Да не настанет ночь

9. ПОВЕЛИТЕЛЬ РОБОТА

Уже наступил вечер, когда машина бесшумно преодолела последний заслон деревьев и остановилась на большой поляне возле Эйрли. Спор, продолжавшийся большую часть пути, утих, и восстановился мир. До драки так и не дошло, возможно, потому, что слишком неравны были шансы. Теона мог поддержать лишь Криф, в то время как Элвину подчинялся одноглазый робот со щупальцами, на которого мальчик смотрел с нескрываемой любовью.

Элвин не знал, каким образом была совершена передача управления, но теперь только он мог командовать роботом, говорить его голосом и видеть его глазами. Машина не подчинилась бы больше никому в мире.

Серанис ждала их в удивительной комнате, как будто лишенной потолка, хотя Элвин знал, что над ней есть еще один этаж. Женщина выглядела обеспокоенной и еще более неуверенной, чем раньше, и он вспомнил о выборе, который, возможно, предстоял ему в ближайшем будущем. А ведь он почти забыл об этом, полагая, что Совет каким-то образом решит его проблему. Теперь он понял, что решение может ему не понравиться.

Серанис заговорила, и по паузам в ее речи стало ясно, что она повторяет заранее отрепетированные слова.

— Элвин, есть многое, о чем я еще не рассказала. Но тебе следует это узнать, если хочешь понять мотивы наших поступков. Тебе известна одна из причин, по которым народы живут порознь. Эю страх перед Пришельцами. Черная тень затаилась в глубинах каждого человеческого разума, обратив диаспарцев против всего мира, погрузив вас в свои собственные мечты. Здесь, в Люсе, страх этот никогда не был столь силен, хотя именно мы понесли основные потери. Мы прекрасно понимаем, что делаем, и у нас есть для этого основания.

Давным-давно люди стремились к бессмертию и в конце концов достигли его. Они лишь забыли, что в мире, где нет смерти, не должно быть и рождений. Возможность продлить жизнь до бесконечности принесла удовлетворение индивидууму, но обернулась застоем для всего народа. По твоим словам, ты единственный ребенок, родившийся в Диаспаре за семь тысяч лет. Но ты же видел, сколько детей здесь, в Эйрли. Много веков назад мы пожертвовали бессмертием, а Диаспар по-прежнему живет ложной мечтой. Вот почему наши пути разошлись — и вот почему они никогда больше не должны соединиться.

Хотя подобное и следовало предполагать, удар оказался неожиданным для Элвина. Однако он отказывался признать, что все его планы пошли прахом — даже еще не оформившись до конца, — и лишь часть его сознания слушала сейчас Серанис. Он понимал и осознавал все ее слова, но другая половина разума восстанавливала в памяти обратный путь в Диаспар, пытаясь представить себе любое препятствие, которое могло бы на нем возникнуть.

Вид у Серанис был подавленный. Голос ее звучал почти умоляюще, и Элвин понял, что она обращается не только к нему, но и к своему сыну. Во взгляде наблюдавшего за матерью Теона чувствовался неприкрытый упрек.

— У нас нет желания держать тебя в Люсе против воли, но ты должен понимать, что произойдет, если народы смешаются. Между нашей и вашей культурой лежит не меньшая пропасть, чем та, что отделяла Землю от ее древних колоний. Подумай, Элвин, хотя бы вот о чем. Вы с Теоном сейчас почти одного возраста, но и он, и я будем уже много столетий мертвы, а ты так и останешься мальчиком.

В комнате было очень тихо, настолько тихо, что Элвин мог слышать странные жалобные крики неизвестных животных в полях вокруг поселка. Наконец он почти шепотом спросил:

— Чего ты от меня хочешь?

— Я, как и обещала, поставила вопрос о тебе перед Советом, но закон изменить нельзя. Ты можешь остаться здесь и сделаться одним из нас, а можешь вернуться в Диаспар. В этом случае нам придется стереть информацию в твоем мозгу, чтобы не сохранилось никаких воспоминаний о Люсе и чтобы ты больше не пытался сюда попасть.

— А Рорден? Он все равно будет знать правду.

— Мы много раз говорили с Рорденом после того, как вы с Теоном уехали. И он прекрасно понимает: наши действия вполне разумны.

В это мрачное мгновение Элвину показалось, что весь мир обратился против него. Хотя в словах Серанис было немало правды, ему не хватало сил ее осознать. Он видел лишь крушение своих туманных планов, конец поисков знания, ставших теперь самым важным делом в его жизни.

Серанис, видимо, прочитала его мысли.

— Я ненадолго тебя оставлю, — сказала она. — Но помни: что бы ты ни выбрал, пути назад не будет.

Теон последовал за ней к двери, но Элвин крикнул ему вслед. Юный житель Люса вопросительно посмотрел на мать, и та, слегка поколебавшись, кивнула. Дверь беззвучно закрылась, и Элвин понял, что она больше не откроется без согласия Серанис.

Элвин подождал, пока мысли снова придут в порядок.

— Теон, — начал он, — ты ведь мне поможешь?

Тот кивнул, но ничего не сказал.

— Тогда скажи, как меня могут остановить.

— Это легко. Если попытаешься бежать, моя мать возьмет под контроль твой разум. А потом, когда станешь одним из нас, тебе и не захочется уходить.

— Понятно. А читает ли она мои мысли сейчас?

— Я не должен этого говорить, — с тревогой ответил Теон.

— Но ведь скажешь, правда?

Мальчики долго смотрели друг на друга. Затем Теон улыбнулся.

— Только не пробуй меня запугивать. Я твои мысли читать не могу, но мама тут же вмешается, если попробуешь что-нибудь сделать. Она намерена следить за тобой, пока все не будет решено.

— Знаю, — сказал Элвин, — Но известно ли ей, что я думаю сейчас?

Теон поколебался.

— Нет, — наконец ответил он. — Кажется, она специально ушла, чтобы ее мысли на тебя не влияли.

Такой ответ Элвина вполне устраивал. Впервые он осмелился подумать о плане, который давал хоть какую-то надежду. Он был чересчур упрям, чтобы согласиться на любой из предложенных Серанис вариантов.

Вскоре должна вернуться Серанис. Он ничего не сможет сделать, пока не окажется на открытой местности, но даже там Серанис способна сорвать попытку к бегству. Или самостоятельно, или с помощью жителей поселка.

Очень тщательно, со всеми подробностями, Элвин вспомнил единственный путь, который мог привести назад в Диаспар на тех условиях, которые его устраивали.

Теон предупредил о приближении Серанис, и Элвин быстро перевел свои мысли в безобидное русло. Ей всегда было непросто понимать его, и теперь Серанис казалось, что мальчик витает далеко в космосе, глядя на затянутую облаками планету. Кое-где в облаках возникали на секунду просветы, и она успевала заметить то, что лежало под ними. Пытаясь выяснить, что скрывает Элвин, она проникла в мысли сына, но Теон ничего не знал о планах друга. Она вновь подумала о принятых мерах предосторожности и, словно человек, разминающий мышцы перед серьезным усилием, еще раз перебрала варианты принуждения. Но когда Серанис, стоя в дверях, улыбнулась Элвину, на ее лице не было и следа озабоченности.

— Ну, — спросила она, — ты решил?

Ответ Элвина прозвучал вполне честно.

— Да, — сказал он, — Я вернусь в Диаспар.

— Мне очень жаль, и я знаю, что Теону будет тебя не хватать. Но, возможно, это и к лучшему — здесь не твой мир, и тебе следует думать о своем народе.

Демонстрируя высшую степень доверия, она отошла в сторону, пропуская Элвина в проем.

— Люди, способные стереть воспоминания о Люсе, уже ждут; мы ожидали подобного решения.

Элвин с радостью увидел, что Серанис ведет его именно в ту сторону, куда он и хотел. Она не оглядывалась, чтобы проверить, идет ли он следом; каждое ее движение словно говорило: «Только попробуй сбежать — мой разум намного сильнее твоего». И он знал, что это истинная правда.

Они уже отошли далеко от домов, когда Элвин остановился и повернулся к товарищу.

— До свидания, Теон, — Он протянул руку, — Спасибо за все, что ты для меня сделал. Когда-нибудь я вернусь.

Серанис тоже остановилась в нескольких метрах, не сводя глаз с Элвина.

— Я знаю, ты поступаешь так против своей воли, — сказал он ей с улыбкой, — и не обижаюсь. Впрочем, то, как поступаю я, мне тоже не нравится.

Это неправда, подумал он, испытывая странную радость. Мальчик быстро огляделся вокруг; никто к ним не приближался, и Серанис не двигалась с места. Она все еще смотрела на него, вероятно пытаясь прочитать мысли. Он быстро заговорил, не давая оформиться даже контурам своего плана.

— Я не считаю, что ты права, — произнес он столь надменно, что Серанис не смогла сдержать улыбку. — Люс и Диаспар не должны оставаться разделенными навсегда; однажды они могут понадобиться друг другу, и даже очень. Так что я возвращаюсь домой со всем тем, что успел узнать, — и не думаю, что ты сумеешь меня остановить.

Он не стал больше ждать — что было и к лучшему. Серанис даже не пошевелилась, но он туг же ощутил, как тело перестает ему подчиняться. Он не ожидал встретить столь мощное противодействие — но теперь стало ясно, что Серанис помогает множество других скрытых разумов. Уже почти смирясь с поражением, он как зомби двинулся в направлении центра поселка.

Затем, подобно молнии, вспыхнули сталь и стекло, и мальчика оплели металлические руки. Его тело машинально боролось, но сопротивление было бесполезно. Земля унеслась вниз, и он еще успел увидеть Теона, застывшего с вытаращенными глазами и глупой улыбкой.

Робот нес его на высоте три метра намного быстрее, чем мог бежать человек. Серанис потребовался один миг, чтобы осознать происшедшее, и борьба тут же прекратилась — женщина ослабила контроль. Но она еще не признала поражения, и вскоре случилось то, чего Элвин больше всего боялся и чему изо всех сил пытался противостоять.

В его мозгу теперь боролись две разные личности, и одна из них умоляла робота опустить его на землю. Настоящий Элвин ждал, затаив дыхание и лишь слегка противясь силам, с которыми, он знал, бессмысленно сражаться. Он щел на риск, давая машине сложные команды и не ведая, способна ли она их понять. Робот ни при каких обстоятельствах не должен подчиняться любым его последующим приказам, пока не доставит свою ношу в Диаспар. Если же подчинится — все пропало.

Но машина не колеблясь мчалась по маршруту, тщательно проложенному для нее на карте. Половина сознания страстно умоляла отпустить, но теперь Элвин знал: ему ничто более не угрожает. Вскоре и Серанис это поняла — силы у него в мозгу прекратили тягаться друг с другом. Он снова свободен, подобно привязанному к мачте корабля путешественнику, которого провожает затихающее над темным морем пение сирен.