Да скроется мгла!

Глава 2.

— Брат Джарльз начал ораторствовать на Великой площади, ваше высокопреосвященство!

— Прекрасно! Пришлите мне отчет в Высший совет, как только он закончит.

Брат Гонифаций, священник Седьмого круга, первосвященник, главный голос от Реалистов в Высшем совете, улыбнулся, но вряд ли можно было назвать улыбкой выражение непроницаемой маски, застывшей на его лице. Сейчас он прикасался к тайне, которая в будущем всколыхнет Высший совет и выведет его из состояния самодовольно благодушия. Это коснется и умеренных с их нерешительностью и компромиссами, и консервативных Реалистов с их ослиным упрямством. Поставленный им эксперимент уже нельзя будет остановить, и пусть тогда брат Фреджерис со своими Умеренными захлебнется от злости собственной слюной, пусть.

Через некоторое время все нормализуется. Брат Джарльз умрет, Бог покарает его. Это послужит поучительным примером простым смертным и недовольным священнослужителям.

Потом Гонифаций на досуге объяснит Высшему совету, насколько необходима свежая информация, полученная при изучении искусственно спровоцированного кризиса.

«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!» Обладание властью — ни с чем не сравнимой чувство, но самое лучшее — это воспользоваться ею в поединке с врагом, равном тебе по силе.

Он поправил свою расшитую золотом алую рясу и открыл двери в Палату Совета. В глубине огромной пепельно-жемчужной комнаты возвышался длинный стол, за которым уже собрались верховные священнослужители, облаченные в роскошные рясы. Лишь одно место, принадлежащее Гонифацию, оставалось незанятым.

Он с удовольствием прошелся вдоль по Палате Совета мимо всех присутствующих. Его самолюбие тешила мысль, что они следят за каждым его шагом в надежде на то, что он вдруг споткнется или оступится. Нервы щекотало чувство, вызванной предположением о том, как бы они тогда набросились на него, подобно изголодавшимся котам, если бы только узнали хотя бы ничтожную частицу его прошлого, которое представлялось ему самому самой жуткой из всех самых мрачных шуток судьбы. Приятно знать это и… забыть!

Это длительное шествие по Палате Совета под критическим взглядом священников давало Гонифацию нечто такое, от чего он не отказался бы и за полдюжины Джарльзов. Это была возможность испить полную чашу власти и славы Иерархи, достойной того, чтобы такой сильный человек, как он, старался сохранить ее на долгие годы. Покоящаяся на тысяче обманов, как и всякое государство, думал Гонифаций, Иерархия, тем не менее, была идеально приспособлена к решению сложнейших проблем человеческого общества.

Временами на брата Гонифация нисходил дар ясновидения. Тогда он видел, как за высокими жемчужно-серыми стенами Высшего совета кипит жизнь Святилища, и получал удовольствие от ощущения непрекращающейся интеллектуальной работы. Иногда воображение переносило его за пределы Святилища, и взору его представали аккуратные квадраты вспаханной земли вокруг скромных сельских святилищ и великие площади городских автоматизированных соборов во всем их могуществе и блеске. И далее, за голубые океаны, к другим континентам, великолепным тропическим островам… И всюду с огромным удовольствием видел он всемогущество алой мантии, которая пользуется уважением везде — от буддийских монастырей, затерянных в Гималаях, до снежных жилищ отдаленной Антарктики. И повсюду действуют Святилища. И тогда его мысли обращались прямо к небу.

Но не успев проделать и половины пути к небесам, его воображение пустилось в обратное путешествие. Теперь с достигнутой высоты он рассматривал социальную пирамиду Иерархии. Вот первая ступень: огромная масса простолюдинов — бездумных животных, низшего соя общества. Далее — небольшая изолированная прослойка дьяконов. Следом — послушники и рядовые члены двух первых кругов священного братства. Затем ступени начинают резко сужаться, и на каждой из них — люди с определенными интересами и конкретной специализацией. И, наконец, маленький Седьмой круг, обладающий высшими полномочиями. А на верхушке пирамиды — первосвященники и Высший совет.

Хотят ли того другие или нет, подсознательно боясь или страстно желая его власти, но он находится на самой вершине.

Он занял свое место и спросил, хотя знал ответ заранее:

— Какие темы мы сегодня должны обсудить?

— Дело о запуганных насмерть священниках, в котором вы, ваше высокопреосвященство, велели мне разобраться, — хорошо поставленным голосом доложил священник Второго круга.

Гонифаций почувствовал, как среди заседавших прокатилась волна раздражения. Их консервативные умы чрезвычайно волновал этот вопрос, не давая спокойно вести собрание. Уже в течение двух дней Верховный священник откладывал разбирательство.

— О чем вы говорите, братья? — произнес Гонифаций. — Разве мы обязаны обсуждать все происходящее в нашей стране всем собранием? Неужели нам придется стыдить братьев за то, что они слушают и рассказывают друг другу детские сказки?

— Психологически это вряд ли оправдано, — заметил брат Фриджерс. Голос его звучал как орган, красиво и сильно. — Может получиться, что мы потворствуем распространению массовой истерии.

Гонифаций вежливо кивнул, но добавил, окинув взглядом всех присутствующих:

— Вы придаете этому случаю слишком большое значение.

— Давайте обсудим это вместе, предложил сторонник Гонифация Реалист Джомальд. — В противном случае мы просидим здесь всю ночь.

Гонифаций вопросительно посмотрел на старейшего из членов совета, тощего брата Серсиваля, пергаментный череп которого поблескивал редкими седыми волосами.

— Вместе! — процедил сквозь зубы скупой на слова брат Серсиваль.

С этим старым Фанатиком соглашались все.

— Да это сущий пустяк, не заслуживающий нашего внимания, — проворчал брат Фреджерис, отодвигая дело своей изящной, словно изваянной из мрамора рукой. — Я просто хотел бы оградить вас от последствий ситуации, которая может смутить тех из нас, кто психологически к ней не подготовлен.

— Воцарилось молчание. Брат Фреджерис, глядя на свои колени, заявил:

— Меня проинформировали, что на Великой площади неспокойно.

Гонифаций даже не взглянул на него.

— Если это заслуживает внимания, — спокойно заметил он, — наш служитель кузен Дез доложит нам об этом.

— Ваш служитель, — спокойно поправил его Фреджерис.

Гонифаций сделал вид, что не заметил последнего замечания.

Тем временем в дверь ворвались десятка два священников. На первый взгляд их трудно было отличить от священников Мегатеополиса, но члены Высшего совета без труда распознали в них «сельских» по манерам и жестам и по особому покрою ряс.

Смущенные и пораженные окружающей роскошью, они стояли, сбившись в кучку, перед заседающим Советом. Их маленькая группа совсем затерялась в просторной, отделанной глянцево-серым камнем Палате.

— Ваше высокопреосвященство! — начал грубоватый на вид парень, впитавший, казалось, всю неимоверную земную силу вспаханных полей. — Я понимаю: все, что мы собираемся рассказать, покажется вам здесь, в Мегатеополисе, невозможным и нереальным, — он продолжал, запинаясь и блуждая растерянным взором по стенам и сводам залы. — Здесь, в городе, вы можете, если захотите, превратить ночь в день и наоборот. У нас все иначе: день резко сменяется ночью, которая окутывает селения непроглядной тьмой, и тогда наступает жуткая тишина.

— Поменьше подробностей! Ближе к сути! — воскликнул брат Фреджерис.

— Только по существу! — подхватил Серсиваль.

— Ну, ладно… Это… это волки, — почти с вызовом выпалил другой священник, такой же кряжистый. — Но эти существа не встречаются в жизни, а только в старинных книгах. Мы же видели их ночью, воотчую. Серые, поджарые, огромные как лошади, с воспаленными красными глазами. Они охотятся стаями, пролетают над полями, подобно сгусткам тумана, и, крадучись, собираются у Святилищ. А если двое из нас должны выйти в ночь, они преследуют нас, не боясь ни гнева Всевышнего, ни ударов прута! Они бегут от света и прячутся в темноте. Наши прихожане обезумели от страха. Да и новичков-послушников сдают нервы, когда ночью в келье какие-то чудовищные твари прыгают к ним в постель.

— Я подтверждаю! Взволнованно перебил третий из «сельских». Холодные волосатые существа дергают нас за одежды и прикасаются к лицу. А когда погасишь свет, то не понять, спишь ты или нет. Они лезут к тебе и тычутся мокрыми носами, нашептывают тонкими визгливыми голосами такое, что я вряд ли решусь повторить это вслух. Но когда зажигаешь свет, чтобы попытаться схватить их, они внезапно исчезают, а ты продолжаешь ощущать их прикосновения. На ощупь это холодные костлявые существа, покрытые то ли шерстью, то ли волосами… человеческими волосами!

— Один из селян, бледнолицый парень с высоким лбом и повелительным взглядом школьного учителя, при этих словах побелел еще больше.

— Я тоже пережил это! — нервно прокричал он, уставившись куда-то вдаль. — Мы с братом Голжвином отправились к одному простолюдину, которого подозревали в укрытии тканей, предназначенных для Иерархии в уплату церковной десятины. У всей их семьи испорченная репутация, особенно у бесстыжей потаскушки-дочки. Но меня не проведешь! Довольно быстро я обнаружил в стене их дома полость, прикрытую доской. Я отодвинул доску и просунул руку внутрь, а эта рыжая шлюха ехидно улыбалась, глядя на меня. Этот злорадный оскал на ее роже выражал крайнее неуважение. Я нащупал рулон ворсистой материи и схватил его, чтобы вытащить наружу, но он вдруг ожил! Он барахтался, извивался, этот холодный, волосатый сверток! Я ничего не мог поделать, так как отверстие в стене не достигало и четырех дюймов в ширину! Тогда мы разломали стену и осмотрели образованную нашими усилиями дыру. Никого и ничего мы не нашли. А семью мы все-таки наказали, увеличив им ному сдачи ткацких изделий. Кстати, на плече у этой рыжей мы обнаружили колдовские отметины. Сейчас она вместе с мужчинами послана на работы в шахты. Никогда не забуду, как я вытащил руку, а под ногтем остались два волоса цвета каленой меди, совсем как у девчонки! Теперь я плохо сплю и постоянно чувствую присутствие этого существа. Его паучьи конечности скребутся о мои ладони!

По залу пробежало оживление. Отовсюду слышался испуганный шепот. Кто-то громко заметил: «Говорят, это бесовские штучки!»

Первосвященник рассмеялся своим мелодичным презрительным смехом. Но и в этом смехе можно было угадать фальшивые нотки.

Брат Фриджерс улыбнулся и поднял брови, будто говорил: «Я же предупреждал вас, что это массовая истерия».

— Я знал, что нас здесь не поймут, — упрямо подтвердил сельский священник, при этом как бы извиняясь. — После нашего первого сообщения для расследования приехал священник Пятого круга. Он видел все то, что и мы, а на следующий день, ничего не сказав, уехал. Пусть он доложит о том, что обнаружил. Мы так надеялись, что Иерархия защитит нас! А теперь мы хотим знать, что собирается предпринять Иерархия!

— Говорят, — вмешался парень, упоминавший ранее о колдовских метках, что существует Совет Темных сил, во всем подобный Высшему совету. И его Черная Иерархия организована также, как наша, но для служения Сатане!

— Да, — кивнул первый из говоривших, кряжистый селянин. — И мен хотелось бы знать правду. А что если истинный Бог как-то, я не знаю как, разбудил настоящего Дьявола? Что тогда?

Гонифаций привстал с места и заговорил дрожащим от волнения голосом. Но вскоре он овладел собой, и в его речи, певучей, как у брата Фреджериса, появилась уверенность и твердость.

— Тише, а то вы разбудите подлинного Дьявола — дьявола нашего гнева! — он окинул взглядом заседавших. Что же делать с этими глупцами? — мягко добавил он.

— Высечь их! — выпалил Серсиваль. Его маленькие глазки сверкали гневом, а тонкие поджатые губы напоминали капкан. — Вы сечь за трусость! За то, что поддались уловкам Сатаны!

Тут сельские священники забеспокоились.

Фреджерис закатил глаза, будто осуждая варварство братьев. Гонифаций вежливо кивнул, хотя вслух согласия не высказал. Ему хотелось знать, действительно ли старый Серсиваль и другие Фанатики верят в существование Великого Господа Бога и его вечного противника Сатаны, Властителя Зла. Возможно, под их позерством в глубине души скрывается истинная вера. Но это не было предрассудком, как у необученных людей, так как искоренялось в первых же кругах, иначе священник не продвигался по служебной лестнице. Это исходило от самовнушения и было результатом размышлений о безграничной власти Иерархии, пока сама власть в этих размышлениях не приобретала сверхъестественного оттенка.

К счастью, Фанатики были столь редким явлением, что вряд ли могли объединиться в партию. Вот в Высшем совете — только один, да и тот уже весьма немолод. Но даже из этого старого дурака при случае можно извлечь пользу. Он достаточно жесток и кровожаден, и, если он поддержит решение совета применить силу, то станет впоследствии козлом отпущения. В сложившейся ситуации Фанатики нужны как противовес многочисленной партии Умеренных, предоставляя Реалистам Гонифация возможность почти полного контроля над ситуацией.

Но эти бедные селяне не были Фанатиками. Если бы они хоть немного верили в Великого Бога — или в любого другого — то не испугались бы так. Гонифаций поднялся, дабы сказать им… но его прервали.

Высокие входные двери распахнулись, и в комнату ворвался священник. Гонифаций узнал в нем одного из Умеренных и хладнокровно дождался, пока священник подбежит к столу, задыхаясь от непривычного напряжения. Тот передал что-то Фреджерису, который, в свою очередь, начал внимательно изучать полученный предмет.

Закончив, Фриджерс поднялся и обратился к Гонифацию со словами, которые предназначались для всех собравшихся:

— Мне доложили, что священник Первого круга на Великой площади поливает Иерархию грязью перед толпой зевак. Ваш Дез присутствовал при этом и запретил нам всякое вмешательство. Я требую немедленных объяснений мне и Совету: что означает это безумие?

— Кто из нас сейчас способствует массовому психозу, брат? — быстро парировал Гонифаций. — Ваша информация неполная. Надо ли мне объяснять столь нехитрую уловку в присутствии этих людей, — он указал на сельских священников, — или я объясню все перед Советом?

Совет еще не пришел в себя от потрясения, а он уже начал свою речь.

— Священники сельских приходов, вы заявили здесь, что увиденное вами может показаться ирреальным. Но это не так. Ибо нет никакой ирреальности ни в Мегатеополисе, ни в любой другой точке космического пространства. Ирреально лишь то, что сверхъестественно, а ничего сверхъестественного не существует.

Неужели вы забыли основополагающую истину, которую должны были усвоить еще в Первом круге? Что существует лишь космос и атомы, образующие его, не обладающие ни душой, ни целью, пока нейронные мозги не вложат в них эту цель.

Нет, ваш рассказ относится к реальным вещам, даже если он вызван лишь воображением ваших мозгов.

На свете есть много таких вещей, которые не может испепелить Жезл гнева. Упомяну лишь солидографические изображения. Но есть еще туманные волки и другие создания, которых вы боитесь. А что касается вашего воображения, то его образы и вовсе неуничтожимы, пока вы не обратите Жезл гнева против собственных голов.

Один из вас упомянул о колдовстве. Разве он забыл, что мы поощряем его? Не мне об этом говорить. Это вы должны были рассказывать своим послушникам!

Разве Иерархия когда-нибудь подводила вас? А теперь вы хотите, чтобы она бросила все дела и занималась вами, потому что вы испугались — даже не потому, что вас обидели, а просто потому, что вам стало страшно!

А может быть, это просто испытание, которому мы решили подвергнуть вас, чтобы определить, насколько вы мужественны и находчивы? Что, если это — испытание? Какую жалкую неудачу тогда вы потерпели!

Но, возможно, Иерархии был нанесен удар какой-то чуждой силой, воспользовавшейся тем, что мы поощряем колдовство. И перед тем, как нанести ответный удар, мы выводим их на чистую воду, чтобы все о них узнать. Ибо Иерархия никогда не наносит удар дважды.

А если дело обстоит именно так, то элементарная стратегия запрещает вам сообщать что-то, дабы не спугнуть врага.

Скажу вам лишь одно: Иерархии известно о волнениях в вашем районе задолго до того, как вы сами осознали это, и они глубоко обеспокоена ими. Вот и все, что вам надо знать. И вы могли догадаться об этом. Не задавая вопросов!

Со спокойным удовлетворением Гонифаций заметил, что последние следы паники испарились. Сельские священники выпрямились и, кажется, вновь обрели человеческое достоинство. Страх все еще сквозил в их лицах. Но это был страх перед начальством, как тому и полагалось быть.

— Священники сельских приходов, к вашему прискорбию, вы предали Иерархию. Как видно из ваших сообщений, вы с начала волнений в вашей области — или назовем это испытаниями, — не сделали ничего и лишь взывали о помощи. А посему было предложено подвергнуть вас бичеванию, и я склонен согласиться с этим предложением. Впрочем, боюсь, вам и этого не выдержать — слишком мало у вас сил.

Иерархия охватывает земной шар, как пясть. И да ляжет на вас вечный позор того, что вы пытались ослабить пусть даже кончик ее перста. Я специально говорю «пытались», ибо мы следим за вами гораздо пристальнее, чем вы думаете, и готовы к неудаче малейшего из вас.

Ваше дело — не обмануть наше доверие!

Возвращайтесь в свои Святилища.

Делайте то, что должны были делать давным-давно.

Призовите все свое мужество и находчивость.

Страх — это оружие, которым должны пользоваться вы, и не позволяйте обращать это оружие против себя.

Вы обучены тому, как с ним управляться.

Используйте его!

Что до Сатаны, признаваемого вами, Властелина Зла, Черного Двойника Великого Бога, — он бросил насмешливый взгляд на Серсиваля, проверяя, как старый Фанатик отнесется к его словам, — изгоните его из своих городов, если это необходимо. Но никогда больше не опускайтесь так низко, чтобы верить в него!

И тут, когда вдохновленные речью Гонифация священники уже пылали страстью реабилитироваться, раздался смех. Стены Палаты Советов были звуконепроницаемы и достаточно толсты, и тем не менее, его жуткие зловещие раскаты были отчетливо слышны, словно кто-то насмехался над Иерархией, над любым лицом, осмелившимся утверждать, что действительно, а что нет.

Сельские священники сгрудились с кучу. Архиереи с большим или меньшим успехом пытались за надменностью собственных лиц скрыть испуг, догадки и судорожные размышления над тем, чем может быть чреват этот смех. Фреджерис смотрел на Гонифация. Старый Серсиваль трепетал от смешанного чувства страха и странного удовлетворения.

Но более всех был потрясен этим смехом слух Гонифация. Противоречивые мысли молниями вспыхивали у него в мозгу. И все же он старался не спускать глаз с сельских священников, противодействуя этому странному смеху. И он преуспел, несмотря на то, что глаза его округлились от переживаемых сомнений.

Смех судорожно оборвался.

— Ваша аудиенция окончена, — хрипло объявил Гонифаций. — Оставьте нас!

Священники поспешили к выходу. Шорох их одежд походил на шепот.

Старый Серсиваль поднялся и, как древний пророк, воздел трясущиеся руки по направлению к Гонифацию.

— Это был смех Сатаны! Это обвинение Великого Бога против тебя и всей Иерархии. Это наказание за многие века лицемерия и ханжества! Великий Бог спустил на мир своего черного пса — Сатану! — и, дрожа, он опустился на место.

Члены Совета тревожно заерзали. Кто-то презрительно хихикнул. Гонифаций вдруг ощутил ту же странную пьянящую пульсацию, которую пережил много лет тому назад, когда чуть не была открыта тайна его прошлого.

В удаляющемся хвосте сельской делегации вдруг началась какая-то суета, и вырвавшийся из толпы толстенький священник бросился к Гонифацию.

— Говори всему Высшему совету, брат Чуман! — остановил его Гонифаций.

Беззвучно отдуваясь, священник, как рыба, то открывал, то закрывал свой маленький ротик.

— Огромные ладони сомкнулись над братом Джарльзом и похитили его!

— Конкретно твой отчет! — хрипло потребовал Гонифаций. — Остальное мы узнаем от тех, кто сможет лучше рассказать нам обо всем!

Священник отпрянул, словно его окатили холодной водой. Он как будто только сейчас разглядел присутствующий Высший совет.

— Как мен было приказано, я спровоцировал гнев священника Первого круга брата Джарльза, — заговорил он своим тоненьким голосом. — Я сделал это, потребовав, чтобы простолюдинка Шарлсон Нория, к которой брат Джарльз продолжает испытывать эмоциональную привязанность, участвовала в службе в Святилище. Она известна своим непослушанием и патологическим страхом перед Святилищами, в результате чего я получил ее отказ. Тогда обвинил ее в колдовстве и, схватив за плечо, Приготовился наложить на нее тавро. Брат Джарльз ударил меня. Я упал, а потом…

— Твой отчет завершен, брат Чуман, — оборвал его Гонифаций.

В наступившей тишине зазвенел голос брата Фриджерса.

— Если нам предстоит выслушивать подобную чушь и бред, направленные на подрыв стабильности Иерархии, мне не придется просить об отлучении брата Гонифация. Это сделает за меня любой архиерей.

— Вы услышите все, — ответил Гоифаций. — А, услышав, поймете.

Но, произнеся это, он понял, что попусту тратит слова. Даже на лицах Реалистов были написаны подозрительность и недоверие. Взгляд брата Джомальда словно говорил: «Партия снимает с себя всякую ответственность за это дело. Ты должен сам управиться с ним, если можешь»

Маленький толстячок, казалось, хотел еще что-то сообщить. Его пухленький ротик обеспокоенно подрагивал. Гонифаций кивнул ему.

— Можно мне сделать дополнение к своему отчету, ваше преподобие?

— Если оно имеет отношение к твоему участию в деле.

— Имеет, ваше сиятельство, и очень странное. Когда я разорвал платье Шарлсон Нории, чтобы наложить тавро, в том месте, где я наложил лишь большой и указательный палец, виднелось три отпечатка.

Гонифаций почувствовал, что готов расцеловать толстяка, но, когда он обратился к нему снова, голос его оставался таким же отрешенным и насмешливым:

— И ты считаешь, брат Чуман, что готов стать священником Третьего круга, если добавишь к добродетели наблюдательности добродетель дедукции? — он с сожалением покачал головой. — Ну что же, я дам тебе возможность искупить свою вину. В конце концов, все это было чистой случайностью, возьми еще одного священника, так как Джарльз больше не является твоим наперсником, и арестуй ведьму.

— Какую ведьму, Ваше смертельное сиятельство? — выпучил глаза маленький священник.

— Шарлсон Норию. И советую тебе поспешить, если ты хочешь поймать ее.

В младенчески голубых глазах брата Чумана забрезжила догадка. Он постоял еще немного, осознавая сказанное, потом развернулся и поспешил к двери.

Но теперь ему пришлось уступить дорогу: в палату Совета вошел худой высокий мужчина в черной рясе дьякона — лицо его выражало непроницаемую самоуверенность, за ним следовало несколько священников со странными свитками и жестяными коробками в руках.

В сопровождении своей свиты дьякон подошел к столу Совета. Он являлся воплощением настоящего уродства — со своим набрякшим лбом и торчащими ушами, напоминавшими блюдца — при том, что его непроницаемое лицо напоминало старательную копию невозмутимых точеных черт лица Гонифация. Тому, казалось, доставляла удовольствие та враждебность, с которой он был встречен. И хотя из-за своего происхождения был лишен права вступления в сан священника, тем не менее он внушал больший страх, чем любой архиерей.

— А что может сообщить нам кузен Дез? — осведомился один из Умеренных — но голос принадлежал не Фредкерису.

Желтолицый священник низко поклонился.

— Ваша августейшая безупречность, — подобострастно начал он, — Мне не нужно докладывать вам ни о чем. Эти беспристрастные свидетели расскажут все за меня. — Он указал на свертки. — Подвижный солидограф запечатлел все происходившее на Великой площади. Здесь содержится каждое слово, произнесенной братом Джарльзом. Запись синхронизирована с видееографической записью эмоциональных состояний толпы во время его речи. В экспертном центре Храма осуществлен анализ снимков оболочки, окутавшей Джарльза и унесшей его. Она, несомненно, является физическим телом. Также с помощью специальной приставки были расшифрованы звуки и дикий хохот, сопровождавшие исчезновение Джарльза. — Тут он поклонился так низко, что рукава его черной рясы коснулись пола.

— Нас не интересуют ваши детские картинки! — закричал тот же Умеренный, покраснев от злости. — Мы хотим знать, что случилось потом!

Гонифаций заметил, как Фреджерис знаками пытается остановить своего соратника, давая ему понять, что он не должен терять своего достоинства, опускаясь до никчемных выпадов.

Тем временем Дез, ничуть не смутившись, волнительно взглянул на Гонифация. Тот кивнул ему.

— Вначале все шло по плану, — начал Дез, и на тонких губах его щелеобразного рта заиграла циничная улыбка, — а затем темная оболочка, наподобие сцепленных рук, обволокла священника. Это подтвердило силу гнева Всемогущего. Мы наблюдали за сферой, которая стремительно рванулась сначала вверх, потом в сторону, едва не задев нас. Мы держали ангелов, способных преследовать ее, как вы и приказали, в полной боеготовности, — он поклонился в сторону Гонифация без тени иронии. — Нам известен квартал, где она скрылась, и сейчас ведутся поиски.

Гонифаций приподнялся и жестом приказал Дезу подойти к столу и приготовить пленки к просмотру. Верховный священник понял, что наступил подходящий момент.

Слова Деза привели в ярость всех, особенно умеренных. Реалисты неожиданно для себя тоже были поражены.

Гонифаций обратился к Совету

— Великие священникы Вселенной, древняя мудрость гласит: «Покуда жив Мегатеополис, жива и Планета». Чтобы применить это высказывание на практике, необходимо четко уяснить себе направление развития Мегатеополиса. Ни одно правительство, которое стоит на Реалистических позициях, не сможет оставить без внимания этот вопрос.

Кто из присутствующих здесь священнослужителей, за исключением может быть тебя, брат Серсиваль, верит, что какой-либо враг может открыто бороться с могущественным Мегатеополисом?

Я не верю, но хочу в точности убедиться… и это одна из причин того, что произошло на площади.

Братья, теперь у нас есть ответ. Пришел Сатана! Больше мы не можем отрицать его существование. Под маской колдовства скрывается враг, этот враг опасен и дерзок.

Больше мы не можем отрицать того, что в глубинах уничтоженного нами колдовства зародилось колдовство внутреннее, которое орудует с помощью страха не только против простолюдинов, но старается использовать его и против служителей культа. Есть подозрение, что члены этой тайной организации отмечены колдовскими знаками на теле. Им кажется, что они хитры и изобретательны.

Больше мы не можем считать не заслуживающим внимания массовым психозом дело «сельских священников». Желая рассеять их страх, я объявил, что мы просто подвергали испытанию их характер и силу воли. Но вам-то известно, что трое наших ученых Пятого круга опустились до того, что дали возможность сбить себя с толку при объяснении происшествий в сельских святилищах.

Гонифаций медлил. Умеренные злились все больше. Любое упоминание об опасности выводило их из себя. Реалисты внимательно слушали. Брат Джомальд не сводил восхищенных глаз с оратора. Его лицо выражало подобострастие.

— Итак, вернемся к вопросу о будущем Мегатеополиса. Братья, есть только один способ узнать его. Только таким образом можно определить подлинное настроение толпы. Даже самое тщательного наблюдения за ней в повседневной жизни недостаточно. Не дают полной картины и психологические тесты. Единственный шанс разобраться во всем — спровоцировать небольшой кризис и внимательно наблюдать за его развитием.

Один из Умеренных начал подниматься со своего места, но Фреджерис опередил его. Его охватил гнев, когда он ясно осознал, что партия им проиграна и ему не одолеть Гонифация в открытой борьбе.

— Никто не борется с огнем, заливая его нефтью, — начал он.

— Ты ошибаешься! — возразил Гонифаций, — Нефть — более проникающая жидкость, нежели вода. Есть разновидность затаившегося, чуть тлеющего огня, который может одолеть только нефть, не воспламеняющаяся из-за недостатка кислорода. Такой огонь, братья, тлеет в сердцах наших прихожан. Сила, действующая против нас и маскирующаяся под колдовство, является таким огнем — затаенным, но опасным.

Чтобы выведать истинные настроения черни, мы устроили им небольшой спектакль Поучительную историю о священнике, унесенном ветром за богохульство. Я также предполагал, что, как это часто случается, провокация послужит приманкой для врага и вызовет кризис. Кризис, который спровоцировал я сам.

И сейчас, первосвященники Мегатеополиса, я представлю правдивую запись происходившего на площади на ваше рассмотрение и изучение, дабы мы смогли вовремя предотвратить настоящий кризис, час которого близится.

А после того, как вы все увидите. Вы можете отлучить меня от церкви, если сочтете это необходимым.

Пока Гонифаций говорил, ассистенты Деза суетились над чистым, без единого пятнышка столом Совета.

Их стараниями в центре стола появилось круглое отверстие футов шести в диаметре. Рядом образовались мелкие отверстия и щели. Все принесенные свертки исчезли в соответствующих отверстиях, и Дез прикоснулся к пульту управления.

Жемчужно-серая палата Совета начала погружается во мрак. Тьма стала непроглядной.

В тот же миг над серединой стола разгорелась миниатюрная сценка. Лишь изредка набегавшая рябь, да незначительные блики, оставляемые движущимися на экране людьми, напоминали, что это только проекция, запись произошедшего.

Тут были крохотные фигурки простолюдинов в домотканном грубом тряпье, священников в алых рясах, малюсенькие лошадки, повозки, товары. Все это занимало довольно большую часть Великой площади, без окружающих ее архитектурных строений. Но сейчас вместо Великого Бога над ней склонились Верховные священнослужители.

Из маленьких отверстий поднимались прямые лучи света — желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Они служили индикаторами нервно-эмоциональных реакций толпы. Зал наполнился гудением и возгласами лилипутов, цоканьем копытцев, скрипом деревянных колес.

Сцена на Великой Площади воспроизводила сама себя.

Дьякон Дез потянулся к солидографу и небрежно ткнул пальцем, указывая на две крошечные фигурки в алых рясах.

— Джарльз и Чуман, — объяснил он. — Через несколько минут мы воспроизведем их голоса в полную силу.

Довольный Гонифаций откинулся на спинку сидения. Он всматривался в лица первосвященников, которые, словно призрачно освещенные маски, казались повисшими в безграничной тьме. Он перевел взгляд на солидограф, где уже разворачивалась картина первого обвинения в колдовстве. Фиолетовая полоска, демонстрирующая непокорство и другие, подобные этим эмоции, внезапно качнулась и побледнела.

Он бросил случайный взгляд на лицо молодой колдуньи и чуть было не кинулся вперед, чтобы схватить ее, но сумел сдержать себя и лишь только немного наклонился к столу, как будто хотел поближе рассмотреть изображение.

Не может быть!

Это лицо было холоднее и совершеннее самой искусной камеи, обрамленное кукольными темными кудрями.

Но это было не то лицо, которое запечатлелось в его памяти, правда, очень похожее, если не принимать во внимание что прошли годы. Джерил! Та самая Джерил! Однако Чуман называл ее Шарлсон Нория.

Вдруг, как в сказке, скрипнула наглухо закрытая в прошлое дверь и чуть приоткрылась, властно растягивая пружины, сдерживающие ее.

Он посмотрел через стол на карикатурное лицо Деза, желтевшее во тьме, и перехватил его пронзительный недобрый взгляд. Дез попятился в темноту. Гонифаций медленно поднялся с кресла. Потом и вовсе отошел от стола. Почувствовав присутствие Деза, он схватил его костлявую руку и прошептал в самое ухо:

— Женщина, которую собирался арестовать Чуман, Шарлсон Нория. Найди ее. Забери у ее Чумана, если она уже у него. Во что бы то ни стало. И пусть она будет моей тайной узницей. Но об этом — молчок.

Поразмыслив, Гонифаций прибавил:

— Имей в виду, ты не должен причинять ей вреда, пока я не встречусь с ней сам.

Дьякон криво усмехнулся в ответ.