Пус­тая стра­ни­ца


Ло­рин Пат­рик Мак­Ке­вин

Lorin Patrick McKevin

Curadeus

Уди­ви­тель­ная ис­то­рия Сэ­ра Ан­д­рея Ку­рае­ва —

от­кры­то­го гея и все­мир­но­го ко­ро­ля опе­ры,

быв­ше­го диа­ко­на и мис­сио­не­ра

ре­ли­ги­оз­но-мис­ти­ко-юмо­ри­сти­че­ский ро­ман

35+ (воз­рас­тная ка­те­го­рия: для лиц стар­ше 35 лет)

Все ли­ца и со­бы­тия вы­мыш­ле­ны, все сов­па­де­ния слу­чай­ны

Пер­вое циф­ро­вое из­да­ние

Вер­сия: 1.0 от 30.08(Aug).2017

Worcester, MA, USA

Phoenix

2017

УДК 821.161.1-31

ББК 84(2=411.2)6-44

Ло­рин Пат­рик Мак­Ке­вин (Lorin Patrick McKevin)

Curadeus. Уди­ви­тель­ная ис­то­рия Сэ­ра Ан­д­рея Ку­рае­ва — от­кры­то­го гея и все­мир­но­го ко­ро­ля опе­ры, быв­ше­го диа­ко­на и мис­сио­не­ра / Л. П. Мак­Ке­вин. — Worchester, MA, USA: Phoenix, 2017. — 236 с.

PHIDCBD0B4D6-79DD-42A0-8515-9FE18D47326D (ID из­да­тель­ст­ва)

PMIDF2AD92CE-DDF4-470C-8258-A8B194B5154B (ID печ. про­дук­ции — кни­ги)

Иза­де­тель­ст­во «Phoenix», Worchester, MA, USA

Поч­то­вый ад­рес ав­то­ра кни­ги: lorin.patrick.mckevin@protonmail.com

temptator@protonmail.com

Сайт ав­то­ра кни­ги: http://temptator.ihostfull.com

Стра­нич­ка этой кни­ги на нём: http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus

Блог ав­то­ра кни­ги: http://temptator.dreamwidth.org

Мис­сио­нер Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви про­фес­сор и диа­кон Ан­д­рей Ку­ра­ев, бо­го­слов, фи­ло­соф, пуб­ли­цист и пи­са­тель, очень из­вест­ная пуб­лич­ная фи­гу­ра, всту­пил в от­кры­тую борь­бу с вы­со­ко­по­став­лен­ны­ми цер­ков­ны­ми гея­ми и чле­на­ми цер­ков­но­го гей-лоб­би, ко­то­рых воз­глав­ля­ет Пат­ри­арх Ки­рилл и его при­бли­жён­ный — ми­тро­по­лит Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев. В ре­зуль­та­те этой борь­бы Ку­ра­ев был из­гнан поч­ти ото­всю­ду и стал вла­чить жал­кое ни­щен­ское су­ще­ст­во­ва­ние. У не­го ос­та­лось толь­ко од­на воз­мож­ность на­но­сить уда­ры по про­тив­ни­ку — пи­сать по­сты в соб­ст­вен­ном бло­ге. Но его вра­ги не уня­лись — они ре­ши­ли от­слу­жить чёр­ную мес­су по Ку­рае­ву и со­вер­шить кол­дов­ской об­ряд, по­сле ко­то­ро­го Ан­д­рей Ку­ра­ев сам дол­жен стать ге­ем…

По­сле то­го, как кол­дов­ской об­ряд по­дей­ст­во­вал, Ан­д­рей Ку­ра­ев об­на­ру­жи­ва­ет, что не толь­ко стал ге­ем, но и по­боч­но об­рёл сверх­спо­соб­но­сти, ко­то­рые при­шлись очень не по ду­ше как его за­кля­тым цер­ков­ным вра­гам, так и всей Рос­сии.

Как даль­ше сло­жит­ся судь­ба Ан­д­рея Ку­рае­ва? Примк­нёт ли он к гей-лоб­би или про­дол­жит борь­бу? Ста­нет ли он на сто­ро­ну Гос­де­пар­та­мен­та США и Ко­ро­ле­вы Анг­лии или ос­та­нет­ся пат­рио­том Рос­сии? Или, мо­жет быть, про­изой­дёт что-то иное? Как сло­жат­ся даль­ней­шие от­но­ше­ния Ку­рае­ва с хри­сти­ан­ским Бо­гом? Кто, на­ко­нец, по­бе­дит в этой не­рав­ной борь­бе?

УДК 821.161.1-31

ББК 84(2=411.2)6-44

Да­та соз­да­ния ма­ке­та: 31.08(Аug).2017; MS Word 2003; Фор­мат: A4; Шриф­ты: Times New Roman, Arial;

Вер­сия про­из­ве­де­ния: 1.0 от 30.08(Аug).2017, Пер­вое циф­ро­вое из­да­ние;

Усл. печ. л. 21.3;

Сво­бод­ное рас­про­стра­не­ние при­вет­ст­ву­ет­ся.

Дан­ное про­из­ве­де­ние пе­ре­да­но ав­то­ром в твор­че­ские об­ще­ст­вен­ные вла­де­ния (Creative Commons) по ли­цен­зии CC0 1.0 Universal (CC0 1.0) и, со­от­вет­ст­вен­но, яв­ля­ет­ся ча­стью об­ще­ст­вен­но­го дос­тоя­ния (Public Domain’а). От­зыв ли­цен­зии не­воз­мо­жен.

Твор­че­ские об­ще­ст­вен­ные вла­де­ния (Creative Commons) — это со­б­ра­ние про­из­ве­де­ний (ли­те­ра­тур­ных, ху­до­же­ст­вен­ных, на­уч­ных и так да­лее), ко­то­рые вся­кий мо­жет со всей не­со­мнен­но­стью, без бо­яз­ни предъ­яв­ле­ния к не­му впо­след­ст­вии ка­ких-ли­бо об­ви­не­ний в свя­зи с по­ся­га­тель­ст­вом на чу­жие пра­ва, не­ог­ра­ни­чен­но-сво­бод­но вос­про­из­во­дить, рас­про­стра­нять, вклю­чать в дру­гие про­из­ве­де­ния, из­ме­нять, ис­поль­зо­вать по­втор­но, а так­же ис­поль­зо­вать для соз­да­ния на их ос­но­ве дру­гих про­из­ве­де­ний — в лю­бой фор­ме, ка­ко­ва бы она ни бы­ла, и для лю­бых це­лей — вклю­чая не­ог­ра­ни­чен­ное из­вле­че­ние при­бы­ли.

Об­ще­ст­вен­ное дос­тоя­ние, ли­цен­зия СС0 1.0 Universal (CC0 1.0).

Не ох­ра­ня­ет­ся ав­тор­ским пра­вом.

Public Domain, CC0 1.0 Universal (CC0 1.0) license.

No Copyright.

Ог­лав­ле­ние


Оглавление

Оглавление 3-Go-

1. Тринадцать архидемонов, тринадцать архиереев и одна ведьма 4 -Go-

2. Трагедия на дороге между Москвой и Сергиевым Посадом 12-Go-

3. Превращение 28-Go-

4. Дар 41-Go-

5. Передовой боевой отряд партии 55-Go-

6. Бегство и первая слава 73-Go-

7. Первый большой Кураевский тур 77-Go-

8. Адский огонь 94-Go-

9. «Блудодемоний» 122-Go-

10. Обитель богов 131-Go-

11. Пульса де-нура 137-Go-

12. Соперники 155-Go-

13. Псалмокатара 174-Go-

14. Финал 179-Go-

15. Кураев у старца Наума. Исповедь (глава не по порядку) 183-Go-

16. Кураев у старца Наумa. Колдовство (глава не по порядку) 205-Go-

17. Кураев у старца Наума. Наставление (глава не по порядку) 222-Go-


Циф­ро­вое из­да­ние этой кни­ги в Ин­тер­не­те

Ес­ли вы же­лае­те ска­чать ори­ги­наль­ное циф­ро­вое из­да­ние этой кни­ги в фор­ма­тах PDF, DOC и RTF, то вы мо­же­те сде­лать это по ссыл­кам от­сю­да:

фор­мат PDF:

http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.pdf ( http://bit.ly/2es9eq7 )

фор­мат DOC:

http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.doc ( http://bit.ly/2xPhR1M )

фор­мат RTF (zipped файл):

http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.zip (http://bit.ly/2x8PkHE )

На стра­нич­ке этой кни­ги при­ве­де­ны дру­гие ис­точ­ни­ки для ска­чи­ва­ния.

Стра­нич­ка кни­ги на сай­те ав­то­ра:

http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus (http://bit.ly/2xP1P8i )

Сайт ав­то­ра:

http://temptator.ihostfull.com ( http://bit.ly/2wKWaDb )

1. Три­на­дцать ар­хи­де­мо­нов, три­на­дцать ар­хие­ре­ев и од­на ведь­ма

Бли­зи­лась пол­ночь со Стра­ст­но­го Чет­вер­га на Стра­ст­ную Пят­ни­цу. В ал­та­ре по­гру­жён­но­го во тьму Ело­хов­ско­го со­бо­ра об­ла­ча­лись не­сколь­ко вид­ных епи­ско­пов Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. Сре­ди них бы­ли: Пат­ри­арх Мо­с­ков­ский и Всея Ру­си Ки­рилл, Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев, ми­тро­по­лит, ко­то­ро­го про­чи­ли в на­след­ни­ки Его Свя­тей­ше­ст­ву, а так­же ми­тро­по­ли­ты Алек­сандр Дра­бин­ко, при­ле­тев­ший по слу­чаю с Ук­раи­ны, Пи­ти­рим Во­лоч­ков, Ни­кон, быв­ший ми­тро­по­лит Ека­те­рин­бург­ский, Рос­тов­ский ми­тро­по­лит Мер­ку­рий, а так­же не­ко­то­рые дру­гие епи­ско­пы; все­го чис­лом их бы­ло ров­но три­на­дцать. Стран­ны бы­ли их об­ла­че­ния: это бы­ли сплошь гряз­ные и обор­ван­ные сак­ко­сы, омо­фо­ры и ман­тии с кра­сую­щи­ми­ся на них пе­ре­вер­ну­ты­ми кре­ста­ми. Не­обыч­на ба­ла и цель, ко­то­рая све­ла ар­хи­пас­ты­рей вме­сте в глу­хой пол­ноч­ный час: чёр­ная мес­са и со­пут­ст­вую­щее ей кол­дов­ст­во.

По ал­та­рю ве­се­ло и де­ло­ви­то, то и де­ло от­да­вая ука­за­ния, хо­ди­ла гор­ба­тая, ко­сая и хро­мая ведь­ма. Оде­та она бы­ла то­же в гряз­ное и обор­ван­ное тря­пьё. Ар­хие­реи дер­жа­ли в сво­их ле­вых ру­ках по­со­хи с пе­ре­вер­ну­ты­ми кре­ста­ми; ведь­ма же в сво­ей ле­вой ру­ке дер­жа­ла мет­лу.

— Пе­ре­вер­ни­те ча­шу на пре­сто­ле вверх но­га­ми и брось­те на пол еван­ге­лие! — ско­ман­до­ва­ла ведь­ма и Алек­сандр Дра­бин­ко не­мед­ля по­спе­шил ис­пол­нить ука­за­ние; он тот­час же со­вер­шил это ко­щун­ст­во и над­ру­га­тель­ст­во. Как из­вест­но, на по­доб­ных мес­сах та­кие ве­щи со­вер­ша­ют­ся в изо­би­лии.

— Кто-ни­будь ска­жи­те, по­ло­жив ле­вую ру­ку на ча­шу: «Са­та­нуйя! Са­та­нуйя! Са­та­нуйя!» и да­лее про­чее, что тре­бу­ет­ся! — сно­ва ско­ман­до­ва­ла ведь­ма и об­ве­ла гла­за­ми ок­ру­жаю­щих, гроз­но трях­нув мет­лой.

По­сле этих слов к пре­сто­лу по­до­шёл ми­тро­по­лит Пи­ти­рим Во­лоч­ков; он по­ло­жил свою ле­вую ру­ку на пе­ре­вёр­ну­тую ча­шу, сто­яв­шую на ал­та­ре, и про­из­нёс ука­зан­ные ведь­мой сло­ва:

— Са­та­нуйя! Са­та­нуйя! Са­та­нуйя!

А за­тем он на­брал в грудь по­боль­ше воз­ду­ха и, что на­зы­ва­ет­ся «с вы­ра­же­ни­ем», про­чи­тал стих, ко­то­рый пред­ва­ри­тель­но да­ла ему за­учить ведь­ма:

Дья­вол, ны­не тор­же­ст­вуя,

Из­вра­ща­ет ес­те­ст­во

И по на­шим по­ве­лень­ям

Да свер­шит­ся кол­дов­ст­во!

Час на­стал пол­ноч­ный, тём­ный

Си­лы мрач­ной зла де­тей;

Ад раз­верз­нет свои не­дра

Сги­нут узы всех це­пей!

В вих­ре ог­нен­ном прии́дут

Ле­гио­ны мрач­ных бездн

И ис­пол­нят­ся же­ла­нья

Тех, кто им вра­та от­верз.

Са­та­нуйя! Са­та­нуйя! —

Раз­да­ет­ся вер­ных глас;

Во́и[1] Дья­во­ла во сла­ве

Ис­пол­нять ле­тят при­каз.

Дья­вол, ны­не тор­же­ст­вуя,

Из­вра­ща­ет ес­те­ст­во

И по на­шим по­ве­лень­ям

Да свер­шит­ся кол­дов­ст­во!

Да­лее ведь­ма са­ма рас­сте­ли­ла на пре­сто­ле ан­ти­минс, дос­та­ла фляж­ку, в ко­то­рую был на­ли­та смесь со­бачь­ей и сви­ной кро­ви, и на­ри­со­ва­ла этой кро­вью на ан­ти­мин­се пе­ре­вер­ну­тую пен­та­грам­му в кру­ге; за­тем сде­ла­ла на нём же над­пись: «Дья­вол. Лю­ци­фер. Са­ма­эль». По­сле это­го ведь гром­ко во­зо­пи­ла очень вы­со­ким го­ло­сом — слов­но она бы­ла опер­ной ди­вой с вы­даю­щим­ся ко­ло­ра­тур­ным со­пра­но:

— Са­та­нуйя! Са­та­нуйя! Са­та­нуйя!

Его Свя­тей­ше­ст­во Ки­рилл да­же по­мор­щил­ся от это­го мощ­но­го, свер­ля­ще­го и про­ни­каю­ще­го в са­мое нут­ро моз­га го­ло­са — ему да­же за­хо­те­лось за­ткнуть уши, что­бы при­глу­шить это не­ис­то­вое мо­ле­ние.

Под­го­тов­ка к чёр­ной мес­се и по­сле­дую­ще­му кол­дов­ст­ву поч­ти за­вер­ша­лась. Три епи­ско­па вы­шли на со­лею и ста­ли пе­ред цар­ски­ми вра­та­ми, на­чав чи­тать по де­вять раз «От­че наш» за­дом на­пе­ред и от это­го храм на­пол­нил­ся нев­нят­ны­ми бор­мо­та­ния­ми. Тем вре­ме­нем, по­ка ещё до на­ча­ла мес­сы ос­та­ва­лось не­мно­го вре­ме­ни, Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев и Его Свя­тей­ше­ст­во Ки­рилл, сто­яв­шие в ал­та­ре, ре­ши­ли пе­ре­бро­сить­ся па­рой слов с ведь­мой, на­хо­див­шей­ся там же, что­бы разъ­яс­нить для се­бя не­ко­то­рые тём­ные во­про­сы.

— По­слу­шай­те, ува­жае­мая э… ува­жае­мая ведь­ма… — на­чал речь Ки­рилл, — по­слу­шай­те, а что — всё-та­ки ни­как нель­зя сде­лать ему на­смерть?

— Я же те­бе ска­за­ла, — мол­ви­ла ведь­ма, — я же ска­за­ла: нет на то Божь­е­го по­пу­ще­ния! Ко­гда ты мне дал его фо­то­гра­фию, то я тут же при­зва­ла слу­жа­ще­го мне бе­са и сра­зу же вы­яс­ни­ла у не­го на­сколь­ко и как имен­но мы смо­жем на­вре­дить то­му, ко­му вы хо­ти­те и при ка­ких и на ка­ких ус­ло­ви­ях. И я че­ст­но рас­ска­за­ла вам о воз­мож­ных ва­ри­ан­тах. И вы са­ми вме­сте с этим… с Ил­ла­рио­ном… да, ка­жет­ся, Ил­ла­рио­ном… вы са­ми вы­бра­ли тот ва­ри­ант, ко­то­рый вам наи­бо­лее под­хо­дит. Вро­де бы на­счёт то­го, как и что мы мо­жем ему сде­лать и что имен­но бу­дем ему де­лать — ра­зу­ме­ет­ся, в пре­де­лах на­ших воз­мож­но­стей — мы уже го­во­ри­ли — и не один раз; и в ре­зуль­та­те этих раз­го­во­ров уже при­шли к впол­не оп­ре­де­лен­но­му ре­ше­нию. Так не­у­же­ли вы сей­час пе­ре­ду­ма­ли?! Ко­неч­но, вы мо­же­те пе­ре­ду­мать — это ва­ше пра­во. Но в этом слу­чае всё бу­дет не­сколь­ко до­ро­же. К то­му же вы и так вы­бра­ли са­мый силь­ный ва­ри­ант! Ведь для свер­ше­ния кол­дов­ст­ва по­на­до­би­лось, что­бы аж три­на­дцать ар­хие­ре­ев сра­зу вме­сте, со­бор­но, слу­жи­ли чёр­ную мес­су и при­зы­ва­ли де­мо­нов. Да ещё в дей­ст­вую­щем ка­фед­раль­ном со­бо­ре или по­доб­ном по ста­ту­су хра­ме! А обыч­но де­ло об­хо­дит­ся тем, что её, эту мес­су, слу­жит один сель­ский свя­щен­ник в по­лу­раз­ру­шен­ной ча­сов­не, стоя­щей воз­ле де­ре­вен­ско­го клад­би­ща! Вы и так чёр­ти что за­ду­ма­ли с че­ло­ве­ком со­тво­рить! Уго­мо­ни­тесь уже! Ус­по­кой­тесь! Раз­ве то­го, что с ним про­изой­дет — раз­ве это­го вам ма­ло?

На ко­рот­кое вре­мя на­сту­пи­ла ти­ши­на — толь­ко лишь про­дол­жа­лось бор­мо­та­ние за­дом на­пе­ред мо­лит­вы «От­че наш» да по­тре­ски­ва­ли саль­ные све­чи: чёр­ная мес­са слу­жи­лась при ес­те­ст­вен­ном, при­род­ном ос­ве­ще­нии и в ал­тарь Ело­хов­ско­го со­бо­ра бы­ло за­не­се­но не­сколь­ко под­свеч­ни­ков, в ко­то­рые бы­ли по­став­ле­ны све­чи из сви­но­го и со­бачь­е­го са­ла или, вер­нее, жи­ра. В се­ми­свеч­ник, сто­яв­ший пе­ред пре­сто­лом, то­же бы­ли по­став­ле­ны и за­жже­ны та­кие же све­чи — толь­ко очень тол­стые.

Ти­ши­ну на­ру­шил Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев:

— По­слу­шай­те, — ска­зал он ведь­ме, — и всё-та­ки я не по­ни­маю: по­че­му ему нель­зя сде­лать на­смерть? Вы же са­ми го­во­ри­ли, что мно­гим дру­гим — мож­но! А вот имен­но ему по­че­му-то нель­зя. По­че­му же?

Ведь­ма при­шла в не­го­до­ва­ние и рез­ко от­ве­ти­ла:

— По­че­му?! И ты, ты, ми­тро­по­лит пра­во­слав­ной церк­ви, ещё у ме­ня, у ведь­мы, спра­ши­ва­ешь «По­че­му?!» Да по­то­му, что нет на это де­ло Божь­е­го по­пу­ще­ния! И из-за это­го до та­ких пре­де­лов, до ка­ких те­бе хо­чет­ся, нам ему не на­вре­дить, ибо мы не смо­жем спра­вить­ся с Божь­ей за­щи­той, ко­то­рая ох­ра­ня­ет его! Мож­но, ко­неч­но, по­про­бо­вать, но нам же ху­же бу­дет! И де­мо­нам, ко­то­рые нам бу­дут слу­жить!

— Буд­то не знае­те — ска­зал ведь­ма, об­ра­ща­ясь и к Ки­рил­лу, и к Ил­ла­рио­ну, и к дру­гим ар­хие­ре­ям, ока­зав­шим­ся ря­дом, — буд­то вы не знае­те, что для вы­пол­не­ния кол­дов­ст­ва нуж­ны три ве­щи: ведь­ма, де­мон и Бо­жье по­пу­ще­ние. В ро­ли ведь­мы вы­сту­паю я, а так­же все вы, слу­жа­щие чёр­ную мес­су; де­мон, за­ру­чив­шись изъ­яв­ле­ни­ем на­шей во­ли на зло, то есть на­шим со­гла­си­ем на зло, бу­дет дей­ст­во­вать как на­ше ору­дие. А по­пу­ще­ние Бо­жье нуж­но для то­го, что­бы мы и де­мон всё это смог­ли свер­шить — ведь лишь при Божь­ем по­пу­ще­нии Бог сни­мет за­щи­ту с то­го, на ко­го на­прав­ле­но кол­дов­ст­во. И ко­гда все три ус­ло­вия схо­дят­ся — то­гда и со­вер­ша­ет­ся кол­дов­ст­во. Имен­но то­гда де­мон об­ре­та­ет до­пол­ни­тель­ные спо­соб­но­сти и воз­мож­но­сти вре­дить то­му, про­тив ко­го мы кол­ду­ем. И это про­ис­хо­дит от­то­го, что мы бе­рём на свою со­весть от­вет­ст­вен­ность за его вре­до­нос­ные дей­ст­вия. Мы все, мы все — и я, и вы! — вме­сте с де­мо­на­ми не­сём от­вет­ст­вен­ность за свер­шен­ное; и на нас на всех — вме­сте с де­мо­на­ми! — ля­жет ви­на за то, что про­изой­дёт! Но ес­ли хо­тя бы од­но ус­ло­вие не со­блю­де­но, то кол­дов­ст­во не свер­шить­ся. Не­что вы, Ва­ши Вы­со­ко­пре­ос­вя­щен­ст­ва, «Мо­ло­та ведьм» не чи­та­ли?!

— По­слу­шай­те… — про­дол­жил спра­ши­вать ведь­му Ил­ла­ри­он, — я вот час­то ду­маю: пусть нет божь­е­го по­пу­ще­ния на его смерь — но ведь и то, что мы ре­ши­ли сде­лать с ним — оно ведь то­же очень ужас­но! Вот, вы го­во­ри­ли о Божь­ем по­пу­ще­нии и Божь­ей за­щи­те; так ска­жи­те же: как Бог мо­жет по­пус­тить та­кое?! То есть то, что мы со­би­ра­ем­ся сей­час сде­лать?!

— Буд­то вы не пом­ни­те, что ска­зал Дос­то­ев­ский, — мол­ви­ла ведь­ма, — а имен­но то, что глу­би­ну и мо­гу­ще­ст­во вла­сти Дья­во­ла над тво­ре­ни­ем труд­но да­же и во­об­ра­зить, ибо она до­хо­дит до глу­бин, че­ло­ве­ку не­ве­до­мых и его умом не­ох­ва­ты­вае­мых. А те­перь — за де­ло!

Ме­ж­ду тем, три ар­хие­рея за­кон­чи­ли чи­тать пе­ред цар­ски­ми вра­та­ми «От­че наш» за­дом на­пе­ред; на­сту­пи­ла по­ра на­чи­нать чёр­ную мес­су. От­верз­лись цар­ские вра­та. Его Свя­тей­ше­ст­во Пат­ри­арх Мо­с­ков­ский и Всея Ру­си Ки­рилл боль­шим паль­цем ле­вой но­ги не­бреж­но на­чер­тил крест на по­лу и не­ис­то­во воз­гла­сил:

— Во имя Са­та­ны, Лю­ци­фе­ра и Са­ма­эля!

В от­вет раз­дал­ся гром­кий и прон­зи­тель­ный воз­глас ведь­мы:

— Са­та­нуйя! Са­та­нуйя! Са­та­нуйя!

Его Свя­тей­ше­ст­во на­чал ка­дить. В ка­ди­ло, ес­те­ст­вен­но, вме­сто ла­да­на бы­ла по­ло­же­на зло­вон­ная се­ра…

Чёр­ная мес­са, ко­то­рую слу­жи­ли со­брав­шие­ся в ал­та­ре ар­хие­реи, бы­ла очень ко­рот­кой — ибо она яв­ля­лась ни­чем иным, как пе­ре­де­лан­ным ев­ха­ри­сти­че­ским ка­но­ном ли­тур­гии Ио­ан­на Зла­то­ус­та и, со­от­вет­ст­вен­но, дли­лась не бо­лее пят­на­дца­ти ми­нут. Суть же мес­сы за­клю­ча­лась в пре­вра­ще­нии сме­си со­бачь­ей и сви­ной кро­ви в «кровь Са­та­ны», а му­ми­фи­ци­ро­ван­ной пло­ти ле­ту­чей мы­ши — в «плоть Са­та­ны». Эти по­лу­чен­ные «кровь и плоть» при при­ча­ще­нии ими уси­ли­ва­ли воз­мож­но­сти ведьм и кол­ду­нов; они же, эти ве­ще­ст­ва, за­час­тую тре­бо­ва­лась и для со­вер­ше­ния раз­лич­ных ма­ги­че­ских опе­ра­ций. Не­ко­то­рые ведь­мы и кол­ду­ны на­зы­ва­ли «кровь Са­та­ны» «кро­вью вур­да­ла­ка» или «вме­сти­ли­щем лун­но­го сия­ния», а «плоть Са­та­ны» — «пло­тью но­чи» или «пло­тью Пи­фо­на». «Кровь и плоть Са­та­ны» счи­та­лись его слу­га­ми са­мым дей­ст­вен­ным ма­ги­че­ским сред­ст­вом, ко­то­рое мо­жет их при­бли­зить бо­лее все­го про­че­го к сво­ему гос­по­ди­ну.

Вско­ре в Ча­ше, сто­яв­шей на ан­ти­мин­се в са­мом цен­тре на­чер­чен­ной на нём пе­ре­вер­ну­той пен­та­грам­мы, уже пле­ска­лась «кровь вур­да­ла­ка», в ко­то­рой пла­ва­ли ку­соч­ки «пло­ти но­чи». Сна­ча­ла ведь­ма, а по­том три­на­дцать епи­ско­пов при­час­ти­лись из ча­ши обо­их суб­стан­ций; не­ко­то­рые при этом весь­ма мор­щи­лись — но пу­ти на­зад не бы­ло, ибо на­ча­тое тре­бо­ва­лось за­кон­чить под стра­хом гроз­но­го гне­ва Кня­зя Тьмы.

По­сле при­час­тия ведь­ма ок­ро­пи­ла «кро­вью вур­да­ла­ка» сна­ча­ла пре­стол, а за­тем пол ал­та­ря и его сте­ны. На­сту­пи­ло вре­мя свер­ше­ния ужас­но­го кол­дов­ст­ва. Ведь­ма ста­ла пе­ред пре­сто­лом, сло­жи­ла ру­ки на гру­ди, а за­тем воз­де­ла их вверх и на­ча­ла мо­ле­ние к Кня­зю Тьмы:

— О Князь Тьмы, Князь Ми­ра Се­го, еди­ный в трех — в Са­та­не, в Лю­ци­фе­ре и в Са­ма­эле! К те­бе взы­ваю я! Ус­лышь ме­ня! Ус­лышь и ис­пол­ни прось­бу мою!

По­сле это­го ведь­ма ди­ко за­хо­хо­та­ла и про­из­нес­ла на­рас­пев вы­со­ким го­ло­сом — ко­ло­ра­тур­ным со­пра­но — сле­дую­щий воз­глас:

— Мышь скре­бет­ся по су­се­кам,

Стань, Ку­ра­ев, го­мо­се­ком!

И три­на­дцать ар­хие­е­рев низ­ки­ми ут­роб­ны­ми го­ло­са­ми, свой­ст­вен­ным мас­ти­тым ар­хи­диа­ко­нам, по­вто­ри­ли этот воз­глас:

— Мышь скре­бет­ся по су­се­кам,

Стань, Ку­ра­ев, го­мо­се­ком!

Да­лее ведь­ма про­дол­жи­ла:

— О Князь Тьмы! Да бу­дет он не толь­ко го­мо­се­ком пас­сив­ным, но и ак­тив­ным!

По­сле это­го ведь­ма по­да­ла дру­гой воз­глас:

— Фи­лин уха­ет в но­чи,

Член Ку­рае­ва, тор­чи!

И три­на­дцать ар­хие­ре­ев низ­ки­ми ут­роб­ны­ми го­ло­са­ми по­вто­ри­ли за ней:

— Фи­лин уха­ет в но­чи,

Член Ку­рае­ва, тор­чи!

Ведь­ма же про­дол­жа­ла:

— О Князь Тьмы! Да бу­дет он не толь­ко го­мо­се­ком ак­тив­ным, но и пас­сив­ным! И пре­ж­де все­го — пас­сив­ным!

По­сле этих слов ар­хие­реи под­ня­ли и от­кры­ли две ко­роб­ки с иг­руш­ка­ми; эти ко­роб­ки стоя­ли близ ал­та­ря и в них бы­ли две ана­то­ми­че­ски точ­ных кук­лы: од­на кук­ла бы­ла кук­лой де­воч­ки лет трех, а дру­гая — маль­чи­ка этих же лет. Обе кук­лы бы­ли по­ло­же­ны на ал­тарь. Его Свя­тей­ше­ст­во Ки­рилл на­дел на ли­цо кук­лы маль­чи­ка мас­ку, на ко­то­рую бы­ла на­клее­на фо­то­гра­фия ли­ца то­го, про­тив ко­го бы­ло на­прав­ле­но свер­шав­шее­ся кол­дов­ст­во.

Дей­ст­во про­дол­жа­лось. Ведь­ма по­до­шла к кук­лам, ле­жав­шим на ал­та­ре, и дос­та­ла нож. Сна­ча­ла ведь­ма вы­ре­за­ла у кук­лы де­воч­ки жен­ский по­ло­вой ор­ган, а за­тем про­де­ла­ла воз­ле ану­са кук­лы маль­чи­ка боль­шую дыр­ку. По­сле это­го ведь­ма вста­ви­ла вы­ре­зан­ный у кук­лы де­воч­ки жен­ский по­ло­вой ор­ган в дыр­ку, об­ра­зо­вав­шую­ся в об­лас­ти ану­са кук­лы маль­чи­ка. По­том ведь­ма взя­ла Ча­шу с «кро­вью вур­да­ла­ка» и обиль­но ок­ро­пи­ла ею кук­лу маль­чи­ка. А за­тем ведь­ма по­ста­ви­ла Ча­шу об­рат­но на пре­стол, на ан­ти­минс, и чу­до­вищ­но-вы­со­ким го­ло­сом воз­гла­си­ла:

— Не су­хот­ка, не ан­ги­на —

’з жо­пы бу­дет пусть ва­ги­на!

И ко­гда ведь­ма про­из­но­си­ла эти сло­ва, то не­сколь­ко раз прон­зи­ла го­ло­ву кук­лы маль­чи­ка сво­им но­жом; и ка­ж­дый раз она про­во­ра­чи­ва­ла нож в го­ло­ве кук­лы, слов­но стре­мясь взбол­тать имев­ший­ся там мозг. При этом три­на­дцать ар­хие­ре­ев трое­крат­но по­вто­ри­ли ска­зан­ное ведь­мой свои­ми низ­ки­ми го­ло­са­ми:

— Не су­хот­ка, не ан­ги­на —

’з жо­пы бу­дет пусть ва­ги­на!

За­тем, за­кон­чив пре­ды­ду­щую опе­ра­цию, ведь­ма ог­ля­де­лась во­круг и с чув­ст­вом глу­бо­ко­го удов­ле­тво­ре­ния про­из­нес­ла:

— Ведь­ма, кровь из ча­ши пей!

Всё — на­век Ку­ра­ев — гей!

И ар­хие­реи, то­же не без по­доб­но­го же чув­ст­ва, по­вто­ри­ли:

— Ведь­ма, кровь из ча­ши пей!

Всё — на­век Ку­ра­ев — гей!

Ведь­ма вновь взя­ла Ча­шу и при­час­ти­лась из неё обе­их ве­ществ — «кро­ви вур­да­ла­ка» и «пло­ти но­чи»; за­тем она пус­ти­ла Ча­шу по кру­гу и сто­яв­шие воз­ле ал­та­ря ар­хие­реи так­же вновь при­час­ти­лись. На­ко­нец, Ча­ша вер­ну­лась на своё ме­сто, на ан­ти­минс.

Ос­та­ва­лось про­из­не­сти мо­лит­вы. Ведь­ма взя­ла в ру­ки ог­ром­ную кол­дов­скую кни­гу, за­го­дя по­ло­жен­ную на пре­стол вме­сто Еван­ге­лия, от­кры­ла ее на нуж­ной стра­ни­це, на­бра­ла в грудь по­боль­ше воз­ду­ха и на­ча­ла взы­вать к Са­та­не:

— О, Князь Тьмы и Князь Ми­ра Се­го, еди­ный в трех — в Са­та­не, Лю­ци­фе­ре и Са­ма­эле! От­крой кла­дязь ад­ской безд­ны и сни­ми пе­чать с врат её! Вы­пус­ти три­на­дцать блуд­ных сквер­ных и не­чис­тых ар­хи­де­мо­нов ад­ской безд­ны, да по­ра­зят они вра­га, про­тив ко­то­ро­го на­прав­ле­но на­ше кол­дов­ст­во!

— К вам взы­ваю я, о три­на­дцать ве­ли­ких блуд­ных ар­хи­де­мо­нов и стра­ти­ла­тов[2] ад­ской безд­ны, к вам, о на­чаль­ни­ки три­на­дца­ти ле­гио­нов блуд­ных бе­сов, не­су­щих вся­кий блуд и вся­кую не­чис­то­ту и вся­кое раз­вра­ще­ние в че­ло­ве­ках и вся­кое ом­ра­че­ние в умах их! К вам и к ле­гио­нам под­вла­ст­ных вам де­мо­нов!

— Сра­кот­ра­хад­до́н, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Пе­де­ро­ме́лех, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Гее­фа́н, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Хре­ног­ло­то­фо́р, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Минь­е­тиэ́ль, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Ана­лин­киэ́ль, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Дил­диэ́ль, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Фель­чин­год­ро́м, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Рим­мин­гз­мо­да́л, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Свин­гер­бра́с, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Свал­да­бао́ф, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Анал­ла́т, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Мас­тур­бо­ка­ро́н, к те­бе взы­ваю я и к ле­гио­ну, что под вла­стию тво­ею!

— Вос­стань­те из глу­бин пре­ис­под­ней и из безд­ны ада, най­ди­те вра­га на­ше­го и по­ра­зи­те его, и со­тво­ри­те с ним по во­ле на­шей, ко­то­рая бы­ла от­кры­та ва­ше­му ве­ли­ко­му и страш­но­му гос­по­ди­ну — Кня­зю Тьмы, ко­то­рый есть Князь Ми­ра Се­го, вла­ды­че­ст­во ко­то­ро­го про­стер­то до са­мых глу­бин ад­ских бездн! Ве­ли­ким страш­ным име­нем его за­кли­наю вас! За­кли­наю вас име­нем Са­та­ны, Лю­ци­фе­ра и Са­ма­эля!

Ведь­ма окон­чи­ла мо­ле­ние на прон­зи­тель­но-вы­со­кой но­те и три­на­дцать ар­хие­ре­ев тут же вслед её про­из­нес­ли:

— К вам взы­ва­ем мы, о три­на­дцать ар­хи­де­мо­нов, три­на­дцать на­чаль­ни­ков, вла­сти­те­лей и стра­ти­ла­тов ад­ской безд­ны и глу­бин ада и к ле­гио­нам бе­сов, под­вла­ст­ных вам!

— Сра­кот­ра­хад­до́н, Пе­де­ро­ме́лех, Гее­фа́н, Хре­ног­ло­то­фо́р, Минь­е­тиэ́ль, Ана­лин­киэ́ль, Дил­диэ́ль, Фель­чин­год­ро́м, Рим­мин­гз­мо­да́л, Свин­гер­бра́с, Свал­да­бао́ф, Анал­ла́т, Мас­тур­бо­ка­ро́н и ле­гио­ны де­мо­нов, что под вла­стию ва­шею! Вос­стань­те из глу­бин пре­ис­под­ней и из безд­ны ада, най­ди­те вра­га на­ше­го и по­ра­зи­те его, и со­тво­ри­те с ним по во­ле на­шей, ко­то­рая бы­ла от­кры­та ва­ше­му ве­ли­ко­му и страш­но­му гос­по­ди­ну — Кня­зю Тьмы, ко­то­рый есть Князь Ми­ра Се­го, вла­ды­че­ст­во ко­то­ро­го до­хо­дит до са­мых глу­бин ад­ских бездн! Ве­ли­ким страш­ным име­нем его за­кли­на­ем вас! За­кли­на­ем вас име­нем Са­та­ны, Лю­ци­фе­ра и Са­ма­эля!

И по­сле то­го, как по­след­нее сло­во бы­ло про­из­не­се­но, слу­чи­лось то, че­го ни­кто из ар­хие­ре­ев не ожи­дал — хо­тя ведь­ма не раз рас­ска­зы­ва­ла им об этом и пре­ду­пре­ж­да­ла их о том, как при этом се­бя вес­ти. Ело­хов­ский со­бор ог­ла­сил мощ­ный ог­лу­шаю­щий низ­кий рык; он был на­столь­ко ни­зок, что на­хо­дил­ся на гра­ни вос­при­ятия слу­хом. Воз­дух слов­но за­виб­ри­ро­вал, а тьма хра­ма слов­но сгу­сти­лась. Стран­ные и страш­ные те­ни за­мель­ка­ли воз­ле ал­та­ря и ар­хие­ре­ев; они на­ча­ли тан­це­вать ка­кой-то за­во­ра­жи­ваю­щий и ув­ле­каю­щий та­нец; за­тем они за­кру­жи­лись в чер­ном вих­ре, ко­то­рый под­нял­ся от по­ла ал­та­ря до са­мо­го по­тол­ка над ал­та­рем.

— Вра­та от­вер­сты! — про­ры­чал от­ку­да-то низ­кий го­лос.

Все ар­хие­реи ус­лы­ша­ли этот го­лос; слов­но за­кол­до­ван­ные стоя­ли они, не ше­ве­лясь, воз­ле ал­та­ря.

— Че­го стои­те?! От­бе­гай­те по­даль­ше от ал­та­ря, к сте­нам! Что я вам го­во­ри­ла?! Бы­ст­ро! Вы­хо­ди­те из вих­ря те­ней, ко­то­рый кру­жит над ал­та­рем! — прон­зи­тель­но за­ора­ла ведь­ма.

Но ар­хие­реи её слов­но не слы­ша­ли. Они стоя­ли и смот­ре­ли на вихрь те­ней, внут­ри ко­то­ро­го на­хо­ди­лись — вих­ря, ко­то­рый ухо­дил вы­со­ко вверх, под са­мый по­то­лок ал­та­ря, и, по-ви­ди­мо­му, да­лее про­дол­жал­ся в не­бес­ной вы­си.

Пен­та­грам­ма, на­чер­тан­ная на ан­ти­мин­се, вспых­ну­ла яр­ким баг­ро­вым све­том; че­рез не­сколь­ко се­кунд из неё изо­шло яр­кое крас­ное пла­мя; столб пла­ме­ни взмет­нул­ся до са­мо­го по­тол­ка. Про­изо­шёл взрыв; пла­мен­ные язы­ки ог­ня ра­зо­шлись из пен­та­грам­мы в раз­ные сто­ро­ны, по­ва­лив сто­яв­ших воз­ле ал­та­ря ар­хие­ре­ев на пол. Не­сколь­ко ар­хие­ре­ев по­те­ря­ли соз­на­ние; ос­таль­ные же от­полз­ли от пре­сто­ла к сте­нам. При­сло­нив­шись к сте­нам, они с удив­ле­ни­ем про­дол­жа­ли за­во­ро­же­но смот­реть на пре­стол, не на­хо­дя в се­бе сил пре­кра­тить страш­ное зре­ли­ще. Столб ог­ня по-преж­не­му бил из пен­та­грам­мы, на­ри­со­ван­ной на ан­ти­мин­се, в по­то­лок, в по­лу­свод, ал­та­ря — да­же, по­жа­луй, он бил ещё силь­нее. Раз­дал­ся ужас­ный скре­жет, скрип и звон це­пей, со­про­во­ж­дае­мый ди­ки­ми не­че­ло­ве­че­ски­ми во­пля­ми. Ог­нен­ный столб пре­вра­тил­ся в ог­нен­ный вихрь. Из пен­та­грам­мы ста­ли во мно­же­ст­ве по­яв­лять­ся стран­ные чёр­ные су­ще­ст­ва с крыль­я­ми; и толь­ко лишь ус­пе­ва­ли они поя­вить­ся, как столб ог­нен­но­го вих­ря уно­сил их прочь, ввысь. Эти су­ще­ст­ва про­хо­ди­ли че­рез по­то­лок и по­ки­да­ли храм, а за­тем ис­че­за­ли в ноч­ном мо­с­ков­ском не­бе. Сре­ди них бы­ли су­ще­ст­ва с ме­ча­ми, тре­зуб­ца­ми и копь­я­ми, быв­шие са­ми по се­бе, и су­ще­ст­ва, вос­се­дав­шие на кры­ла­тых дра­ко­нах; эти су­ще­ст­ва дер­жа­ли в сво­их ру­ках изу­ми­тель­ные, не­зем­ные бли­стаю­щие ме­чи и щи­ты.

Че­рез не­сколь­ко ми­нут всё за­кон­чи­лось. Од­ни ар­хие­реи ле­жа­ли да­ле­ко от ал­та­ря на по­лу, при­сло­нив­шись к сте­нам; они с тру­дом ды­ша­ли, бу­ду­чи пе­ре­пу­га­ны до смер­ти уви­ден­ным; дру­гие же ар­хие­реи, ко­то­рым по­вез­ло мень­ше, — те, что не смог­ли от­полз­ти к сте­нам, — в бес­соз­на­тель­ном со­стоя­нии ва­ля­лись на по­лу воз­ле ал­та­ря.

— Вста­вай­те, вста­вай­те! — на­ча­ла обод­рять ведь­ма ар­хие­ре­ев. — Вста­вай­те! Всё за­кон­чи­лось. Как и бы­ло обе­ща­но, на зов при­шли три­на­дцать ле­гио­нов де­мо­нов плюс три­на­дцать ар­хи­де­мо­нов-стра­ти­ла­тов. Из са­мых глу­бин и бездн ада. В ка­ж­дом ле­гио­не — че­ты­ре ты­ся­чи две­сти обыч­ных, «пе­ших», де­мо­нов — что-то вро­де пе­хо­ты — и три­ста де­мо­нов вер­хом на де­мо­нах-дра­ко­нах — что-то вро­де кон­ни­цы. И, ко­неч­но, плюс ещё три­на­дцать ар­хи­де­мо­нов-стра­ти­ла­тов, на­чаль­ни­ков над ле­гио­на­ми. Со­став рим­ских ле­гио­нов знае­те? Пом­ни­те? Нет?! Ис­то­рию в шко­ле не учи­ли что ли? И по­че­му вы не ото­шли к сте­нам, ко­гда ус­лы­ша­ли воз­глас «Вра­та от­вер­сты!»?! Я вам сколь­ко раз про это го­во­ри­ла?! Ведь вам же не при­дет в го­ло­ву стать на пу­ти ста­да не­су­щих­ся на вас бе­ге­мо­тов или би­зо­нов? Хо­ро­шо, хоть ни­кто не по­стра­дал! Лег­ко от­де­ла­лись!

Чёр­ная мес­са и сле­дую­щие за ней кол­дов­ские дей­ст­вия бы­ли за­кон­че­ны. Епи­ско­пы сня­ли свои об­ла­че­ния и ста­ли оде­вать­ся в свет­ские оде­ж­ды. Лишь один из них — ми­тро­по­лит Пи­ти­рим — вме­сто свет­ской оде­ж­ды об­ла­чил­ся в ие­рей­скую фе­лонь, вы­шел из ал­та­ря, по­до­шёл к ана­лою и гром­ко сла­ща­во-елей­но ска­зал:

— А те­перь, от­цы и бра­тья, про­шу на ис­по­ведь! Се­го­дня мы тяж­ко на­гре­ши­ли кол­дов­ст­вом, мо­лит­ва­ми к Са­та­не и бе­сам, ко­щун­ст­вом и про­чи­ми не­по­треб­ны­ми де­ла­ми! По­спе­шим же по­ка­ять­ся, что­бы ми­ло­серд­ный Гос­подь про­стил нам гре­хи, и да­лее да бу­дем про­во­дить свою жизнь в чис­то­те и не­по­роч­но­сти!

Ми­тро­по­лит Пи­ти­рим дос­тал треб­ник и стал чи­тать мо­лит­вы пе­ред ис­по­ве­дью. Про­чие епи­ско­пы во гла­ве с Пат­ри­ар­хом и ми­тро­по­ли­том Ил­ла­рио­ном по­тя­ну­лись к ана­лою, что­бы ис­по­ве­дать­ся в со­вер­шен­ных толь­ко что без­за­ко­ни­ях и гре­хах. Но это силь­но не по­нра­ви­лось ведь­ме. Она уда­ри­ла мет­лой об пол и гром­ко воз­му­ти­лась:

— Вы что?! Со­весть уже за­му­чи­ла что ли?! Так знай­те: ес­ли сей­час ис­по­ве­дуе­тесь, то я не га­ран­ти­рую, что все на­ши дей­ст­вия к че­му-то при­ве­дут! Вот так! По­это­му по­до­ж­ди­те ис­по­ве­до­вать­ся хо­тя бы с пол­го­да или год. Че­рез пол­го­да или год с ним… с этим… всё уже бу­дет сде­ла­но окон­ча­тель­но!

А за­тем ведь­ма гром­ко за­хо­хо­та­ла и, сквозь смех, до­ба­ви­ла:

— Ес­ли толь­ко, ко­неч­но, по­кая­ние ва­ше бу­дет ис­крен­ним. Ес­ли же нет — то мо­же­те ис­по­ве­до­вать­ся пря­мо сей­час хоть де­сять раз, но при этом всё, что бы­ло мной и ва­ми на­кол­до­ва­но, всё рав­но с ним свер­шить­ся и де­мо­ны, вы­шед­шие из ада, за­вер­шат свою ра­бо­ту так, как им и бы­ло при­ка­за­но! По­это­му, по-ви­ди­мо­му, ва­ша ис­по­ведь ни­че­го не по­ме­ня­ет.

Не­смот­ря на та­кие сло­ва ведь­мы, епи­скоп Пи­ти­рим Во­лоч­ков за­хлоп­нул треб­ник и по­шёл пе­ре­оде­вать­ся в свет­скую оде­ж­ду. По­кая­ния ар­хие­реи ре­ши­ли не про­во­дить.

— Что же… — мол­вил Пат­ри­арх Ки­рилл, об­ра­тив­шись к ми­тро­по­ли­ту Ил­ла­рио­ну, — при­дёт­ся по­до­ж­дать с пол­го­да; а луч­ше — с год. По­сту­пим так, как по­со­ве­то­ва­ла ведь­ма. Нуж­но, что­бы уж на­вер­ня­ка бы­ло сде­ла­но. Нель­зя рис­ко­вать!

Ми­тро­по­лит Ил­ла­ри­он по­ни­маю­ще кив­нул.

Епи­ско­пы, пе­ре­одев­шись, ста­ли рас­хо­дить­ся из хра­ма. Бы­ло очень позд­но, а уже гря­ду­щим ут­ром их ожи­дал тя­же­лый и на­пря­жен­ный бо­го­слу­жеб­ный день.

Ведь­ма при­сло­ни­ла свою мет­лу к сте­не ал­та­ря и то­же на­ча­ла пе­ре­оде­вать­ся, что­бы ехать до­мой. Шёл пер­вый час но­чи.

Его Свя­тей­ше­ст­во Ки­рилл на мгно­ве­ние за­ду­мал­ся и в его го­ло­ве воз­ник но­вый во­прос к ведь­ме. Он по­до­звал к се­бе Ил­ла­рио­на Ал­фее­ва, уже пе­ре­одев­ше­го­ся, и они вме­сте по­до­шли к кол­ду­нье. Ки­рилл спро­сил её:

— По­слу­шай­те. Вы пред­ло­жи­ли сде­лать его… это­го… его… ге­ем по ри­туа­лу, ко­то­рый пред­по­ла­га­ет как фи­зи­че­скую транс­фор­ма­цию те­ла, так и пси­хи­че­скую транс­фор­ма­цию ду­ши. Вы со­чли это наи­луч­шим — в смыс­ле: наи­вред­ней­шим и наи­ужас­ней­шим для не­го, че­го мы у вас, соб­ст­вен­но, и про­си­ли — что­бы всё по­вред­ней и по­ужас­ней быо… И по­силь­ней. Но, в то же вре­мя, я, как ар­хи­пас­тырь, дол­жен за­ме­тить и за­сви­де­тель­ст­во­вать, что цер­ков­ное уче­ние о при­ро­де го­мо­сек­су­аль­но­сти не та­ко­во. Со­глас­но цер­ков­но­му уче­нию го­мо­сек­су­аль­ность воз­ни­ка­ет или от раз­вра­щён­но­сти и са­мо­раз­вра­щён­но­сти че­ло­ве­ка, ко­то­рой со­пут­ст­ву­ет со­от­вет­ст­вую­щее де­мон­ское воз­дей­ст­вие, или от де­мон­ско­го на­си­лия, ко­то­рое мо­жет до­хо­дить до одер­жи­мо­сти; ли­бо, ра­зу­ме­ет­ся, и от то­го и от дру­го­го вме­сте. То есть со­глас­но цер­ков­но­му взгля­ду го­мо­сек­су­аль­ность не пре­до­пре­де­ле­на био­ло­ги­че­ски и, ана­ло­гич­ным об­ра­зом, не пре­до­пре­де­ле­на тем, что за­ло­же­на в уст­рое­нии ду­ши. Ваш же ри­ту­ал го­во­рит не о том, о чем учит цер­ковь — он го­во­рит о том, что го­мо­сек­су­аль­ность имен­но что мо­жет быть пре­до­пре­де­ле­на био­ло­ги­че­ски и пси­хи­че­ски — то есть при­ро­ж­ден­ным уст­рое­ни­ем те­ла и ду­ши. И, та­ким об­ра­зом, по­лу­ча­ет­ся не два, а три со­став­ных ис­точ­ни­ка го­мо­сек­су­аль­но­сти: раз­вра­щен­ность, одер­жи­мость и био­ло­ги­че­ски-ду­хов­ная пре­до­пре­де­лен­ность. Как это по­ни­мать? Ведь цер­ковь, ис­точ­ник и кла­дязь ис­ти­ны, так не учит, а учит су­ще­ст­вен­но ина­че!

Ведь­ма ус­мех­ну­лась и мол­ви­ла:

— Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! Цер­ковь мно­го по ка­ким во­про­сам учит, как вы из­во­ли­ли вы­ра­зить­ся, не так, а су­ще­ст­вен­но и да­же со­вер­шен­но ина­че. На­при­мер, она учит о твер­ди — твёр­дом не­бес­ном сво­де, к ко­то­ро­му при­кре­п­ле­ны солн­це, лу­на и звёз­ды; она учит о не­бес­ном океа­не, ко­то­рый пле­щет­ся над этой твер­дью, а так­же о том, что зем­ля — пло­ская и круг­лая и име­ет края; а ещё о том, что пер­во­сти­хия­ми бы­ли во­все не хи­ми­че­ские эле­мен­ты или час­ти­цы, но обыч­ная во­да, ко­то­рая те­чёт из во­до­про­во­да в ва­шей кух­не. Вспом­ни­те и цер­ков­ное уче­ние о том, что в кон­це вре­мен все звёз­ды с этой са­мой твер­ди по­па­да­ют на зем­лю! Вы са­ми всё это знае­те и от­лич­но пом­ни­те, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во!

Пат­ри­арх Ки­рилл сму­тил­ся и про­мол­чал на это ед­кое за­ме­ча­ние. За­тем он спро­сил:

— Хо­ро­шо. До­пус­тим, вы пра­вы. От­меть­те: я с ва­ми во­все не со­гла­ша­юсь — я толь­ко лишь хо­чу рас­смот­реть си­туа­цию со всех сто­рон при том до­пу­ще­нии, что вы пра­вы. По­че­му же, по-ва­ше­му, го­мо­сек­су­аль­ность, при­об­ре­тен­ная че­рез транс­фор­ма­цию ду­ши и те­ла и имею­щая био­ло­ги­че­скую и пси­хи­че­скую ос­но­ву, ужас­ней, чем го­мо­сек­су­аль­ность, при­об­ре­тен­ная че­рез раз­вра­ще­ние де­мо­на­ми и де­мон­скую одер­жи­мость?! При­знать­ся, я ду­мал, что вы на­шлё­те де­мо­нов на… на не­го… что­бы они че­рез вся­кие ис­ку­ше­ния по­сте­пен­но раз­вра­ти­ли его, а за­тем, вверг­нув его в пу­чи­ну гре­ха, во­шли бы в не­го и сде­ла­ли бы его одер­жи­мым… одер­жи­мым раз­вра­щен­ным ге­ем, не­на­сыт­ным ко гре­ху… Ко­неч­но, и тот, кто гей био­ло­ги­че­ски и пси­хи­че­ски, че­рез свою го­мо­сек­су­аль­ную пред­рас­по­ло­жен­ность мо­жет раз­вра­тить­ся и стать одер­жи­мым де­мо­на­ми; но тут, в слу­чае био­ло­ги­че­ской и ду­хов­ной обу­слов­лен­но­сти го­мо­сек­су­аль­но­сти и пред­рас­по­ло­жен­но­сти к ней, всё вы­гля­дит не­сколь­ко ина­че… не­сколь­ко снис­хо­ди­тель­ней, так ска­зать…

Ведь­ма сно­ва ус­мех­ну­лась и ска­за­ла:

Во-пер­вых, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во, са­ми по­ду­май­те: одер­жи­мость от де­мо­нов и раз­вра­щен­ность мож­но по­бе­дить мо­лит­вою и по­стом, а так­же при­об­ще­ни­ем к раз­лич­ным свя­ты­ням; уч­ти­те так­же, что де­мо­на мо­жет из­гнать опыт­ный эк­зор­цист. А ес­ли на­кол­до­вать на ка­кой-то пред­мет и за­тем под­ло­жить этот пред­мет, ска­жем, под по­рог его до­ма или за­шить в по­душ­ку, на ко­то­рой он спит — то ведь кто-то мо­жет об этом до­га­дать­ся или про­ви­деть и со­об­щить ему об этом. Кто-ни­будь из свя­тых под­виж­ни­ков. А за­тем этот пред­мет унич­то­жат. Впро­чем, эти дей­ст­вия с на­кол­до­ван­ным пред­ме­том — по су­ти то же са­мое, что и при­став­ле­ние к не­му ещё не­сколь­ких де­мо­нов для ис­ку­ше­ния и сов­ра­ще­ния. И, в прин­ци­пе, их мож­но про­гнать и иным спо­со­бом. По­стом и мо­лит­вой. Но что де­лать с био­ло­ги­че­ской и пси­хи­че­ской пре­до­пре­де­лен­но­стью и пред­рас­по­ло­жен­но­стью? Ведь из­ба­вить­ся от та­кой го­мо­сек­су­аль­но­сти — это всё рав­но, что вы­рас­тить от­руб­лен­ную ру­ку или ещё од­ну, вто­рую, па­ру глаз… Или на­чать ви­деть в ульт­ра­фио­ле­то­вом и ин­фра­крас­ном диа­па­зо­нах…

— Ха-ха-ха! — ве­се­ло за­сме­ял­ся Его Свя­тей­ше­ст­во. — Ес­ли так и об­сто­ит де­ло, то вы, по­жа­луй, пра­вы…

— К то­му же, — про­дол­жи­ла ведь­ма, — с че­го вы взя­ли, что, де­лая его био­ло­ги­че­ски и пси­хи­че­ски ге­ем, мы не по­сы­ла­ем де­мо­нов, ко­то­рые бу­дут раз­вра­щать его и де­лать его одер­жи­мым?! Наш ри­ту­ал под­ра­зу­ме­ва­ет как од­но, так и дру­гое; вме­сте с треть­им, ра­зу­ме­ет­ся. Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! Уве­ряю вас: бу­дут за­дей­ст­во­ва­ны все три фак­то­ра, на­зван­ные ва­ми! Все три ис­точ­ни­ка и три со­став­ные час­ти го­мо­сек­су­аль­но­сти!

— Да ну?! — ра­до­ст­но и ве­се­ло спро­сил Ки­рилл.

— Имен­но так! — ска­за­ла ведь­ма.

— А, во-вто­рых, — про­дол­жи­ла ведь­ма, — я про­шу боль­ше не го­во­рить, что буд­то бы «я сде­ла­ла с ним это», «я сде­ла­ла с ним то». Не «я», а «мы». Все мы ви­нов­ны в том, что с ним сде­ла­но; и все мы за это бу­дем от­ве­чать. Все вы, все три­на­дцать ар­хие­ре­ев, — точ­но та­кие же со­уча­ст­ни­ки в де­ле, как и я; и по­это­му вам от­ве­чать так же, как и мне. И без ва­ше­го из­во­ле­ния, без из­во­ле­ния ка­ж­до­го из вас, ни­че­го бы с ним не про­изош­ло! И по­это­му, — тут ведь­ма за­смея­лась гром­ко, за­смея­лась в ли­цо Ки­рил­лу и сто­яв­ше­му ря­дом с ним Ил­ла­рио­ну, — и по­это­му вы нис­коль­ко не луч­ше ме­ня. А да­же ху­же… Про­щай­те! Я ещё свя­жусь с ва­ми и дам вам даль­ней­шие ука­за­ния. А по­ка, на­де­юсь, вто­рая при­чи­таю­щая­ся мне сум­ма бу­дет в срок пе­ре­ве­де­на че­рез два дня.

— По­стой­те… по­стой­те… — не­до­умен­но ска­зал Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев, — а то ви­де­ние, ко­то­рое мы ви­де­ли, — этот тем­ный вихрь те­ней, этот ог­нен­ный столб из за­кру­чен­но­го в вихрь ог­ня, этот лязг и скре­жет… Эти су­ще­ст­ва… су­ще­ст­ва с тре­зуб­цам, ме­ча­ми и копь­я­ми… су­ще­ст­ва на дра­ко­нах… Это всё бы­ло вза­прав­ду или толь­ко ка­за­лось нам? Не­у­же­ли это всё бы­ло вза­прав­ду?!

Ведь­ма ус­мех­ну­лась, пре­зри­тель­но оки­ну­ла взгля­дом Ил­ла­рио­на, и ска­за­ла:

— Вы об­ра­ти­лись не к шар­ла­тан­ке. Я — не шар­ла­тан­ка-гип­но­ти­зер­ка. Мо­ему ро­ду уже боль­ше трех ты­сяч лет. Он на­чал­ся то­гда, ко­гда Ро­ма­но­вы, Рю­ри­ко­ви­чи и да­же Ме­ро­вин­ги ещё ла­зи­ли по де­ревь­ям… За­пом­ни­те это! И все вы в этом вско­ре убе­ди­тесь.

Ведь­ма взя­ла в ру­ки сум­ку с оде­ж­дой и мет­лу и на­пра­ви­лась к вы­хо­ду, на ав­то­сто­ян­ку, что­бы ехать до­мой. Ар­хие­реи уже ра­зо­шлись. А Ил­ла­ри­он и Ки­рилл ещё не­сколь­ко ми­нут мол­ча­ли­во стоя­ли друг на­про­тив дру­га и с изум­ле­ни­ем об­ду­мы­ва­ли ус­лы­шан­ное и уви­ден­ное. Ки­рилл, на­ко­нец, пре­рвал мол­ча­ние:

— Во­об­ще-то, чёрт с ним, с Ку­рае­вым. На­де­юсь, со­весть бу­дет не­силь­но му­чить нас из-за то­го, что мы с ним сде­ла­ли… Так ему и на­до! Со­всем ра­зо­шёл­ся: то у не­го, по­ни­ма­ешь ли, тот — член гей-лоб­би, а этот — так во­об­ще — сам гей. И кро­ме ге­ев и чле­нов гей-лоб­би, по-Ку­рае­ву, сре­ди епи­ско­пов и про­чих важ­ных лиц в церк­ви боль­ше во­об­ще ни­ко­го нет. Слиш­ком ум­ный он, этот Ку­ра­ев, да до­гад­ли­вый. И я у не­го — гей, и ми­тро­по­лит Ни­ко­дим, и вла­ды­ко Пи­ти­рим, и ещё мно­го кто. Весь Ин­тер­нет этот Ку­ра­ев свои­ми до­гад­ка­ми уже за­срал. Аж не­про­дох­нуть! Толь­ко на­пи­шет — и вся стра­на тот­час об­су­ж­да­ет. Сверх­ге­рой, ви­ди­те ли он! С му­же­лож­ца­ми и пе­до­фи­ла­ми в ря­сах вою­ет и не да­ёт им раз­вра­щать юные ду­ши не­ут­вер­жден­ных се­ми­на­рис­тов и на­ив­ных ал­тар­ных маль­чи­ков… Да ты их ду­ши сам-то ви­дел?! Су­пер­мен он! Ай­рон­мен! Ро­со­ма­ха! Бэт­мен про­тив Джо­ке­ра! Кса­вье про­тив Маг­не­то! Чёр­ный Плащ про­тив Ме­га­воль­та! Он, ви­ди­те ли, — Ар­тур, а мы все — кол­лек­тив­ный Мор­д­ред! Вот пусть сам и по­бу­дет ге­ем и пой­мет — ка­ко­во это — быть ге­ем! Сам, не­бось, пер­вый к ге­ям по­бе­жит и пер­вый же в гей-лоб­би по­про­бу­ет за­пи­сать­ся — слов­но пио­нер, же­лаю­щий по­ско­рее стать ком­со­моль­цем. А геи и гей-лоб­би ещё по­смот­рят — за­пи­сать его в свои ря­ды или нет. Ум­ный ка­кой на­шёл­ся… Про­фес­сор… Вун­дер­кинд пя­ти­де­ся­ти­лет­ний… То­же мне…

— Да, не­че­го его жа­леть! — под­дак­нул Ил­ла­ри­он.

По­сле это­го Ил­ла­ри­он ос­мот­рел­ся во­круг, мыс­лен­но вспо­ми­ная то, че­му сви­де­те­лем он стал се­го­дня но­чью, ме­ж­ду 00:00 и 00:30, и ска­зал:

— Не­ве­ро­ят­но. Это всё прав­да! Вра­та пре­ис­под­ней… Всад­ни­ки-де­мо­ны на де­мо­нах-дра­ко­нах… Три­на­дцать ле­гио­нов… Три­на­дцать ар­хи­де­мо­нов-стра­ти­ла­тов… Не­ве­ро­ят­но… Это не­ве­ро­ят­но… Зна­чит… зна­чит там, там… зна­чит там что-то есть!

2. Тра­ге­дия на до­ро­ге ме­ж­ду Мо­ск­вой и Сер­гие­вым По­са­дом

Бы­ло ут­ро Стра­ст­ной Пят­ни­цы. Ку­ра­ев про­снул­ся очень ра­но. Взгля­нув на ча­сы, он уви­дел, что вре­ме­ни до то­го сро­ка, ко­гда ему сле­до­ва­ло от­прав­лять­ся в род­ной храм, где он слу­жил за­штат­ным дья­ко­ном, бы­ло ещё очень мно­го. То­гда Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич стал ду­мать о том, чем ему мож­но за­нять вре­мя. Ку­ра­ев ре­шил, что ему сле­ду­ет по­ла­зить в Ин­тер­не­те и, мо­жет быть, да­же на­пи­сать па­ру по­стов, об­ли­чаю­щих му­же­лож­ни­ков, око­пав­ших­ся в Церк­ви. Соб­ст­вен­но, пи­сать ему ни­че­го бы­ло не на­до — мож­но бы­ло про­сто опуб­ли­ко­вать не­сколь­ко пи­сем, ко­то­рые при­сла­ли ему вче­ра его кор­рес­пон­ден­ты из раз­лич­ных даль­них и близ­ких епар­хий. Пи­сем бы­ло то ли три, то ли че­ты­ре.

— Сколь­ко же вас, пи­да­ра­сы! — про­нес­лось в го­ло­ве у Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча. — Ка­ж­дый день поч­ти мне про вас пи­шут. И не по од­но­му пись­му шлют, а по два-три, а то и по це­лых че­ты­ре!

Ку­ра­ев опуб­ли­ко­вал свои пись­ма и стал бес­цель­но бро­дить по пра­во­слав­но­му рус­скоя­зыч­но­му Ин­тер­не­ту. На сай­те жур­на­ла «Фо­ма» он на­шёл про се­бя ста­тью, опуб­ли­ко­ван­ную в но­ме­ре за по­за­прош­лый ме­сяц. Ста­тья на­зы­ва­лась так: «Как на са­мом де­ле был низ­верг­нут Ан­д­рей Ку­ра­ев свя­тю­сень­ким Пат­ри­ар­шень­кой Ки­рил­лом». Хо­тя с то­го вре­ме­ни, как Ку­рае­ва ото­всю­ду по­вы­го­ня­ли, про­шло уже мно­го вре­ме­ни — боль­ше трёх лет — но ис­то­рия это­го всё ещё ин­те­ре­со­ва­ла мно­гих и по­это­му ста­тья бы­ла весь­ма кста­ти. В ней опи­сы­ва­лось не толь­ко, что да как бы­ло, но и ве­лась по­ле­ми­ка с Ан­д­ре­ем Вя­че­сла­во­ви­чем че­рез мно­же­ст­во об­ра­щён­ных к не­му во­про­сов и разъ­яс­не­ний. Ку­ра­ев с не­скры­вае­мым лю­бо­пыт­ст­вом стал чи­тать эту ста­тью.

«

Как на са­мом де­ле был низ­верг­нут Ан­д­рей Ку­ра­ев свя­тю­сень­ким Пат­ри­ар­шень­кой Ки­рил­лом

При вос­ше­ст­вии на пре­стол Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ки­рилл, упо­до­бив­шись ца­рю Со­ло­мо­ну, мо­лил Гос­по­да, что­бы Тот да­ро­вал ему муд­рость для управ­ле­ния цер­ко­вью Хри­сто­вой и, в осо­бен­но­сти, мно­же­ст­вом под­чи­нен­ных ему кли­ри­ков. И все­щед­рый Гос­подь ус­лы­шал его и не ос­та­вил прось­бу его тщет­ной.

Од­на­ж­ды Пат­ри­арх Ки­рилл, этот столп от зем­ли до не­ба, стя­жав­ший ум Хри­стов, доб­ле­ст­ный муж, обиль­но ис­пол­нен­ный бо­же­ст­вен­ной пре­муд­ро­стью, для поль­зы цер­ков­ной за­ду­мал по­свя­тить в епи­ско­па вид­но­го мис­сио­не­ра Ан­д­рея Ку­рае­ва — ибо сла­ва о де­лах его дош­ла до слу­ха Свя­тей­ше­го. И по­се­му он стал мо­лить Гос­по­да, что­бы Тот от­крыл ему ду­хов­ное со­стоя­ние Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча, да­бы быть точ­но уве­рен­ным — дос­то­ин ли он епи­скоп­ско­го са­на или нет. И эта мо­лит­ва вер­но­го ра­ба Божь­е­го так­же не ос­та­лась без­от­вет­ной.

Во вре­мя бла­го­пот­реб­ное слу­чи­лось так, что Свя­тей­ший Пат­ри­арх с не­ко­то­ры­ми дру­ги­ми епи­ско­па­ми и не­ко­то­ры­ми мас­ти­та­ми про­то­по­па­ми шёл по Трои­це-Сер­гие­вой Лав­ре, а на­встре­чу им шёл Ку­ра­ев. И толь­ко лишь они за­ви­де­ли друг дру­га, как Гос­подь не­мед­ля в бо­же­ст­вен­ном ви­де­нии по­ка­зал Пат­ри­ар­ху Ки­рил­лу ду­хов­ное уст­рое­ние и рас­по­ло­же­ние Ку­рае­ва. И так, в бо­же­ст­вен­ном ви­де­нии, Ки­рилл уз­рел очень и очень низ­кий ду­хов­ный уро­вень Ку­рае­ва. Ки­рилл да­же гром­ко рас­сме­ял­ся то­му, как во­об­ще мо­жет быть та­кой ма­лень­кий ду­хов­ный уро­вень да­же у на­чи­наю­ще­го пра­во­слав­но­го хри­стиа­ни­на?! А ведь Ку­ра­ев про­был в церк­ви уже не­сколь­ко де­сят­ков лет! Да не про­стым ми­ря­ни­ном — к то­му вре­ме­ни он окон­чил Ду­хов­ную Се­ми­на­рию и Ака­де­мию, про­был го­ды ре­фе­рен­том пат­ри­ар­ха, стал пре­по­да­ва­те­лем в Ду­хов­ной Ака­де­мии, уча­ст­ни­ком бо­го­слов­ской ко­мис­сии и да­же про­фес­со­ром бо­го­сло­вия и на­пи­сал мно­го ду­хов­ных книг. И, к то­му же, он ещё был ра­фи­ни­ро­ван­ным ин­тел­ли­ген­том, кан­ди­да­том свет­ских на­ук и пре­по­да­ва­те­лем МГУ.

То­гда спут­ни­ки Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла спро­си­ли его:

— Че­му смеё­тесь, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во?

Он же им про­гла­го­лал:

— Вон, смот­ри­те — идёт всем из­вест­ный Ку­ра­ев. При­смот­ри­тесь, ка­кой низ­кий и ма­лень­кий у не­го ду­хов­ный уро­вень!

— Ни­че­го не ви­дим, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! — от­ве­ти­ли Пат­ри­ар­шень­ке его спут­ни­ки.

То­гда Его Свя­тей­ше­ст­во со­тво­рил мо­лит­ву к Гос­по­ду, да­бы ми­ло­серд­ный Вла­ды­ка от­крыл и им ду­хов­ный уро­вень Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча. И Гос­подь вновь ус­лы­шал мо­лит­ву Пат­ри­ар­ха, из­бран­ни­ка Сво­его. То­гда от­кры­лись у епи­ско­пов и про­то­по­пов, быв­ших с Ки­рил­лом, ду­хов­ные очи и уз­ре­ли они ма­лень­кий и низ­кий ду­хов­ный уро­вень Ку­рае­ва. И то­гда по­ня­ли Ки­рилл и его спут­ни­ки, что вся сла­ва Ку­рае­ва — зем­ная, бе­сов­ская, от сти­хий ми­ра се­го, а не от бо­же­ст­вен­но­го про­све­ще­ния и не от си­лы Свя­та­го Ду­ха. То­гда ура­зу­ме­ли они, что вся пре­муд­рость Ку­рае­ва есть зем­ное лу­кав­ст­во­ва­ние и сплош­ная ел­лин­ская фи­ло­со­фия, изо­щрен­ные со­фис­ти­ка, сил­ло­ги­сти­ка и диа­лек­ти­ка. А всё сие есть ни­что иное, как внеш­няя[3] блядь[4], ко­то­рая, в луч­шем слу­чае, мо­жет быть лишь слу­жан­кой бо­го­сло­вия и бо­же­ст­вен­но­го от­кро­ве­ния — и не бо­лее. Да и то, ес­ли фи­ло­соф про­све­щен Бо­гом, не лу­кав и не бля­див[5] по на­ту­ре сво­ей — то есть не та­ков, как Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич. По сем же, сно­ва бу­ду­чи про­све­ще­ны Бо­гом, яв­но уз­ре­ли епи­ско­пы и про­то­по­пы то, как лу­ка­во оп­ле­та­ет хит­ро со­став­лен­ным сло­ве­са­ми по сти­хи­ям ми­ра се­го Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич умы не­ут­вер­ждён­ных в ис­ти­не к сво­ей соб­ст­вен­ной и к их по­ги­бе­ли. То­гда ска­за­ли они Ки­рил­лу:

— Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! С этим нуж­но что-то де­лать! Нель­зя по­зво­лять се­му ум­ст­вен­но­му вол­ку по­жи­рать овец ста­да Хри­сто­ва ра­ди ум­но­же­ния соб­ст­вен­ной сла­вы! Нель­зя по­зво­лять, что­бы он свои­ми афи­ней­ски­ми[6] фи­ло­со­фи­че­ски­ми хит­ро­спле­те­ния­ми лжи­вых и гни­лых сло­вес по­дав­лял бо­же­ст­вен­ную и свя­тую ис­ти­ну, ко­то­рую Гос­подь от­кры­ва­ет в Ду­хе и си­ле то­му, кто чист серд­цем.

То­гда Ки­рилл го­во­рит им:

— Ви­жу, ви­жу сие бра­тья! Ви­жу и, как и вы, мню, что с Ку­рае­вым на­до что-то де­лать. Да за­пре­тит ему Гос­подь! Итак, бра­тья, ум­но­жим на­шу мо­лит­ву — бу­дем мо­лить­ся, что­бы и дру­гим Гос­подь от­крыл о том, ка­ков ис­тин­ный ду­хов­ный уро­вень Ан­д­рея Ку­рае­ва, ка­кой на са­мом де­ле раз­мер у его ду­хов­но­сти! И да уси­лим ра­ди се­го пост: да бу­дем со­рок дней вку­шать лишь по од­ной про­сфо­ре и пить лишь по ста­ка­ну свя­той во­ды в день. И да пой­дем и бла­го­сло­вим­ся ра­ди свя­то­го де­ла у свя­то­го Сер­гия!

И от­ве­ти­ли Ки­рил­лу епи­ско­пы и мас­ти­тые про­то­по­пы:

— Да бу­дет по сло­ву твое­му, Свя­тей­ший Вла­ды­ка! Бла­го­сло­ви нас!

И се, по про­ше­ст­вии со­ро­ка дней Его Свя­тей­ше­ст­во встре­тил­ся с рек­то­ром Мо­с­ков­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии и ска­зал ему:

— Об­ра­ти­те вни­ма­ние на ду­хов­ный уро­вень Ку­рае­ва. Что ска­же­те о нём?

То­гда рек­тор при­смот­рел­ся вни­ма­тель­нее к Ку­рае­ву и по мо­лит­вам Его Свя­тей­ше­ст­ва уз­рел низ­кий и ма­лень­кий ду­хов­ный уро­вень Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча. А по­сле се­го рек­тор тот­час же гром­ко рас­сме­ял­ся и ска­зал:

— Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! Спа­си­бо вам, что под­ска­за­ли! Уж не знаю — и как мы рань­ше са­ми не за­ме­ти­ли, то­го, ни­зок ду­хов­ный уро­вень у Ку­рае­ва и как мал раз­мер у его ду­хов­но­сти! Не­со­мнен­но, та­кой че­ло­век не мо­жет быть пре­по­да­ва­те­лем и про­фес­со­ром Ду­хов­ной Ака­де­мии. Да что там! Та­ко­вой че­ло­век не мо­жет да­же пре­по­да­вать в обыч­ном епар­хи­аль­ном учи­ли­ще или да­же про­стой де­ре­вен­ской вос­крес­ной шко­ле! Итак, по­зволь­те, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во, мы его уда­лим из сво­ей сре­ды.

То­гда Ки­рилл сми­рен­но по­про­сил:

— Толь­ко не го­во­ри­те Ку­рае­ву о при­чи­нах его уволь­не­ния, что­бы не ли­шить его на­гра­ды за то, что он сам уз­рит свой грех и так, са­мо­стоя­тель­но уз­рев свой грех, рас­ка­ет­ся. Итак, пусть он сам по­ду­ма­ет и по­раз­мыс­лит о том, в чём его не­дос­та­ток и ка­ков его грех. Пусть сам дой­дёт до по­ни­ма­ния то­го, за что он был уда­лён из Ака­де­мии. И да на­ста­вит его Гос­подь на путь по­кая­ния и ис­прав­ле­ния! Как знать — мо­жет быть, рас­ка­яв­шись, он со­ста­вит и вос­по­ёт та­кие по­ка­ян­ные псал­мы, ко­то­рые за­тмят пя­ти­де­ся­тый пса­лом Да­ви­да? Как знать — мо­жет быть, эти ку­ра­ев­ские псал­мы вой­дут в зо­ло­той фонд на­шей церк­ви и бу­дут ка­ж­дый день вос­пе­вать­ся за бо­го­слу­же­ния­ми?

То­гда рек­тор Ду­хов­ной Ака­де­мии по­про­сил всех за­ве­дую­щих ка­фед­ра­ми вни­ма­тель­нее при­смот­реть­ся к ду­хов­но­му уров­ню про­фес­со­ра Ан­д­рея Ку­рае­ва. За­ве­дую­щие же ка­фед­ра­ми по­про­си­ли об этом ос­таль­ных пре­по­да­ва­те­лей. И так все про­фес­со­ра, кан­ди­да­ты и ма­ги­ст­ры, все пре­по­да­ва­те­ли Ака­де­мии за­ин­те­ре­со­ва­лись ду­хов­ным уров­нем Ку­рае­ва и раз­ме­ром его ду­хов­но­сти. И по пат­ри­ар­шей мо­лит­ве по­зна­ли и ура­зу­ме­ли они то, сколь ни­зок этот уро­вень и сколь мал этот раз­мер.

Так весь про­фес­сор­ско-пре­по­да­ва­тель­ский со­став осоз­нал, что не ме­сто Ку­рае­ву в Мо­с­ков­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии и Се­ми­на­рии. То­гда со­бра­лись все пре­по­да­ва­те­ли, до­цен­ты и про­фес­со­ры Ака­де­мии и куп­но еди­но­глас­но из­верг­ли Ку­рае­ва из сре­ды се­бя и по прось­бе пат­ри­ар­шей не ска­за­ли за что.

То­гда Ки­рилл об­ра­тил­ся к гла­ве бо­го­слов­ской ко­мис­сии и ска­зал ему то же са­мое, что пре­ж­де ска­зал рек­то­ру Ду­хов­ной Ака­де­мии. И по мо­лит­ве Пат­ри­ар­ха гла­ва бо­го­слов­ской ко­мис­сии то­же уз­рел ни­зость ду­хов­но­го уров­ня Ку­рае­ва и ма­лый раз­мер его ду­хов­но­сти. Про­зрев­ши же, гла­ва ко­мис­сии рас­сме­ял­ся и по­нял, что не ме­сто Ку­рае­ву сре­ди чле­нов ко­мис­сии. То­гда ска­зал гла­ва бо­го­слов­ской ко­мис­сии про­чим ря­до­вым чле­нам, что­бы те по­под­роб­нее при­смот­ре­лись к ду­хов­но­му уров­ню и к раз­ме­ру ду­хов­но­сти Ан­д­рея Ку­рае­ва. И вновь по су­гу­бой пат­ри­ар­шей мо­лит­ве ура­зу­ме­ли все они сколь ни­зок оный уро­вень и сколь мал оный раз­мер. И то­гда, как и гла­ва их, по­ня­ли они, что не ме­сто Ку­рае­ву сре­ди них. И со­бра­лись они все вме­сте и еди­но­глас­но из­верг­ли Ку­рае­ва из сре­ды се­бя. И, по прось­бе Пат­ри­ар­ха, сно­ва не бы­ло ска­за­но Ку­рае­ву о том, за что его из­верг­ли — да­бы он не ли­шил­ся на­гра­ды за то, что сам уз­рел свой грех и доб­ро­воль­но рас­ка­ял­ся в нём.

По­сле се­го Пат­ри­арх Ки­рилл об­ра­тил­ся к рек­то­ру МГУ и по­про­сил и то­го вни­ма­тель­нее при­смот­реть­ся к ду­хов­но­му уров­ню и раз­ме­ру ду­хов­но­сти Ан­д­рея Ку­рае­ва. И по тре­гу­бой пат­ри­ар­шей мо­лит­ве рек­тор уз­рел оные. То­гда Пат­ри­арх Ки­рилл спро­сил рек­то­ра:

— Что ска­же­те?

Рек­тор же от­ве­тил:

— Не лад­но всё это, от­че, не лад­но! Те­перь го­су­дар­ст­во и цер­ковь за­еди­но, хоть это и не афи­ши­ру­ет­ся. А это пред­по­ла­га­ет, что Ку­ра­ев, хоть и дол­жен го­во­рить о ре­ли­гии по-свет­ски, но, тем не ме­нее, ис­под­воль он дол­жен рас­по­ла­гать слу­ша­те­лей к при­ня­тию пра­во­сла­вия. Та­ко­ва ус­та­нов­ка го­су­дар­ст­ва. Но как он бу­дет рас­по­ла­гать к это­му, ес­ли у не­го столь низ­кий ду­хов­ный уро­вень и столь ма­лый раз­мер ду­хов­но­сти? Ведь здесь не­об­хо­ди­мы яв­ле­ния Ду­ха и си­лы Божь­ей! Мню, Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во, что не ме­сто Ку­рае­ву в МГУ сре­ди пре­по­да­ва­те­лей!

То­гда об­ра­тил­ся рек­тор МГУ к со­труд­ни­кам ка­фед­ры, на ко­то­рой ра­бо­тал Ку­ра­ев, и по­про­сил их вни­ма­тель­нее при­смот­реть­ся к то­му, со­от­вет­ст­ву­ет ли Ку­ра­ев тем вы­со­ким стан­дар­там, ко­то­рым он дол­жен удов­ле­тво­рять со­глас­но глас­ным и не­глас­ным тре­бо­ва­ни­ям го­су­дар­ст­ва и над­ле­жа­щим ли об­ра­зом он ис­пол­ня­ет свои обя­зан­но­сти. И вновь по тре­гу­бой пат­ри­ар­шей мо­лит­ве уз­ре­ли все про­фес­со­ра, до­цен­ты и пре­по­да­ва­те­ли ка­фед­ры, на ко­то­рой ра­бо­тал Ку­ра­ев, что не удов­ле­тво­ря­ет он этим тре­бо­ва­ни­ям и ис­пол­ня­ет свои обя­зан­но­сти не­над­ле­жа­щим об­ра­зом. И по­ня­ли они, что не ме­сто Ку­рае­ву сре­ди про­фес­сор­ско-пре­по­да­ва­тель­ско­го со­ста­ва МГУ и что не мо­жет он пре­по­да­вать не то что в уни­вер­си­те­те, но да­же в шко­ле вес­ти уро­ки тру­да или ОПК не мо­жет — хоть и кан­ди­дат на­ук. То­гда со­бра­лись они куп­но и еди­но­глас­но из­верг­ли Ку­рае­ва из сре­ды се­бя. И сно­ва по прось­бе Пат­ри­ар­ха не бы­ло ска­за­но Ку­рае­ву за что его из­верг­ли.

О Ку­ра­ев, как трёх­крат­но ты был из­вер­жен по­доб­но Лю­ци­фе­ру из сре­ды ог­нен­ных кам­ней! О Ку­ра­ев! По­мыс­ли — кем ты был и кем стал по гре­хам сво­им! Не­ко­гда, бу­ду­чи ре­фе­рен­том, пред­ше­ст­во­вал ты Свя­тей­ше­му Пат­ри­ар­ху, пред­ва­ряя путь его по­доб­но ут­рен­ней звез­де, пред­ше­ст­вую­щей Солн­цу, — и что те­перь?! О го­ре! Го­ре!

По­сле же то­го, как из­вер­жен и ис­торг­нут был Ку­ра­ев трёх­крат­но — из Мо­с­ков­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии и Се­ми­на­рии, из бо­го­слов­ской ко­мис­сии и из МГУ — зе­ло за­ду­мал­ся Пат­ри­арх: как по­смот­рит на оное из­вер­же­ние и ис­тор­же­ние на­род бо­жий? Не по­ду­ма­ют ли лю­ди, что Ку­ра­ев по­пал без­вин­но в опа­лу?! И не бу­дут ли они при­кло­нять уши свои к его сло­ве­сам, мня его не­вин­ным и бла­гим агн­цем, в то вре­мя как он есть коз­ли­ще, по­гряз­шее в гре­хах?! Ибо лю­бит на­род рус­ский си­рых и убо­гих, лю­бит тех, кто без­вин­но по­стра­дал за прав­ду.

То­гда со­брал Ки­рилл сво­их при­бли­жен­ных епи­ско­пов и мас­ти­тых про­то­по­пов и ска­зал им: «Бу­дем су­гу­бо мо­лит­ся и по­стит­ся дру­гие со­рок дней, вку­шая по ста­ка­ну во­ды и по по­ло­ви­не про­сфо­ры в день, да­бы и про­чие от на­ро­да Божь­е­го уз­ре­ли ду­хов­ный уро­вень Ку­рае­ва и да­бы яс­но ста­ло им, че­го ра­ди трёх­крат­но из­вер­жен был Ку­ра­ев». И как ска­зал Свя­тей­ший пат­ри­арх, так они и со­тво­ри­ли. Ко­гда же так по­сти­лись и мо­ли­лись они, стал Пат­ри­арх Ки­рилл об­ра­щать­ся к под­вла­ст­ным ему епи­ско­пам раз­лич­ных епар­хий, что­бы и они вни­ма­тель­нее при­смот­ре­лись к ду­хов­но­му уров­ню и раз­ме­ру ду­хов­но­сти Ку­рае­ва. И се, по мо­лит­ве пат­ри­ар­шей, уз­ре­ли они это и по­зна­ли, что по прав­де Божь­ей про­изош­ло трёх­крат­ное Ку­рае­ва низ­вер­же­ние и низ­ло­же­ние.

То­гда епар­хи­аль­ные епи­ско­пы, в свою оче­редь, по­про­си­ли при­смот­реть­ся к ду­хов­но­му уров­ню и раз­ме­ру ду­хов­но­сти Ку­рае­ва бла­го­чин­ных, мас­ти­тых про­то­по­пов и по­пов, про­то­диа­ко­нов и диа­ко­нов, а те — про­чих от на­ро­да Божь­е­го. И так по мо­лит­ве пат­ри­ар­шей и по мо­лит­ве пас­ты­рей и ар­хи­пас­ты­рей на­род бо­жий то­же уз­рел всё ни­что­же­ст­во Ку­рае­ва и по­знал, что по прав­де Божь­ей бы­ло свер­ше­но Ку­рае­ва трех­крат­ное низ­вер­же­ние и ис­тор­же­ние и что в сем де­ле ви­на це­ли­ком ле­жит на са­мом Ку­рае­ве.

Уз­рев же и по­знав всё это, все епи­ско­пы, про­то­по­пы и по­пы, про­то­диа­ко­ны и дья­ко­ны в епар­хи­ях сво­их изу­ми­лись и по­ду­ма­ли: «И та­ко­го-то дрян­но­го че­ло­ве­чиш­ку при­гла­ша­ли мы чи­тать лек­ции и мис­сио­нер­ст­во­вать! За­чем нам ну­жен ка­кой-то за­штат­ный дья­кон — хоть и из Мо­ск­вы?». И, изу­мив­шись и по­ду­мав так, куп­но и еди­но­глас­но пе­ре­ста­ли они звать к се­бе, в свои епар­хии, Ку­рае­ва; и не­где ста­ло ему чи­тать лек­ции, про­по­ве­до­вать и мис­сио­нер­ст­во­вать. Рав­но, и кни­ги, ко­то­рые на­пи­сал Ку­рае­ва, по­всю­ду пе­ре­ста­ли про­да­вать­ся. И так по­стиг­ла Ку­рае­ва за­су­жен­ная им ка­ра.

Но бы­ли и те, кто из-за гре­хов сво­их и раб­ст­ва ду­хам зло­бы ом­ра­чи­лись и не ура­зу­ме­ли, что по гре­хам сво­им и по сво­ей ви­не по­стра­дал Ку­ра­ев и вос­при­нял на­ка­за­ние. И не уз­ре­ли они ни ис­тин­но­го ду­хов­но­го уров­ня Ку­рае­ва, ни ис­тин­но­го раз­ме­ра его ду­хов­но­сти, про­дол­жая счи­тать его стол­пом пра­во­сла­вия. И во­тще по не­дос­то­ин­ст­ву их — ибо бог ве­ка се­го ос­ле­пил им гла­за — бы­ла тре­гу­бая мо­лит­ва Пат­ри­ар­ха, в ко­то­рой Его Свя­тей­ше­ст­во Ки­рилл мо­лил­ся за них. Та­ко­вые-то не­год­ные и гре­хов­ные лю­ди, к вя­ще­му их осу­ж­де­нию и сты­ду, во­зом­ни­ли, что Ку­ра­ев по­стра­дал за прав­ду, что он — бо­рец за спра­вед­ли­вость, без­вин­но по­пав­ший в опа­лу и бла­гой и крот­кий аг­нец, к сло­ве­сам ко­то­ро­го сле­ду­ет при­кло­нить ухо. И ве­ли­ка бы­ла про­меж та­ко­вых не­год­ных и не­сча­ст­ных лю­дей ве­ра в Ку­рае­ва и в па­губ­ные сло­ве­са его.

Что же Ку­ра­ев? Ко­гда уз­рел Ку­ра­ев, что стал ви­ден все­му бла­го­чес­ти­во­му на­ро­ду Божь­е­му, всем про­сте­цам и всем на­чаль­ст­вую­щим, его низ­кий ду­хов­ный уро­вень и ма­лый раз­мер его ду­хов­но­сти, ко­гда уз­рел он, ока­ян­ный, что ура­зу­мел на­род бо­жий, яко вся сла­ва его и вся пре­муд­рость его есть ни­что иное, как изо­щрен­ность плот­ско­го ума в пус­той ел­лин­ской фи­ло­со­фии, сле­дую­щей сти­хи­ям ми­ра се­го и хит­ро­спле­те­ни­ям со­фис­ти­ки, сил­ло­ги­сти­ки и диа­лек­ти­ки, а па­че же се­го ура­зу­мел, яко чужд Ку­ра­ев бо­же­ст­вен­но­му Ду­ху и бо­же­ст­вен­ной си­ле и яко от­рек­ся он бо­же­ст­вен­ной про­сто­ты бла­го­ве­ст­во­ва­ния Хри­сто­ва, то весь­ма и весь­ма опе­ча­лил­ся и обоз­лил­ся. Да и как бы­ло не обоз­лить­ся ему — ведь ми­гом сни­зош­ла в ад, к ре­фаи­мам, вся сла­ва его. Но тут же за­ме­тил Ку­ра­ев тех мно­гих пом­ра­чён­ных лю­дей, ко­то­рые не по­зна­ли его, ку­ра­ев­ской, ни­чтож­но­сти и не­по­треб­но­сти. То­гда об­ра­до­вал­ся Ку­ра­ев и не стал ка­ять­ся в де­лах сво­их, не стал ис­прав­лять пу­тей сво­их, но воз­не­ис­тов­ст­во­вал пу­ще преж­не­го, пы­та­ясь ещё силь­нее оболь­стить тех, кто и так на­хо­дил­ся в за­блу­ж­де­нии и пом­ра­че­нии и, ес­ли на то бу­дет бо­жье по­пу­ще­ние, со­блаз­нить и из­бран­ных.

Ещё бо­лее изо­щрил Ку­ра­ев свой ока­ян­ный ум в со­фис­ти­ке, сил­ло­ги­сти­ке и диа­лек­ти­ке, ещё силь­ней стал он пре­да­вать­ся бля­ди­вой ел­лин­ской фи­ло­со­фии, ко­то­рая сле­ду­ет сти­хи­ям ми­ра се­го, а не Хри­сту. Ещё бо­лее зло­хит­ро и ис­кус­но ум Ку­рае­ва стал пле­сти се­ти ло­ги­че­ских хит­ро­спле­те­ний, да­бы бо­лее удоб­но ему бы­ло улов­лять в свои се­ти тех, кто от­верг про­сто­ту Хри­сто­ва бла­го­ве­ст­во­ва­ния.

Но не толь­ко это сде­лал Ку­ра­ев по­сле сво­его трех­крат­но­го низ­вер­же­ния. Ибо воз­двиг он ве­ли­кую не­по­треб­ную ху­лу на свя­щен­но­на­ча­лие: стал он об­ви­нять раз­лич­ных мно­гих епи­ско­пов, ар­хи­ман­д­ри­тов и игу­ме­нов, а так­же про­то­по­пов и по­пов, ипо­диа­ко­нов и се­ми­на­рис­тов и иных про­чих в му­же­ло­же­ст­ве и пе­до­фи­лии и в про­чих не­по­треб­ных блуд­ных гре­хах. Стал об­ви­нять их в жад­но­сти, алч­но­сти, чре­во­бе­сии и гор­та­но­бе­сии, в мно­го­раз­лич­ных по­бо­рах с при­хо­дов и во мно­гих дру­гих гре­хах. Ом­ра­чен­ные же лю­ди зе­ло вни­ма­ли Ку­рае­ву и име­ли ве­ли­кую ве­ру в сло­ве­са его, по­чи­тая его как бор­ца за прав­ду и вдох­нов­ляя его на даль­ней­шую брань. И так до­шёл Ку­ра­ев до то­го, что на­ме­кал, яко бла­жен­ный ав­вуш­ка Ни­ко­дим Ро­тов, учи­тель Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла, му­же­ло­жец есть. А по­ели­ку, как все зна­ют, яб­ло­ко от яб­ло­ни не­да­ле­ко па­да­ет, оный ока­ян­ный Ку­ра­ев как бы на­ме­кал и на то, что бла­жен­нень­кий и свя­тю­сень­кий Пат­ри­ар­шень­ка то­же му­же­ло­жец есть. Впро­чем, бу­ду­чи спро­шен об этом яв­но, Ку­ра­ев, упо­доб­ля­ясь ко­вар­но­му и лу­ка­во­му змию, от­вер­гал яко Пат­ри­ар­шень­ка Ки­рилл му­же­ло­жец есть. И сие де­лал ока­ян­ный Ку­ра­ев не из стра­ха пред бла­жен­ным и ве­ли­ким гос­по­ди­ном сво­им, вла­ды­чень­кой и от­чень­кой, но по­сту­пал так, хо­ро­шо зная и яс­но по­ни­мая, что не по­нра­вят­ся сло­ве­са та­кие на­ро­ду Божь­е­му. Ибо зе­ло чтит на­род Бо­жий бла­жен­но­го вла­ды­чень­ку и от­чень­ку Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла.

И во­зы­мел Ку­ра­ев ве­ли­кую за­висть к ис­пол­нен­ным ду­хом му­жам, кои безу­преч­но и бес­пре­пят­ст­вен­но про­хо­ди­ли свое слу­же­ние Гос­по­ду и за это воз­вы­ше­ны на­чаль­ст­вом бы­ли. И по за­вис­ти са­та­нин­ской Ку­ра­ев за­пи­нал их, по­доб­но ас­пи­ду, за­сев­ше­му в кус­тах при до­ро­ге. Так, тех, кто мо­лод был и от­ро­ду лет сем­на­дца­ти или во­сем­на­дца­ти при­нял по­свя­ще­ние в ие­реи, а так­же тех вла­ды­че­нек, кои их по­свя­ти­ли, пят­нал ока­ян­ный Ку­ра­ев гре­хом му­же­ло­же­ст­ва, на­ме­кая на то, что имен­но из-за не­го оные мо­ло­дые лю­ди по­свя­ще­ны в ие­реи бы­ли. Та­ко­ж­де за­пи­нал он и мо­ло­дых ипо­диа­ко­нов, слу­жив­ших у раз­лич­ных бла­жен­ных вла­ды­че­нек. И мно­го по­доб­ных гре­хов со­тво­рил Ку­ра­ев по сво­ей за­вис­ти ду­хов­ной, бу­ду­чи сам тощ Ду­ха Свя­то­го. И, дей­ст­вуя так, мно­го до­са­ж­де­ний сде­лал Ку­ра­ев епи­ско­пам и вид­ным про­то­по­пам.

И стал Ку­ра­ев по­до­бен Лю­ци­фе­ру — ибо воз­нес­ся гор­ды­нею сво­ей пре­вы­ше всех про­то­по­пов и епи­ско­пов и да­же вы­ше са­мо­го Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла, во­зом­нив се­бя вер­хов­ным их су­ди­ею и на­став­ни­ком, ука­зую­щим, что им де­лать и как им по­сту­пать. Ей, стал он по­до­бен Лю­ци­фе­ру и по­то­му, что стал день и ночь не­пре­стан­но кле­ве­тать на бра­тию свою — да за­пре­тит ему Гос­подь!

И стал Ку­ра­ев по­до­бен Ха­му — ибо по­доб­но ему на­сме­ял­ся над свои­ми от­ца­ми, Свя­тей­шим Пат­ри­ар­хом Ки­рил­лом и ины­ми епи­ско­па­ми. Вы­ис­ки­вал Ку­ра­ев на­го­ту ду­хов­ную у бла­жен­ных вла­ды­че­нек, у про­то­по­пов и ипо­дья­ко­нов и да­же у се­ми­на­рис­тов и вы­став­лял ее на все­об­щее обо­зре­ние и на­сме­хал­ся над нею.

И стал Ку­ра­ев по­до­бен Иу­де — ибо как Иу­да от­верг­ся Хри­ста и про­дал Его, так и он, Ку­ра­ев, от­де­лил и от­торг се­бя от един­ст­ва с мно­ги­ми бла­жен­ны­ми вла­ды­чень­ка­ми и да­же с са­мим Пат­ри­ар­хом Ки­рил­лом и от­верг­ся их, и пре­дал их, и стал за­пи­нать их и до­са­ж­дать им. Впро­чем, что ка­са­ет­ся Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла, то внеш­не Ку­ра­ев не по­ка­зы­ва­ет се­го.

И стал Ку­ра­ев по­до­бен Она­ну — ибо как Онан не­ко­гда из­вер­гал се­мя на зем­лю, так и Ку­ра­ев ны­не из­вер­га­ет из ума сво­его се­мя зло­чес­тия и зло­ве­рия. Ей, из­вер­га­ет он хит­ро­спле­тён­ные афи­ней­ские пле­те­ния ел­лин­ской фи­ло­со­фии, раз­лич­ные сло­вес­ные изо­щре­ния в со­фис­ти­ке, сил­ло­ги­сти­ке и диа­лек­ти­ке, кои по сти­хи­ям ми­ра се­го, а не по Хри­сту и кои суть внеш­няя блядь.

Впро­чем, всё это про­де­лы­вал Ку­ра­ев и ра­нее, но по­сле сво­его трех­крат­но­го и тре­гу­бо­го низ­вер­же­ния стал он про­де­лы­вать это и усерд­ст­во­вать в этом сто­крат силь­нее и боль­ше про­тив преж­не­го — слов­но уст­ре­мив­шись на соб­ст­вен­ную по­ги­бель с ог­ром­ной си­лою и не­ис­тов­ст­вом, как Дья­вол, ве­даю­щий, что не­дол­го ему ос­та­лось до низ­вер­же­ния в ге­ен­ну ог­нен­ную.

Оле! На­прас­но мнил Пат­ри­арх Ки­рилл, что рас­ка­ет­ся Ку­ра­ев и так, в по­кая­нии сво­ем, вос­по­ёт див­ные по­ка­ян­ные псал­мы, ко­то­рые за­тмят пя­ти­де­ся­тый пса­лом ца­ря Да­ви­да. Увы! Увы! О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Ви­ди­мо, и доб­ро­ту Пат­ри­ар­шень­ки тол­ку­ешь ты пре­врат­но — не как про­яв­ле­ние ми­ло­сер­дия, но как сла­бость! Не ве­да­ешь ли, что Пат­ри­ра­шень­ка Ки­рилл име­ет власть пре­дать те­бя во власть Са­та­не, да дух спа­сен твой бу­дет?!

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Что го­во­рил ты про трёх­крат­ное и тре­гу­бое своё из­вер­же­ние и ис­тор­же­ние? Гла­го­лал ты, яко му­же­лож­цы и лоб­би му­же­лож­цев под­сту­пи­ло к Пат­ри­ра­ху и при­ну­ди­ло его к то­му, что­бы дал он доб­ро на твоё из­вер­же­ние и ис­тор­же­ние! О Ку­ра­ев! Раз­ве так над­ле­жит рас­су­ж­дать в се­бе хри­стиа­ни­ну про то, от­че­го на не­го на­шли бед­ст­вия и каз­ни?! Раз­ве не над­ле­жит хри­стиа­ни­ну пре­ж­де все­го счи­тать, что всё сие бы­ло гре­хов ра­ди его, кои бес­чис­лен­ны, как пе­сок мор­ской? Не над­ле­жит ли ему ска­зать: «По де­лам мо­им дос­той­ное при­ем­лю»? И не над­ле­жит ли ему слёз­но с уми­ле­ни­ем во­зо­пить пред ве­ли­че­ст­вом Божь­им: «По­ми­луй ме­ня, Бо­же, по ве­ли­кой ми­ло­сти Тво­ей и по мно­же­ст­ву щед­рот Тво­их очи­сти без­за­ко­ние моё…» и да­лее: «В без­за­ко­ни­ях за­чат я, и во гре­хах ро­ди­ла ме­ня мать моя...»?

О Ку­ра­ев! Ве­дай же, яко по де­лам сво­им и по гре­хам сво­им дос­той­ное ты при­ем­лешь! О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Как смел ты гро­мо­глас­но при всём на­ро­де раз­гла­шать гре­хи ближ­них сво­их и брать­ев сво­их? Раз­ве так над­ле­жит по­сту­пать хри­стиа­ни­ну? Раз­ве не сле­ду­ет хри­стиа­ни­ну по­кры­вать грех брать­ев сво­их и не осу­ж­дать оных греш­ни­ков? Раз­ве не пом­нишь то­го игу­ме­на, ко­то­ро­го по­зва­ли об­сле­до­вать ке­лью бра­та, в ко­то­рой, как пред­по­ла­га­лось, пря­та­лась блуд­ни­ца? Не ве­да­ешь ли, яко сей игу­мен на­ме­рен­но сел на боч­ку, в ко­то­рой пря­та­лась эта блуд­ни­ца, да­бы её не смог­ли най­ти? Ибо не хо­тел оный игу­мен, что­бы был обес­слав­лен пред все­ми со­гре­шив­ший брат? О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Раз­ве не слы­шал ты сло­ва: «Не верь гла­зам сво­им, да­же ес­ли уви­дишь бра­та твое­го, в блуд впа­даю­ще­го»? Ска­за­ны сии сло­ва по при­чи­не то­го, что оное бес­стыд­ное дей­ст­во мо­жет быть лишь на­ва­ж­де­ние бе­сов, а сам же брат на са­мом де­ле в это вре­мя, мо­жет быть, пре­бы­ва­ет в чис­то­те? Не над­ле­жа­ло ли те­бе по­ду­мать, что это не­чис­тые бе­сы кле­ве­щут на дос­той­ных пас­ты­рей, пред­став­ляя их в ви­де­ни­ях впав­ши­ми в раз­лич­ные блуд­ные гре­хи? О, ока­ян­ный Ку­ра­ев, злая твоя гла­ва! Раз­ве не зна­ешь ты, что ве­рую­щий хри­стиа­нин дол­жен счи­тать се­бя ни­же всех и греш­нее всех, ви­дя мно­же­ст­во ве­ли­кое гре­хов сво­их и не­пре­стан­но уко­ряя се­бя в них? А, зна­чит, ис­тин­ный хри­стиа­нин дол­жен по­чи­тать се­бя ху­же и греш­нее му­же­лож­цев! Как же то­гда он бу­дет осу­ж­дать их и ме­тать в них ка­мин? Во­ис­ти­ну, ни­зок и мал твой ду­хов­ный уро­вень, о Ку­ра­ев!

Итак, что же оный бла­жен­ный Пат­ри­ар­шень­ка? Уви­дев, что тво­рит Ку­ра­ев, ка­кие зло­до­са­ж­де­ния тво­рит он епи­ско­пам и про­то­по­пам, со­бра­лись близ­кие Его Свя­тей­ше­ст­ву вла­ды­чень­ки и про­то­по­пы и мол­ви­ли ему:

— Се, Ку­ра­ев не ка­ет­ся, но бес­ну­ет­ся па­че преж­не­го. Что ду­ма­ешь, Ве­ли­кий Гос­по­дин и От­че — не по­ра ли из­верг­нуть его из са­на?

То­гда за­ду­мал­ся Ве­ли­кий От­чень­ка и ска­зал:

— Да явит­ся на Ку­рае­ве ми­ло­сер­дие Гос­по­да. Пусть и даль­ше диа­кон­ст­ву­ет. Бу­дем крот­ко ожи­дать его по­кая­ния и об­ра­ще­ния — ведь он и так из­ряд­но на­ка­зан. Да бу­дет ему его сан в ма­лое уте­ше­ние.

То­гда рек­ли Ве­ли­ко­му От­чень­ке епи­ско­пы и про­то­по­пы:

— От­че! Не ве­да­ешь ли, яко Ку­ра­ев в та­ком со­стоя­нии в суд се­бе яст пи­ет Свя­тые Да­ры? Итак, хо­тя бы за­пре­ти ему при­ча­щать­ся!

И рек свя­тю­сень­кий Пат­ри­ар­шень­ка:

— Ку­ра­ев и так из­ряд­но на­ка­зан. Бу­дем ожи­дать его по­кая­ния и об­ра­ще­ния. Да не пре­бу­дет он под от­лу­че­ни­ем. А то, что он не­дос­той­но яст и пи­ет Да­ры в осу­ж­де­ние се­бе, то да пре­бу­дет сие на его со­вес­ти. Не ве­дае­те ли, яко Сам Гос­подь мсти­тель за сие? Не ве­дае­те ли, яко из-за се­го, по сло­ву Пав­ла, мно­гие бо­ле­ют и уми­ра­ют? А ес­ли и не бо­ле­ют и не уми­ра­ют, то, мню, по­лу­ча­ют дос­то­долж­ное воз­дая­ние за это на том све­те, аще не рас­ка­ют­ся. Итак, да ждем по­кая­ния и об­ра­ще­ния Ку­рае­ва!

И по­сле се­го ста­ли не­ко­то­рые епи­ско­пы и про­то­по­пы го­во­рить, яко пре­муд­ро по­сту­пил Ве­ли­кий Отец Ки­рилл в мще­нии сво­ем, не из­верг­нув Ку­рае­ва из са­на и не на­ло­жив на не­го пре­ще­ние в ви­де от­лу­че­ния от при­час­тия: Ку­ра­ев бу­дет во осу­ж­де­ние се­бе не­дос­той­но при­ча­щать­ся за ка­ж­дой служ­бой и за это под­па­дет под на­ка­за­ние от Са­мо­го Гос­по­да — или тяж­ко за­бо­ле­ет, или ум­рет, или и то и дру­гое вме­сте; а ес­ли же это­го не свер­шить­ся, то он, Ку­ра­ев, за не­дос­той­ное при­ча­ще­ние всё рав­но бу­дет тяж­ко на­ка­зан на том све­те.

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Сколь ми­ло­сти­во по­сту­пил Пат­ри­арх Ки­рилл с то­бою, не из­верг­нув те­бя из са­на, не за­пре­тив те­бе слу­же­ние и не от­лу­чив те­бя от при­час­тия! По­мыс­ли, ока­ян­ный — ка­кое ве­ли­кое уте­ше­ние ос­та­вил он те­бе, не­дос­той­но­му! Что же ты сде­лал в от­вет? Да, яв­но и пря­мо ты не ху­лишь Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­шень­ку; ты да­же, по­рой, хва­лишь его и хо­ро­шо о нём от­зы­ва­ешь­ся. Но что ты со­дер­жишь у се­бя внут­ри и для че­го? Ей, со­дер­жишь ты в се­бе яд и зло­бу! Раз­ве ты не зна­ешь, что Пат­ри­ар­шень­ка зна­ет, за ко­го ты его по­чи­та­ешь?! Раз­ве ты не зна­ешь, что Пат­ри­ар­шень­ка зна­ет, что по­чи­та­ешь ты его учи­те­ля и бла­го­де­те­ля Ни­ко­ди­муш­ку Ро­то­ва за му­же­лож­ца?! Раз­ве ты не зна­ешь, что Пат­ри­ар­шень­ка зна­ет, что и его са­мо­го ты то­же по­чи­та­ешь за сквер­но­го му­же­лож­ца?! И не толь­ко му­же­лож­ца, но и стя­жа­те­ля, и вла­сто­люб­ца, и по­вин­но­го во мно­гих про­чих гре­хах? А доб­ро ты го­во­ришь про Пат­рир­шень­ку лишь до по­ры до вре­ме­ни; и, при­том, для то­го, что­бы те­бе бы­ло удоб­нее до­ж­дать­ся под­хо­дя­ще­го ча­са и в этот час на­нес­ти удар, объ­я­вив при­на­род­но всё, что те­бе яко­бы про Пат­ри­ра­шень­ку и Ни­ко­ди­муш­ку Ро­то­ва из­вест­но. И Пат­ри­ар­шень­ка Ки­рилл зна­ет и про это! Раз­ве ты не зна­ешь, о Ку­ра­ев, что Пат­ри­ар­шень­ка зна­ет и про это? Он зна­ет, что ты упо­до­бил­ся ас­пи­ду, змее, за­сев­шей в за­са­ду при до­ро­ге; змее, под­жи­даю­щей бес­печ­но­го пут­ни­ка, что­бы за­пять его и по­ра­зить в пя­ту! Не оболь­щай­ся, о Ку­ра­ев! Свои­ми до­б­ры­ми ре­ча­ми те­бе не при­ту­пить бди­тель­ность Пат­ри­ар­шень­ки! Он все­гда го­тов к то­му, что ты его уку­сишь и по­ра­зишь, как толь­ко при­дёт удоб­ное для се­го вре­мя! Но благ наш Пат­ри­ар­шень­ка, добр, мудр и ми­ло­сер­ден в сво­ем стрем­ле­нии упо­до­бит­ся Гос­по­ду на­ше­му! Ожи­да­ет он от те­бя по­кая­ния, о Ку­ра­ев, о не­чес­ти­вая бес­плод­ная смо­ков­ни­ца! Да хра­нит Гос­подь на­ше­го Пат­ри­ар­шень­ку!

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Ты — про­фес­сор бо­го­сло­вия. Раз­ве те­бе не­ве­до­мы, спро­сим, сло­ва «си­нер­гия», си­речь со­дей­ст­вие Бо­га и че­ло­ве­ка, и «сим­фо­ния», си­речь со­дей­ст­вие свет­ской и цер­ков­ной вла­стей? Ей, ве­до­мо те­бе сие. Так ска­жи нам, Ку­ра­ев: как ты ду­ма­ешь — из­вер­же­ние и ис­тор­же­ние те­бя из Ду­хов­ной Ака­де­мии и из бо­го­слов­ской ко­мис­сии бы­ло со­вер­ше­но си­нер­гий­но или не­си­нер­гий­но? А, ска­жи нам, Ку­ра­ев: как ты ду­ма­ешь — из­вер­же­ние и ис­тор­же­ние те­бя из МГУ как про­изош­ло — сим­фо­ний­но или не­сим­фо­ний­но? Ей, ве­да­ем мы, яко уда­лен ты был из Ака­де­мии и из бо­го­слов­ской ко­мис­сии со­вме­ст­ным дей­ст­ви­ем Бо­га и че­ло­ве­ков, кои сле­до­ва­ли в сем де­ле во­ле Божь­ей; ве­да­ем мы, яко уда­ле­ние те­бя из МГУ про­изош­ло со­вме­ст­ным дей­ст­ви­ем цер­ков­ной свет­ской вла­стей. При­знай же, Ку­ра­ев, яко трёх­крат­но и тре­гу­бо из­вер­жен ты был не как-ни­будь, а си­нер­гий­но и сим­фо­ний­но!

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! По­кай­ся, по­кай­ся! По­сыпь пе­п­лом гла­ву свою и раз­де­ри оде­ж­ды свои! Во­зо­пи к Гос­по­ду: «Гос­по­ди! Со­блу­дил, как ов­ца за­блуд­шая; по­ми­луй ме­ня!», «Гос­по­ди, про­сти ме­ня, мер­зость за­пус­те­ния!», «Бо­же, при­ми ме­ня, как блуд­но­го сы­на, про­сти ме­ня, как про­стил оную блуд­ни­цу, оти­рав­шую те­бе но­ги вла­са­ми свои­ми!». По­кай­ся пред епар­хи­аль­ным ду­хов­ни­ком, по­кай­ся в том, как кле­ве­тал ты на бра­тию свою — на епи­ско­пов, про­то­по­пов и про­чих, как за­пи­нал их и как до­са­ж­дал им по зло­бе, гор­ды­не и за­вис­ти. И Гос­подь про­стит те­бя. И Ве­ли­кий Гос­по­дин и Отец Ки­рилл то­же про­стит те­бя! Ибо он, по за­по­ве­ди, стре­мит­ся упо­до­бить­ся Гос­по­ду, а в Еван­ге­лии ска­за­но, что Бог есть лю­бовь. Вер­нись, ча­до строп­ти­вое и не­по­слуш­ное, к сво­ему от­чень­ке! Ве­ли­кий Гос­по­дин и Отец лю­бит те­бя! Он ждёт те­бя, что­бы за­клю­чить те­бя в свои объ­я­тия! Ча­до строп­ти­вое, ча­до свар­ли­вое, об­ра­ти к Гос­по­ду пу­ти свои! Вспом­ни блуд­но­го сы­на и при­ди, по­доб­но ему, к сво­ему вла­ды­чень­ке; ре­ки ему, что уже не­дос­то­ин на­зы­вать­ся сы­ном и по­про­си у не­го рож­ков сви­ных и ук­рух, па­даю­щих со сто­ла его! Вспом­ни оную бла­жен­ную блуд­ни­цу, и по­доб­но ей при­ди к вла­ды­чень­ке сво­ему с во­дою и бла­го­во­ния­ми; воз­лей на гла­ву его бла­го­во­ния, а на но­ги его — во­ду; от­ри но­ги его вла­са­ми свои­ми. И так, со­тво­рив лю­бовь гос­по­ди­ну сво­ему, ста­нешь ты вновь пре­бы­вать в люб­ви его. Раз­ве не зна­ешь как ве­ли­ко бла­го сие — пре­бы­вать в люб­ви пра­вя­ще­го епи­ско­па? По­сле же ещё рев­но­ст­нее про­стри свое по­кая­ние. От­верг­ни уп­раж­не­ния в пус­той фи­ло­со­фии, от­верг­ни лю­бо­на­чаль­ное гла­го­ла­ние с ка­фед­ры и уст­ре­мись к де­лам сми­ре­ния и по­кор­но­сти. Иди в мо­на­стырь, иди в по­слу­ша­ние стар­цам и игу­ме­ну; ра­бо­тай там как но­во­на­чаль­ный, чис­тя убор­ные и уха­жи­вая за ко­ро­ва­ми. А ес­ли ты не­мо­щен и не мо­жешь по­нес­ти се­го, то по не­мо­щи сво­ей уст­рой­ся в хра­ме убор­щи­ком под на­ча­лом стро­го­го на­стоя­те­ля и так яви дея­тель­ное рас­кая­ние в гре­хах сво­их. То­гда ты уз­ришь, как Гос­подь воз­не­сёт те­бя! Ибо Гос­подь гор­дым про­ти­вит­ся, сми­рен­ным же да­ёт бла­го­дать. Мо­жет быть, Гос­подь воз­не­сет те­бя так, что пра­вя­щий епи­скоп при­зо­вёт те­бя на тра­пе­зу, да­бы на тра­пе­зе бе­се­до­вать с то­бою о та­ин­ст­вах ве­ры; мо­жет быть, по­зво­лит он те­бе воз­ле­жать на тра­пе­зе на пер­сях сво­их.

О лю­ди! Не слу­шай­те лжи­вых сло­вес Ку­рае­ва и не го­во­ри­те с ним, ибо он обя­за­тель­но оболь­стит вас сво­ею лжи­вою и пус­тою фи­ло­со­фи­ею! Да и от­цы свя­тые не со­ве­то­ва­ли спо­рить и да­же го­во­рить с бе­са­ми и с Дья­во­лом — ибо те го­раз­до опыт­нее, ум­нее и изо­щрен­нее, не­же­ли че­ло­ве­ки. Раз­ве не ве­дае­те, что Ку­ра­ев весь­ма и весь­ма изо­щрил ум свой в афи­ней­ских хит­ро­спле­те­ни­ях ел­лин­ской фи­ло­со­фии, в со­фис­ти­ке, сил­ло­ги­сти­ке и диа­лек­ти­ке? Изо­щрил так, что вы вряд ли воз­мо­же­те про­ти­во­стать ему! Ве­дай­те же лишь это од­но: трёх­крат­но из­верг­нув и ис­торг­нув Ку­рае­ва, цер­ковь Хри­сто­ва да­ла яс­но ура­зу­меть всем вер­ным ча­дам, что Ку­ра­ев есть гни­лой уд, ко­то­рый сле­ду­ет от­сечь и ко­то­рый го­то­вит­ся к та­ко­во­му от­се­че­нию, да­бы злое гние­ние не по­ра­зи­ло и до­б­рые уды. А ещё она да­ла ура­зу­меть, что Ку­ра­ев есть дур­ной плод, лишь сна­ру­жи вы­гля­дя­щий как плод до­б­рый, внут­ри же пол­ный вся­кой гни­ли; и по­се­му плод этот не­по­тре­бен для вку­ше­ния. По­знай­те же: Ку­ра­ев есть бес­плод­ная смо­ков­ни­ца, ко­то­рую го­то­вят­ся сру­бить и ис­торг­нуть из зем­ли; но по ми­ло­сер­дию, в на­де­ж­де на вы­здо­ров­ле­ние, ны­не её об­ло­жи­ли на­во­зом ми­ло­сер­дия для ис­це­ле­ния. О лю­ди! Не го­во­ри­те и не спорь­те с Ку­рае­вым, а на все его сло­ва и до­во­ды от­ве­чай­те од­но: «Мы ве­да­ем, что ты гни­лой уд! Мы ве­дам, что ты дур­ной плод! Нас пре­ду­пре­ди­ла мать-цер­ковь, и ты не об­ма­нешь нас! Со­тво­ри же дос­той­ный плод по­кая­ния, ибо ес­ли не по­ка­ешь­ся, то бу­дешь со­жжен как со­ло­ма ог­нём!».

Но, Ку­ра­ев, ты ска­жешь: «Верь­те мне! Я — про­фес­сор, я — кан­ди­дат на­ук, я — кан­ди­дат бо­го­сло­вия, я пре­по­да­вал в Ду­хов­ной Ака­де­мии, я пре­по­да­вал в МГУ, я за­се­дал в бо­го­слов­ской ко­мис­сии! Мне ус­та­но­ви­ли ме­мо­ри­аль­ную дос­ку в МГУ! Я за­кон­чил МГУ с Крас­ным Ди­пло­мом! Я за­кон­чил шко­лу с Зо­ло­той Ме­да­лью! Я на­пи­сал мно­го книг! Ви­ди­те, сколь­ко у ме­ня ре­га­лий, зва­ний и за­слуг?». О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Этим ли ты на­де­ешь­ся оболь­стить про­сте­цов и ом­ра­чен­ных тьмою гре­ха лю­дей? Во­ис­ти­ну, ты — гни­лой уд, во­ис­ти­ну, ты — дур­ной плод! Что от­ве­тить на это про­сте­цам и не­ве­ж­дам? О, вы, про­сте­цы и не­ве­ж­ды! Уст­ре­ми­те взор свой на свя­щен­но­на­ча­лие! Раз­ве не знае­те, что Пат­ри­арх Ки­рилл — по­чёт­ный док­тор МГУ? Раз­ве не ве­да­ет, что он — кан­ди­дат бо­го­сло­вия? Раз­ве не пом­ни­те, что он стал рек­то­ром Ле­нин­град­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии и Се­ми­на­рии в два­дцать сем лет? По­смот­ри­те на ре­га­лии, сте­пе­ни и зва­ния тех, кто за­се­да­ет в бо­го­слов­ской ко­мис­сии! По­смот­ри­те на ре­га­лии, сте­пе­ни и зва­ния тех, кто ра­бо­та­ет на той ка­фед­ре МГУ, на ко­то­рой ра­бо­тал Ку­ра­ев! Раз­ве у всех у них вме­сте взя­тых ре­га­лий, зва­ний, за­слуг, книг и на­уч­ных пуб­ли­ка­ций не боль­ше, чем у Ку­рае­ва? Раз­ве всё это не пе­ре­ве­ши­ва­ет то, что име­ет­ся у Ку­рае­ва? И, при­том, их — мно­же­ст­во, а Ку­ра­ев — один.

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Опом­нись, оду­май­ся! По­ду­май о том, сколь­ко те­бе ос­та­лось жить и как! По­ду­май о том, ку­да ты ка­тишь­ся! Ос­та­лось те­бе ид­ти в ли­бе­раль­ную оп­по­зи­цию, ос­та­лось те­бе ша­ка­лить у ино­стран­ных по­сольств и вы­сту­пать в ме­диа, при­над­ле­жа­щих «пя­той ко­лон­не»! А от­сю­да — пря­мая до­ро­га до из­ме­ны Ро­ди­не, пря­мая до­ро­га до раз­лич­ных рас­коль­ни­ков и ере­ти­ков! И это-то ты пред­по­чел то­му, что­бы пре­бы­вать в люб­ви пра­вя­ще­го епи­ско­па! Оду­май­ся, по­ка не позд­но!

Раз­ве не ве­да­ешь ты, о ока­ян­ный Ку­ра­ев, что есть та­кое епи­скоп? Раз­ве не ра­зу­ешь это­го? Раз­ве не зна­ешь, как и с ка­ким ве­ли­ким усер­ди­ем пра­во­слав­но­му хри­стиа­ни­ну долж­но по­чи­тать сей цер­ков­ный чин?

Ко­гда Свя­тые От­цы го­во­ри­ли о люб­ви че­ло­ве­ка к Гос­по­ду, то за­ме­ча­ли, что сло­во «лю­бовь» («ага­пэ») по сво­ей си­ле сла­бо, что­бы вы­ра­зить всю ту ог­ром­ную си­лу, с ко­то­рой че­ло­век дол­жен стре­мить­ся к Бо­гу, и что бо­лее уме­ст­но тут иное сло­во — «во­ж­де­ле­ние» («эрос»). Че­ло­век, со­глас­но Свя­тым От­цам, дол­жен не толь­ко лю­бить Бо­га, но и во­ж­де­леть Его. Ра­зу­ме­ет­ся, здесь сло­во «во­ж­де­леть» по­ни­ма­ет­ся в вы­со­ком, бо­го­при­лич­ном и бес­стра­ст­ном смыс­ле.

Что же мож­но ска­зать про лю­бовь че­ло­ве­ка к епи­ско­пу? Епи­скоп, как из­вест­но, — это князь церк­ви, пре­ем­ник апо­сто­лов; на нём по­чи­ва­ет апо­столь­ская и про­ро­че­ская бла­го­дать. Он — тот, о ком ска­за­но: «Не при­ка­сай­тесь к из­бран­ным Мо­им и про­ро­кам мо­им не де­лай­те зла». Его ду­ша и те­ло бо­га­то изо­би­лу­ют бо­же­ст­вен­ны­ми энер­гия­ми; чрез не­го эти энер­гии по­да­ют­ся всем ве­рую­щим. А ещё епи­скоп — это об­раз Хри­ста. И в си­лу это­го, за­клю­чим по ана­ло­гии, ве­рую­щий дол­жен ис­пы­ты­вать во­ж­де­ле­ние (эрос) не толь­ко к Бо­гу, но и к его об­ра­зу — епи­ско­пу. Не во­ж­де­лею­щий епи­ско­па, ко­то­рый ви­дим, не во­ж­де­ле­ет и Бо­га, Ко­то­рый не­ви­дим. И оное бла­жен­ное и бес­стра­ст­ное во­ж­де­ле­ние епи­ско­па долж­но со­про­во­ж­дать ве­рую­ще­го всю его жизнь.

Ве­рую­щий дол­жен ис­пы­ты­вать по­сто­ян­ное чув­ст­во не­об­хо­ди­мо­сти с оным бес­стра­ст­ным бла­жен­ным во­ж­де­ле­ни­ем ло­бы­зать те­ло епи­ско­па свои­ми ус­та­ми и оро­шать оное бла­жен­ное дев­ст­вен­ное те­ло свои­ми сле­за­ми; ве­рую­щий дол­жен во­ж­де­леть бес­стра­ст­но воз­ле­жать у епи­ско­па на пер­сях по­доб­но то­му, как Ио­анн Бо­го­слов воз­ле­жал не пер­сях Са­мо­го Хри­ста; ве­рую­щий дол­жен во­ж­де­леть омы­вать но­ги епи­ско­па и их свои­ми вла­са­ми по­доб­но то­му, как это де­ла­ла блуд­ни­ца для Хри­ста. И оное бла­жен­ное во­ж­де­ле­ние, оный бла­жен­ный эрос не в ко­ем слу­чае не дол­жен по­зво­лять то­го, что­бы ве­рую­щий хоть как-ни­будь до­са­ж­дал епи­ско­пу, хоть как-ни­будь де­лал ему зло или хо­тел сде­лать ему зло — да­же са­мое ма­лей­шее зло, да­же в мыс­лях. Ибо, по­вто­рим, ска­за­но: «Не при­ка­сай­тесь к из­бран­ным Мо­им и про­ро­кам Мо­им не де­лай­те зла». Не при­ка­сай­тесь и не де­лай­те зла да­же в мыс­лях, да­же как-ни­будь по не­ос­то­рож­но­сти или не­опыт­но­сти!

Име­ешь ли ты в се­бе оный бла­гой эрос, оное бес­стра­ст­ное бла­жен­ное во­ж­де­ле­ние, свой­ст­вен­ное му­жам со­вер­шен­ным и муд­рым, о ока­ян­ный Ку­ра­ев? Что от­ве­тишь ты на су­де Божь­ем, имея про­тив се­бя столь­ко сде­лан­ных то­бой до­са­ж­де­ний на­след­ни­кам апо­сто­лов? Итак, убой­ся! Убой­ся и по­кай­ся! Ибо Бог есть Бог-от­мсти­тель и Бог-рев­ни­тель!

И ещё. Епи­скоп в церк­ви, в до­му сво­ем, пол­но­вла­ст­ный вла­ды­ка. И ие­реи, и диа­ко­ны за­ви­сят от не­го и суть пред­ста­ви­те­ли и по­мощ­ни­ки его. Имен­но епи­скоп да­ет им пра­во и си­лу го­во­рить и дей­ст­во­вать от име­ни церк­ви. И так по­лу­ча­ет­ся, что по су­ти все они пи­та­ют­ся от не­го — от тех ук­рух[7], ко­то­рые па­да­ют с епи­скоп­ско­го сто­ла. И по­се­му по гроб жиз­ни долж­ны они быть бла­го­дар­ны епи­ско­пу за по­лу­чен­ную власть и за те ук­ру­хи, ко­то­рые он им уде­ля­ет со сво­его сто­ла. Все они долж­ны брать при­мер с бла­го­дар­ных псов, ко­то­рые ли­жут ру­ки сво­его хо­зяи­на и ра­до­ст­но встре­ча­ют его; эти псы от­нюдь не огор­ча­ют сво­его хо­зяи­на. И по­се­му свя­щен­ни­ки и диа­ко­ны не долж­ны быть не­бла­го­дар­ны­ми со­ба­ка­ми, ко­то­рые ку­са­ют ру­ку, даю­щую им пи­щу и раз­лич­ные бла­га. Вспом­ни, ока­ян­ный Ку­ра­ев, оную бла­жен­ную жен­щи­ну-си­ро­фи­ни­ки­ян­ку, у ко­то­рой бы­ла боль­на дочь. Эта жен­щи­на-языч­ни­ца мо­ли­ла Гос­по­да Ии­су­са Хри­ста об ук­ру­хах, ко­то­рые па­да­ют псам-языч­ни­кам со сто­ла хо­зя­ев, сы­нов Из­раи­ле­вых, и по­лу­чи­ла про­си­мое; и за это она бы­ла воз­вы­ше­на, ибо яви­ла ве­ли­чие ве­ры. Как бла­го­дар­на бы­ла она Гос­по­ду за оные ук­ру­хи! По­до­бен ли ты, Ку­ра­ев, этой си­ро­фи­ни­ки­ян­ке? Про­сишь ли ты со сле­за­ми и пре­дан­но­стью ух­рух со сто­ла епи­ско­па? И, по­лу­чив про­си­мое, бла­го­да­ришь ли его и ло­бы­за­ешь ли его ру­ку?

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Ко­гда же ты, на­ко­нец, об­ра­тишь­ся от злых сво­их дел до­са­ж­де­ния князь­ям церк­ви, пре­ем­ни­кам апо­сто­лов, ук­ра­шен­ных оби­ли­ем бо­же­ст­вен­ных энер­гий, про­си­яв­ших и про­сла­вив­ших­ся дев­ст­вом, по­стом, бде­ния­ми и мо­лит­ва­ми за нас, греш­ных и не­по­треб­ных? При­те­ки же к ним и па­ди раб­ски к сто­пам их и, по­сы­пав гла­ву пра­хом и пе­п­лом, мо­ли о про­ще­нии.

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! За всё ли ты бла­го­да­ришь Гос­по­да? Бла­го­да­ришь ли ты Его за своё трёх­крат­ное ис­тор­же­ние и из­вер­же­ние из сре­ды ог­нен­ных кам­ней? Бла­го­да­ришь ли ты Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла за то, что он явил­ся ору­ди­ем и про­вод­ни­ком Божь­ей во­ли при тво­ём из­вер­же­нии и ис­тор­же­нии? Или же ты ус­та­ми свои­ми ли­це­мер­но бла­го­слов­ля­ешь его, но серд­цем сво­им — про­кли­на­ешь? И нет ли яда ас­пи­дов во ус­тах тво­их то­гда, ко­гда ты ли­це­мер­но про­из­но­сишь бла­го­сло­ве­ния и по­хва­лы Пат­риа­ре­шень­ки, ко­гда мо­лишь­ся за не­го пред пре­сто­лом Божь­им и в ча­ст­ной мо­лит­ве? Сми­рись, сми­рись, о Ку­ра­ев, и от­верг­ни вся­кую зло­бу, вся­кое лу­кав­ст­во и вся­кое ли­це­ме­рие!

Ура­зу­мей, раб Бо­жий Ан­д­рей, что ты по­до­бен кус­ку гли­ны, а Пат­ри­ар­шень­ка — гон­ча­ру; что ты по­до­бен со­су­ду, а он — хо­зяи­ну это­го со­су­да. Что за­хо­чет гон­чар, то и вы­ле­пит из кус­ка гли­ны. И ес­ли хо­зя­ин за­хо­чет од­но­го, то мо­жет сде­лать со­суд со­су­дом в чес­ти; а ес­ли за­хо­чет дру­го­го, то мо­жет сде­лать этот же со­суд со­су­дом не в чес­ти. Ибо вла­стен гон­чар над гли­ной и хо­зя­ин во­лен рас­по­ря­жать­ся тем, чем он вла­де­ет так, как он хо­чет. Итак, Ку­ра­ев: рань­ше ты был со­су­дом в чес­ти, ны­не же, по во­ле гос­по­ди­на твое­го, стал со­су­дом не в чес­ти. И как ты, ку­сок гли­ны, про­ти­во­ста­нешь гос­по­ди­ну сво­ему и ска­жешь ему: «Что ты де­ла­ешь?». Ве­рую, что сие про­изош­ло для сми­ре­ния твое­го и что всё это по­слу­жит твое­му бла­гу. Пом­ни: Гос­подь гор­дым про­ти­вить­ся, а сми­рен­ным по­да­ёт бла­го­дать. Раз­ве не зна­ешь это­го?

А ещё Пат­ри­ар­шень­ка не толь­ко сми­ря­ет те­бя, но и го­нит из те­бя бе­са. Эх, раб Бо­жий Ан­д­рей! Не ви­дишь ты то­го, что бес-то в те­бе от этих пат­ри­ар­шень­ки­ных эк­зор­циз­мов весь ху­дой, весь об­лез­лый стал, му­ча­ет­ся не­пре­стан­но. Но, од­на­ко же, всё про­ти­вит­ся, всё вы­хо­дить не хо­чет — ибо гор­ды­ня твоя ве­ли­кая и от­сут­ст­вие сми­ре­ния вме­сте с вы­со­ко­уми­ем тво­им его удер­жи­ва­ют. И этот бес всё все­ля­ет в твой де­бе­лый ум по­мыс­лы гор­до­сти и про­тив­ле­ния. Ты бы, раб бо­жий Ан­д­рей, вме­сто то­го, что­бы до­са­ж­дать на­ше­му Пат­ри­ар­шень­ке, по­мо­лил­ся бы луч­ше Бо­гу, что­бы Он вра­зу­мил Ве­ли­ко­го Гос­по­ди­на и От­чень­ку как ему даль­ше сми­рять те­бя и как даль­ше гнать из те­бя бе­са!

Раз­ве ты не зна­ешь, Ку­ра­ев, как по­рой епи­скоп сми­ря­ет ба­тю­шек? Бы­ва­ет, вы­стро­ит ба­тюш­ка боль­шой и бо­га­тый го­род­ской храм и по­том ду­ма­ет: «До са­мой смер­ти бу­ду тут на­стоя­тель­ст­во­вать! До са­мой смер­ти бу­ду в дос­тат­ке жить!». А епи­скоп ему, для его же поль­зы и для его сми­ре­ния ему возь­мёт и ска­жет: «Э-э нет, ба­тюш­ка! По­слу­жи-ка ты в глу­хой де­ре­вень­ке, вос­ста­но­ви там храм, сми­ри гор­дынь­ку свою и са­мость свою, да не по­гиб­нешь в гор­ды­не и в са­мо­до­воль­ст­ве!». И ба­тюш­ка, ис­пол­няя по­слу­ша­ние, едет в эту глухую де­рев­ню. Так и те­бя Пат­ри­ар­шень­ка сми­рил, что­бы ты не по­гиб че­рез гор­ды­ню, пре­воз­но­ше­ние и вы­со­ко­умие. Сми­ри гор­ды­ню свою, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Сми­ри! Да в но­жень­ке Пат­ри­ар­шень­ке по­кло­нись за то, что он пре­по­дал те­бе спа­си­тель­ный и на­зи­да­тель­ный урок.

О, ока­ян­ный Ку­ра­ев! Пре­будь в по­слу­ша­нии Пат­ри­ар­шень­ке! Пом­ни, что он на­ка­зы­ва­ет то­го сы­на, ко­то­ро­го лю­бит. Для его на­став­ле­ния и ис­прав­ле­ния. А ес­ли нет на­ка­за­ния — зна­чит, ты не есть за­кон­ный сын и не пре­бы­ва­ешь в люб­ви от­чей.

О, раб бо­жий Ан­д­рей! Есть у те­бя лу­ка­вая и де­бе­лая дщерь — ум твой; и есть у оной дще­ри де­ти-мла­ден­цы, си­речь лю­бо­дей­ные по­мыс­лы — по­мыс­лы гор­ды­ни и лю­бо­на­ча­лия, по­мыс­лы ху­лы, по­мыс­лы за­вис­ти и кле­ве­ты, по­мыс­лы про­тив­ле­ния свя­щен­но­на­ча­лию и по­мыс­лы осу­ж­де­ния со­брать­ев сво­их. О, ока­ян­ная дщерь ку­ра­ев­ская! Бла­жен тот, то возь­мёт и ра­зо­бьёт мла­ден­цев тво­их о ка­мень! Бла­жен тот, кто впол­не сми­рит те­бя, Ку­ра­ев, и уце­ло­муд­рит ум твой и по­мыш­ле­ния твои!

»

Ед­ва Ку­ра­ев за­кон­чил чте­ние ста­тьи, как за­зво­нил те­ле­фон. Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич под­нял труб­ку и изу­мил­ся — на дру­гом кон­це был ни­кто иной, как ми­тро­по­лит Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев, пра­вая ру­ка Пат­ри­ар­ха Ки­рил­ла.

— Ва­ше Дья­че­ст­во! Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич! — на­чал раз­го­вор Ил­ла­ри­он. — Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич! Вот, вы уже не­сколь­ко лет не за­ни­мае­тесь пре­по­да­ва­тель­ской дея­тель­но­стью и мис­сио­нер­ст­вом. А ведь вы — из­вест­ный про­фес­сор и мис­сио­нер! При­чем та­лант­ли­вый. И, че­ст­но го­во­ря, это ва­ше мно­го­лет­нее без­дей­ст­вие — не ва­ша ви­на, а ви­на свя­щен­но­на­ча­лия на­шей церк­ви. И оно это по­ня­ло! Оно по­ня­ло, что бы­ло не­пра­во по от­но­ше­нию к вам. И по­это­му уже дав­но хо­чет за­гла­дить свою ви­ну…

— Свя­щен­но­на­ча­лие… — про­нес­лось в го­ло­ве у Ку­рае­ва, — свя­щен­но­на­ча­лие… Пи­да­ра­сы вы зад­не­при­вод­ные с ды­ря­вы­ми жо­па­ми, а не свя­щен­но­на­ча­лие!

Меж тем Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев про­дол­жал на дру­гом кон­це:

— Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич! Свя­щен­но­на­ча­лие хо­те­ло бы, что­бы вы как мож­но ско­рее вер­ну­лись к пре­по­да­ва­тель­ской дея­тель­но­сти в сте­нах род­ной вам Мо­с­ков­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии. И по­это­му кое-кто же­ла­ет по­ско­рее встре­тить­ся с ва­ми се­го­дня. Встре­тить­ся в Ака­де­мии. Как мож­но рань­ше. Я знаю, что се­го­дня — Стра­ст­ная Пят­ни­ца, но всё же на­стоя­тель­но ре­ко­мен­до­вал бы вам прие­хать по­рань­ше имен­но се­го­дня и имен­но се­го­дня встре­тит­ся с на­ме­ст­ни­ком Трои­це-Сер­гие­вой Лав­ры и с рек­то­ром Ака­де­мии. Де­ло сроч­ное. Прие­де­те?

— Прие­ду, Ва­ше Вы­со­ко­пре­ос­вя­щен­ст­во! — от­ве­тил Ку­ра­ев и по­ло­жил труб­ку. А, по­ло­жив её, тут же, бур­ча, до­ба­вил:

— Пи­дор сра­ный! Хо­луй Ки­рил­лов! Маль­чиш­ка на по­бе­гуш­ках!

Не­смот­ря на это бур­ча­ние, Ан­д­рей Ку­ра­ев всё-та­ки был рад звон­ку. На­ко­нец-то де­ло про­ти­во­стоя­ния ме­ж­ду ним и свя­щен­но­на­ча­ли­ем — то есть ме­ж­ду ним од­ним с од­ной сто­ро­ны и Пат­ри­ар­хом, Си­но­дом и прак­ти­че­ски всем епи­ско­па­том с дру­гой — сдви­ну­лось с мерт­вой точ­ки! Как ка­за­лось Ку­рае­ву, свя­щен­но­на­ча­лие да­ло сла­би­ну и от бес­ком­про­мисс­ной борь­бы с ним ре­ши­ло пе­рей­ти к под­ку­пу. В са­мом де­ле: толь­ко что ему бы­ло пред­ло­же­но вер­нуть­ся на пре­по­да­ва­тель­скую дея­тель­ность в Ака­де­мию, вер­нуть­ся на про­фес­сор­ское ме­сто! Лёд тро­нул­ся! И что бы ни про­ис­хо­ди­ло сей­час там, сре­ди цер­ков­ных вер­хов, в дей­ст­ви­тель­но­сти, ему, Ку­рае­ву, всё рав­но сле­до­ва­ло бы се­го­дня съез­дить в Ака­де­мию и в Лав­ру для то­го, что­бы раз­ве­дать по­под­роб­нее все об­стоя­тель­ст­ва де­ла, а так­же для то­го, что­бы встре­тит­ся и пе­ре­го­во­рить со мно­ги­ми ста­ры­ми зна­ко­мы­ми.

Так или при­мер­но так ду­мал Ку­ра­ев, со­би­ра­ясь ехать в Сер­ги­ев По­сад. Ко­неч­но, при этом ему при­шлось бы про­пус­тить служ­бы Стра­ст­ной Пят­ни­цы в сво­ём род­ном хра­ме — хра­ме Ми­хаи­ла Ар­хан­ге­ла в Тро­па­ре­во; но он впол­не мог не пой­ти се­го­дня в храм — ведь, во-пер­вых, он был за­штат­ным цер­ков­но­слу­жи­те­лем и по­это­му мог хо­дить на служ­бы то­гда, ко­гда ему взду­ма­ет­ся, а, во-вто­рых, он был все­го лишь диа­ко­ном и свя­щен­ни­ки, пра­вя служ­бу, впол­не мог­ли обой­тись и без не­го.

Ку­ра­ев одел­ся, взял мо­то­цик­лет­ный шлем и вы­шел из квар­ти­ры. На ули­це, под ок­на­ми до­ма, его ждал ску­тер. На нём-то Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич и на­ме­ре­вал­ся до­б­рать­ся до Сер­гие­ва По­са­да.

Ку­ра­ев вы­шел из подъ­ез­да и на­пра­вил­ся к ску­те­ру. Вес­на всту­па­ла в свои пра­ва. Све­ти­ло сол­ныш­ко. Рас­пус­ка­лись де­ре­вья. На­чи­на­ла зе­ле­неть тра­ва. Лишь толь­ко Ку­ра­ев сел на ску­тер и за­вел его, опять за­зво­нил те­ле­фон. На том кон­це вновь был Ил­ла­ри­он Ал­фе­ев:

— Так вы еде­те? — спро­сил он.

— Уже вы­ехал! — от­ве­тил Ку­ра­ев.

Ку­ра­ев по­ло­жил те­ле­фон в кар­ман пид­жа­ка, на­дел шлем и тро­нул­ся в путь.

А в это вре­мя Ил­ла­ри­он уже де­лал дру­гой зво­нок — зво­нок Пат­ри­ар­ху Ки­рил­лу.

— Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! — про­мол­вил Ил­ла­ри­он. — Ва­ше Свя­тей­ше­ст­во! С Ку­рае­вым всё как на­до — как и про­си­ла сде­лать та осо­ба с мет­лой, с ко­то­рой мы се­го­дня встре­ча­лись в пол­ночь в Ело­хов­ском. Он едет. И, на­де­юсь, не дое­дет…

Но Ку­ра­ев ни­че­го не знал об этом звон­ке и ни­чуть не до­га­ды­вал­ся о том, что его ждёт…

По­ка Ку­ра­ев ехал по Мо­ск­ве, его го­ло­ва был со­вер­шен­но пус­та; её не по­се­ти­ла ни од­на мысль. Но толь­ко лишь он вы­ехал из го­ро­да, как его соз­на­ние на­пол­ни­ли мыс­ли о пи­да­ра­сах — пи­да­ра­сах в мо­на­ше­ских ря­сах и в ие­рей­ских об­ла­че­ни­ях; па­да­ра­сах в епи­скоп­ских мит­рах и пат­ри­ар­ших ку­ко­лях; пи­да­ра­сах в по­но­мар­ских сти­ха­рях и пи­да­ра­сах в стро­гих пид­жа­ках, пре­по­да­вав­ших в се­ми­на­ри­ях и ака­де­ми­ях; пи­да­ра­сах с учё­ной сте­пе­нью и без та­ко­вой; пи­да­ра­сах, ко­то­рые таи­лись от его, ку­ра­ев­ско­го, взгля­да и взгля­дов про­чих, и пи­да­ра­сах, ко­то­рые дей­ст­во­ва­ли ни­че­го и ни­ко­го не бо­ясь, от­кры­то; пи­да­ра­сах ак­тив­ных, пас­сив­ных и ак­тив­но-пас­сив­ных; пи­да­ра­сах ма­нер­ных, пи­да­ра­сах из­не­жен­ных, пи­да­ра­сах бру­таль­ных и пи­да­ра­сах, поч­ти ни­чем не от­ли­чаю­щих­ся от обыч­ных лю­дей; пи­да­ра­сах то­щих, раз­ук­ра­шен­ных раз­но­цвет­ны­ми перь­я­ми и ска­чу­щих на му­зы­каль­ных шоу, и пи­да­ра­сах мус­ку­ли­стых и упи­тан­ных, вы­сту­паю­щих на спор­тив­ной аре­не; жир­ных пи­да­ра­сах, па­ря­щих­ся в ба­не, и пи­да­ра­сах, вы­сту­паю­щих на сце­нах те­ат­ров опе­ры и ба­ле­та в об­тя­ги­ваю­щих одея­ни­ях; пи­да­ра­сах ста­рых, пи­да­ра­сах мо­ло­дых, пи­да­ра­сах в пол­ном рас­цве­те сил и пи­да­ра­сов со­всем юных — сло­вом, го­ло­ву Ку­рае­ва пре­ис­пол­ни­ли мыс­ли о пи­да­ра­сах всех воз­мож­ных ви­дов, цве­тов и от­тен­ков. Ку­ра­ев да­же за­ме­тил, что, ду­мая о пи­да­ра­сах, он поч­ти не сле­дит за до­ро­гой и от это­го под­вер­га­ет­ся не­ма­лой опас­но­сти по­пасть в ава­рию. Осоз­нав это, он гнев­но гром­ко про­бур­чал: «Вот же ж пи­до­ры! Чёр­то­вы хре­ног­ло­ты! Нет от вас по­коя ни­где!». И по­доб­ные воз­гла­сы он от­пус­кал по пу­ти в Сер­ги­ев По­сад не один, не два, а мно­же­ст­во раз.

По­сле то­го, как ми­но­ва­ла по­ло­ви­на пу­ти, Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча ста­ли по­се­щать дру­гие мыс­ли. Сна­ча­ла он вспом­нил, что в од­ной из сво­их книг им раз­би­рал­ся во­прос о дей­ст­ви­тель­но­сти кол­дов­ст­ва, а так­же дру­гой по­доб­ный во­прос: по­до­ба­ет ли хри­стиа­ни­ну ве­рить в пор­чу и в сглаз? Да­лее к Ку­рае­ву при­шло на ум, что не­пло­хо бы­ло бы раз­вить те не­сколь­ко стра­ни­чек, ко­то­рые он уже на­пи­сал в сво­ей ран­ней кни­ге, в це­лую от­дель­ную кни­гу для на­зи­да­ния всех пра­во­слав­ных хри­сти­ан. Эта мысль за­ин­те­ре­со­ва­ла Ку­рае­ва; он стал пе­ре­би­рать и при­ду­мы­вать в сво­ей го­ло­ве ар­гу­мен­ты за и про­тив дей­ст­ви­тель­но­сти кол­дов­ст­ва и тща­тель­но ис­сле­до­вать все эти ар­гу­мен­ты. Он при­по­ми­нал со­дер­жи­мое книг «Мо­лот ведьм» Шпрен­ге­ра и Ин­сти­то­ри­са, «Ис­то­рия кол­дов­ст­ва и де­мо­но­ло­гии» Мон­тэ­гю Сам­мер­са и мно­гих дру­гих книг и по­ле­ми­зи­ро­вал в го­ло­ве со все­ми эти­ми кни­га­ми и с их ав­то­ра­ми. И как ни кру­ти, по его, Ку­рае­ва, мне­нию, вы­хо­ди­ло, что кол­дов­ст­во не­дей­ст­ви­тель­но и что сгла­за и пор­чи не су­ще­ст­ву­ет. Или, по край­ней ме­ре, по­лу­ча­лось так, что пра­во­слав­но­му не уг­ро­жа­ют ни кол­дов­ст­во, ни пор­ча, ни сглаз и по­это­му ему их бо­ять­ся не сле­ду­ет. Раз­бив в уме ар­гу­мен­ты всех сво­их про­тив­ни­ков, Ку­ра­ев по­ду­мал, что не­пло­хо бы бы­ло при­сту­пить к на­пи­са­нию за­ду­ман­ной им книж­ки про кол­дов­ст­во уже в бли­жай­шую не­де­лю.

По­сле это­го мыс­ли Ку­рае­ва опять пе­ре­клю­чи­лись на ге­ев. «От­че­го ста­но­вят­ся го­мо­се­ка­ми? И в чем при­чи­ны го­мо­сек­су­аль­но­сти? Где её ис­то­ки? Ка­ко­вы они? Что за­став­ля­ет че­ло­ве­ка стать пи­до­ром и на­чать за­гла­ты­вать хрен ртом, ко­то­рым едят, и вты­кать этот хрен в жо­пу, ко­то­рой срут, а не в ва­ги­ну? По­че­му лю­ди со­сут­ся и ли­жут­ся?» — в ко­то­рый раз за­да­вал се­бе про­кля­тые во­про­сы Ку­ра­ев. И, как зна­ток и при­вер­же­нец Свя­то­го Пи­са­ния, уже в ко­то­рый раз Ку­ра­ев сам же се­бе и от­ве­чал на них до­воль­но тар­ди­ци­он­ным для пра­во­сла­вия об­ра­зом: «Биб­лей­ская кон­цеп­ция го­мо­сек­су­аль­но­сти под­ра­зу­ме­ва­ет, что она при­об­ре­та­ет­ся и что она не есть не­что вро­ж­ден­ное. При­об­ре­та­ет­ся ли­бо из-за то­го, что че­ло­век раз­вра­тил­ся и стал ра­бом воз­рос­шей в нём стра­сти, ли­бо из-за то­го, что этот че­ло­век сде­лал­ся одер­жим де­мо­на­ми. А одер­жи­мым де­мо­на­ми че­ло­век, как пра­ви­ло, ста­но­вит­ся из-за гре­хов и, при­том, ско­рее все­го, гре­хов ве­ли­ких, из-за ко­то­рых Бог от­во­ра­чи­ва­ет­ся от че­ло­ве­ка и пе­ре­ста­ет за­щи­щать его от бе­сов­ских на­па­док. Но вот то, что че­ло­век мо­жет био­ло­ги­че­ски или пси­хи­че­ски быть пред­рас­по­ло­жен к го­мо­сек­су­аль­но­сти — это биб­лей­ская кон­цеп­ция го­мо­сек­су­аль­но­сти креп­ко-на­креп­ко от­вер­га­ет»; «И по­то­му, — ду­мал да­лее Ку­ра­ев, — пи­да­рас, в сущ­но­сти, сам ви­но­ват в том, что он — пи­да­рас. Не на­до бы­ло этим пи­до­рам сле­до­вать сво­им стра­стям, ко­то­рые рас­па­ля­ет в них Дья­вол! Не на­до бы­ло им под­да­вать­ся и про­чим дья­воль­ским воз­дей­ст­ви­ям и улов­кам! И не на­до бы­ло им гре­шить до одер­жи­мо­сти де­мо­на­ми! И по­то­му, — про­дол­жал свою мысль Ку­ра­ев, — пи­да­ра­сы в сущ­но­сти сво­ей есть кон­че­ные греш­ни­ки и мо­раль­ные уро­ды. При­чем та­кие греш­ни­ки и уро­ды, от дей­ст­вий ко­то­рых со­дро­га­ет­ся и ос­к­вер­ня­ет­ся зем­ля»; «Да, — про­дол­жал да­лее свою мысль Ку­ра­ев, — все они, как учит об этом Пи­са­ние, ос­к­вер­ня­ют са­му ту зем­лю, по ко­то­рой хо­дят! А по­том из-за это­го на те го­су­дар­ст­ва, в ко­то­рых за­ве­лось слиш­ком мно­го пи­да­ра­сов, на­хо­дит, как об этом то­же учит Пи­са­ние, мно­же­ст­во на­ка­за­ний от Бо­га в ви­де раз­лич­ных бед­ст­вий: эпи­де­мий чу­мы, на­вод­не­ний, зем­ле­тря­се­ний и на­ше­ст­вий ино­пле­мен­ни­ков».

Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич на па­ру се­кунд при­ос­та­но­вил свой внут­рен­ний мо­но­лог, что­бы обо­гнать ка­ко­го-то чу­да­ка-ве­ло­си­пе­ди­ста, а за­тем про­дол­жил рас­су­ж­де­ния: «Хм… — го­во­рил Ку­ра­ев, в со­тый или да­же в ты­сяч­ный раз по­вто­ряя то, что го­во­рил ра­нее, — хм… бы­ло бы очень не­при­ят­но, ес­ли бы нау­ка до­ка­за­ла, что го­мо­сек­су­аль­ность пре­до­пре­де­ле­на био­ло­ги­че­ски и из­на­чаль­но вло­же­на в пси­хи­ку че­ло­ве­ка. Бы­ло бы очень не­при­ят­но, ес­ли бы ка­кой-то про­ви­дец, ко­то­ро­му дос­ту­пен не­ви­ди­мый мир, вдруг въя­ве уз­рел, что эта чёр­то­ва го­мо­сек­су­аль­ность как-то из­на­чаль­но, ещё при са­мом за­ча­тии и ро­ж­де­нии, уже вне­дре­на в ду­шу и в те­ло… бы­ло бы очень не­при­ят­но. И тем бо­лее это всё бы­ло бы не­при­ят­но, ес­ли бы эта чёр­то­ва го­мо­сек­су­аль­ность ещё и на­сле­до­ва­лась…».

Ку­рае­ву при­шли на ум двое со­су­щих­ся в по­зи­ции «69» му­жи­ков. Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич встрях­нул го­ло­вой, брезг­ли­во по­мор­щил­ся от пред­став­ше­го пред его ум­ст­вен­ным взо­ров ви­де­ния, пре­зри­тель­но бурк­нул свой де­жур­ный воз­глас «Хре­ног­ло­ты!» и гром­ко вос­клик­нул: «Как по­нять этих чёр­то­вых пи­да­ра­сов?! Они же со­всем на го­ло­ву боль­ные!».

За­тем мыс­ли Ку­рае­ва вновь вер­ну­лись к кни­ге о кол­дов­ст­ве, ко­то­рую он со­брал­ся на­пи­сать. А по­том ум Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча сно­ва за­ня­ли геи всех цве­тов, рас­кра­сов и от­тен­ков. Да­лее соз­на­ние Ку­рае­ва сно­ва пе­ре­клю­чи­лось на биб­лей­скую кон­цеп­цию го­мо­сек­су­аль­но­сти и на её за­щи­ту. Так, ду­мая то об од­ном, то о дру­гом, то треть­ем, Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич уже со­всем близ­ко по­доб­рал­ся к Сер­гие­ву По­са­ду. Всё это вре­мя его соз­на­ние бы­ло по­гру­же­но в раз­ду­мья так силь­но, что он не за­ме­чал не толь­ко мно­го­го из то­го, что про­ис­хо­ди­ло на до­ро­ге, но и то­го, что по­го­да силь­но из­ме­ни­лась: чёр­ные ту­чи на­вис­ли на­до всей зем­лёю — до­ко­ле мож­но бы­ло её обо­зреть; ве­тер по­сте­пен­но креп­чал: его по­ры­вы ста­но­ви­лись всё силь­нее и силь­нее, по­ка, на­ко­нец, не на­чал­ся са­мый на­стоя­щий ура­ган, ко­то­рый мог сбить с ног че­ло­ве­ка; стал на­кра­пы­вать дождь; то и де­ло гро­мы­ха­ли гро­мы и сия­ли мол­нии. И ес­ли бы Ку­ра­ев вклю­чил ра­дио, то ус­лы­шал бы раз­лич­ные пре­ду­пре­ж­де­ния ме­тео­ро­ло­гов о над­ви­гаю­щем­ся и да­же уже над­ви­нув­шем­ся не­на­стье.

Ку­ра­ев оч­нул­ся и встре­пе­нул­ся толь­ко то­гда, ко­гда силь­ней­ший по­рыв вет­ра чуть не по­ва­лил и ску­тер, и его са­мо­го на зем­лю. По ли­цу Ку­рае­ва хле­стал дождь. Тём­ное не­бо оза­ря­ли вспо­ло­хи мол­ний. Раз­да­ва­лись ог­лу­шаю­щие рас­ка­ты гро­ма. Де­ре­вья гну­лись к зем­ле под не­ис­тов­ст­вом вет­ра. То там, то здесь воз­ни­ка­ли ма­лень­кие вих­ри, ко­то­рые то и де­ло пе­ре­се­ка­ли до­ро­гу, по ко­то­рой ехал Ку­ра­ев. Эти вих­ри по­яв­ля­лись где-то сре­ди хол­мов, на по­лях и в ле­сах; пу­те­ше­ст­вуя, вих­ри пе­ре­хо­ди­ли до­ро­гу, по­рой по­дол­гу ос­та­ва­ясь на ней, а за­тем сно­ва ухо­ди­ли на хол­мы, на по­ля и в ле­са, ок­ру­жав­шие до­ро­гу. Но, не­смот­ря на это не­ис­тов­ст­во сти­хий, Ку­ра­ев про­дол­жал свой путь в Сер­ги­ев По­сад. По­сте­пен­но он при­вык к этим уда­рам вет­ра и до­ж­дя, к бли­ста­нию мол­ний и к рас­ка­там гро­ма и вновь по­гру­зил­ся в свои раз­мыш­ле­ния. И тут в бок ску­те­ра уда­рил силь­ней­ший по­рыв вет­ра. Удар при­шёл­ся на не­под­хо­дя­щий мо­мент — как раз на тот мо­мент, ко­гда один из мощ­ных вих­рей, пе­ре­се­кав­ших до­ро­гу, то­же уда­рил по Ку­рае­ву и по его ску­те­ру. Ску­тер по­ва­лил­ся на бок, на до­ро­гу, и про­та­щил Ку­рае­ва по зем­ле, то есть по до­ро­ге, на дос­та­точ­но боль­шое рас­стоя­ние; при этом Ку­ра­ев силь­но уда­рил­ся го­ло­вой, то есть шле­мом, о зем­лю. Ан­д­рея Вя­че­сла­во­ви­ча про­во­лок­ло по зем­ле мет­ров два­дцать и вы­бро­си­ло на обо­чи­ну встреч­ной по­ло­сы. Ку­ра­ев по­те­рял соз­на­ние. Но пе­ред тем, как по­гру­зить­ся в за­бы­тьё, чув­ст­вуя, что его ожи­да­ет удар о зем­лю, — в том чис­ле и удар о зем­лю го­ло­вой, — Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич ещё ус­пел гром­ко крик­нуть: «Чёр­то­вы хре­ног­ло­ты!».

К сча­стью для Ку­рае­ва, в это вре­мя на до­ро­ге со­всем не бы­ло ма­шин. И по­это­му, не­смот­ря на то, что Ку­рае­ва дол­го во­лок­ло по дру­гой сто­ро­не до­ро­ги, по встреч­ной по­ло­се, с ним ни­че­го осо­бо страш­но­го не про­изош­ло. Как ска­за­но, его вы­не­сло на обо­чи­ну встреч­ной по­ло­сы; там он и ос­тал­ся ле­жать.

Об­мо­роч­ное со­стоя­ние у Ку­рае­ва дли­лось не до­лее, чем по­ло­ви­на ми­ну­ты. За­тем соз­на­ние вер­ну­лось к не­му. Он мед­лен­но встал и, по­ша­ты­ва­ясь, сде­лал не­сколь­ко ша­гов. За­тем Ку­ра­ев по­пы­тал­ся ос­мот­реть­ся во­круг, но ви­ди­мость бы­ла пло­хая, ибо дождь «лил сте­ной» и сквозь пе­ле­ну до­ж­дя ни­че­го не бы­ло вид­но. Ве­тер по-преж­не­му не­ис­тов­ст­во­вал; по­лы­ха­ли мол­нии и гре­ме­ли гро­мы. Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич не­по­нят­но за­чем снял шлем и раз­гла­дил ру­кой во­ло­сы. «Вро­де бы про­нес­ло! — по­ду­мал Ку­ра­ев, Па­ра ши­шек на го­ло­ве — это су­щие пус­тя­ки!»

При этом, од­на­ко, Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич об­на­ру­жил, что у не­го силь­но бо­лит но­га: при ка­ж­дом ша­ге её про­стре­ли­ва­ла силь­ная боль. «Пе­ре­лом но­ги? Или кость толь­ко лишь над­ко­ло­лась? Рас­тя­ну­лись связ­ки?» — мель­ка­ли мыс­ли в го­ло­ве Ку­рае­ва.

Тут Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич за­ме­тил, что не­вда­ле­ке по­се­ре­ди­не до­ро­ги ва­ля­ет­ся его ску­тер. Ку­ра­ев по­пы­тал­ся по­дой­ти к не­му по­бли­же и вы­яс­нить: мож­но ли на нём ехать даль­ше? Ку­ра­ев да­же сде­лал не­сколь­ко ша­гов, с тру­дом тер­пя воз­ни­кав­шую при ка­ж­дом ша­ге силь­ную боль в но­ге.

Что­бы по­яс­нить то, что про­изош­ло даль­ше, на­до ска­зать, что ску­тер Ку­рае­ва упал на зем­лю на дос­та­точ­но кру­том по­во­ро­те до­ро­ги, рас­по­ла­гав­шем­ся на скло­не хол­ма; во­об­ще го­во­ря, уча­сток до­ро­ги, на ко­то­ром Ку­ра­ев упал вме­сте со ску­те­ром, поч­ти це­ли­ком рас­по­ла­гал­ся на вы­со­ких хол­мах. И по­это­му сра­зу за той обо­чи­ной до­ро­ги, на ко­то­рую вы­не­сло Ку­рае­ва, рас­по­ла­га­лось во­все не по­ле, и не лес — там сра­зу же на­чи­нал­ся глу­бо­кий ка­ме­ни­стый об­рыв, по дну ко­то­ро­го про­те­кал то ли боль­шой ру­чей, то ли ма­лень­кая реч­ка. С мес­та же, на ко­то­ром сто­ял Ку­ра­ев, до­ро­га про­смат­ри­ва­лась в обе сто­ро­ны лишь на не­боль­шое рас­стоя­ние: и с од­ной, и с дру­гой сто­ро­ны она, оги­бая холм, ухо­ди­ла в гус­той лес. На­хо­дясь в за­ме­ша­тель­ст­ве, Ку­ра­ев да­же не за­ме­тил — или, мо­жет быть, про­сто не при­дал это­му зна­че­ния, — что ока­зал­ся поч­ти у са­мо­го края об­ры­ва.

Итак, ока­зав­шись у края об­ры­ва, Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич сде­лал не­сколь­ко ша­гов по на­прав­ле­нию к ску­те­ру, ле­жав­ше­му на се­ре­ди­не до­ро­ги. В го­ло­ве у Ку­рае­ва сно­ва за­кру­ти­лись мыс­ли о ге­ях и о при­ро­де го­мо­сек­су­аль­но­сти; эти мыс­ли не­сколь­ко за­глу­ша­ли боль в но­ге и по­это­му бы­ли весь­ма кста­ти. И тут из-за по­во­ро­та на всей ско­ро­сти пря­мо на Ку­рае­ва вы­ско­чи­ла рос­кош­ная ино­мар­ка чёр­но­го цве­та. Дождь лил сте­ной; фи­гу­ра Ку­рае­ва «рас­тво­ря­лась» в этом до­ж­де и во­ди­тель ино­мар­ки слиш­ком позд­но за­ме­тил, что пе­ред ним на­хо­дит­ся че­ло­век. По­сколь­ку тор­мо­зить бы­ло позд­но, во­ди­тель ре­шил свер­нуть. Он по­ду­мал, что Ку­ра­ев, уви­дев ма­ши­ну, по­бе­жит не к об­ры­ву, а на дру­гую, про­ти­во­по­лож­ную по­ло­су до­ро­ги; по­это­му, что­бы из­бе­жать столк­но­ве­ния с Ку­рае­вым, при тор­мо­же­нии во­ди­тель стал по­во­ра­чи­вать на обо­чи­ну сво­ей по­ло­сы, к об­ры­ву. Но Ку­ра­ев по­че­му-то то­же дви­нул­ся к об­ры­ву. За­тем Ку­ра­ев за­кри­чал. Ав­то­мо­биль уда­рил Ку­рае­ва в по­яс, про­та­щил его не­сколь­ко мет­ров и ски­нул в об­рыв, ед­ва не упав в не­го сам: ма­ши­на ус­пе­ла за­тор­мо­зить и ос­та­но­ви­лась на са­мом его краю. На го­ло­ве Ку­рае­ва уже не бы­ло шле­ма и по­это­му, па­дая в ка­ме­ни­стый об­рыв, Ан­д­рей Вя­че­сла­во­вич то и де­ло сту­кал­ся ни­чем не за­щи­щён­ной го­ло­вой об ост­рые кам­ни. Ку­ра­ев по­те­рял соз­на­ние ещё пе­ред тем, как дос­тиг дна об­ры­ва; но пе­ред тем, как по­те­рять соз­на­ние, он ус­пел гром­ко про­кри­чать: «Чёр­то­вы хре­ног­ло­ты!!!».

Ку­ра­ев оч­нул­ся и ог­ля­дел­ся. Ока­за­лось, что он ле­жал на ост­рых кам­нях, ря­дом с ручь­ем. Во­круг рос­ли ма­лень­кие де­рев­ца и кус­тар­ник. Дождь стал сла­бее. Ку­ра­ев не знал, сколь­ко про­ле­жал; ни­кто не спе­шил ему на по­мощь. Во­ди­тель, сбив­ший его, по­спе­шил скрыть­ся с мес­та, на ко­то­ром про­изо­шёл не­сча­ст­ный слу­чай. Всё те­ло Ку­рае­ва про­ни­зы­ва­ла боль. Но­га ста­ла бо­леть ещё силь­нее. Ку­ра­ев по­щу­пал се­бя и об­на­ру­жил, что у не­го сло­ма­но не­сколь­ко ре­бер. Го­ло­ва силь­но кро­во­то­чи­ла. Ку­ра­ев ис­сле­до­вал ру­ка­ми свою го­ло­ву и об­на­ру­жил, что она про­лом­ле­на в не­сколь­ких мес­тах. Кро­во­те­че­ние бы­ло столь силь­ным, что Ку­ра­ев стал опа­сать­ся за свою жизнь. Вне­зап­но он об­на­ру­жил, что че­рез про­ло­мы в его го­ло­ву, пря­мо мозг, бы­ло во­ткну­то не­сколь­ко ве­ток то ли де­ревь­ев, то ли кус­тар­ни­ков. Ку­ра­ев изу­мил­ся это­му и по­ду­мал о том, по­че­му он во­об­ще ещё жив с во­ткну­ты­ми в мозг вет­ка­ми. Но за­тем отец Ан­д­рей вспом­нил, что не­ко­то­рые лю­ди вы­жи­ва­ли да­же по­сле то­го, как у них в моз­гу ока­зы­ва­лись гвоз­ди, лез­вия но­жей и про­чие по­доб­ные пред­ме­ты. Ку­ра­ев так­же осоз­нал, что са­мо­стоя­тель­но ему эти вет­ки луч­ше не из­вле­кать — ибо это ис­клю­чи­тель­но де­ло ней­ро­хи­рур­гов. На­до бы­ло вы­би­рать­ся.

Загрузка...