Цветы Белого ветра

Глава 13 На Большой земле

За все время, которое занял путь на Большую землю, сын мельника не обмолвился с друзьями ни единым словечком, потому что без устали взывал к синеокой Меро, прося ее о покровительстве. Он отлично помнил зловещее предостережение рыбака насчет страшной кары, ждущей тех, кто осмелиться приблизиться к острову, не говоря уже о тех, кто на нем побывает. Растрепай слабо представлял себе в чем именно будет заключаться обещанная рыбаком кара и единственное на что у него хватало фантазии, так это на бурю, которая опрокинет их легкое суденышко за несколько секунд. Но так или иначе, вихрастый наемник понапрасну опасался грозной бури, безоблачное небо сверкало своей чистотой, а Горькие воды были спокойны как никогда.

Время пролетело незаметно и когда, замаячила темная полоса суши, Растрепай решил озвучить давно терзающие его мысли, которые, конечно же, никто не воспринял всерьез.

— Трепа, ты не придумывай, а помогай нам! — Таль кивнул на одно из весел. — Видишь, совсем чуть-чуть осталось.

Когда до берега осталось около пятидесяти шагов, Северин прошептал заклинание и на пару мгновений закрыл глаза, которые после проделанного действия приобрели синий оттенок. Потом он поправил висящий за спиной меч, надел перчатки и спрыгнул в воду. За ним последовали оба наемника, потому что им требовалось дотянуть лодку до берега, а затем, протащить ее по песку, подальше от пока еще маленьких волн. По пути посудину качнуло и шершавый бок кормы, в которую вцепился сын мельника вырвался из его рук и он, потеряв равновесие, упал в воду.

— Ничего другого я от него не ждал, — ухмыльнулся Белозор, глядя на барахтающегося наемника…

Теплое, почти что летнее солнце согревало Город Воров и его окрестности. В этой части рекоставных земель никогда не бывало зимы. Зато существовал сезон "зимних" штормов, который наступал после празднования самого короткого дня в году.

Ястребинка и Талька поджаривали над костром нанизанных на прутья пескарей и весело болтали, фантазируя на тему, как подороже сбыть лодку, маг даже пообещал придать посудине временного лоска, для большего спроса.

— Я же говорил, что остров глазливый! — внезапно воскликнул Растрепай и показал пальцем в небо. — Началось!

Все притихли и разом запрокинули головы, чтобы посмотреть на грозящую им опасность.

— Небо как небо! — хмыкнул Таль. — И на суше тихо-мирно!

— Куда ж вы смотрите? — С этими словами, вихрастый наемник во второй раз продемонстрировал свой опухший палец, который занозил о борт лодки.

На рекоставных землях раннее утро всегда являлось самым подходящим временем для удачной торговли, а иногда и для удачных приобретений. Придерживающийся этих же взглядов Белозор, не поленился проснуться с рассветом и отправиться на торжище, причем в компании своей ученицы. Что касается наемников, то те вызвались стеречь лодку, за которую Северин рассчитывал выручить приличную сумму.

— Почему именно я иду на этот торг, кикимора его раздери? — Ястребинка принялась изводить мага вопросами.

— Знаешь, я заметил, что спросонья, ты злая как осенняя муха.

— Это не ответ! — Она медленно шла по мостовой, шаркая ногами, с каждым шагом поднимая в воздух новые клубы пыли.

— Ладно! Если появиться Карагган, то вместе мы, пожалуй, удерем от него, а поодиночке не спасемся. Такой ответ устраивает?

До этого момента еле идущая за Северином дочка знахаря перестала изображать из себя смертельно уставшего человека и радостно взвизгнула:

— Вот это по мне! Я охраняю мага! Знали бы сестры, от зависти из сарафанов повыпрыгивали бы!

Северин нахмурился и, судя по выражению его лица, хотел возразить, но явно вошедшая в роль телохранительницы Яська выглядела настолько воодушевленной, что он передумал.

Витающий в воздухе запах тухлой рыбы с каждым новым шагом слышался все отчетливее. Когда показались первые ряды торжища, то рыбный дух достиг своего апогея. От вездесущего запаха у многих "чужеземцев" начинала кружиться голова, а кого-то "выворачивало". Среди околачивающихся на базаре воришек такие чувствительные чужеземцы назывались "жабрецы". Этот едкий неологизм соединял в себе два слова: "храбрец" и "жаба". Использование первого слова заключало в себе нехитрое умозаключение, что мол, раз чужак рискнул зайти на торжище, то значит — храбрец, а второе слово, по-видимому, ассоциировалось с выпученными, как у жабы, глазами в момент подступающей дурноты. Чаще всего на "жабрецах" тренировались начинающие воришки.

В то утро на базаре "жабрецов" пока еще не наблюдалось, и давно притерпевшаяся к запаху толпа горожан ленивыми потоками струилась вдоль деревянных, наскоро сколоченных досок, служащих неким подобием прилавков, за которыми находились бойкие торговцы. Белозор сказал Яське, чтобы та по возможности дышала через рот, взял ее за руку и "нырнул" в поток веселых, злых, задумчивых, ворчливых, торгующихся, спорящих, чересчур торопливых, а иногда и чересчур медлительных людей.

Магу и его ученице пришлось несколько раз свернуть направо, прежде чем они очутились возле совершенно безлюдного места, где за обшарпанным прилавком стояла маленькая румяная женщина, а рядом с ней сидел высокий, темноглазый парень. На парня была возложена почетная миссия — отгонять мух от выложенных на обозрение экзотических плодов.

— О! То, что нужно! — Белозор остановился напротив румяной торговки и окинул восхищенным взглядом ее округлую фигуру.

Ястребинка поспешила ущипнуть учителя за бок и при этом злобно прошипеть:

— Именно ей и продадим лодку?

— Я просто… — Северин притворно закашлялся, чтобы выиграть время на придумывание оправдания, — … давно хотел попробовать вон тех круглых, землистых плодов. Слышишь, уважаемая, отсыпь-ка!

— За диковинными корнеплодами пришли? — заворковал женщина, попутно замахиваясь на парня, который почему-то гадко захихикал. — У господина хороший вкус. Надеюсь, господин знает, что их надобно запечь или сварить?

Торговка щедрой рукой высыпала горсть "корнеплодов" в любезно подставленный Ястребинкой походный мешок.

— А еще мы хотим вон то, зеленое! — подхватила юная чародейка, оттеснив мага в сторону. — И что-нибудь нормальное… Капусту, например!

Белозор хотел было пригласить торговку на кувшинчик бродилки в ближайшую корчму, как, научившаяся тонко чувствовать настроение мага Яська наступила ему на ногу и потащила прочь:

— Пошли уже!

— Приходите завтра! — крикнула им вслед румяная торговка.

Когда они снова нырнули в бесконечный поток людей, Белозор покосился на свою ученицу и с ухмылкой изрек:

— Ты напоминаешь мне Вискола.

— Кого?

— Вискола, дружка господина Веста, — он остановился и, оттащив Ястребинку в сторону, подальше от толпы пристально посмотрел ей в глаза. — А теперь рассказывай, где и кому глупый ледяновский отпрыск продал меч?

— Откуда ты…? — удивилась юная чародейка, но Белозор перебил ее:

— Не умеете врать — не беритесь!

— Ну, раз так…, - она все еще раздумывала, говорить ли. — А если я скажу, что тогда будет?

— Как что? Я верну меч.

— Это хорошо! Меч у торговца, чернобородого горбуна.

— Где его лавка?

— Я точно не знаю, потому что меня оставляли стеречь лошадей. Но я помню, как они говорили, что эта лавка была где-то неподалеку от входа на базар.

Довольный маг потер руки и, поманив за собой Яську, последовал обратно, намереваясь обойти все первые ряды, посмотреть на этого горбуна, а затем заняться продажей лодки…

Ночью Белозору не спалось, и он коротал неторопливо сменяющиеся минуты за созданием фантомов. В воздухе по очереди возникали различные варианты Лагема. Первый фантом вышел вполне похожим, если не обращать внимания на поплывший в сторону нос, второй получился еще лучше, но гномьего роста, третий был внушительных объемов, а четвертый в образе матери с ребенком на руках. Причем лицо ребенка было старым и злым.

— Светлый Геон! Кто это? — над ухом мага раздался испуганный возглас Тальки.

— Кхм!.. Неужели не узнаешь? Это покойный Лагем советник Карагган, который пока еще жив. К сожалению. — Он помахал на фантомы рукой и те рассеялись в воздухе.

— Вот он какой! — понимающе протянул сын Ледяна. — Внушительное лицо.

— Скорее, это комплимент моим способностям. Вживую старикашка не представляет собой ничего особенного! — возразил Белозор. — А тебе почему не спится? Плохие предчувствия? Бессонница? Хворь какая?

— Мысли печальные.

— По поводу или так просто?

— Да ничего особенного, — вздохнул наемник.

— Меч Ледяна. Я прав?

— Кто разболтал? — гневно выдохнул Таль и вскочил на ноги. В этот момент он напоминал молодого, задиристого петушка.

— Думаешь, я не догадывался? Твои друзья лишь подтвердили и без того очевидные факты! — Маг с удовольствием отхлебнул из наполненного бродилкой кувшинчика, которым он разжился у местного рыбака всего за один серебряный. — Уф! Занозистая гадость!.. Лодку продали, коней выкупили! И меч вернем!

— Правда? — обрадовался он. — Значит, с утра я быстренько сбегаю на базар и выкуплю свой меч?

— Ну нет! Так поступают глупенькие юнцы, но не умненькие маги. Сгинь с глаз моих! Мне нужно подумать.

Талька собрался было ответить в том же духе, что, мол, маги хоть и умненькие, а с Фандиана выбраться самолично не сумели, но не успел, потому что его вниманием всецело завладели появившиеся рядом с Северином двойники: с такими же хищными чертами лица и бесцветной радужкой глаз как у их создателя. Наемник с изумлением пялился на возникших двойников и думал, что самые удачные фантомы Северина — это его собственные. Затем наемнику подумалось о том, что поутру, он обязательно обнаружит лежащую у изголовья семейную реликвию, с которой ему пришлось вынужденно расстаться…

Каково же было разочарование Тальки, когда утром маг напрочь позабыл о своем ночном обещании, а при попытках напомнить о состоявшемся разговоре, хмурился и поторапливал со сборами.

На главной городской дороге наблюдались толпы суетливого народа, от чего лошади не могли прибавить хода. Ко всему прочему, за время, проведенное в конюшне постоялого двора, они успели отвыкнуть от длительных странствований. Через некоторое время, когда маг, чародейка и наемники очутились за городскими воротами, толпа поредела, правда еще не настолько, чтобы пустить лошадей в галоп.

— Наконец-то я могу нормально дышать. — Белозор не без удовольствия отметил, что рыбный запах, которым были пропитаны городские улочки, почти исчез.

— Угу! — буркнул Таль. Целый час он старательно обдумывал то, каким образом напакостить магу за пустые обещания.

— А вот и твое наследство! — В руках Северина словно из воздуха появился до боли знакомый меч, который он тут же протянул наемнику: — На, держи!

Если бы только чернобород мог предположить чем обернется его афера с холодным оружием, то навсегда бы зарекся заниматься торговлей, и, скажем, подался бы в рыбаки или, на худой конец, в пастухи. А впрочем, началось-то все как нельзя лучше.

В то злополучное утро его товар пользовался самым повышенным спросом и главным предметом всеобщего вожделения являлся выставленный на продажу меч Ледяна. Перед тем, как согласиться выставить на продажу ценный меч, чернобород поставил условие, заключающееся в том, что он должен распродать все имеющееся у него оружие, вплоть до видавших виды ножей для разделки рыбы. Весть о предприимчивом торговце облетела весь город и меньше чем за десять минут вокруг прилавка собралась огромная толпа, как покупателей, так и просто любопытствующих. Дела чернобородого горбуна явно пошли в гору, потому что его товар разошелся буквально за считанные секунды. Многие богачи Выходок по какой-то неведомой для них причине вдруг захотели обладать этим редким мечом. Торговец был вне себя от свалившегося на него счастья. И прежде чем сообщить заоблачную цену, он, срывающимся от натуги голосом, последний раз похвалил сталь и ковку мастера, с которым якобы водил личное знакомство. Причем похвалил так артистично, что на какое-то мгновение, ему самому стало жаль расставаться с таким ценным оружием, но жажда денег все же была сильнее.

В толпе, состоящей преимущественно из подосланных богачами слуг и разношерстных наемников, начинались ссоры, потому что меч был один, а желающих заполучить его не в пример больше. Женщины, тонко предчувствующие любой скандал и приближающуюся драку, втиснулись в обступившую жадного торговца, пеструю толпу. Они стыдили переругивающихся слуг и наемников, громко возмущались их поведением, а сами не могли дождаться начала потасовки.

Мысленно глумящийся над глупыми слугами и наемниками чернобород, призывал толпу к благоразумию и порядку. При этом, словно дразня толпу, он потрясал в воздухе выставленным на торг орудием. И вдруг произошло то, что до этого момента торговец мог представить себе лишь в страшном сне: меч словно испарился в воздухе, то есть бесследно исчез. Чернобород посмотрел недоуменным взглядом на свои пустые ладони и громко икнул. Не менее удивленная толпа тоже безмолвствовала. Правда, вскоре послышались первые истеричные выкрики:

— Воры!

— Украли!

Торговец, до этого удивленно таращивший глаза на людей, заглянул под прилавок и покрутился на месте, пошарив безумным взглядом по земле.

Толпа загудела словно рой пчел, теперь послышались выкрики иного толка, которые совсем не понравились взмокшему от волнения горбуну:

— Не воры, не воры! В руках меч исчез, в руках!

— Это из-за него жинка моя подурнела!

— Это он вчера в колодец напакостил!

— Это он, аспид, курей со двора стащил! Ей-ей не вру!

— Колду-ун! — раздался истошный визг — у стоящего неподалеку от прилавка горожанина не выдержали нервы.

— Колдун! Колдун! — дружно подхватила толпа.

Чернобородый втянул голову в плечи и затравленно замотал головой:

— Нет! Нет!

— Бей колдуна! — Раздался как гром среди ясного неба чей-то призыв к решительному действию.

Только и ждущая этой команды толпа, ринулась вперед и подмяла под себя истошно вопящего торговца.

С того момента как Белозор и его компания покинули пределы Выходок прошло две недели. Чем дальше они уезжали от Выходок, тем холоднее становился воздух, тем ненастнее становилась погода. Не заставил себя ждать и снег, который по какому-то непостижимому закону всегда начинал сыпать с неба ближе к вечеру. Он окутывал своими спутанными седыми прядями черные стволы заснувших до весны деревьев и белил землю. На острове Яська тосковала по этим заснеженным пейзажам и ни теплые ночи, ни простирающийся над островом звездный небосвод так и не смогли завладеть ее сердцем. Поэтому сейчас, глядя на рекоставные просторы, ей хотелось петь от радости. Маг тоже был вполне доволен, но только не снегом, а морозом, который изо дня в день становился все крепче и крепче. Ведь благодаря морозам озера и реки покроются прочным панцирем льда, и тогда появится возможность пройти к горам напрямик.

Тусклый свет похожей на луну сферы тревожил спящий лес. Сфера парила в воздухе, освещая путь едущему на Сарыче Северину и следующим за ним всадникам и всаднице. Лошади настороженно пофыркивали, когда до их слуха долетал далекий волчий вой. Перед Сарычем, не оставляя на снегу ни единого отпечатка лап, бежал пес — фантом. Уж слишком хорошо запомнился магу урок, преподнесенный болотными тварями. Выплетающая причудливые кружева, снежная завеса с каждой минутой становилась плотнее. Значит, пора было подыскивать подходящее для привала место.

Пока Белозор разнуздывал лошадей, Ястребинка, с помощью недавно выученного заклинания, расчистила клок земли. На очищенную от снега площадку тот час же выбежали наемники и принялись сооружать костер из давно приготовленных веток и камней. Озябший Растрепай снял рукавицы и, подув на замерзшие руки, во всеуслышание изъявил желание отужинать. Северин рассеянно кивнул головой и, стряхивая наметенные с гривы Сарыча белые хлопья, задумчиво посмотрел в темноту леса. Снег застилал глаза, затуманивал взор. Поблизости находились волки, однако, для мага они не представлялись серьезной опасностью.

Наступила пронзительно тихая зимняя ночь. Похожие на опавшие лепестки, снежинки медленно и плавно кружась в воздухе, сливались с белым царством сна. Снега было столько много, что, стоило чуть-чуть задеть ветку дерева, как вниз летела целая снежная "лавина". И в такие моменты Растрепаю мерещилось, что подобным образом лес выражает свое неудовольствие по поводу вторжения на его территорию.

— У нас практически не осталось запасов. Может, попробуем диковинных плодов? — обращаясь к наемникам, предложил Белозор.

— Что за плоды такие? Откуда они? — не понял вихрастый наемник.

— Откуда мы знаем? Мы их на базаре, в Выходках купили, — объяснила юная чародейка. — Давайте котел, сейчас что-нибудь сообразим.

Через двадцать минут в котле уже булькала похлебка. Причем, ее цвет с уверенностью можно было назвать экзотическим или даже настораживающим.

— Ты уверена, что такая похлебка безопасна для жизни? — Северин склонился над кипящим варевом, пытаясь рассмотреть его содержимое.

Яська ограничилась коротким, положительным ответом и подумала о том, что, наверное, ей не стоило закидывать в котел все и сразу.

— Уповаю на твое знахарское чутье, — смиренно сказал маг.

"И свое противоядие!" — тут же подумал он, в очередной раз, примеряясь ложкой к вареву.

— Разве это едят? — втянув в себя воздух, спросил Талька.

— Какие же вы все трусишки! — хихикнула юная чародейка и, зачерпнув полную ложку похлебки, смело отправила ее в рот.

Белозор напряженно следил за каждым движением своей ученицы и даже на всякий случай вытащил пробку из фляги с противоядием, но увидев, что Яська по-прежнему пребывает в добром здравии и даже продолжает уплетать за обе щеки варево из экзотических плодов, последовал ее примеру.

— А вот в Яром, — высказался распробовавший похлебку Растрепай, — мы такого и не видели даже. То-то же они удивятся такому рассказу!

— Ага, удивятся! — Голос Тальки был полон сарказма. — Кто нас послушает? Мы из дома сбежали, а это, если ты не знаешь, клеймо позора на всю жизнь.

Разом поникшая Ястребинка и огорченный Растрепай даже не думали возражать, потому что сказанные их другом слова являлись чистой правдой.

— Яська не в счет! — В их разговор вмешался маг. — Я просил поляра замолвить за нее словечко.

Таль не поверил своим ушам и поэтому переспросил:

— Да неужели ты с моим батей говорил?

— Именно так.

— Отец догадается, что это неправда, — задумчиво сказала дочка знахаря.

— Если он желает тебе добра, то промолчит о своей догадке.

— Да мне, в принципе, все равно. Ведь я не вернусь. — Она с вызовом посмотрела на Северина, но тот лишь пожал плечами, у него не было причин противиться ее решению.

— А я бы возвратился, но только прославленным героем! — Вихрастый наемник устремил мечтательный взгляд в небо. — Тогда позор забудется и все станут шептать: "Гляди, вон идет храбрый Растрепай! Это он победил… победил… чудище какое-нибудь!" Вот это жизнь!

Маг окинул его насмешливым взглядом и откровенно издевательским тоном изрек:

— Ну-ну! Жаждешь присвоить себе лавры героя? А знаешь, у героев беспокойная жизнь: чуть что приключается, кто нападает, как думаешь, кого первым отсылают в бой?

— А что сразу я? Мы втроем пойдем! Яська найдет управу на любое чудище, на каждого гада!

— Какой мне в этом прок? — срывающимся голосом крикнула юная чародейка. — Говорю же, я не вернусь!

— Неужто всю жизнь в ученицах просидишь? — спросил удивленный сын поляра.

Вместо того чтобы ответить, Ястребинка вскочила и, в сопровождении наспех сотворенной обманки, быстро-быстро побежала прочь от места привала. Она словно растворилась в этом белом безмолвии, состоящем лишь из снега и деревьев.

— Ну не хочет она возвращаться домой! Что пристали? — маг напустился на оторопевших наемников. — Я ухожу на поиски нашей беглянки! Талька, ты за старшего!

— Совсем умом повредилась! — Растрепай взял меч и придвинулся ближе к костру. — Скорей бы вернулись! Волки воют, боязно!.. А Ярое — лучшее место на свете и мы туда обязательно вернемся.

Сын мельника полностью поддержал своего друга молчанием и судорожно сжал рукоять вынутого из ножен меча. Волков он боялся не меньше, чем нечисти.

Расстроенной Ястребинке было совершенно безразлично куда бежать, главное, прочь от глупых наемников. Она подумала о том, что в ее душе царит совершеннейшая путаница: гордость перемешалась с тоской по дому, а страх за свое будущее сцепился с радостной мыслью о том, что она превращается в очень даже неплохую чародейку. Вдобавок ко всему было обидно, что ее не желают слушать друзья — люди, с которыми она дружит без малого восемь лет. На кого ей надеяться? На Северина? Уж ему-то вне всяких сомнений безразлично все и вся кроме магии — захочет, исчезнет без следа и возможно даже насовсем… Конечно, Яська могла бы нагло объявиться на пороге дома "господина Веста", который в прошлом по нескольку раз в день приглашал юную чародейку остаться у "него" для дальнейшего обучения. Или она могла бы поселиться в каком-нибудь маленьком, неприметном селе, например, у Звенимиры и практиковать знахарские умения…

Внезапно на пути Ястребинки возник Белозор, столкновения с которым было неизбежно. В отличие от врезавшейся в него ученицы, маг покачнулся, но устоял, а она, очутилась на снегу. Поморщившись, Яська зачерпнула пригоршню снега и, приложив ее к саднящему лбу, скривила губы так, словно собралась расплакаться.

Северин подошел к упавшей чародейке, чтобы помочь ей подняться.

— Больно ушиблась? На, приложи лучше вот это, — он протянул ей тускло блеснувшую в свете обманки серебряную монету.

Пригладив растрепанные волосы и поправив слетевший с головы капюшон, Ястребинка исподлобья посмотрела на своего учителя и, взяв серебряный, последовала его совету.

— Теперь, когда голова не гудит и рассудок немного прояснился, поведай-ка мне, что стряслось? — Северин обнял ее за плечи и мягко, но настойчиво, повел обратно, в сторону оставленного ими лагеря.

Они шли сквозь густой ельник, где под подошвами сапог хрустела мерзлая, скудно посыпанная снегом земля: весь снег белыми шубами расположился на ветках.

— Не нравятся мне Талькины вопросы! — коротко сказала юная чародейка, метнув в мага хмурый взгляд.

— Это потому что не знаешь ответов. Ну как объяснить им то, что ты и хотела бы вернуться, но не слишком скоро? Скажем, лет через пять.

— Верно! — морщинка чуть выше ее переносицы разгладилась. — Почему же этого кроме тебя никто не понимает, учитель?

— Не ищи сочувствия у юных мальчишек! — Северин отодвинул одну из веток, и его окатило снежным "душем". — Порой, они и сами не понимают что хотят, живут одним днем, много мечтают и мало делают.

— Знаешь, почему я уехала? — с горькой усмешкой спросила юная чародейка. Она остановилась и с энтузиазмом принялась отряхивать учителя.

— Ну, догадываюсь… Семейные разногласия?

— Да. Меня хотели выдать замуж за одного противного, шепелявого, но богатого селянина. Все давно между собой сговорились, а мое согласие — это дело десятое! И так во всем!

— Ого! Получается, что я украл тебя буквально из-под носа жениха?

Проигнорировав вопрос, она повторила:

— Не хочу в Ярое!

— И незачем, — Белозор задумчиво посмотрел на ее русую макушку. — Можно подумать тебя силой домой тянут! К тому же я против твоего возвращения.

Просветлевшая лицом Ястребинка была настолько довольна последней фразой, что порывисто обняла мага. От его кафтана пахло костром и речной водой. Спустя минуту, она подняла голову и посмотрела на Северина: в его бесцветных глазах застыло некоторое замешательство. На самом деле он старательно подыскивал слова, но не находил — что для Белозора было явлением противоестественным.

— Мы как эти… неискушенная селянка и хитрый дровосек, — наконец изрек маг.

— И кто же из нас селянка? — отпрянула от него рассерженная дочка знахаря.

Северин немного подумал перед тем как ответить, а после с уверенностью сказал:

— Я!

— Враки! — Юная чародейка отвернулась и, не глядя на своего учителя, пошла по припорошенной снегом тропинке.

— Правда-правда! — в голосе идущего следом за ней Северина звучали неподдельные нотки удивления. — Такое чувство, что именно я и есть та самая селянка!

Ястребинка недоверчиво фыркала, а вошедший в образ маг, веселил ее тем, что пытался тоненьким голоском звать на помощь. Вскоре им навстречу выбежал вооруженный двумя полуручниками Талька, который воинственно озираясь, сообщил:

— Кто-то звал на помощь! Вы, что, не слышали?

— Отменный слух! — Северин заговорщицки подмигнул Ястребинке, а она ответила ему точно такой же улыбкой.

В селе Талые Прогалки имелась всего одна корчма, и ее главное отличие ото всех подобных заведений заключалось в чрезвычайно скудном меню. Дело было в том, что хозяин корчмы, возомнивший себя корифеем по части приготовления пищи, никого не подпускал к печи, и все стряпал сам. Впрочем, его кулинарные таланты заключались лишь в приготовлении разнообразных каш с добавлением мяса или рыбы. Но самомнение корчмаря было настолько велико, что об него разбивалась любая, даже самая суровая критика.

С наступлением заморозков, клиентов в этом прокопченном некачественными витнями заведении, заметно прибавилось, причем среди них наблюдались не только жители села, но и, по стечению обстоятельств, загостившиеся в селе торговцы. К приезжим местный народец относился весьма равнодушно, руководствуясь простой философией: "Раз ты приезжий, значит, скоро уедешь отсюда. Если нам не мешаешь, то и мы тебе не помеха".

В один неприметный день, когда время перевалило за полдень, в местную корчму зашли два новых клиента: русоволосый парень держался уверенно и с любопытством осматривал широкую комнату заставленную столами, за ним, отставая на шаг, плелся второй — более упитанный, с белокурой шевелюрой и смазливой мордашкой. Оба вежливо кивнули хозяину корчмы и заняли единственный свободный стол, который находился возле ведущей в погреб двери.

Жена корчмаря, помогающая разносить еду, без лишних расспросов принесла новоприбывшим две миски горячей каши с рыбой, ломоть свежего хлеба и две кружки забродившего ягодного кваса. Стоило ей подойти к ним, как сложник немедленно ожил и ослепительно разулыбался:

— Вот уважила, распрекрасная хозяюшка!

— На здоровьице!

— А она еще вполне эффектна! — вытянув шею, он придирчиво осматривал пышный стан удаляющейся в направлении подсобки женщины.

Набросившаяся на еду Веста незамедлительно поперхнулась и, вцепившись зубами в край своей деревянной ложки, гневно подумала: "Все тебе припомню! В каждой бабище ему красота неземная мерещится! Тьфу!"

— Слушай, Вест, а здесь ничего так. Мне с некоторых пор даже нравится! — К сложнику окончательно вернулось хорошее расположение духа.

— Угу, — буркнула она, не отрывая от миски своего взгляда.

— Я еще не видел здешних красот. Может, прогуляемся в сторону… э-э-э… даже не знаю куда, — воодушевленно предлагал он, всматриваясь в запотевшее, покрытое мутными разводами окно, за которым нельзя было различить даже облачного неба.

"Налево зовет!" — нахмурилась бывшая ведьма.

— Вест, помнишь ту крошку? — неожиданно спросил сложник.

— Какую крошку?

"Не хватало еще, чтоб я всех твоих бабищ поименно помнила!" — раздраженно подумала она.

— Ту, которая с господином Белозором приезжала.

— А, Яська!.. Слушай, ты извини, конечно, но у тебя очень плохая память на женские имена!

— Вест, право же, ты как ребенок! — хихикнул сложник. — Какая разница, если для меня они "зайки" и "лапули"? И никаких недоразумений и никто не обижается. Мудро, да?

— Мудро.

"А чтоб тебя! — мысленно выругалась бывшая ведьма. — Уж мое-то имя на века запомнишь! Уж я-то приложу усилия!"

— Так что ты говорил про Яську? — Она окинула своего спутника пристальным взглядом сборщика налогов.

— Просто интересно было бы узнать, нашла ли она Белозора?

— Белозор сам кого хочешь из-под земли достанет. Уж поверь мне! И если они сейчас вместе, то лично я за Яську не волнуюсь.

— Слушай, если он действительно так всемогущ, то почему же он сидит сложа руки, в то время как его друг ежеминутно подвергается страшной опасности? — возмутился служитель муз.

— Знаешь ли, у него и без нас забот по уши!

— Хм!.. Значит у нас одна надежда — мой дядька. Этот тот, который пчельник.

Высыпавшая на улицу румяная и взлохмаченная ребятня резвилась возле дороги, посередине которой раскинулась огромная, сверкающая сероватым глянцем, лужа. Благодаря утренним заморозкам лужа обзавелась вполне крепким ледяным панцирем, и теперь дети использовали лужу в качестве катка. Они разбегались и, визжа от удовольствия, скользили по льду на ногах, при этом виртуозно удерживая равновесие. Окрестность оглашалась беспрерывным визгом и хохотом, особенно когда дети врезались друг в друга и все вместе падали. Вокруг веселой ребятни бегала огромная лохматая собака, которой тоже хотелось поиграть.

— Редька, не мешайся! На цепь посажу! — угрожал ей звонкий детский голос.

Проходившие мимо Эсбер и Веста замедлили шаг, глазея на развеселую кучу-малу.

— Я точно так же катался, только на речке. — Дети так заразительно хохотали, что сложник не мог сдержать улыбки. — А ты, Вест?

— Тоже, — буркнула разом помрачневшая ведьма. Она старательно избегала взгляда сложника и поэтому сделала вид, что отчищает свои сапоги от налипшей грязи.

На самом деле, в те далекие времена, когда счастливые сверстники и сверстницы радовались незатейливым играм, Веста, как и полагалось потомственной ведьме, зубрила заклинания, изучала свойства разнообразных зелий и тихо ненавидела свою кривоносую тетку-наставницу.

Из груди экс-ведьмы вырвался тоскливый вздох и, подняв воротник, она побрела дальше, ни разу не оглянувшись на сияющую физиономию Эсбера. Еще она думала, о том, что теперь было бы не лишним как можно подробнее разузнать о Талых Прогалках. А то вдруг здесь все такие же умалишенные как в Нижгорах?

К слову, все беспокойства Весты были напрасны. Село было вполне приличным. С некоторых пор оно успешно разрасталось, в плане семей и, соответственно, домов. Новенькие срубы встречались значительно чаще старых, потемневших от времени и частых летних дождей. Кое-где попадались недостроенные жилища, сараи для сена, загоны для скота — по всей видимости, хозяева самоуверенно намеревались управиться со строительством до начала зимы, но не рассчитали силы. Или не учли капризов погоды.

По дороге, вдоль которой шли экс-ведьма и сложник, подпрыгивая на ухабах и выбоинах, проезжали пустые обозы расторговавшихся селян: как рекоставов, так и летнесторонцев. Так уж повелось, что и те и другие, предпочитали отправляться на торги в компании наемников. Бывали и такие, которые обходились своими силами: вооружались и ездили по нескольку обозов за раз. Время от времени наемники сами выпрашивали себе работу. Причем весьма оригинальным способом: грозились, что ограбят обоз, если хозяин оного, откажется воспользоваться "услугами самой профессиональной на свете охраны". На проверку, подобные наемники оказывались ленивыми дармоедами, которые при первой же опасности убегали. А ближе к середине лета вообще объявился предприимчивый и весьма примечательный наемник: и ростом вышел, и тело что камень, и лени хоть взаймы бери. Этот наемник молча выходил из своего укрытия и так же молча преграждал путь обозу. И только потом, глядя исподлобья на торговца и для пущего эффекта поигрывая мышцами, спрашивал вкрадчивым басом:

— Берешь меня, мил человек, в наемники?

Не находилось еще такого смельчака, который посмел бы отказать детинушке в подобной "просьбе". Зато, бывали случаи, когда селяне успешно скрывались с места засады, однако, таких можно было пересчитать по пальцам. Ведь для удачного побега нужна была смекалка, быстрые кони, крепкая телега, и — самое главное — ровная дорога. В идеале, без резких поворотов. Но и у детинушки имелась какая-никакая смекалка. Поэтому после нескольких побегов он принялся устраивать засады посреди ухабистого леса.

Ближе к осени, детину завербовали в отряд западников, и селяне смогли облегченно вздохнуть, а некоторые даже умудрились устроить по такому случаю праздник. В тесном семейном кругу, разумеется.

— Эй, поберегись!

Задумавшийся сложник не сразу понял, что этот окрик предназначается ему.

— Да отойди же! — Бывшая ведьма оттащила его ближе к обочине и окинула изучающим взглядом обоз, на котором восседали загорелые западники.

— Чем расторговались? — крикнула им вслед Веста.

— Сарафанами да каменьями!

Бывшая ведьма помрачнела, уж очень она любила наряжаться, а украшения вообще были ее страстью, особенно старинные и желательно магические.

— Отчего ты лицом скис? — поинтересовался ее наблюдательный спутник.

— От того, что торг дело прибыльное, а я занимаюсь непонятно чем!

— Скажешь тоже! — возразил Эсбер. — В Синельске твоя резьба да твоя роспись даже очень ценилась.

"Тоже мне, успокоил!" — Веста с грустью подумала о своем теплом доме, о припрятанной коллекции оберегов и амулетов, о кошке Стережке, об оставленных в городе друзьях и знакомых. И о том, что она так и не успела отыскать того, кто смог бы навести порчу на жену градоправителя.

— Скучно! — Сложник зевнул, деликатно прикрывая рот. — Предлагаю взять пример с ребятишек.

— Как это? — не поняла бывшая ведьма.

— Найдем-ка лужу, да побольше! — пояснил Эсбер, повернув к ней свою сияющую физиономию. — Вспомним радостные деньки детства! А ну, догоняй! — Крикнул он и помчался вперед по дороге, и удивленной Весте ничего не оставалось, как побежать следом.

— О, какая лужа! — Сложник сбросил с плеча походный мешок и с довольным видом потер ладони.

Лужа и в самом деле была внушительная, похожая на маленький, искусственно созданный водоем для уток. Ее поверхность покрывала мутная корка льда.

— Сначала я! — крикнула бывшая ведьма, отпихивая в сторону своего возлюбленного.

Когда разбежавшаяся Веста скользила по льду, ее душу охватило чувство какого-то неведомого доселе трепета. Она благополучно докатилась до конца ледяной корки и даже захлопала в ладоши от переполнявшей ее радости.

— Поберегись! — послышался задорный крик сложника. Он разогнался и с веселым воплем прыгнул на лед. Раздавшийся треск и последовавший шлепок стерли улыбку с лица бывшей ведьмы. На практике оказалось, что этот ледяной панцирь был недостаточно крепким для широкой кости Эсбера. Восставший из лужи сложник шел по колено в воде и, отплевываясь, смешивал причитания со сквернословием.

— Со стороны кажется, что на тебя нагадили! — гадко хихикая сообщила ему бывшая ведьма.

— И где ты этой мерзкой прямолинейности набрался?

"С кем поведешься, от того и наберешься!" — мстительно подумала она.

Пока служитель муз, разместившись на обочине дороги, стаскивал с себя хлюпающие сапоги, из соседнего дома выбежала востроносая женщина. Она принялась виться вокруг Эсбера как оса вокруг спелой груши и оживленным голосом предлагала "не брезговать гостеприимством бедной вдовушки и посетить ее скромную избу". А сложник, в свою очередь, сверкая задорными глазами, которые из-за налипшей грязи казались светлее обычного, рассыпался в самых изысканных комплиментах.

Затрясшаяся от негодования Веста решила преподнести сложнику действенный урок, и пока светловолосый спутник увлеченно ворковал с вдовушкой, она схватила его походный мешок, и скрылась за ближайшим поворотом.

"Посмотрю же я на тебя, когда своего мешка хватишься! Не то жирно слишком: и вдову ему подавай и сухую одежку!.. Напиться с горя, что ли?"

Прежде чем, отправиться на постоялый двор при корчме, Веста заглянула в маленькую тесную лавку, на двери которой висело кривое и слишком абстрактное изображение диадемы. На расшитом рыбами ковре сидел хозяин лавки, совершено не примечательной наружности. Он поприветствовал посетителя своей лавки и с ходу принялся расхваливать выложенный на прилавок товар.

— Возьми вот этот камень, мил человек, — со вздохом предложил он. Клиент явно не признавал никаких авторитетов и, более того, оказался настырным, придирчивым. — Твоей возлюбленной понравиться. Видишь, как играет, как блестит.

— Не вижу! — отрезала она, разглядывая янтарные бусы.

— Ты мил человек, как я погляжу, знаешь толк в каменьях, — торговец перешел на уважительный тон.

— Да, а что?

— Почти час выбираешь, да цепляешься! А мне домой пора. — Он решил пойти на хитрость. — Давай так: если выберешь амулет по душе до того, как я успею сосчитать до пяти, я подарю тебе этот браслет.

Торговец покрутил перед носом бывшей ведьмы золотым браслетом для тонкого запястья.

— Фу, золото!

— Так чего ж… — Презрительное восклицание Весты настолько ошарашило хозяина лавки, что он не сразу выдавил из себя напрашивающийся вопрос: — Так чего ж тебе надобно?

— Хочу этот! — она указала на скромный деревянный браслет в завитушках.

— Деревяшку-у-у? — снова изумился торговец, теперь уже мысленно благословляя "простодушие" своего клиента. — Да бери, не жалко!

— И еще хочу вон того серебряного жука на нитке.

— Восемь монет.

Веста отсчитала требуемую сумму, сгребла покупку с подарком и, громко стуча по деревянному настилу каблуками сапог, покинула лавку, напоследок помахав рукой еще не оправившемуся от изумления торговцу.

С играющей на губах мстительной улыбочкой, бывшая ведьма расплатилась за снятую комнату деньгами Эсбера, и, добавив еще несколько монет, попросила хозяина не пускать на постоялый двор "белобрысого спутника-забулдыгу":

— Убирать замаешься!

Усатый хозяин, сощурил добродушные глаза, понимающе кивнул, и, проводив Весту до снятой ею комнаты, поспешил вниз, чтобы лично встретить "забулдыгу" и дать ему отворот поворот.

Остаток дня для экс-ведьмы выдался довольно скучным. Она зашла в конюшню, угостила лошадей раздобытой на кухне морковкой, вернулась в корчму, съела горячий ужин и пристыдила состроившую ей глазки молоденькую племянницу корчмаря, причем так гневно, что та громко разревелась, не выдержав подобной критики в свой адрес.

После наступивших сумерек, бывшая ведьма заперлась в комнате и, потягивая клюквенную бродилку, любовалась купленными оберегами.

"Браслетик-то древний, магический", — думала она, внимательно изучая непонятную для нее руну, которая была нанесена на внутреннюю сторону пахнущего сухой корой браслета.

И, тем не менее, эти недавние приобретения, теплый кров над головой и прочие маленькие радости усталого путника, почему-то не способствовали хорошему настроению Весты. Хотя если бы она задержалась на каких-то десять минут, то смогла бы стать свидетельницей одной, несомненно порадовавшей бы ее сцены. Дело в том, что Эсберу не было суждено дойти до дома вдовушки! Стоило сложнику принять приглашение новой знакомой и зайти на крыльцо пахнущего свежесрубленной древесиной дома, как его путь перегородил невысокий, но плечистый сын вдовы, который без обиняков пригрозил белокурому ловеласу купанием в выгребной яме, если тот не "повернет оглобли".

Грязь противно стягивала кожу. Основательно озябший сложник стоял на перекрестке, и пытался угадать, в какую сторону направился "коварный Вест, так бессовестно присвоивший его походный мешок". Недолгое скитание Эсбера увенчалось тем, что, он вышел к недавно построенным сельским воротам.

Примерно три года назад жители Талых Прогалок огородились от внешнего мира высокой оградой и местный поляр-западник с тех самых пор упрямо добивался того, чтобы селу был присвоен статус города. Желаемый статус сулил меркантильному западнику кое-какие богатства, и даже наличие собственной охраны. Но пока что должность стражей порядка в селе оставалась вакантной. И вовсе не потому что не имелось желающих, а потому что, согласно рекоставному закону, государственная казна выделяла деньги только на содержание городской стражи. Селяне, конечно же, имели право обзавестись охраной, но исключительно за свой счет.

Несколько раз Эсбер обращался к селянам с просьбой указать дорогу к корчме, однако прохожие не только игнорировали его просьбу, но и не подпускали к себе ближе, чем на пять шагов, принимая сложника за опустившегося пьяницу.

В конечном итоге притомившийся служитель муз присел у сельских ворот, закутался в полусырой плащ и даже нацепил на голову капюшон, который по счастливой случайности остался сухим после купания в луже. По причине отсутствия стражи, в имеющихся массивных воротах было мало проку, и в Талые Прогалки мог заехать всякий: как уважаемый человек, так и проходимец. К счастью, в тот пасмурный день в село приезжали исключительно местные жители, которые возвращались с осенних торжищ.

Озябший Эсбер задумчиво теребил тесемки своей рубахи, решая как ему быть дальше. Вдруг что-то больно ударило его по носу. Сложник встрепенулся и, схватившись за нос, порыскал разгневанным взглядом по сторонам, дабы отыскать своего обидчика. Однако кроме старого деревянного обоза, который неспешно катился по разухабистой дороге, он никого не увидел. Служитель муз вскочил на ноги, и уже было собрался запустить вдогонку обозу приправленный скверным словом камень, но так и застыл на месте, потому что увидел лежащую под ногами новенькую серебряную монету. Оказывается, не отличающийся меткостью торговец принял Эсбера за нищего и подал ему милостыню…

Два часа проведенные сложником возле ворот принесли недурственную прибавку к взятым в дорогу деньгам (правда те исчезли в неизвестном направлении вместе с лучшим "другом"): полупустой мешочек, висящий на его поясе, увеличился в размере и заметно потяжелел. А еще через час сложника пришли бить местные попрошайки, которые по скудоумию своему слишком медленно сообразили, из-за чего, а точнее, из-за кого в этот день сократились их подаяния. Изворотливый Эсбер разыграл перед "экзекуторами" убедительную сцену раскаяния, а перед неминуемым закланием попросил испить бродилки.

— Это можно! — согласился главарь попрошаек. — Что мы — звери? Мы завсегда дадим промочить горло хорошему человеку.

Остальные тоже выразили бурное согласие, потому что сами часто и с удовольствием принимали на душу. Вся честная компания достаточно быстро оказалась в корчме, слово за слово и… шайка "нищих" уже пила вместе с хитрым сложником, которому удалось благополучно улизнуть от своих тогда еще полупьяных "экзекуторов" после четвертой кружки. В компании попрошаек Эсбер старался пить как можно меньше, но его все равно развезло. Причем, скорее, от усталости, нежели от количества выпитой бродилки.

Ты лети мечта моя, позови соловушку!.. У!..

Сколько мыслей озорных у меня в головушке!

Прогорланил он, провожая окосевшим взглядом двух прошедших мимо него селянок. В тот момент Эсбер мог поклясться, что их было четыре…

Как того и следовало ожидать, сложник, получив от хозяина постоялого двора категорический отказ, начал изрыгать ругательства и пинать дверь ногой. Но сорвав себе голос, он плюнул на это дело и побрел вдоль широкой улицы, которая привела его к огромному, жаркому костру. Костер развел приставший к многочисленным обозам местных селян торговец, который решил переночевать в селе, а с рассветом снова продолжить путь в направлении своего родного города. И чтобы хоть как-то скоротать медленно тянущееся время, торговец рассказывал увлекательные предания местной разновозрастной ребятне, плотным полукругом облепившей пространство возле костра.

— Предания мои древние, древнее почтенной рекоставной рыбы-матери, матери всех рекоставов!..

— Ты попробуй эти предания пером на бересте увековечить! — встрял пьяный Эсбер. Он подошел к ним походкой пляшущего на задних лапах медведя и обвел мутным взглядом собравшихся любителей преданий.

Притихшие дети таращили испуганные глазенки на чумазого, помятого незнакомца в расстегнутом кафтане. Именно так, по их мнению, и должен был выглядеть лесной жмырь, которым пугали непослушных чадушек "добрые" родители.

Незнакомец бесцеремонно подвинул тройку ребят, и, примостившись в опасной близости от костра, вызывающе уставился на перебитого рассказчика, который молча хлопал глазами, совершенно не понимая что от него хотят.

— Почему же ты замолчал, любезный? — глумливо усмехаясь, спросил Эсбер.

— А чего говорить-то? Мы люди темные, грамоты отродясь не видали, — пробормотал мужик, пытаясь определить по запаху качество бродилки, которой несло от чумазого незнакомца. — И эта… Как ее?.. На чем пишут-то?.. Береста больно дорогая! Лучше мешок муки купить!

— Знаем, знаем! — Эсбер погрозил двумя указательными пальцами. — И обучиться словесности, конечно же, не хотим!

— А на что нам заумь эта? Счету до десяти обучены и ладно! Ужель на твои букашки пером очерченные скотину прокормишь?

Эсбер обиженно засопел и занялся словоблудием.

"Сел на любимого конька!" — говорила в таких случаях Веста.

— О, боги, посмотрите, сколько невежества в этом жестоком мире! Чей глаз скользнет по творению неизвестного сложника? Чьи уста прошепчут понравившуюся строку? Душа моя горит праведным гневом и…

— Того и гляди огнем займешься! — Бесцеремонно перебивший его мужик разразился мерзким, хриплым смехом.

— Что б ты понимал, темень беспроглядная?

— Дяденька, а дяденька! У тебя кафтанчик тлеет, — тонким голоском пропищала маленькая девочка и закрыла лицо ладошками, то ли от испуга, то ли от смущения.

Эсбер медленно повернул голову и опустил глаза: действительно, левая часть подола вовсю дымила, наполняя воздух запахом паленой кожи. Позабыв о своем нестабильном состоянии, служитель муз вскочил, скинул кафтан на мерзлую землю и под всеобщий смех принялся затаптывать площадь возгорания.

— Ладно, парень, — смилостивился мужик, — так уж и быть, провожу тебя до конюшни. Там не замерзнешь. А люди говорят, что эти первые заморозки, так, баловство. Говорят, еще недели две тепло будет…

Утром уткнувшийся лицом в сырое сено Эсбер не сразу осознал то, что кто-то настойчиво пытается разбудить его, тряся за плечи. Перевернувшись на спину, он с усилием приоткрыл один глаз и, еле ворочая языком, просипел:

— Хто я?.. А ты хто такой ясфлывфятый?

— Расплывчатый?! Сейчас напомню! — хмыкнула Веста. — Мне, что, тебя ни на минуту оставить нельзя? Сразу надираться?

Впрочем, на тот момент сложнику были безразличны любые призывы к совести, потому что его мысли всецело занимал распухший язык.

"Что я им делал?.. Где я его занозил?" — он уже не помнил, как сидел в корчме и под одобрительные крики местных попрошаек слизывал со стола нечаянно пролитую бродилку. Но самым примечательным было то, что, будучи навеселе, он совершенно не ощущал того, что занозил язык.

— Эсбер! Ты меня слушаешь?

— Ох, не кифи так, люфефный! Всю нофь пвофкитафся в поифках кововы… в фмыфле, квова… Вефт? Это ты, фофака?

— Эй, ты кого собакой назвал?

— Тефя! — Сложник предпринял попытку вскочить, но с координацией у него в это утро было совсем худо, и он упал.

— Брофиф на погибефь и ефе фмеет обифатьфя! — просипел Эсбер, держась за ушибленное колено.

— Бросил? Да я-то при чем? Это все хозяин, коготь даю на отсечение! — В некотором смысле она даже сказала правду. — И вообще, надирайся поменьше, да за подозрительными бабами не увивайся!

— Вефт, я хотеф как фучше, а полуфилофь… — сложник снял сапоги и вытряхнул из них вчерашние подаяния, — а пофуфилофь ефе фучше, чем хотеф! Фмотви фколько монет! Я разбогатеф!

"Надо же! Разбогател он! — подумала бывшая ведьма. — Что-то слишком криво идет мое перевоспитание этого счастливчика!"

Когда с нахмуренного неба спустились слишком ранние сумерки, то создалось впечатление, что вот-вот должен пойти дождь. Однако впечатление было обманчивым. Поникшие вересковые травы взволнованно перешептывались каждый раз, когда раскинувшийся над ними сине-серый свод озаряли далекие зарницы.

Весте, которая устраивалась на ночлег, абсолютно не мешала надвигающаяся гроза. Наоборот она даже радовалась тому, что в этой части Рекоставных земель зима откладывается на неопределенный срок. Сложник, тем временем, мысленно костерил друга из-за того, что тот в последнее время, словно нарочно выбирает для привала "самые живописные места". На сей раз причиной его недовольства являлись соседствующие с пустошью обширные болота. Макушка довольно высокого холма, который облюбовали путники, озарилась оранжевым светом разведенного Вестой костра. Она сложила заранее припасенные сухие прутья под растущим на холме деревцем и пожелала Эсберу доброй ночи.

— Возле болотищ не может быть никакой доброй ночи! — раздраженно фыркнул сложник. — Лично мне будут сниться кошмары!

— Что же тут поделать? — пожимала плечами Веста. — Так уж получилось. В следующий раз будем тщательней сверяться с картой.

Не привыкшему отправляться в объятия снов сразу же после захода солнца Эсберу, конечно же, не спалось. Подкладывая ветки в костер и время от времени глазея по сторонам, он думал о том, как не справедлива к нему судьба и что вместо привычной жизни в Синельске, она обрекает его на долгий конный поход и, как следствие, ломоту в пояснице. Неожиданно, в стороне, где росло несколько молодых березок, точнее в десяти шагах от места привала, вздулась земля. Создалось впечатление, что наружу попытался выбраться крупный крот, но, в последний момент передумал.

"Странно! — забеспокоился сложник. — Или этой кочки здесь не было или у меня с глазами худо!"

Как и следовало предполагать, с этого момента все его внимание было сконцентрировано на странном явлении. Уютно потрескивал костер, березки умиротворенно покачивали ветвями и ласково шелестели сухими листьями. И все бы ничего, если бы лошади не принялись обеспокоено фыркать. Подобное поведение лошадей заставило Эсбера встать и подойти вплотную к месту внезапно появившейся "кротовине". Ни чего странного он там не увидел: самый обыкновенный не то бугорок, не то кочка, а рядом немного рыхлой земли вперемешку с камнями и засохшими прутьями, которые весною роняли вьющие гнезда птицы.

Сложник оглянулся на спящего "друга". Веста сидела, прислонившись к огромному камню и, безвольно склонив голову на бок, смотрела десятый сон. Когда служитель муз подумал о том, что пора прекращать безрезультатное расследование и вернуться на свою привычную точку наблюдения, как в его лодыжку вцепилась появившаяся из-под земли костлявая рука. Округу тот час же огласил истошный крик Эсбера, который не только пробудил экс-ведьму, но и заставил ее подскочить на месте. Тем временем, лошади, с легкостью сорвав привязанные к ветке поводья (сложник поленился привязать их покрепче), рванули вниз с холма, в поле.

— Что? Что происходит? — Помятая и заспанная Веста растерянно посмотрела вслед почти слившимся с серой мглой лошадям.

Тем временем, к вопящему сложнику вернулась крупица самообладания и он, что было сил, лягнул свободной ногой, медленно, но верно выбирающегося из-под земли мертвеца. От хорошего пинка с представителя нежити, посыпалась грязь, а костлявые пальцы ослабли, чего, собственно говоря, и добивался служитель муз.

Поспешно доставая из походного мешка толченый порошок со смесью определенных трав Веста, с восхищением подметила ту грациозность, с которой был сделан этот пинок.

"Кажется, я начинаю догадываться, отчего западники не спешат заселять здешние территории. Их нелюбовь к личам я очень даже разделяю!"

К Весте как на одном духу подлетел потерявший дар речи Эсбер. Правда он так выразительно таращил глаза, что и без слов было понятно, что его преследователь отступать не собирается. Приближающийся к ним лич передвигался медленной, неестественной походкой, выставляя вперед левый бок. Экс-ведьма развязала найденный мешочек, храбро подбежала к представителю нежити и метнула горсть порошка туда, где раньше находилось лицо. Порошок подействовал: лич замер, на манер срубленного дерева повалился на бок и покатился по склону прямиком на сложника.

Поглупевшему от ужаса служителю муз вздумалось убегать от преследователя по прямой траектории, но к счастью рядом находилась Веста. Она догнала Эсбера, схватила за рукав и потянула в сторону, а полностью обездвиженный лич покатился дальше.

— Что это за порождение тьмы? — спросил сложник, нервно постукивая пальцами по стволу дерева, за которым они на всякий случай спрятались.

— Лич! — честно ответила бывшая ведьма.

— Не может быть! Это сказки для непослушных чадушек!

— Если ко всему иметь такой подход — долго не проживешь!

— О чем ты говоришь? Ходячий мертвец — это выдумки, враки!

— Поражаюсь тебе! Где-то там, у подножья холма, валяется наглядный пример, а ты заверяешь меня в обратном! Иди, еще раз убедись в существовании лича, только я на выручку больше не приду. Займусь-ка я менее опасным делом: поймаю убежавших лошадок.

Понятное дело, что Эсбер больше не помышлял о встрече с представителем нежити, поэтому он замолчал, дав себе зарок, что впредь будет чаще обычного смотреть под ноги.

После этого пренеприятнейшего события, бывшая ведьма и сложник отложили сон на следующую ночь. Мало ли что еще могло приключиться. И если Эсбер до самого рассвета дергался даже от треска веток в костре, то Веста успокоилась достаточно быстро. Ей помогло самовнушение и мирно дремлющие лошади, которых она изловила с помощью корки хлеба. Веста думала так: раз лошади ведут себя спокойно, значит лич окончательно повержен. Да и, в конце-то концов, один лич — не проблема! Бывали времена, когда с подобной напастью ей приходилось сталкиваться по несколько раз на дню. Только вот спутник ее оказался уж слишком нервным, вздрагивал от любого шороха и слишком часто просил зажечь витень. А она, устав напоминать о том, что их нужно приберечь на черный день, просто взяла и, злорадно ухмыльнувшись сложнику, уселась на мешок с приобретенными в Талых Прогалках витнями.

"Скорей бы рассвет", — подумала бывшая ведьма, окидывая подозрительным взглядом Эсбера, который выскочил из-за растущего неподалеку кустарника. И судя по тому, с какой прытью он выскочил, ему снова что-то померещилось.

— У меня руки т-т-трясутся после т-т-такого! — пояснил он, перехватив ее взгляд.

Веста не без ехидства взглянула на мокрые мысы его сапог, но промолчала, рассудив, что две перебранки за полчаса даже для таких склочников как они — это слишком много.

После неприятной встречи с личем минуло три дня. Причем, за эти три дня не произошло ровным счетом ничего такого, что могло бы говорить о чрезмерной любви нечисти к местным землям.

Следующий по пятам пронизывающий ветер, всегда хмурое небо, прелые листья под лошадиными копытами — к превеликому счастью путников все было скучно и однообразно.

Густая туча, нависшая над рекоставными землями, клубилась всеми оттенками серого цвета и придавала и без того не слишком-то веселому пейзажу совсем унылый вид. Постоянно тлеющие обширные торфяные участки и выжженная трава нагоняли тоску, а иногда даже и страх, на любого оказавшегося в этих краях путника. Именно из-за наличия торфяных участков находящиеся рядом холмы получили свое вековечное название: Тлеющие. Холмы огибала покрытая черной золой дорога. Разбросанные по холмам измазанные сажей мельницы нервно подергивали сломанными крыльями и выглядели так, словно подверглись варварскому набегу.

— Не понимаю, — бывшая ведьма натянула поводья, заставляя лошадь замедлить шаг. — Посмотри на мельницы!

— Ну пустые, — лаконично отозвался Эсбер.

— Не просто пустые, а подозрительно заброшенные!

— Потому что глубокая осень.

— А трава?

— Сколько себя помню, столько она и горит!

— А зерно? Откуда у селян зерно, если здесь постоянно горит трава?

— Вообще-то они закупают зерно в городе, а перемалывают его здесь. Так дешевле. Уже не знаешь к чему прицепиться! — В своих мыслях сложник уже проехал по бегущей вперед, изворотливой дороге и миновал перелесок, после которого начинались Смежные Жнивки.

— Друг мой, одолжи-ка гребешок. — Служитель муз подумал о том, что было бы неплохо позаботиться о наведении марафета.

Веста запустила руку в свой, прикрепленный к передней луке седла, походный мешок, ойкнула и разом вытянула оттуда некстати подвернувшийся нож, гребешок и клубок спутанных ниток.

— Вот мерзость! — выругалась она, подув на порезанный палец.

— Эх, жаль умыться негде. До речки далековато, — посетовал Эсбер. Его пшеничные волосы, тщательно расчесанные одолженным гребешком, румяное, благодаря долгому пребыванию на свежем воздухе лицо, а так же блестящие задором глаза и без водных процедур произвели бы наилучшее впечатление на дядьку-пчельника и прочую родню. Но старался он, конечно же, не для дядьки, а для прекрасных жнивчанок.

— А еще мне нужен пучок соломы. Сапоги очистить.

— И так нормально! — Веста махнула рукой и сжала пятками бока лошади. — Поехали!

Лошадиные копыта глухо застучали по дороге, оставляя за собой темные облака золы.

— Стой! — надсадным голосом крикнул Эсбер и резко натянул поводья.

— Что еще? — раздраженно спросила она.

— Череп, — вполголоса заявил сложник, указывая на оставшийся позади, испачканный золой предмет, отдаленно напоминающий камень.

Экс-ведьма не поленилась развернуть лошадь для того, чтобы поехать и лично убедиться в том, что воображение Эсбера не сыграло с ним злую шутку.

— Козий! — сообщила она, рассматривая череп, который валялся под обожженными прутьями приютившегося на краю дороги щуплого куста.

— Тогда это вдвойне ужасней! — трагически прошептал служитель муз. — Все жители Смежных Жнивок поклоняются козе. Коза — их священное животное!

— Может она издохла? Мало ли что бывает!.. И вообще, из-за сволочного Канача, лича — ту злую шутку Вискола я не считаю! — мы стали чересчур мнительными! Ты не находишь?

— Гм!.. Да, пожалуй, — согласился Эсбер, еще раз скользнув настороженным взглядом по козьему черепу.

— Приедем к твоему родственнику, наварим нашей любимой похлебки из кореньев, хлопнем бродилки… Заживем!

После аккуратной гряды холмов начиналась роща, достаточно широкая, по-осеннему тихая, состоящая преимущественно из молодых берез. В такой роще любой хмурый день казался светлее. И вот, когда копыта коней зашуршали по сухой траве приветливой рощи, путники заметили сидящего под тонкой березкой маленького ребенка.

— Смотри-ка, первый житель! — обрадовано воскликнула бывшая ведьма.

Однако, подъехав ближе к этой самой березе, путники поняли, что поспешили с выводами. Это был не ребенок, а полуголый карлик, который пучил в сторону свои круглые бездумные глаза и что-то старательно пережевывал.

Холодный, пахнущий гарью воздух наполнился стрекотом, похожим на стрекот сверчков. Похоже, что странный звук приближался со стороны холмов.

— Леший косматый! — сдавленно выдохнул Эсбер, и поспешил за Вестой, которая отъехала назад к дороге, пытаясь определить, что означает этот непонятный стрекот.

— У него один зуб с мой палец! — сообщил ей своевременно запаниковавший сложник.

— Еще не легче!.. Быстро в рощу! — Зоркая Веста первая усмотрела толпу точно таких же карликов. — Неспроста они направляются в нашу сторону! Ох, неспроста!

Так начались их бешеные скачки, сопровождаемые звоном растревоженных оберегов, висящих на шее бывшей ведьмы. Благополучно миновав рощу, лошади понеслись по перелеску, вполне удачно перепрыгивая все коряги и ухабы. Казалось, что стрекот слышится не столь явственно, как прежде. Однако интуиция Весты буквально вопила, чтобы они даже не думали сбавлять скорость. Яростно подгоняемые всадниками лошади шли то ноздря в ноздрю, то немного отставали друг от друга, особенно когда им приходилось прыгать через встречающиеся на пути поваленные деревья.

С правой стороны, из-за тесно сплетенного кустарника навстречу путешественникам выскочила еще одна толпа уродцев, и испуганные лошади попытались свернуть в сторону.

— Езжай прямо! Не сворачивай! — закричала сообразительная экс-ведьма. — Они пытаются загнать нас в ловушку!

Всецело повинующиеся всадникам лошади помчались на стрекочущих карликов, выстроившихся на их пути серой стеной. Карлики действительно были какими-то нелепыми и в то же время жутковатыми: глаза навыкате, маленькие, жилистые. Усеянный крупными острыми клыками несоразмерно крупный рот — вот что вызывало наибольшие опасения у любого здравомыслящего человека.

"Не на ту напали!" — Веста во весь опор пронеслась между уродцами, которые за полминуты до этого бросились врассыпную, сообразив, что им не поздоровиться. Так оно и вышло, под лошадиными копытами захрустели кости менее расторопных собратьев.

"Отрываемся!" — хотела крикнуть бывшая ведьма, но поперхнулась своим словом, потому что увидела, как лошадь Эсбера припадает на заднее копыто. Нет, подгоняемая страхом лошадь не остановилась, но и скорость сбавила.

Веста тот час же умудрилась развернуться и помчалась на выручку, с ужасом подметив, что, невзирая на коротенькие ножки уродцев, дистанция между ними и светловолосым сложником сокращается с угрожающей скоростью.

— Перелезай! — заорала поравнявшаяся с Эсбером Веста. Она вырвала из его рук поводья — теперь обе лошади шли бок о бок и не было опасений, что одна обгонит другую. Нервы экс-ведьмы были на пределе, потому что во время очередного разворота своей лошади, она едва не выпала из седла.

Ничего не соображающий сложник дрожащими пальцами отвязывал от луки седла набитый берестяными свитками походный мешок.

— Во имя нашей дружбы, — взмолилась она, — быстрее!

Вцепившись в седло, Эсбер с трудом вынул левую ногу из стремени и, повернувшись лицом к Весте, обреченно подумал о том, что их затея едва ли будет успешной. Он просто не представлял, каким образом ему удастся перелезть в седло "друга" на полном скаку, да еще когда лошадь ощутимо хромает.

— Обопрись на левую ногу и оттолкнись посильнее! — крикнула бывшая ведьма, увидав, что преследователи подобрались вплотную.

Собрав всю волю в кулак, сложник решительно выдохнул и успешно перепрыгнул на лошадь Весты. Правда, не он один: одновременно с ним на шею несчастной лошади прыгнул плотоядно оскалившийся карлик. Не растерявшаяся Веста вцепилась когтями в лицо уродца, отчего тот противно заверещал и после недолгих сопротивлений свалился на землю.

Взмокшая лошадь, несущая теперь уже двоих всадников, из последних сил рванула вперед.

Эсбер знал, что перелесок должен закончиться максимум через триста шагов, а там уже появятся первые избы жителей Смежных Жнивок. Сложник оглянулся, чтобы проверить насколько отстали от них полуголые уродцы.

"Боги! — Внезапно пришедшая мысль отозвалась болью в его сердце. — А вдруг от села уже ничего не осталось?"

— Ничего себе заборчик! Почище прикапищного! Видать, всем селом сооружали! — Лицо бывшей ведьмы выражало неподдельное уважение.

— Надо же! Достроили! — Эсбер осторожно выглянул из-за ее плеча, чтобы воочию убедиться в существовании забора.

— А вон и ворота! — она спрыгнула с седла и тут же упала на колени — от недавних переживаний у Весты подкашивались ноги.

Поднявшись и отряхнув штаны, она подошла к воротам и что есть мочи крикнула:

— Эй! Есть кто живой?

Где-то вдалеке, за воротами, заблеяла коза.

— Да не так надо! — К ней подошел спешившийся сложник. Он побарабанил ногой в ворота и загорланил:

— Откройте! Откройте! Мы свои, за нами погоня!

— Чего разорался? — Над воротами возникла лохматая голова темноволосого мужчины.

— У вас пчельник Влас проживает? — спросил Эсбер.

— Ну, есть такой.

— Я его племянник!.. Пусти, добрый человек. К нам ужасные карлы прицепились.

— Ну а чего ж не пустить? Люди вы, вроде, приличные.

Через пару мгновений одна створка ворот приоткрылась, из-за нее показался тот самый лохматый мужик. В полном молчании он с минуту рассматривал чужаков и, наконец, распахнул ворота, приглашая зайти внутрь. Боясь спугнуть удачу, Эсебер ломанулся первым, следом поковыляла Веста, ведущая под узду взмыленную лошадь.

Как оказалось, за воротами уже собралась разношерстная толпа селян. Лица встречающих были угрюмыми и недоверчивыми.

— От советника, ага? — спросила крепкая, бойкая женщина в пестром платке, накинутом поверх широких плеч.

— Н-нет, — рассеянно пробормотал Эсбер, но тут же спохватился, приосанился и, сверкнув белозубой улыбкой, пояснил: — Мы к пчельнику Власу пожаловали, к родичу моему.

Из толпы, с трудом протискиваясь между односельчанами, вылез худой человек, облаченный в допотопный, доходящий до пят кафтан. Человек скользнул быстрым взглядом по лицам незнакомцев, пожевал губами и вдруг резко, словно хватившись чего-то, повернулся к толпе:

— Посох, посох-то подайте! — потребовал он, потрясая в воздухе худым кулачком.

Односельчане суетливо зашушукались и принялись озираться, в надежде найти требуемый посох; вскоре из задних рядов раздался деловитый детский бас:

— Дома оставил, папусь!

— Ай! — человек досадливо махнул рукой и вновь повернулся к пришельцам: — Я, стало быть, здесь за главного. Староста я. Силой звать. А вы кто такие будете?

— Мое имя Вест, — представилась бывшая ведьма, подумав о том, что родители мужика по имени Сила должно быть, действительно верили в то, что в будущем из их чада вырастет дюжий муж. Или же они были не в меру ироничными людьми.

— Я — Эсбер, всеми уважаемый сложник и племянник Власа, — сказал служитель муз, отвесив при этом изящный поклон.

"Коготь даю на отсечение, что сейчас он считает себя раскрасавцем! — Веста злорадно ухмылялась, поглядывая то на его всклокоченные волосы, то на испачканный подбородок, то на забрызганную грязью штанину. — Да и я, наверняка, выгляжу не лучше!"

Буквально в ту же минуту вспомнивший о приличиях Сила вызвался проводить дорогих гостей до избы Власа, а вся собравшаяся толпа подалась следом. Однако селяне держались немного поодаль и почти не мешали рассказу старосты, который решил поведать новоприбывшим о том, что жители Смежных Жнивок вот уже четвертый год страдают от напасти, заключающейся в появлении на их землях племени карликов-людоедов. Причем, свою людоедскую сущность карлики проявили не сразу, сначала они съели почти всех священных коз, а после, распробовав козопаса, начали нападать на селян. На счастье, к тому времени постройка грандиозного ограждения завершилась и с тех пор, все те, кто не пытался заходить за пределы спасительного ограждения могли быть спокойны за свою жизнь. Хуже всего пришлось мельнику, который долго не мог смириться с тем, что его мельницы стоят без дела, да и сам он не у дел и поэтому мельник решил бороться.

— И как? Успешно? — живо поинтересовался Эсбер.

— Куда там! Сожрали! — вздохнул Сила.

— Жалко мельника, — посочувствовала Веста.

— Какой там! — махнул рукой их провожатый. — Дурень он! Один со всеми карлами драться решил! Ну не дурень, я спрашиваю?

Бывшая ведьма пожала плечами и тактично промолчала.

— А потом мы снарядили к советнику гонцов, за помощью, стало быть. Хитро, да?

Веста участливо покивала головой, а сама подумала, что легче сто раз удрать от недоразвитых уродцев, нежели добиться личной встречи с советником.

— Так и живем! — подытожил сухопарый староста, останавливаясь возле крыльца серой избы.

— Пришли! — обрадованный сложник поднялся вверх по ступеням и постучал в дверь. — Узнаю родные места! А позади пасека и…

Неожиданно из-за угла избы выскочили двое мальчишек лет восьми, они были настолько поглощены дракой на палках, что не обратили внимания на гостей.

— Эй, проказники! — позвал их староста.

— Дядька Сила! — в один голос воскликнули отвлекшиеся от своих игрищ мальчишки.

В тот момент, когда сорванцы подбежали к ним вплотную, бывшей ведьме пришлось испытать очередное нервное потрясение, потому что братья до смешного смахивали на Эсбера: смазливые и белокурые…

Уже через каких-то десять минут Веста, Эсбер и даже Сила сидели за накрытым столом и говорили за жизнь, время от времени чокаясь кружками с гостеприимным Власом и его женой Пригодой. Такой радушный прием пришелся экс-ведьме по нраву. Она улыбалась, пыталась поддерживать беседу и в то же время продолжала кидать полные подозрения взгляды на румяную хозяйку, пытаясь оценить ее красоту с позиции сложника, а так же на вертких близнецов, пытаясь определить их возраст. Впрочем, вскоре Веста немного успокоилась. Случилось это тогда, когда она внимательней присмотрелась к Власу — довольно симпатичному, светловолосому мужчине. Влас тоже был похож на Эсбера, только лет этак через двадцать.

Тем временем пчельник рассказывал о Смежных Жнивках, причем, вполне оптимистично, как будто в их краях и в помине не водилось карликов-людоедов:

— В селе у нас пасеки, два колодца, поле имеется, яблони, груши растут, ягода кой-какая водится, птиц держим. Живем, не тужим!

Получалась не жизнь, а бочка меда, в которую Пригода поспешила добавить ложку дегтя:

— Живем как можем! А если, на беду, пчелы передохнут, завязи мороз побьет, колодца пересохнут? Как появились те нелюди, так житья никакого! Скот не держим, ягод-грибов не собираем, на реку дорогу забыли! Коз-кормилиц и тех пожрали, рожи ненасытные! Это где ж видано: одна коза на целое село?!

— Что ты, Пригодушка, — успокаивал ее Сила. — Мы им еще покажем!

"Сюда бы Северина!" — подумала Веста, поглаживая висящие на шее амулеты и обереги.

От нескольких кружек бродилки на душе стало легко и приятно. Она еще раз посмотрела на расплывающихся светловолосых родственников: "До чего же похожи! Вот бы и мне семью такую!.. Даже если я больше никогда не стану прежней, дружить с семьей Власа мне никто не запретит!.. А уж на мерзких карлов я найду управу! Коготь даю на отсечение!"

Постучав пальцами по столу для того, чтобы привлечь всеобщее внимание, Веста подперла рукой щеку и затянула грустную песню, которую на втором куплете охотно подхватили сложник, его родня и щуплый староста Смежных Жнивок.