Судя по карте, маршрут до заброшенного поселения, в котором на тот момент находились Яська и наемники, мог быть втрое короче, но из-за пресловутых кристаллов-ловушек, магу довольно часто приходилось жертвовать временем и ехать окольными путями. Зато он вполне четко обозначил на карте месторасположение всех магических препятствий. Тем не менее, после долгих споров наемники решили следовать напрямик, то есть по своему собственному маршруту, всецело полагаясь на счастливое расположение звезд.
— Теперь бы не заблудиться, — вздохнул Растрепай, поддев носком сапога комок замерзшей земли.
— Уж как-нибудь выберемся, — не слишком уверенно изрек Талька, крепко привязывая поводья Сарыча к задней луке своего седла. — Главное, чтобы Яська не ворожила вблизи кристаллов.
— Ну не буду я! Хотите еще десять раз пообещаю? — Юной чародейке уже надоели их бесконечные напоминания о магических ловушках. Ведь она не хуже наемников усвоила тот горький урок.
Яська покрутила в руках перстень мага. Перстень был слишком велик для ее тонких пальцев. Спрятав драгоценную находку в свой сапог, Ястребинка запрыгнула на Джара и принялась подгонять друзей, которые по ее сугубо личному мнению не слишком торопились со сборами.
И вот, опасающиеся находящейся впереди неизвестности наемники покорно тащились за возглавляющей эту маленькую процессию Ястребинкой. Всех их без исключения терзала ностальгия по проведенному в компании Белозора времени. Вслед за исчезнувшим магом испарилась всякая уверенность не только в настоящем дне, но и в завтрашнем. Особенно болезненно это сказалось на Растрепае, который во время поездки вдруг лишился покоя и сна. По началу Талька воспринял случившуюся метаморфозу как подарок судьбы — теперь было кому доверить ночное дежурство на привалах. Но после первой же ночи дежурства от услуг "подарка судьбы" пришлось отказаться. Сын мельника издавал истошные вопли даже при малейшем шорохе листьев или ветвей, видимо пытаясь таким образом напугать "непрошенных гостей". На него не действовали ни Яськины заверения того, что при любой угрозе она воспользуется боевыми заклинаниями, ни Талькины обещания вытрясти из него душу, если он не замолчит. Поэтому на следующий день было принято решение разделить дежурство на двоих, вне зависимости от того дремлет ли сын мельника или испуганно жмется к костру.
Пословица "у страха глаза велики" самым лучшим образом подходила к беспочвенным тревогам вихрастого наемника. Дороги в эту пору были свободные; иногда, где-то в глубине лесов выли волки, но подходить близко пока не решались.
До Перелога оставалось полдня пути, и в рядах путников все чаще разгорался жаркий спор насчет небольшой остановки в главном и самом большом городе Рекоставья, в котором им всем очень хотелось побывать. Но, в конечном итоге, друзьям пришлось преодолеть этот соблазн, потому что в данной ситуации каждый день был на счету.
Погода постепенно налаживалась, и суеверные наемники расценивали данное явление как добрую примету. Кружащие в небе стаи воронья, надтреснутыми криками оповещали о приближающейся зиме. В надежде найти поживу, они часто опускались на голые поля и деловито разгребали клювом и лапами холодную черную землю.
Потускневшие леса, убранные поля и стаи ворон — так выглядел маячивший перед глазами путников самый распространенный пейзаж. Изредка им встречались озябшие селяне — пешие или трясущиеся в повозке. Однако стоило друзьям выехать на ведущую к главному городу дорогу, как повозок и странников значительно прибавилось. Почти все они стремились быстрее попасть в Перелог, на грандиозную ярмарку. Рядом с Медной очутилась серо-белая лошадь: с вихрастым наемником попыталась завести разговор явно скучающая в дороге девушка. Трепа рассеянно посмотрел на нее красными после бессонных ночей глазами и, подумав, что ему это снится, звучно высморкался в рукав своей рубахи. Девушка что-то гневно крикнула и, пришпорив лошадь, свернула в сторону.
Чем ближе друзьям Белозора подъезжали к городу, тем больше им казалось то, что они попали на городскую ярмарку, хотя до ярмарки было довольно далеко. Особенно хваткие торговцы, приноровившиеся торговать на ходу, расхваливали свой товар, при этом перекрикивая друг друга. В преддверии зимы, особым спросом пользовались утепленные вещи.
Не удержавшись от соблазна, Таль отоварился перчатками, а затем, приосанившись, важно изрек:
— Теперь я как господин Белозор.
— Ничего подобного! У его перчаток кожа тоньше, а на крагах серебряные руны. От нежити. — На всякий случай два последних слова Ястребинка произнесла шепотом. Она бы тоже не отказалась от таких перчаток, как у мага, но на ее узкую ладошку таких не делали, а шить на заказ было слишком дорого.
Юная чародейка внимательно посмотрела на сшитый по краям, довольно широкий кусок лисьего меха, который служил ей чем-то вроде варежки на правую руку. Левую она прятала в длинном рукаве эльфийской рубахи. Вполне сносно, вполне тепло.
Так они и тащились в живом потоке людей, всматривались в лица встречных прохожих и изредка делились впечатлениями. Только Растрепай, не обращая на монотонный гул голосов, грохот повозок и стук лошадиных копыт о каменную дорогу, дремал в седле. Неподалеку от городских ворот, завис вращающийся вокруг своей оси прозрачный кристалл. Он был величиной в шаг. При виде кристалла дочку знахаря бросило в холод, да и Талька заметно побледнел. На их счастье они уже подъезжали к перекрестку, возле левой развилки которого стоял покосившийся указатель: "Синельск", возле правой: "Векшин Яр". Путники поспешили свернуть налево.
Спокойно вздохнуть они смогли лишь тогда, когда увидели долгожданные каменные стены города, в который они так стремились попасть. У ворот стояли хмурые, небритые стражи.
— Кто такие? — спросил один из них, когда путники подъехали ближе.
— Ну, просто, — мямлил Талька, — в гости едем.
— К господину Эсберу, видно, — неожиданно раздался хриплый смех второго стража. — Пропусти их, Крев. Помнишь, как вон тот потешил нас летом? Над самим градоправителем поглумился. Не иначе как с подачи Эсбера.
Растрепаю в это время казалось, будто он сидит на иголках — насмешливые взгляды стражей казались ему невыносимыми.
— Как забыть? — незамедлительно отреагировал Крев. — Но пропущу я их только ежели покажут, что в мешках везут.
Знающие о подобных порядках Яська и наемники даже и не подумали возражать. В их скромной поклаже не было ничего особенного. Да и стражники не очень-то старались, например, походный мешок Белозора и мешок с провизией были благополучно ими проигнорированы.
— Господину Эсберу привет! — не без ехидства крикнул им вдогонку стражник — тот самый, который первым узнал Растрепая.
— Сам передашь, — тихо буркнул себе под нос сын мельника, надевая на голову капюшон, потому что боялся быть опознанным кем-нибудь еще.
Прежде чем найти знакомый каменно-деревянный дом, они добрый час бродили по городу, громко споря, когда и куда сворачивать.
Яська опасалась, что они не застанут "господина" Веста дома, потому что он производил впечатление крайне занятого человека, который не очень-то любит сидеть без дела. Но опасения оказались напрасными. Бывшая ведьма была дома, точнее она подметала дорожку, ведущую от крыльца до сарая. Увидев пожаловавших к ней гостей, Веста кинула метлу на собранные в кучу грязно-желтые листья, и побежала им навстречу.
— Какая радость! — раздался ее обрадованный возглас. — А Северина где забыли?
— Двумя словами не расскажешь, — важно ответил Талька.
Бывшая ведьма замолчала и лишь окинула подозрительным взглядом своих гостей и бесхозного Сарыча. Затем она помогла отвести лошадей на задний двор и кивком пригласила друзей Белозора зайти в дом.
На улице начался мелкий дождик. Привязанные лошади трясли мокрыми гривами и покорно ждали того момента когда их отведут в конюшню. Тем временем, постоянно перебивающие друг друга наемники и Яська рассказывали о пропаже Северина. Веста хлопала удивленными глазами и внимательно слушала своих гостей.
— Ты — единственный к кому мы можем обратиться, — подытожила их сбивчивый рассказ Яська. — Ведь ты тоже маг и должен знать, где располагается этот Фандиан.
— Но я не знаю, — возразила экс-ведьма. — И едва ли найдутся такие люди, которым известно о Фандиане что-нибудь достоверное. Я имею в виду не ту обросшую вымыслами легенду, а скрытую ото всех правду. Понимаете, одна легенда утверждает, что Фандиан находится на Венцеславном озере, другая, что он располагается в вечных льдах Жестоких Вод или вообще на границе земли и неба, куда еще не попадала ни одна живая душа. Поймите, ребятки, не могу же я стучаться по домам и выспрашивать о мифическом острове. Пойдут толоки, подозрения.
— Но может, ты что-нибудь придумаешь? — не сдавалась юная чародейка.
— Вы всерьез замыслили спасти Северина? — спросила Веста после некоторых раздумий. — И чего же хорошего он вам сделал?
— Ничего. Просто человек славный, — нашелся Растрепай.
— Это Белозор-то славный? — ее удивлению не было предела. — Ведь погибните, глупыши.
— Не надо нам скорую смерть пророчить, — печально улыбнулась дочка знахаря.
— Да, — Таль сузил глаза, — если судьбе угодно — пусть будет так, мы от участи своей не убегаем, поджавши хвост, а, наоборот, навстречу ей спешим.
Последняя фраза была в ходу у Ледяна, теперь этим изречением смело пользовался его сын.
Веста, уставившись в окно, задумчиво погрызла ноготь. В доме царила тишина, слышалось лишь довольное урчание кошки, лакающей молоко.
— Что же нам делать? — спросила упавшая духом Ястребинка.
— Как это "что"? — хозяйка дома резко встала со скамьи, в ее взгляде застыла решительность. — Живите у меня. А я помогу, чем смогу. Эсбер знает, коготь на отсечение даю!
— Ты позовешь его сюда? — ужаснулся сын мельника.
— Успокойся, Растрепай. Эсбер вовсе не злопамятен… Кстати, я вам в дорогу походный мешок отдал и забыл оттуда вытащить берестяной свиток. Надеюсь, у вас хватило разума сохранить этот свиток?
— Кажется, хватило, — Ястребинка задумчиво потерла лоб. — Он должен быть у господина Белозора, в смысле, в его вещах.
Веста бесцеремонно сцапала походный мешок мага и, развязав, вытряхнула его незатейливое содержимое на стол: сменное белье, скомканную рубаху, гребень, перо, флягу с противоядием, заплесневелый сухарь, сложенную вчетверо карту земель Рекоставья и Летних Сторон, пару чистых свитков и еще один, неприлично замасленный, исписанный подчерком Эсбера свиток.
— Мне так хотелось посмотреть, что господин Белозор берет с собой в путь! — Таль пошарил рукой по пустому дну походного мешка. — Раньше-то я не решался. Вдруг побьет за то, что лезу, куда не нужно.
— Как видишь, он не берет с собой ничего ценного! Что очень даже мудро с его стороны. Мешок ведь и стырить могут! — Ловким движением руки, бывшая ведьма вытянула из-под чистых свитков промасленный "шедевр" сложника.
"Ура! Теперь у меня есть повод для примирения!" — мысленно ликовала она и даже подумала о том, что будет не лишним прихватить с собой мешочек монет, с которыми у сложника всегда было туго.
На радостях Веста накормила гостей самой вкусной снедью, а сама поспешно удалилась. Ясное дело, что ей было не до еды.
Встречный ветер брызгал в лицо каплями моросящего дождя и от этого у экс-ведьмы разыгрался насморк. Отчаянно шмыгая носом, она открыла калитку и побрела по скользкой каменной дорожке, ведущей к двери дома в котором проживал светловолосый сложник.
— К господину Эсберу, — прогнусавила она, когда за отворившейся дверью появился хозяин дома.
— Милости прошу, — ответил он, кивком головы приглашая Весту пройти внутрь.
Первый красавец Синельска проживал на чердаке, по той простой причине, что его широкая творческая натура "презирала" чистые уютные комнатки. Злые языки говорили, что на самом деле его натура презирает высокую плату за более цивильные комнаты. Впрочем, если сложник и кривил душой, то самую малость потому что кроме низкой платы, чердак имел другие преимущества: во-первых, Эсберу открывался прекрасный обзор на соседний дом, в окнах которого маячили молоденькие дочки местного казначея; во-вторых, когда по крыше барабанил дождь, к сложнику приходил самые светлые и безмятежные сны. Ведь самыми лучшими звуками на свете Эсбер считал скрип пера по шуршащей бересте, стук капель дождя по крыше и томные вздохи своих почитательниц.
И вот, Веста стояла на лестнице перед дверью — она протягивала руку к косяку, чтобы постучать и всякий раз в испуге отдергивала, словно от огня. Неизвестно, сколько бы она еще так простояла, если бы ее не угораздило оглушительно чихнуть. Из-за двери что-то неразборчиво пробубнили. Веста расценила эти слова как приглашение и вошла. На широком ложе, раскинув руки, лежал одетый в праздничный кафтан сложник, на его лице застыла блаженная улыбка.
— Это я, — предательски дрогнувшим голосом молвила гостья.
— М-м-м…, - жалобно промычал служитель муз.
— Что? — не поняла Веста.
— Дождь идет!
— А! Ну, я потом зайду.
— Оставайся, — смилостивился Эсбер.
"Вот он, мой шанс к примирению!" — У гостьи радостно затрепетало сердце.
Она покорно присела на краешек новенькой лавки. Невзирая на то, что солнечный день обратился в пасмурный, на чердаке было достаточно света для того, чтобы Веста смогла прочитать заглавную строку на лежащем под ее правой ногой свитке.
С того момента когда экс-ведьма в последний раз заглядывала к сложнику, в каморке ровным счетом ничего не изменилось. Здесь витал все тот же несокрушимый дух творческого беспорядка: засохшие цветы, разбросанные предметы одежды, свитки, сломанные и обгрызенные перья и рукописные фолианты, на которые Эсбер тратил почти все свои скромные доходы. Хозяева дома робко предлагали сложнику абсолютно безвозмездную помощь в уборке его обители, но каждый раз получали отказ. А за самоуправство даже нарвались на грандиозный скандал.
— Где ты пропадал, Вест? — вполне дружелюбно осведомился служитель муз.
— Да так! — махнула рукой бывшая ведьма.
— А я тут новую песнь сочиняю… Неделю не сплю, одной морковкой питаюсь, — сложник проворным движением правой ноги, задвинул под деревянную кровать корзину с копченым свиным окороком. — Думаю, гадаю… Кто бы в долг дал?
— Смешное название для песни. — Она сделала вид, будто не поняла намека.
Служитель муз странно посмотрел на своего "друга" и пригорюнился.
— Эсбер, вот, говорят, что ты кладезь полезных советов и знаний…
— Да, этого у меня не отнять!
— Не перебивай! Скажи, известно ли тебе про остров Фандиан?
— Ну как же! Доводилось слышать. Постой, сейчас вспомню, — сложник перевернулся на живот и сжал белобрысые виски широкими ладонями. — Легенда гласит, что когда-то наши потомки жили на том острове и прогневали богов какими-то ужасными поступками, а те наслали кару. Проще говоря, затопили Фандиан. Правда иногда он всплывает. Водные путешественники и по сей день в предрассветный час, видят серую гору, которая, по их мнению, служит неплохим ориентиром… Вест, у тебя сейчас такой вид как будто ты на самом деле веришь в красивые легенды и в навеянные бродилкой фантазии.
— В эту верю! Потому что есть люди, которые воочию видели карту Фандиана.
— Уж не ты ли? — от подобного заявления, сложник переменился в лице.
— Не я, а Северин!
— Тот престранный тип с извращенным чувством юмора? Верится с трудом.
"О, любовь моя, с какой точностью ты охарактеризовал Белозора!" — подумалось Весте.
— И все же постарайся поверить. В Синельске должно быть доказательство того, что остров существует!
— Да я-то, пожалуй, поверю, — ухмыльнулся Эсбер. — Но позволь полюбопытствовать о твоей заинтересованности в острове? В чем корысть, так сказать?
— Подробности, извини, рассказать не могу. Одним словом, надо спасать Северина и ты мне в этом поможешь.
— Вот как? — Сине-зеленые глаза сложника округлились от удивления. — Разве я обязан?
— Кто-то выл про острую нужду или это прошлогоднее эхо никак не уймется? — напомнила она и для должного эффекта позвенела своим увесистым кошельком.
— Я подумаю, — набивал себе цену Эсбер.
— Думать некогда.
— Тогда… по рукам! Какой подвиг мне предстоит свершить?
— Без понятия.
— О, Вест, с тобой рехнуться можно! — служитель муз воздел глаза к небу. — Я так понял, тебе нужна информация о Фандиане?
— Ну да!
— Знаю я одного пронырливого типа. Каначом звать. Стяжатель и паскуда каких свет не видывал, зато осведомлен, зараза, лучше правителя Руиза! — Эсбер старательно расчесывал костяным гребнем свои волнистые волосы. — Итак, есть два варианта добычи информации: увесистый мешочек монет или попойка. Довожу до твоего сведения, что вариант номер два — дешевле. Так как будем действовать?
Веста залюбовалась белокурым сложником, который терпеливо ждал, наивно полагая, что его гость взвешивает предложенные варианты.
— Да, начни с попойки, — она стряхнула с себя сладкое наваждение и высыпала задаток — горсть серебряных монет — на стол, — а после бегом ко мне.
— Не учи кота мышей ловить! — огрызнулся Эсбер, придирчиво рассматривая свое отражение в ведре с водой.
Весь оставшийся день, бывшая ведьма не находила себе места. Уж слишком она беспокоилась за Эсбера и чтобы хоть как-то отвлечься попыталась завязать разговор с Яськой.
— Ничего себе рубаха! — экс-ведьма заинтересованно рассматривала сплетение рун на правом рукаве юной чародейки. — Северин организовал?
Яська не поняла, что "господин Вест" подразумевал под словом "организовал", но на всякий случай утвердительно хмыкнула, понимая, что чем больше она будет ссылаться на авторитет учителя, тем меньше вопросов ей зададут.
— И не надо быть семи пядей во лбу, для того, чтобы понять, что вот это, например, сплетение рун — защита от эльфийского сглаза — интересно, где сейчас эльфов найдешь, в такие времена? А вон, я вижу вязь от нежити, которая, пожалуй, встречается не чаще эльфов. К сожалению, больше я ничего об этих рунах не знаю, способностей не хватило все запомнить.
Юная чародейка тяготилась подобным разговором и вскоре, под предлогом усталости, скрылась за дверью своей временной комнаты, а вернулась обратно лишь к тому времени, когда служитель муз вернулся с "секретного задания". Произошло это ближе к вечеру. По стечению обстоятельств, у самого порога он, практически лоб в лоб, столкнулся с беднягой Растрепаем.
— Ты? Да я тебя!.. — негодовал смердящий алкоголем Эсбер.
— Мама! — с этим "кличем", вихрастый наемник помчался прятаться в одну из располагающихся на верхнем этаже комнат.
— Выкладывай, что узнал, — потребовала экс-ведьма, закрывая за новоприбывшим гостем дверь, в которую вместе со сложником ворвался буйный, холодный ветер.
— При детях? — Эсбер шаткой поступью добрался до печи. — Кстати, приветствую вас, детки.
Ястребинка и Таль сдержанно поздоровались и выжидающе уставились на сложника.
— Им все известно, — пояснила экс-ведьма; она сгорала от нетерпения узнать о том, как прошла встреча с Каначом. — Рассказывай, не томи!
— Изволь. Вся полезная и, главное, ценная информация хранится у послушников, живущих близ Синельска. Помнишь, такой здоровенный домина, огражденный высоким частоколом?
Веста утвердительно кивнула.
— Там, стало быть, и находится то, что вас интересует. — Сложника, на потеху юным гостям, не удержали ноги.
— Надеюсь, мне не возбраняется заночевать под этой крышей? — поинтересовался развалившийся на полу Эсбер. — Не хотелось бы по такой погоде тащиться через весь город.
— Как хочешь. — Бывшая ведьма казалась абсолютно невозмутимой, хотя на самом деле ее сердце радостно затрепетало.
— И когда мы поедем в прикапищный дом? — Ученице мага не терпелось расспросить послушников об острове.
— Прелестно! — рассмеялся сложник пьяным смехом. — Сколько самоуверенности в словах!
— И то правда! — Веста нахмурила брови. — У таких послушников все на замке — не только двери, но и сердца. Не любят они нарушителей своего покоя.
— Если надо будет, то силой выпытаем и отнимем все, что потребуется! — встрял полярский сын.
— Еще одна простая душа! — продолжал насмехаться сложник. — Прикапищная братия находится под покровительством Ютора, а то и самого советника… Чтоб им обоим пусто было! Да пожалуйся они градоправителю, от тебя и мокрого места не останется! Здесь нужна хитрость.
— Эсбер, хочешь еще подзаработать? — вкрадчиво поинтересовалась хозяйка дома.
Сложник почувствовал в прозвучавшем вопросе подвох, и насмешливая улыбка в миг соскочила с его пухлых губ:
— Не хочу!
— Ну пожалуйста, помоги нам! — упрашивала Ястребинка.
— Вот-вот! — поддержала ее Веста. — Ты всеми уважаем и вхож в любой дом! Кому как не тебе поручить столь важное дело? Соглашайся, бриллиантовый наш!
— Фу, какая грубая лесть! — не сдавался он. — Да вы только вообразите себе: где я и где прикапищная братия! Не исключено, что те и слыхом про меня не слыхивали!
— Возможно оно даже к лучшему, — призадумалась бывшая ведьма. — А что, если мы сами наведаемся к этим милым людям и напросимся в послушники?
— План недурственен, но я в него никак не вписываюсь.
— Не спорь, Эсбер, я хорошо заплачу — это раз. И вспомни, что я один не управлюсь — это два.
— Боги! За что мне такие испытания? — ворчал почти сагитированный на авантюру служитель муз. — Вместо того чтобы сидеть в своей комнатке и мирно слагать песни, я ввязываюсь в сомнительное дело!
Остаток вечера все четверо до хрипоты спорили о том, каким образом простой обыватель приходит к мысли о добровольном затворничестве в прикапищных обителях. Эсбер, ввиду богатой фантазии, выдал на-гора несколько вариантов отречения от мира, но сам пользоваться этими вариантами наотрез отказался. Спустившийся к ужину вихрастый наемник скромно помалкивал, хотя весь вид его говорил о том, что ему очень хочется влезть в разговор, однако он себя сдерживал, потому как боялся бурной реакции Эсбера. Далее встал вопрос о том, в котором часу лучше всего "напрашиваться" в послушники: до или после обеда? Решили придерживаться первой версии.
Все происходящее, включая разговор сложника и "господина Веста" казалось Ястребинке странным сновидением.
"Никогда бы не подумала, что буду так переживать из-за человека, который хотел убить моих друзей!" — Она накрыла своей узкой ладонью висящий на черном шнурке кусочек янтаря, подаренный магом.
Согласившись на обучение у Белозора, Яська и представить не могла, что обретет уверенность в завтрашнем дне и поймет то, для чего живет на свете. Да, порою Северин бывал суров и нестерпимо насмешлив. И последнее действовало ей на нервы больше, чем первое, но благодаря этому невесть откуда появившемуся человеку, она увидела, что мир многогранен и слишком интересен для того, чтобы подолгу находиться в одном и том же селе или городе. Даже конные походы уже не казались такими утомительными. Да что говорить! В компании мага было интересно не только ей, но и юным наемникам. Теперь она смутно чувствовала, что для Белозора наступили не самые лучшие времена и порой не находила себе места от лезущих в голову мрачных мыслей и "бездействия" со стороны наемников и чудаковатого "господина" Веста. Самым странным было то, что накануне своего исчезновения маг крепко обмотал коричневым шнурком рукоять своего меча, который так и не взял с собой. Неужели он догадывался о чем-то и поэтому не взял с собой ни меч, ни шнурок, ни перстень? Или забыл?.. Что же случилось там, в заброшенном поселении?
Отогнав прочь заполонившее душу уныние, она сосредоточила внимание на спорщиках. Как раз в тот момент, когда Веста собиралась нанести визит вампирам, а на уговоры остаться туманно изрекала:
— Что поделаешь? Работа!
— Работа не леший — из чащи в поле не переселится! — с мудрым видом изрек Эсбер. — Я дождусь тебя, мой друг, и мы вновь скрестим кубки.
— Нет уж! Где ты видел будущих послушников с похмелья? Подумают еще, что мы не всерьез и прогонят в шею.
— Нас по-любому прогонят, — сложник закрыл один глаз, а другой скосил в сторону печи.
С того момента как Эсбер заприметил возле горки поленьев ополовиненный кувшин бродилки, он прекратил уговоры и терпеливо ждал когда же, наконец, опустеет гостевая комната, которая теперь казалась ему очень подходящей для возлияний.
В городах, в отличие от сел, с рассветом просыпался мизерный процент людей. В то утро дома Синельска словно плавали в зябком тумане, расползшемся вдоль пустынных улиц. Веста в приподнятом настроении скакала вокруг небольшой процессии, состоящей из юных друзей Белозора и сложника. Она, то забегала вперед, то возвращалась обратно, и напоминала подобным поведением вертлявого пса, любителя ранних прогулок, находящегося в компании толком не проснувшегося хозяина. Труднее всего пришлось сложнику, который засыпал на ходу, точнее брел, не открывая глаз, по-стариковски шаркая ногами. В планы Эсбера не входило раннее пробуждение и, ко всему прочему, ему давным-давно расхотелось куда-либо тащиться. Даже за посуленное экс-ведьмой вознаграждение. Впрочем, улизнуть служителю муз не давали поддерживающие его под руки, отчаянно зевающие наемники. Кому ранний подъем не был в тягость, так это знахарской дочери. После исчезновения Северина ей вообще спалось крайне тревожно либо вообще не спалось. Она видела мрачные, полные бессмысленных образов сны, которые забывались сразу же после пробуждения, однако в душе всегда оставался неприятный осадок.
Городские стражники, увидев необычную компанию, спешащую к открытым воротам, немного удивились. Причиной удивления послужил Эсбер, которого все горожане привыкли видеть только в компании известных на весь Синельск личностей.
— Куда держишь путь, господин сложник?
— Я не обязан отвечать! — вспылил сонный и, к тому же злой с похмелья Эсбер. — Как ушел — так и приду!
Стражники насупились, но промолчали, не смея вступать в полемику со столь почитаемым градоправителем человеком.
— Ты глянь, как нос дерет, задница белобрысая! Думает, если он на короткой ноге с Ютором, значит ему все можно! — прошептал один из стражников, осклабившись вслед удаляющейся компании.
Стоило им свернуть с большого тракта, как служитель муз надавал по рукам наемникам, а освободившись, свалился на землю и засопел.
— Пошли к реке, освежим его, — предложил Таль.
Вообще-то Веста была доброй, но злопамятность — наследство, доставшееся от предков: ведьм и магов — возобладало над рассудком. Вдобавок перед ее глазами почему-то возник образ тощей жены градоправителя.
Добравшись до реки, они раскачали вяло сопротивляющегося сложника и тот полетел ласточкой в холодную воду. Прошли секунды, прежде чем эхо радостно подхватило витиеватую хулу, звуки барахтанья, всплески и безудержный смех наблюдателей.
Эсбер тут же взял реванш, исподтишка спихнув Весту с берега. Та хоть и обиделась, но опускаться до выяснения отношений не стала, однако, в свою очередь, взяла случившееся себе на заметку.
Прежде чем предстать перед воротами прикапища, авантюристы и юные друзья Белозора условились о том, что последние будут сидеть в доме бывшей ведьмы и терпеливо ждать возвращения первых. И если через неделю ни "господин" Вест, ни сложник не объявятся, тогда им придется действовать согласно запасному плану, то есть разыскать в трактире "Выпил и Выпил" симпатичного типа по имени Вискол, который знает как вытащить авантюристов из цепких лап послушников.
Когда Веста постучалась в ворота, со двора прикапища донеслась суетливая возня, однако открывать им никто не спешил. Через несколько минут из-за ворот раздался высокий мужской голос:
— Странник ты или враг?
— Мы бедные странники, не принесшие с собой ни умысла злого, ни напасти, — отвечал сложник, с присущей ему патетикой. — Пришли издалека, желаем пополнить ваши ряды.
Эсбер не представился, потому как знал о том, что всем новичкам без исключения положено отрекаться от своего имени. С одной стороны это было очень удобное правило, особенно для не чистых на руку людей, скрывающихся от правосудия. А с другой стороны, это же правило гласило, что через два года верной службы в прикапище, всем послушникам разрешается обращаться друг к другу не "брат", а по имени. Благодаря подобному правилу, некоторые обитатели прикапища, на зависть своим менее сообразительным собратьям, умудрялись присвоить себе имена божеств.
— Да, а еще нас ограбили, добрый брат, поэтому у нас нет никаких подарков, — жалостливым баритоном подвывала Веста, которая только минуту назад вспомнила, что в подобные заведения с пустыми руками не приходят. — Покорно просим у вас приюта.
— Добро пожаловать в нашу обитель душевного покоя, — смилостивился обладатель высокого голоса, но ворота так и не отпер.
Служитель муз и экс-ведьма обменялись недоуменными взглядами.
— Можно войти? — аккуратно осведомился Эсбер.
— Прощения просим, мы ключ от ворот потеряли, — голос, разговаривающего с ними человека стал жалостливо-плаксивым. — Сами уж который день подкоп под ограду делаем.
Веста еле удержалась от того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость в адрес проживающих на территории прикапища братьев.
— Тогда мы перелезем через вашу "оградку", — предложил сбитый с толку Эсбер.
— Влезайте!
Вариант с деревом сразу же отметался, потому что в радиусе ста шагов, вокруг "обители душевного покоя" наблюдались одни лишь пеньки. Теперь все зависело от смекалки авантюристов.
Веста топталась на плечах сложника, который, невзирая на повышенную массу тела, все ниже и ниже оседал под весом "друга". О ее недавних стараниях, которые, увы, не принесли желаемых результатов, свидетельствовала порванная штанина и оцарапанный нос.
Через два часа бесполезного штурма оба авантюриста пришли к единому мнению, что во время войны прикапищу будет значительно легче держать осаду, нежели Синельску.
— Может, сбегать домой за лестницей? — предложил Эсбер, видя, что ему тоже не суждено дотянуться до остроконечных кольев ограды.
Внезапно что-то гулко звякнуло, ворота со скрежетом приоткрылись, и перед их глазами предстал низенький человек, облаченный в мешковатое одеяние.
— Заходите братья мои! Теперь я вижу, что вы не разбойники, а порядочные люди.
— Мелкий гад! — заскрежетала зубами экс-ведьма. Она старалась не смотреть на послушника, потому что в ее глазах слишком хорошо угадывалось желание высказать все, что думает о живущих в прикапище людях.
— Я так и знал, — прошептал Эсбер, стараясь изобразить на своем лице кроткую улыбку. — Это была проверка того, насколько мы сильны в желании к ним присоединиться.
"Врет и не краснеет! — продолжала негодовать Веста. — Знал он! А что ж тогда и словом не обмолвился?"
— Имя мое — Ягун, — представился им наставник. Он окинул пристальным взглядом пятерых послушников, которые запирали ворота на огромный дубовый засов и вновь заговорил: — Я провожу вас в каморку, где проходят духовное очищение все новоприбывшие.
— А сколько они очищаются? — попытался уточнить сложник.
— Каких-то пять лет, и вы превратитесь в достойных одобрения послушников, — туманно ответил Ягун.
"Я здесь и недели не протяну!" — мысленно взвыл служитель муз.
Из окон длинного каменного дома, на пересекающих двор незнакомцев во все глаза смотрели облаченные в бесформенные одеяния послушники. Ряды любопытствующих состояли из тех, кто сравнительно недавно примкнул к братству и еще не успел набраться от наставников должного беспристрастия. Наставники же, в большинстве своем, не проявляли ни малейшего интереса к жизни за стенами прикапища, равно как и к жизни в самом прикапище.
Установленный для всех братьев распорядок дня казался невыносимо скучным для простого обывателя: с утра до полудня хвалебные песни божествам, с полудня до захода солнца работа в огороде, переписывание свитков или групповые беседы о несовершенстве мира, после заката получасовые хвалебные песни на сон грядущий. Не лишним будет сказано и то, что прикапищный огород не мог прокормить послушников и поэтому, согласно приказу градоправителя, раз в неделю к воротам "обители душевного покоя" подъезжали груженые дармовой крупой обозы.
— Вот тут опочивают братья-послушники, — Ягун с видом скучающего человека водил их по прикапищному дому. Однако он далеко не всегда сообщал, что именно находится за теми или иными дверями. Но это вовсе не расстраивало проникших в прикапище авантюристов, каждому из которых пришла в голову одна и та же мысль о том, что они еще успеют разузнать интересующие их подробности у какого-нибудь болтливого простачка. По счастью, таковых наблюдалось в избытке.
Согласно писаным законам прикапища, в этот день новоприбывшим не полагалось никакой еды вплоть до следующего утра. Эсберу и Весте отвели тихую каморку, где им предстояло на протяжении всей ночи петь хвалебные песни. И если б не сложник, который имел ясное представление о том, как именно следует поклоняться богам, его спутнице пришлось бы туго. Он опустился на корточки, прижал ко лбу правую ладонь и накрыл ее левой ладонью. Со стороны это выглядело так, как будто Эсбера стукнули промеж глаз и теперь он держится руками за ушибленное место. Экс-ведьма последовала его примеру, смутно припоминая, что в подобной позе она довольно часто видела старушку, проживающую с ней на одной улице, в доме с белеными стенами.
Их провожатый одобряюще покивал головой и оставил новоприбывших в гордом одиночестве. Служитель муз собрался подняться, но бывшая ведьма вовремя остановила его, потому как знала наверняка, что хитрый Ягун будет стоять за дверью и наблюдать за ними в дверную щель — исправно ли поклоняются?
— Пс-с! Брат Эсбер, с чего начнем? — после получасового молчания экс-ведьма, выпрямилась, разминая затекшие ноги.
— Не называй меня "братом"! — прошептал тот в ответ. — Посмотри, он точно ушел?
Веста посмотрела в дверную щель — никого.
— Да, уже ушел!
— Тогда слушай. Опираясь на свой обширнейший жизненный опыт, я со всей ответственностью заявляю, что ввиду давно установленной традиции все важные рукописи хранятся на чердаке.
— Полезем ночью.
— А что, если я ошибаюсь?
— Все равно полезем!
С каждым последующим часом настроение сложника становилось все хуже и хуже. Он уселся на пол и жалел себя вслух на распев хвалебного стиха. Его спутница сидела возле двери, вслушиваясь в топот босых ног послушников и поступь деревянных сандалий наставника, — не надумает ли кто проведать их еще раз. И как в воду глядела! Аккуратные, крадущиеся шаги словно отделились от общей массы и стали слышны отчетливей остальных. Так и есть, Ягун или его посланец вскоре приник ухом к двери. Подглядывать не имело смысла, потому что в каморке стоял полумрак.
— О, Геон! Неразумные слуги твои упрашивают не отвернуть от них всевидящих очей и ниспослать им надежду быть безмолвными служителями тебе, мудрейшему, — проникновенно взывал сложник. — О, Геон! Светло от золота щедрых лучей, что греют наши души…
Веста, отставая то на два, то на три слова, повторяла то же самое.
Шаги пошлепали обратно.
— Не до восхваления тут, когда в животе одна фига! — заворчал сложник и обратился к своему "другу", — Вест, ты, что, никогда богов не восхвалял?
— Давненько это было, — кратко и без лишних прикрас соврала она и перевела разговор на другую тему: — Вот любопытно, сами главенствующие братья, или как их там, какого мнения о Фандиане? Принимают его за сказку или верят в его существование?
— Представится случай — узнаем. Ты лучше скажи, кто он тебе, этот Белозор, ради которого мы здесь торчим?
— Сразу и не объяснить…. Ну, он мне как… брат. Старший брат.
— Понятно. А чем этот господин зарабатывает на жизнь?
— Он мастер меча, — Веста очень кстати вспомнила, чем занимался маг во время пребывания в Синельске, — и детей обучает.
— И ту прелестную девчушку? — скептически хмыкнул Эсбер. — Не смеши меня. Ей-то для чего? От поклонников отбиваться?
— Северин не очень-то распространяется о своей жизни.
— Может она его нареченная? — подумав, предположил служитель муз, как раз когда Веста решила, что тема разговора исчерпана.
— Что ты к Ястребинке прицепился?
— Сам увидишь, через годик-другой с нее картины можно будет писать. Это же кладезь вдохновения!
— Ах так! — Казалось, что экс-ведьма вот-вот взорвется от негодования.
— Друг мой, — хихикнул Эсбер, хитрым прищуром глядя на собеседника. — Да ты влюблен!
— Кто, я? — запаниковала она. — В кого?
— Ну не в меня же! — забавлялся сложник, даже не подозревая, насколько близко он подобрался к истине.
— Не будем затрагивать тему любви, — отмахнулась Веста и облегченно выдохнула.
"Ладно же! Я тебя так "вдохновлю"!.. Не пошло, видать, на пользу утреннее купание, значит, будет тебе и дневное и вечернее! Дай только выйти отсюда!"
До самой ночи они коротали время следующим образом — в то время, как один стоял в дозоре, другой дремал на узенькой лавчонке возле окна. Так и дежурили пока судьба не послала им юного, любопытного, а главное болтливого дурня по имени Будилко, которому Эсбер тут же вдохновенно и поэтично наврал с три короба об их полной злоключений жизни до прибытия в прикапище. Да так живописно, что открывшему рот послушнику оставалось только изумляться.
— Слышал я, что обитель ваша фолиантами да рукописями редчайшими славится, — вскоре экс-ведьма перешла к главной части разговора.
— Твоя правда, брат, — Будилко важно кивнул своей рыжей головой. — Давным-давно, когда западники обратили в пепелище половину Перелога, все что тамошние братья спасли от пламени, перевезли к нам. Брат Ягун часто говаривает, что окромя нас некому для потомков знания по крупицам собирать. В городах-то никому и дела нет до знаний.
— Как это? В городах есть досточтимые сложники, — напомнил ему Эсбер.
— Так все знают сказочник аль сложник — все едино! И те неправдивцы и другие.
— Верно говоришь, — Веста старательно подмигивала своему возлюбленному, чтобы тот не смел возражать.
— Ты, видать, много знаешь, — льстиво обратилась она к Будилко. — Ишь, глаза какие умные! Даю коготь на… Правду говорю! Наиумнейшие!
Послушник покраснел от удовольствия и замолчал. Не из скромности, а в надежде услышать еще одну похвалу, которой так и не дождался.
— И еще больше знать буду, брат мой, — вновь заговорил их гость. — Вот придет время, и допустят меня до комнаты знаний.
— И как скоро это произойдет?
— Да каких-то девять лет пройдет и тогда уж точно допустят.
— Отчего же так долго? — бесцветные брови сложника удивленно взмыли вверх.
— Наставник Ягун говаривает, что знание — есть бремя тяжкое, и не каждый унесет его, и не каждый сможет воспользоваться им. Главные над нами не одобряют того, что в городах появляются люди, обученные грамоте. Это удел избранных.
— Как мудро! — незамедлительно отреагировал Эсбер.
— Ага! — согласился Будилко, не заметив издевки в его голосе. — И вас когда-нибудь ждет сокровищница сия, если сочтут способными.
— А что, ва… наши братья даже ночью трудятся в хранилище знаний? — продолжала выуживать информацию экс-ведьма.
— Нет. Мы строго чтим заветы, не то, что городские. Сияющий Геон, наше главное божество, наказывал почивать под покровом ночи. Если сон не идет — походи вокруг статуи его, тогда и спать будешь лучше.
— Но сейчас-то мы не исполняем тех самых наказов, а разговариваем, — не без ехидства напомнил ему Эсбер.
— Разговоры о всевидящем приравниваются к прославлению его, — нашелся послушник.
— Будь я наставником, сразу бы ключ от комнаты знаний отдал такому умнице! — с удвоенной силой льстила Веста. — Как же наставник Ягун не понимает высокой цены твоей?
Будилко вновь зарделся так, что даже в серых сумерках было видно, что его лицо приобрело оттенок кирпича.
— Кто-то идет! — прошептал Эсбер, уловив пока еще едва различимые шаги.
Послушник испуганно заметался по голой комнатушке в тщетном поиске надежного укрытия. Уж он-то знал, что излишне любопытным субъектам за подобную ночную вылазку к еще не посвященным в братья чужакам, грозило самое ненавистное наказание — работа в огороде. Его рыжий затылок в отчаянии мелькал из угла в угол.
— О, Геон! Светло от золота щедрых лучей, что греют нам души. Столп света вознес ты до водных простор, где Меро средь пены и волн поджидает, прекрасную песню поет, то чайкою в небо взмывает… — дружным хором взвыли новоприбывшие, даже не заботясь о том, чтобы принять подобающую прославлению богов позу, потому что стемнело так, что в замочной скважине можно было бы различить только расплывчатые силуэты, и то если очень сильно приглядываться.
В дальнем углу, вжавшись в холодную стену, стоял притихший Будилко и время от времени сверкал белками глаз. Когда "ревизор" удалился восвояси, костлявый послушник, придерживая рукой полы бесформенного одеяния, ужом проскользнул в приоткрытую дверь и, не проронив ни слова, закрыл "братьев".
— Ведь почти выведали про ключ! Так нет! Принесла нелегкая какого-то болвана! — Эсбер устало распластался на полу. Для его широкой и неумной натуры каждый день, проведенный в прикапище, приравнивался к двум.
— Ничего! Узнаем рано или поздно, — Веста широко зевнула.
— Лучше рано.
"Лучше поздно", — подумала она, радуясь каждой минуте, проведенной с Эсбером. В ее нежных чувствах к сложнику было не мало парадоксов. Вот и теперь, чем больше он раздражал Весту, тем больше казался ей самым лучшим на свете.
Свое посвящение в послушники авантюристы решили считать недействительным. Сверх того, оба торжественно поклялись друг перед другом всеми богами и своими предками в том, что даже под страхом пыток не выдадут событий предстоящего дня. Любой другой житель Синельска несомненно оробел бы перед посвящением и несколько раз подумал бы: а стоит ли так морально опускаться? Но не спевшиеся авантюристы. Если говорить о служителе муз, то его совесть поначалу слегка протестовала, но после разговора с Будилко умолкла. Уж очень обидным было представление послушников о служителях муз. А у Весты вообще имелось абсолютно иное, ведомое только ей представление о совести и ее предназначении.
Обряд посвящения свершался в достаточно скромном по убранству священном зале, в котором находились только выточенные до мельчайших деталей фигуры четырех божеств. Сначала зал заполнили послушники, через какое-то время наставники, последними зашли будущие послушники. До вторжения летнесторонцев в веровании рекоставов наблюдалась целая плеяда богов, и каждый рекостав выделял из них кого-то одного, по своему усмотрению, но так как солнечный Геон являлся божеством, отвечающим за благополучие всех людей и за исцеление раненных и хворых, народ, в том числе и наставники, поклонялись ему чаще, чем другим богам.
Послушники, в серых, поблекших одеяниях, с чересчур просторными рукавами, все как один подпоясанные тонкими белыми лентами, выстроились в ряд возле окна. Точно такие же одеяния, за исключением лент, красовались на бывшей ведьме и сложнике. В толпе послушников, маячило знакомое лицо Будилко, которое при дневном освещении выглядело чересчур рябым. Как они и предполагали, церемония оказалась нудной, слишком растянутой и будущие "братья" еле сдерживали зевоту. Зато под самый конец посвящения, то есть после подпоясывания белыми лентами, произошло нечто такое, из-за чего попиратели моральных устоев не только пробудились, но и напрочь забыли о своих пустых желудках.
— Братья! Все вы знаете, что во времена огненных морей ниспослал нам Геон тайное подобие свое и велел найти разгадку. Это и будет подходящим испытанием для наших новых послушников. Уединим же их, дабы показали они нам стремление и усердие свое. Да будет так!
Зал наполнился одобрительным гулом. Веста тем временем растерянно озиралась по сторонам, словно кого-то искала, а Эсбер, воздев сине-зеленые глаза к потолку, смачно выругался нараспев хвалебной песни, и по-тихому сплюнул на подол стоящего перед ним послушника.
— Это все ты, со своими бредовыми планами! — проворчал служитель муз, после того, как их привели обратно в каморку.
К счастью бывшей ведьмы, посвященным "братьям" незамедлительно принесли поздний завтрак, и гнев Эсбера был не настолько сильным, чтобы лезть в драку. Сутки без еды и простая каша кажется пищей богов, так что экс-ведьма, следуя примеру своего ненаглядного, увлеченно поглощала склизкую, переваренную крупу и, при этом сосредоточенно осматривала водворенную на скамейку, статуэтку Геона. Статуэтка выглядела как маленькая копия большой статуи в зале, но вот в чем заключался ее секрет Веста не имела ни малейшего представления. Почему другие послушники до сих пор не разгадали сию тайну? Или просто прикидывались, не желая признаваться в том, что тайна уже таковой не является?
За словесными перепалками и поочередным отдыхом на деревянной скамье, день сменился вечером. Именно вечером к ним снова заглянул досужий Будилко. Произошло это событие сразу же после ужина, который оказался столь же скромным, как и завтрак.
— Дозволь поинтересоваться, брат, — капризный сложник сморщил нос, — у вас здесь, прямо сказать, не до разносолов, да?
Юнец вопроса не понял, но суть уловил и даже на всякий случай сообщил, что на следующий день обещали сварить утиную похлебку.
Эсбер скептически усмехнулся и принялся выскребать из своей миски остатки горелой каши.
— Скажи, пресветлый Будилко…, - бывшая ведьма постаралась придать своим словам красивую форму, но не слишком в этом преуспела. — Короче, что следует делать с этой статуэткой?
Их гость непонимающе похлопал глазами.
— Разве тебе не давали такое задание? — спросила удивленная Веста.
— Куда там! Гм! Меня подкинули к воротам семнадцать весен назад. Почти каждый из послушников — подкидыш, а таким как мы ничего ненадобно доказывать. — Будилко перешел на трагический шепот: — Но вам, так и быть, скажу.
Он выдержал многозначительную паузу, во время которой бывшая ведьма придвинулась к нему поближе, а Эсбер, перестав жевать, обратился в слух.
— Еще никому не удавалось разгадать эту тайну, а их все равно брали в послушники. Стало быть, и вас возьмут.
— Какая радость! А в хранилище знаний ничего не говорится об этой тайне? — Экс-ведьма хитрющей лисой ходила вокруг сидящего на корточках гостя.
Послушник задумчиво запустил в нос указательный палец, отчего благовоспитанный сложник поперхнулся своими поскребышами.
— Как будто бы и говорится. Гм! Но ключ-то у брата Ягуна или еще какого наставника. Серый такой ключ, из железа. И на двери хранилища такой же замок висит. В прошлом году золотой был, а вскоре его не стало. Смотрим, на двери замка нет. Ну, все, думаем, голые стены оставили. Глядь — все на месте, только замок умыкнули. На продажу вестимо.
— Так что же, никто не заметил идущего наверх вора? — всплеснула руками Веста.
— Да это сейчас хранилище знаний наверху, а в ту пору-то оно в подвале находилось. Потом смекнули, что неразумно сие — в подвале сыро, плесень. А ежели пожар — Упасите боги! — то самим бы спастись. Чердак — другое дело — с чердака и рукописи сподручно скинуть и самому выпрыгнуть. Под окном, опять же, сено есть для такого дела благородного.
Сложник отставил от себя пустую миску и, шумно вздохнув, с сожалением подумал о том, что здесь нельзя попросить добавки.
— Ну ладно. Гм! Мне наставник Ягун велел забрать миски, а после запереть вас. — Будилко, виновато опустив глаза, продемонстрировал ключ от каморки, в которой они находились.
Веста сразу же принялась выразительно кивать и таращить глаза, пытаясь тем самым подать Эсберу какой-то знак. На что тот отрицательно качал головой, мол, не понял. В итоге, у Весты лопнуло терпение и она, накинув на увлеченно болтающего о погоде послушника размашистый подол своего одеяния, оглушила Будилко статуэткой Геона. Юнец замолчал и обмяк на руках, вовремя подхватившей его экс-ведьмы.
— Это не гуманно! Бедный малый! — "возмущался" сложник, тщательно обшаривая карманы рябого послушника.
С сожалением убедившись, что карманы были пусты, Эсбер, схватив оглушенного Будилко за ноги, для того чтобы помочь оттащить его в темный угол.
— Быстро, наверх! Посмотрим, удастся ли пробраться в хранилище без ключа. — Веста выбралась из каморки и воровато осмотрелась и поманила за собой сложника, который запутавшись в своих непривычно просторных одеждах, с грохотом свалился на пол. Экс-ведьма поспешила вернуться, подумав, что это ринулся в бой пришедший в себя послушник.
— Друг мой, — жалобно прошептал Эсбер, когда она зашла в каморку. — Нам пора уносить отсюда ноги. Я задавил Геона.
— В каком смысле?
— В смысле раздавил.
— Ну-ка, дай посмотрю.
— На что там смотреть?.. Не понимаю, как до сих пор им удалось сохранить статуэтку в целости?
— Может, у них не заплетаются ноги?
— Зачем ты про ноги?.. Что за гадкий намек? — сложник поднял подол и внимательно осмотрел свои ступни. — Глумишься над лучшим другом, да?
Между хрупкими осколками что-то тускло поблескивало и любопытная Веста отворила дверь пошире, чтобы стало светлее и можно было получше рассмотреть свою находку. Оказалось, что статуэтка была плотно набита перемешанной с песком землей и поэтому до своей трагической кончины казалась монолитной, без каких-либо пустот внутри. Среди сухих комьев она обнаружила нечто похожее на потускневший кусок бронзы.
— Из этого получится неплохой амулетик, — экс-ведьма подобрала находку.
— Когда же мы пойдем домой? — с придыханием спросил Эсбер, прикидывая, что ему будет от "братьев", если те, все же прознают, кто именно причастен к подобному святотатству.
— После того как побываем в хранилище!.. За что я тебе плачу?
— Что ты, Вест, разорался, как торговка на базаре? Уже иду.
Они заперли Будилко на ключ, изъятый из его безвольной руки и даже, для верности, осмотрели дверь — выдержит ли, если рябой послушник надумает высадить ее плечом. Решили, что выдержит.
На небе, в которое смотрели маленькие оконцы прикапища, тускло светили звезды и едва заметный, молодой месяц. Ночь обещала быть теплой и безветренной.
Эсбер с интересом посмотрел на небольшие углубления в стенах, которые служили вместилищем для каменных чаш. Подобная планировка стен являлась обычным делом для прикапищ, а так же для некоторых замков. В густо покрытых черной копотью чашах едва теплился слабоватый огонек, его свет создавал загадочную, если не мистическую атмосферу царящему в длинных коридорах полумраку. В противоположной каморке пронырливая Веста обнаружила почти новый витень, чему несказанно обрадовалась, потому что рассчитывать на хорошее освещение в Хранилище знаний было так же бесполезно как рассчитывать на незамедлительное возвращение в Синельск. Она опустила витень в одну из каменных чаш и намотанная на деревянную палку пенька, занялась резвым огнем.
Бывшая ведьма медленно шла по коридорам и, часто останавливаясь, прислушивалась к каждому шороху, а напрочь лишенный хладнокровия сложник крался следом и с незавидным постоянством наступал экс-ведьме на пятки. Время от времени откуда-то снизу раздавались приглушенные голоса, поющие хвалебные песни, иногда слышался раскатистый храп. Когда они начали подъем по винтовой лестнице, им начало казаться, что все эти звуки последовали за ними. Прикапище славилось отличной акустикой.
— Здесь! — радостно прошептала Веста, указывая на широкую дверь, с железным замком. — Постой, тут даже не заперто…
Не успела она произнести последнюю фразу, как навстречу им вышел лысый и тучный наставник. Его нахмуренные густые брови сердито сошлись у переносицы, а глубоко посаженные глазки пристально изучали незнакомцев.
— Сто вы здесь делаете, блатья? — при всей своей свирепой внешности речь наставника была картавой, а голос смахивал на детский голосок.
— Нас Ягун послал, — с важным видом импровизировала Веста. — Ему угодно вместе с нами разгадать тайну всевидящего Геона, но для этого нашему наставнику понадобился один свиток из Хранилища знаний.
— Постолонним сюда низя! — Лысый послушник и не думал двигаться с места. — Подозлительные вы.
Бывшая ведьма стала прикидывать с какой силой следует огреть здоровяка, чтобы и не отправить его к праотцам, и в то же время оглушить его. Вот тут-то на помощь пришел Эсбер, пустивший в ход свое природное красноречие:
— Брат мой, как ты мог заподозрить в нас нечестивцев?! В людях, которые с малых лет мечтали стать послушниками, которых лишь воля родителей удерживала от чистейшего порыва вступления в братство. Столько я раз проходил мимо этих ворот, и печаль теснилась в груди моей, а душа обливалась слезами, ибо думалось ей о несбыточности мечты. И разве мог я тогда подумать, что буду обвинен, пускай не прямо, а косвенно, во лжи? О, Геон, излечи мое израненное дольней жизнью сердце, ибо не могу я смотреть, как брат обвиняет брата!
И служитель муз с чувством рухнул на пол. Распластавшись на животе, он принялся бубнить хвалебную песнь богам. Картавый брат виновато вздохнул и, подобрав полы облачения, поспешил ретироваться.
Вот и свершилось то, к чему стремились два авантюриста — путь был открыт.
— Я сколо плиду чтобы двель запелеть, — прокартавило откуда-то снизу.
— Ступай, брат, — почти пропела от счастья Веста, пытаясь поднять за руку явно переигрывающего сложника. Она обрадовалась бы еще больше, если б узнала, что картавый брат страдал прогрессирующим склерозом и через каких-то пять минут "благополучно" забыл как о своем обещании, так и о новеньких братьях.
— Леший лысый! — вырвалось у экс-ведьмы, когда они очутились в просторном помещении заполненном, по меньшей мере, сотней разноразмерных фолиантов и как чистых, так и исписанных берестяных свитков, которые послушники заказывали у известного на все рекоставные земли берестянщика, по имени Негадай.
— Приплыли! — Внимательно осмотревшаяся Веста схватилась за голову. — И где теперь искать?
— Давай мыслить обстоятельно, — не растерялся Эсбер, его восторженный взгляд порхал с одной стопки фолиантов на другую, но трезвости рассудка он еще не потерял. — Вряд ли послушникам престало знать о Фандиане… Следовательно доступ к определенным сведениям должен быть ограничен, или вообще запрещен. Вывод: приступаем к поиску в самых труднодоступных закутках или ищем подобие скрытой ниши за портретами.
— Да ты умище! — вполне искренне восхитилась бывшая ведьма.
— Знаю, — сложник никогда в жизни не страдал излишней скромностью. — И поэтому разрешаю тебе увеличить оплату за мои труды.
— Э-э-э… Я подумаю.
Теперь Эсбер с чувством выполненного долга решил поддаться искушению и в мгновение ока закопался среди фолиантов и свитков, пропитанных наследством ленивых поколений — густой, серой пылью. Невзирая на то, что хранилище освещала одна-единственная, сиротливая чаша, он умудрялся внимательно вчитываться в написанное. А бывшая ведьма носилась по хранилищу с витнем в руке, изучая зорким взглядом все потаенные закутки.
— Здесь сундук! — громко прокричала она, обнаружив в углу заваленный старыми, покрытыми паутиной тряпками небольшой сундучок. — Даю коготь на отсечение, что это именно то, что мы ищем! Эсбер, слышишь?
— Слышу! — буркнул подошедший к ней сложник. — Ты лучше посмотри, какая наглость! Это же лучшая береста от берестянщика Негадая!
— Я в этом не разбираюсь, — она пощупала гладкую бересту и пожала плечами. — Лучшая, говоришь?
— Да за нее три цены дерут! — взвыл возмущенный Эсбер. — Но главное в том, что мерзкие послушники страдают отсутствием вкуса и хранят у себя похабные песни Кумача! На лучшей в мире бересте! Да этот Кумач олицетворяет собой плевок в сторону приличных сложников!
Он продемонстрировал еще два исписанных крупными буквами свитка. Веста окинула беглым взглядом предъявленные ей творения, снова пожала плечами и переключила все внимание на деревянный сундучок. Внезапно воздух наполнился запахом гари. Это сложник поджег все обнаруженные труды Кумача.
— Болван! Пожара захотел! — прорычала экс-ведьма.
Она выхватила из его рук изрядно обгоревшие свитки, бросила их на пол и затоптала ногой пламя, а после, скомкав берестяные останки, засунула их под изъеденный молью ковер.
— Хватай сундук! Вылезем через окно, во двор. Постарайся спрыгнуть на стог сена и… Эсбер!.. — Веста поискала глазами своего сообщника. — Я тебя не вижу! Где ты?
Мрачноватое, с незапамятных времен старательно обделявшееся уборкой помещение безмолвствовало. Лишь клоки пыли катались по полу так же, как катается перекати-поле по опаленным зноем равнинам. Спертый воздух не позволял дышать полной грудью. Бывшая ведьма пошла вперед. В царящем полумраке, где даже собственная тень казалась жуткой, из угла в угол то и дело шныряли мыши. На крышке огромного сундука мирно посапывал серый кот.
Сложник сидел за одним из столов. Он был вооружен пером, чернилами и чистым берестяным свитком и что-то старательно выписывал на бересте от Негадая. Сначала экс-ведьма пыталась испугать своего ненаглядного тем, что якобы слышит поступь лысого наставника. Реакции не последовало. Угроза, заключающаяся в том, что она урежет его заработок, так же не произвела должного эффекта. Пора было приступать к решительным действиям и отнять свиток. Не смотря на ширину кости и повышенную массу тела, сложник оказался проворнее — он увернулся и предался бегству. А когда Веста изловила предмет своего тайного обожания, то никакого свитка в его руках не обнаружила. Эсбер, с невозмутимым видом оттирал измазанные чернилами, пальцы.
— Где тебя носит? — преисполненная гнева бывшая ведьма поволокла его к окну.
— Меня?.. Я чернила сушил, — сложник обезоруживающе улыбнулся, причем той самой улыбкой, от которой млел почти весь слабый пол Синельска.
Веста устремила мечтательный взор к потолку и томно вздохнула.
— Эй, ты что, Ястребинку вспомнил?
— Кого?
— По-моему мы здесь загостились, — покачал головой служитель муз.
Он сгреб в охапку сундук и уже сам поволок друга к окну.
— Подожди!.. — Веста мысленно вынырнула из накрывшей ее с головой волны нежности. — В общем так! Сначала прыгаю я. Затем, ты кидаешь мне сундук, а вслед прыгаешь сам. Стог стоит не под окном, чуть дальше. Будь осторожней.
— Понял, — кивнул головой светловолосый авантюрист.
Она отдала ему витень и, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, ринулась вниз. Последовавший мягкий шлепок и характерный шорох повествовали о том, что бывшая ведьма не промахнулась. Сложник всмотрелся в темные краски ночи, пытаясь определить расположение стога. Уловив некое движение, он прицелился и бросил сундук. По сдавленному ругательству стало ясно, что сундук попал по адресу и даже что-то отбил "адресату". Потом Эсбер воровато оглянулся, прислушался к тишине иногда нарушаемой треском огня, который доносился из единственной каменной чаши, распихал по карманам обнаруженные на одной из полок чистые свитки от Негадая и выпрыгнул из окна, при этом забыв погасить зажатый в его руке витень. Сноп сена мгновенно занялся языками пламени, а два авантюриста, с сундуком наперевес, прытко понеслись к воротам.
Пожарище, устроенное сложником и, в какой-то степени, ведьмой, потушили в предрассветные часы, когда на небе начали гаснуть звезды.
Поутру обитателями прикапища был обнаружен запертый в одной из каморок, рябой брат, не желающий говорить о том, что с ним приключилось, там же была найдена разбитая вдребезги статуэтка Геона, порчу которой тот час же приписали Будилко. Конечно, они могли обвинить во всем новеньких послушников, но те исчезли в неизвестном направлении.