Пустая страница
Лорин Патрик МакКевин
Lorin Patrick McKevin
Curadeus
Удивительная история Сэра Андрея Кураева —
открытого гея и всемирного короля оперы,
бывшего диакона и миссионера
религиозно-мистико-юмористический роман
35+ (возрастная категория: для лиц старше 35 лет)
Все лица и события вымышлены, все совпадения случайны
Первое цифровое издание
Версия: 1.0 от 30.08(Aug).2017
Worcester, MA, USA
Phoenix
2017
УДК 821.161.1-31
ББК 84(2=411.2)6-44
Лорин Патрик МакКевин (Lorin Patrick McKevin)
Curadeus. Удивительная история Сэра Андрея Кураева — открытого гея и всемирного короля оперы, бывшего диакона и миссионера / Л. П. МакКевин. — Worchester, MA, USA: Phoenix, 2017. — 236 с.
PHID — CBD0B4D6-79DD-42A0-8515-9FE18D47326D (ID издательства)
PMID — F2AD92CE-DDF4-470C-8258-A8B194B5154B (ID печ. продукции — книги)
Изадетельство «Phoenix», Worchester, MA, USA
Почтовый адрес автора книги: lorin.patrick.mckevin@protonmail.com
temptator@protonmail.com
Сайт автора книги: http://temptator.ihostfull.com
Страничка этой книги на нём: http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus
Блог автора книги: http://temptator.dreamwidth.org
Миссионер Русской Православной Церкви профессор и диакон Андрей Кураев, богослов, философ, публицист и писатель, очень известная публичная фигура, вступил в открытую борьбу с высокопоставленными церковными геями и членами церковного гей-лобби, которых возглавляет Патриарх Кирилл и его приближённый — митрополит Илларион Алфеев. В результате этой борьбы Кураев был изгнан почти отовсюду и стал влачить жалкое нищенское существование. У него осталось только одна возможность наносить удары по противнику — писать посты в собственном блоге. Но его враги не унялись — они решили отслужить чёрную мессу по Кураеву и совершить колдовской обряд, после которого Андрей Кураев сам должен стать геем…
После того, как колдовской обряд подействовал, Андрей Кураев обнаруживает, что не только стал геем, но и побочно обрёл сверхспособности, которые пришлись очень не по душе как его заклятым церковным врагам, так и всей России.
Как дальше сложится судьба Андрея Кураева? Примкнёт ли он к гей-лобби или продолжит борьбу? Станет ли он на сторону Госдепартамента США и Королевы Англии или останется патриотом России? Или, может быть, произойдёт что-то иное? Как сложатся дальнейшие отношения Кураева с христианским Богом? Кто, наконец, победит в этой неравной борьбе?
УДК 821.161.1-31
ББК 84(2=411.2)6-44
Дата создания макета: 31.08(Аug).2017; MS Word 2003; Формат: A4; Шрифты: Times New Roman, Arial;
Версия произведения: 1.0 от 30.08(Аug).2017, Первое цифровое издание;
Усл. печ. л. 21.3;
Свободное распространение приветствуется.
Данное произведение передано автором в творческие общественные владения (Creative Commons) по лицензии CC0 1.0 Universal (CC0 1.0) и, соответственно, является частью общественного достояния (Public Domain’а). Отзыв лицензии невозможен.
Творческие общественные владения (Creative Commons) — это собрание произведений (литературных, художественных, научных и так далее), которые всякий может со всей несомненностью, без боязни предъявления к нему впоследствии каких-либо обвинений в связи с посягательством на чужие права, неограниченно-свободно воспроизводить, распространять, включать в другие произведения, изменять, использовать повторно, а также использовать для создания на их основе других произведений — в любой форме, какова бы она ни была, и для любых целей — включая неограниченное извлечение прибыли.
Общественное достояние, лицензия СС0 1.0 Universal (CC0 1.0).
Не охраняется авторским правом.
Public Domain, CC0 1.0 Universal (CC0 1.0) license.
No Copyright.
Оглавление
Оглавление
Оглавление 3-Go-
1. Тринадцать архидемонов, тринадцать архиереев и одна ведьма 4 -Go-
2. Трагедия на дороге между Москвой и Сергиевым Посадом 12-Go-
3. Превращение 28-Go-
4. Дар 41-Go-
5. Передовой боевой отряд партии 55-Go-
6. Бегство и первая слава 73-Go-
7. Первый большой Кураевский тур 77-Go-
8. Адский огонь 94-Go-
9. «Блудодемоний» 122-Go-
10. Обитель богов 131-Go-
11. Пульса де-нура 137-Go-
12. Соперники 155-Go-
13. Псалмокатара 174-Go-
14. Финал 179-Go-
15. Кураев у старца Наума. Исповедь (глава не по порядку) 183-Go-
16. Кураев у старца Наумa. Колдовство (глава не по порядку) 205-Go-
17. Кураев у старца Наума. Наставление (глава не по порядку) 222-Go-
Цифровое издание этой книги в Интернете
Если вы желаете скачать оригинальное цифровое издание этой книги в форматах PDF, DOC и RTF, то вы можете сделать это по ссылкам отсюда:
формат PDF:
http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.pdf ( http://bit.ly/2es9eq7 )
формат DOC:
http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.doc ( http://bit.ly/2xPhR1M )
формат RTF (zipped файл):
http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus/curadeus.zip (http://bit.ly/2x8PkHE )
На страничке этой книги приведены другие источники для скачивания.
Страничка книги на сайте автора:
http://temptator.ihostfull.com/books/curadeus (http://bit.ly/2xP1P8i )
Сайт автора:
http://temptator.ihostfull.com ( http://bit.ly/2wKWaDb )
1. Тринадцать архидемонов, тринадцать архиереев и одна ведьма
Близилась полночь со Страстного Четверга на Страстную Пятницу. В алтаре погружённого во тьму Елоховского собора облачались несколько видных епископов Русской Православной Церкви. Среди них были: Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, Илларион Алфеев, митрополит, которого прочили в наследники Его Святейшеству, а также митрополиты Александр Драбинко, прилетевший по случаю с Украины, Питирим Волочков, Никон, бывший митрополит Екатеринбургский, Ростовский митрополит Меркурий, а также некоторые другие епископы; всего числом их было ровно тринадцать. Странны были их облачения: это были сплошь грязные и оборванные саккосы, омофоры и мантии с красующимися на них перевернутыми крестами. Необычна бала и цель, которая свела архипастырей вместе в глухой полночный час: чёрная месса и сопутствующее ей колдовство.
По алтарю весело и деловито, то и дело отдавая указания, ходила горбатая, косая и хромая ведьма. Одета она была тоже в грязное и оборванное тряпьё. Архиереи держали в своих левых руках посохи с перевернутыми крестами; ведьма же в своей левой руке держала метлу.
— Переверните чашу на престоле вверх ногами и бросьте на пол евангелие! — скомандовала ведьма и Александр Драбинко немедля поспешил исполнить указание; он тотчас же совершил это кощунство и надругательство. Как известно, на подобных мессах такие вещи совершаются в изобилии.
— Кто-нибудь скажите, положив левую руку на чашу: «Сатануйя! Сатануйя! Сатануйя!» и далее прочее, что требуется! — снова скомандовала ведьма и обвела глазами окружающих, грозно тряхнув метлой.
После этих слов к престолу подошёл митрополит Питирим Волочков; он положил свою левую руку на перевёрнутую чашу, стоявшую на алтаре, и произнёс указанные ведьмой слова:
— Сатануйя! Сатануйя! Сатануйя!
А затем он набрал в грудь побольше воздуха и, что называется «с выражением», прочитал стих, который предварительно дала ему заучить ведьма:
Дьявол, ныне торжествуя,
Извращает естество
И по нашим повеленьям
Да свершится колдовство!
Час настал полночный, тёмный
Силы мрачной зла детей;
Ад разверзнет свои недра
Сгинут узы всех цепей!
В вихре огненном прии́дут
Легионы мрачных бездн
И исполнятся желанья
Тех, кто им врата отверз.
Сатануйя! Сатануйя! —
Раздается верных глас;
Во́и[1] Дьявола во славе
Исполнять летят приказ.
Дьявол, ныне торжествуя,
Извращает естество
И по нашим повеленьям
Да свершится колдовство!
Далее ведьма сама расстелила на престоле антиминс, достала фляжку, в которую был налита смесь собачьей и свиной крови, и нарисовала этой кровью на антиминсе перевернутую пентаграмму в круге; затем сделала на нём же надпись: «Дьявол. Люцифер. Самаэль». После этого ведь громко возопила очень высоким голосом — словно она была оперной дивой с выдающимся колоратурным сопрано:
— Сатануйя! Сатануйя! Сатануйя!
Его Святейшество Кирилл даже поморщился от этого мощного, сверлящего и проникающего в самое нутро мозга голоса — ему даже захотелось заткнуть уши, чтобы приглушить это неистовое моление.
Подготовка к чёрной мессе и последующему колдовству почти завершалась. Три епископа вышли на солею и стали перед царскими вратами, начав читать по девять раз «Отче наш» задом наперед и от этого храм наполнился невнятными бормотаниями. Тем временем, пока ещё до начала мессы оставалось немного времени, Илларион Алфеев и Его Святейшество Кирилл, стоявшие в алтаре, решили переброситься парой слов с ведьмой, находившейся там же, чтобы разъяснить для себя некоторые тёмные вопросы.
— Послушайте, уважаемая э… уважаемая ведьма… — начал речь Кирилл, — послушайте, а что — всё-таки никак нельзя сделать ему насмерть?
— Я же тебе сказала, — молвила ведьма, — я же сказала: нет на то Божьего попущения! Когда ты мне дал его фотографию, то я тут же призвала служащего мне беса и сразу же выяснила у него насколько и как именно мы сможем навредить тому, кому вы хотите и при каких и на каких условиях. И я честно рассказала вам о возможных вариантах. И вы сами вместе с этим… с Илларионом… да, кажется, Илларионом… вы сами выбрали тот вариант, который вам наиболее подходит. Вроде бы насчёт того, как и что мы можем ему сделать и что именно будем ему делать — разумеется, в пределах наших возможностей — мы уже говорили — и не один раз; и в результате этих разговоров уже пришли к вполне определенному решению. Так неужели вы сейчас передумали?! Конечно, вы можете передумать — это ваше право. Но в этом случае всё будет несколько дороже. К тому же вы и так выбрали самый сильный вариант! Ведь для свершения колдовства понадобилось, чтобы аж тринадцать архиереев сразу вместе, соборно, служили чёрную мессу и призывали демонов. Да ещё в действующем кафедральном соборе или подобном по статусу храме! А обычно дело обходится тем, что её, эту мессу, служит один сельский священник в полуразрушенной часовне, стоящей возле деревенского кладбища! Вы и так чёрти что задумали с человеком сотворить! Угомонитесь уже! Успокойтесь! Разве того, что с ним произойдет — разве этого вам мало?
На короткое время наступила тишина — только лишь продолжалось бормотание задом наперед молитвы «Отче наш» да потрескивали сальные свечи: чёрная месса служилась при естественном, природном освещении и в алтарь Елоховского собора было занесено несколько подсвечников, в которые были поставлены свечи из свиного и собачьего сала или, вернее, жира. В семисвечник, стоявший перед престолом, тоже были поставлены и зажжены такие же свечи — только очень толстые.
Тишину нарушил Илларион Алфеев:
— Послушайте, — сказал он ведьме, — и всё-таки я не понимаю: почему ему нельзя сделать насмерть? Вы же сами говорили, что многим другим — можно! А вот именно ему почему-то нельзя. Почему же?
Ведьма пришла в негодование и резко ответила:
— Почему?! И ты, ты, митрополит православной церкви, ещё у меня, у ведьмы, спрашиваешь «Почему?!» Да потому, что нет на это дело Божьего попущения! И из-за этого до таких пределов, до каких тебе хочется, нам ему не навредить, ибо мы не сможем справиться с Божьей защитой, которая охраняет его! Можно, конечно, попробовать, но нам же хуже будет! И демонам, которые нам будут служить!
— Будто не знаете — сказал ведьма, обращаясь и к Кириллу, и к Иллариону, и к другим архиереям, оказавшимся рядом, — будто вы не знаете, что для выполнения колдовства нужны три вещи: ведьма, демон и Божье попущение. В роли ведьмы выступаю я, а также все вы, служащие чёрную мессу; демон, заручившись изъявлением нашей воли на зло, то есть нашим согласием на зло, будет действовать как наше орудие. А попущение Божье нужно для того, чтобы мы и демон всё это смогли свершить — ведь лишь при Божьем попущении Бог снимет защиту с того, на кого направлено колдовство. И когда все три условия сходятся — тогда и совершается колдовство. Именно тогда демон обретает дополнительные способности и возможности вредить тому, против кого мы колдуем. И это происходит оттого, что мы берём на свою совесть ответственность за его вредоносные действия. Мы все, мы все — и я, и вы! — вместе с демонами несём ответственность за свершенное; и на нас на всех — вместе с демонами! — ляжет вина за то, что произойдёт! Но если хотя бы одно условие не соблюдено, то колдовство не свершиться. Нечто вы, Ваши Высокопреосвященства, «Молота ведьм» не читали?!
— Послушайте… — продолжил спрашивать ведьму Илларион, — я вот часто думаю: пусть нет божьего попущения на его смерь — но ведь и то, что мы решили сделать с ним — оно ведь тоже очень ужасно! Вот, вы говорили о Божьем попущении и Божьей защите; так скажите же: как Бог может попустить такое?! То есть то, что мы собираемся сейчас сделать?!
— Будто вы не помните, что сказал Достоевский, — молвила ведьма, — а именно то, что глубину и могущество власти Дьявола над творением трудно даже и вообразить, ибо она доходит до глубин, человеку неведомых и его умом неохватываемых. А теперь — за дело!
Между тем, три архиерея закончили читать перед царскими вратами «Отче наш» задом наперед; наступила пора начинать чёрную мессу. Отверзлись царские врата. Его Святейшество Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл большим пальцем левой ноги небрежно начертил крест на полу и неистово возгласил:
— Во имя Сатаны, Люцифера и Самаэля!
В ответ раздался громкий и пронзительный возглас ведьмы:
— Сатануйя! Сатануйя! Сатануйя!
Его Святейшество начал кадить. В кадило, естественно, вместо ладана была положена зловонная сера…
Чёрная месса, которую служили собравшиеся в алтаре архиереи, была очень короткой — ибо она являлась ничем иным, как переделанным евхаристическим каноном литургии Иоанна Златоуста и, соответственно, длилась не более пятнадцати минут. Суть же мессы заключалась в превращении смеси собачьей и свиной крови в «кровь Сатаны», а мумифицированной плоти летучей мыши — в «плоть Сатаны». Эти полученные «кровь и плоть» при причащении ими усиливали возможности ведьм и колдунов; они же, эти вещества, зачастую требовалась и для совершения различных магических операций. Некоторые ведьмы и колдуны называли «кровь Сатаны» «кровью вурдалака» или «вместилищем лунного сияния», а «плоть Сатаны» — «плотью ночи» или «плотью Пифона». «Кровь и плоть Сатаны» считались его слугами самым действенным магическим средством, которое может их приблизить более всего прочего к своему господину.
Вскоре в Чаше, стоявшей на антиминсе в самом центре начерченной на нём перевернутой пентаграммы, уже плескалась «кровь вурдалака», в которой плавали кусочки «плоти ночи». Сначала ведьма, а потом тринадцать епископов причастились из чаши обоих субстанций; некоторые при этом весьма морщились — но пути назад не было, ибо начатое требовалось закончить под страхом грозного гнева Князя Тьмы.
После причастия ведьма окропила «кровью вурдалака» сначала престол, а затем пол алтаря и его стены. Наступило время свершения ужасного колдовства. Ведьма стала перед престолом, сложила руки на груди, а затем воздела их вверх и начала моление к Князю Тьмы:
— О Князь Тьмы, Князь Мира Сего, единый в трех — в Сатане, в Люцифере и в Самаэле! К тебе взываю я! Услышь меня! Услышь и исполни просьбу мою!
После этого ведьма дико захохотала и произнесла нараспев высоким голосом — колоратурным сопрано — следующий возглас:
— Мышь скребется по сусекам,
Стань, Кураев, гомосеком!
И тринадцать архиеерев низкими утробными голосами, свойственным маститым архидиаконам, повторили этот возглас:
— Мышь скребется по сусекам,
Стань, Кураев, гомосеком!
Далее ведьма продолжила:
— О Князь Тьмы! Да будет он не только гомосеком пассивным, но и активным!
После этого ведьма подала другой возглас:
— Филин ухает в ночи,
Член Кураева, торчи!
И тринадцать архиереев низкими утробными голосами повторили за ней:
— Филин ухает в ночи,
Член Кураева, торчи!
Ведьма же продолжала:
— О Князь Тьмы! Да будет он не только гомосеком активным, но и пассивным! И прежде всего — пассивным!
После этих слов архиереи подняли и открыли две коробки с игрушками; эти коробки стояли близ алтаря и в них были две анатомически точных куклы: одна кукла была куклой девочки лет трех, а другая — мальчика этих же лет. Обе куклы были положены на алтарь. Его Святейшество Кирилл надел на лицо куклы мальчика маску, на которую была наклеена фотография лица того, против кого было направлено свершавшееся колдовство.
Действо продолжалось. Ведьма подошла к куклам, лежавшим на алтаре, и достала нож. Сначала ведьма вырезала у куклы девочки женский половой орган, а затем проделала возле ануса куклы мальчика большую дырку. После этого ведьма вставила вырезанный у куклы девочки женский половой орган в дырку, образовавшуюся в области ануса куклы мальчика. Потом ведьма взяла Чашу с «кровью вурдалака» и обильно окропила ею куклу мальчика. А затем ведьма поставила Чашу обратно на престол, на антиминс, и чудовищно-высоким голосом возгласила:
— Не сухотка, не ангина —
’з жопы будет пусть вагина!
И когда ведьма произносила эти слова, то несколько раз пронзила голову куклы мальчика своим ножом; и каждый раз она проворачивала нож в голове куклы, словно стремясь взболтать имевшийся там мозг. При этом тринадцать архиереев троекратно повторили сказанное ведьмой своими низкими голосами:
— Не сухотка, не ангина —
’з жопы будет пусть вагина!
Затем, закончив предыдущую операцию, ведьма огляделась вокруг и с чувством глубокого удовлетворения произнесла:
— Ведьма, кровь из чаши пей!
Всё — навек Кураев — гей!
И архиереи, тоже не без подобного же чувства, повторили:
— Ведьма, кровь из чаши пей!
Всё — навек Кураев — гей!
Ведьма вновь взяла Чашу и причастилась из неё обеих веществ — «крови вурдалака» и «плоти ночи»; затем она пустила Чашу по кругу и стоявшие возле алтаря архиереи также вновь причастились. Наконец, Чаша вернулась на своё место, на антиминс.
Оставалось произнести молитвы. Ведьма взяла в руки огромную колдовскую книгу, загодя положенную на престол вместо Евангелия, открыла ее на нужной странице, набрала в грудь побольше воздуха и начала взывать к Сатане:
— О, Князь Тьмы и Князь Мира Сего, единый в трех — в Сатане, Люцифере и Самаэле! Открой кладязь адской бездны и сними печать с врат её! Выпусти тринадцать блудных скверных и нечистых архидемонов адской бездны, да поразят они врага, против которого направлено наше колдовство!
— К вам взываю я, о тринадцать великих блудных архидемонов и стратилатов[2] адской бездны, к вам, о начальники тринадцати легионов блудных бесов, несущих всякий блуд и всякую нечистоту и всякое развращение в человеках и всякое омрачение в умах их! К вам и к легионам подвластных вам демонов!
— Сракотрахаддо́н, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Педероме́лех, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Геефа́н, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Хреноглотофо́р, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Миньетиэ́ль, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Аналинкиэ́ль, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Дилдиэ́ль, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Фельчингодро́м, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Риммингзмода́л, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Свингербра́с, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Свалдабао́ф, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Аналла́т, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Мастурбокаро́н, к тебе взываю я и к легиону, что под властию твоею!
— Восстаньте из глубин преисподней и из бездны ада, найдите врага нашего и поразите его, и сотворите с ним по воле нашей, которая была открыта вашему великому и страшному господину — Князю Тьмы, который есть Князь Мира Сего, владычество которого простерто до самых глубин адских бездн! Великим страшным именем его заклинаю вас! Заклинаю вас именем Сатаны, Люцифера и Самаэля!
Ведьма окончила моление на пронзительно-высокой ноте и тринадцать архиереев тут же вслед её произнесли:
— К вам взываем мы, о тринадцать архидемонов, тринадцать начальников, властителей и стратилатов адской бездны и глубин ада и к легионам бесов, подвластных вам!
— Сракотрахаддо́н, Педероме́лех, Геефа́н, Хреноглотофо́р, Миньетиэ́ль, Аналинкиэ́ль, Дилдиэ́ль, Фельчингодро́м, Риммингзмода́л, Свингербра́с, Свалдабао́ф, Аналла́т, Мастурбокаро́н и легионы демонов, что под властию вашею! Восстаньте из глубин преисподней и из бездны ада, найдите врага нашего и поразите его, и сотворите с ним по воле нашей, которая была открыта вашему великому и страшному господину — Князю Тьмы, который есть Князь Мира Сего, владычество которого доходит до самых глубин адских бездн! Великим страшным именем его заклинаем вас! Заклинаем вас именем Сатаны, Люцифера и Самаэля!
И после того, как последнее слово было произнесено, случилось то, чего никто из архиереев не ожидал — хотя ведьма не раз рассказывала им об этом и предупреждала их о том, как при этом себя вести. Елоховский собор огласил мощный оглушающий низкий рык; он был настолько низок, что находился на грани восприятия слухом. Воздух словно завибрировал, а тьма храма словно сгустилась. Странные и страшные тени замелькали возле алтаря и архиереев; они начали танцевать какой-то завораживающий и увлекающий танец; затем они закружились в черном вихре, который поднялся от пола алтаря до самого потолка над алтарем.
— Врата отверсты! — прорычал откуда-то низкий голос.
Все архиереи услышали этот голос; словно заколдованные стояли они, не шевелясь, возле алтаря.
— Чего стоите?! Отбегайте подальше от алтаря, к стенам! Что я вам говорила?! Быстро! Выходите из вихря теней, который кружит над алтарем! — пронзительно заорала ведьма.
Но архиереи её словно не слышали. Они стояли и смотрели на вихрь теней, внутри которого находились — вихря, который уходил высоко вверх, под самый потолок алтаря, и, по-видимому, далее продолжался в небесной выси.
Пентаграмма, начертанная на антиминсе, вспыхнула ярким багровым светом; через несколько секунд из неё изошло яркое красное пламя; столб пламени взметнулся до самого потолка. Произошёл взрыв; пламенные языки огня разошлись из пентаграммы в разные стороны, повалив стоявших возле алтаря архиереев на пол. Несколько архиереев потеряли сознание; остальные же отползли от престола к стенам. Прислонившись к стенам, они с удивлением продолжали заворожено смотреть на престол, не находя в себе сил прекратить страшное зрелище. Столб огня по-прежнему бил из пентаграммы, нарисованной на антиминсе, в потолок, в полусвод, алтаря — даже, пожалуй, он бил ещё сильнее. Раздался ужасный скрежет, скрип и звон цепей, сопровождаемый дикими нечеловеческими воплями. Огненный столб превратился в огненный вихрь. Из пентаграммы стали во множестве появляться странные чёрные существа с крыльями; и только лишь успевали они появиться, как столб огненного вихря уносил их прочь, ввысь. Эти существа проходили через потолок и покидали храм, а затем исчезали в ночном московском небе. Среди них были существа с мечами, трезубцами и копьями, бывшие сами по себе, и существа, восседавшие на крылатых драконах; эти существа держали в своих руках изумительные, неземные блистающие мечи и щиты.
Через несколько минут всё закончилось. Одни архиереи лежали далеко от алтаря на полу, прислонившись к стенам; они с трудом дышали, будучи перепуганы до смерти увиденным; другие же архиереи, которым повезло меньше, — те, что не смогли отползти к стенам, — в бессознательном состоянии валялись на полу возле алтаря.
— Вставайте, вставайте! — начала ободрять ведьма архиереев. — Вставайте! Всё закончилось. Как и было обещано, на зов пришли тринадцать легионов демонов плюс тринадцать архидемонов-стратилатов. Из самых глубин и бездн ада. В каждом легионе — четыре тысячи двести обычных, «пеших», демонов — что-то вроде пехоты — и триста демонов верхом на демонах-драконах — что-то вроде конницы. И, конечно, плюс ещё тринадцать архидемонов-стратилатов, начальников над легионами. Состав римских легионов знаете? Помните? Нет?! Историю в школе не учили что ли? И почему вы не отошли к стенам, когда услышали возглас «Врата отверсты!»?! Я вам сколько раз про это говорила?! Ведь вам же не придет в голову стать на пути стада несущихся на вас бегемотов или бизонов? Хорошо, хоть никто не пострадал! Легко отделались!
Чёрная месса и следующие за ней колдовские действия были закончены. Епископы сняли свои облачения и стали одеваться в светские одежды. Лишь один из них — митрополит Питирим — вместо светской одежды облачился в иерейскую фелонь, вышел из алтаря, подошёл к аналою и громко слащаво-елейно сказал:
— А теперь, отцы и братья, прошу на исповедь! Сегодня мы тяжко нагрешили колдовством, молитвами к Сатане и бесам, кощунством и прочими непотребными делами! Поспешим же покаяться, чтобы милосердный Господь простил нам грехи, и далее да будем проводить свою жизнь в чистоте и непорочности!
Митрополит Питирим достал требник и стал читать молитвы перед исповедью. Прочие епископы во главе с Патриархом и митрополитом Илларионом потянулись к аналою, чтобы исповедаться в совершенных только что беззакониях и грехах. Но это сильно не понравилось ведьме. Она ударила метлой об пол и громко возмутилась:
— Вы что?! Совесть уже замучила что ли?! Так знайте: если сейчас исповедуетесь, то я не гарантирую, что все наши действия к чему-то приведут! Вот так! Поэтому подождите исповедоваться хотя бы с полгода или год. Через полгода или год с ним… с этим… всё уже будет сделано окончательно!
А затем ведьма громко захохотала и, сквозь смех, добавила:
— Если только, конечно, покаяние ваше будет искренним. Если же нет — то можете исповедоваться прямо сейчас хоть десять раз, но при этом всё, что было мной и вами наколдовано, всё равно с ним свершиться и демоны, вышедшие из ада, завершат свою работу так, как им и было приказано! Поэтому, по-видимому, ваша исповедь ничего не поменяет.
Несмотря на такие слова ведьмы, епископ Питирим Волочков захлопнул требник и пошёл переодеваться в светскую одежду. Покаяния архиереи решили не проводить.
— Что же… — молвил Патриарх Кирилл, обратившись к митрополиту Иллариону, — придётся подождать с полгода; а лучше — с год. Поступим так, как посоветовала ведьма. Нужно, чтобы уж наверняка было сделано. Нельзя рисковать!
Митрополит Илларион понимающе кивнул.
Епископы, переодевшись, стали расходиться из храма. Было очень поздно, а уже грядущим утром их ожидал тяжелый и напряженный богослужебный день.
Ведьма прислонила свою метлу к стене алтаря и тоже начала переодеваться, чтобы ехать домой. Шёл первый час ночи.
Его Святейшество Кирилл на мгновение задумался и в его голове возник новый вопрос к ведьме. Он подозвал к себе Иллариона Алфеева, уже переодевшегося, и они вместе подошли к колдунье. Кирилл спросил её:
— Послушайте. Вы предложили сделать его… этого… его… геем по ритуалу, который предполагает как физическую трансформацию тела, так и психическую трансформацию души. Вы сочли это наилучшим — в смысле: наивреднейшим и наиужаснейшим для него, чего мы у вас, собственно, и просили — чтобы всё повредней и поужасней быо… И посильней. Но, в то же время, я, как архипастырь, должен заметить и засвидетельствовать, что церковное учение о природе гомосексуальности не таково. Согласно церковному учению гомосексуальность возникает или от развращённости и саморазвращённости человека, которой сопутствует соответствующее демонское воздействие, или от демонского насилия, которое может доходить до одержимости; либо, разумеется, и от того и от другого вместе. То есть согласно церковному взгляду гомосексуальность не предопределена биологически и, аналогичным образом, не предопределена тем, что заложена в устроении души. Ваш же ритуал говорит не о том, о чем учит церковь — он говорит о том, что гомосексуальность именно что может быть предопределена биологически и психически — то есть прирожденным устроением тела и души. И, таким образом, получается не два, а три составных источника гомосексуальности: развращенность, одержимость и биологически-духовная предопределенность. Как это понимать? Ведь церковь, источник и кладязь истины, так не учит, а учит существенно иначе!
Ведьма усмехнулась и молвила:
— Ваше Святейшество! Церковь много по каким вопросам учит, как вы изволили выразиться, не так, а существенно и даже совершенно иначе. Например, она учит о тверди — твёрдом небесном своде, к которому прикреплены солнце, луна и звёзды; она учит о небесном океане, который плещется над этой твердью, а также о том, что земля — плоская и круглая и имеет края; а ещё о том, что первостихиями были вовсе не химические элементы или частицы, но обычная вода, которая течёт из водопровода в вашей кухне. Вспомните и церковное учение о том, что в конце времен все звёзды с этой самой тверди попадают на землю! Вы сами всё это знаете и отлично помните, Ваше Святейшество!
Патриарх Кирилл смутился и промолчал на это едкое замечание. Затем он спросил:
— Хорошо. Допустим, вы правы. Отметьте: я с вами вовсе не соглашаюсь — я только лишь хочу рассмотреть ситуацию со всех сторон при том допущении, что вы правы. Почему же, по-вашему, гомосексуальность, приобретенная через трансформацию души и тела и имеющая биологическую и психическую основу, ужасней, чем гомосексуальность, приобретенная через развращение демонами и демонскую одержимость?! Признаться, я думал, что вы нашлёте демонов на… на него… чтобы они через всякие искушения постепенно развратили его, а затем, ввергнув его в пучину греха, вошли бы в него и сделали бы его одержимым… одержимым развращенным геем, ненасытным ко греху… Конечно, и тот, кто гей биологически и психически, через свою гомосексуальную предрасположенность может развратиться и стать одержимым демонами; но тут, в случае биологической и духовной обусловленности гомосексуальности и предрасположенности к ней, всё выглядит несколько иначе… несколько снисходительней, так сказать…
Ведьма снова усмехнулась и сказала:
Во-первых, Ваше Святейшество, сами подумайте: одержимость от демонов и развращенность можно победить молитвою и постом, а также приобщением к различным святыням; учтите также, что демона может изгнать опытный экзорцист. А если наколдовать на какой-то предмет и затем подложить этот предмет, скажем, под порог его дома или зашить в подушку, на которой он спит — то ведь кто-то может об этом догадаться или провидеть и сообщить ему об этом. Кто-нибудь из святых подвижников. А затем этот предмет уничтожат. Впрочем, эти действия с наколдованным предметом — по сути то же самое, что и приставление к нему ещё нескольких демонов для искушения и совращения. И, в принципе, их можно прогнать и иным способом. Постом и молитвой. Но что делать с биологической и психической предопределенностью и предрасположенностью? Ведь избавиться от такой гомосексуальности — это всё равно, что вырастить отрубленную руку или ещё одну, вторую, пару глаз… Или начать видеть в ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах…
— Ха-ха-ха! — весело засмеялся Его Святейшество. — Если так и обстоит дело, то вы, пожалуй, правы…
— К тому же, — продолжила ведьма, — с чего вы взяли, что, делая его биологически и психически геем, мы не посылаем демонов, которые будут развращать его и делать его одержимым?! Наш ритуал подразумевает как одно, так и другое; вместе с третьим, разумеется. Ваше Святейшество! Уверяю вас: будут задействованы все три фактора, названные вами! Все три источника и три составные части гомосексуальности!
— Да ну?! — радостно и весело спросил Кирилл.
— Именно так! — сказала ведьма.
— А, во-вторых, — продолжила ведьма, — я прошу больше не говорить, что будто бы «я сделала с ним это», «я сделала с ним то». Не «я», а «мы». Все мы виновны в том, что с ним сделано; и все мы за это будем отвечать. Все вы, все тринадцать архиереев, — точно такие же соучастники в деле, как и я; и поэтому вам отвечать так же, как и мне. И без вашего изволения, без изволения каждого из вас, ничего бы с ним не произошло! И поэтому, — тут ведьма засмеялась громко, засмеялась в лицо Кириллу и стоявшему рядом с ним Иллариону, — и поэтому вы нисколько не лучше меня. А даже хуже… Прощайте! Я ещё свяжусь с вами и дам вам дальнейшие указания. А пока, надеюсь, вторая причитающаяся мне сумма будет в срок переведена через два дня.
— Постойте… постойте… — недоуменно сказал Илларион Алфеев, — а то видение, которое мы видели, — этот темный вихрь теней, этот огненный столб из закрученного в вихрь огня, этот лязг и скрежет… Эти существа… существа с трезубцам, мечами и копьями… существа на драконах… Это всё было взаправду или только казалось нам? Неужели это всё было взаправду?!
Ведьма усмехнулась, презрительно окинула взглядом Иллариона, и сказала:
— Вы обратились не к шарлатанке. Я — не шарлатанка-гипнотизерка. Моему роду уже больше трех тысяч лет. Он начался тогда, когда Романовы, Рюриковичи и даже Меровинги ещё лазили по деревьям… Запомните это! И все вы в этом вскоре убедитесь.
Ведьма взяла в руки сумку с одеждой и метлу и направилась к выходу, на автостоянку, чтобы ехать домой. Архиереи уже разошлись. А Илларион и Кирилл ещё несколько минут молчаливо стояли друг напротив друга и с изумлением обдумывали услышанное и увиденное. Кирилл, наконец, прервал молчание:
— Вообще-то, чёрт с ним, с Кураевым. Надеюсь, совесть будет несильно мучить нас из-за того, что мы с ним сделали… Так ему и надо! Совсем разошёлся: то у него, понимаешь ли, тот — член гей-лобби, а этот — так вообще — сам гей. И кроме геев и членов гей-лобби, по-Кураеву, среди епископов и прочих важных лиц в церкви больше вообще никого нет. Слишком умный он, этот Кураев, да догадливый. И я у него — гей, и митрополит Никодим, и владыко Питирим, и ещё много кто. Весь Интернет этот Кураев своими догадками уже засрал. Аж непродохнуть! Только напишет — и вся страна тотчас обсуждает. Сверхгерой, видите ли он! С мужеложцами и педофилами в рясах воюет и не даёт им развращать юные души неутвержденных семинаристов и наивных алтарных мальчиков… Да ты их души сам-то видел?! Супермен он! Айронмен! Росомаха! Бэтмен против Джокера! Ксавье против Магнето! Чёрный Плащ против Мегавольта! Он, видите ли, — Артур, а мы все — коллективный Мордред! Вот пусть сам и побудет геем и поймет — каково это — быть геем! Сам, небось, первый к геям побежит и первый же в гей-лобби попробует записаться — словно пионер, желающий поскорее стать комсомольцем. А геи и гей-лобби ещё посмотрят — записать его в свои ряды или нет. Умный какой нашёлся… Профессор… Вундеркинд пятидесятилетний… Тоже мне…
— Да, нечего его жалеть! — поддакнул Илларион.
После этого Илларион осмотрелся вокруг, мысленно вспоминая то, чему свидетелем он стал сегодня ночью, между 00:00 и 00:30, и сказал:
— Невероятно. Это всё правда! Врата преисподней… Всадники-демоны на демонах-драконах… Тринадцать легионов… Тринадцать архидемонов-стратилатов… Невероятно… Это невероятно… Значит… значит там, там… значит там что-то есть!
2. Трагедия на дороге между Москвой и Сергиевым Посадом
Было утро Страстной Пятницы. Кураев проснулся очень рано. Взглянув на часы, он увидел, что времени до того срока, когда ему следовало отправляться в родной храм, где он служил заштатным дьяконом, было ещё очень много. Тогда Андрей Вячеславович стал думать о том, чем ему можно занять время. Кураев решил, что ему следует полазить в Интернете и, может быть, даже написать пару постов, обличающих мужеложников, окопавшихся в Церкви. Собственно, писать ему ничего было не надо — можно было просто опубликовать несколько писем, которые прислали ему вчера его корреспонденты из различных дальних и близких епархий. Писем было то ли три, то ли четыре.
— Сколько же вас, пидарасы! — пронеслось в голове у Андрея Вячеславовича. — Каждый день почти мне про вас пишут. И не по одному письму шлют, а по два-три, а то и по целых четыре!
Кураев опубликовал свои письма и стал бесцельно бродить по православному русскоязычному Интернету. На сайте журнала «Фома» он нашёл про себя статью, опубликованную в номере за позапрошлый месяц. Статья называлась так: «Как на самом деле был низвергнут Андрей Кураев святюсеньким Патриаршенькой Кириллом». Хотя с того времени, как Кураева отовсюду повыгоняли, прошло уже много времени — больше трёх лет — но история этого всё ещё интересовала многих и поэтому статья была весьма кстати. В ней описывалось не только, что да как было, но и велась полемика с Андреем Вячеславовичем через множество обращённых к нему вопросов и разъяснений. Кураев с нескрываемым любопытством стал читать эту статью.
«
Как на самом деле был низвергнут Андрей Кураев святюсеньким Патриаршенькой Кириллом
При восшествии на престол Святейший Патриарх Кирилл, уподобившись царю Соломону, молил Господа, чтобы Тот даровал ему мудрость для управления церковью Христовой и, в особенности, множеством подчиненных ему клириков. И всещедрый Господь услышал его и не оставил просьбу его тщетной.
Однажды Патриарх Кирилл, этот столп от земли до неба, стяжавший ум Христов, доблестный муж, обильно исполненный божественной премудростью, для пользы церковной задумал посвятить в епископа видного миссионера Андрея Кураева — ибо слава о делах его дошла до слуха Святейшего. И посему он стал молить Господа, чтобы Тот открыл ему духовное состояние Андрея Вячеславовича, дабы быть точно уверенным — достоин ли он епископского сана или нет. И эта молитва верного раба Божьего также не осталась безответной.
Во время благопотребное случилось так, что Святейший Патриарх с некоторыми другими епископами и некоторыми маститами протопопами шёл по Троице-Сергиевой Лавре, а навстречу им шёл Кураев. И только лишь они завидели друг друга, как Господь немедля в божественном видении показал Патриарху Кириллу духовное устроение и расположение Кураева. И так, в божественном видении, Кирилл узрел очень и очень низкий духовный уровень Кураева. Кирилл даже громко рассмеялся тому, как вообще может быть такой маленький духовный уровень даже у начинающего православного христианина?! А ведь Кураев пробыл в церкви уже несколько десятков лет! Да не простым мирянином — к тому времени он окончил Духовную Семинарию и Академию, пробыл годы референтом патриарха, стал преподавателем в Духовной Академии, участником богословской комиссии и даже профессором богословия и написал много духовных книг. И, к тому же, он ещё был рафинированным интеллигентом, кандидатом светских наук и преподавателем МГУ.
Тогда спутники Патриарха Кирилла спросили его:
— Чему смеётесь, Ваше Святейшество?
Он же им проглаголал:
— Вон, смотрите — идёт всем известный Кураев. Присмотритесь, какой низкий и маленький у него духовный уровень!
— Ничего не видим, Ваше Святейшество! — ответили Патриаршеньке его спутники.
Тогда Его Святейшество сотворил молитву к Господу, дабы милосердный Владыка открыл и им духовный уровень Андрея Вячеславовича. И Господь вновь услышал молитву Патриарха, избранника Своего. Тогда открылись у епископов и протопопов, бывших с Кириллом, духовные очи и узрели они маленький и низкий духовный уровень Кураева. И тогда поняли Кирилл и его спутники, что вся слава Кураева — земная, бесовская, от стихий мира сего, а не от божественного просвещения и не от силы Святаго Духа. Тогда уразумели они, что вся премудрость Кураева есть земное лукавствование и сплошная еллинская философия, изощренные софистика, силлогистика и диалектика. А всё сие есть ничто иное, как внешняя[3] блядь[4], которая, в лучшем случае, может быть лишь служанкой богословия и божественного откровения — и не более. Да и то, если философ просвещен Богом, не лукав и не блядив[5] по натуре своей — то есть не таков, как Андрей Вячеславович. По сем же, снова будучи просвещены Богом, явно узрели епископы и протопопы то, как лукаво оплетает хитро составленным словесами по стихиям мира сего Андрей Вячеславович умы неутверждённых в истине к своей собственной и к их погибели. Тогда сказали они Кириллу:
— Ваше Святейшество! С этим нужно что-то делать! Нельзя позволять сему умственному волку пожирать овец стада Христова ради умножения собственной славы! Нельзя позволять, чтобы он своими афинейскими[6] философическими хитросплетениями лживых и гнилых словес подавлял божественную и святую истину, которую Господь открывает в Духе и силе тому, кто чист сердцем.
Тогда Кирилл говорит им:
— Вижу, вижу сие братья! Вижу и, как и вы, мню, что с Кураевым надо что-то делать. Да запретит ему Господь! Итак, братья, умножим нашу молитву — будем молиться, чтобы и другим Господь открыл о том, каков истинный духовный уровень Андрея Кураева, какой на самом деле размер у его духовности! И да усилим ради сего пост: да будем сорок дней вкушать лишь по одной просфоре и пить лишь по стакану святой воды в день. И да пойдем и благословимся ради святого дела у святого Сергия!
И ответили Кириллу епископы и маститые протопопы:
— Да будет по слову твоему, Святейший Владыка! Благослови нас!
И се, по прошествии сорока дней Его Святейшество встретился с ректором Московской Духовной Академии и сказал ему:
— Обратите внимание на духовный уровень Кураева. Что скажете о нём?
Тогда ректор присмотрелся внимательнее к Кураеву и по молитвам Его Святейшества узрел низкий и маленький духовный уровень Андрея Вячеславовича. А после сего ректор тотчас же громко рассмеялся и сказал:
— Ваше Святейшество! Спасибо вам, что подсказали! Уж не знаю — и как мы раньше сами не заметили, того, низок духовный уровень у Кураева и как мал размер у его духовности! Несомненно, такой человек не может быть преподавателем и профессором Духовной Академии. Да что там! Таковой человек не может даже преподавать в обычном епархиальном училище или даже простой деревенской воскресной школе! Итак, позвольте, Ваше Святейшество, мы его удалим из своей среды.
Тогда Кирилл смиренно попросил:
— Только не говорите Кураеву о причинах его увольнения, чтобы не лишить его награды за то, что он сам узрит свой грех и так, самостоятельно узрев свой грех, раскается. Итак, пусть он сам подумает и поразмыслит о том, в чём его недостаток и каков его грех. Пусть сам дойдёт до понимания того, за что он был удалён из Академии. И да наставит его Господь на путь покаяния и исправления! Как знать — может быть, раскаявшись, он составит и воспоёт такие покаянные псалмы, которые затмят пятидесятый псалом Давида? Как знать — может быть, эти кураевские псалмы войдут в золотой фонд нашей церкви и будут каждый день воспеваться за богослужениями?
Тогда ректор Духовной Академии попросил всех заведующих кафедрами внимательнее присмотреться к духовному уровню профессора Андрея Кураева. Заведующие же кафедрами попросили об этом остальных преподавателей. И так все профессора, кандидаты и магистры, все преподаватели Академии заинтересовались духовным уровнем Кураева и размером его духовности. И по патриаршей молитве познали и уразумели они то, сколь низок этот уровень и сколь мал этот размер.
Так весь профессорско-преподавательский состав осознал, что не место Кураеву в Московской Духовной Академии и Семинарии. Тогда собрались все преподаватели, доценты и профессоры Академии и купно единогласно извергли Кураева из среды себя и по просьбе патриаршей не сказали за что.
Тогда Кирилл обратился к главе богословской комиссии и сказал ему то же самое, что прежде сказал ректору Духовной Академии. И по молитве Патриарха глава богословской комиссии тоже узрел низость духовного уровня Кураева и малый размер его духовности. Прозревши же, глава комиссии рассмеялся и понял, что не место Кураеву среди членов комиссии. Тогда сказал глава богословской комиссии прочим рядовым членам, чтобы те поподробнее присмотрелись к духовному уровню и к размеру духовности Андрея Кураева. И вновь по сугубой патриаршей молитве уразумели все они сколь низок оный уровень и сколь мал оный размер. И тогда, как и глава их, поняли они, что не место Кураеву среди них. И собрались они все вместе и единогласно извергли Кураева из среды себя. И, по просьбе Патриарха, снова не было сказано Кураеву о том, за что его извергли — дабы он не лишился награды за то, что сам узрел свой грех и добровольно раскаялся в нём.
После сего Патриарх Кирилл обратился к ректору МГУ и попросил и того внимательнее присмотреться к духовному уровню и размеру духовности Андрея Кураева. И по трегубой патриаршей молитве ректор узрел оные. Тогда Патриарх Кирилл спросил ректора:
— Что скажете?
Ректор же ответил:
— Не ладно всё это, отче, не ладно! Теперь государство и церковь заедино, хоть это и не афишируется. А это предполагает, что Кураев, хоть и должен говорить о религии по-светски, но, тем не менее, исподволь он должен располагать слушателей к принятию православия. Такова установка государства. Но как он будет располагать к этому, если у него столь низкий духовный уровень и столь малый размер духовности? Ведь здесь необходимы явления Духа и силы Божьей! Мню, Ваше Святейшество, что не место Кураеву в МГУ среди преподавателей!
Тогда обратился ректор МГУ к сотрудникам кафедры, на которой работал Кураев, и попросил их внимательнее присмотреться к тому, соответствует ли Кураев тем высоким стандартам, которым он должен удовлетворять согласно гласным и негласным требованиям государства и надлежащим ли образом он исполняет свои обязанности. И вновь по трегубой патриаршей молитве узрели все профессора, доценты и преподаватели кафедры, на которой работал Кураев, что не удовлетворяет он этим требованиям и исполняет свои обязанности ненадлежащим образом. И поняли они, что не место Кураеву среди профессорско-преподавательского состава МГУ и что не может он преподавать не то что в университете, но даже в школе вести уроки труда или ОПК не может — хоть и кандидат наук. Тогда собрались они купно и единогласно извергли Кураева из среды себя. И снова по просьбе Патриарха не было сказано Кураеву за что его извергли.
О Кураев, как трёхкратно ты был извержен подобно Люциферу из среды огненных камней! О Кураев! Помысли — кем ты был и кем стал по грехам своим! Некогда, будучи референтом, предшествовал ты Святейшему Патриарху, предваряя путь его подобно утренней звезде, предшествующей Солнцу, — и что теперь?! О горе! Горе!
После же того, как извержен и исторгнут был Кураев трёхкратно — из Московской Духовной Академии и Семинарии, из богословской комиссии и из МГУ — зело задумался Патриарх: как посмотрит на оное извержение и исторжение народ божий? Не подумают ли люди, что Кураев попал безвинно в опалу?! И не будут ли они приклонять уши свои к его словесам, мня его невинным и благим агнцем, в то время как он есть козлище, погрязшее в грехах?! Ибо любит народ русский сирых и убогих, любит тех, кто безвинно пострадал за правду.
Тогда собрал Кирилл своих приближенных епископов и маститых протопопов и сказал им: «Будем сугубо молится и постится другие сорок дней, вкушая по стакану воды и по половине просфоры в день, дабы и прочие от народа Божьего узрели духовный уровень Кураева и дабы ясно стало им, чего ради трёхкратно извержен был Кураев». И как сказал Святейший патриарх, так они и сотворили. Когда же так постились и молились они, стал Патриарх Кирилл обращаться к подвластным ему епископам различных епархий, чтобы и они внимательнее присмотрелись к духовному уровню и размеру духовности Кураева. И се, по молитве патриаршей, узрели они это и познали, что по правде Божьей произошло трёхкратное Кураева низвержение и низложение.
Тогда епархиальные епископы, в свою очередь, попросили присмотреться к духовному уровню и размеру духовности Кураева благочинных, маститых протопопов и попов, протодиаконов и диаконов, а те — прочих от народа Божьего. И так по молитве патриаршей и по молитве пастырей и архипастырей народ божий тоже узрел всё ничтожество Кураева и познал, что по правде Божьей было свершено Кураева трехкратное низвержение и исторжение и что в сем деле вина целиком лежит на самом Кураеве.
Узрев же и познав всё это, все епископы, протопопы и попы, протодиаконы и дьяконы в епархиях своих изумились и подумали: «И такого-то дрянного человечишку приглашали мы читать лекции и миссионерствовать! Зачем нам нужен какой-то заштатный дьякон — хоть и из Москвы?». И, изумившись и подумав так, купно и единогласно перестали они звать к себе, в свои епархии, Кураева; и негде стало ему читать лекции, проповедовать и миссионерствовать. Равно, и книги, которые написал Кураева, повсюду перестали продаваться. И так постигла Кураева засуженная им кара.
Но были и те, кто из-за грехов своих и рабства духам злобы омрачились и не уразумели, что по грехам своим и по своей вине пострадал Кураев и воспринял наказание. И не узрели они ни истинного духовного уровня Кураева, ни истинного размера его духовности, продолжая считать его столпом православия. И вотще по недостоинству их — ибо бог века сего ослепил им глаза — была трегубая молитва Патриарха, в которой Его Святейшество Кирилл молился за них. Таковые-то негодные и греховные люди, к вящему их осуждению и стыду, возомнили, что Кураев пострадал за правду, что он — борец за справедливость, безвинно попавший в опалу и благой и кроткий агнец, к словесам которого следует приклонить ухо. И велика была промеж таковых негодных и несчастных людей вера в Кураева и в пагубные словеса его.
Что же Кураев? Когда узрел Кураев, что стал виден всему благочестивому народу Божьему, всем простецам и всем начальствующим, его низкий духовный уровень и малый размер его духовности, когда узрел он, окаянный, что уразумел народ божий, яко вся слава его и вся премудрость его есть ничто иное, как изощренность плотского ума в пустой еллинской философии, следующей стихиям мира сего и хитросплетениям софистики, силлогистики и диалектики, а паче же сего уразумел, яко чужд Кураев божественному Духу и божественной силе и яко отрекся он божественной простоты благовествования Христова, то весьма и весьма опечалился и обозлился. Да и как было не обозлиться ему — ведь мигом снизошла в ад, к рефаимам, вся слава его. Но тут же заметил Кураев тех многих помрачённых людей, которые не познали его, кураевской, ничтожности и непотребности. Тогда обрадовался Кураев и не стал каяться в делах своих, не стал исправлять путей своих, но вознеистовствовал пуще прежнего, пытаясь ещё сильнее обольстить тех, кто и так находился в заблуждении и помрачении и, если на то будет божье попущение, соблазнить и избранных.
Ещё более изощрил Кураев свой окаянный ум в софистике, силлогистике и диалектике, ещё сильней стал он предаваться блядивой еллинской философии, которая следует стихиям мира сего, а не Христу. Ещё более злохитро и искусно ум Кураева стал плести сети логических хитросплетений, дабы более удобно ему было уловлять в свои сети тех, кто отверг простоту Христова благовествования.
Но не только это сделал Кураев после своего трехкратного низвержения. Ибо воздвиг он великую непотребную хулу на священноначалие: стал он обвинять различных многих епископов, архимандритов и игуменов, а также протопопов и попов, иподиаконов и семинаристов и иных прочих в мужеложестве и педофилии и в прочих непотребных блудных грехах. Стал обвинять их в жадности, алчности, чревобесии и гортанобесии, в многоразличных поборах с приходов и во многих других грехах. Омраченные же люди зело внимали Кураеву и имели великую веру в словеса его, почитая его как борца за правду и вдохновляя его на дальнейшую брань. И так дошёл Кураев до того, что намекал, яко блаженный аввушка Никодим Ротов, учитель Святейшего Патриарха Кирилла, мужеложец есть. А поелику, как все знают, яблоко от яблони недалеко падает, оный окаянный Кураев как бы намекал и на то, что блаженненький и святюсенький Патриаршенька тоже мужеложец есть. Впрочем, будучи спрошен об этом явно, Кураев, уподобляясь коварному и лукавому змию, отвергал яко Патриаршенька Кирилл мужеложец есть. И сие делал окаянный Кураев не из страха пред блаженным и великим господином своим, владыченькой и отченькой, но поступал так, хорошо зная и ясно понимая, что не понравятся словеса такие народу Божьему. Ибо зело чтит народ Божий блаженного владыченьку и отченьку Святейшего Патриарха Кирилла.
И возымел Кураев великую зависть к исполненным духом мужам, кои безупречно и беспрепятственно проходили свое служение Господу и за это возвышены начальством были. И по зависти сатанинской Кураев запинал их, подобно аспиду, засевшему в кустах при дороге. Так, тех, кто молод был и отроду лет семнадцати или восемнадцати принял посвящение в иереи, а также тех владыченек, кои их посвятили, пятнал окаянный Кураев грехом мужеложества, намекая на то, что именно из-за него оные молодые люди посвящены в иереи были. Такожде запинал он и молодых иподиаконов, служивших у различных блаженных владыченек. И много подобных грехов сотворил Кураев по своей зависти духовной, будучи сам тощ Духа Святого. И, действуя так, много досаждений сделал Кураев епископам и видным протопопам.
И стал Кураев подобен Люциферу — ибо вознесся гордынею своей превыше всех протопопов и епископов и даже выше самого Святейшего Патриарха Кирилла, возомнив себя верховным их судиею и наставником, указующим, что им делать и как им поступать. Ей, стал он подобен Люциферу и потому, что стал день и ночь непрестанно клеветать на братию свою — да запретит ему Господь!
И стал Кураев подобен Хаму — ибо подобно ему насмеялся над своими отцами, Святейшим Патриархом Кириллом и иными епископами. Выискивал Кураев наготу духовную у блаженных владыченек, у протопопов и иподьяконов и даже у семинаристов и выставлял ее на всеобщее обозрение и насмехался над нею.
И стал Кураев подобен Иуде — ибо как Иуда отвергся Христа и продал Его, так и он, Кураев, отделил и отторг себя от единства с многими блаженными владыченьками и даже с самим Патриархом Кириллом и отвергся их, и предал их, и стал запинать их и досаждать им. Впрочем, что касается Патриарха Кирилла, то внешне Кураев не показывает сего.
И стал Кураев подобен Онану — ибо как Онан некогда извергал семя на землю, так и Кураев ныне извергает из ума своего семя злочестия и зловерия. Ей, извергает он хитросплетённые афинейские плетения еллинской философии, различные словесные изощрения в софистике, силлогистике и диалектике, кои по стихиям мира сего, а не по Христу и кои суть внешняя блядь.
Впрочем, всё это проделывал Кураев и ранее, но после своего трехкратного и трегубого низвержения стал он проделывать это и усердствовать в этом стократ сильнее и больше против прежнего — словно устремившись на собственную погибель с огромной силою и неистовством, как Дьявол, ведающий, что недолго ему осталось до низвержения в геенну огненную.
Оле! Напрасно мнил Патриарх Кирилл, что раскается Кураев и так, в покаянии своем, воспоёт дивные покаянные псалмы, которые затмят пятидесятый псалом царя Давида. Увы! Увы! О, окаянный Кураев! Видимо, и доброту Патриаршеньки толкуешь ты превратно — не как проявление милосердия, но как слабость! Не ведаешь ли, что Патрирашенька Кирилл имеет власть предать тебя во власть Сатане, да дух спасен твой будет?!
О, окаянный Кураев! Что говорил ты про трёхкратное и трегубое своё извержение и исторжение? Глаголал ты, яко мужеложцы и лобби мужеложцев подступило к Патрираху и принудило его к тому, чтобы дал он добро на твоё извержение и исторжение! О Кураев! Разве так надлежит рассуждать в себе христианину про то, отчего на него нашли бедствия и казни?! Разве не надлежит христианину прежде всего считать, что всё сие было грехов ради его, кои бесчисленны, как песок морской? Не надлежит ли ему сказать: «По делам моим достойное приемлю»? И не надлежит ли ему слёзно с умилением возопить пред величеством Божьим: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё…» и далее: «В беззакониях зачат я, и во грехах родила меня мать моя...»?
О Кураев! Ведай же, яко по делам своим и по грехам своим достойное ты приемлешь! О, окаянный Кураев! Как смел ты громогласно при всём народе разглашать грехи ближних своих и братьев своих? Разве так надлежит поступать христианину? Разве не следует христианину покрывать грех братьев своих и не осуждать оных грешников? Разве не помнишь того игумена, которого позвали обследовать келью брата, в которой, как предполагалось, пряталась блудница? Не ведаешь ли, яко сей игумен намеренно сел на бочку, в которой пряталась эта блудница, дабы её не смогли найти? Ибо не хотел оный игумен, чтобы был обесславлен пред всеми согрешивший брат? О, окаянный Кураев! Разве не слышал ты слова: «Не верь глазам своим, даже если увидишь брата твоего, в блуд впадающего»? Сказаны сии слова по причине того, что оное бесстыдное действо может быть лишь наваждение бесов, а сам же брат на самом деле в это время, может быть, пребывает в чистоте? Не надлежало ли тебе подумать, что это нечистые бесы клевещут на достойных пастырей, представляя их в видениях впавшими в различные блудные грехи? О, окаянный Кураев, злая твоя глава! Разве не знаешь ты, что верующий христианин должен считать себя ниже всех и грешнее всех, видя множество великое грехов своих и непрестанно укоряя себя в них? А, значит, истинный христианин должен почитать себя хуже и грешнее мужеложцев! Как же тогда он будет осуждать их и метать в них камин? Воистину, низок и мал твой духовный уровень, о Кураев!
Итак, что же оный блаженный Патриаршенька? Увидев, что творит Кураев, какие злодосаждения творит он епископам и протопопам, собрались близкие Его Святейшеству владыченьки и протопопы и молвили ему:
— Се, Кураев не кается, но беснуется паче прежнего. Что думаешь, Великий Господин и Отче — не пора ли извергнуть его из сана?
Тогда задумался Великий Отченька и сказал:
— Да явится на Кураеве милосердие Господа. Пусть и дальше диаконствует. Будем кротко ожидать его покаяния и обращения — ведь он и так изрядно наказан. Да будет ему его сан в малое утешение.
Тогда рекли Великому Отченьке епископы и протопопы:
— Отче! Не ведаешь ли, яко Кураев в таком состоянии в суд себе яст пиет Святые Дары? Итак, хотя бы запрети ему причащаться!
И рек святюсенький Патриаршенька:
— Кураев и так изрядно наказан. Будем ожидать его покаяния и обращения. Да не пребудет он под отлучением. А то, что он недостойно яст и пиет Дары в осуждение себе, то да пребудет сие на его совести. Не ведаете ли, яко Сам Господь мститель за сие? Не ведаете ли, яко из-за сего, по слову Павла, многие болеют и умирают? А если и не болеют и не умирают, то, мню, получают достодолжное воздаяние за это на том свете, аще не раскаются. Итак, да ждем покаяния и обращения Кураева!
И после сего стали некоторые епископы и протопопы говорить, яко премудро поступил Великий Отец Кирилл в мщении своем, не извергнув Кураева из сана и не наложив на него прещение в виде отлучения от причастия: Кураев будет во осуждение себе недостойно причащаться за каждой службой и за это подпадет под наказание от Самого Господа — или тяжко заболеет, или умрет, или и то и другое вместе; а если же этого не свершиться, то он, Кураев, за недостойное причащение всё равно будет тяжко наказан на том свете.
О, окаянный Кураев! Сколь милостиво поступил Патриарх Кирилл с тобою, не извергнув тебя из сана, не запретив тебе служение и не отлучив тебя от причастия! Помысли, окаянный — какое великое утешение оставил он тебе, недостойному! Что же ты сделал в ответ? Да, явно и прямо ты не хулишь Святейшего Патриаршеньку; ты даже, порой, хвалишь его и хорошо о нём отзываешься. Но что ты содержишь у себя внутри и для чего? Ей, содержишь ты в себе яд и злобу! Разве ты не знаешь, что Патриаршенька знает, за кого ты его почитаешь?! Разве ты не знаешь, что Патриаршенька знает, что почитаешь ты его учителя и благодетеля Никодимушку Ротова за мужеложца?! Разве ты не знаешь, что Патриаршенька знает, что и его самого ты тоже почитаешь за скверного мужеложца?! И не только мужеложца, но и стяжателя, и властолюбца, и повинного во многих прочих грехах? А добро ты говоришь про Патриршеньку лишь до поры до времени; и, притом, для того, чтобы тебе было удобнее дождаться подходящего часа и в этот час нанести удар, объявив принародно всё, что тебе якобы про Патрирашеньку и Никодимушку Ротова известно. И Патриаршенька Кирилл знает и про это! Разве ты не знаешь, о Кураев, что Патриаршенька знает и про это? Он знает, что ты уподобился аспиду, змее, засевшей в засаду при дороге; змее, поджидающей беспечного путника, чтобы запять его и поразить в пяту! Не обольщайся, о Кураев! Своими добрыми речами тебе не притупить бдительность Патриаршеньки! Он всегда готов к тому, что ты его укусишь и поразишь, как только придёт удобное для сего время! Но благ наш Патриаршенька, добр, мудр и милосерден в своем стремлении уподобится Господу нашему! Ожидает он от тебя покаяния, о Кураев, о нечестивая бесплодная смоковница! Да хранит Господь нашего Патриаршеньку!
О, окаянный Кураев! Ты — профессор богословия. Разве тебе неведомы, спросим, слова «синергия», сиречь содействие Бога и человека, и «симфония», сиречь содействие светской и церковной властей? Ей, ведомо тебе сие. Так скажи нам, Кураев: как ты думаешь — извержение и исторжение тебя из Духовной Академии и из богословской комиссии было совершено синергийно или несинергийно? А, скажи нам, Кураев: как ты думаешь — извержение и исторжение тебя из МГУ как произошло — симфонийно или несимфонийно? Ей, ведаем мы, яко удален ты был из Академии и из богословской комиссии совместным действием Бога и человеков, кои следовали в сем деле воле Божьей; ведаем мы, яко удаление тебя из МГУ произошло совместным действием церковной светской властей. Признай же, Кураев, яко трёхкратно и трегубо извержен ты был не как-нибудь, а синергийно и симфонийно!
О, окаянный Кураев! Покайся, покайся! Посыпь пеплом главу свою и раздери одежды свои! Возопи к Господу: «Господи! Соблудил, как овца заблудшая; помилуй меня!», «Господи, прости меня, мерзость запустения!», «Боже, прими меня, как блудного сына, прости меня, как простил оную блудницу, отиравшую тебе ноги власами своими!». Покайся пред епархиальным духовником, покайся в том, как клеветал ты на братию свою — на епископов, протопопов и прочих, как запинал их и как досаждал им по злобе, гордыне и зависти. И Господь простит тебя. И Великий Господин и Отец Кирилл тоже простит тебя! Ибо он, по заповеди, стремится уподобиться Господу, а в Евангелии сказано, что Бог есть любовь. Вернись, чадо строптивое и непослушное, к своему отченьке! Великий Господин и Отец любит тебя! Он ждёт тебя, чтобы заключить тебя в свои объятия! Чадо строптивое, чадо сварливое, обрати к Господу пути свои! Вспомни блудного сына и приди, подобно ему, к своему владыченьке; реки ему, что уже недостоин называться сыном и попроси у него рожков свиных и укрух, падающих со стола его! Вспомни оную блаженную блудницу, и подобно ей приди к владыченьке своему с водою и благовониями; возлей на главу его благовония, а на ноги его — воду; отри ноги его власами своими. И так, сотворив любовь господину своему, станешь ты вновь пребывать в любви его. Разве не знаешь как велико благо сие — пребывать в любви правящего епископа? После же ещё ревностнее простри свое покаяние. Отвергни упражнения в пустой философии, отвергни любоначальное глаголание с кафедры и устремись к делам смирения и покорности. Иди в монастырь, иди в послушание старцам и игумену; работай там как новоначальный, чистя уборные и ухаживая за коровами. А если ты немощен и не можешь понести сего, то по немощи своей устройся в храме уборщиком под началом строгого настоятеля и так яви деятельное раскаяние в грехах своих. Тогда ты узришь, как Господь вознесёт тебя! Ибо Господь гордым противится, смиренным же даёт благодать. Может быть, Господь вознесет тебя так, что правящий епископ призовёт тебя на трапезу, дабы на трапезе беседовать с тобою о таинствах веры; может быть, позволит он тебе возлежать на трапезе на персях своих.
О люди! Не слушайте лживых словес Кураева и не говорите с ним, ибо он обязательно обольстит вас своею лживою и пустою философиею! Да и отцы святые не советовали спорить и даже говорить с бесами и с Дьяволом — ибо те гораздо опытнее, умнее и изощреннее, нежели человеки. Разве не ведаете, что Кураев весьма и весьма изощрил ум свой в афинейских хитросплетениях еллинской философии, в софистике, силлогистике и диалектике? Изощрил так, что вы вряд ли возможете противостать ему! Ведайте же лишь это одно: трёхкратно извергнув и исторгнув Кураева, церковь Христова дала ясно уразуметь всем верным чадам, что Кураев есть гнилой уд, который следует отсечь и который готовится к таковому отсечению, дабы злое гниение не поразило и добрые уды. А ещё она дала уразуметь, что Кураев есть дурной плод, лишь снаружи выглядящий как плод добрый, внутри же полный всякой гнили; и посему плод этот непотребен для вкушения. Познайте же: Кураев есть бесплодная смоковница, которую готовятся срубить и исторгнуть из земли; но по милосердию, в надежде на выздоровление, ныне её обложили навозом милосердия для исцеления. О люди! Не говорите и не спорьте с Кураевым, а на все его слова и доводы отвечайте одно: «Мы ведаем, что ты гнилой уд! Мы ведам, что ты дурной плод! Нас предупредила мать-церковь, и ты не обманешь нас! Сотвори же достойный плод покаяния, ибо если не покаешься, то будешь сожжен как солома огнём!».
Но, Кураев, ты скажешь: «Верьте мне! Я — профессор, я — кандидат наук, я — кандидат богословия, я преподавал в Духовной Академии, я преподавал в МГУ, я заседал в богословской комиссии! Мне установили мемориальную доску в МГУ! Я закончил МГУ с Красным Дипломом! Я закончил школу с Золотой Медалью! Я написал много книг! Видите, сколько у меня регалий, званий и заслуг?». О, окаянный Кураев! Этим ли ты надеешься обольстить простецов и омраченных тьмою греха людей? Воистину, ты — гнилой уд, воистину, ты — дурной плод! Что ответить на это простецам и невеждам? О, вы, простецы и невежды! Устремите взор свой на священноначалие! Разве не знаете, что Патриарх Кирилл — почётный доктор МГУ? Разве не ведает, что он — кандидат богословия? Разве не помните, что он стал ректором Ленинградской Духовной Академии и Семинарии в двадцать сем лет? Посмотрите на регалии, степени и звания тех, кто заседает в богословской комиссии! Посмотрите на регалии, степени и звания тех, кто работает на той кафедре МГУ, на которой работал Кураев! Разве у всех у них вместе взятых регалий, званий, заслуг, книг и научных публикаций не больше, чем у Кураева? Разве всё это не перевешивает то, что имеется у Кураева? И, притом, их — множество, а Кураев — один.
О, окаянный Кураев! Опомнись, одумайся! Подумай о том, сколько тебе осталось жить и как! Подумай о том, куда ты катишься! Осталось тебе идти в либеральную оппозицию, осталось тебе шакалить у иностранных посольств и выступать в медиа, принадлежащих «пятой колонне»! А отсюда — прямая дорога до измены Родине, прямая дорога до различных раскольников и еретиков! И это-то ты предпочел тому, чтобы пребывать в любви правящего епископа! Одумайся, пока не поздно!
Разве не ведаешь ты, о окаянный Кураев, что есть такое епископ? Разве не разуешь этого? Разве не знаешь, как и с каким великим усердием православному христианину должно почитать сей церковный чин?
Когда Святые Отцы говорили о любви человека к Господу, то замечали, что слово «любовь» («агапэ») по своей силе слабо, чтобы выразить всю ту огромную силу, с которой человек должен стремиться к Богу, и что более уместно тут иное слово — «вожделение» («эрос»). Человек, согласно Святым Отцам, должен не только любить Бога, но и вожделеть Его. Разумеется, здесь слово «вожделеть» понимается в высоком, богоприличном и бесстрастном смысле.
Что же можно сказать про любовь человека к епископу? Епископ, как известно, — это князь церкви, преемник апостолов; на нём почивает апостольская и пророческая благодать. Он — тот, о ком сказано: «Не прикасайтесь к избранным Моим и пророкам моим не делайте зла». Его душа и тело богато изобилуют божественными энергиями; чрез него эти энергии подаются всем верующим. А ещё епископ — это образ Христа. И в силу этого, заключим по аналогии, верующий должен испытывать вожделение (эрос) не только к Богу, но и к его образу — епископу. Не вожделеющий епископа, который видим, не вожделеет и Бога, Который невидим. И оное блаженное и бесстрастное вожделение епископа должно сопровождать верующего всю его жизнь.
Верующий должен испытывать постоянное чувство необходимости с оным бесстрастным блаженным вожделением лобызать тело епископа своими устами и орошать оное блаженное девственное тело своими слезами; верующий должен вожделеть бесстрастно возлежать у епископа на персях подобно тому, как Иоанн Богослов возлежал не персях Самого Христа; верующий должен вожделеть омывать ноги епископа и их своими власами подобно тому, как это делала блудница для Христа. И оное блаженное вожделение, оный блаженный эрос не в коем случае не должен позволять того, чтобы верующий хоть как-нибудь досаждал епископу, хоть как-нибудь делал ему зло или хотел сделать ему зло — даже самое малейшее зло, даже в мыслях. Ибо, повторим, сказано: «Не прикасайтесь к избранным Моим и пророкам Моим не делайте зла». Не прикасайтесь и не делайте зла даже в мыслях, даже как-нибудь по неосторожности или неопытности!
Имеешь ли ты в себе оный благой эрос, оное бесстрастное блаженное вожделение, свойственное мужам совершенным и мудрым, о окаянный Кураев? Что ответишь ты на суде Божьем, имея против себя столько сделанных тобой досаждений наследникам апостолов? Итак, убойся! Убойся и покайся! Ибо Бог есть Бог-отмститель и Бог-ревнитель!
И ещё. Епископ в церкви, в дому своем, полновластный владыка. И иереи, и диаконы зависят от него и суть представители и помощники его. Именно епископ дает им право и силу говорить и действовать от имени церкви. И так получается, что по сути все они питаются от него — от тех укрух[7], которые падают с епископского стола. И посему по гроб жизни должны они быть благодарны епископу за полученную власть и за те укрухи, которые он им уделяет со своего стола. Все они должны брать пример с благодарных псов, которые лижут руки своего хозяина и радостно встречают его; эти псы отнюдь не огорчают своего хозяина. И посему священники и диаконы не должны быть неблагодарными собаками, которые кусают руку, дающую им пищу и различные блага. Вспомни, окаянный Кураев, оную блаженную женщину-сирофиникиянку, у которой была больна дочь. Эта женщина-язычница молила Господа Иисуса Христа об укрухах, которые падают псам-язычникам со стола хозяев, сынов Израилевых, и получила просимое; и за это она была возвышена, ибо явила величие веры. Как благодарна была она Господу за оные укрухи! Подобен ли ты, Кураев, этой сирофиникиянке? Просишь ли ты со слезами и преданностью ухрух со стола епископа? И, получив просимое, благодаришь ли его и лобызаешь ли его руку?
О, окаянный Кураев! Когда же ты, наконец, обратишься от злых своих дел досаждения князьям церкви, преемникам апостолов, украшенных обилием божественных энергий, просиявших и прославившихся девством, постом, бдениями и молитвами за нас, грешных и непотребных? Притеки же к ним и пади рабски к стопам их и, посыпав главу прахом и пеплом, моли о прощении.
О, окаянный Кураев! За всё ли ты благодаришь Господа? Благодаришь ли ты Его за своё трёхкратное исторжение и извержение из среды огненных камней? Благодаришь ли ты Патриарха Кирилла за то, что он явился орудием и проводником Божьей воли при твоём извержении и исторжении? Или же ты устами своими лицемерно благословляешь его, но сердцем своим — проклинаешь? И нет ли яда аспидов во устах твоих тогда, когда ты лицемерно произносишь благословения и похвалы Патриарешеньки, когда молишься за него пред престолом Божьим и в частной молитве? Смирись, смирись, о Кураев, и отвергни всякую злобу, всякое лукавство и всякое лицемерие!
Уразумей, раб Божий Андрей, что ты подобен куску глины, а Патриаршенька — гончару; что ты подобен сосуду, а он — хозяину этого сосуда. Что захочет гончар, то и вылепит из куска глины. И если хозяин захочет одного, то может сделать сосуд сосудом в чести; а если захочет другого, то может сделать этот же сосуд сосудом не в чести. Ибо властен гончар над глиной и хозяин волен распоряжаться тем, чем он владеет так, как он хочет. Итак, Кураев: раньше ты был сосудом в чести, ныне же, по воле господина твоего, стал сосудом не в чести. И как ты, кусок глины, противостанешь господину своему и скажешь ему: «Что ты делаешь?». Верую, что сие произошло для смирения твоего и что всё это послужит твоему благу. Помни: Господь гордым противиться, а смиренным подаёт благодать. Разве не знаешь этого?
А ещё Патриаршенька не только смиряет тебя, но и гонит из тебя беса. Эх, раб Божий Андрей! Не видишь ты того, что бес-то в тебе от этих патриаршенькиных экзорцизмов весь худой, весь облезлый стал, мучается непрестанно. Но, однако же, всё противится, всё выходить не хочет — ибо гордыня твоя великая и отсутствие смирения вместе с высокоумием твоим его удерживают. И этот бес всё вселяет в твой дебелый ум помыслы гордости и противления. Ты бы, раб божий Андрей, вместо того, чтобы досаждать нашему Патриаршеньке, помолился бы лучше Богу, чтобы Он вразумил Великого Господина и Отченьку как ему дальше смирять тебя и как дальше гнать из тебя беса!
Разве ты не знаешь, Кураев, как порой епископ смиряет батюшек? Бывает, выстроит батюшка большой и богатый городской храм и потом думает: «До самой смерти буду тут настоятельствовать! До самой смерти буду в достатке жить!». А епископ ему, для его же пользы и для его смирения ему возьмёт и скажет: «Э-э нет, батюшка! Послужи-ка ты в глухой деревеньке, восстанови там храм, смири гордыньку свою и самость свою, да не погибнешь в гордыне и в самодовольстве!». И батюшка, исполняя послушание, едет в эту глухую деревню. Так и тебя Патриаршенька смирил, чтобы ты не погиб через гордыню, превозношение и высокоумие. Смири гордыню свою, окаянный Кураев! Смири! Да в ноженьке Патриаршеньке поклонись за то, что он преподал тебе спасительный и назидательный урок.
О, окаянный Кураев! Пребудь в послушании Патриаршеньке! Помни, что он наказывает того сына, которого любит. Для его наставления и исправления. А если нет наказания — значит, ты не есть законный сын и не пребываешь в любви отчей.
О, раб божий Андрей! Есть у тебя лукавая и дебелая дщерь — ум твой; и есть у оной дщери дети-младенцы, сиречь любодейные помыслы — помыслы гордыни и любоначалия, помыслы хулы, помыслы зависти и клеветы, помыслы противления священноначалию и помыслы осуждения собратьев своих. О, окаянная дщерь кураевская! Блажен тот, то возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень! Блажен тот, кто вполне смирит тебя, Кураев, и уцеломудрит ум твой и помышления твои!
»
Едва Кураев закончил чтение статьи, как зазвонил телефон. Андрей Вячеславович поднял трубку и изумился — на другом конце был никто иной, как митрополит Илларион Алфеев, правая рука Патриарха Кирилла.
— Ваше Дьячество! Андрей Вячеславович! — начал разговор Илларион. — Андрей Вячеславович! Вот, вы уже несколько лет не занимаетесь преподавательской деятельностью и миссионерством. А ведь вы — известный профессор и миссионер! Причем талантливый. И, честно говоря, это ваше многолетнее бездействие — не ваша вина, а вина священноначалия нашей церкви. И оно это поняло! Оно поняло, что было неправо по отношению к вам. И поэтому уже давно хочет загладить свою вину…
— Священноначалие… — пронеслось в голове у Кураева, — священноначалие… Пидарасы вы заднеприводные с дырявыми жопами, а не священноначалие!
Меж тем Илларион Алфеев продолжал на другом конце:
— Андрей Вячеславович! Священноначалие хотело бы, чтобы вы как можно скорее вернулись к преподавательской деятельности в стенах родной вам Московской Духовной Академии. И поэтому кое-кто желает поскорее встретиться с вами сегодня. Встретиться в Академии. Как можно раньше. Я знаю, что сегодня — Страстная Пятница, но всё же настоятельно рекомендовал бы вам приехать пораньше именно сегодня и именно сегодня встретится с наместником Троице-Сергиевой Лавры и с ректором Академии. Дело срочное. Приедете?
— Приеду, Ваше Высокопреосвященство! — ответил Кураев и положил трубку. А, положив её, тут же, бурча, добавил:
— Пидор сраный! Холуй Кириллов! Мальчишка на побегушках!
Несмотря на это бурчание, Андрей Кураев всё-таки был рад звонку. Наконец-то дело противостояния между ним и священноначалием — то есть между ним одним с одной стороны и Патриархом, Синодом и практически всем епископатом с другой — сдвинулось с мертвой точки! Как казалось Кураеву, священноначалие дало слабину и от бескомпромиссной борьбы с ним решило перейти к подкупу. В самом деле: только что ему было предложено вернуться на преподавательскую деятельность в Академию, вернуться на профессорское место! Лёд тронулся! И что бы ни происходило сейчас там, среди церковных верхов, в действительности, ему, Кураеву, всё равно следовало бы сегодня съездить в Академию и в Лавру для того, чтобы разведать поподробнее все обстоятельства дела, а также для того, чтобы встретится и переговорить со многими старыми знакомыми.
Так или примерно так думал Кураев, собираясь ехать в Сергиев Посад. Конечно, при этом ему пришлось бы пропустить службы Страстной Пятницы в своём родном храме — храме Михаила Архангела в Тропарево; но он вполне мог не пойти сегодня в храм — ведь, во-первых, он был заштатным церковнослужителем и поэтому мог ходить на службы тогда, когда ему вздумается, а, во-вторых, он был всего лишь диаконом и священники, правя службу, вполне могли обойтись и без него.
Кураев оделся, взял мотоциклетный шлем и вышел из квартиры. На улице, под окнами дома, его ждал скутер. На нём-то Андрей Вячеславович и намеревался добраться до Сергиева Посада.
Кураев вышел из подъезда и направился к скутеру. Весна вступала в свои права. Светило солнышко. Распускались деревья. Начинала зеленеть трава. Лишь только Кураев сел на скутер и завел его, опять зазвонил телефон. На том конце вновь был Илларион Алфеев:
— Так вы едете? — спросил он.
— Уже выехал! — ответил Кураев.
Кураев положил телефон в карман пиджака, надел шлем и тронулся в путь.
А в это время Илларион уже делал другой звонок — звонок Патриарху Кириллу.
— Ваше Святейшество! — промолвил Илларион. — Ваше Святейшество! С Кураевым всё как надо — как и просила сделать та особа с метлой, с которой мы сегодня встречались в полночь в Елоховском. Он едет. И, надеюсь, не доедет…
Но Кураев ничего не знал об этом звонке и ничуть не догадывался о том, что его ждёт…
Пока Кураев ехал по Москве, его голова был совершенно пуста; её не посетила ни одна мысль. Но только лишь он выехал из города, как его сознание наполнили мысли о пидарасах — пидарасах в монашеских рясах и в иерейских облачениях; падарасах в епископских митрах и патриарших куколях; пидарасах в пономарских стихарях и пидарасах в строгих пиджаках, преподававших в семинариях и академиях; пидарасах с учёной степенью и без таковой; пидарасах, которые таились от его, кураевского, взгляда и взглядов прочих, и пидарасах, которые действовали ничего и никого не боясь, открыто; пидарасах активных, пассивных и активно-пассивных; пидарасах манерных, пидарасах изнеженных, пидарасах брутальных и пидарасах, почти ничем не отличающихся от обычных людей; пидарасах тощих, разукрашенных разноцветными перьями и скачущих на музыкальных шоу, и пидарасах мускулистых и упитанных, выступающих на спортивной арене; жирных пидарасах, парящихся в бане, и пидарасах, выступающих на сценах театров оперы и балета в обтягивающих одеяниях; пидарасах старых, пидарасах молодых, пидарасах в полном расцвете сил и пидарасов совсем юных — словом, голову Кураева преисполнили мысли о пидарасах всех возможных видов, цветов и оттенков. Кураев даже заметил, что, думая о пидарасах, он почти не следит за дорогой и от этого подвергается немалой опасности попасть в аварию. Осознав это, он гневно громко пробурчал: «Вот же ж пидоры! Чёртовы хреноглоты! Нет от вас покоя нигде!». И подобные возгласы он отпускал по пути в Сергиев Посад не один, не два, а множество раз.
После того, как миновала половина пути, Андрея Вячеславовича стали посещать другие мысли. Сначала он вспомнил, что в одной из своих книг им разбирался вопрос о действительности колдовства, а также другой подобный вопрос: подобает ли христианину верить в порчу и в сглаз? Далее к Кураеву пришло на ум, что неплохо было бы развить те несколько страничек, которые он уже написал в своей ранней книге, в целую отдельную книгу для назидания всех православных христиан. Эта мысль заинтересовала Кураева; он стал перебирать и придумывать в своей голове аргументы за и против действительности колдовства и тщательно исследовать все эти аргументы. Он припоминал содержимое книг «Молот ведьм» Шпренгера и Инститориса, «История колдовства и демонологии» Монтэгю Саммерса и многих других книг и полемизировал в голове со всеми этими книгами и с их авторами. И как ни крути, по его, Кураева, мнению, выходило, что колдовство недействительно и что сглаза и порчи не существует. Или, по крайней мере, получалось так, что православному не угрожают ни колдовство, ни порча, ни сглаз и поэтому ему их бояться не следует. Разбив в уме аргументы всех своих противников, Кураев подумал, что неплохо бы было приступить к написанию задуманной им книжки про колдовство уже в ближайшую неделю.
После этого мысли Кураева опять переключились на геев. «Отчего становятся гомосеками? И в чем причины гомосексуальности? Где её истоки? Каковы они? Что заставляет человека стать пидором и начать заглатывать хрен ртом, которым едят, и втыкать этот хрен в жопу, которой срут, а не в вагину? Почему люди сосутся и лижутся?» — в который раз задавал себе проклятые вопросы Кураев. И, как знаток и приверженец Святого Писания, уже в который раз Кураев сам же себе и отвечал на них довольно тардиционным для православия образом: «Библейская концепция гомосексуальности подразумевает, что она приобретается и что она не есть нечто врожденное. Приобретается либо из-за того, что человек развратился и стал рабом возросшей в нём страсти, либо из-за того, что этот человек сделался одержим демонами. А одержимым демонами человек, как правило, становится из-за грехов и, притом, скорее всего, грехов великих, из-за которых Бог отворачивается от человека и перестает защищать его от бесовских нападок. Но вот то, что человек может биологически или психически быть предрасположен к гомосексуальности — это библейская концепция гомосексуальности крепко-накрепко отвергает»; «И потому, — думал далее Кураев, — пидарас, в сущности, сам виноват в том, что он — пидарас. Не надо было этим пидорам следовать своим страстям, которые распаляет в них Дьявол! Не надо было им поддаваться и прочим дьявольским воздействиям и уловкам! И не надо было им грешить до одержимости демонами! И потому, — продолжал свою мысль Кураев, — пидарасы в сущности своей есть конченые грешники и моральные уроды. Причем такие грешники и уроды, от действий которых содрогается и оскверняется земля»; «Да, — продолжал далее свою мысль Кураев, — все они, как учит об этом Писание, оскверняют саму ту землю, по которой ходят! А потом из-за этого на те государства, в которых завелось слишком много пидарасов, находит, как об этом тоже учит Писание, множество наказаний от Бога в виде различных бедствий: эпидемий чумы, наводнений, землетрясений и нашествий иноплеменников».
Андрей Вячеславович на пару секунд приостановил свой внутренний монолог, чтобы обогнать какого-то чудака-велосипедиста, а затем продолжил рассуждения: «Хм… — говорил Кураев, в сотый или даже в тысячный раз повторяя то, что говорил ранее, — хм… было бы очень неприятно, если бы наука доказала, что гомосексуальность предопределена биологически и изначально вложена в психику человека. Было бы очень неприятно, если бы какой-то провидец, которому доступен невидимый мир, вдруг въяве узрел, что эта чёртова гомосексуальность как-то изначально, ещё при самом зачатии и рождении, уже внедрена в душу и в тело… было бы очень неприятно. И тем более это всё было бы неприятно, если бы эта чёртова гомосексуальность ещё и наследовалась…».
Кураеву пришли на ум двое сосущихся в позиции «69» мужиков. Андрей Вячеславович встряхнул головой, брезгливо поморщился от представшего пред его умственным взоров видения, презрительно буркнул свой дежурный возглас «Хреноглоты!» и громко воскликнул: «Как понять этих чёртовых пидарасов?! Они же совсем на голову больные!».
Затем мысли Кураева вновь вернулись к книге о колдовстве, которую он собрался написать. А потом ум Андрея Вячеславовича снова заняли геи всех цветов, раскрасов и оттенков. Далее сознание Кураева снова переключилось на библейскую концепцию гомосексуальности и на её защиту. Так, думая то об одном, то о другом, то третьем, Андрей Вячеславович уже совсем близко подобрался к Сергиеву Посаду. Всё это время его сознание было погружено в раздумья так сильно, что он не замечал не только многого из того, что происходило на дороге, но и того, что погода сильно изменилась: чёрные тучи нависли надо всей землёю — доколе можно было её обозреть; ветер постепенно крепчал: его порывы становились всё сильнее и сильнее, пока, наконец, не начался самый настоящий ураган, который мог сбить с ног человека; стал накрапывать дождь; то и дело громыхали громы и сияли молнии. И если бы Кураев включил радио, то услышал бы различные предупреждения метеорологов о надвигающемся и даже уже надвинувшемся ненастье.
Кураев очнулся и встрепенулся только тогда, когда сильнейший порыв ветра чуть не повалил и скутер, и его самого на землю. По лицу Кураева хлестал дождь. Тёмное небо озаряли всполохи молний. Раздавались оглушающие раскаты грома. Деревья гнулись к земле под неистовством ветра. То там, то здесь возникали маленькие вихри, которые то и дело пересекали дорогу, по которой ехал Кураев. Эти вихри появлялись где-то среди холмов, на полях и в лесах; путешествуя, вихри переходили дорогу, порой подолгу оставаясь на ней, а затем снова уходили на холмы, на поля и в леса, окружавшие дорогу. Но, несмотря на это неистовство стихий, Кураев продолжал свой путь в Сергиев Посад. Постепенно он привык к этим ударам ветра и дождя, к блистанию молний и к раскатам грома и вновь погрузился в свои размышления. И тут в бок скутера ударил сильнейший порыв ветра. Удар пришёлся на неподходящий момент — как раз на тот момент, когда один из мощных вихрей, пересекавших дорогу, тоже ударил по Кураеву и по его скутеру. Скутер повалился на бок, на дорогу, и протащил Кураева по земле, то есть по дороге, на достаточно большое расстояние; при этом Кураев сильно ударился головой, то есть шлемом, о землю. Андрея Вячеславовича проволокло по земле метров двадцать и выбросило на обочину встречной полосы. Кураев потерял сознание. Но перед тем, как погрузиться в забытьё, чувствуя, что его ожидает удар о землю, — в том числе и удар о землю головой, — Андрей Вячеславович ещё успел громко крикнуть: «Чёртовы хреноглоты!».
К счастью для Кураева, в это время на дороге совсем не было машин. И поэтому, несмотря на то, что Кураева долго волокло по другой стороне дороги, по встречной полосе, с ним ничего особо страшного не произошло. Как сказано, его вынесло на обочину встречной полосы; там он и остался лежать.
Обморочное состояние у Кураева длилось не долее, чем половина минуты. Затем сознание вернулось к нему. Он медленно встал и, пошатываясь, сделал несколько шагов. Затем Кураев попытался осмотреться вокруг, но видимость была плохая, ибо дождь «лил стеной» и сквозь пелену дождя ничего не было видно. Ветер по-прежнему неистовствовал; полыхали молнии и гремели громы. Андрей Вячеславович непонятно зачем снял шлем и разгладил рукой волосы. «Вроде бы пронесло! — подумал Кураев, Пара шишек на голове — это сущие пустяки!»
При этом, однако, Андрей Вячеславович обнаружил, что у него сильно болит нога: при каждом шаге её простреливала сильная боль. «Перелом ноги? Или кость только лишь надкололась? Растянулись связки?» — мелькали мысли в голове Кураева.
Тут Андрей Вячеславович заметил, что невдалеке посередине дороги валяется его скутер. Кураев попытался подойти к нему поближе и выяснить: можно ли на нём ехать дальше? Кураев даже сделал несколько шагов, с трудом терпя возникавшую при каждом шаге сильную боль в ноге.
Чтобы пояснить то, что произошло дальше, надо сказать, что скутер Кураева упал на землю на достаточно крутом повороте дороги, располагавшемся на склоне холма; вообще говоря, участок дороги, на котором Кураев упал вместе со скутером, почти целиком располагался на высоких холмах. И поэтому сразу за той обочиной дороги, на которую вынесло Кураева, располагалось вовсе не поле, и не лес — там сразу же начинался глубокий каменистый обрыв, по дну которого протекал то ли большой ручей, то ли маленькая речка. С места же, на котором стоял Кураев, дорога просматривалась в обе стороны лишь на небольшое расстояние: и с одной, и с другой стороны она, огибая холм, уходила в густой лес. Находясь в замешательстве, Кураев даже не заметил — или, может быть, просто не придал этому значения, — что оказался почти у самого края обрыва.
Итак, оказавшись у края обрыва, Андрей Вячеславович сделал несколько шагов по направлению к скутеру, лежавшему на середине дороги. В голове у Кураева снова закрутились мысли о геях и о природе гомосексуальности; эти мысли несколько заглушали боль в ноге и поэтому были весьма кстати. И тут из-за поворота на всей скорости прямо на Кураева выскочила роскошная иномарка чёрного цвета. Дождь лил стеной; фигура Кураева «растворялась» в этом дожде и водитель иномарки слишком поздно заметил, что перед ним находится человек. Поскольку тормозить было поздно, водитель решил свернуть. Он подумал, что Кураев, увидев машину, побежит не к обрыву, а на другую, противоположную полосу дороги; поэтому, чтобы избежать столкновения с Кураевым, при торможении водитель стал поворачивать на обочину своей полосы, к обрыву. Но Кураев почему-то тоже двинулся к обрыву. Затем Кураев закричал. Автомобиль ударил Кураева в пояс, протащил его несколько метров и скинул в обрыв, едва не упав в него сам: машина успела затормозить и остановилась на самом его краю. На голове Кураева уже не было шлема и поэтому, падая в каменистый обрыв, Андрей Вячеславович то и дело стукался ничем не защищённой головой об острые камни. Кураев потерял сознание ещё перед тем, как достиг дна обрыва; но перед тем, как потерять сознание, он успел громко прокричать: «Чёртовы хреноглоты!!!».
Кураев очнулся и огляделся. Оказалось, что он лежал на острых камнях, рядом с ручьем. Вокруг росли маленькие деревца и кустарник. Дождь стал слабее. Кураев не знал, сколько пролежал; никто не спешил ему на помощь. Водитель, сбивший его, поспешил скрыться с места, на котором произошёл несчастный случай. Всё тело Кураева пронизывала боль. Нога стала болеть ещё сильнее. Кураев пощупал себя и обнаружил, что у него сломано несколько ребер. Голова сильно кровоточила. Кураев исследовал руками свою голову и обнаружил, что она проломлена в нескольких местах. Кровотечение было столь сильным, что Кураев стал опасаться за свою жизнь. Внезапно он обнаружил, что через проломы в его голову, прямо мозг, было воткнуто несколько веток то ли деревьев, то ли кустарников. Кураев изумился этому и подумал о том, почему он вообще ещё жив с воткнутыми в мозг ветками. Но затем отец Андрей вспомнил, что некоторые люди выживали даже после того, как у них в мозгу оказывались гвозди, лезвия ножей и прочие подобные предметы. Кураев также осознал, что самостоятельно ему эти ветки лучше не извлекать — ибо это исключительно дело нейрохирургов. Надо было выбираться.