад. Дней за десять-двенадцать до смерти Клаари начала задумчиво улыбаться, глядя куда-нибудь в окно, словно думала о чем-то очень приятном. И с этого же времени она стала ежедневно носить «парадные» платья, которые делали ее похожей на девушку из благородной семьи.
В течение последней недели Клаари уходила куда-то по вечерам, принарядившись, как наряжаются на свидание. Правда, отлучки ее были недолгими: час-два, не больше.
Да, ухажер мог бывать в поместье Суволли. Даже наверняка он тут появлялся, причем поначалу приходил, скорее всего, не к горничной.
Почему Сильвия так думает? Однажды… за несколько дней до убийств младшая горничная собралась на танцы. Прежде, чем просить разрешения у хозяйки, она поинтересовалась у Клаари, не будет ли та занята вечером. Хозяйке, чтобы приготовиться ко сну, нужна помощь, и будет нехорошо, если ни одной из девушек не окажется под рукой. Клаари в ответ лишь пожала плечами: «Не понимаю, зачем нужно искать встреч вне дома. Судьба найдет тебя, даже если будешь прятаться от нее в погребе. А тот, кто не способен стать судьбой, честной девушке не нужен». При этом она улыбнулась так, что Сильвия поняла: саму Клаари ее «судьба» нашла чуть ли ни в той самой библиотеке, где они разговаривали, протирая безделушки на полках.
Чем занималась Клаари накануне гибели? С утра — помогала госпоже одеться. Потом госпожа принимала гостей, им прислуживала Сильвия. А Клаари взялась за то, что давно следовало сделать: за уборку в гардеробной. Как раз принесли из стирки белье, нужно было его разложить на полках. Перед самым обедом, когда господа спустились в столовую, Клаари пришла, чтобы убрать в гостиной. Сильвия прислуживала внизу, потом помогала на кухне, поэтому не знает, как долго Клаари пробыла на втором этаже. Работы там было немного: расставить по местам стулья, сдвинутые господами, да сменить воду в вазах с цветами. Снова девушки увидели друг друга лишь через пару склянок, когда Клаари выходила из комнаты леди Лилиан, а Сильвия несла туда кувшин с ягодным отваром, госпожа любит, чтобы у нее в комнате всегда был свежий отвар…
Больше девушка ничего не знала о том, что делала Клаари в свой последний день. Зато Иван услышал множество сплетен о других слугах. В сочетании с характеристиками, данными им дворецким, уже можно было составить представление о каждом. Но землянин не поленился, поговорил со всеми. Задавал простейшие вопросы о том, в чем состоит круг их обязанностей в доме и где они были в тот день во время обеда, кого видели…
Кухарка Мергель — миловидная пышечка с такими румяными щеками, что они показались Ивану измазанными свекольным соком. Хотя — кто знает, может здесь, в Иномирье, как в русских сказках, действительно используют буряки в качестве декоративной косметики?
Об ухажере Клаари Мергель ничего не знала. В день перед убийством, как ей и положено, почти все время пробыла на кухне. С утра сходила на рынок… нет, не на ярмарку, это далеко, на небольшой рынок возле причалов, куда привозят овощи постоянные поставщики. После этого никуда из поместья не выходила. После обеда пару часов провела в своем коттедже — спала. Встала рано, хотя с утра чувствовала себя не очень хорошо. Как только выдалось свободное время, позволила себе отдохнуть. И вечером чувствовала себя не лучшим образом, поэтому легла спать очень рано.
Видела старших детей Бооти, Сильвию, мужа — он заходил после того, как приехал с господином из города. Взял судки с обедом и пошел в коттедж. Конечно, заходил старик Оорно, он всегда заходит перед обедом.
Прачка Вилина была такой, какой в любом мире и должна быть жена пьяницы, — бесцветная бабенка с туповатым выражением лица. По ее словам, в господском доме она вообще не появлялась.
— А как же чистые простыни? Ты же их отдала служанке? — переспросил Иван, прекрасно помнивший протоколы допросов слуг, упоминавших принесенное из прачечной белье.
— Не, не ей, — Вилина наморщила лоб, с трудом вспоминая недавние события. — Не видала я покойницу, чем угодно клянусь!
— При чем тут Клаари? — повысил голос Иван. — Ты чистое белье в дом приносила?
— А как же, господин сыщик! Приносила. Только в дом не ходила. Пришла с узлом, зашла на кухню, говорю Мергельке: «Наложь нам с Акиром, что там у тебя, а я пойду пока белье отдам». А тут как раз зеленый этот: «Давай сюды, я сам в комнаты снесу, а ты иди подобру, нечего по дому шастать». Сам — так сам, мне все меньше по ступеням ноги бить.
— А кто еще на кухне был, когда ты пришла?
— Да я помню, чо ли? Вроде девка садовника крутилась и брат еенный, шантропа эта ушастая…
Мишила Бооти, посудомойка — такая же худенькая, как брат, девчушка. На вид — лет двенадцати, хотя по документам — старше. Пока — гадкий утенок, но, похоже, может расцвести в настоящую красавицу.
«Вот тебе и прекрасная эльфийка, — подал голос один из внутренних спорщиков в сознании Ивана. — Таких ощипанных куриц и на Земле полно».
«Мы никогда не страдали педофилией», — обиженно возразил другой.
Иван поморщился, чуть не напугав девочку.
— Я ничего не знаю, господин! — забормотала она — Мы вечером с Фраской спать пошли и никого не видели!
— Мне не про вечер, мне про день узнать нужно, — постарался успокоить служанку Иван. — Рассказывай по порядку. Ты во сколько на кухню пришла?
Мишила недоверчиво взглянула на сыщика и пожала плечами:
— Не помню.
— А обычно?
— Когда как.
— А в тот день?
Из Мишилы информацию пришлось вытягивать, словно она была партизанкой на допросе. Но Иван все-таки добился своего.
После завтрака девчонка ходила к молочнику. Потом кухарка отправила ее навести порядок в погребе. В погреб можно попасть через кладовку, а туда — из кухни. Нет, наружу, в сад, выхода нет. Родители с младшим братом уехали на ярмарку, поэтому Мишила, в отличие от других дней, не носила в коттедж судки с обедом. Кухарка показала ей, как готовить новый десерт, и они вдвоем занимались сбиванием сливок с ягодным соком…
Обычно такие допросы не дают вообще ничего, кроме ощущения течения жизни в данном конкретном человеческом мирке. Каждый из слуг мог соврать, причем по каким-то своим, не связанным с преступлением, причинам. Каждый помнил только то, что касалось его самого, моментально забывая все остальное. Мишила поведала Ивану о принципиальной разнице между «новым» и «старым» ягодным десертом, но при этом не смогла сказать, кто заходил на кухню. Даже дворецкого умудрилась не заметить.
Отпустив девочку, Иван тяжело вздохнул. Если все слуги будут такими же, то, похоже, мир, в который его занесло, действительно, что-то вроде сказочной страны. Ангелы, а не слуги! Честные, трудолюбивые…
Впрочем, женщин Иван допрашивал только ради того, чтобы не упустить какую-нибудь случайную информацию. Вдруг повезет? Хотя вряд ли кто из них причастен к преступлению.
Следы на клумбе явно принадлежали мужчине. Конечно, можно было предположить, что кто-то из представительниц прекрасного пола, надев мужнины сапоги, решил поправить семейный бюджет с помощью воровства… хотя в это верилось слабо. Ни один нормальный воришка не пойдет на дело, надев неудобную для себя обувь. Вдруг придется убегать? К тому же таинственный копатель оставил цепочку следов, по которой ясно читалось: шаг у него широкий, ноги — длинные. Женщина в обуви на много размеров больше, чем ей нужна, физически не может так широко шагать. Конечно, если это — не помесь баскетболистки с валькирией. Но таких среди служанок не наблюдалось. Все, как на подбор, были миниатюрные, даже пышечка-кухарка не отличалась высоким ростом.
Те же выводы сделал Иван и в отношении тринадцатилетнего Лика Бооти. Пацан выглядел гораздо младше своего возраста — лет на семь, не больше.
— Малыш — долгоживущий, — шепнул сыщику Оорно. — Изрядные способности. У полукровок так бывает: сын почти бесталанных родителей может вырасти в мага, равного по силе древним эльфам. Господин Суволли собирался взяться за его обучение, но теперь… Однако леди Лилиан готова отправить его в императорскую школу в Лапасе.
«Видимо, местный вариант Хагвартса», — предположил Иван, но ничего не сказал, лишь понимающе кивнул.
Юный маг пока не подозревал о ждущей его карьере, зато полностью снял все подозрения со своего отца.
Устарус Бооти ходил с женой и младшим сыном на ярмарку. Они опаздывали вернуться к обеду, поэтому перекусили в городе, в одной из забегаловок. Лику купили сладостей, о чем он радостно сообщил сыщику. Конечно, Бооти могли сговориться и заставить сына врать… но вряд ли даже самый талантливый мальчишка смог так подробно рассказывать, чем они занимались на ярмарке, если не был на ней.
Иван с облегчением записал в протоколе название забегаловки и приметы торговцев, у которых пацану покупали одежду. Конечно, все нужно перепроверить, но считать вором Устаруса Бооти очень не хотелось.
Садовник производил впечатление человека, вполне довольного жизнью. Работа у Суволли давала ему возможность всласть экспериментировать с любимыми цветами. Бывают такие счастливые люди, которые в любом положении находят приятные моменты. Как правило, они не имеют никакого отношения к криминалу. Если и вляпываются, то это будет, скорее всего, убийство по неосторожности или превышение самообороны.
Иван прикинул, какие мотивы могли заставить садовника пойти на воровство. Какой-то никому не известный долг? Например, крупный проигрыш в азартной игре (кстати, во что тут играют на деньги?). Наличие каких-нибудь родственников, попавших в сложную ситуацию? Или местный экзотический вариант: желание удрать от стареющей жены? Хотя жене Устаруса, матушке Арали, как ее звали другие слуги, не было и пятидесяти, и выглядела она, на взгляд Ивана, достаточно молодо. По земным меркам — лет на 35–40. Видимо, в ее жилах тоже была толика эльфийской крови.
«Садовник — деньги?» — записал Иван, понимая, что проверка счетов садовника — последнее, чем он будет озабочивать местных полицейских.
Дворецкий и конюх с самого начала не вызывали подозрения. Они имели артефакты для управления дхорками. Они могли в любую ночь перерыть хоть весь сад. Если до сих пор не покусились на цветы, то вряд ли им пришло бы в голову заняться этим именно в ту ночь, когда убили мага.
Оставалось двое: старший сын садовника Фрас и муж кухарки Веспар Сим. И тот, и другой теоретически могли оказаться в обеденное время около конюшни. И тот, и другой при определенных обстоятельствах могли пойти на воровство. Бунтующий подросток, слишком самостоятельный и амбициозный, чтобы принимать отцовскую философию умеренности, и неизвестно откуда взявшийся приблуда, с виду больше похожий на моряка, чем на сельхозрабочего…
Веспар Сим оказался чистокровным человеком, поэтому выглядел на свои тридцать три, причем изрядно потрепанные. Едва взглянув на помощника конюха, Иван хмыкнул: «Так и есть — контингент».
Шутку о разделении человечества на людей и контингент землянин слышал от одного из старых следователей прокуратуры, «дяди Васи», как его называли коллеги, то биш Василия Степановича Гринько. «Контингент я и во фраке учую, — говорил дядя Вася. — Много их сейчас фрачных, да все одно — контингент». Иван научился «чуять контингент» на третий год работы в прокуратуре.
Оказалось, что эта «чуйка» работает и в иномирье.
Муж поварихи был высок, худощав и улыбчив. Дочерна загорелая кожа, узкое лицо с ранними морщинами, голубые глаза и неопределенно-мышастого цвета волосы… Вроде парень как парень… наверное, должен нравиться девушкам — тем, что без особых претензий. Настораживали какая-то развинченная походка, манера поводить плечами да цепкий настороженный взгляд.
«Как там Акир говорил? — Иван постарался дословно вспомнить реплику конюха. — „Распряг жеребца, а тут как раз она пришла“. Кажется, так». Что делал в тот момент ездивший с хозяином Веспар, Акир не знал. Но, раз жеребец был уже на конюшне, то и муж поварихи — где-то в поместье.
Поэтому Иван начал издалека:
— Куда ты возил господина Суволли утром накануне его смерти?
— В нижний город, к мастерам.
Похоже, это направление разговора понравилось Веспару, поэтому он словоохотливо добавил:
— Есть там чудик один из подгорных. Все они с хозяином какие-то дела затевали. И этот еще, господин Буригаг, что к госпоже Лилиан ходит. Хозяин от гнома довольный вышел, прыгнул в коляску и приказал: «Гони, а то к обеду опоздаем».
— И как, успели?
— Да откуда ж я знаю? Мое дело маленькое: привез господина, завел лошадь во двор, а там Акир разбирается. Я к себе в коттедж пошел.
— Что, прям так — не евши? Или жена тебе дома готовит?
— Почему не евши? Зашел на кухню, взял судки, пошел к себе. У нас в поместье так заведено, что тем слугам, кто в доме не работает, обед в судках дают.
— И кто там был, на кухне-то?
— Моя благоверная да молодой Бооти. Вечно Фраска в доме ошивается, словно не садовник, а лакей какой… Девка приютская забегала, она на стол подавала, прибежала, уцепила супницу — ни здрассти, ни до свиданья, словно не заметила…
— И чего твоя Мергель его не гонит? Видит же, небось, что отлынивает…
— Кто ж ее знает? Фраска ножи точил. Я сам слышал, как Мергелька ему сказала: «Пока все не переточишь, жрать не дам».
Видимо, тема ножей зацепила кухаркиного приймака:
— Вот ты, господин сыщик, можешь понять этих баб? Я ей говорю: «Давай, я сделаю». А она в ответ: «У Фрасика лучше получается, у него руки золотые». Фрасик! Всего-то делов, что прабабка эльфу дала, а гонору, гонору! «Руки золотые!» Зато язык говенный! Ну, я развернулся и пошел в дом…
— А потом?
— Я ж говорю — в дом пошел, поел да спать лег.
«А ведь ты ревнуешь, парень, — мимоходом подумал Иван. — Хотя поговорить с этим дамским угодником тоже нужно».
Утром Фрас должен был работать в саду, но между завтраком и обедом его видели в десятке мест: и на кухне, и на втором этаже около комнат леди Лилиан, и даже возле башни мага.
— Этот лентяй делал вид, что подстригает траву, — скривился дворецкий, когда Иван попросил его вспомнить обо всех встречах в то утро. — Не знаю, чему его учит отец, но Фрас больше мусорил на дорожках, чем ровнял газон. Я сделал ему выговор и обещал серьезно поговорить с Устарусом. Ему пора искать для сына другое место. Садовника из парня не получится, а вот расторопный приказчик — вполне. Фрас, конечно, обиделся на выговор, но перечить не стал, побежал за метлой.
В поисках метлы парень вполне мог оказаться около находящейся в другом конце сада конюшни. Однако, по расчетам старины Оорно, было это гораздо раньше обеденного времени.
Сам Фрас не смог толком вспомнить, что делал в то утро. Впрочем, слова Веспара о ножах подтвердил:
— Ага, тетка Мергель заставила! А мне что — трудно, что ли? Она за это мне вареного языка наложила. Люблю язык с хреном! Язык слугам в тот день не готовили, только на господский стол, но она мне наложила…
Зато парень, оказывается… видел ухажера Клаари!
Иван даже дышать перестал, когда услышал:
— Кого я в тот день видел? В усадьбе — всех видел, и хозяев, и наших… На улице — сначала господина Буригага с дамой, они на его коляске безлошадной приехали, я решетку на центральную аллею открывал, чтобы к парадному крыльцу подкатили… а потом проходил тот эльф, который к Клаари клеился.
— Какой эльф?
— А я знаю? Какой-то благородный. Я его два раза до того видел. Один раз, когда они в сокровищнице… ну, где у хозяина черепки всякие под стеклом… они с Клаари шушукались. Она ему кофе принесла, а он ее за руку взял и посадил рядом с собой на кресло. Нет, не целовались… Один раз поцеловал в щечку — и все. Они что-то между собой говорили, только я не слышал. И еще раз до этого видел в городе…
— Где в городе?
— На ярмарке, возле ювелирных лавок.
— А в то утро эльф заходил в дом?
— Нет, он по улице шел. Даже не посмотрел на крыльцо.
— Куда шел? В какую сторону?
— К реке.
— А когда ты его с Клаари видел?
— Дней пять назад… или шесть…
— А что тебя на парадную лестницу понесло? Господина Суволли встречал?
— Нет, госпожа Лилиан приказала поставить возле парадного крыльца пустые горшки для ливейских деревьев. Знаете, такие, похожие на моток каната в цветочках. Они сейчас модные. Продают их с комом земли… Для них надо горшки ставить, а то с деревом не утащишь…
К сожалению, внешность служанкиного ухажера Фрас описать не смог. Запомнил только светлые волосы да модные туфли:
— Точно как у вас, господин сыщик — блестящие и ваксить не надо. Пелка-чистильщик из-за таких ботинок раз по шее получил. Сел к нему какой-то хлыщ, ну, Пелка — сразу ваксой. А тот ему — по шее. Говорит: «Дурак деревенский, это же кримский лак, их не ваксой надо, а нежненько, чистой тряпочкой». А Пелка до тех пор ни разу про этот жабий лак не слыхал, откуда ж ему знать, как надо! Так хлыщ заставил всю ваксу содрать, чтобы ни пятнышка не осталось, но не заплатил! Вот ведь гад!
— Гад, — согласился Иван, пытаясь сообразить: что ему делать с ценной информацией о том, что в этом мире только-только изобрели технологию лакировки кожи?
— А где твой Пелка работает? У него свое постоянное место, или он по всему городу бегает?
— Как не быть места? Есть, конечно! У них, чистильщиков, это строго. На чужом участке сядешь — можно и по шее получить. Пелка возле Фиалковой пустоши обретается, там, где богатые улицы. Сам-то он с матерью в овраге живет, ну, там, где копани, от пустоши недалеко.
Иван насторожился:
— Возле Фиалковой пустоши, говоришь? А можешь меня с Пелкой свести? Я отблагодарю…
— Почему нет? — пожал плечами мальчишка. — А куда его позвать? В полицию ему идти не с руки, пацаны не поймут.
Иван задумался:
— Даже не знаю. Я не местный. Где тут есть такой уголок, чтобы и вам с Пелкой можно было зайти, и от полиции недалеко?
— Разве что на ярмарке? Знаете что? Приходите вечером, после седьмой склянки, в кондитерскую Мишана. Спросите — про нее все знают.