Да не настанет ночь

16. ДВЕ ВСТРЕЧИ

Еще несколько дней назад Рорден не мог бы вообразить подобной встречи. Хотя формально он все еще пребывал под подозрением, необходимость его присутствия была столь очевидной, что никто не предложил исключить хранителя записей из числа участников встречи. Шестеро гостей сидели перед Советом, а по обе стороны от них — Рорден и другие кооптированные члены правительства Диаспара. Это означало, что он не мог видеть посланников Люса, но выражения лиц расположившихся напротив земляков говорили ему достаточно.

Вне всякого сомнения, Элвин был прав, и Совет постепенно осознавал эту неприятную истину. Делегаты из Люса думали почти вдвое быстрее, чем лучшие умы Диаспара. И это было не единственным их преимуществом, поскольку они также демонстрировали удивительную согласованность действий, что, как предположил Рорден, могло быть следствием их телепатических способностей. Хранитель записей не знал, читают ли они мысли советников, но решил, что вряд ли гости нарушат свое торжественное обещание, без которого эта встреча была бы невозможна.

Впрочем, Рорден сомневался, что от нее будет существенный толк. Элвин улетел в космос, это уже свершившийся факт. Совет, еще не признавший окончательно существование Люса, кажется, до сих пор не понял, что произошло. Его члены напуганы, как и большая часть гостей. Сам Рорден уже не испытывал страха. Каким-то образом безрассудство Элвина — или смелость? — изменило его взгляды и расширило горизонты. Вопрос председателя застал его врасплох, но он быстро опомнился.

— Полагаю, — сказал хранитель записей, — что подобная ситуация никогда прежде не возникала. И мы никак не смогли бы ее предотвратить, поскольку всегда плетемся в хвосте у событий. — Все поняли, что под «событиями» он подразумевает действия Элвина, но комментариев не последовало. — Нет никакого смысла спорить о прошлом — и Диаспар, и Люс совершили ошибку. Когда Элвин вернется, можете не допустить, чтобы он снова покинул Землю — если сумеете. Скорее всего, не сумеете, поскольку к тому времени он может многому научиться. Но если случилось то, чего вы опасаетесь, никто из нас не в состоянии ничего исправить. Земля беспомощна вот уже миллионы веков.

Рорден замолчал и посмотрел на сидевших напротив. Его слова никого не обрадовали. Но он и не ставил перед собой задачи успокоить Совет.

— Однако, — продолжал он, — я не вижу причин для тревоги. Земле не угрожают новые опасности. Каким образом два мальчика, улетевших на космическом корабле, могут обратить против нас гнев Пришельцев? Не будем кривить душой, давайте признаем: Пришельцы могли уничтожить нас давным-давно.

Наступила тишина. Слова его были откровенной ересью, они глубоко шокировали собравшихся — но Рорден с интересом отметил, что двое гостей, похоже, восприняли их одобрительно.

Председатель нахмурился.

— Разве легенда не гласит, что Пришельцы пощадили Землю лишь с условием, что человечество никогда больше не выйдет в космос? И разве мы не нарушили это условие?

— Когда-то я тоже в это верил, — вздохнул Рорден. — Мы воспринимаем как должное многие догмы, и это одна из них. Но мои машины не хранят легенд, только истину — а о подобном соглашении нет никаких исторических записей. Я убежден: столь важное событие непременно было бы зафиксировано, как зафиксированы многие куда менее существенные.

Элвин мог бы мной гордиться, подумал Рорден. По крайней мере одна его мечта стала явью — отношения между Люсом и Диаспаром помаленьку выстраиваются, хотя противоречий еще предостаточно. Интересно, где сейчас Элвин?

Лишь когда за спиной Элвина закрылся шлюз, он повернулся к другу и спросил, переведя дух:

— Что это было?

— Не знаю. Что-то ужасное. Мне кажется, оно по-прежнему наблюдает за нами.

— Может, улететь отсюда?

— Нет. Я не думаю, что оно настроено враждебно. Похоже, просто... интересуется.

Элвин уже собирался ответить, как вдруг его охватило чувство, какого он прежде не испытывал. По всему телу распространилось нечто вроде теплого покалывания; когда же через несколько секунд это прошло, он уже не был Элвином Лоронеи. Что-то проникло в его мозг, наложилось на сознание, как один круг частично накладывается на другой. Он ощущал присутствие рядом Теона, также связанного с разумом неведомого существа. Ощущение было скорее странным, чем неприятным, и Элвин впервые получил представление об истинной телепатии — способности, настолько ослабевшей у его народа, что она могла применяться лишь для управления машинами.

В свое время Элвин изо всех сил мешал Серанис овладеть его разумом, но сейчас он покорно впустил чужака. Сопротивляться было бесполезно, к тому же он знал, что этот намного более высокоразвитый разум не враждебен. Он полностью расслабился, позволяя обследовать самые дальние закоулки своего мозга. Ванамонде сразу понял, что один из разумов более дружелюбен и доступен, чем другой. Он с изумлением понял, что оба крайне удивлены его присутствием. Трудно поверить, что они могли обо всем забыть; забывчивость, как и смертность, были недоступны пониманию Ванамонде.

Общение давалось крайне тяжело — многие мысленные картины он едва мог понять, настолько диковинными они были. Его озадачил и слегка испугал повторяющийся образ страха перед Пришельцами, напомнивший о том, что он сам почувствовал, когда узнал о Черном Солнце.

Но эти двое ничего не знали о Черном Солнце, и в его разуме начали возникать их вопросы.

Кто ты?

Он дал единственно возможный ответ:

Я Ванамонде.

Последовала пауза (как же много нужно им времени, чтобы сформулировать мысль), и вопрос повторился. Они не поняли ответа — странно, поскольку Ванамонде сохранил память о том, что имя ему дали существа, подобные этим. Воспоминаний о рождении было крайне мало, и они, что опять же удивительно, приходились на один конкретный период времени, но зато нисколько не поблекли.

И снова в его сознании возникли слабые мысли:

Кем были Великие? Ты сам — один из них?

Этого Ванамонде не знал. Собеседники с трудом смогли ему поверить, и через отделявшую их пропасть донеслось разочарование. Но они оказались терпеливыми, а он искренне хотел помочь, ведь у них была общая цель, и к тому же он, сколько себя помнил, не имел друзей.

А у Элвина не укладывалось в голове, что он участвует в самой настоящей телепатической беседе. Добро бы наблюдать со стороны, как ведет переговоры Теон, чей разум для такого дела приспособлен куда лучше, но чтобы самому... Но и Теона ошеломил поток мыслей, выходящих за пределы его понимания. Бледный от изнеможения, он вскоре повернулся к другу:

— Элвин, происходит что-то странное. Я ничего не могу понять.

Эта новость нисколько не повысила самооценку Элвина, что явно отразилось на его лице. Коротко рассмеявшись, Теон продолжал:

— Не возьму в толк, что собой представляет этот... Ванамонде. Какое-то существо, обладающее огромными знаниями, но, похоже, не слишком разумное. Возможно, — добавил он, — его разум устроен столь необычным для нас образом, что мы просто не способны его постичь, — но почему-то я в этом сомневаюсь.

— И все же, что ты узнал? — не без раздражения спросил Элвин. — У него есть какие-нибудь сведения об этой планете?

Мысли Теона, казалось, блуждали где-то далеко.

— Этот город построен многими расами, включая нашу, — машинально проговорил он. — Ванамонде может сообщать подобные факты, но едва ли понимает их смысл. Кажется, он знает о событиях прошлого, но не в состоянии дать им объяснение. Как будто все факты свалены в одну кучу у него в мозгу.

Он задумчиво помолчал, затем лицо прояснилось:

— Мы можем сделать только одно — каким-то образом доставить Ванамонде на Землю, чтобы его изучили наши философы.

— Это не опасно? — спросил Элвин.

— Нет, — ответил Теон, отметив, сколь непривычно слышать из уст друга такой вопрос. — Ванамонде вполне дружелюбен. Более того, он чуть ли не привязался к нам.

Неожиданно у Элвина сформировалась четкая мысль, уже какое-то время сидевшая в подсознании. Он вспомнил Крифа и других мелких существ, которые постоянно убегали («Они больше не будут, мама!»), досаждая Серанис. И еще он вспомнил — как же давно, кажется, это было! — одну из причин путешествия в Шалмирейн.

Теон нашел себе нового питомца.