Дар Монолита

Улыбнувшись, я хмыкнул и наконец поднялся на третий этаж. Дом. Милый дом. Уже и забывать начал, как ты выглядишь, и как в подъезде пахнет, даже треснутое стекло на лестничной площадке осталось таким же. Единственно, на втором этаже стены были в пулевых кратерах, а одна из дверей, явно выломанная, прислонена к дверному проему, и еще в углу площадки третьего этажа валялось несколько гильз. Я щелкнул ключом в замке и вошел в свою теперь уже «двушку».

То, что квартира некоторое время была не моей, я понял сразу: в прихожей на полу валялась банка, доверху набитая окурками, а у стены тускло блестели осколки разбитой бутылки. В комнатах стоял застарелый прогорклый табачный дух — с тех пор как я прекратил курить, запах жженого табака почему-то стал чувствоваться намного острее. Ох, свиньи… чем, интересно, помешала им репродукция «Тихой обители» Левитана, которую я собственноручно припер из мертвой школы, что недалеко от Залесского? Не сказать, чтоб я был большим ценителем картин, нет, какой там… но небо на этой старой, немного потемневшей от близости «жарки» репродукции так меня задело, что на обратном пути я прихватил немаленькую картину вместе с рамой. Да, тащить пришлось издалека, примотав раму к рюкзаку — в баул она не влезала. Потом пришлось еще видеть вытянувшиеся, удивленные лица солдат на пропускнике. Похохатывали и сталкеры в Баре, чуть не пальцем показывали: мол, совсем рехнулся Лунь после Выброса, решил в культурные податься, но вскоре с этим завязали — я просто не реагировал на подколки. А репродукция и впрямь была хороша — оттер я от черноты стекло, подновил лак на покоробившейся раме и повесил в зале. Определенно радовала, успокаивала меня эта вещь, и очень нравилась мне мысль, что не бросил я ее в Зоне, что дома она у меня теперь. Единственный человек, который, похоже, правильно меня понял с этой самой картиной — Хип. Тоже по такому небу тосковала девчонка, по живому, чистому лесу и речной тишине. Не случайно, наверно, Координатор ждал нас у похожей реки и такого же точно леса… Репродукция и теперь висела на стене, но уже без стекла — оно кусками валялось на полу вместе с несколькими погнутыми, с обколотыми ручками кухонными ножами. По всему видать, бросали ими в «Тихую обитель» — метины от попаданий густо покрывали репродукцию, в таких точно же язвочках была и рама. Вот же дурачье… интересно, о чем думали эти субъекты, когда ножами в красоту швырялись? Я вздохнул, снял обезображенную картину и приставил к стене так, чтоб не видеть «художеств» бывших жильцов. Посмотрим, где тут еще разгром учинили…

Как ни странно, и мебель, и стекла, и даже электроплита на кухне были целы, хотя последняя была до невозможности грязна, залита какой-то присохшей дрянью, и опять — окурки, гора одноразовых тарелок-лотков на столе, батарея бутылок под раковиной. И грязь на линолеуме, широкими такими тропинками — одна из прихожей тянется на кухню, вторая ведет в спальню. Красавцы, вопросов нет… Хип за то время, что мы были вместе, создала в казенной квартирке уют настолько, насколько это было возможно, — добыла через НИИ занавески на окна, полочки, набор посуды — и мое серое жилище, или просто основной, главный схрон, благодаря ее упрямым усилиям приобретал скромную красоту и тепло. До сих пор здесь эти занавески, чистые даже, хоть и пропахшие табаком, покрывало на диван тоже она достала, которое теперь измято, в колбасках пепла. Хип… хорошо, что ты сейчас этого всего не видишь — представляю твое негодование. Как ты это обычно делала? Да, конечно, короткий, шипящий выдох сквозь сомкнутые зубы, прищур, и синие глазищи начинают смотреть с колючей такой, жесткой искрой. Помню…

Последний разгром обнаружился в дээспэшном шкафу в спальне — все полки были выломаны «богатырскими» ударами, видно, напоследок, когда «спецов» попросили исчезнуть из пределов Чернобыля-7. Ну, ладно… в случае чего, «обменяю» сломанный шкаф на такой же целый в любой соседней квартире — замки на многих дверях были открыты, а я знал, что в некоторых квартирах при мне не было жильцов. А теперь посмотрим, на месте ли тайничок…

Давно еще, с тех пор как НИИ «вписал» внештатного полевого лаборанта Луня в одну из своих казенных «двушек», начал оный сталкер кроме артефактов таскать из Зоны разную информацию: делал снимки, записывал наблюдения, собирал местный фольклор, по памяти воспроизводил байки, рассказы бродяг, их советы. Все, что узнавал сам, что слышал от ученых, других сталкеров, «долговцев» заносилось вначале в память, хорошую, надежную после той самой «чистки» две тысячи седьмого года, а потом вместе с фотографиями и видеозаписями выкладывалось на компьютер. Вначале просто из интереса, а потом, постепенно, стали на персоналке выплывать уже и тематические разделы — группировки, аномалии, мутанты, события. И в каждом разделе — фото, видео, наблюдения, тексты от ученых и сталкеров, в особых папках — истории, рассказы, собственные мысли. После каждой ходки садился за персоналку, в обязательном порядке «сливая» на компьютер набранную на ПМК информацию, часами обрабатывая и группируя с уже имеющимися данными. Капитальнейший получался труд… и хобби своеобразное, дань журналистскому прошлому, и задел на будущее — я почему-то не сомневался, что собранная и упорядоченная информация о Зоне может стоить очень недешево. И, перед тем как уйти с Хип в ту самую, смертельную ходку, приобрел я два съемных жестких диска, аккуратно переписал десятки гигабайт Зоны в каждый из них и, нарезав дополнительно третью копию на нескольких DVD, просто отформатировал винчестер. Металлическая коробка, вложенная в герметичный контейнер для артефактов, была спрятана в тайник, доски уложены на место и даже прибиты.

Я оторвал от стены плинтус и поднял лоскут линолеума. Одна из половиц была прибита не особенно крепко, и после некоторого усилия подалась. Тайник и ныне был там. Вот он, мой труд не одного года в Зоне. Если выдадут мне компьютер, а его выдадут, продолжим. Покупатель, и я в этом уверен, найдется обязательно — тут главное не продешевить. Но это все потом, а пока, положив коробку на стол, я, стряхнув на пол сигаретный пепел с покрывала, улегся на диван прямо в комбезе, сняв только ботинки. По-хорошему надо было поставить чайник, хоть немного прибраться, сочинить ужин, но уборку по причине уже полностью холостяцкой жизни я отложил на завтра, есть не хотелось, единственно — я уже успел соскучиться по нормальному продолжительному сну, желательно часов на шестнадцать-восемнадцать, Не меньше.

Сколько я проспал — было неизвестно, однако за окном уже была глубокая, черная ночь, а на стекле поблескивало отражение единственного желтого огонька — кто-то не спал в соседнем доме. Я потянулся, хрустнув суставами, и, еще не пробудившись, привычно хлопнул рукой слева от себя — Хип любила спать у стены… странно. Ни ее, ни даже теплой впадинки на простыне от ее тела. Ах-х-ха… вроде сегодня не планировалось раннего выхода, первая вылазка должна быть не раньше чем через три дня, помню, хотя и немного смутно, что так решил… тогда где она?

— Эй… стажер!.. — позвал я. — Это…

И окончательно проснулся.

Квартира, пустая, темная, ответила прохладной тишиной. Ну, конечно… она же ушла. Черт. Забыл я про это совсем, спросонья еще не сообразив, что все, теперь больше некого звать. Нет ее здесь. Ты один.

Что-то оторвалось в груди. Резко и больно, так, что перехватило дыхание. Хлопнул по карманам в поисках верной фляжки, нащупал ПМК, включил… синее свечение экрана довольно резко ударило по привыкшим к темноте глазам. Половина пятого, должно уже светать, но рядом Зона, а значит, почти неизменная тяжелая облачность, отчего рассветы здесь темно-серые, поздние, а на тучах нет отсвета городов. Предутренняя Зона оттого непроглядно-черная, словно зев пещеры, плохо в такое время заблудившимся сталкерам…

Глаза быстро привыкли к свету, и я в уголке экрана заметил значок сообщения. А, небось, о своевременной оплате напоминает, хотя я на месте НИИ давно сделал бы сталкерам бесплатную сеть. По сотне долларов в месяц трясти за доступ ко всей распространяемой информации — это все-таки перебор. Все понятно, что передатчики, разбросанные по «палестинкам», стоят очень недешево, как и обслуживание полноценной сети на особых, специально для Зоны подобранных частотах, которые тем не менее иногда отчаянно «врали» не только во время Выбросов, но даже и вблизи крупных аномальных полей. Дорого, ясное дело, стоил и сам ПМК — уникальная, нужно сказать, вещица. Полноценный компьютер размером с ладонь и толщиной в два с половиной сантиметра, он справлялся со всем — со связью, фото- и видеосъемкой на встроенную камеру, через универсальные разъемы подключался к «продвинутому» дозиметру ДСУ и детектору аномалий. Дорого он стоил, это факт, но НИИ еще в те, светлые времена заказал их в избытке и распространял среди сталкеров почти даром — у торговцев ПМК без проблем можно было купить и оформить за двести, максимум за двести пятьдесят зеленых рублей. Ученые получили возможность отслеживать перемещения сталкеров, на расстоянии давать задания, если какой бродяга окажется на подходящей для исследований территории, а также получать большое количество разной полезной информации — за важные фотографии и видеосъемки НИИ платил неплохо. Сталкеры соответственно получили еще больше пользы — предупреждения о Выбросах, «глушняках», вливание в сеть общественно полезной информации, можно было и попросить помощи — не одна жизнь была спасена посредством этих маленьких умных машинок. Случался и обмен «любезностями» между группировками, разные объявления, предложения, а то и обычный треп бродяг, вынужденных скучать в схронах, пережидая какую-нибудь очередную пакость Зоны. Честно говоря, я бы не решился сделать дальнюю ходку без персонального мини-компьютера, или просто ПМК. Надежная, стойкая к разным воздействиям Зоны, на удивление прочная машинка стала такой же необходимой деталью экипировки, как оружие, защитный комбинезон и приборы.

Я дважды легонько ткнул пальцем в сенсорный экран. ПМК, отреагировав на прикосновение в сочетании с теплом тела, включился в активный режим.

«Есть непрочитанные сообщения. Открыть?»

— Валяй, — проворчал я, нажимая «открыть» и откидываясь на подушку. Надо бы заняться настройками новой машинки, чтоб не цепляла разную служебную ересь с институтских серверов, касающуюся только «кабинетчиков». Не особенно интересны мне расписания заседаний ученых комитетов и списки премированных лаборантов-штатников, которые обязательно будут приходить по пять раз на дню. Я ведь теперь как-никак старший научный. Хех… сто процентов, уже целый пакет новостей…

«Привет. Как ты?»

Я подскочил на диване, прогоняя остатки сна.

Хип?

Ну а кто еще может прислать сообщение со «свободовского» передатчика? Да еще и в три часа ночи? Только она… конечно, она. Как дела, значит? А так, что чихать на запланированный трехдневный отдых, шут с ним, что темно еще на дворе и что как следует не отдохнул. В Зону. На Армейские склады. Сил больше нет, как хочу просто увидеть и поговорить. Оживаю я, родная. Видно, не все еще во мне умерло в том иллюзорном мире.

И невыносимо уже от одиночества. Если и не суждено нам, как раньше, то, может, команда состоится? Все-таки, сработались мы с тобой на славу, стажер, настолько, что без слов друг друга понимали. А значит, на выход.

«Иду. Жди» — короткое сообщение ушло в сеть, я подхватил рюкзак — благо тот был еще не разобран, и, на всякий случай спрятав диски в тайник, через минуту захлопнул дверь.

Когда я проходил через пропускник Периметра и сонный сержант проверял пропуск, в Зоне уже начало светать.

«Огненный шар» откатился еще дальше, а длинная ветка, которой я пытался его подцепить, густо задымилась и как-то разом полыхнула веселым желтым пламенем. От жара уже начало печь не только открытое лицо, но и руку в защитной перчатке «Кольчуги». За костюм я не опасался — такие температуры ему нипочем, однако находиться так близко к «жарке» — испытание не из приятных. Веет густым теплом, словно из открытой печи, от жара на лбу выступил пот, уже начало жечь, и я, чертыхнувшись, отскочил далеко в сторону от аномалии. Воздух сразу стал приятно-холодным, свежим, я стянул с руки горячую перчатку и вытер пот со лба.

«Жарка» разлеглась на остатках деревянного дома, и она же, видимо, когда-то сожгла его не то что в угли — в золу. Постоянные дожди превратили пепел в плотную, серую землю с крапинами ржавчины от раздутых, полностью расслоившихся на чешуйки гвоздей и кусочками шифера. От дома, собственно, остались только кирпичный фундамент и печь с высокой трубой. От аномальной температуры с нее полностью обвалилась штукатурка, а кирпич пошел крупными трещинами и почернел — «жарка» окружила печь со всех сторон и буквально «облизывала» кирпичную кладку потоками дрожащего, раскаленного воздуха. Центральный канал аномалии скорее всего проходил в трубе, до сих пор, видимо, выдерживающей странный, оранжево-синий огонь такой температуры, на которую, конечно же, печь была не рассчитана. Кирпич, похоже, спекся, сплавился в монолит еще до того, как от жара пошли трещины, но этот вопрос занимал меня сейчас не особенно сильно. У поддувала, возле чугунной заслонки, темно-малиновой от постоянного «подогрева», в дрожании воздуха огромным, жарким углем, переливался «огненный шар» — не особенно редкая в Зоне вещь, но тем не менее три с половиной сотни стабильно стоивший даже в «богатые» времена. Теперь, ясное дело, больше.

Подобрав ржавую оконную ручку, я примерился и запустил ее в открытую печь. Предположение оказалось верным — разбуженная аномалия зарокотала пятиметровым языком переливчатого синего огня, вылетевшим из трубы, словно из ракетного сопла. Высоко в небо полетели яркие желтые искры. Потоком воздуха «огненный шар» затянуло в поддувало, внутри печи что-то громко лязгнуло, пахнуло совсем уж обжигающим жаром, и артефакт, подброшенный языком аномального пламени, вылетел из трубы и, упав, откатился далеко в сторону от аномалии.

Естественно, «огненному шару» «жарка» никак повредить не могла. Он даже не нагрелся, несмотря на то что рдел раскаленным углем, играя редкими, яркими искрами, то и дело вспыхивающими на его боках. Довольно крупный, размером с хороший грейпфрут, весил он совсем немного, словно был сделан из пенопласта. Легкий и твердый, артефакт давал обманчивое впечатление хрупкости, но его шершавые, скрипучие бока не пробивались даже винтовочной пулей. Сталкеры, зная об этом, часто выбивали прицельными выстрелами «огненный шар» из скоплений «жарок», правда, обычно тратя на это немалую часть боезапаса. Интересный арт… несмотря на огненный, жаркий вид, он лишь слегка согревал ладони, поскрипывая при трении и рдея точно так же, как громадная головня из костра, по каким-то фантастическим причинам потерявшая весь жар. Долго держать в руках его не следовало — «огненный шар» немного излучал, а в Зоне и без того хватает мест, где можно цапануть рентген. Значит, в углепластиковый контейнер его со специальной защитой из многослойной освинцованной фольги, снижавшей не только излучение, но и пока необъяснимым для науки образом подавлявшей большинство аномальных свойств артефакта. Уф… ну что ж, день задался.

Я положил контейнер в рюкзак и осмотрелся. Восточная граница Агропрома, за которой, чуть дальше, в серой такой дымке виднелись «курганы» Свалки и едва угадывался белесый треугольник крыши Депо. По левую руку — Гнилая балка, обозначенная густыми зарослями «канатника» — узловатых, закрученных штопором кустов. Если по ней топать, можно выйти к Новым территориям Зоны за Янтарем — Ямам и Сказочной роще. Надо как-нибудь туда заглянуть — нехоженые места, «новые», опасные, конечно, но при этом шансы найти какую-нибудь уникальную штуковину повышаются в разы. Но это все потом… и, надеюсь, уже не один я туда пойду, а с напарником. Со стажером. Понимаю прекрасно, что сталкер она уже, и неплохой, но старая привычка штука прочная. Стажер, и все тут.

«Интересно, что я ей скажу», — думал я, обходя небольшое поле сердито гудящих «трамплинов» и уже на автомате высматривая в облачках летающей грязи признаки хабара. — «Привет… ну, это понятно. Хм, вот дурак-то. И сказать нечего».

А здесь очень и очень осторожно… канава, зараза. Да не простая она, а с какой-то невидимой мерзостью. Выкопали ее еще до Первой, трубы бетонные уложили, но закопать не успели. Края, конечно, оплыли под дождями, отвалы глины по краям давно осели, расчертило их глубокими рубцами от ручейков. И что характерно, ни на отвалах, ни на краях самой канавы ни одной былинки не выросло — голая глина и камешки. Скверный это знак, хорошо, что заметный сразу. Где ничто не растет, проплешины на земле видны — не вздумай соваться, сталкер. Окатывает спину холодком заранее, хоть и далеко я еще от канавы, да и подходить не собираюсь, но инстинкт все равно протестует, так, на всякий случай. Вон и «сторожа» видны — не спасло стайку слепых собак особенное их чутье на Зону, залезли на холмик, да там и остались — аккуратные такие скелеты лежат, не потревоженные, косточка к косточке, а отвал весь пестрый от налипшей шерсти, теми же дождями к глине прибитой. Хорошо работают «сторожа», только что не лают, издалека видны, и поэтому, наверно, ни одного новичка в эту канаву не занесло, надеюсь, и потом они сюда не полезут.

«И правда, что я ей скажу? Ч-черт… хоть и говорят, что язык у Луня хорошо подвешен, однако думается мне, буду торчать столбом и мекать на потеху „свободовцам“. Засада это. Думай, сталкер».

Я хмыкнул своим невольным мыслям и побрел на безопасном расстоянии от глинистых залысин, не забывая при этом внимательно осматривать пейзаж — Свалка недалеко, как бы на бандюков не нарваться. Да и мутантов никто не отменял — в «старой» Зоне редко видели экзотических тварей, но и стая слепцов или случайный снорк были не менее смертоносны, чем «осьминог» или «королевская плоть». И, хоть пока все было тихо, Зона оставалась Зоной — теткой, на сюрпризы весьма щедрой.

«Подлая» канава заканчивалась просевшим в мягкую, жирную глину гусеничным экскаватором. Годы под агрессивными дождями Зоны не оставили на нем даже следа ржавчины, отмытые льющимися с неба осадками траки гусениц и зубья опущенного ковша блестели полированным металлом, с машины не слезла даже краска. Кто-то от нечего делать выбил в кабине все окна, местами на желтых боках виднелись пулевые пробоины, но, если не считать этого, экскаватор выглядел совсем новым. В его кабине сидел еще один «сторож» — года два назад туда забрался зомби. На ожившего мертвеца аномальное поле не оказало никакого влияния — тело несколько месяцев дергало рычаги, «рулило», временами хрипя сгнившими связками и пялясь пустыми глазницами на проходивших мимо сталкеров. В зомби несколько раз стреляли, даже попадали, но «водитель» не обижался и из кабины не вылезал, продолжая «работать» до тех самых пор, пока окончательно не умер и не высох в большую серую куклу с провалившимся лицом. Он в принципе и сейчас работал, отпугивая от «перспективной» канавы любопытную сталкерскую «зелень».

У самого экскаватора следовало немного задержаться — место, конечно, жуткое и очень опасное, но то я и сталкер, чтоб, значит, шкурой рисковать. Тем более, что рисковать мы будем осторожно и грамотно. Не часто, но появлялись возле только этого экскаватора «браслеты» — черные, с ярким блеском антрацитового скола. Тонкое витое кольцо по размеру действительно было похоже на браслет, разве что носить его в качестве украшения нельзя, да и просто голыми руками долго держать не надо. На ощупь чуть пощипывает, почти приятно, щекотно, но если хоть полминуты в руках повертел — вещица и впрямь красивая, — то кожа начинает отмирать небольшими, круглыми участками, волдыри черные вылезают уже на следующий день, а заживает, зараза, долго, шрамы остаются. Пользы сталкеру от «браслета» никакой, скорее один только вред, но посредники НИИ за такой артефакт без вопросов полторы тысячи зеленых рублей выкладывали, а барыги — и того больше. Сегодня, впрочем, не судьба мне заработать на «браслете» — на глинистых отвалах и в тени экскаватора не было даже намеков на артефакты. Не беда… проверю сегодня еще пару мест по пути на Армейские… идти, правда, придется через промзону, непосредственно примыкающую к Ростоку, и не случайно названную Дикими землями. Звание честно заработанное: и драки случались там между группировками, которые ее все никак поделить не могли, и целыми отрядами сталкеры пропадали, и с наемниками случались там встречи сомнительной полезности. Раньше были земли эти «дикими» а после Третьей — так и вообще «дичайшими» стали. Аномалий там было, как на собаке блох, теперь еще больше. Настолько жуткие, унылые места, что даже и твари там почти повывелись, зато в заводских цехах, гаражах и железнодорожных ветках было море самых разных аномалий. Давно сталкеры заметили, что как только Зона новыми типами ловушек разродится, то в первую очередь надо их на Диких землях искать, примета верная. Правда, не все рисковали соваться в бывшую промзону — хоть и находились совсем рядом две чистые «палестинки» — Росток и шестой фабричный корпус, где теперь Майор со своими людьми обосновался, однако между ними пролегали земли, по гадостности сравнимые только с Темной долиной или «новыми» территориями. Но рискнувший сталкер или вовсе не возвращался, или же приносил хороший хабар, бывало, что и уникальный. После недолгого раздумья я достал ПМК и вывел на экран карту Диких территорий, составленную на основе аэрофотоснимков. Как на ладони все… вот железнодорожные пути с тупиками, отлично видны цепочки вагонов с щебнем и просто пустых, а рядом со свалившимся на бок составом — три черных крестика. Еще два — у длинной стены завода, как раз под осыпавшимися окнами. Россыпь из десятка чьих-то смертей — в большом цеху и заводских гаражах с провалившимися сводчатыми крышами. Асфальтированные площадки, желтый лесок на севере, дорожки, корпуса завода, полустанок — все в крестиках. И штрихами, разноцветными линиями, серой и красной заливкой — примерные маршруты и особенно паршивые места. По-хорошему, надо бы мне обойти Дикую большущим крюком, не лезть туда, но уже знакомо стукнуло сердце, проснулся азарт — убийца сталкеров, и…

И я вдруг мысленно начертил маршрут, свой, такой же почти безнадежный, как и те, что проложены были до меня удачливыми и не очень бродягами. Определенно, стоит пройти вот у этого цеха с обрушенной стеной, мимо просевших гаражей вот сюда… проверить подвал, а тут, у козлового крана, хорошенько пошуровать у вагонов, затем через заводские окна пересечь основной корпус насквозь и через пару часов добраться к Армейским. Места непопулярные, аномалий море, опасно, конечно, но где в Зоне легко? Да и… не по мне это как-то. Не прятался я от риска, даже к Коржино ходил, да и сейчас, уж коли собрался на домик у моря накопить, будь добр, иначе одну только мелочевку носить и будешь, а оно несолидно. НИИ тоже вряд ли в восторге будет от «капель» и «русалочьих слез», этого барахла им любой новичок натаскает — тебя ведь, если вдуматься, не за красивые глаза в старшие научные приняли и не за них же платить будут — «ботаники» народ в этом плане строгий. Ну и просто нужно мне было глупость свою чем-то оправдать, ибо охота пуще неволи — звала уже, тянула к себе Зона душу сталкера, и никуда ты от этого не денешься.

А вот и местечко знакомое, как раз та граница, что Свалку от бывшей промзоны отделяет. Забор из больших бетонных квадратов с остатками колючки на ржавых штырях, местами поваленный в густые заросли всегда желтоватой травы, в которой сейчас какие-то цветы вылезли, синие, яркие, с кроваво-красной серединкой. Да, грамотно, кстати… на той самой могилке, если ее можно так назвать. При мне угробился в этом проходе Фил, хороший сталкер, но упрямый до невозможности. Нельзя, наверно, некоторым одиночкам хоть в какой компании ходить, даже с попутчиком. Встретились на Свалке, привет-привет… куда, мол?.. ну, айда вместе. И до этого забора дошли, будь он неладен. Я тогда еще молодой был совсем, зеленый, в Зоне год с небольшим, а Фил, говорят, еще до первого Выброса «медузы» барыгам таскал. Что-то меня тормознуло на подходах, а Фил дальше топает, как раз туда, где секция забора завалилась, широкий такой проем получился. Большой, открытый грузовик проедет… открытый, ну, словно пасть, И гайка, Филом брошенная, пролетела в этот проем нормально, только вот сверкнула разок серебряным, чистым блеском, да и то на какую-то долю секунды. «Стой», — говорю. Фил, понятное дело, остановился, спросил, чего я там углядел, выслушал и посмеялся над моим «блеском». Мол, не дури, эта тропа всегда чистая была, только вчера здесь проходил и — шагнул в проем.

Вычистила мне Зона память очень здорово, тот самый Выброс постарался, оттого-то, наверно, все последующие события ярко и сочно запоминались. Потому и сейчас, стоя возле того проема, в деталях я припомнил, как медленно, плавно развалило сталкера на части, словно невидимые руки размяли фигурку из влажной глины, сдавили до глубоких трещин… на полуслове оборвало речь, Фил даже не вскрикнул. А у меня первой, странной мыслью было: почему все так тихо произошло и отчего это крови совсем не видно на бесформенных алых кусках, которые все разминало и рвало в воздухе, и даже крепчайшая ткань комбеза разлеталась на длинные лоскуты все в той же глухой, ватной тишине. Только вчера, значит, проходил… чистая тропа…

Проем и ныне был здесь, все такой же широкий, открытый, но в желтой, колючей траве уже давно ничего не было видно, даже лоскутов тряпья — все вросло в землю, покрылось слоями жухлой травы. Единственно, россыпь этих странных, ярких цветов с васильковыми лепестками и кровавой росинкой в центре, которых я нигде раньше не видел. Но в любом случае здесь прохода для меня с тех пор не было, нет и не будет, поэтому, щелкнув мутировавшую растительность на ПМК — Может, сгодится «ботаникам», и пинцетом очень осторожно сорвав один цветок — для них же, — я отправился вдоль забора к «своим» проходам.

— Здравствуй, Лунь.

Сознание еще не успело ничего понять, а рефлексы уже сработали: левая рука перехватила ружейный ремень и сильным движением рванула его вперед и вверх. «Сайгу», нырнувшую под плечом, автоматически перехватила правая рука за шейку приклада, в то время как левая уже сомкнулась на пойманном цевье. Разворот к источнику шума и…

— Да. Недурно. — И тихий смешок.

Этого человека я никак не мог встретить. Слишком невероятно даже для Зоны… но это точно был он.

Как всегда, без капюшона или защитного шлема, отчего хорошо видно, как серебрятся коротко стриженные седые волосы. Лицо характерного, светло-бронзового загара, какой бывает только в Зоне, аккуратная борода-эспаньолка, тоже совсем белая, и знакомый прищур крупных серых глаз, острый, пронзительный, но при этом не злой, скорее, любопытный. И знаменитый комбез, уникальный, говорят, даже какой-то особенный, подаренный когда-то командиром «Монолита» за исцеление. Комбинезон впоследствии был доведен до ума при помощи секретных свойств разных штуковин из Зоны, а уж лучше, чем этот человек, в артефактах никто не понимал.

— Доктор?..

— Ну, если вы меня признали, то, может, прекратите целиться, уважаемый?

— Вы же… умерли…

— Хм. Кто вам такое сказал? — Доктор улыбнулся. — Пеночка должна была передать вам, что я ушел, ведь я и впрямь уходил по делам. А уход, тем более временный — это отнюдь не смерть.

— Но…

— Сталкер, после того как вы вернулись от Координатора, думаю, не стоит обращать внимание на некоторые условности. И кстати, как моя воспитанница? Я в курсе, что она вас провела к Саркофагу, но потом я уже не мог за ней наблюдать.

— Была в порядке, — я опустил «сайгу». — У… у Красного леса она уже вполне сносно говорила, да… знаете, в какой-то момент я даже перестал замечать, что она не человек.

— Вот как? Удивительно… не думал, что мое, скажем так, воспитание сохранится на такое длительное время. Она снова удивляет меня… чувствую, что жива, и мало того, какое-то время даже общалась с другими сталкерами, но информация отсюда шла очень тяжело, пока я отсутствовал… м-да. Пойдемте, посидим. Здесь, у одного из корпусов есть подходящее чистое местечко, где я уже развел костерок и собрался отобедать. Составьте компанию.

И Доктор уверенно прошел сквозь «опасный» проем и направился к высоким цилиндрическим бочкам цементного завода, у которых действительно был виден дымок. Я проследовал за ним. Прав Болотник — в другое время и с другим опытом, пожалуй, стоило бы удивиться. Теперь же, после смерти и встречи с Координатором, я вполне мог ожидать такого. Уходил, значит… ну, ладно. Сейчас и поговорим. По душам поговорим и насчет того задания, и обещаний, что мы «выживем», и всего прочего.

— Присаживайтесь. — Доктор передал мне кусок доски. — И, как говорится, чем бог послал… осторожнее, не обожгитесь.

Я принял из рук Доктора дымящуюся банку «гречки с бобами и мясом», которая до этого стояла рядом с костерком. Банку я отставил, немного помолчал, вздохнул и…

Высказал.

Все, что думал о затее Доктора передать желание Монолиту. О том, как здорово использовать людей в качестве пешек в какой-то непонятной шахматной партии. О том, что мы попросту погибли в перестрелке, спасая Пенку от долговцев. Что мертвым быть не очень-то здорово и что, даже будучи зомби с гниющей рукой, я был живее, чем сейчас. Что из-за чьей-то бредовой теории о «конце света» мы со стажером, Хип, просто потеряли друг друга. Что…

Материться при Докторе, впрочем, не хотелось, поэтому я просто тихо выпустил набранный для залпа воздух обратно в атмосферу.

Доктор слушал меня спокойно, даже задумчиво, перемешивая в своей банке горячую кашу одноразовой пластиковой вилкой. Иногда кивал, даже улыбался немного печально, и, когда я закончил, он просто спросил:

— Да, я гарантировал, что вы выживете. Ну а разве вы сейчас мертвы, Лунь? Насколько я помню, из этой… миссии, которую я попросил выполнить, вы вышли живым.

На это сказать было нечего, и я просто кивнул.

— Что касается второго обвинения, Лунь, того, что вы друг друга потеряли из-за моей просьбы, то это зря. Вы ведь на Армейские идете, верно?

— Да, это так.

— И зачем, точнее, за кем вы туда направляетесь, догадаться несложно… видите ли, сталкер, после опыта, скажем так, небытия некоторые грани нашего человеческого существа стираются. Понятно, что прежними нам не быть хотя бы потому, что теперь мы знаем о мире несравненно больше, чем до этого специфического, опасного, но иногда необходимого опыта. И это сильно отражается на личности даже в том случае, если мы не желаем этого признавать. Но то, что мы считаем настоящим, то, что есть в нас, останется неизменным.

Доктор аккуратно подцепил вилкой горку каши, отправил в рот, неторопливо прожевал. Затем покопался в рюкзаке и достал две банки энергетика.

— Держите. С чаем сегодня, увы, ничего не получится — свой термос я забыл дома. Придется попить этой газированной гадости… впрочем, весьма приятной на вкус. Да, о чем это я… называйте меня провинциалом, но после того, как эта девчонка притащила то, что от вас осталось, причем фактически притащила на себе, я был потрясен. Не подумайте, я слышал разные истории, читал много книг, но я академический ученый, Лунь, получивший еще советское атеистическое образование, которое до сих пор небезосновательно считаю лучшим. Для меня любые отношения между полами выглядели исключительно химико-физиологическими процессами. Гормоны, инстинкты, химия мозга — в общем-то все, никакой эзотерики и прочей фантастики. Даже знания, скажем так, обогащенные Зоной, все равно показывали мне справедливость всех основных научных утверждений… ну, из той крохи информации о настоящем положении вещей, которую человек благодаря науке познал, и познал правильно. Но вы меня удивили. Правда. Я понял, как мало, в сущности, я знаю об этих самых отношениях.

— Знаете, Доктор… я уже начинаю сомневаться в том, что мы хоть что-то знаем, если честно.

— И вы правильно сомневаетесь, сталкер. Однако та самая малая толика мира, познанная человеком при помощи науки, познана верно. Правда, это даже не верхушка айсберга, а так, ледяной осколок, тающий в руках, но, однако, и он может многое рассказать о свойствах ледяной горы. Вы, наверное, уже догадались, о чем я попросил Монолит…

— Да, я читал ваши записи. Знание. Вы попросили его о знании.

— Я был первым ученым НИИ, который сам, без проводников и помощников, с одним автоматом и комплектом плохонькой защиты, в нарушение всех инструкций покинул группу в районе Красного леса, после чего через Припять добрался до Саркофага. И знания я получил — Монолит, знаете ли, иногда выполняет просьбы по-своему, так, как только он один и умеет. Дословно — неграмотный дурак попросил волшебника сделать его всезнайкой — ну, допустим, стремился паренек к знаниям, несмотря на убогий умишко. А волшебник взял да и наколдовал дураку огроменную библиотеку с множеством самых умных книг, объясняющих буквально все на свете. А потом ушел, забыв научить дурня грамоте. Тому только и оставалось, что листать тома и смотреть картинки.

Доктор помолчал, затем усмехнулся и поскреб опустевшую банку вилкой.

— Ну… потому и уходил я, Лунь, грамоте учиться. Примерно туда же и почти точно таким же образом, как и вы. А что касаемо смерти… вот, думаю, вы бы удивились, узнав, как с этой штукой все обстоит на самом деле.

— Да вроде как проходили уже…

— Проходить и понять — вещи разные, сталкер. Скажем так, смерть существует, но не везде и не всегда. И не для всех, если можно так выразиться. Мы ведь живем не в системах координат, не только в том пространстве и времени, что способны воспринимать наши примитивные органы чувств. Ведь, в сущности, мы воспринимаем глазом только узкий, крохотный спектр электромагнитных волн, и ничего, кроме них. Ухо слышит колебания газа — и это все, что ухо может слышать. Обоняние, осязание, вкус при всем его многообразии — еще более узкоспециализированные органы чувств, которые развиты у человека намного хуже, например, зрения. В основном все приборы, изобретенные человеком, лишь усиливали органы чувств или переводили информацию в доступный для нас вид, искажая ее при этом до безобразия. И неужели разум, укомплектованный столь убогими и несовершенными инструментами познания, как наши хиленькие каналы, и способный воспринимать мир только через них, не ограничен уже только этими пределами? Конечно же ограничен, притом очень жестко… в мире, допустим, полностью слепых существ, и при том наделенных разумом, открытие световых волн будет доступно только исключительному гению. И даже он сможет понять их, оперируя не зрительными образами, а какими-нибудь звуками или даже запахами. Если ты попытаешься объяснить такому существу, пусть и невероятно умному, гениальному даже, как выглядит свет или перспектива, что такое картина или фотография, то ты ничего не добьешься. Никогда это существо не поймет тебя так, как ты этого хочешь — оно не видит, и этим все сказано. Поэтому и я сейчас не в состоянии объяснить вам, сталкер, множество тех вещей, что стали мне понятны. Просто потому, что вы не сможете это воспринять, увидеть и, соответственно, понять.

— Постарайтесь. А вдруг?

— Хм… ладно, — Доктор усмехнулся. — Когда я вас лечил, точнее, наблюдал за тем, как вас вытаскивает с того света Пенка, кое-какие ваши особенности привлекли мое внимание. Например, ваша способность видеть сны, непростые сны, которая вас всегда нешуточно раздражала. Это вас пугало, хотя, и вы говорили об этом, вам снились артефакты в знакомых участках Зоны.

— Да было такое, — я откашлялся. — Но один раз. И то, что я потом нашел «хабар» именно на том чердаке, который приснился, можно считать совпадением. Случайность.

— Случайностей не существует, Лунь. Заявляю вам это с полной ответственностью… любая случайность не случайна, это скорее единственно верная реализация одного из бесконечного числа сценариев реальности… гм… ладно, я отвлекся. Так вот, сталкер, это не случайность, это даже не прогноз, а именно знание, пришедшее тебе из Зоны в удобоваримом для тебя виде, минуя органы чувств. Выброс две тысячи седьмого не только вычистил из тебя большую часть памяти, но и кое-что дал взамен. Какая-то часть тебя уже знала, что на крыше заброшенного дома лежит артефакт. Одна из тысяч твоих граней передала информацию другой грани тебя. Да, твоя личность, все то, что ты решил считать самим собой — всего лишь одна из тысяч граней тебя настоящего, о которых ты, тем не менее, знать не знаешь. Мало того, мир, который ты видишь трехмерным, на самом деле таким не является — ты живешь одновременно в сотнях измерений, не понимая этого и не в состоянии понять не потому, что ты глуп, а просто потому, что ты человек. И ты упрямо оставался человеком, не желая быть никем иным… а когда сдался и начал уходить, считая, что сошел с ума, тебя вытащила твоя девчонка. Ты слишком человек, Лунь, и никогда не захочешь стать таким, как Прохоров. В Зоне уже есть Доктор, Смотритель, Бессмертный, и, думается мне, Координатор еще не совсем покинул эту часть мира. Нам не хватает только Сталкера, Лунь. Что же, придется поискать кого-нибудь еще.

— Стоп, Док, стоп, — я махнул рукой, едва не вывернув разогретые консервы. — Уже мозг закипает. Да и как-то страшновато становится…

— Да, конечно, — Доктор усмехнулся. — Есть у меня странная привычка вываливать на человека сразу горы информации, ну, я думаю, вы это заметили при первых наших встречах. А по поводу обвинений, я на самом деле виноват, пытаясь навязать вам тот путь, который не является вашим. Но миссия, сталкер, та, которую я вам поручил, была очень нужна, поверьте. Необходима даже. Хотя она и не принесла ожидаемых результатов, вы все равно все сделали правильно. Даже больше, чем правильно.

— Ну, раз результаты не те получились, то когда же человечество вымрет, по новым прогнозам?

— Человечество не вымрет. Этот сценарий реальности был ошибочен с моей стороны, Лунь. Человечество не вымрет. — Доктор покачал головой. — Я видел, очень хорошо видел это событие, но сделал не совсем верные выводы, потому что мыслил как человек. Единственным правильным решением было то, что я поручил вам ту самую миссию… и, я уже знаю, что Монолит также правильно выполнил мою просьбу. Только так, как и нужно было это сделать.

Доктор бросил опустевшую банку в костер, где она начала шипеть и пощелкивать от выгорающих остатков жира. Пшикнуло колечко банки с напитком.

— Ну, какие планы на будущее, сталкер? — просто спросил Доктор.

— План номер один — никогда не ввязываться в непонятные задания, — сказал я с серьезным выражением лица. Доктор рассмеялся, кивнул, мол, намек понятен.

— Ну, а потом… — я немного задумался. — Как говорится, тот, кто загадывает на будущее, Зону смешит. Впрочем, да простит меня эта особа, планирую я с ней завязывать, Док. Постараюсь подкопить денежек, заработать на уютный схрон у моря и остаток жизни провести там, где много лета и солнца. Может, старею, но к истине, что сталкеры от старости не мрут, стал относиться немного иначе с недавних пор. По крайней мере, ведь не такая это и плохая цель, верно, Док? Хоть какая, но есть…

— Ну, это во-вторых… — Доктор хитро прищурился.

— Вас не проведешь, уважаемый. А во-первых — дойти до Армейских складов. И хотя бы поговорить. Да, просто поговорить. Хотя бы. Мы были отличной командой, Док. Больше, чем командой. Намного больше. И если нам не суждено чувствовать друг друга так, как раньше, то хотя бы пройти не один километр в совместных ходках. Даже если между нами ничего больше нет, одиночество ощущается намного хуже, если успел от него отвыкнуть. Надеюсь, она думает так же. В идеале, лето и солнце я хотел бы встретить тоже с ней, с Хип, Мы уживемся рядом, и нам будет, что вспомнить и о чем поговорить, Док, даже если мы так и останемся друзьями.

— Сомневаюсь, Лунь, очень сомневаюсь в этом. — Док допил энергетик, положил смятую банку в рюкзак и веточкой выколупал из костра прогоревшую консервную жестянку. — Повторяю же: я был тогда очень сильно впечатлен, когда она притащила ваш полутруп на волокуше. И еще сильнее был впечатлен, когда Пеночка поведала мне об истинных причинах вашей болезни. Зона, конечно, постаралась, не без того, но подлинной причиной было совсем другое. Вы сошли с ума от горя и тоски, сталкер, когда Хип, как вы думали, пропала в Зоне. Пенка никогда не лжет, она не умеет этого делать, иначе я бы не поверил, что такое может быть не в бульварных романах, не в старых наивных фильмах, а в нашем реальном мире. Потому я и занят сейчас поисками другого Сталкера, хотя вы подходили на эту роль как нельзя лучше.

— Может, чем помогу?

— Вы уже отказались подписываться на это задание, Лунь, помните? — Доктор хохотнул. — Нет, Лунь, боюсь, это будет поход не в этой Зоне, и простому, даже очень опытному сталкеру-человеку с ним не справиться. А вы в этом плане безнадежно упрямы, слишком, если можно так выразиться, человечны. Вы свою миссию выполнили на отлично, и большего я требовать от вас, конечно, не стану.

— Док, еще вопрос. — Я сбросил рюкзак и из тайного внутреннего кармашка вынул сверток с «алмазом». — Координатор просил сберечь эту вещь, мол, пригодится, говорил, что это осколок самого Камня, его подарок. Других объяснений не было…

— Дайте-ка взглянуть. — Доктор аккуратно развернул салфетку, и в дневном, свете прозрачная призма начала играть ледяными лучами. — Хм… да… действительно… то-то я думаю, почему присутствие Монолита так сильно ощущалось именно рядом с вами. Факт, осколок Камня… точнее, фрагмент, отдельно кристаллизовавшийся на его основе, да… мощная вещица. Исключительно мощная.

Доктор задумался.

— Это ключ, Лунь. Сейчас это просто уникальный, единственный в своем роде артефакт, в отличие от всех прочих образований, созданных Зоной спонтанно, без какой-либо системы, эта вещь появилась благодаря вам и, пожалуй, самому Монолиту, решившему вас за что-то одарить. Природа Монолита мне, как и Координатору, непонятна до сих пор — не тот уровень знания, к сожалению, но природа его взаимодействия с нашим миром уже достаточно ясна. Этот Камень — мощнейший информационный процессор нашей реальности, модулирующий ее на любых уровнях сложности… теперь уже на любых. Когда его нашли, Монолит только начинал эволюционировать, просыпаться, поглощая информацию Изо всех возможных источников, из которых человеческий разум был самым подходящим. Со временем от группы «О-сознания» он перешел к поглощению информации от всех людей, до которых мог дотянуться, и, набрав достаточно, если можно так выразиться, опыта, просто подключился к единому информационному полю Земли. Остается только догадываться, что именно попросит у него наша планета — могут же быть у нее желания? С другой стороны, Камень все еще управляем — Координатор вышел на новый уровень взаимодействия с Монолитом, и, я почти уверен, Прохоров найдет необходимые рычаги. Поэтому шанс того, что предполагаемая мной катастрофа состоится, теперь уже ничтожно мал — лидер «О-сознания» жив и по-прежнему управляет Монолитом, возможно, он даже понял его природу. Впрочем, я скоро получу возможность убедиться в этом лично.

— Каким образом, Док? Монолита в нашем мире больше нет.

— А это что, по-вашему? — Доктор усмехнулся, возвращая мне «алмаз». — Пусть кроха, но все же… вещица уровнем как раз того самого информационного поля планеты, и при достаточном умении с ней можно горы свернуть. Но в вашем случае это гарантия того желания, что загадала Хип — найти именно вашу грань мира из множества существующих. Настоящую, Лунь, а не ту часть сознания Координатора, в которой вы побывали, если что… да, я знаю и это. Поэтому сохрани ее обязательно.

— Спасибо, Доктор. Вы сейчас куда собрались? Может, по пути?

— Нет, Лунь. С радостью составил бы вам компанию, но дела… нужно навестить наших новых «долговцев». Там один важный человечек в «душегубку» залез, пока еще держится, но через пару дней все, будет не жилец. А потом поищу вам замену и… еще раз уйду, и боюсь, в этот раз очень и очень надолго. На этой грани, Лунь, мы уже не встретимся — здесь пройдет слишком много лет. Будь здоров, сталкер. И вот, держи… еще один подарок от меня, на добрую память. Сейчас эти штуки в НИИ будут стоить очень дорого, так что считай это моим взносом на ваш с Хип южный схрон у моря.

И Доктор протянул мне «светляк» — небольшой, с половину кулака, увесистый шар яркого желтого цвета с плотной аурой из синих, красноватых и пурпурных сполохов. От прикосновения артефакта руку до самого плеча окутало плотным теплом. По коже побежали мурашки, пальцы почувствовали тонкую щекотную вибрацию гладких боков, странно холодных на ощупь, притом что световая «корона» была ощутимо теплой, почти горячей. Редкая вещь… в моем послужном списке ни разу не случалось такой вот находки, да и, наверное, по пальцам можно пересчитать сталкеров, которым выпадало такое везение. Не просто хабар — небольшое, но крепкое состояние было в моих руках.

— Спасибо, Док…

— Смотри, не продешеви, альтруист. — Доктор улыбнулся. — И запомни, сталкер. Крепко запомни: когда все Зоны мира начнут слабеть и сдавать позиции, уходи немедленно, слышишь? Просто бросай все и уходи, если не сделал этого раньше.

И Доктор, зачем-то подобрав горелую консервную банку и сунув ее в рюкзак, резко поднялся и, не оборачиваясь, быстрым шагом пошел прочь. Затем что-то случилось — пространство вокруг Дока зарябило, пошло волнами, и фигура в комбезе разом превратилась в серое облако, чтобы полностью исчезнуть через пару секунд, только глухо ухнул воздух, подняв облачко пыли. Я опустил взгляд вниз, к костру… старые, уже вбитые в землю дождями угольки, заплывшие грязью, через кострище тянулся глинистый след — наверно, оставшийся еще с июльских ливней. Никаких следов недавнего огня. Но в моих руках все еще была открытая банка энергетика, шипели в напитке пузырьки газа, да и жестянка от «каши с мясом и бобами» лежала тут же, у ног. Я поднялся, немного оторопело оглянувшись вокруг и при этом едва не выронив «светляк», после чего, спохватившись, быстро упаковал его в контейнер — хоть и считалось, что даже прикосновение к артефакту улучшает здоровье, однако фонили «светляки» не слабо. Но как же так… от Дока не осталось даже следов на земле, хотя я хорошо видел рубчатые отпечатки своих ботинок. И костер горел, факт, я сам подбрасывал в него щепки, а здесь почти год на кострище не разводили огня — хорошо видно, что угли уже старые, сор на них, трава жухлая клочьями.

В несколько быстрых глотков допив банку — оно мне сейчас действительно было надо, — я зачем-то сунул ее, уже пустую, в карман и выдохнул. Ох, Зона… Зона, рвать тебя по-черному. Не показалось ведь мне — банки вот они, и артефакт в контейнере тихонько по стенкам звякает, значит, в своем я уме. А может, и это более вероятно, до сих пор, как говорят «фримены», «штырит» меня? Не попался ли я, в таком случае, иллюзу? Тварюга эта со сталкером шутить любит, этого не отнять. Впрочем, проверить можно было очень легко, но сначала желательно отсюда уйти так быстро, как только можно. Если сидит тварина в бочках цементного завода, то днем за мной не полезет, факт — они темноту уважают.

Я еще по дороге щелкнул камерой ПМК немного мятую банку из-под энергетика, и тут же, не глядя, сунул мини-компьютер обратно в карман. Чуть подождать… Секунд двадцать, не больше. Посмотреть на экран.

Значит, не глючит. Вот он, снимок. Четко все — и палец виден, и серебристый бок отблескивает, даже состав можно прочитать — камера на ПМК хоть и небольшая, но способная. Способ это верный и единственно надежный — ежели иллюз тебе мозги портит или «злой морок» накатил, то на фотке пустую руку только и увидишь, а то и вообще серый, пустой экран — не хватает у твари фантазии, чтоб такой обман раскусить и соответствующую «картинку» наслать. Уф… значит, я с ума не схожу. Но как же так… был ведь костер. И консерва горячей тоже была, вкусной, кстати. Ну, Док… и при обычной своей жизни ты удивлял, а после своих «уходов» — так и подавно.

И стало мне вдруг жутко. В смысле, не просто страшно, а именно жуть берет, тяжелое такое, неуютное ощущение, от которого ты даже внутри весь мерзнешь и зубы лязгают. На Дикую? Нет, не сегодня. В другой день. А пока на фиг отсюда. Причем в темпе вальса — еще крюк через Свалку и восточную часть Ростока делать. Можно было б и насквозь, выгадал бы пару километров, но лучше уж лишний раз Седого своим присутствием не нервировать — «долговцы» на принятие решений товарищи быстрые, и побоку им может быть даже моя научная карточка.

Через пару минут я был согласен даже на «долговцев» с их непростым характером.

И вспомнил заодно простое правило сталкеров — не возвращаться пройденной дорогой, которое почти всегда нарушал без каких-либо последствий. О чем и пожалел сейчас довольно крепко. Сзади уже доносились пару раз странные шорохи и редкий хруст сухой травы — за мной кто-то шел, осторожно, прячась за стенами и холмами, и поэтому я уже прищелкнул к «сайге» магазин с картечью, То, что оружие было наготове, в данном случае пригодилось очень.

Со склона мусорной горы, крайней на этой части Свалки, обманчиво лениво спускались шесть снорков, пересекающих смертоносную лысую полоску от «нехорошей» канавы — «псевдоживым организмам» подобные аномалии были нестрашны. Буро-коричневые человеческие тела с выкрошившимися позвонкам и торчащими из спины гребешками ребер, раскачиваясь, ползали по склону на четвереньках, мотая шлангами противогазов. Резиновые маски с багровыми стеклами, давно заплывшими сукровицей, покрытые трещинами, непостижимым образом срастались с избирательно гниющей плотью, да еще, пожалуй, разлагалась спина, отчего снорк почти всегда терял половину позвоночника и не мог ходить прямо. Однако эта разновидность зомби, ковыляющих на четвереньках и шумно сопящих через болтающиеся до земли противогазные «хоботы», похоже, совсем не страдала от этой потери. Отдельные мышцы спины и ног превращались в прочные, эластичные ленты или просто каркасные, твердые тяжи, отчего тело твари было жестче тракторной шины, а удар тощей багровой руки со скрюченными, окостеневшими пальцами мог раскроить череп или вырвать кусок мяса вместе с тканью комбинезона. Сила этих не живых, но и не мертвых тварей была исключительной — шестиметровые прыжки с места и удары, сразу сбивающие с ног, снискали, сноркам очень дурную славу…

Слепые, глухие, с выпавшими глазами и давно вытекшим мозгом, они тем не менее обладали почему-то отличным обонянием, несмотря на совершенно пустые, костяные треугольники носов, прячущихся за рваной маской. Зрение и слух заменяло им какое-то неизвестное науке чувство, хорошо развитое у любой «нежити». Наука, впрочем, не понимала и всего остального — полное разложение нервной и частично пищеварительной системы, высохшая кровь в пустых трубках сосудов, превращение в плотные сгустки большей части внутренних органов, которые каким-то образом работали — факт, снорки даже пытаются жрать пойманных жертв, и у многих их них это получается. И сейчас скорее всего они будут жрать меня. Ну, или пытаться это делать, хотя мне даже от попыток было бы не легче.

Еще надеясь на чудо, я начал отходить в сторону и назад, оглядываясь, так как тихое похрустывание травы приближалось, и в любой момент можно было ожидать атаки сзади. И чуда, как следовало ожидать в любой из подобных ситуаций, не произошло.

Один из снорков громко, влажно хрюкнул, задрав резиновую морду в небо и широко распялив широкий, «улыбающийся» зев, в котором из-за отсутствия губ и даже щек были видны все зубы. Рядом хрипло завыл второй, неловко приподнявшийся на колени. Оба, как по команде, кубарем скатились со склонов и поскакали ко мне, периодически взлетая в «затяжных» прыжках. Остальные, пока никак не отреагировав, продолжали ползать по радиоактивным склонам мусорного террикона — это, впрочем, ненадолго… до первых выстрелов.

Расстояние до тварей и так было небольшим, и стало почти критическим, когда я высадил два заряда в одну из них. Ближайший снорк, коротко, глухо рявкнув, подломился в прыжке, неловко приземлившись на перебитую картечью руку, я поднырнул под пролетевшую прямо над головой следующую тварь и откатился в сторону, пропуская ее повторный бросок. Снорк, звонко хряснувший скрюченными пальцами в то место на земле, где только что была моя голова, удачно подставился под выстрел в упор — густой сноп картечи срезал половину обтянутого покоробившейся резиной черепа, из которого на землю густо плеснуло сероватой зловонной кашей. Снорк уткнулся остатками головы в землю и замер, но другой, уже подстреленный, все-таки прыгнул, ударив меня неповрежденной рукой. «Кольчуга» смягчила удар, но ощущение было таким, словно меня с размаха огрели водопроводной трубой. У самого моего лица лязгнули серые зубы, и снорк, обдав меня чудовищным зловонием выдоха, отлетел в сторону от удара прикладом. Не позволив ему подняться, я последними двумя выстрелами проделал в его груди широкое сквозное отверстие. Даже для «псевдоживого организма» такое ранение должно было стать последним, но тварь, скрипя лентами сухожилий, все еще барахталась, пытаясь перевернуться на живот, но мне уже было не до нее — ко мне широкими прыжками неслись еще четыре снорка. Я выщелкнул опустевший магазин и успел выхватить из подсумка еще один, тоже с картечью, уже понимая, что пять зарядов двенадцатого калибра на этих снорков точно не хватит. По одному из них я только что не промахнулся целых четыре раза практически в упор, а он все еще пускал пену и скреб крюками пальцев по обломку бетонной плиты, что же говорить о целой группе тварей. Эх-х… ступил я сильно, непростительно. Мне бы сразу разворот, и бегом по пройденной уже тропе, и черт с ним, что за мной кто-то шел, там еще Зона надвое кинула, с кем встреча должна была случиться, если она бы вообще состоялась. А тут точно кранты — с двумя-то еле справился, весь магазин высадил, а тут еще четыре несутся. Все зомби как зомби — медленные, издалека спокойные всегда, кидаются редко, да в случае чего, и прикладом можно отбиться — мертвяк он и есть мертвяк, трухлявые они через одного, еле ходят. Конечно, при случае и такой цапнуть может, но хороший, крепкий комбез ему не прокусить, единственно, синячище останется багровый, но оно не смертельно, примочками лечится. По пальцам перечесть случаи, когда зомби сталкеров утаптывали, но это если десятка полтора их нападет, а бродяга в какой-нибудь тупик загнан. Говорил как-то один грамотный «долган», что всем, кто в Зоне погиб, неплохо бы в дань последнего уважения голову отрезать, чтобы в такую вот мразь человеческое тело не превращалось, наподобие тех же снорков. Какое-то время делали так… а потом прекратили, когда даже безголовые зомби выкапываться начали. Зря, наверное… ведь безголовых снорков в Зоне точно никто не видел, глядишь, и я бы сейчас не влип в такую исключительно гадскую ситуацию.

Успел я пробежать по своим следам метров десять, не больше, когда за спиной громко скрипнули мощные ленты сухожилий, над головой мелькнула тень, и снорк, упруго приземлившись прямо передо мной, по инерции совершил несколько быстрых кувырков. Продолжая бежать, я расстрелял половину магазина в гигантскую бурую язву спины, перепрыгнул дергающееся тело и понесся дальше. Впрочем, от снорков убежать сложно — Зона на совесть снабдила этих оживших мертвецов способностями к бегу, и в особенности к гигантским прыжкам. Еще один короткий, шумный звук сухожильных лент, и в облаке падальной вони мимо пролетела очередная тварь, задевшая-таки за рюкзак крючковатыми, жесткими пальцами. Крепкая синтетика лопнула без особого труда — снорк унес с собой широкий лоскут камуфляжной ткани. Два выстрела ушли мимо — тварь увернулась, а я понял, что просто не успею сменить магазин. М-да. Мало мне было этих уродов, так еще и подоспели новые.

Давненько не встречал я вас, чернобыльские пси-собаки. В последний раз отбивался я от вашего сородича еще при Барине, который сетовал, что редкий трофей я упустил, шкуру не снял, хотя я был рад и доволен уже тому, что живым из схватки выбрался. Да только тот зверь щенком выглядел по сравнению с этой тварюгой. В длинных лохмах седой шерсти, с развевающейся гривой на мощной груди на меня буквально летел матерый пес, улыбаясь двумя рядами желтых зубов на странной, совсем не собачьей голове, похожей на морщинистый шар. Я уже поднял «сайгу», готовясь обрушить приклад в поросшие короткой шерстью складки выпуклого лба, как псина свернула с моего пути и с устрашающим, гулким хрипом кинулась на кого-то уже за моей спиной. Обернувшись, я увидел, как пси-собака, рванув клыками «противогазную» маску раненого снорка, ловко отскочила в сторону, избегая стремительного взмаха костлявых рук, а нежить, потеряв вместе с резиновым хоботом и остатки кожи с высохшего лица, неожиданно громко, визгливо заскрипела, уносясь за просевший экскаватор. Мир коротко вздрогнул, на долю секунды поплыв куда-то в сторону, и мимо меня с гулким топотом пробежала еще одна псина, с ходу атаковавшая оставшихся снорков. И… собак вдруг стало очень много. Снорки стремительно кидались на мельтешащих вокруг них псов, от ударов расплывавшихся быстрым радужным пятном, а в стае фантомов носились, громко лязгая челюстями, два мощных «материка», наносивших быстрые укусы и отскакивающих под прикрытие «обманок». То, что у «псевдособак» был «хозяин», сомневаться не приходилось — псин было две, а «чернобылец», обладавший достаточно скверным характером, никогда бы не стал терпеть рядом с собой соперника. Контролер? Может, и контролер…

Я ошибся.

Мимо меня быстрым шагом прошла закутанная в длинный темный пыльник сутулая фигура, уверенно подошедшая к одному из снорков. От удара невероятно длинной, мощной руки снорк захрипел и припал к земле, я услышал, как сухо треснули сломанные кости, еще одному пси-собака изловчилась прокусить череп. Излом, той же могучей ручищей ухватив последнего снорка за ногу, с удивительной легкостью зашвырнул его в «нехорошую» канаву, откуда послышался частый, громкий треск и несколько раз полыхнуло синим заревом. Фантомы собак тут же исчезли, два огромных седых кобеля уселись на землю и, вывалив из пастей бурые ленты языков, часто, гулко «захакали».

— Пенка?.. любишь ты приходить вовремя. — Я уже знал, кто в очередной раз пришел мне на выручку, и потому повесил «сайгу» на плечо, одновременно нащупывая в кармане фляжку с «успокоительным».

— Нет. — Немного хриплый, очень тихий голос показался знакомым. — Она не совсем похожа. Другая, не такая, как я. Но идет навстречу, ищет, чувствует тебя тоже.

— Слушай… э-э-э…

— Темная долина. Был ранен. Ты не стал стрелять и помог мутанту. — Излом обернулся, и я действительно вспомнил его, раненого, лежащего в трансформаторной будке недалеко от заброшенной котельной. Длинное, узкое лицо, совсем человеческое, если не считать странно небольших глаз, скошенного подбородка и почти плоских, плотно прижатых к голове ушей. Хоть и говорят, что изломы похожи друг на друга, как две капли воды, этого я признал точно, как и его голос, немного тягучий, шипящий.

— Я выжил. Теперь помог тебе. Помогу еще, если нужно. Ты не похож на человека, сталкер. Мы все помним Доктора, но я еще помню тебя, Пенка тоже помнит. Встретишь ее скоро. До свидания.

— Хм… — Я все-таки причастился из фляжки, чтоб немного сбавить нервное напряжение. — Это… спасибо. Значит, не только «Долг» свои долги всегда выплачивает. Да уж.

Излом обернулся, и я вдруг увидел совершенно невероятную вещь… ученые и бывалые сталкеры утверждали, что у человекоподобных тварей не бывает мимики, кроме разве что оскала.

А этот излом улыбался. Факт, даже кивнул, мол, шутка понятна, ну, или мне это просто показалось. Может, и правда надо мной Зона шутит? Я пожал плечами, перезарядил «сайгу» и направился в обход Ростока в сторону Армейских складов.

Человек порой склонен к устойчивым заблуждениям, особенно если они возникли по первому, а значит, самому крепкому и стойкому впечатлению.

Первая моя встреча со «Свободой» состоялась на заре сталкерской карьеры. И я бы не сказал, что была она приятной — несколько длинных автоматных очередей по мне, залегшему за поваленным деревом. Мало приятного, скажу я вам, когда стволик дерева такой ширины, что едва можно спрятать голову, да и то весьма условно, — малокалиберные высокоскоростные пули прошивали деревяшку навылет. В меня тоже попали — и это я понял уже намного позже, — три аккуратных круглых отверстия на верхнем клапане рюкзака, расколотая аптечка и любимый термос, пробитый навылет. Эту вещь было жаль больше всего — в свое время обменял я его на «каменный цветок» у одного барыги. Корпус из нержавейки, прочный, тепло держал замечательно… советский еще. Таких уже не делают. И злился я даже не потому, что под выстрелы попал непонятно за какую вину, что убить меня могли запросто, а вот за этот испорченный термос… странно это, казалось бы. Однако в сырой, промозглой Зоне, в холодном подвале, в котором вынужден ночевать, согревает не столько даже огонь, и даже не спиртное, а именно кружка обжигающе горячего чая, заваренного от души, до густого, насыщенного цвета. Любой сталкер, хоть раз причастившийся такой благодати, обязательно найдет в рюкзаке место для термоса… а уж что там — горячий суп, крепкий кофе или, как в моем случае, чай, не так уж и важно. И с тех пор, с той самой непонятной для меня стрельбы, а также «долговских» слов о том, что, мол, чего ж ты хотел, батенька, от бандитов, отморозков и наркоманов, я попросту избегал подходить к базе «Свободы» ближе чем на выстрел. Конечно же, я был в курсе, что многие сталкеры если не в дружбе, то в хороших отношениях с «фрименами». Говорили мне, что, мол, предвзято ты к ним, Лунь, относишься, хоть бы раз сходил на Армейские, пообщался. Я кивал, мол, всенепременно, только комбез поглажу, и, конечно, добросовестно запоминал все эти мнения, слухи, новости из жизни той самой, почти враждебной для меня группировки, чтоб потом перенести все это дело на компьютер. Тот же Лихо, регулярно общавшийся с «фрименами» и всерьез думающий о вступлении в их группировку, много раз посмеивался над моими «загонами», однако одно дело — слова, и совсем другое — хорошая, крепкая память о треске автоматов, свисте пуль и грязи, поднимающейся вокруг тебя высокими, красивыми столбиками. Поэтому за все семь лет Зоны я ни разу не был на Армейских складах.

После встречи с Хип я, конечно, изменил мнение о «Свободе». Моя «анархистка» нешуточно удивилась рассказу, даже решила, что не со «свободовцами» я тогда встретился, а с мародерами — вроде как раз в то время в Темной долине исчез караван «фрименов», в котором, помимо прочего, были несколько десятков комплектов камуфлированной защиты, изготовленной на заказ. Как говорится, век живи, век учись — все равно дураком помрешь… такое простое объяснение той стрельбы ни разу не приходило мне в голову. Мы даже планировали как-нибудь заглянуть к «фрименам» — познакомиться, взять заказ на артефакты — в обмен на хабар их умельцы могли довести до ума любой фабричный комбинезон, да и, по слухам, там работал когда-то настоящий профессиональный оружейник, избавлявший «стволы» от многих заводских недоработок. Да вот за всеми этими делами, неприятными событиями, заказом Доктора так и не выгадали времени зайти на «свободную» базу.

Зато этот шанс представился мне сейчас.

Конечно, участок, который «фримены» выбрали под свою базу, безопасным назвать было сложно — в отличие от Ростока, целиком располагавшегося в «зоне стабильно низкой аномальной активности», или просто «палестинке», здесь даже на территории самой базы существовали аномалии. Впрочем, Доктор, иногда наведывавшийся к «свободовцам», что-то им объяснил, рассказал. И с тех самых пор от Выброса к Выбросу аномалии не меняли своего местоположения и не исчезали, но в то же время на базе не появлялось и новых пакостей Зоны. «Свободовцы» обнесли «свои» аномалии оградками, проволокой, поставили заборы, вроде даже прозвища им дали. Ученые давно хотели заняться изучением «стационарных», на удивление стабильных аномалий. Благо на Армейских был почти весь набор — между сводчатыми ангарами гаражей жужжали и трещали несколько мощных «электр». Технари «фрименов», всегда отличавшиеся неплохой смекалкой, сконструировали особый трансформатор, кабели от которого подвели к практически неисчерпаемому источнику электроэнергии — опять-таки по совету Доктора. Железнодорожная ветка, упиравшаяся в обрушенный, взорванный тоннель, покрылась цепочкой небольших «трамплинов», колодцы отопления в северной части базы давно были залиты «киселем», а на пустыре за административным зданием тяжело рокотала могучая «воронка» — мне даже отсюда было хорошо видно, как между дальними вышками дрожит и ходит волнами воздух.

Во всем остальном Армейские склады очень удачно подходили для базы: низкий для Зоны радиационный фон, крепкий сплошной забор из бетонных плит, кое-где «подлатанный» кирпичной кладкой, неплохо сохранившиеся армейские казармы, наблюдательные вышки по периметру — при грамотной обороне «свободовская» база ничем не уступала укреплениям «Ростока» и уже успешно выдержала не один штурм. А то, что в «Свободе» умели грамотно обороняться, так это факт — даже в свои худшие дни группировка успешно сопротивлялась атакам «Долга» и «Монолита».

— Здорово, мэн! — молодой, улыбчивый парень у ворот приветственно поднял руку. — Ежели в гости, то милости просим, только вот пушки сдать надо, уж не серчай. Правила такие.

— Без вопросов, — я сбросил с плеча ремень «сайги». — Не в курсе, Хип на базе?

— Не, она еще не приходила… ближе к вечеру с группой вернется. Вроде бы за Гнилой хутор с утра ушли, значит, часа через четыре только будут, не раньше. Мэн, а ты, видно, Лунь, да?

— Видно?

— Да вон, сразу заметно, — парень с улыбкой легонько стукнул себя по вихрастой голове. — Башка как снег. Это, наслышан. Так ты реально он?

— Он.

— Ни-штяк. Ты это, проходи. Вон там, у столовки, костер, наши сидят, присоединяйся, все веселее ждать будет.

— Да мне по делу еще надо… Фельдшер у себя?

— От этих ворот прямо, затем опять прямо, и когда прямо прошел, дальше тоже прямо иди. В двухэтажный дом с обвалившимся уголком упрешься, вот это оно и есть наша контора. Сейчас там чугунноголовые с нашим атаманом разговоры ведут. Слышь, Лунь, а войнушке, по ходу, полная кабзда пришла, реально. Наконец-то, блин, поумнели — собираются Зону поделить, и, по ходу, поровну. Этот генерал долговский не такой уж и тупорез, как прошлые. Жизнь налаживается, мэн. Эх… еще б «монолитовские» недобитки не гоношились, то вообще полный крутняк настанет.

Я кивнул, соглашаясь, отдал вслед за ружьем и пистолет, после чего прошел на базу.

Ученые, видимо, проследив по ПМК мой маршрут, а затем и получив подтверждение, что да, я на Армейские иду, попросили «поагитировать» местное руководство на сотрудничество с НИИ — собственно, с этой самой агитацией я и направлялся к Фельдшеру. Сомнительно, конечно, что из меня хороший дипломат, но попытка, как говорится, не пытка, да и интересно мне было пообщаться с человеком, чьи личные качества высоко ценила Хип. Пришел я как раз вовремя — от дверей двухэтажного здания отходила четверка безоружных «долгов», охранник на входе кивнул — мол, шеф свободен, выслушает, и тоже: «Хай, Лунь! Наконец-то наведался». Похоже, меня здесь знали намного лучше, чем я их — «свободовец» лично мне был не знаком. Я пожал руку, прошел в здание: «Вишь, стеночка где обваленная? Дык это наша вентиляция, а рядом, в соседней комнатухе, он самый и сидит, приемная, значит» — и без труда нашел «приемную».

Фельдшер оказался довольно высоким, плечистым, с открытым улыбчивым лицом и прямым, внимательным взглядом. В отличие от Седого, главный «фримен» не носил на комбинезоне никаких знаков различия, единственно, зеленый профиль волка нарукавной эмблемы был вышит золотистой нитью, и золотом блестели «ВОЛЯ» и изящная вязь «Libert, galit, Fraternit» по контуру зеленого щита.

— Ну, присаживайся, Лунь, потолкуем, — Фельдшер указал на стул. — Я правильно понимаю, пришел ты не просто так, верно? Чует мое сердце, что осиротишь ты нас на одного грамотного искателя, уважаемый.

Я внутренне подобрался.

— Хип сама вправе решать, где и с кем…

— Релакс, сталкер! — «фримен» рассмеялся. — Это само собой разумеется, на то мы и свободные люди. Шуткую я, Лунь. Грамотного ты человечка выучил, дружище. «Свободе» она очень помогла, факт — с таким богатым хабаром, да без жертв у нас давно никто не возвращался. Зона ее любит, по ходу.

— Уважаемый… не говорите таких вещей. Никогда. — Я посмотрел в глаза Фельдшера, и тот осекся, сразу посерьезнел, кивнул.

— Да, извини. Косячину спорол. Тьфу, конечно, в третьей степени. Да ты не думай, Лунь, что я на тебя в большой обиде — она как только пришла, мне уже все понятно стало.

— И что же?

— Ну то, что у нас она не задержится, уйдет или к тебе, или в одиночки. В «Свободу» люди за друзьями приходят, за братством, здесь те, кому без соседского плеча сложно… потому и сбивается народ в группировки по интересам, и наша в этом плане самая грамотная будет. Но чтоб прийти, на то потребность нужна, нужно, чтоб человеку, когда он один совсем, плохо было. А у нее этого нет… ну, в смысле, что плохо ей, так это видно, лицом черная, но и команда наша совсем не то, что ей нужно.

Фельдшер помолчал.

— Знаешь, Лунь, Фреон про вас много рассказывал. Очень много. И потому, когда узнал я от Хип, что у вас не срослось, как-то даже и не поверил. Ходил я с этим сталкером по Зоне, не одна совместная дорожка случилась, и могу точно сказать: мэн этот не из впечатлительных и к фантазиям не склонный. Но вы его удивили. Так удивили, что он жизнь за вас положить был готов, и, я так понял, к Саркофагу он за вами пошел, за вашим счастьем, как за своим собственным. В последние наши ходки он этой одной мыслью и жил.

Я почувствовал морозец, пробежавший между лопатками. Так вот почему всегда хмурый, замкнутый, неулыбчивый сталкер разбил о землю кулаки и ушел, бросив проклятие. Вот почему сбылось его желание — и в самом деле он этого хотел, иначе бы и не получилось ничего с нашим возвращением. Не думал я, что так все обернется… от Фреона я этого совсем не ожидал. Совсем.

— А где он сейчас?

— Бухает как зверь. — Фельдшер поморщился. — Он же проходы нашел за Периметр, которые мы европейским посредникам перепродали, куш отхватил, и… в общем, лучше бы ему денег этих не видеть. Здесь он, на нашей базе, там, где у нас столовая — я, конечно, попросил водку товарищу не продавать, но он все равно где-то находит и по новой пикирует. Вообще жесть, не узнаю сталкера. Поговорил бы ты с ним, что ли… да, и еще одно.

Фельдшер встал, подошел к полуоткрытому сейфу, достал бутылку и пару стопок.

— Такая фигня, Лунь… парня мы твоего не уберегли. Убили Философа выродки, о которых и говорить-то не хочется. Уже вывели, и… в общем, давай помянем. Классный был человек и на хорошую тропинку уже вышел.

— Это Ересь который?

— Философ, Лунь… мы его так уже давно не звали. Фреон его из-под долговской пули вытащил, поручился, и хорошим другом он нам стал. Не уберегли. Помянем, что ли…

«Фримен» налил две стопки. Выпили, не чокаясь. Хм… значит, хорошим другом? Видно, совсем не понимаю я в людях, если вчерашний бандит, хитрюга и прохвост, каких поискать, вдруг настоящим человеком стал. Впрочем, о мертвых нельзя плохо говорить… Фельдшер коротко выдохнул, немного поморщился и продолжил:

— Поначалу, конечно, жесть был парень, ничего не скажешь — классический такой гопник, словно вчера из местной кодлы вылез. Я еще удивлялся тогда, зачем за него Фреон подписался — стрелять его «долговцы» хотели на своем «аукционе». Сталкер им, конечно, тяготился поначалу, действительно сложный мэн к нам в команду поневоле записался. Но, видно, ты сразу рассмотрел в нем то, что до нас очень долго доходило… хороший оказался парень. Душевный даже, только что в жесткой такой, колючей скорлупе — но это и понятно, жизнь ему очень редко улыбалась. В общем, не сразу, но сдружились мы с ним. Он все вас с Хип вспоминал, только и считал, что вы с ней первые в его жизни настоящие люди были. Фреон рассказывал, что когда о вашей смер… гм, ну, мы все думали, что вы того…

— Пропали.

— Ну, точно, пропали. На серваки о двухсотых сталкерах сообщение пришло, что вы предположительно в аномалию залезли. Ну, так вот, когда Фреон парню эту новость сообщил, тот в лице изменился, всю ночь в уголке проплакал. Совесть его крепко грызла. Мне поделился, когда уже общаться нормально начали, что больше всего на свете жалеет о том, что с вами нехорошо расстался. Не по-человечески. Что вы его гадом запомнили, а Сионист так и вообще сказал, что, мол, сорт человека такой, бракованный. Гнобило его это страшно… видел я это. Да и Фреон тоже понял, но уже позже, что команда у нас состоялась, и в общем, неплохая команда. Веришь, на руках у нас помирал и даже тогда говорил, что люди на сорта не делятся и чтоб мы это Сионисту рассказали обязательно. Жаль, что вот так оно получилось.

Я слушал и не верил… при мне обворовал Философ сталкера, стащил целебный артефакт и деньги, нас при этом подставив перед всем «Долгом» — давно не было на Ростоке такого позора, чтоб кто воровал, «долганы» за этим следили очень строго. А вора на территорию провел не кто-нибудь, а Лунь. Как бы мы крепко тогда попали, если б не догнал я Философа, которого сталкеры еще на Кордоне Ересью прозвали. В самом лучшем случае прикрыли бы нам вход на Росток, в худшем — отбивные сделали и на деньги поставили, а у сталкера обворованного сумма и впрямь была приличная, нешуточная. Причем могли бы избить и Хип — в курсе «долговцы», что девчонка из «Свободы» ушла и потому ей точно не избежать было «долговских» берцев. Народ в Зоне звереет быстро, и правосудие здесь особенное. Повезло нам, что я тогда хорошо с Седым знаком был, даже вместе от мутантов отбивались в Припяти. И втройне повезло, что поймал я все-таки Ересь эту, и жестоко измолотил, на парне места живого не было. Думал, возненавидит, но… вот оно как обернулось. Зря Фельдшер говорит, что я в нем человека рассмотрел. Нет… просто жаль было зеленого новичка, который бы в Зоне через неделю загнулся, вот и вытаскивал. А человека в нем так и не увидел… прости ты меня, парень. Ведь, в сущности, и мы с Хип были крепко перед тобой виноваты, что поначалу приручили, а на Ростоке практически бросили.

— Зона ему пухом. Пусть спит спокойно.

«Жаль, что не увидели мы в тебе человека, сталкер Философ. Жаль, что все так неправильно получилось», — подумал я, удивляясь знакомой горечи потери, словно из Зоны не вернулся хороший друг. Да, именно так — хороший друг, которого мы, правда, так и не успели узнать.

Помолчали, Фельдшер налил еще по одной, выпили за встречу.

— Полагаю, есть еще и деловые вопросы? Ну, не может такого быть, чтоб НИИ своего сталкера без задания отправило. Уже примерно догадываюсь, о чем речь пойдет, но выслушаю охотно.

— Твоим парням предлагают на отечественную науку поработать, — я начал без обиняков, сразу к делу. — НИИАЗ теперь грамотный, горьким опытом наученный и сталкеров ценит. В накладе однозначно не останетесь.

— Нет, Лунь, точно нет.

— Это почему?

— Ну… мы уже работаем на науку, причем вполне себе довольны. Такого отличного снабжения, как сейчас, у моих ребят отродясь не было. Европа не обижает, платит хорошо и за арты, и за информацию.

— Но… как бы не наши они, иностранщина. Отчего бы на родных ученых не постараться?

— А где были родные ученые, когда «Свобода» загибалась? Почему они раньше к нам не пришли, когда мы последнюю пшенку без соли доедали, когда приходилось бинты стирать оттого, что не было медикаментов, когда мы кровью харкали под «монолитовскими» ударами? Где был ваш НИИ, когда нас армейцы прессовали вместе со своим цепным «Долгом»? Нет, брат… связались они с «долганами», вот пускай и дальше с ними дружат. А наука вещь всемирная, какая, к чертям, разница, в какой стране открытия будут делать.

— Но, Фельдшер, это вроде как родина, наши «ботаники», не чужие…

— Эх, Лунь… пойми одну простую вещь. Наша общая и единственная родина — это синий шарик, вокруг солнца летающий. И нам, «фрименам», глубоко начхать на то, что не самые умные люди этот шарик на страны расчертили и над ними цветные тряпки повесили. Когда-нибудь человечество дойдет до этой нормальной мысли. Ну а пока даже в Зоне придется границу проводить.

— Это как?

— Поделили мы ее с «Долгами» на сферы влияния и договорились в чужие песочницы не лазить. Склады, Янтарь, Агропром, половина Красного леса и большая часть Кордона наши теперь, вместе с новыми секторами, все остальное — территория «Долга», Претит мне эта система, но, если честно, любой мир, даже самый худой, лучше доброй драки. С Седым перемирие продлено бессрочно… уже плюс. Ну а со временем и границы эти дурацкие отменим — Зона штука, как я считаю, общая. Ну а пока так. Хорошо, что мои ребята с пониманием и довольны тем, что войне конец. Успех будем развивать.

— Как с «Монолитом», Фельдшер? Я в сетку сообщение кинул, чтоб не торопились стрелять в их бойцов, ежели те с поднятыми руками выходить начнут…

— Что-то ты сделал там, Лунь… о чем-то узнал, факт. — «Свободовец» медленно кивнул. — Расспрашивать не стану, но с тех пор как странный тот Выброс случился и Саркофаг долбанул так, что на полсотни километров видно было, да, стали выходить фанатики, и факт, лапками кверху. Ничего не помнят, ничего не понимают — ни на кого работали, ни чем занимались, единственно, вменяемые почти все, только задумчивые очень. В «Свободе» уже полторы сотни бывших фанатиков, восемь полноценных отрядов сформировано, у «долгов», я слышал, чуть меньше сотни в группировку записалось. И знаешь, не последнее дело — оборонять свои новые группы бывшие «монолитовцы» согласны, а вот первыми нападать — ни в какую. Хорошие бойцы, хорошие люди, опыт Зоны у них никуда не делся, замечательно соображают, но… грустные какие-то. Все молчат больше, вспоминают, видно, что-то, а оно не получается вспомнить. «Монолиту» окончательная хана, это точно, но изредка какие-то ненормальные из Красного леса налетают, не то психи, не то добровольно придурочные — никто уже ими не руководит, вот и сбиваются в стайки, шакалье, все ждут, когда их «Монолит» обратно под свое крылышко позовет. Но таких мало… и с каждым днем все меньше. Оттуда беды, думается мне, уже не будет. Меня другое беспокоит, Лунь.

— Что же?

— Сама Зона. Наши ребята на Янтаре выводок химер нашли. Ну, парочка, естественно, и три детеныша, уже погодки. Сам знаешь, что это за твари… однако кто-то им кости переломал так, словно их рельсами били, после чего всем пятерым головы поотрывал, как курятам, и на обломанные верхушки тамошнего лесочка насадил. Представляешь, пять химер в мешки с костями превратились, просто размолочены… а «долги» на неделе точно такого же псевдогиганта нашли. В смысле, в таком же состоянии. И кто или что это могло сделать — я вообще не в курсе… а если оно завтра к нам на базу придет? Разведчиков я послал туда, но пока толку нет. Ты вот, сталкер, по Зоне давно ходишь, ничего такого не встречал?

Я отрицательно покачал головой. Сильнее этих тварей зверя в Зоне не было, те же псевдогиганты, они же топтыги, под полторы тонны бывали весом, такую тушу не то что ударом размолотить, динамитом не возьмешь.

— Те же «долги» успели поплакаться, что к ним на базу мертвые каждый день приходят, причем не зомби, а что-то другое — от живого человека на вид вообще не отличаются, только через пару дней видно. Идут и идут… хоть и отношение у меня к «долгам», сам понимаешь, не особенно дружеское, однако чисто по-человечески жаль их. Не знаю, как бы мои бойцы такое выдержали. И на Агропроме какая-то нехорошая штука вырисовывается, говорят, чудится там так, что сталкеры словно в прошлое попадают — кто живым возвращался, рассказывал, что и поезда ходят, и люди там гуляют, и институт не в развалинах, а вполне себе рабочий. И что самое поганое, понимаешь, что это морочит тебя, и что Зона никуда не делась, но аномалий не видно, мутантов тоже не рассмотреть за этим миражом, и это хана. «Ботаники» тревогу бьют — за Периметром Зоны нет, в смысле аномалий, но вдоль стены уже год как «грибники» лазают, говорят, артефакты иногда попадаются, даже свои барыги нарисовались. Не нравится мне все это, Лунь. Зона тетка и так была непредсказуемая, со сложным характером, но раньше это как-то спокойно все было. А теперь мне не нравится, и все тут. Хоть тресни.

— Выброс был странный, не локальный, как обычно, а на всю Зону. Стоит ли удивляться, что Зона чудит… ладно хоть не Катастрофа, как в седьмом году. Хорошо что радиоактивных осадков не случилось после взрыва, иначе мы бы тут все взвыли.

— Правда твоя, — Фельдшер кивнул. — В общем, «ботаникам» передай, что польщены, кланяемся, но график и так слишком плотный, потому пусть и не серчают. Честно, раньше я бы согласился, но теперь заказы и так есть. Да и… «долганы» вряд ли очень сильно обрадуются конкурентам. Знаешь, при всей моей симпатии к этим товарищам, не хотелось бы сейчас портить отношения, когда вроде все на лад пошло.

— Хозяин барин. — Я поднялся, подобрал рюкзак.

— А это что за интересность такая? — «Свободовец» посмотрел на широкую дыру, перевязанную на скорую руку бечевкой. — Неужели в Зону вот с таким рюкзачиной пошел, Лунь?

— Сидор был хороший, целый. — Я проверил, хорошо ли держится бечева. — Просто местные тварюшки над дизайном поработали, пока к вам добирался.

— Ага. Ну, тогда держи от «фрименов» подарок. — Фельдшер поднял рацию, щелкнул кнопкой. — Слушай, Алимент, сейчас к тебе дорогой гость подойдет, так что ты презентуй ему рюкзачок из европейской партии. И флягу туда кинь, набор продуктовый, ну, и посмотришь там, пустой баул дарить не принято. А ты, Лунь, сходи все-таки к Фреону, поговори, а то смурной он, словно туча.

— Угу… поговорю. Но не обещаю, что оно поможет. Счастливо, Фельдшер.

— И ты не хворай. В общем, заходите вдвоем, всегда будем рады, там, переночевать, купить-продать, да и просто потрепаться с хорошими людьми. Спасибо, что зашел.

«Просто день подарков сегодня какой-то», — думал я, шагая с новеньким отличным рюкзаком из особо прочного материала. Хорошая вещь, вместительная, крепкая, карманов разве что много, наверное, десятка два. Поди, запутаешься, куда что положил… но это ерунда, а вот что форма удачная, «анатомическая», и очень крепкие, широкие лямки, от которых не натрет плечи, а также герметичный отдел на внутренней стенке — это огромный плюс. Алимент не поскупился — к моим вещам, перекочевавшим в новый рюкзак, добавились плоские серебристые банки, в которых, по словам «свободовекого» торговца, была «просто зашибенная тушенка». К ним добавилась запайка из десятка питательных концентратов, шоколад и две бутылки, похоже, со «слезой контролера» — снабжение «Свободы» и впрямь изменилось во много лучшую сторону.

Фреона я увидел сразу, как только зашел в невысокое, одноэтажное здание с корявой надписью «Столофф», где запахи уже знакомого мне хрючева перемешивались с ароматом свежеиспеченного хлеба — «Свобода» недавно наладила свою небольшую пекарню, как раз в то время, когда начались проблемы со снабжением.

Сталкер сидел за большим квадратным столом, хмуро уставясь на полупустую бутылку водки. Еще один «флян», уже опустошенный, лежал рядом, на боку, и мне хотелось думать, что третья бутылка из-под горькой настойки, валяющаяся на полу, была выпита не Фреоном. Сталкер был жестоко пьян — я увидел это по выражению тяжелой, каменной апатии на лице, какой она может быть только у по-настоящему пьяных людей. Меня Фреон, впрочем, узнал, медленно кивнул и неуверенно потянулся за бутылкой. Часть водки пролилась мимо стакана, но стакер прикрыл один глаз, словно прицеливаясь, и долил «граненец».

— С-даров… Лунь… на вот… впей смной.

— Привет, фреон. Не откажусь. — Ох, не стоило бы заливать стакан практически натощак, да еще и после трудного перехода, тем более я уже маленько причастился у Фельдшера. Но отказаться я и не подумал. Нельзя было отказываться.

Водка была неприятно теплой, с какими-то ароматическими добавками. Она продрала горло, тяжелым комом провалившись в желудок. Закуски на столе не наблюдалось, и я, переждав водочный привкус во рту, просто глубоко вздохнул. И сразу поплыл — отупляюще сонным теплом ударило в голову, зашумело в ушах. Эх… только бы Хип не встретить с таким вот выхлопом — впрочем, за четыре часа должно чуть развеяться, на крайняк приму стимулятор из аптечки, а в натовском сухпайке обязательно найдутся две-три пачки «бубльгама» со вкусом мятной зубной пасты.

— Ты прости, друг.

— Не… парься. Простил… уже. Буишь еще?

— Не, пас.

— А я… накачу. Рас-склеился я чет, Л-лунь. По-гано… слышь, т-ты эта… если, как Фелшер л-лечить меня пришел, то гуляй. Н-не надо. Сами как-нить…

— Да не… я за Хип, в общем, пришел.

Фреон зажмурил глаза, хмыкнул и не донес стакан до рта, отставив его в сторону.

— Пов-тори.

— За девчонкой своей. Оживаю я вроде, дружище. Может, и она то же чувствует. И… забрать я ее хочу.

— Ах ты… с-сукин ты сын, Лун… Лунь… че же вы, падлы такие, комедию ломали тогда… за-разы… эх, м-лин… ну, тады посленяя… то-точней, крайняя. Ваш здоровь.

И сталкер разом намахнул еще полстакана, скривился, медленным движением смел опустевшие бутылки со стола и долго колупался с «молнией» нагрудного кармана.

Вещицу эту я признал почти сразу. Не доводилось мне счастья находить этот легендарный артефакт, мечту многих сталкеров — большой редкостью стал «пузырь» после Третьей катастрофы. Это был, правда, не сам артефакт, а только его фрагмент размером с крупную виноградину, но и это уже было по местным меркам настоящим сокровищем. Ярко-зеленый, светящийся шарик медленно покачивался столе, часто мерцая изумрудными лучиками, и я понимал, что сталкер, обладающий такой вещицей, мог забыть про хроническое радиационное облучение, больше не травить себя токсичными антирадами и не копить деньги на безумно дорогую «жизнь».

— Эта… Фи-лософа ш-штука… ему уже не… надо. Для тебя берег… и вот еще такая же. Бо-богатый попался хабар.

Фреон попытался улыбнуться, выложив рядом с первой вторую точно такую же «почку».

— Это… для нее. Мне уже… без пользы. С этой, — сталкер широко махнул рукой, — я все, завяззал… Короче, на фиг. Бери, сукин сын… продашь, если не надо, она немалых… денег. Хип, смотри, не… обижай.

— А сам ты как?

— Ты, Лунь… это, не твое дело, короче. Уф! — Фреон резко мотнул головой. — Нефигово я накидался, однако. Короче… думай что хочешь, сталкер, мне без разницы. Да только правда это… Я Доктора ночью видел, во… живой он. Нужен ему… им проводник, представь. Уф… представь, не сон, не глюк, реально все, ага. Ухожу я, Лунь, короче. Ну, что скажешь, псих, да?

— Нет, не псих. Это правда, Фреон.

И сталкер, посмотрев мне в глаза, заметно протрезвел, даже вздрогнул.

— Ты тоже в курсе… эх. Лунь, всегда ты был Зоной трехнутый, всегда что-то знал такое, что другим непонятно… значит, и вправду нужен я им. А мне-то, грешным делом, подумалось, что ко мне белая пришла, раз мертвые за соседними столами мерещиться начинают.

Фреон усмехнулся, снова помотал головой, выдохнул, после чего продолжил уже почти нормальным, не спотыкающимся голосом:

— Ух, уже немного отпускает… н-накидался, блин. В общем, сталкер, неправильно я тоже сделал. Нехорошо. И об этом жалею…

— Что нас вытащил?

— Хм… если честно, поначалу была такая подлая мысль. Факт, пожалел, да. А потом чуток покумекал и понял, что глупо так думать, что я все-таки правильно, хорошо сделал, по совести, а уж как вы дальше — по большому счету, уже не мое дело. И, веришь, отпустила злость. А то, что на душе погано как было, так и осталось, то никто сталкеру в бутылку нырять не запретит.

Фреон поднялся, пожал мне руку.

— Hy, Лунь, не поминай лихом. Девчонку свою береги.

— Так мы еще и не вместе пока.

— Да куда вы денетесь, — сталкер усмехнулся. — В общем, попрощайся там с ней от меня, чую, скоро уже в ту самую ходку с Доктором нужно будет идти. Оно для меня все лучше, даже интересно, по какой такой Зоне мне их группу вести. Прощай, дружище… хм, меня уже зовут. Слышу.

Сталкер улыбнулся, кивнул каким-то своим мыслям и ушел.

«Доброй тебе ходки, друг Фреон. Удачи. И еще раз спасибо».

Я был уверен, что больше никогда его не увижу. Поэтому, когда через два часа на ПМК пришло сообщение, я уже знал, что там будет.

А еще через два часа я встретил Хип у ворот «свободовской» базы.

Не изменилась… конечно, нет — всего неделя разлуки, однако у меня возникло стойкое ощущение, что я не видел стажера целый год. Хип заметила меня сразу, движением руки отпустила свою четверку «искателей» и прислонилась плечом к створке ворот. Она не улыбалась даже, просто смотрела на меня, и я, не торопясь подходить, глядел на нее. Да, жизнь возвращалась ко мне — сердце знакомо, сладко замерло в груди от этого взгляда огромных, синих глазищ, от нескольких упрямых веснушек на носике, с которыми не мог справиться даже особый, светло-бронзовый загар Зоны. От этих волос, светло-русых, которые Хип перед ходками заплетала в тугую косу. От этого задумчивого взгляда и, наконец, такой знакомой, милой улыбки. Соскучился я по тебе, сталкер Хип. Крепко соскучился.

— Привет. — Так тихо, что я едва услышал.

— Здравствуй… стажер.

Хип подошла и тихонько, нежно уткнулась лицом мне в плечо.

— Мне было без тебя… плохо. Я не понимала почему. Все ведь было кончено, все не как раньше… тот тихий, мертвый мир убил меня совсем, целиком — то, что раньше было во мне, умерло, и я не жалела о расставании. А теперь мне просто… без тебя плохо. Спасибо, что пришел. И…

— Да? — я осторожно, словно боясь спугнуть, прикоснулся тыльной стороной ладони к гладкой щеке, которая была уже влажной.

— Знаешь, если уже прошлого нам не вернуть, если ты… теперь не чувствуешь ко мне ничего, кроме дружбы, то… я согласна ходить с тобой, как напарник. Мы ведь были отличной командой.

Хип задохнулась, я почувствовал, как напряглись ее мышцы, но она упрямо мотнула головой и продолжила:

— И… и пусть… не как раньше, да… но нам в Зоне… мы правда сработались, Лунь… ведь ты, наверно… думал, что со мной лучше… надежней. Я… теперь хороший сталкер, Лунь, правда. Я буду… полезна.

Девушке все труднее было говорить, она задыхалась.

— Мне просто… надо быть рядом с тобой. Не важно кем… напарником… другом… но просто быть рядом. Не… не прогоняй меня, ладно? Господи, да что я несу?..

И я вдруг вспомнил тот холодный схрон, куда по воле совпадения, случайности, а может, и судьбы, в которую я упрямо не верил, пришла «свободовская» девчонка. Как услышал ее имя, как, еще не понимая почему, заслонил своим телом от долговца, уже сжавшего кулаки. Как сильным, невероятно ярким воспоминанием остался в душе тот момент, когда Хип вот так же стояла у схрона, а я еще думал, как бы отделаться от такой обузы, которая и сама скорее всего угробится, и меня за собой утащит. И как потом было невыносимо стыдно за ту ублюдочную мысль. Как стыдно до сих пор.

«Не… броса-аа-ай… Лу-уууунь…»

— Я пришел за тобой, родная. Да и… конечно, команда у нас отличная… — мне тоже стало не хватать воздуха. — Конечно, одному в Зоне никак… с тобой лучше… и, веришь, все это… ну, что ты мне сказала… то же самое я хотел и тебе…

И я просто крепко обнял Хип, больше не желая ничего говорить — все мы прекрасно поняли и без слов.

Слов не нужно было и во время посиделок рядом со столовой, где, по причине хорошей погоды и действительно теплой, сухой весны, весьма не характерной для Зоны, у костра сидела большая компания «фрименов», а на вертеле шипела и потрескивала туша молодого чернобыльского кабанчика. К этому блюду я чувствовал стойкое предубеждение. Но «свободовцы» то и дело подходили к жареву, отрезая пропеченные, румяные куски мяса. Моду эту, вроде, привнес Фельдшер, он же и проверял «дичь» из Зоны по каким-то известным для него признакам. На вопрос, давно ли можно есть мясо местного зверья, пусть и молодых кабанов, мне было отвечено, что можно, ежели не фонит и нет у зверя каких-то заметных дефектов. Мясо проверялось дозиметром, Фельдшер, которого вроде как научил какой-то странный белокожий излом, внимательно рассматривал тушу, после чего или давал добро, или же отстрелянного кабанчика оттаскивали в колодцы с «киселем» — аномалия в несколько минут пожирала то, что не годилось в пищу человеку.

Я удивлялся этим людям. Смех, перезвон гитар, вполне себе приятный, так заметно отличающийся от «музыки» некоторых знакомых сталкеров, прозванных «брыньками» за знание трех аккордов и постоянно это знание демонстрирующих под тихое, не в лад, гнусавое пение. В отличие от «брыньков» рослый молчаливый «фримен» не пел, за него это делала гитара… и давно я не слышал столь красивых, совершенных мелодий, тревожащих какие-то отдаленные уголки памяти, то, что еще оставалось глубоко в душе из прошлой жизни. Все были в подпитии, но никто ни с кем не ссорился, не слышно было матерщины, и у общего костра я вдруг почувствовал, что вот оно, нормальное, хорошее человеческое братство, добровольный союз людей, которым в Зоне трудно поодиночке. Действительно «Свобода»… человек или уйдет довольно скоро, или останется навсегда. Вон, даже Хип, вроде как в одиночки записалась, но, когда я приказал ей клановые нашивки спороть, тайком сохранила и эмблему с зеленой волчьей головой, и нарукавный знак. И бережно хранила до поры, ожидая, пока я поумнею и все правильно пойму. Тогда, перед нашим последним походом, случившимся уже в прошлой и почти потерянной жизни, достала моя девчонка аккуратно завернутые знаки и приделала их на свой комбез. «Я Хип, Лунь, и я из „Свободы“» — я помню, как это было сказано.

— Держи, мэн! Хлопни с нами за мир во всем мире, который теперь и в Зоне установился. — Незнакомый парень передал мне бутылку, до этого ходившую по кругу. — Войне конец, Фельдшер объявил, что перемирие закончено, теперь просто мир.

— Ага. Зона большая, а людей тут мало осталось. Всем места хватит. — Согласился его сосед.

— Да не, Чиж, не в этом правда, что места хватает или нет. Просто плохо воевать, гадость это, человека недостойная, в любом случае. Помнишь, «долгана» одного в плен взяли? Так вот, спрашивали мы его по-человечески — мол, ты чего это, мэн, в нас стрелял? Он такой говорит: ну, мол, приказ такой был — стрелять, вот и собственно. А Фельдшер и говорит, что это, конечно, все понятно, приказ там и прочее. И спрашивает его: а ты сам, вообще, думать можешь, ну, чтоб без начальства? Сохатый понял, что прямо тут его стрелять не будут, даже, вон, разговоры с ним говорят, и тоже чуть разговорился. Приказ, говорит, на то и приказ, что его ослушаться никак не можно.

Разговоры у костра притихли, даже рослый отложил гитару, обернувшись к рассказчику. А тот продолжал:

— Ну, Фельдшер наш внимательно посмотрел на этого гнилого мэна и снова беседу ведет мол, почему это никак не можно? Тот отвечает, что порядку тогда никакого не будет, все на самотек пойдет, ерунда в группировке начнется, бардак и раздрай, ежели каждый будет то воротить, что ему в голову взбредет. Фельдшер это дело выслушал, «долговца» за воротничок легонько подхватил — ну, вы, пипл, знаете, силушкой атаман не обижен, и вот так, за шкирмон взявши, по базе ему экскурсию сделал, чуть не носом натыкал, мол, где тут раздрай. И еще спрашивает: где тут шприцы валяются наркоманские, где пьяные в лохмуты, где тут грязь и разруха? Молчит «долг», так как нет ничего такого. А Фельдшер дальше спрашивает мол, отчего так получается, что приказов в «Свободе» нет, но и бардака тоже? И отчего же это наш бардак и раздрай держался, держится, и, даст Зона, дальше держаться будет? Молчит пленный. Атаман ему тогда следующий вопрос: мол, ты сам почему считаешь, что «свободовцев» стрелять надо, а «Долг» это просто супер как хорошо? Даю слово, говорит, отпустим, только ты скажи честно, как сам думаешь, без приказов, отчего это «свободовцы» такие плохие. И это, пипл, как раз у конторы, на площадке бывшей ремонтной, где уже все наши собрались эту самую экскурсию смотреть. И заговорил сохатый. Верите, говорит, а в глазах странность у него такая постепенно появляется — понимает чувак, что окромя лозунгов, речевок разных и призывов из матюгальника, что над Ростоком гаркает, ни черта у него в башке нет. И кстати, все это тоже понимают, Но стоят молча, слушают. И в глаза этому сохатику внимательно так смотрят.

— И неужели отпустили? — спросил я.

— А ты думал. Ежели Фельдшер сказал, что отпустит, то, значит, с миром чувак и уйдет. Факт, отпустили сохатого на все четыре. Даже ружбайку ему вернули — по Зоне никак без ствола нельзя — и топай, чувак, к себе, считай это актом доброй воли. Видели бы вы, братцы, как он уходил… чувак-то смелый этот «долговец» был, этого не отнять — спокойненько так стоял под стволами, даже не глядел в нашу сторону. Не то что храбрился там, орал или плевался — нет… реально, стоял, ни одна жилка на лице не дергалась, только на небо посматривал часто, прощался по ходу. А с базы уходил задумчивый, плечи опустил, не обернулся. Знаете, пипл, из чугунноголовых ведь раньше ни один персонаж у нас на экскурсиях не бывал. Они все больше во-он с того холма по нашим дозорам палили, да еще с гранатомета вентиляцию в конторе сделали, долбодуи. Мы еще Фельдшеру попеняли: чего ты, мол, отпустил? А он и отвечает, что кому-то надо первый шаг навстречу делать. «Долгов» тогда вояки предали, и у них некоторые стереотипы немножечко поломались. Фельдшер, молодчина, уловил момент.

— Слышь, Фогель, а ты ведь и на Ростоке недавно бывал? И как там?

— Не поверите, чуваки. Седой, ихний главарь, значит, попросил в простую сталкерскую одежку прикинуться и приходить. Ну, пришли мы туда, походили, с народом пообщались… мировой пипл оказался, душевные, классные чуваки. Хрен поверишь, что они на нас в атаки ходят, реально… люди как люди. Можете меня камнями закидать прям здесь, а я все равно скажу — классный народ. Только че с ними делается, когда они на нашу базу прут, вообще не отдупляю. Разделил нас кто-то в свое время, те гнилушки стремные, что с Зоны жируют, вот и воевали мы на чужой карман. Ну а теперь власть сменилась.

— Чего-то ты не лопаешь, Лунь. На вот, — сосед Фогеля передал мне большой кусок мяса. — Да не смотри, что зверюшка местная, этих кабанчиков потреблять можно, они давно не заразные. Бери, не думай.

Я взял кусок мяса, осторожно попробовал на вкус так оно то что надо. Вещь…

— Спасибо. — И располовинил поджаренную мякоть на два куска, передал Хип. Она улыбнулась, кивнула и без всякого предубеждения начала откусывать от него крошечные кусочки.

— Не за что, сталкер. Сейчас бы к этому делу пивка холодного, да где его возьмешь? В «фримен» усмехнулся. — Ну а водку я как-то не очень уважаю.

«Лунь, будь так добр, загляни ко мне, разговор есть», — гулко разнеслось над базой из динамика на крыше «конторы».

— О… атаман требует Значит, надо. — Фогель усмехнулся. — Когда пообщаетесь, ждем обратно.

И, когда мы с Хип направились к «конторе», за спиной снова красиво, виртуозно заиграла гитара, уже на испанский мотив.

— Я же тебе говорила, что «Свобода» — отличная группировка, — Хип тихонько промурлыкала, прижимаясь к плечу. — А ты не верил… видишь, какие здесь хорошие люди?

— Это точно. Вообще здорово пока все складывается, — кивнул я.

Фельдшер встретил нас на лестничной площадке «конторы», нахмурился, махнул рукой — мол, поднимайтесь, я сейчас. Когда мы уже были в «кабинете», в котором до сих пор еще висели армейские стенды с винтовками и гранатами в руках краснощеких серьезных бойцов, внизу послышался обеспокоенный голос «фримена»:

— Алимент, пройдись по всем частотам… сигнал исчез на открытом месте, никаких ям не было там отродясь. Не мог же исчезнуть сталкер вот просто так?

— Шеф, да я тебе точно говорю, исчез мгновенно, сразу во всех диапазонах. С ПМК не было краш-сигнала, значит, не аномалия, не поломка… такая штука, она даже в кусковом исполнении срабатывает, там десяток датчиков на все воздействия. Нет, нет, не аномалия.

— Может, отключил?

— Друг, даже если вырубить, сеть все равно раз в пять минут ловит идентификационные импульсы, хотя и не пеленгует саму машинку. Нет, точно говорю, исчез, как если б в «телепорт-воронку» сталкер забрался… но чего-то уж долго очень не выныривает.

— Как сквозь землю… — грустно произнес Фельдшер.

— Поисковый отряд нашел чего?

— Да нашел… следы в старой болотине на грязи. Говорят, цепочка обрывалась в центре одной из грязных лужиц двумя четкими, глубокими следами — сталкер какое-то время, видно, стоял там. И все! Словно в небо улетел…

— Ну, так что, же ты от меня хочешь, Фельдшер? Я говорю, что и по сигналам исчез человек, и следы вон это показывают.

— Все ж таки поищи, друг. Вдруг сигнал нарисуется.

— Лады, поищем… сервак теперь свой, антенны тоже, так что…

Послышались шаги, и в кабинет вошел хмурый Фельдшер, прямо с порога бросивший:

— Рассказывай, товарищ Лунь, о чем это вы таком с Фреоном говорили. После разговора с базы он ушел и просто исчез недалеко отсюда, в низинках. Выкладывай давай.

— Он сказал, что его уже зовут и пора уходить, Фельдшер.

— Значит… значит, правда все. Ох, е… а я-то думал, что мэн просто со спиртным не рассчитал. — Фельдшер тяжело сел на стул. — Ну, ходил он по базе пару дней и со всеми так душевно прощался, мол, ухожу я скоро, не поминайте лихом. Поначалу думали, что он просто с базы податься собрался, ну, и не особенно серьезно отнеслись. А он попрощается и снова в «Столофф» накачиваться. Я, грешным делом, решил, что он с собой что сделать надумал, поговорил, а он только посмеялся, и не, мол, друг, я такой глупости больше не сделаю. Позвали, значит, его? И кто, знаешь?

— Доктор. — Просто сказал я, и Фельдшер, и так невеселый, буквально изменился в лице.

— Да. Именно это он и говорил. И еще говорил, что ты, сталкер, по-особому Зоной меченый, и вижу, что прав он. Фа-ак… что ж он, зараза, ко мне-то не зашел?.. даже «до свидания» не сказал… как-то не по-дружески расстались. Алимент!

— Да, шеф? — послышалось через пробоину «вентиляции».

— Заканчивай поиски. Нет его в нашей Зоне. Ушел Фреон. Как и обещался, собственно… другое дело, что не верил я ему. Может, потому и решил уйти вот так… по-английски. Знаешь, Лунь, а ведь мы хорошими корешами с ним сделались, сдружились. Жаль, черт побери.

Фельдшер помолчал.

— И еще одна засадная потеря, как я вижу, намечается. Что, Хип, все, опять нас бросаешь?

— Ухожу, но не бросаю. Я теперь навсегда из «Свободы», и даже он не заставит нашивки спороть. — Я почувствовал легкий тычок кулачком. — Но ухожу, атаман, это правда. С ним.

— Досадно. И ведь во второй раз, зараза такая, нас покидаешь. — Беззлобно ругнулся Фельдшер. — Ни в какие ворота. Кстати, отлично сходили, ага… твои бойцы хабар сдали и прямо у меня под окнами судачили, что, мол, все, раз этот с белой башкой приперся, значит, другого командира дадут.

— Догадливый народ, — усмехнулся я.

— Мы такие, — кивнул Фельдшер, стукнув выдвижным ящиком стола и достав ключ. — Ну, сегодня, я так понимаю, уходить вы не будете — вечереет, а в Зоне ночевать удовольствие сомнительное. Отсюда шестая казарма, и там каптерка есть, под замком. В полное ваше распоряжение. Да, и оставайтесь здесь столько, сколько душа пожелает. И еще запомни, Лунь — в «Свободе» ты всегда почетный гость, ну а Хип и так наша. Заходите почаще.

— О чем ты думаешь, Лунь? — в тихой, бархатной темноте послышался шепот Хип, я кожей почувствовал прикосновение ее гладкого плеча, и рука ощупью нашла руку. Девушка подвинулась ближе, положив голову мне на грудь. От сладкой, теплой усталости меня совсем разморило, и потому я ответил медленно, неторопливо, и тоже не хотелось говорить в голос — уже полчаса мы общались шепотом, чувствуя рядом друг друга.

— Тебе не понравится, скорее всего.

— А все-таки?

— Из Зоны я уйти хочу, Хип. Все, хватило мне. Чуть только денег накоплю тут, пока есть такая возможность, и… и все. В идеале, чтоб на небольшой домик у моря хватило, и еще на первое время хоть какая денежка осталась, обжиться там, осмотреться. И просто отдохнуть, ни о чем, значит, не беспокоиться и ничего не делать.

Хип промолчала, а я продолжил:

— После того как мы там побывали, взяла меня тоска. Крепко так схватила… веришь, невозможно как захотелось неба и солнца, чтоб море, ветер чистый. Нехорошо, наверно, так говорить, но устал я от Зоны смертельно… хм, факт, смертельно устал. Сталкер от старости не мрет, Хип. А мне чего-то пожить захотелось, причем там, где много солнца, лета и моря. Тошно уже от этой вечной хмари над головой.

— Ну… я вписываюсь в твою жизнь? Ну, там, у моря? — Хип приподнялась на локте, и ее распущенные волосы щекотно прошлись по коже.

— Вот я и боялся тебе это предложить, родная, — я вздохнул. — Помнится, ты мне сказала, что твоя Зона начинается за Периметром, да только по другую сторону. Потому мне и… страшновато было, что ты откажешься. Вписываешься ли ты в эту мою мечту, Хип? Думаешь, так ли уж нужны мне одному эти тепло, песок и солнце? Знаешь, стажер, я бы постарался тебя туда вытащить даже в том случае, если бы мы остались всего лишь друзьями.

— Я много думала… обо всем, — Хип снова улеглась мне на грудь, пробежала пальцами по плечу. — И знаешь, о жизни там, на Большой земле, тоже. И поняла одну интересную штуку, Лунь. Не потому здесь хорошо было, что Зона мне роднее и ближе, чем Большая земля, не потому она мне родиной показалась, что здесь само по себе для меня классно, нет. Все намного проще. Я не одна в Зоне была, а с тобой, сталкер. Потому она мне так и нравилась, потому я даже родиной ее называла и уходить отсюда не хотела. Только потому, что и в ходках, и в Баре, и в городке этом ты рядом был. А стоило разбежаться, и серо все вокруг сразу стало. Пресно как-то, некрасиво. Ходила в эти две ходки, как на нелюбимую работу, и все думала: поскорее бы уже на базу вернуться. Придешь, по Складам послоняешься несколько часов, и опять мысль, что катись оно все, в Зону пора идти. А мысли только в одну сторону… что бы Лунь вон там сделал, как решил бы, стал бы в эту рощицу заходить… Лунь, Лунь, опять Лунь…

Хип тихонько хмыкнула, потерлась щекой.

— Но только видела я твой взгляд, перед тем, как к своим, «свободовским», вернуться. Не холодный, не добрый, не злой… равнодушно-мертвый, как и там, у Координатора. Да и у меня ничего так особо не шелохнулось тогда… все, значит, все. Это потом уже пробрало до самой середки, до одурения, как мне без тебя плохо вдруг стало. Но возвращаться — нет… все бы, Лунь, простила тебе, кроме равнодушия. И, как бы плохо не было без тебя, не согласна я быть в твоей жизни… как это… лишним человеком, вот. Никогда. Спасибо, что прислал мне сообщение позавчера, что ты придешь. Я ждала. Очень ждала. Места себе не находила.

— Сообщение?

— Ну да… номер, правда, странный, вроде из старых, но подпись была — «Лунь».

— Сохранилось?

— Ну конечно. Сейчас… — Тихий шорох одеяла, звук босых ног по половицам, скрипнула доска. Комнату залило тусклым синим светом от экрана включившегося ПМК, который так красиво обозначил стройную фигурку Хип, но девушка, не позволив мне насмотреться, снова юркнула под одеяло.

— Вот!

И я прочитал: «Привет, Хип, Соскучился. Жди, на днях приду на вашу базу. Лунь» И знакомый номер отправителя… явно «свободовский» сервер, явно похожи последние числа…

Я потянулся к своей «Кольчуге», нащупал мини-компьютер, тоже включил… ну, точно. Тот же номер под «Привет. Как ты?»

Вот, значит, что… прознал, видно, Фреон мой номер ПМК — ясное дело, «ботаники» на всю Зону раззвонили, что Лунь к ним записался во «внештатники», а официальный номер такого важного дяди узнать — дело техники. Проставился, небось, местному спецу, и вуаля — вот оно. Что характерно, именно «фримены» поднаторели во взломах местных систем. Даже на собственный серверный центр разорились. У Хип тем более вызнать не сложно — подойди да спроси. Умнее нас двоих сталкер оказался и до конца свою добровольную миссию выполнил, все правильно сделал. Молодчина, Фреон. Пусть твоя дорога там, на других страничках нашего мира, будет легкой. Спасибо тебе, друг.

— Опа… так, значит, это не ты был… — с удивлением в голосе произнесла Хип.

— Опа… так значит, и это не ты была, — парировал я с улыбкой. — Но ты скажи, теперь это что-то меняет?

— Не-а! Ничего не меняет, — шепнула Хип после короткого раздумья и снова потерлась прохладной, гладкой щекой по плечу.

Я вздохнул, отпуская от себя последние следы того мутного, тяжелого состояния, в котором так долго находилась моя душа, крепче прижал к себе Хип, вдохнул запах ее волос и…

И мы еще долго не могли заснуть под частый перестук начавшегося ливня и грохот ночной грозы — май он и в Зоне май. Скоро начнутся затяжные, июньские дожди, скоро наступит прохладное, хмурое лето, которое для нас скорее всего будет последним хмурым и прохладным. Держитесь, товарищи «ботаники», Лунь для вас будет недешев, но хорош. Выложусь полностью, но выгрызу маленькое, уютное счастье для нас двоих.

С утра мы, так и не выспавшись, но совсем не чувствуя слабости от приятной, сладкой истомы, с рассветом ушли в сторону Дикой территории.

Я поднял руку — стоп, осмотреться, — и приподнял к плечу «сайгу». Нет, наверно, почудилось… здесь, в этом черном зеве гаража «№ 7» уже не один год росли черно-багровые высокие «папоротники», укоренившиеся прямо на бетонном полу. Давно выбитые окна заплыли какой-то вязкой черной пленкой, такая же короста широкими пятнами расползлась на стенах и створках упавших ворот. Да, верно… шорох этот не от твари — в таких вот зданиях, облюбованных «папоротником», всегда что-то шуршит, поскрипывает, едва слышно скрежещет с таким звуком, словно трутся друг о друга листочки мятой фольги. Гараж, естественно, «фонил» — мне и заходить не нужно, чтоб понять это по характерной аномальной растительности. В другой день я бы не рискнул сунуться в такое здание — радиация штука коварная, — но сейчас, с таким оборудованием, пожалуй, стоило проверить местечко.