Чувство времени

Глава 8. Подвал

Марика подхватила отброшенный мною меч и встала рядом. Я растеряно оглядел залу — никто больше не двинулся с места. Лааль смотрела на меня с жалостью, и это делало ее прелестные черты по-матерински добрыми. Она, будто богиня, взирала на меня с высоты небес, и я был готов приклонить колени, если бы не осознание, что всему виной ее чарующая любовь.

Тишина оглушила. Тишина вне и внутри.

Больше не было магии, не было пронизывающих пространство стремительных потоков, не было паутины чувств и легкого дуновения силы. Пустота, расчерченная незнакомым рисунком. Мне казалось, я оглох. Я по-прежнему видел глазами, но не осязал.

Я медленно поднял руку, оглядывая браслет, поддел его пальцем, но он, будто слитый из единого куска серого металла, плотно охватывал кожу, ледяным дыханием промораживая кисть до самых костей. Никаких замков, никаких стыков или зазоров. Что за фокусы?

— Гевор, — позвала тем временем Лааль, — теперь он твой.

Големы сомкнулись — слаженно, одновременно — и Лааль вышла, растворившись в темноте коридора.

Отрешенная сосредоточенность завладела мной. Было очевидно, что я просчитался, но в чем? В момент, когда в комнату вошел незнакомый мужчина, которого Лааль назвала Гевором, я потянулся сознанием к таким отчетливым заклятьям, связующим между собой частицы материи. Мне нужно было устранить сперва столь близкую угрозу, разрушить големов, заставить их пылью осыпаться под ноги, а потом, топча то, что было телами, пройти и взять магов Оплота за глотку.

В другое время я мог бы развеять их, не пошевелив и бровью, но на этот раз волна холодной боли рванулась из-под браслета, будто наказывая меня за попытку ворожбы. Рука мигом занемела, а мысли спутались. Я едва заметно пошатнулся, но это не укрылось от внимательного взгляда, брошенного на меня Гевором.

— Демиан! — Марика толкнула меня в бок. — Что происходит?

Она по-прежнему судорожно сжимала оружие, глядя, как приближаются к нам големы.

Я осторожно вынул у нее из рук меч и притянул к себе. Девушку била крупная дрожь.

— Все, тихо, — сказал я мягко. Неживые стражи обступили нас, Гевор прошел мимо, взял со стола кисть винограда и неторопливо закинул ягоду в рот. У него были столь правильные и симметричные черты, что его лицо казалось высеченным из камня. Странный человек, он не вызывал отторжения или симпатии. Как и его творения, он уподобился созданному из грунтов изваянию. Его движения были скупыми и короткими, а тело поджарым и загорелым, но кожа отливала серостью, будто он был на самом деле мертв. Но в нем была жизнь, определенно, Гевор был живее все живых.

— Мудрое решение, маг материка, — глядя в сторону выхода, проворчал мужчина. — Но плохой выбор. Тебе следовало поддаться чарующей любви, как твой спутник. Сейчас он нежится в страстных объятиях, пьет сладкое вино и вкушает наши самые лучшие блюда. И он делает то, о чем его просят. Небольшая плата за наше гостеприимство. Но тебя ждет совсем другая участь, и, боюсь, она не придется тебе по вкусу. В моем распоряжении совсем другие, менее приятные средства, которые ни у кого еще не вызывали восторженной эйфории.

Давай познакомимся, хотя ты, я вижу, не рад знакомству. Я — Гевор и суть моя земля. Големы — мои дети, но ты же знаешь, да, ты знаешь, — он посмотрел на меня, будто протыкая взглядом. — И ты будешь говорить.

— И что же интересует учителей Оплота? — глухо спросил я. Мне никак не удавалось сосредоточиться, острый холод, пронизывающий кости, не давал ни на мгновение забыть об этом злосчастном браслете.

— Многое, Демиан, — голос Гевора показался мне скучающим.

— А если я сниму эту побрякушку?

— Попробуй, — маг земли неприятно сощурился. — Чары отрицания, что ты можешь противопоставить им? Каково ощущать себя запертым внутри самого себя? Каково испытывать боль, равную приложенному усилию? О, да, если ты снимешь этот браслет, Демиан, мы отступимся и приклоним перед тобой колени. Мы почитаем искусство и мудрость. Сними его, и я самолично снаряжу для тебя лучшее судно, наполню его провизией и товарами, и окажу любую помощь, которая вам может потребоваться. А чтобы не был твой обратный путь скучен, я дам тебе двадцать лучших рабынь Оплота. Ну что же ты ждешь?

Я прикусил губу. Гевор был прав, любое мое движение сопровождалось хлестким ударом, затапливающим сознание болью.

— Я так и думал, — сказал маг земли, нарушив затянувшееся молчание. — Сохраняй тишину внутри себя, и боль вскоре затихнет, будто эхо.

— Демиан, что нам делать? — Марика смотрела на меня с мольбой, но я не знал, чем ее подбодрить.

— Отпустить девочку? — будто читая мои мысли, уточнил Гевор. — Это было бы глупо, не находишь? А как бы поступил ты сам?

— Не знаю, — я пожал плечами.

— Лукавишь, маг материка, — это прозвучало как ругательство. — Что будет делать дитя среди жестокой жизни Тура? О чем ты думаешь, Демиан? Она пойдет по рукам в первом же кабаке. Нет, это опасно для девочки, ну и не вяжется с моими планами, знаешь ли. Сейчас мы ищем мужчину из твоего экипажа, последнего, кто выжил. Мы потеряли его в порту, но это ненадолго. Чужак не может скрыться на нашей территории. Его найдут, а того, кто ему помогает прятаться, отдадут на съедение лесным муравьям. Ну и уж конечно, если вы с Мастером сможете промолчать, то они расскажут все с куда большим рвением.

— Немного интересного ты услышишь от простолюдинов, — проворчал я. Страха не было.

— Куда больше, чем ты думаешь, — едва заметно усмехнулся Гевор. — Ведь ты так важен для этой малышки!

— Зато она для меня не важна, — в тон ему усмехнулся я. Равнодушно. Марика под моей рукой тихо вздохнула, я чувствовал, как напряглись ее лопатки. — Девочка — вещь. Как и сгоревший корабль, как и Мастер. Мы — не вы. Каждый из нас владеет силой, способной стереть этот остров с поверхности моря. Поверь, никто из нас не будет драться за другого, и эта разрозненность и есть равновесие мира и ваш шанс выжить.

— Пойдемте, — позвал Гевор, отстраняясь от стола. Ему не понравилось то, что я сказал, но он все еще питал надежду. — Ты расскажешь мне все.

— Я сказал то, что хотел, — негромко заметил я, подошел к столу и щедро налил себе кубок розовой воды. Гевор наблюдал с улыбкой, как я пью, пытаясь утолить жажду и унять внутреннюю, тоскливую боль. Дурманы успокоили мои мысли и я, осушив кубок, последовал за магом земли. Марику я отстранил с дороги: туда, куда вел мой путь, не стоило ходить маленьким девочкам.

Големы расступились, давая мне дорогу, и Марика, не устрашившись, смело шагнула вслед за мной и доверчиво взяла меня за руку. Глупая, глупая девчонка! Неужели она не понимает, что впереди меня ждут пытки и смерть? Неужели не осознает, что только отстранившись и преисполнившись равнодушия, подкрепив отстраненность в моей душе, она сможет уцелеть сама.

— Это верно, — согласился Гевор, глядя на меня. — Она пойдет с тобой. Пока.

Мы вышли в коридор и пошли в приятном полумраке, а големы тяжелой поступью следовали за нами вплотную.

— Открой проход, — приказал Гевор, и один из големов, поднатужившись, поднял тяжелую крышку люка, столь искусно выполненного, что на полу не было видно никаких зазоров. Но плита словно прилипла к ладони истукана и подалась вверх, открывая темный, пахнувший влажной плесенью зев подвала. Я увидел широкую лестницу из осклизлых досок, уходящую в пустоту, и с этой лестницей что-то внутри меня также обрушилось в бездну. Я вспомнил, как спускался по пыльным ступеням вместе с Мастером под самое сердце Форта. Истощенный, едва не погибший, я имел все же больше шансов уцелеть в мире призраков, чем сейчас среди людей и големов.

Я ощутил острый приступ страха и, против воли, потянулся в темноту, желая разглядеть то, что меня ждет. Ледяной шквал скользнул по руке, Марика вскрикнула от боли, потому что я, не удержавшись, с силой сжал ее запястье.

— О! — захохотал Гевор. — Ты пользуешься своими умениями чаще, чем думал? Придется поостеречься поступать необдуманно.

Подавая мне пример, он первым ступил на лестницу, которая неприятно заскрипела под ногами. Дойдя до первого пролета, он остановился и вынул из кольца факел, один из големов тут же преподнес ему тлеющий фитилек. Неровное, трепещущее пламя влажно отразилось в осклизлых досках пола. Я увидел длинный ряд пустых клетей, являющихся естественным продолжением фундамента. Прутья стенок покрывала ржавчина, отслаивающаяся от поверхности, будто струпья с кожи больного, на полу под низким потолком лежали сопревшие охапки соломы. Пахло запустением, влагой и плесенью, и эти запахи угнетали сознание, шепча о безысходности.

— Зачем вам темница? — поинтересовался я, глядя, как отпирает Гевор одну из решеток, за которой лежала свежая, еще зеленая трава. Он старательно звенел ключами, и этот звук, как и падение капель на доски, неприятно действовало на разум.

— Прошу, — сказал маг земли, отступая в сторону. — Особая клетка для золотой птицы. Как видишь, здесь свежая трава и есть отхожее ведро. Все для вашего удобства, дори.

Я отпустил Марику и вошел в клетку, нагнув голову, Гевор подтолкнул девушку следом, но не грубо, а будто по-отечески огладив по спине. Притворил дверь, даже не думая ее запирать, и задумчиво прислонился к решетке.

— Темница? — сказал он пустому подвалу. — Темница важна. Как символ устрашения. Каждый должен знать, что если он нарушит правило, то будет наказан, и это место, полное змей, пауков, сырости, одиночества и боли, как нельзя лучше сдерживает от опрометчивых поступков тех, кто способен думать. Как видишь, здесь сегодня нет посетителей. Когда маг огня вывешивает над водой то, что осталось от вора, шевелящееся, но уже не способное кричать, когда рассказывает зевакам о том, что испытал несчастный перед очищающим огнем… когда он сжигает над морской волной тело и придает пепел глубине, у многих рождается истинное понимание смысла и стоимости жизни.

Марика за моей спиной дышала тяжело. Не от страха, от ненависти. А я смотрел на застывший профиль Гевора и размышлял о том, зачем нужен весь этот фарс. Нет, его слова не трогали меня, потому что маг земли не испытывал ничего, кроме сожаления, произнося эти слова. Я слишком хорошо знал, каким должен быть палач. Гевор палачом не был. Возможно, для дела сюда спустится тот самый чародей огня, о котором только что упоминалось.

— И, тем не менее, здесь нет ни змей, ни пауков, — сказал я задумчиво, избегая прикасаться к ржавым прутьям, которые оставили на плечах и спине мага земли рыжие борозды. Жаль, хорошая рубашка была.

— Это — символ, — согласился Гевор. — Иногда символ блестит ярко на солнце, но в хмурый день, приблизившись к нему, можно увидеть, что поверхность потрескалась и покрылась пылью. Хотя змеи, конечно, сюда заползают. Улыбаешься? Ну, хорошо. Это из ряда вон событие, хладнокровные любят места потеплее, так что пусть твоя спутница не опасается скользких гибких тел. Думаю, это самое безобидное, что может ее напугать.

Теперь я оставлю вас до тех пор, пока не будет принято решение. Молись своим богам, чтобы Лааль удалось прояснить разум Мастера и заставить его ответить на наши вопросы. Потому что в противном случае мы придем задавать вопросы тебе, и мы будем спрашивать день за днем, пока ты не ответишь.

Гевор запер решетку, повернулся и ушел. Его големы последовали за ним, но наверх поднялись не все. Двое остались у лестницы и еще двое у самого выхода. Учителя Оплота не хотели недооценивать мои силы, но они переоценили их. Небрежно защелкнутый на запястье браслет стал для меня приговором, а эхо боли затихало слишком медленно, делая меня беспомощным и усталым. Я — смотрящий Ночного дракона — попал в ловушку собственного незнания. И от этого становилось жутко.

Я выбрал место почище у стены, сел и положил ладонь поверх браслета. Мои чуткие пальцы пробежались по бороздкам незнакомых символов. Что это? Неужели то, над чем мы так старательно насмехались? Истинные чары, отрицающие всякую магию?

— И что будет дальше? — спросила Марика деревянным голосом.

— Дальше будет боль, — через силу ответил я. — Зачем ты взяла меня за руку, девочка?

— Возможно, я смогу помочь тебе, — ее голос зазвенел от волнения.

— Тебе следовало быть умнее. Отказаться от меня, вот что тебе следовало сделать. Тогда, возможно, ты бы и смогла помочь мне, — едко отозвался я.

— Ты не можешь творить чары, этот браслет что-то с тобой сделал, но я то могу! — зашипела девушка. — Обучи меня, и я вытащу нас отсюда.

— Ого, — я наградил ее тяжелым взглядом. — Научить тебя чародейству?

— Да! Ведь ты же обещал, и лучшего времени для этого не найти!

О, она была уверена в том, что говорит. Глупая, глупая девчонка!

— Ну, конечно, я сделаю это, — тяжело проговорил я. — За пару дней, если повезет. Или нет, за пару часов! Ведь это на самом деле так просто, правда? Захотел и наколдовал на блюде поросенка, захотел и заставил огонь в камине пылать.

— Я слышала, что не так то это и быстро, — не почувствовав или не желая замечать моей неприкрытой насмешки, заявила Марика, — но тебе придется поторопиться, если ты хочешь, чтобы мы остались живы. Нужно открыть решетку, убить этих стражей и бежать.

— Ну, а дальше?

— Спрячемся, остров большой, — беспечно заметила девушка, усаживаясь рядом со мной. — Если раненый Ален смог скрыться, то и мы найдем место, где можно пересидеть некоторое время. А потом ты найдешь выход.

— Как же ты в меня веришь… Ален, я думаю, прибудет в ближайшее время.

— Это вряд ли, — отказалась Марика. — Он — малый не промах, вот увидишь.

Я лишь хмыкнул на это заявление.

— Ну что, с чего начнем? — оптимистично спросила меня Марика через несколько минут молчания.

— С того, что я немного посплю, — отозвался я.

— Ну и правильно, тебе надо отдохнуть, — как-то неуверенно согласилась она, но не выдержав и минуты, спросила: — Ты не будешь меня учить, да?

— Гениальное умозаключение, — не удержался я от сарказма.

— Да почему?!

— Потому что на это нужны годы, Марика. И я должен иметь доступ к энергии, в противном случае все это останется лишь словами в пустоте.

— Это могло бы нам помочь! — жалобно возразила девушка. — Зачем же я тогда пошла за тобой сюда?

— Быть может, забыла подумать? — я вздохнул. — Нет, это нам совершенно не поможет. Ты просто сделаешь, как я велю, поняла? Когда будут задавать вопросы, ты расскажешь все, что тебе удалось обо мне узнать. Все, что ты думаешь обо мне. Но расскажешь ты это равнодушно, и подробно, как рассказывают про собственного врага. Не дай им посчитать, что мое сердце должно дрогнуть, если тебе причинят вред. Что бы я не говорил, это попытка оградить тебя и себя.

— Да что у тебя за тайны такие, которые стоят жизни? Что вообще они хотят узнать?

— Им нужна бесполезная вещица, девочка, — я задумался, прикрыл глаза. — Они хотят знать, откуда явились драконы и какова природа водяных змеев. Что мы умеем и где мы этому научились.

— И ты знаешь?..

— Знаю, но на самом деле это никому не нужно. У нас есть знания, которые могли бы вознести их на небывалые высоты, но они никогда не спросят.

— А мне ты скажешь?

Я усмехнулся про себе. Да, и пусть это будет своего рода приманкой. Если она расскажет им, быть может, я легко отделаюсь. Есть секреты и пострашнее. Если им удастся вырвать их из меня, вряд ли этот мир проживет долго.

— Книги, Марика. Настоящее величие в них, настоящие знания, дарующие власть.

— Так ты научил меня делать воду пресной? — запнувшись, спросила девушка. — При помощи тех знаний, доступных любому?

Я улыбнулся полумраку.

— Девочка, держись от меня подальше и не вздумай чувствовать, что предаешь. Любые твои эмоции будут использованы против меня.

— Ты ведь все равно не расскажешь, даже если они будут убивать меня?

Вопрос показался мне нейтральным, и я выбрал тот же тон, что и она, говоря о страшном:

— Не расскажу. Есть знания, которые опасны для всего мира. Они рушат горы и осушают моря. Такие знания не для людей.

— Но магам дарованы эти знания?

Я промолчал, и тогда в темноте раздался ее голос, от которого впервые за сегодняшний день меня пробрала дрожь.

— Они замучают тебя до смерти.

— Возможно, — прошептал я, думая о том, что когда-то… очень давно моим собственным выбором была смерть. Сейчас, пожалуй, имей я при себе оружие, мой выбор остался бы прежним. Но у меня не было выбора.

Хромая, я следовал за Гевором. На этот раз моя хромота была не для отвода чужих глаз. Лишенное магии тело предало меня не задумываясь, и я вновь ощутил бессилие. Теперь каждый шаг босой ноги по осклизлым доскам узкого настила пронзал колено и бедро раскаленной иглой.

За моими плечами тяжелой поступью следовали големы. Мы свернули и оказались в просторном тупике, пространство которого расчерчивали, будто разрезали на части, три столба пронзительно яркого света, проникающего через оконца размером не больше кирпича, вынутого из кладки фундамента.

Гевор поманил меня сесть за прямоугольный стол, в центре которого стояла изящная крынка с каплями влаги на блестящих лаком боках. Небесно-голубой и белой краской на ее поверхности изображались очертания Гуранатана и деревьев, чьи кроны усыпали розовые цветы — лишь мазки искусного художника. Моралли бы понравился этот лаконичный и с тем столь содержательный стиль, а Марика была бы несказанно рада этой крынке. Вот уже сутки нам не давали ни еды, ни воды, и мне было ее искренне жаль.

Я вздрогнул от звука отодвигаемого стула, покорно сел напротив Гевора. Големы разместили на стенах три факела, добившись странного эффекта сплетения огня, теней и света. Теперь солнечные потоки не казались столь яростными и не слепили глаза. На них хотелось смотреть, их хотелось коснуться, и я, чтобы отстраниться, наблюдал за магом земли. Он был спокоен и решителен, но в нем не нашлось истекающего соками яда желания причинить боль, столь хорошо знакомого мне по Рынце. Нет, палач Форта был другим, одно лишь его приближение заставляло у простолюдина все сжиматься внутри, и дело было не в устрашающем кнуте, подвешенном на поясе, и не в грозных позах, которые он любил принимать. Это было подспудное ощущение жертвы перед хищником. Гевором же, напротив, владело твердое понимание необходимости, и это для меня было во сто крат страшнее. Этот человек будет причинять боль столько, сколько нужно, ласково уговаривая меня отступиться. И эта его теплота будет неплохим оружием, наносящим дополнительный урон.

В углу у стены тихо тлела, щурясь, будто домашняя кошка, жаровня с углями, и тепло, исходящее от нее, приятно касалось кожи. Над фундаментом, среди кустов камелий и деревьев плыла жара открывшегося полудню дня, но здесь, под толстыми камнями было промозгло. Не столько холодно, сколько сыро, и эта сырость ощупывала все своими бесстыжими руками, запускала пальцы под кожу, сжимала мышцы и сердце своими ледяными пальцами.

Живительное тепло и солнечный свет заставили меня расслабиться и вновь обрести равновесие. Я даже позволил себе легкую улыбку и непринужденную позу.

— Ты считаешь выбор неверным, — наблюдая за мной, сказал Гевор. — Ты, я думаю, знаешь, что тьма, холод и неизвестность коробят человека изнутри, в то время как искусство боли направлено на то, чтобы вбить клин в уже образовавшуюся расщелину, дабы расширить ее.

Но я вижу все иначе. В царстве тьмы, чем чаще ты смотришь на свет, тем более притягателен он для тебя. И взгляда уже недостаточно, тебе надобно прикоснуться к нему, почувствовать тепло его ласкового касания. И это то, что я могу у тебя отнять. Солнце никогда больше не тронет твою кожу, Демиан, если только ты не станешь покорным.

— Все это, — я обвел взглядом тупик, — к чему? Ты же понимаешь, что ни боль, ни страх меня не возьмут.

— Я погляжу, да, — задумчиво сообщил Гевор. — Не знаю никого, кто мог бы выдержать пытки. Ты заговоришь. Все говорят, кто-то раньше, кто-то позже. И те, кто пытаются устоять, в тысячу раз глупее первых, которые не калечит свое тело и свой дух. Ни к чему это все, ни к чему. Сейчас я для тебя вода и земля, вдох и биение твоего сердца. Одного моего взгляда достаточно, чтобы ничего этого не стало, но такого подарка ты не получишь, уж прости. Многие сперва говорят, что их ничего не страшит. И вправду, здесь нет пыточных механизмов, способных вытянуть твои жилы в струны; нет воротов, усилие которых вырывает суставы и разрывает плоть, нет прессов, способных растереть твои кости в порошок. Но для меня все это — непрактичные вещи, требующие ухода, смазки и искусного обращения. Чем сложнее машина, тем труднее заставить ее проводить ювелирную работу. Все, что мне нужно — всего лишь три инструмента, Демиан. Три простых инструмента. Первый из них — земля.

Он положил между нами плоский камень с остро обколотой кромкой по одному из краев.

— С древности это оружие и строительный материал, украшение и предмет поклонения. Он может быть подарком, подношением мертвецу, или смертью для живого. Остальные два инструмента мне подарили другие учителя Оплота. Вода, — Гевор переставил с места на место кувшин, но не пододвинул его ко мне или не отстранил, а просто сместил по центральной оси, привлекая мое внимание. — Огонь.

За его спиной из углей вдруг вырвалось пламя, лизнуло потолок в слепой жестокой попытке пожрать то, что способно гореть, и опало, вновь уйдя в мерцающие угли.

— Ты и вправду думаешь, что этого мало? — с легкой насмешкой спросил маг земли, наблюдая за мной.

Я лишь пожал плечами, думая о том, что мне довелось услышать в казематах Форта через плотную, клубящуюся тьму. Крики не людей — животных; стоны, скрежет. И против этого — камень, вода и огонь? Уверен, Гевор еще заставит меня отступиться от упрямой уверенности, что я знаю все лучше других. Но не сейчас. Еще есть время немного потешить себя иллюзиями. К боли невозможно быть готовым, остается отстраняться от нее всеми известными мне способами. Обманывать себя, обманывать учителей Оплота. Ждать… Чего? Кто придет мне на выручку? Зачарованный незнакомой, и от того еще более опасной магией Мастер? Ален, которому удалось спрятаться в людном порте Велинцерца с целью спасти собственную шкуру? Да и что может противопоставить сын моряка людям, умеющим творить ворожбу?

— Именно так ты и думаешь, — в голосе Гевора мне почудился упрек. — Тебе кажется, это какой-то обман, но я открыт. Мастер пришел сюда как господин, готовый властвовать и повелевать. Мы всего лишь хотим, чтобы этого никогда не повторилось. Тебе придется рассказать все о собственной уязвимости. Да, мы пока поговорим, и ты будешь отвечать на мои вопросы или молчать — в конечном счете это не так уж и важно. Я все равно тебе не поверю, потому что скованный браслетом отрицания, ты так же закрыт для меня, как весь мир для тебя. Ты — золотая рыбка, помещенная в сосуд. Я снаружи, ты внутри и все, что я могу делать, это щелкать по стенкам, рождая колебания, заставляющие тебя страдать. Теперь ты видишь, что мы дошли до главного, — он отодвинул крынку в сторону, расчищая между нами место, отложил в сторону камень. — Положи сюда правую руку ладонью на стол.

Спокойно глядя на мага земли, я протянул руку.

— В твоей руке тридцать костей, — Гевор придавил пальцем мой мизинец и медленно повел его вверх, давая ощутить каждый сустав. — Тридцать сгустков боли, Демиан. Фаланги, кости пястья, выше, выше, лучевая и локтевая кости. Я резал кожу, расплетал мышцы и исследовал их с тщательностью настоящего врачевателя, и все это сейчас в моем распоряжении. Ты должен понять: те, кто с пренебрежением смотрел на воду, начинают говорить даже раньше других, потому что оказываются не готовыми к предательству. Ты привык, что вода дает тебе жизнь, питает тело и успокаивает разум. Если ты не совсем глуп, то отчетливо осознаешь ее превосходство над всеми нами. Но жизнь неотделима от смерти, и приток воды может быть столь же мучителен, как ее отсутствие.

Я вздрогнул — Гевор с силой надавил мне на основание запястья, но причина прокатившейся по телу дрожи была в видении из прошлого. Как наяву я видел завораживающе величественные волны льдистого моря, пожирающего дерево и камни. Стремительные потоки врывались в проходы между домами, выдавливая стекла, ломая балки, перетирая камень в своих челюстях.

— О да, — Гевор жадно подался вперед. — Я вижу это! Такие силы скрыта в твоем теле, что даже оковы не способны полностью подавить их. Это поразительно и небывало! Ты еще расскажешь мне, когда это было, но сейчас не стоит так трактовать мои слова. Я не собираюсь топить тебя, нет. Пытки, как и любое другое дело, должны быть просты и полны изящества. Три драгоценности в моих руках, Демиан. Земля со временем разотрет каждую косточку в твоем теле, одну за другой, начиная с этой руки. Палец за пальцем. Ты будешь кричать или корчиться или молчать, меня это не волнует. Огонь прижжет твои раны и будет давать жизнь так же как вода. Это заставит тебя понять, что вещи иногда обманывают ожидания. Боюсь, к этому моменту ты проклянешь и огонь, который раньше лишь обогревал тебя, и воду, что утоляла жажду. Такая жизнь не нужна никому. Только от тебя будет зависеть, когда я пущу к тебе смерть. Постарайся быть честным с самим собой, но учти: чтобы ты не сказал, я начну слушать лишь тогда, когда вода начнет бурлить. Пар съедает плоть как едкие кислоты из лабораторий моих подмастерьев.

— Какой вдохновенный монолог, — не мигая, я смотрел на Гевора, гадая, удастся ли мне вывести его из себя, но слова мага земли остались спокойными и взвешенными:

— Вы, зовущие себя истинными магами материка, полны презрения и подобны гнилому зубу, который шатается в челюсти мира. Вы возомнили, будто мир не сможет жевать без вас, но я докажу, что это не столь уж важно. Где твоя сила, Демиан? Ты сидишь передо мной покоренный, хотя сам еще не подозреваешь об этом. Ты не совершил ни единой попытки спастись, думая, что мудро выжидаешь нужного момента. Но что, если этого момента уже не будет? Ты стал всего лишь человеком и не можешь смириться с этим, все еще считая себя кем-то другим.

Я не отвел взгляда, едва заметно улыбнувшись, и тогда Гевор поджал губы. Он был достаточно умен, чтобы понять мой взгляд без слов.

— Что же, я ошибся? — спросил он глухо. — И тебе не внове оставаться ни с чем? В тебе — лишь далекий страх тела, больше ничего. Это плохо дня меня, но и для тебя ничего не изменит. Теперь я спрошу все, что хочу услышать. Задам вопросы разом, чтобы у тебя было время подумать над ответами. Судя по всему, многие не станут для тебя сюрпризом.

— Давай, — предложил я и сплел руки на груди.

— Можешь начать со своей истории. Где ты родился и как рос, когда обнаружил в себе способности к магии и где встретил своего Древнего. Как ты и другие маги смогли возвести за одну ночь город. Расскажи мне про него все, что знаешь. Еще я хочу узнать, как убить Древнего и устоять в прямой схватке с магом вроде тебя.

Поведай мне, о чем ты думаешь, глядя на меня, чего хочешь, о чем мечтаешь. Я хотел бы услышать о реликвиях, питающих жизнью ваш город. И напоследок расскажи мне о человеке, способном убивать прикосновением…

— Ты знаешь его? — усидеть на месте мне стоило огромного труда, но взвившийся от волнения голос выдал меня. — Если знаешь — говори. Ты даже не представляешь, как важно понять, кто он такой, и найти его следы!

Гевор насмешливо приподнял бровь:

— Глупо задавать вопросы тому, кто сам задает вопросы. Но ты, того не желая, и сам ответил мне. Ты слышал о нем, но не знаешь, где он. И, тем не менее, он знает о тебе…

— А ты прав, — я поерзал на стуле, принимая, должно быть, одно из самых трудных решений в своей жизни, — и имеешь право знать. Это существо — не человек — обладает умением разрушать и поглощать жизнь, впитывать в себя время и идти дальше. И оно ненасытно. Если оно преуспеет, то через границу, охраняющую твой мир, хлынут порождения времени, и жизнь оборвется. И сейчас, возможно, происходит страшное, потому что он обучает своему умению других.

— Чувство времени — всего лишь легенды о магии, но не магия, — будто желая спорить, заявил Гевор.

— Если ты его слуга, — холодно попросил я, — то дай мне поговорить с ним. Если враг — помоги с ним справиться. Он здесь, на Туре?

— Сам ответь на свой вопрос, — Гевор на мгновение отвел взгляд. Что-то было неправильно в этом его поведении. — Ну, я жду ответов.

Я посмотрел на браслет на руке. Если маг земли смог различить отголоски моего прошлого видения, могу ли я?..

Глядя, как содрогнулось мое тело и побелели костяшки пальцев, Гевор удрученно покачал головой:

— Чем мощнее действие, тем сильнее противодействие. Не вырваться и не спрятаться, понимаешь? Чем больше ты приложишь, тем громче будет звучать эхо боли. Или ты думал меня убить?

— И в мыслях не было, — хрипло сообщил я.

— Жаль, я хотел поиздеваться, — искренне признался он, поднялся и вошел в столб света. Зажмурился от удовольствия, подставляя щеки солнцу. — Тогда ты ищешь путь, чтобы вырваться. Знаки на браслете тебе не знакомы?

— Зачем все это тебе? — пытаясь отдышаться, уточнил я. — Ты ведь всего лишь хочешь знать то, что знаю я. Но сами действия тебе противны.

— Ты вызываешь у меня смешанные чувства, — согласился Гевор. — Ты в одиночку уничтожил водяного змея, так сказал Мастер, и потом много дней вел свой покалеченный корабль к цели. Это немало.

— Так просто? Уважение? — опешил я. — И ты готов выступить вместо вашего палача?

— Простота не значит слабость, но я не стану скрывать: мне не нравится то, что происходит. Мне не нравятся обе стороны монеты, если ты понимаешь, о чем я. Если бы на твоем месте сидел Мастер, я бы не пришел. Риффат, чья суть огонь, сделал бы все, чтобы разговорить этого заносчивого дурака. И он был бы в своем праве, а я не испытал бы и капли жалости.

Но ты — другой, и твое место в объятиях Лааль. Ты это заслужил, а здесь место Мастера. Но чем бы я не руководствовался, для учителей Оплота важен результат, и если мне не удастся воззвать к твоему разуму, тогда придется делать все необходимое. Так что же, знаки на браслете тебе не знакомы?

Я покачал головой.

— Иначе и быть не могло. Ты хотя бы слышал о чарах отрицания?

Я снова покачал головой. Чем больше молчишь, тем больше узнаешь, а Гевор был не прочь поговорить.

— Сплетение этого узора было соткано давным-давно и родилось оно где-то здесь, в горах. Так и передается через горы другим. Сложное и изящное заклятье, подобное натянутой струне, отсекающей все лишнее. Тронь ее, и рождаются вибрация и звук, которые быстро затихают. Так стекают по отрицанию любые действия и, если только паутина сплетена верно и в ней есть все необходимые узлы, магия любой природы сойдет на нет.

— Так как же снять браслет? Инструментами кузнеца?

— Боюсь, ни один инструмент не возьмет этот металл. Снять браслет легко для меня и очень сложно для тебя. Если ты не забыл, я по ту сторону, заклятье обращено внутрь, и я могу затронуть в нужной последовательности всю череду узлов, заставляя их распадаться. Разрушив целостность, снимешь браслет. Других способов не существует.

Нет, я не вижу для тебя выхода. Демиан, тебе придется не только нащупать нужный порядок, но и преодолеть сопротивление. Я могу поверить, что второе тебе по силам, но первое… Вглядись в символы на браслете? — предложил Гевор.

Я поднял руку, разглядываю тонкую, замысловатую вязь. Да, узоры были разделены, и при желании, почти не боясь ошибиться, можно было сказать, где они собраны в группы, а где между ними разрывы. Тонкая спираль незнакомой письменности, сжавшая мое запястье. Что это за язык? Я знал многие языки этого мира, но отнюдь не все, и этот был не похож ни на что мне знакомое.

— Много, верно? — уточнил маг земли и, не дождавшись ответа, продолжал: — Можешь перебирать их столько, сколько угодно. Всякий раз боль будет заставлять тебя остановиться и на это уйдут годы. Столько времени я тебе не дам. Теперь говори, или я буду вынужден начать раньше, чем планировал.

Ночами Марика тихо плакала, чем заставляла меня вновь и вновь пробуждаться от равнодушного сна, отстранять боль и подходить к ней. Я гладил ее по голове, успокаивая, и она затихала, пряча слезы. Уверен, она не хотела терзать меня своими страхами, но они рвались наружу, и девушка ничего не могла им противопоставить.

Хотел бы я избавиться от этой тяжелой ответственности? Хотел бы, чтобы моим спутником была лишь тишина? Нет. Я бы уже умер, если бы не она.

Не знаю, сколько дней прошло, я старался их не считать. В первый день Гевор говорил с Марикой также, как со мной — вежливо, спокойно, предлагая выбрать либо то, либо то. Марика была с ним откровенна, и я надеюсь, что эта откровенность пошла нам обоим на пользу. Впрочем, подозреваю, что Гевор перестраховался и перед разговором опоил девочку какими-то травами, сделавшими ее спокойной и покладистой. Не думаю, что Гевор мог бы причинить ей какой-то вред, он был слишком умен и понимал, что время применять это оружие еще не пришло.

Гевор. Он был прав во всем, и даже в том, к чему я отнесся сперва с непониманием. Маг земли все делал уверенно и поступал неторопливо, показывая, что ему некуда спешить. Это чувство, что он может продолжать мои пытки сколь угодно долго, практически бесконечно, поселило в моей душе надломленное обречение, а такой притягательный, близкий, но совершенно недосягаемый солнечный свет рождал нечто, схожее с глубокой жаждой.

В тот первый раз Гевор запретил мне говорить, когда взял в руки свой камень.

— Теперь держи языка за зубами, Демиан, — сказал он мне с задором, — я не хочу слышать от тебя ни слова, ни стона. Да, я не хотел бы видеть и слез. Нет, конечно, я не стану запрещать тебе кричать, но сейчас любые твои ответы не для моих ушей. Прими это правило. Любое твое слово продлит мучения.

Он поставил небольшие песочные часы на стол.

— Сколько здесь минут, скажи?

Я молча смотрел на него.

— И то верно, я и забыл, — согласился Гевор. — Но ответь, этот ответ я хочу услышать.

— Четверть часа, — подсказал я.

— Хороший глазомер, — согласно кивнул маг земли. — Итак, четыре оборота в день. Всего четыре. Так я оцениваю твое терпение и выдержку. Я сам выбрал себе границу. Час, это все, что будет в моем распоряжении, всего шестьдесят долгих минут и тридцать костей твоей руки.

Он перевернул часы.

Големы молчаливо подступили ко мне, один, подобно гранитным тискам, сдавил мое запястье, второй, будто скобой прижал мою руку к поверхности стола.

— Теперь молчи, — приказал Гевор и слегка ударил по мизинцу…

Теперь мною владело мучительное ожидание, и я частенько просыпался среди ночи не только от усилившейся боли или всхлипов Марики, но сдавленный ужасом того, что песок в часах не заканчивается. Он сыпется, и песчинки трутся друг о друга будто шипение змея, но их бесконечное количество, они будто возникают из ничего. Именно так, я видел во сне не кровавые картины и не сосредоточенное лицо Гевора, но эти песчинки времени, которое преследовало меня везде.

С первого дня пыток я ничего не ел, лишь пил, потому что после проведенного с Гевором времени такие подвиги мне были уже не по силам. Попытка съесть что-то утром, когда боль немного ослабла, привели к тому, что мой завтрак оказался на полу во время нашей следующей встречи. Это было ужасно и не имело никакого смысла, лишь доставляло еще большие мучения.

Надо сказать, что нас кормили хорошо и поили чистой, горячей водой, иногда добавляя в нее мяту и лемонграсс, но в сыром холоде подвала это было как нельзя кстати. Каждый день на полу меняли траву на свежую, а ведро выносили достаточно часто, чтобы мы не мучались запахом собственных испражнений. В какой-то степени это заботливое отношение было насмешкой надо мной и моим лицемерием, попыткой заставить нас поверить, что мы сами виноваты в том, что происходит. Я понимал, что правду можно попробовать вытащить из меня одним махом и, если я не умру, когда он будет отрезать мне нос и уши, или кастрировать, я, наверное, заговорю, не в силах заставить свое сердце замереть. Но Гевор от чего-то медлил.

День ото дня все повторялось, он приходил утром, хмурый, с легким состраданием во взгляде, сопровождаемый двумя неизменными големами, не нуждающимися ни в еде, ни во сне. Он отпирал дверь, и мы шли в ненавистный тупичок, а после кажущегося вечностью часа я сам возвращался обратно, сдержано прощался и, дождавшись щелчка замка, заходил в свою маленькую клетку. К этому времени на полу уже лежали свежие травы, дразня обоняние сильным ароматом сока, и от этого запаха меня мутило еще больше. И я даже не мог смотреть в тот угол, где на небольшом раскладном столике стоял свежий графин с водой или исходил ароматным паром высокий чайник с длинным носиком; лежали фрукты и мясо.

Все это оставалось пустым, как и попытки Марики сделать что-то для меня. Мне кажется, настал момент, когда у нее закончились слезы. Она каждый раз помогала мне лечь и поудобнее устроить замотанную чистой тканью со свежими пятнами крови руку, и неторопливо смачивала мне губы водой, потому что знала, что я не могу пить. Капля за каплей она вливала в меня жизнь, терпеливо ожидая, когда мне станет немного легче. С каждым днем мне становилось все сложнее возвращаться из болезненного забытья, а сон мой стал поверхностным и наполненным бредовыми снами, от которых не оставалось даже обрывков, когда я приходил в себя. Эти сны заставляли меня метаться, и Марика теперь частенько не спала ночами, не давая мне биться в конвульсиях, а сжимая в своих объятьях.

Порою я слышал собственные стоны, сгорая в пламени лихорадки, но проснуться не мог…

— Зачем вы это делаете с ним?! — закричала Марика, и я с трудом разлепил склеенные коркой гноя глаза. — Неужели вы готовы на все, лишь бы вырвать из него то, что всех нас уничтожит?!

— Что ты знаешь об этом, девочка? — мягко спросил Гевор. — Быть может, оно лишь уровняет шансы. Сделает его не властителем мира, а всего лишь еще одним хранителем знания. Почему ты так веришь магам материка, девочка? Веришь, что они никогда не воспользуются этим знанием в собственных целях? Не значит ли, что единолично владея тайной, они имеют над нами бесконечную власть? В этом ты не видишь опасности? Знания одного — это сила, которой сложно что-то противопоставить.

— А если вы не сможете его удержать? Умения в неловких руках несут смерть, даже я это понимаю! Это как ураган, который не слушается твоих слов! — я хотел одернуть Марику, но за время сна губы так слиплись, что я не смог произнести и слова. — Они сдерживают его, они его не выпускают. Демиану нет дела до власти, но ты калечишь именно его! Самого достойного из тех, кого я знаю. Ты не видел, как под его руками затягиваются раны, не видел, как он в одиночку заставляет воду скрепиться коркой льда, чтобы только корабль не утонул! Это зависть движет тобой, но блоха никогда не превратится в бабочку! Ты боишься его, признайся!

— Совершенно верно, девочка, совершенно верно, — печально согласился Гевор, открывая дверь, противно скрипнувшую ржавыми петлями. — Демиан, пора, а то твоя боевая заступница сейчас обвинит меня не только в трусости…

— Я не пущу его! — Марика встала в проеме двери между нами, отважная и глупая в своей уверенности, что может что-то изменить.

Гевор нагнулся, чтобы их лица оказались на одном уровне, и доверительно спросил:

— Он совсем плох, девочка? Не сверкай на меня взглядом, я знаю, что накануне немного перестарался. И за день до этого. Он, знаешь ли, выводит меня из себя своим упорством. Иногда мне кажется, что Демиан сделан из камня, будто он один из моих големов. Не поджимай губы, я знаю, что ему нужен отдых, и сегодня он получит его, не волнуйся. Мы ведь на самом деле с ним так и не поговорили.

Плечи девушки опустились, когда я положил ладонь здоровой руки ей на голову, погладил по грязным, слипшимся от пота волосам.

— Давай-ка я пройду…

Она взглянула на меня так, будто я ударил ее, а Гевор внимательно следил за происходящим, и мне его интерес крайне не понравился. Мое сердце сжалось от предчувствия беды, но что-то изменить было невозможно.

Мы снова прошли до тупика, где, как обычно, тлела жаровня, стояла кружка и кувшин с водой, с краю лежал камень. Я было шагнул в сторону столба солнечного света, но один из големов тут же преградил мне путь.

— Присаживайся, — позвал Гевор.

Я сел, привычно налил себе воды, напился.

— Что изменилось? — прямо спросил я.

— Многое, — Гевор поморщился. — Сними эти тряпки и посмотри на свою руку.

Он постучал ладонью по столу — уже знакомый знак, что мне надо предъявить руку. Теперь все было сложнее, и мне пришлось поддержать левой рукой запястье, чтобы выполнить этот приказ. Это простое, казалось бы, действие, сбило мне дыхание, разметало мысли, и я вздохнул, усмиряя боль. Я был замкнут в себе, но все же мне удавалось разделять чувства, загонять их вглубь и отстранять.

Маг земли глядел на меня с любопытством и не торопил.

Справившись с собой, я выполнил вторую часть сложнейшей задачи и осторожно смотал повязку, теперь уже не бледнея от каждого движения. Впрочем, смотреть на переломанные, будто расплющенные, обожженные пальцы я не желал и, скользнув по ним взглядом, вопросительно уставился на мага земли.

— А теперь еще раз. Внимательнее, — посоветовал Гевор.

Я помедлил и снова посмотрел на руку, на запекшиеся коркой раны там, где палач сдирал кожу, на растертые фаланги… и содрогнулся.

— Ты спросил, что же изменилось, Демиан? Пора. Еще немного, и будет милосерднее отсечь руку в кисти и молиться, чтобы омертвение не затронула предплечье. Поверь, я сделаю это, иначе ты умрешь. Только поэтому. Это будет такая боль, какой ты еще не знал, а потом все начнется с начала.

— И что же мне остается?

— Надежда. Даже сейчас все еще можно обратить. Огонь, воздух, вода и жизнь соберут поврежденные части воедино, чтобы восстановить и напитать их новой силой. Подумай хорошенько, Демиан. Сейчас ты решаешь не только за себя.

— Я все еще могу наплести небылиц, — чтобы выиграть время, сообщил я.

— Не можешь, я вижу… — Гевор улыбнулся ободряюще. — Знаю часть верных ответов. А остальное конечно проверю.

— Не будет так, — я зажмурился, пытаясь остановить одуряющее головокружение.

— Не ожидал, — внезапно признался Гевор. — Ты все свое внимание тратишь на браслет, все время пробуешь его на зуб. Неужели ты чего-то достиг? Твоя магия живет внутри тебя, и ты способен ею управлять?

— Рано или поздно я сломаю это заклятье, — зло отозвался я.

— Мне нравится, что ты веришь во что-то такое… в чудо. Эта уверенность дает тебе силы бороться, но мое терпение подходит к концу. Не мое, — поправился маг земли. — Лааль не способна выжидать слишком уж долго. Как и любая женщина на пути к желаемому, она немного нетерпелива. Но скажи мне, ты и вправду веришь в счастливое освобождение? Может быть в то, что Мастер очнется от дурмана? Или что драконы прилетят и спасут тебя? Знаешь, Демиан, если они до сих пор не пришли тебе на выручку, значит, и не придут. Вот ты мне и скажи, почему? Я слышал, вы очень дружны с Древними.

— А если я тебе скажу, что виной всему время?

— Ах, опять ты про чувство времени, про эту мистическую силу, которая разрушает все, к чему прикасается. Магия, Демиан, способна созидать и разрушать. И также как забрать время живых, она может и передать ее кому-то другому. Не таково ли ваше бессмертие? Твое? Мастера?

Я помотал головой, не открывая глаз. Мне не было нужды смотреть на него. Сегодняшний разговор и вправду был для меня передышкой даже несмотря на то, что моя многострадальная рука лежала между нами на столе как доказательство моего полнейшего бессилия.

— Знаешь, я все жду, жду, когда кто-то из других магов приплывет сюда осведомиться о ваших жизнях. Знаешь, что будет тогда?

— Ты расскажешь, что мы погибли в челюстях водяного змея? — насмешливо поддержал я диалог.

— Ты этого не ждал? — Гевор был заинтересован. — Ничего из того, что я перечислил, — он словно сделал еще одно открытие.

Чтобы подтвердить его догадку, я покачал головой.

— Как вообще получилось, что драконы, сопровождающие вас всегда, в этот раз остались на материке? На этот вопрос ты же можешь мне ответить…

Маг земли ждал и я, вздохнув, кивнул:

— В столь далеком пути не было смысла. Мы не собирались вести противоборство или воевать.

— Но при этом собирались говорить нам, что делать, и были уверены, что мы безропотно пойдем на поводу ваших желаний? Не много ли вы на себя брали?

— Я не знаю, чего там собирался или не собирался делать Мастер, — разозлился я и, открыв глаза, уставился на своего мучителя. — Я успел лишь обмолвиться парой фраз с Лааль после того, как очнулся, и вот оказался здесь!

— О, ты же не хотел плыть на Тур…

— Не хотел, — я немного остыл, понимая, чего добивается Гевор. — Но это был мой долг. Найти водяных змеев и понять, что ими движет.

— А Тур? Чего ты хотел от нас?

— Не знаю.

— Ты хотел обличить нас в том, что мы натравливаем на корабли водяных змеев. Ты хотел свергнуть нашу власть и завладеть морскими чудовищами.

Я ухмыльнулся.

— Ты еще можешь улыбаться. Чему на этот раз?

— Ты обвиняешь меня в чем-то, но какое это теперь имеет значение, если ты хочешь другого? Да, Мастер пришел сюда как хозяин, и право сильного было на его стороне. И вы обвели его вокруг пальца. Произошло то, что произошло.

— Ты бы повел переговоры иначе, — уверенно заявил Гевор. — Не считаешь это несправедливым?

— Что? — не понял я.

— Не прикидывайся, Демиан. Ошибку совершил Мастер, но его баюкает в своих объятиях Лааль. Феддея день ото дня дурманит его сладостными снами, проникая все глубже в его память и ища недостающие кусочки головоломки. А ты здесь в обществе мертвых тварей, боли и изнуряющих ночных кошмаров.

— И какой смысл жаловаться на несправедливость, если так уже случилось? — уточнил я. Мне казалось, я стал плохо соображать от усталости и боли. Я не понимал, чего хочет добиться этот человек, какого признания? Он хочет, чтобы я произнес вслух, что ненавижу то положение, в котором оказался из-за Мастера? Но я и сам виноват. Это я позволил сомкнуться браслету на своем запястье. Это я был готов овладеть служанками, чтобы усладить свое тело, даже не разобравшись, за что мне положены такие почести.

— Как я уже сказал, все можно исправить.

Я вздохнул, поняв, наконец, что своими словами Гевор бережно взращивает в моем сердце ростки зависти. Придет время, они окрепнут, и маг земли предложит мне поменяться местами с магом ночи. Сейчас это не так уж и сложно, они уверены, что смогут справиться со мной. Опоят травами, которые я выпью сам, и снимут браслет, чтобы я добровольно отдал им свой рассудок. Быть может, это мой единственный шанс? Попробовать пойти на это?

С другой стороны, кто мешает им подмешать дурман в воду без моего согласия? Нет, здесь что-то не так, все эти игры не по мне.

— Послушай, Гевор, внимательно послушай. Я скажу то, что сказал в самом начале нашего знакомства. Чувство времени — не пустой звук и не легенды. На материке есть тот, что сеет эту заразу щедрой рукой. Придет время, и ты найдешь на боку Гуранатана поселение, полное немощных старцев, чей век закончился в одночасье, когда какой-то человек, жаждущий бессмертия, испил их жизни практически до дна.

Я уже сейчас не могу ответить наверняка, один ли это человек или он раздаривает знание о смертоносной магии избранным адептам. То, чем все это закончится, мне слишком хорошо известно. Пустынные дома, разрушенные города. Нет, я не хочу увидеть такого!

Есть у мира грань, которая соприкасается с чистым временем. Если эта граница рухнет, то все будет уничтожено, ничего не останется, Гевор, и ни сны, ни любовь не спасут вас. Пока в твоих часах пересыпаются минуты моей боли, быть может, в иных часах тратятся крупинки благополучия нашего мира. Исправь все как обещал и отпусти меня. Проверь все сам. Если хочешь, я возьму тебя с собой, чтобы ты собственными глазами увидел то, о чем я говорю!

— Ну конечно, Демиан! — Гевор расхохотался. — Стоит мне снять с тебя оковы, и ты разотрешь меня в пыль, выбрав самую изощренную смерть, которую сможешь себе представить. Ты же ненавидишь меня, как каждый пленник ненавидит своего палача.

— Клянусь — я уйду, не тронув ни тебя, ни других жителей!

На лице мага земли было написано разочарование. Очевидно, что он получил совсем не то, что ожидал.

— Эти обещания не выполнимы, Демиан, — сказал он глухо, — потому что я не смог ничего в тебе изменить за это долгое время. Ни на каплю. И Лааль не изменит Мастера. Не пойму, откуда в вас столько целостности. Быть может, сами Древние укрепляют вас. Ты, как и прежде, будешь искать для других оправдания, а в себе понимание чужих поступков, считая себя выше всего этого. Мастер будет, как и прежде, пренебрегать всем тем, что для тебя важно, а также важно для других, ставя себя на позицию сильного. Мир так и останется лишь ничтожной вещью, обязанной ему прислуживать. И что же будет значить твое слово или слово Мастера против моего знания?

— Гевор, ты забыл, с чего я начал. Речь сейчас не о наших с тобой счетах или обидах!

— Мы как-то ведь жили без вас, не находишь? — проворчал маг земли. В его словах было слишком много желчи. Так бывает, когда ощущаешь свой безоговорочный проигрыш. Но он все равно был на высоте, этот маг с острова Тур. — Быть может, виной всему и есть вы? Зло сеет кто-то из вас, возрождая в умах других людей чувство времени? Ведь и ты обладаешь этим знанием, раз с уверенностью говоришь об этом?..

Я внезапно ощутил в его словах смутную тревогу, но не понял, в чем ее причина.

— Ответы, Демиан, — он перевернул часы, и я внутренне сжался, глядя, как начали медленно ссыпаться песчинки. — Все на чистоту. Давай уже, хватит изображать и себя благородного мученика. Откуда вы пришли, как смогли возвести город, где пробудили и как привязали к себе Древних. Меня интересует совершенно все о них. Чем и как часто они питаются, когда гадят и на какую высоту способны поднять всадника. Все, что душе угодно, чтобы мне было, что рассказать Лааль. Ну же, или я уже ни чем не смогу тебе помочь!

— Это ты называешь помощью? — я взглядом указал на свою руку.

— Да! Именно так! Все это время я только и стараюсь, что помочь тебе, Демиан.

Я состроил кислую мину, и он кивнул.

— Я так полагаю это ответом «нет», — он накрыл своей горячей ладонью мою изувеченную кисть, и, выслушав протяжный стон, тихо вздохнул.

Через звон в ушах я слышал шаги — кто-то шел к нам, но я не смог повернуться, пока Гевор не отпустил мое запястье.

— Демиан, — голос Марики дрожал. Лааль крепко держала девушку за плечо и была так же хороша, как и при первой нашей встрече. В изящном облегающем платье с разрезами и мерцающими рисунками на смуглой коже. В полумраке подвала они казались объемными и живыми. Я подумал, что любые украшения из золота и драгоценных камней померкли для меня в сравнении с этими причудливыми и притягательными рисунками.

— Вот что, Демиан, — сказала Лааль звонко, — я достаточно ждала. Теперь пришло время проверить, на что ты готов пойти ради этого молодого, трепетного сердечка. Она — будто горлянка, хрупкая и невзрачная, но дай мне срок, и я сделаю из нее маленькую тигрицу. Да, Демиан, редкий мужчина заслуживает такой глубины чувств, какие исходят от этого дитя. Искренность присуща девственной юности, и эта малышка чиста, как утренняя роса. Ее боль за тебя во сто крат сильнее твоей собственной боли. Но разве же она ребенок? Нет. Смотри на нее, Демиан, и ты увидишь молодую девушку.

Пальцы Лааль сжались на плече Марики, и я стал свидетелем магии, которую сперва принял за течение времени, но это было иное умение, доступное лишь жрице любви. На моих глазах волосы Марики вытянулись, заблестели, упали на плечи, превращаясь из неопрятных прядей в искрящийся водопад, лицо разгладилось, приобретая выражение легкого спокойствия, спина распрямилась. Она будто сбросила груз моей боли, и теперь я вправду перестал видеть перед собой оборванного ребенка.

— Решайся, Демиан. Теперь выбор за тобой. Говори, или я заберу ее к себе в дом, и спустя несколько дней она постигнет всю глубину моего искусства. Клянусь, я подарю ее Мастеру, Демиан, в надежде, что он будет более благосклонно отвечать на мои вопросы после столь щедрого подарка.

Лааль убрала руку с плеча Марики, и девичьи глаза раскрылись шире, полные глубокого ужаса.

Я испытал его как свой собственный, меня будто окатило волной Льдистого моря и оставило на берегу обнаженным под ударами морского ветра. Да, Лааль и Гевор сыграли великолепно, на пару впихивая этот ее страх в мой истерзанный разум. Я осознавал их магию, видел, сколько сил ушло на то, чтобы пробиться к той части меня, которая все еще была свободна от чар отрицания. Это было невыносимо, но все же я молчал.

— Мужчины, — проворчала Лааль спустя некоторое время. — Тебе невдомек, на какие жертвы ее обрекаешь. Рука, которой ты в скором времени лишишься, не покроет этого. Поверь, своим равнодушием к бедняжке ты потерял мое уважение. Пойдем, дорогая.

— Демиан, — прошептала она, — пожалуйста…

Я отвернулся, потому что не мог, не хотел смотреть в ее полные отчаяния глаза. Я сказал себе, что ничего ужасного не произойдет. Все это ничего, пока они не решат ее убить. В конце концов, это неотделимая часть жизни, а Мастер достаточно опытен, чтобы не причинить бедняжке вреда. В его постели побывало множество женщин, и он знает, как с ними обращаться. Как знаю и я. Не велика премудрость быть нежным и внимательным.

Высшие, сама мысль обо всем этом была ужасной. Девочка, юнга, которой не было места на корабле, она не должна, просто не могла для меня что-то значить!

Я слышал, как они уходят и как отбивает немного нервный ритм на столешницы Гевор. Его пальцы, будто пальцы музыканта, впивались в дерево, извлекая странный, ни на что не похожий ритм, который звучал эхом боли в раздробленных костях, но с тем оставлял меня равнодушным. Это была другая боль, и она казалась ничтожной по сравнению с мыслью, что Мастер овладеет этой чистой, ни в чем не винной девушкой, сам не понимая, что отбирает у нее.

— Этого я не ждал, — сказал Гевор тихо. — Нет, не ждал. Только не от тебя. Что же мне делать с тобой, Демиан?

Он вновь накрыл мою руку ладонью, сжал пальцы, будто сочувствующим рукопожатием. Боль взметнулась и сожгла мое истерзанное сознание.