Чувство времени

Глава 7. Гостеприимство острова Тур

— Он когда-нибудь очнется? — спросила Марика робко, когда на третий день в рассветной дымке очертилась вулканическая вершина острова Тур.

Мастер стоял на носу, держась рукой за один из канатов, когда девочка подошла. Он не оглянулся, даже не пошевелился, давая понять, что слышал ее вопрос, но девушка не собиралась отступать.

— Дори Мастер, — проговорила она твердо, — поговорите со мной! Не знаю, чем могу быть столь противна, но если вы не ответите мне, то с тем же вопросом я пришлю Алена, на которого вы хотя бы обращаете внимание. Знаю, что не имела права обманывать вас, не имела права ступить и шагу на этом корабле, и теперь вы, верно, злитесь на меня. Полагаю, по вашему мнению, это поступок, заслуживающий смерти, но дори…

Мастер повернулся и посмотрел на девушку. Этот его пустой пристальный взгляд заставил ее запнуться на полуслове.

— Ни этот корабль, ни ты сама мне не интересны, — сказал Мастер сдержано, но за мнимым равнодушием Марика чувствовала неприкрытую угрозу. — Вот почему я не считаю нужным говорить с тобой.

— Это все потому, что вы учите Алена, а я ученица дори Демиана? — выпалила она, даже не успев подумать.

Мастер отвернулся, игнорируя ее.

— Я все равно не отступлюсь, — насупилась Марика.

— Я вижу, — глухо отозвался маг. — И это не делает тебе чести. Ты совершаешь ошибку, думая, что значишь для Дема больше, чем, скажем, для меня, или чем личинка значит для дуба. Ты даже не паразит, и то, что он использовал тебя так, как ему было выгодно, это лишь способ развеять скуку.

— Я помогала ему не спать, вот и все, — Марика не стала перечить. — За это он обещал меня учить, и любое слово, сказанное им, было для меня уроком, хотя многого я и не понимаю до сих пор.

— И не поймешь, ты глупа, — отрезал Мастер.

— Он объяснит, — отмахнулась девушка.

— Как только мы вернемся на материк, он забудет о тебе, — пообещал Мастер. — Смотри, в попытке заслужить его расположение, не подари ему то, что не сможешь потом вернуть.

Марика молчала. Мастер внимательно вслушивался в ее дыхание — оно участилось, стало поверхностным и нервным.

«Может теперь она поймет свое место?» — подумал он с раздражением, но девушка внезапно ответила:

— Подарок — это то, что делается со всей душой, и если я решу его сделать, то никогда не буду жалеть.

Мастер покосился на девушку, гадая, эта ли ее прямота ранила Демиана в самую душу, или маг сумеречного дракона разглядел в ней нечто большее.

«Нет, — ответил сам себе Мастер, — вряд ли он увидел то, что вижу я. Демиан слишком невнимателен».

— Дори, ответьте мне: когда он очнется?! — с настойчивостью, достойной слепня, спросила Марика.

— Когда наберется сил. Это все.

— И когда это будет? Что мы будем делать на Туре?

Маг вздохнул, поняв, что ему придется либо сбросить девчонку за борт, либо ударить ее, либо объясниться. Он вел корабль уже три дня и достаточно устал, чтобы совершать импульсивные поступки, трактуемые постоянным раздражением от того, что Алену помешала выполнить поставленную задачу эта маленькая и глупая девочка, не понимающая, в какие события она ввязалась, потому он глухо проговорил:

— Мы пройдем вдоль берегов острова до бухты Велинерца. Если бы ты читала больше, то знала бы, что это главный город острова. Все сделки, товарные, словесные или магические, совершаются здесь.

— В бухте корабль затонет, — возразила Марика.

Мастер скрипнул зубами, помолчал немного, потом заставил себя расслабиться.

«Она всего лишь человек, и никто не знает, как сложится ее судьба. И я не знаю, и лезть в это не намерен, — решил он для себя. — Пусть это заботит других».

— Я найду подходящее место и выкину корабль на берег, чтобы оставшиеся в трюмах товары уцелели. Деньги нам еще пригодятся, а, значит, я сойду на берег и договорюсь, чтобы то, что можно продать, вывезли с Бегущей и оценили. Не волнуйся, нас не обманут. Подобные сделки — дело чести для моряков, никто ничего не украдет, я об этом позабочусь.

Думаю, мы пробудем здесь какое-то время, и пока я буду на берегу, вы останетесь на корабле. Мне нужно переговорить с чародеями Тура и объяснить им, какую роль в наших планах им придется сыграть. Потом, когда все будет решено, от меня придут люди и заберут Демиана.

— А мы?…

— Останетесь на корабле до полной разгрузки, потом можете сойти на берег. Не знаю, сколько это займет времени. Часть денег за товар будет передана вам смотрителем порта так, чтобы вы ни в чем не нуждались и могли поселиться где-нибудь на постоялом дворе. Когда придет время, я найду вас сам и скажу, что делать. А теперь оставь меня одного, мне нужно выбрать нужный путь и совершить задуманное.

Бегущая гордой развалиной прошла вдоль бухты Велинерца и со скрежетом вонзилась в песчаную косу за краем гавани, накренилась на правый борт и замерла. По-прежнему не покидавший носа Мастер уже видел торопливую группу людей, спешащую по дороге вдоль побережья. Их изумрудные и циановые одеяния развевались на ветру длинными лентами, подобно знаменам, а породистые лошади гордо несли разноцветные перья, украшавшие их изящные головы.

Мастер уверенно прошел по бушприту, нависавшему над берегом, посмотрел вниз с высоты крыши таверны и с достоинством спрыгнул, взрыв ногами мягкий песок.

Обернулся, встретившись взглядом с девчонкой Демиана. Она смотрела на него внимательно и без должного уважения или страха. Теперь Мастер понимал, что Ален не виноват в происходящем, но согласиться с этим не мог.

«Ведьма», — так он звал про себя Марику, хотя уж кому, как не ему было не знать, что каждая женщина обладает притягательными чарами и способна на то, чему мужчины, порою, должны обучаться годами.

Он был вынужден приказать Алену беречь девушку, понимая важность ее предназначения, но никак не мог смириться с тем, что одним своим существованием она смела все его планы. О да, маг был зол!

Мастер отвел ворот рубашки, вдыхая жаркий влажный воздух острова. Черное — не лучший цвет под палящими лучами солнца.

Теперь он видел там, где заканчивается линия пляжа, дорогу и дома с покатыми крышами и резными каменными коньками, утопающие в разноцветье благодатных садов; видел, как поднимаются жилища все вверх и вверх к затянутой дымкой дыхания вулканической вершине Гуранатана.

Маг никогда не был на Туре, но смотрел вокруг спокойно и без удивления, со скучающим выражением на лице наблюдая, как небольшие оранжевые рачки выбираются из вырытых в песке норок, как копошатся водяные блохи в нагромождениях выброшенных на берег волной красных и желтых водорослей. Век Мастера был так долог, что он повидал за свою жизнь, кажется, все возможные чудеса природы.

Поглядев на то, что осталось от величественного галеона, Мастер тихо вздохнул. Он помнил заложенный на стапелях остов и то, с какой любовью кораблестроители Форта возводили его, вдыхая в доски новую жизнь.

«Но теперь уже ничего не изменишь», — маг кивнул своим мыслям. Пожалуй, он устал, но его усталость, конечно, ни чета той, что подкосила сумеречного мага. Мага равновесия.

Мастер всегда дивился умению Демиана загонять себя в угол поступков. Самой его сутью было оглаживать бури среди магов, но вместо этого он словно отбирал у других все безумие и сам творил Высшие знают что.

Маг вспомнил длинный путь через пустоши и непроизвольно повел плечами. Тогда, везя Демиана в Форт, он совсем не был уверен, что дракон выберет его себе в слуги. И его неуверенность оправдалась. Сумеречный дракон, родившийся на границе света и тьмы, был прочной стеной между ним и Северным, между днем и ночью, но сам Демиан вместо равновесия являл собой объект, постоянно требующий их совместного внимания.

Дробный стук, возвещающий о приближении встречающей процессии, отвлек мага от мыслей. Мастер ожидал увидеть портовую стражу или почетный эскорт во главе с управителем, но был приятно удивлен: на тонкокостных, будто сотканных из изящества, лошадях встретить его выехали шестеро учителей Оплота чародейства. Маг и не знал их, но читал по лицам, посадке и движениям, а легкие вуали умений, колеблющиеся вокруг них и подобные миражам, говорили сами за себя.

«Всего лишь колдуны, — с облегчением вздохнул маг. — Всего лишь домыслы и слухи. Демиана чаще других зовут Повелителем Драконов, но чем он повелевает теперь? Чем он вообще может повелевать, если не в состоянии проявить мудрость и осмотрительность?»

Итак, это не просто группа людей, желающая узнать, что случилось с пришедшим кораблем. Нет, его ждали, а, значит, встреча принесет свои плоды, и нет нужды тратить время на демонстрацию возможностей или объяснения. Он — маг Форта, и этим все сказано.

Трое мужчин и три женщины осадили коней и спрыгнули на землю, чтобы не выситься над гостем. Один из мужчин поднял голову, глядя не на Мастера, но вверх, то ли оценивая Бегущую, то ли рассматривая Марику и Алена, застывших над головой мага.

Через мгновение прекрасные лошади дрогнули, будто испытывая судороги; налетевший порыв ветра сдул лишь облачка белого песка, осыпавшегося на пляж.

«Ловкий фокус, — подумал Мастер. — Интересно, кто из них обладает даром над частицами? В горах Предела ходит легенда о ледяных людях — Демиан как раз упоминал о големах из льда, которых не способен остановить ни меч, ни копье. Быть может, то искусство рождено здесь?»

Запоздало в отдалении остановился еще один отряд, обряженный в одинаковые кожаные панцири и широко раскроенные юбки выше колен. Портовая стража, без сомнения. Их лошади с перьями на головах были другими — хорошо вычищенными, лоснящимися невысокими животными из плоти и крови.

Мастер хотел бы спросить, способен ли чародей соткать из песка летающих лошадей, но решил, что у него еще будет время расспросить об искусстве сжатия частиц земли и придания им форм. Определенно, в этом нет ничего сложного, но когда у тебя есть власть, нет нужды делать вещи из подручных материалов.

Итак, чародеи Тура демонстрировали свои навыки, и это представление показалось Мастеру занимательным, но через мгновение пророкотал, заворочался Гуранатан, выбрасывая в небо уже не дымку, а клуб черного, густого дыма. Следом вверх ударил фонтан оранжевой лавы, плеснулся, будто вино из разбитой бутыли, потек по склону. Тот же мужчина, что разглядывал Бегущую, повернулся, посмотрел на взбунтовавшийся вулкан и укоризненно покачал головой, будто осуждая его безудержный пыл. В следующее мгновение рокот затих, а легкий ветер подхватил ядовитое облако пепла и отнес его в сторону воды. Мужчина, без сомнения, познал землю. Это его навыки удерживали песок и придавали им облик лошадей. А вот кто подтолкнул ветер, Мастер понять не успел, но это было совершенно не важно, потому что маг ощутил в полной мере свое превосходство. Он видел напряжение на лице мужчины и понимал, какого труда ему стоило сделанное.

Он мог бы посоветовать им беречь свои скудные запасы и пересесть на обычных лошадей, но не стал портить момент, тем более что вперед выступила женщина, одетая в тонкую тунику из зеленого шелка. Цвет был насыщенный и приятно смотрелся на ее смуглой, бархатистой коже, обласканной маслами, теплом и солнцем. Мастера заинтересовали тонкие узоры, подобные татуировкам и непохожие на них, будто влитые под кожу женщины. Эти узоры слабо светились изнутри мягким зеленоватым светом. Черные вьющиеся волосы были перекинуты через плечо. Кончики прядей перехватывались серебряными лентами с вшитыми в них зелеными и белыми камнями удивительной огранки, не уступающей по искусству лучшим ювелирным изделиям Форта. Что и говорить, на вулканических островах всегда встречается много драгоценных камней, и лишь ленивый не возьмется совершенствовать их и гранить.

Другие женщины так же привлекали внимание, черные волосы блестели на солнце подобно вороньему крылу, а фигуры были тонкими и изящными. Но обе они опустили головы, выражая почтение, и Мастер не мог разглядеть их лиц.

Мужчины смотрели прямо, как и подобает мужчинам, но, без сомнения, главной была та, что сейчас выступила вперед.

— Я — Лааль, пусть поступь твоя по землям моего острова, чужеземец, будет легче ветра, — сказал женщина сдержано. — Уже многие годы с материка на Тур не ходят корабли, а каждый внутренний корабль мне хорошо знаком. Водяные змеи не знают страха, и я не раз получала вести о бесславной гибели людей в жутких пастях этих тварей. Но ты, чужеземец, прошел и провел свой корабль. И мы, шестеро магов Тура, приветствуем тебя!

— Я — Мастер, передаю тебе приветствие от города Форта, что управляет материком, — едва заметно кривясь, сказал он.

«Шестеро магов? — хотел с сарказмом и пренебрежением спросить он. — Лишь жалкие колдунчики, почуявшие запах знаний».

Но вслух он сказал совсем иное:

— На моем корабле, — маг запнулся, поймав мимолетную улыбку на лице мужчины, чей обритый наголо череп блестел каплями пота. Сдержав гнев, Мастер глухо повторил: — На моей Бегущей, которую я три дня нес над волной, остались двое людей из экипажа и раненый маг. Я хочу, чтобы ему оказали все почести и подыскали лучшее место.

— Повозки и рабы уже в пути, — чересчур поспешно сказала Лааль, показывая, что знает, о чем хочет говорить дальше чужеземец. — Все, что везла Бегущая, будет тот час же разгружено, если так пожелает маг, а раненого отвезут в мой личный дом, где он обретет покой и лучший на острове уход. Тебе осталось решить, как поступить с… судном.

— Сжечь, — сказал Мастер без тени колебаний. Его жесткий голос заставил Лааль удивленно приподнять бровь. — Сожгите Бегущую в память о тех, чья нога уже никогда не ступит на берег. И пусть волны проглотят пепел.

— Пусть будет так, — хором ответили учителя Тура. Лааль обернулась, указала на мужчину, что унял Гуранатан:

— Это — Гевор, маг земли. Плодородием наших почв, процветанием и покоем людей мы обязаны ему. Что же, друзья мои, в путь?

Гевор глубоко кивнул и развернулся. От его движения песок тонкими лентами взметнулся в воздух, сплелся, сгустился в облака и обрел плотность. Учителя Школы один за другим вскочили на своих скакунов, а Мастеру стража подвела одного из своих коней — большая часть портовой стражи оставалась на берегу встречать повозки и рабов.

Мастер скрипнул зубами: в конечном итоге ему было все равно, на чем его доставят к месту, где он сможет отдохнуть и приступить к разъяснениям, но он очень четко ощутил то разделение, которое обозначили хозяева острова. Ничего, уже очень скоро они поймут, кто на самом деле должен здесь приказывать.

И все же Мастер не мог считать себя оскорбленным, на коне было расшитое золотой нитью седло из черного бархата, достойное царского седалища, и звенящая золотыми кольцами сбруя. Этот конь не был животным простого стражника, как Мастер подумал вначале.

Садясь в седло, маг не коснулся искусно выкованных стремян, украшенных цветами, поддернул повод, проявляя твердость по отношению к незнакомому животному, повернулся и посмотрел на по-прежнему замерших над бушпритом Марику и Алена.

— Не волнуйся о своих спутниках, — Гевор оказался рядом. — Здесь им ничего не угрожает. Если пожелаешь, они последуют за тобой немедленно, корабль можно смело оставить на стражу. Ничего не пропадет, потому что наши законы не терпят воровства, а за украденную вещь с руки вора срубают все пальцы.

— Пусть останутся, пока не будут решены дела с грузами, — отрезал Мастер, повернул коня и оказался подле оной из женщин — учителя Тура окружили его, но маг не понял, было ли это уважение, или таким образом они намекали, что он в их власти.

— Я — Феддея, — у женщины было узкое лицо с маленьким плоским носом. — Пришло время познакомиться, ведь путь до Оплота займет какое-то время.

Они тронули лошадей, и конь под Мастером покорно пошел за остальными, совсем не слушая повода, будто был очарован чужой волей. Тогда маг легко коснулся шкуры животного на плече и обратился к нему, обнаружив выучку и привязанность. Сжав конские бока ногами, он заставил его податься в сторону, потом в другую. Учителя Тура раздвинулись, давая ему место. Конь под Мастером загарцевал, изменил шаг, чутко слушая указания всадника, закивал головой.

«Так-то лучше», — подумал маг, поднимая коня в рысь. Учителя Тура были вынуждены поравняться и выдвинуться вперед, но теперь уже Лааль оказалась рядом. Мастер не любил говорить во время скока, но голос Лааль был чистым и звенел уверенностью:

— Ты торопишься отдохнуть, и я не могу тебя винить, но позволь мне немного рассказать о нас. Наш мастер огня Риффат, чей лысый череп раскачивается сейчас слева от тебя, — женщина благожелательно улыбнулась, — сделает наш вечер незабываемым.

Мастер не хотел говорить, потому вежливо кивнул, думая о корабле и водяных змеях. Ни приветливые улыбки, ни тепло острова, ни яркие цвета не могли развеять сумрак подступающих событий. В чем-то определенно Демиан был прав — покидать материк на долгий срок не стоит, и сейчас они уже запаздывают, но что-то изменить не во власти мага ночи. Придется либо ждать возвращения драконов, либо искать другой корабль, чтобы вернуться в Широкую бухту.

Все эти дни Мастер думал над сложившейся ситуацией, их с Северным самые худшие опасения подтвердились, и это чуть не стоило всем жизни. Конечно, все пошло не по плану, так бывает тогда, когда будущее кажется тебе четким и выверенным. Но подобного исхода ожидать не приходилось вовсе. Остается надеяться, что Демиан узнал нечто стоящее, иначе все эти жертвы и риск окажутся напрасными.

Налетевшее со стороны порта дуновение ветра принесло тяжелые ароматы цветов, смешавшиеся с тухлятиной, запахами гниения и тяжелым духом испражнений. Влага и жара делала эти запахи нестерпимыми.

Мастер выслушивал чопорные представления учителей Школы Тура, возомнивших себя магами, и демонстрирующих фокусы с неживыми материями, направленные на то, чтобы впечатлить его, истинного мага, смотрящего Ночного дракона! Чтобы удержаться от неподобающих поступков, Мастер всячески отвлекал себя размышлениями о том, что в пылу раздражения выпалил Ален.

«Мужество, которого у тебя нет», — сказал юноша, но Мастер не был бы мудрецом, если бы думал о нанесенной обиде. Нет, он размышлял о том, как поступил бы сам, оказавшись на месте Демиана. Один на один со стихией, отрезанный от Истока и выжженный силой. Грустно было осознавать, что сам бы он сдался без боя. Маг бы затопил Бегущую при первой же возможности, довольствуясь малым суденышком, которое проще держать на воде. И уж конечно, перво-наперво он бы восстановил оборванные связи. Мастер слишком хорошо знал, как это делается. Для этого пригодна любая жизнь, и он бы распорядился существованием сошедшего с ума ветрового по-своему. Тем более что его смерть в результате оказалась напрасной.

И все же, результат таков, каков он есть. Все они, в конечном счете, прогадали. А Бегущую жаль, как и ее капитана — умного и хитрого прохвоста, искуснейшего морехода, которого только знал Мастер. А знавал он многих, и Соленый Херт был выше их всех на целую голову. Не зря он так боялся водяного змея, не зря заряжал пушки. Он видел дальше, чем сам Мастер. Он видел свою смерть и не ошибся. Быть может, Мастер был тогда слеп потому, что его время, как и обычно, еще не пришло? Теперь все это пустое, водяной змей прихлопнул их всех играючи, будто незначительных букашек. Ценою собственной жизни. Об этом стоит задуматься…

— Дальше не пройти, — лошадь замедлила ход и остановилась. Все учителя внимательно смотрели на Мастера. Он оглянулся назад. Отсюда, с мощеной булыжником наклонной дороги, утопающей в зелени садов и окруженной домиками и широкими площадками, чтобы можно было разъехаться телегам, открывался отличный вид на море. Солнце играло ослепительными лучами в кристально-чистых прибрежных водах, слегка розоватых от прибитых к берегу крошечных креветок. Портовый город Велинерц спускался зелеными ступенями, и даже площади были окружены соснами и акациями. Везде и всюду сновали люди в тонких одеяниях до пят всех мыслимых цветов. Качество красок Тура поражало, и Мастер подумал, что не спроста издавна именно отсюда везли красители на материк. При дворе Серетили теперь они будут стоить целое состояние, когда их собственные запасы должны были подойти к концу. Вот чего лишились инуарцы с закрытием водных путей, вот почему так жаждут восстановить торговые отношения с Туром. Наверняка здесь есть еще чем его удивить. Но вот взгляд Мастера наткнулся на выброшенный на берег галеон. С высоты птичьего полета он казался еще более разрушенным и беспомощным, завязшим на веки в песке с копошащимися вокруг, снующими и торопливо растаскивающими части паразитами.

— Мастер, лошадей отведут в конюшни, а нам предстоит пройти пешком, — позвала Лааль.

Маг спрыгнул с лошади, внезапно отметив, что воздух здесь чище и пахнет не отходами, а лишь цветами, где-то сладковатыми, где-то терпкими. На высоте было не так жарко, ветерок все чаще налетал, играя на жарких струнах полдня, и эта музыка приносила облегчение.

Они остановились прямо перед воротами из меди и бронзы, на удивление безвкусно сработанных местными умельцами. Символические обозначения солнца и луны, какие-то диковинные угловатые монстры и крылатые создание, и все это приклонило колени перед силуэтом извергающего лаву Гуранатана.

Слева от ворот на низенькой скамеечке, закутавшись в белую ткань, сидел высушенный солнцем и старостью человек, чем-то похожий на мумию. У него было худое лицо, загоревшее до черноты, с угольными точками татуировки на носу и щеках. Мастер сначала подумал — это нищий просит у ворот Оплота милостыни, но тут человек пробормотал:

— Пройдет тот, кто достоин. Печать ветра на двери, пробуди и войди. Так сказал Страж.

Лааль взглянула на мага выжидающе, предлагая показать собственное искусство, но смотрящий Ночного дракона тихо вскипел от глупости и праздной траты дара. Он едва заметно дернул головой, и запечатанные заклятьем ворота взметнулись вверх, вырванные чудовищной силой вместе с куском высокой стены, сложенной из ровно отесанных блоков вулканического туфа. Страж, подскочив, с тихим визгом улепетывал вниз по лестнице. Он задрал юбку выше колен и его голые икры, лоснящиеся от пота, так и сверкали.

Учителя Оплота попятились, переглянулись, хотя им и удалось сохранить нейтральное выражение на лицах.

— Я думаю, мы поняли друг друга? — непринужденно уточнил Мастер, стряхивая осевшую на плечи пыль. Голос его был приветлив, но глаза наполнились темнотой. — Когда-то нужно было определиться с отношениями, и это был подходящий момент. Я не терплю лицемерия.

— Достойно настоящего мужчины, — ни сколько не поторопившись, согласилась Лааль. На ее губах появилась приятная улыбка, щеки слега порозовели. Казалось, она очарована необычайной силой гостя. — Чем стоять здесь на солнце, лучше пройти внутрь.

Она легко наступила на искореженную створку, ее сандалии гулко простучали по железу. Мастер пошел следом, обнаружив, что остальные учителя за ними не последовали. Он догнал Лааль на дорожке и поравнялся с нею. Они прошли под раскидистыми пряными кипарисами, вступили под ажурные кроны цветущих так густо, что не видно было листвы, сиреневых жакаранд. Мастер ощутил легкую прохладу воды и, поискав глазами, нашел темную заводь с раскрывшимися на поверхности розовыми лотосами в обрамлении колючих кустов карликовой айвы.

Впереди, через ухоженные, покрытые пухом желтые акации заросли, проступило длинное двухэтажное здание с раздвинутыми реечными ширмами вместо дверей. При их приближении в темноте дома качнулись ткани пологов, заменявшие внутренние разгородки, Мастер заметил движение гибких тел.

Лааль прошла по округлым, вылизанным водой валунам, сложенным один за другим вместо крыльца, и поманила мага за собой. Несмотря на раздвинутые двери, дом встретил мага легкой, освежающей прохладой. Служанки в тонких, охватывающих фигуры платьях, плыли мимо, расставляя на широком столе блюда с фруктами, кувшины с ароматной водой, тарелки с тонко нарезанным мясом. Здесь нежно пахло курениями, мятой и покоем.

Внимание Мастера привлекла так ценящаяся на материке керамика с красными и синими узорами по краям. Не зря до появления Форта на материке столь дорожили посудой, привезенной с Тура — тонкая и изящная, она могла соперничать с изделиями Калороне. Мастер поморщился, напомнив себе, что старика больше нет, а его дочь не столь искусна, хотя унаследовала все семейные секреты.

Лааль едва заметным движением отослала служанок прочь, пошла, подхватив один из пологов, расшитый голубой и серебряной нитью, и Мастеру показалось, что облака и вода на нем двигаются, колышутся под ее легкими прикосновениями. Но Лааль всего лишь сдвинула ткань в сторону, открывая просторную купальню, обложенную отшлифованными до блеска пластинами жадеита. Белые и желтоватые прожилки внутри него создавали диковинный рисунок.

— Я сама буду прислуживать тебе, маг материка, — с уважением сказала Лааль и встряхнула шелковую ткань, укладывая ее на край купальни. — Велика твоя сила, Мастер, и бесконечно мое уважение к тебе.

Она подошла и стала освобождать мага от одежды, но тот перехватил руку женщины, отвел ее в сторону.

— Ты устал, — гибким движением коснувшись его плеча, Лааль скользнула за спину Мастера. — Я прослежу, чтобы ты отдохнул и набрался сил.

Маг стянул через голову рубаху, кинул на пол штаны, и, войдя в купальню, повернулся, наблюдая, как Лааль собрала его грязную, покрытую пятнами засохшей соли и потом одежду и отнесла ее куда-то за пологи.

«Нужно отдохнуть», — сказал себе Мастер, облокотился на бортик и прикрыл глаза. Вода была теплой, едва заметно пахла сандалом.

Зеленый шелк с шелестом скользнул вдоль бедра, упал под ноги Лааль. Мастер открыл глаза. Перед ним стояла безупречная женщина, которой нечего было стыдиться своей красоты. Одна из учителей Оплота осознавала это и умела пользоваться тем, чем владела.

— Все необходимые распоряжения сделаны, — медленно входя по ступеням в воду, сказала Лааль. В полумраке рисунки на ее теле проступили отчетливее, притягивая внимание изяществом линий. Мастер вздохнул, перевернулся на живот, упираясь подбородком в сложенные на бортике руки.

Он ощутил, как прохладные пальцы скользнули по его плечам, разминая их. Утомленное разумом тело отзывалось напряжением на прикосновения чародейки, и маг внезапно лениво подумал:

«А почему нет? Разве он не заслужил уважения и должного приема? Его сила и вправду заставила их перестать паясничать и распускать перья. Теперь они делают что должно, вот и все».

Тело Лааль коснулось спины Мастера, длинная прядь черных волос была совсем рядом. Тонкий, незнакомый аромат смешал мысли, и маг, решительно выкинув из головы все глупости, развернулся и притянул женщину к себе.

Я проснулся в мягком полумраке, ласкающем сомкнутые веки, ощущая рядом с собой нежное течение жизни. Осторожные пальцы касались моей кожи, втирая в руки и грудь ароматные масла. Тихо шуршали ткани и где-то за пределами стен бесстрашно стрекотали цикады.

Я ощущал необычайный, давно забытый или вовсе незнакомый покой, всепоглощающий, наполняющий тело негой и желанием просто жить. Безопасность и успокоение казались всеобъемлющими, и мне оставалось только плыть в бесподобном течении настоящего великолепия.

Я повернулся и взглянул на одну из служанок, что делила со мной ложе, поймал озорной прищур карих глаз с подкрашенными золотой краской длинными стрелками, делающими эти глаза похожими на кошачьи, задержался на пухлых, темных губах. За моей спиной раздался приглушенный смешок, и ласковая рука настойчиво скользнула под тонкое покрывало из небесного шелка.

— Это лучшее, что может подарить утро? — спросил я у девушек, но тут в комнате кто-то нервно кашлянул.

Я согнул ногу в колене, вновь переворачиваясь на спину, перехватил руку служанки, вынул ее из-под покрывала и положил себе на грудь. Девушка смотрела на меня с нескрываемым упреком, будто я отнял у нее мешок конфет и не утрудился пояснить, за что подверг ее столь суровому наказанию.

— Демиан, — отодвинув тканевый полог, с пылающим от смущения лицом напротив широкой кровати с резными, вырезанными в виде рыбин опорами, стояла Марика. — Демиан, пожалуйста! Мне очень нужно с тобой поговорить!

— Девочка, — сказал я резко, — неужели это не может немного подождать?

Служанки, будто сговорившись, одновременно прыснули со смеху, придя в восторг от слова «немного».

— Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой сейчас! — казалось, Марика вот-вот заплачет.

— О, Высшие, — тоскливо пробормотал я, и сказал уже громче: — Я сейчас подойду.

Стремительность, с которой Марика отпустила полог и отчетливый вдох облегчения сказали мне о многом. Девушка была напугана.

Я погладил по головам служанок, ощущая под пальцами шелк каштановых волос, поцеловал ту, что печально опустила голову, в бархатные губы, и на секунду замешкался, не в силах прервать поцелуй. И даже когда я отстранился, ее притягательные немного раскосые от подводки глаза сковывали мой взгляд, не давая подняться.

— Дети, — со вздохом сказал я, чтобы хоть как-то разорвать эту чарующую красотой картину. — Мы должны ставить заботу о них превыше своих желаний.

Я выскользнул из окружения двух совершенных тел, оглянулся, но девушки, будто наказывая меня, обнялись и слились в нежном поцелуе.

«О да, — невесело подумал я, — здесь ждать меня никто не будет».

С пола я подхватил темно-синий халат, встряхнул — это была мужская, простая вещица как раз для такого случая — накинул на плечи, затянул пояс и замер на мгновение, успокаивая разбушевавшееся тело. Тихий сладостный стон из-за спины толкнул меня прочь, я поспешно отодвинул полог и, сопровождаемый вызывающим смехом, вышел в соседнюю залу.

Марика сидела за длинным столом из выбеленного дерева, скромно примостившись на краю одного из просторных плетеных кресел. Весь ее вид говорил о напряженном ожидании, она не притронулась к еде, которой был обильно заставлен стол. Прозрачные хрустальные графины были наполнены розовой и желтоватой водой, винные бутыли с закупоренными воском горлышками только и ждали, когда их откроют, чтобы налить содержимое в высокие украшенные серебром и самоцветами кубки. Грозди винограда и незнакомых мне мелких оранжевых фруктов лежали на изысканных деревянных блюдах, а мясо было разложено на тончайших тарелках с ажурными краями. Еды здесь хватило бы на десятерых, но в зале никого не было. Свет проникал через узкие щели вдоль стен. Падая на пол, он попадал на зеркальные полоски и устремлялся внутрь помещения, рассеиваясь тканевыми пологами.

Марика не пошевелилась при моем появлении, ее левая рука с силой сжимала ножку кубка, пальцы побелели и, если бы он был сделан не из метала, а из хрусталя, то девушка непременно раздавила бы его. Щеки и даже уши, торчащие из-под коротко остриженных волос, пылали, и сейчас она более чем когда-нибудь походила на ребенка.

Я сел напротив нее, налил себе в кубок ароматизированной воды, поднес к губам, вдохнул приторный аромат… и отставил.

— Девочка, — спросил я напряженно, — ты пила здесь воду?

Она помотала головой, но на меня не взглянула.

— Нас не стали бы травить, — сказала она тихо.

— Ты главное не пей, тут какие-то дурманы, — я облокотился локтями о столешницу, вздохнул, посмотрев на почти зарубцевавшуюся рану на предплечье, провел вдоль нее пальцем, ощущая там, где уже сошла корка, молодую мягкую кожу. Еще мгновение назад мне казалось, что все невзгоды минули, что тело существует для того, чтобы дарить радость и наслаждение, но вот легкая боль растеклась от раны, и передо мной вновь дыбятся морские валы и в темноте они предстают доисторическими чудовищами, способными проглотить тебя и отправить в пучины мира.

— Они бы не стали нас травить, — повторила Марика. — Это их гостеприимство.

— Или культура, совершенно верно. Быть может, они употребляют эти отвары, чтобы лучше отдохнуть или забыться сладостью грез, но ясный ум никогда не бывает лишним. Зачем ты позвала меня?

— Прости, я помешала тебе, — тихо всхлипнула Марика. — Но я, я не могла по-другому. Ты только не злись…

— Как давно мы дошли до Тура, девочка? — ощутив тревогу, спросил я.

— Минул шестой день, как мы здесь. Ты так долго спал, я боялась, ты вовсе не проснешься. Дори Мастер довел корабль и выкинул его на берег, оставил нас на борту и уехал с этими чародеями. Потом прибыло много стражи, повозок и рабов, они взяли с корабля все, что можно было увезти. И взяли тебя. Меня не хотели брать, но я не отставала, сказала, что если ты очнешься, а меня не будет рядом, то ты разгневаешься. Что ты без меня не обходишься. Они… так пренебрежительно смотрели на меня.

Эти женщины, они приходят каждый день и растирают твое тело, чтобы мышцы не теряли силу. Они заставляли меня уходить, но я все равно наблюдала… чтобы они не сделали ничего дурного.

Я едва сдержал улыбку, не зная, дать ей подзатыльник или поблагодарить, а девушка продолжала:

— Две ночи назад сожгли Бегущую. Она была похожа на пылающего оленя, охваченного искрами. Если подняться на верхнюю террасу женского дома, весь порт отлично виден. Бегущая прогорела еще до рассвета, обрушилась в воду головнями и затянула весь Велинерц дымом.

— Девочка, не печалься, — прервав затягивающееся молчание, сказал я мягко, — ты же помнишь придания. Если погибнет большая часть команды, корабль надобно придать огню, иначе он наполнится мертвыми душами.

— Это же детские сказки! — возразила Марика. Краска медленно сходила с ее лица, и я заметил, что она здорово загорела. Ее волосы немного отросли и едва заметно вились, да и одета она была в длинную тунику, перехваченную под грудью тонким пояском. На голых ногах были сандалии с украшенными жемчужинками ремешками.

Мучимый жаждой, я приподнялся, взял одну из бутылей из темного стекла и принялся ножом счищать с горлышка воск.

— Сказки или нет, кто знает? — сказал я задумчиво. — Древние не просто так совершали обычаи, они руководствовались веками мудрости своих предков.

Я справился с бутылью и понюхал — легкое игристое вино из ягод было как раз кстати, и я налил его в один из хрустальных бокалов, любуясь тем, как с шипением пузырьки устремились к поверхности. — Зато теперь, если дать волю фантазии, — сказал я и сделал большой глоток, — можно представить, что погибшим морякам в ином мире будет на чем вновь ходить по волнам. Теперь им нет нужды скитаться, ища острова-пристанища.

Мы помолчали, я подлил себе еще, чувствуя, как легкое опьянение коснулось разума. Я съел несколько кусков холодного мяса с блюда, а потом, внезапно вспомнив, спросил:

— Марика, а где Мастер? Я бы хотел поговорить с ним о наших дальнейших планах.

— Он с женщиной… тоже, — девушка запнулась. — Все время с ней и не хочет уделять мне время. Она околдовала его, Демиан, она ублажает его…

— Марика? — позвал я насмешливо. — Что удивляет тебя? То, что Мастер — мужчина?

Я видела, как на ее щеках вновь расцветает румянец.

— То, что он маг и смотрящий Ночного дракона не делает его равнодушным или никчемным.

— Но ведь маги не могут иметь детей, — тихо сказал девушка. — Или это снова домыслы?

— Не могут, — согласился я, дивясь тому, какие подробности широко известны даже детям в Инуаре. — Но не потому, что с ними что-то не так. Дракон никогда не позволит своему смотрящему потерять целостность. Зачать — значит разделиться, а дракон не станет делить своего человека ни с кем. И, тем не менее, ничто человеческое нам не чуждо. Ты же сама сказала, что если маг пожелает, он может взять любую. И в этом есть правда.

— Ну, послушайте же меня! — с отчаянием выкрикнула Марика. — Когда дори встретился с чародеями Тура, он был зол и, как говорят в порту, разнес половину опоясывающей стены вместе с воротами! А она в три человеческих роста высотой! То, что ему предлагают здесь — не любовь!

У меня было достаточно времени, чтобы осмотреться! Вокруг полно стражи, и они могут часами стоять на одном месте и не шелохнуться! Стоять посреди двора на самом солнце! Я видела много стражи и служанок, они постоянно вьются вокруг нас, подносят и уносят еду, масла, зажигают курения, метут и моют полы, меняют пологи. Но я не видела ни одного ученика этой школы!

И еще! Я пошла к дори Мастеру, хотела узнать, может ли он сделать что-то, чтобы ты очнулся, помочь… Но он возлежал с женщиной и не удостоил меня даже взглядом. Демиан, он как будто не слышал! Шесть дней он услаждает свои желания, да он умрет от истощения, если не встанет с ложа!

Я тихо засмеялся, не в силах сдержаться. Ее смятение было столь очаровательно и наивно. Да, пока она не может понять, как двое могут наслаждаться друг другом, да хоть и бесконечно! Как в объятиях они ищут счастье, отдых и единение.

На секунду мои мысли смешались, я снова увидел служанок в кровати, их кожу оттенял синий шелк, а золотые стрелки будто святились, маня вернуться.

— Когда мы были на Бегущей, ты говорил, — едко сказал Марика, глядя на меня с вызовом, — что в мире творится страшное. Что нам нужно вернуться на материк как можно скорее. И что же? Вы будете тратить свое время на шлюх и выпивку, придаваясь увеселению и блудливой похоти? Мастер мог бы уже снарядить корабль к этому времени! Он мог бы хотя бы попытаться найти судно, идущее к Западному Архипелагу! Если все морские дороги перекрыты змеями, мы могли бы вернуться окольными путями, пользуясь окрепшей силой Тарадоса.

— Я смотрю, ты преуспела в познаниях относительно моря, — проворчал я, думая, что еще немного, и эта девчонка и вовсе перейдет все границы. Нет, она определенно уже ничего не боялась.

— Я была в тавернах Велинерца, — с жаром продолжала Марика, — говорила с моряками и торговцами. Все они уверяют: путем Летнего течения не пойдет ни одно судно, но на Архипелаг идут торговые суда.

— И дори Мастер не стал тебя слушать, — задумчиво предположил я. — Хотя все это ты говорила ему.

— Говорила! — с вызовом откликнулась Марика.

— Ты права, девочка, — я залпом допил игристое вино. — Пора подвести итоги и тронуться в обратный путь. Можно ли подыскать мне…

Прежде, чем я закончил, она вскочила и подняла с одного из кресел, заслоненного столом, ворох одежды.

— Здесь все носят платья и юбки, заматываясь в них, как гусеницы, даже мужчины, — сказал она с радостью. — Чтобы летний зной не причинял такого неудобства, но я подумала — тебя это оскорбит и попросила местных швей сделать более привычную одежду.

Я расправил брюки из серого хлопка с вертикальными узорами, прошитыми серебряной и серой лентой, и рубаху со свободными рукавами, которые должны были свисать до самой земли. Подхватив нож, я без колебаний отрезал их у самого шва. Завидев, что я развязываю пояс халата, Марика отвернулась, ее прямая спина и напряженная поза меня позабавили.

«Чего она может увидеть такого? — подумал я, торопливо одеваясь. — Не думаю, что она ни разу не укладывала пьяного Баста в постель».

— Так-то лучше, — я затянул пояс штанов и остался стоять посреди залы босиком. — А ну-ка отведи меня к дори Мастеру и не вздумай тыкать ему или обращаться без должного уважения…

— Дори? — пологи в дальнем конце залы качнулись, на мгновение я увидел за ними коридор с деревянной разгородкой и дверь из тонких реек, затянутую тканью. В комнату, мягко вышагивая, будто птица, вошла женщина, одетая в пронзительно-зеленое платье. Она была так же хороша, как и ее голос, а замысловатые мерцающие рисунки на коже притягивали взгляд.

— Это уважительное обращение к магу, принятое на материке, — охотно объяснил я. Марика попятилась, будто ей угрожали, посмотрела на меня жалобно и прошептала одними губами:

— Это она.

«Служанка? — с сомнением и неожиданной тревогой подумал я. — О нет, одна из учениц или учителей Оплота».

Я чувствовал в этой женщине незнакомую уверенность, но не мог сказать достоверно о каких-то умениях.

— Что же, — легко проходя к столу, сказала женщина, — я рада, дори Демиан, что ты вернулся в мир жизни, чтобы наслаждаться ее красотой. Как тебе мои девочки?

— Они так же хороши, как и весь этот дом. И также гостеприимны, — с натянутой благодарностью ответил я. — Но есть и более важные дела, чем утехи тела. Мне бы хотелось поговорить с госпожой этого дома и с моим спутником, чтобы определиться с дальнейшими нашими планами и с тем, как мы сможем отблагодарить хозяев за гостеприимство. Но мы в неравном положении…

— О, как невежливо с моей стороны было не представиться, — женщина улыбнулась. — Я — Лааль, хозяйка этого дома и ваша верная служанка. Я — одна из шести магов и учителей Оплота Тура.

— И чему же учите вы? — спросил я и поймал себя на легком пренебрежении, должно быть передавшимся мне от Мастера.

— Гармонии, — подсказала женщина, ведя пальцем по краю стола. — Жить и быть целостным, не терять ни единого мгновения, замечать даже малозначительные мелочи и насаждаться этим.

— И в этом вам помогают напитки, — я внимательно следил за Лааль, но на лице женщины по-прежнему жила легкая, немного загадочная улыбка.

— Шалуньи, — она с укором погрозила пальцем пологам, — мои ученицы не предупредили о фруктовой воде? Надеюсь, вы не обидитесь, никто не хотел причинить вам вред, — она взяла бокал, отставленный мною, и выплеснула розовую воду, но ни одна капля не упала на пол. Содержимое бокала распалось легким розоватым дымком и развеялось, оставив в воздухе легкий аромат цитрусовых. Лааль придержала платье и села, внимательно глядя на меня.

— Итак, в воде смесь трав, успокаивающих разум и снимающих боль. Я не знала, что может понадобиться вам по пробуждении. Дори Мастер сказал, вы серьезно ранены, на вашем пути было много лишений и невзгод.

— Примите мою благодарность, мне значительно лучше, — я сел рядом с ней, потому что выситься над Лааль было как-то неловко. Мне стало ясно, что прежде, чем меня допустят до Мастера, придется поговорить с хозяйкой дома. Возможно, мы решим все проблемы именно сейчас, и мне не о чем волноваться. — Этот дом полон красоты, и только истинная женщина может добиться подобного. Этот дом, его гармония и дыхание совершенства в его стенах — самая прекрасная магия, которую мне доводилось видеть.

Слова эти были от сердца и, несмотря на то, что Марика за моей спиной приглушенно фыркнула, на лице Лааль на секунду появилась другая, не обольстительная, а спокойная и понимающая улыбка. Но мгновение минуло, и я снова видел перед собой женщину, чья красота затмевала все виденные мною восходы и закаты.

— Мой дом, это ваш дом, и вам обоим, конечно, следует хорошенько отдохнуть. На мой взгляд, подниматься еще слишком рано.

— Ничего страшного, бывает время, когда нужно поторапливаться. Я бы хотел кое-что обсудить, если это возможно.

— О, конечно я могу говорить за всех учителей Оплота, — неверно истолковав мой вопрос, произнесла Лааль с легким возмущением. — Я отдала в ваше распоряжение свой дом, зная о страшных испытаниях, выпавших на вашу долю, но разве сама сидела без дела? Нет.

Мы сняли с разрушенного корабля уцелевшие грузы, еще раз ужаснувшись могуществу водяных змеев, но конечно этого не хватит, чтобы приобрести новое судно и набрать экипаж…

— Лааль, учителям Оплота известно, что происходит на материке? — спросил я женщину прямо.

— Полагаю, дори подробно все расскажет, ведь не просто ради развлечения вы предприняли столь опасное и далекое путешествие, — согласился она.

— Безусловно, но я бы предпочел обсуждать такие вещи как минимум в компании Мастера. И конечно нам потребуется ваша помощь. Можно ли позвать моего спутника?

— Он спит, — ровно отозвалась Лааль, и я почувствовал, как участилось дыхание Марики.

Я смотрел на хозяйку дома, понимая, что тревоги девочки — не пустой звук. Лааль не даст мне разбудить Мастера и, клянусь, он ни разу не заговорил с нею за прошедшие дни об отплытии.

— Тем не менее, — будто опровергая мои мысли, продолжала Лааль, — Мастер думал о том же, о чем и ты. Его мысли тянутся к материку, и Оплот окажет любезность…

Она сделала долгую паузу, глядя на меня выжидающе, но я молчал, и она продолжала:

— В русле Атарды уже второй год стоит двухмачтовая каравелла Итилиата, взятая в бою у дальних островов. Пираты, грабившие на ней в прибрежных водах, были сожжены, а судно благополучно доставлено на Тур, но осадка каравеллы не подходит для наших нужд. Это большой корабль, но недостаточно, чтобы было выгодно загружать его, потому что для управления нужно слишком много людей. К тому же корабль не в лучшем состоянии. Но мы готовы продать его, и для этого наши мастера приводят судно в порядок. Они сделают все возможное, чтобы Итилиата дошла до материка, вам же останется набрать экипаж. Впрочем, я видела умения дори Мастера и, думаю, вам четверым не составит труда довести корабль туда, куда заблагорассудится.

Она снова замолчала, но я не стал благодарить ее за комплемент. Даже не представляю, как выглядит каравелла. Понимая, о чем я думаю, Лааль сказала, слегка наклонив голову:

— Два новых паруса будут хорошо держать ветер, но это судно значительно уступает вашей Бегущей в скорости. К сожалению, нам больше нечего вам предложить.

— Что же, и это — щедрое предложение, — проворчал я.

— Хорошо, что вы это понимаете, — женщина кивнула, чем вызвала гнев Марики. Благо, своенравная девчонка лишь возмущенно засопела, но так и не сказала слов оскорбления.

— Сколько времени потребуется, чтобы приготовить ее к плаванию? — уточнил я.

— Еще несколько дней. Во-первых, нужно подлатать дыры в обшивке и косые паруса еще не готовы. Во-вторых, даже если бы у вас уже был корабль, сегодня — первый день Стеклянной воды, и ни одна лодка не осмелится отойти от берега в течение трех дней. Посчитав мои слова пустыми суевериями туземцев, вы совершите ошибку, которая будет стоить вам жизни. Эти три дня в истории Тура принесли немало бед и кровью обучили еще наших предков, что не стоит пренебрегать обычаями.

— И в чем же опасность? — не сдержалась Марика.

— Вода прибрежных вод кристально чиста и на ней нет ни единой морщины, — ответила Лааль, но смотрела по-прежнему на меня, словно оценивая мое умение быть внимательным и держать взгляд. — Но вздрагивает вдруг Гуранатан, и рождается волна, сметая все на своем пути.

— А я думала, — с вызовом сказала Марика, — что волны превращаются в стекло, разя мечами своих гребней и стрелами летящих брызг.

— Боюсь, это уже красивая сказка, девочка, — Лааль наконец взглянула на Марику, и взгляд этот был преисполнен жалости и теплоты. — Вода не может стать подобной стеклу или хрусталю, она всегда текуча.

— Только туземцы могут так заблуждаться, — резко отозвалась Марика. — Холод сковывает воду, и он превращается в оружие, способное принимать любую форму именно благодаря своей текучести. Дори Демиан может достать мечи прямо из воздуха, и их ледяное прикосновение будет острее ваших железных клинков.

— Правда? — Лааль приподняла бровь. — Или хвастовство?

— Это ни к чему, — строго отрезал я. — У нас у всех есть разные таланты, но бессмысленно трясти ими перед носами друг друга в надежде определить, кто сильнее. Я не эту цель преследую, да и маги Оплота, я уверен, тоже. Многие годы пути с Тура на материк были прибыльной дорогой, и сейчас наша задача вернуть добрые отношения между двумя государствами, а не лаяться, выясняя, чья это кость закопана под кустом.

— У тебя, дори, пространный язык, такой же, каково твое мышление, — усмехнулась Лааль. — И все же, в дни Стеклянной воды все лодки и корабли заводятся в русла за излучины, а набережные пустеют, потому что безжалостные волны сметают все на своем пути, и даже волнорезы Велинерца не способны полностью остановить натиск воды.

— И так всегда?

Я оглянулся, с укоризной посмотрев на Марику, но та сделала вид, что не замечает моего взгляда.

— Нет, не всегда, — Лааль казалась покорной. — Волны могут прийти, а могут и не зародиться вовсе, но мы не хотим испытывать судьбу понапрасну. А теперь вы бы могли мне рассказать о том, к чему нужна такая спешка?

— На материке творятся чудные вещи, — сказал я, помолчав, думая о том, что вопрос Лааль даже не праздный. Он вышел почти равнодушным, дежурным, а ведь давно уже все пути на материк закрыты, и никакие новости с большой земли толком не доходят.

— Ты думаешь, ей это интересно? — насмешливо уточнила Марика, думая о том же, о чем и я, но, в отличие от меня, она не умел или не хотела скрывать свои мысли.

— Девочка, прояви уважение или я отправлю тебя вон, — проворчал я.

— Для девочек у нас в Оплоте найдется занятие, — сказала Лааль благожелательно. — Наш мастер красноречия научит ее уважительному обращению и светскому разговору.

— Я не нуждаюсь в других учителях, кроме дори Демиана! — громко заявила Марика.

— Тогда не позорь меня, — огрызнулся я. — Сядь рядом и помолчи.

Она не опустила головы и никак не показала, что ей стыдно, уселась на край кресла, снова заняв свою напряженную позу ожидания чего-то неизбежно дурного.

— Итак? — подбодрила меня Лааль.

— Дурная магия распространяется, будто чума, которую разносят крысы, — я вздохнул, собираясь с мыслями. Признаться, рядом с этой женщиной я немного робел, как робеешь перед строгой матерью, готовой отчитать тебя за проступок. — Целые деревни стариков, которые еще прошлой ночью были обычными людьми. Поселения, в которых почти никто не выжил. Говорят, их убивают ледяные големы, спустившиеся с гор. Их глаза — глаза светящегося льда, и их нельзя поразить ни одним оружием.

— Я видела, как их колдун сотворил из песка лошадь, — выпалила Марика.

— Не может молчать, да? — сочувственно спросила Лааль, обращаясь ко мне. — Рабам, которые слишком много говорят, зашивают рот. Зачем тебе служанка, на которую нет управы? Кнут — это все, чего она достойна.

— А ты, Лааль, не знаешь других отношений, кроме рабских? — уточнил я, не проследив за своим собственным быстрым языком.

— Ах, дружба, — она вздохнула. — Или, быть может, привязанность?

— Она мне как дочь, — отозвался я и получил в ответ испепеляющий взгляд больших глаз. Вот те раз!

— Раз так, тебе нужно потратить чуть больше времени на ее воспитание, — сообщила Лааль. — Не все так добры, как я, и не все готовы терпеть подозрения и выкрики дитя, которое еще не стало женщиной и не обрело своего места в жизни!

— Ах, оставь, Лааль, — попросил я, — меня занимает не это. Прости ее и поверь, как только у меня дойдут руки, я возьму прут и хорошенько обхожу ее, чтобы знала свое место.

Марика побледнела, но не от того, что я обещал ее наказать. В ее взгляде внезапно появилась хорошо знакомая мне тоска и разочарование.

«А ты ждала чего-то другого? — подумал я грустно. — Быть может того, что я начну сдувать с тебя пылинки? Да, нам многое пришлось перенести, и один корабль объединил наши судьбы. Это все. Если хочешь у меня учиться, знай пределы дозволенного».

— Моя задача — достичь в своих владениях того равновесия, что царит в твоем доме, но чей-то злой умысел готов уничтожить сотни невинных ради неизвестной мне цели. Он направляет руки врагов и сеет хаос, он объединяет племена в надежде разрушить благополучие, — я впервые произносил вслух то, о чем думал. — И никто не даст тебе гарантии, Лааль, что разрушив наши жизни, он не придет за твоими.

Она лишь улыбнулась, принимая мои слова за шутку или, быть может, за угрозу. Я внезапно подумал, что она могла счесть их проявлением слабости, но было уже поздно.

— Я могу стереть их в порошок, как разорвал в клочья водяного змея, — сказал я устало, — но для этого мне нужно вернуться на материк. Вот то, что меня тревожит.

— Водяные змеи, — Лааль сморгнула. — Они служат так же, как служим мы все.

— Вам? — спросил я быстро.

— Нам? — казалось, женщина была удивлена моим вопросом. Потом рассмеялась. — Нет, — сказала она с деланным весельем. — О таком мы даже мечтать не можем. Тем более что островитяне и водяные змеи с некоторых пор самые страшные враги. Многие века мы терпим беды, когда они приходят в наши воды. Твари переворачивают рыболовецкие суда в поисках наживы и заглатывают целиком все, что кажется им съедобным. Змеям нет дела, человек это, барахтающийся в прозрачной воде, или дельфин. Уж поверь, если бы водяные змеи служили нам, они бы не стояли на страже торговых путей к материку. Как ты справедливо заметил, этот путь выгоден всем нам. Глупо рубить протягивающую товар руку. Нет, змеи не служат нам.

Я вздрогнул, вглядываясь в ее лицо, пытаясь поймать ответный взгляд, но на этот раз Лааль отвернулась, будто пытаясь скрыть свои чувства. Возможно, так оно и было.

— У морских змеев есть хозяин, и он преследует свои цели, — сказала она глухо. — Ты не единственный, кто убил водяного змея.

— Ты видела? — спросил я. — Знаешь?

— Только на картинах, — она покачала головой. — Выбитые на скалах очертания, на века въевшиеся в камень. Их высек тот, кто видел. Картины смерти, когда змей вплыл в гавань Велинерца. Он обвивал корабли кольцами и дробил их в щепы, ненасытный в своей слепой ярости глотал всех живых. Тогда сам Гуранатан покарал его и прогнал из гавани прочь. Это была месть за еще более древнее убийство. Змей хотел свое сердце.

— Сердце? — уточнил я.

— Наша реликвия, — Лааль снова обрела контроль над собой. — Добытое моей праматерью сердце водяного змея.

— Ты дашь мне взглянуть?

— Ты хочешь смотреть на реликвию или на картины?

— И на то и на другое, — я чувствовал волнительный трепет, будто один лишь взгляд на то, о чем рассказывала женщина, мог что-то изменить.

— Чуть позже, если ты не против, — согласилась Лааль, и я был вынужден кивнуть, хотя на самом деле был готов следовать за ней немедленно. — А сейчас я покину вас. Отдыхайте и набирайтесь сил. За окнами цветущие сады и тенистые заводи, мои служанки готовы исполнить любой каприз. Три дня — это все, что необходимо, чтобы обрести равновесие. Это то, чему я могу обучить и то, что тлеет в сердце каждого. Мне важно раздуть этот уголек в пламя.

Она поднялась, желая уйти, но я остановил ее:

— Если ты не дашь говорить мне с Мастером, Лааль, тогда, быть может, я могу посмотреть каравеллу?

Плечи женщины вздрогнули, будто ей вдруг стало холодно, опустились. Из-за пологов, сдвинув их, внутрь шагнуло шестеро стражников. Их руки лежали на рукоятях длинных сабель, плечи и торс были закрыты прочными кожаными доспехами со стальными накладками.

— Зачем ты спросил, Демиан? — она повернулась. — Ты ведь знал?

Лицо женщины утеряло улыбку и с ней исчезло наваждение ослепительной красоты, от которой щемило сердце. Она по-прежнему была необычайно хороша, но более не казалась мне богиней — лишь простой женщиной.

— Какая странная магия, — сказал я задумчиво и медленно встал. — Никогда не видел такой.

— Чарующая любовь — будто дурман для разума. Скажи, сколько раз ты был готов забыться? — Лааль смотрела на меня с любопытством.

— Сколько бы ни было, я так и не утерял рассудок, — твердо ответил я и посмотрел на Марику. Она все так же сидела на краешке стула, но теперь в руках ее был не кубок — маленький звереныш, она сжимала короткий нож, готовая биться за свою жизнь. — То, что ты предлагаешь — гармонию, красоту, покой — обманывает мои ожидания. Я не могу поддаться твоим чарам сейчас, когда у моих ворот враг, когда я видел, как сотня людей на корабле была сметена темной магией водяной твари. Ты спросила, почему я не промолчал, почему вынудил тебя идти до конца. Но ведь и ты знала, что обман не удался, что я все равно выйду из этой комнаты в поисках Мастера. Нет, прикидываться и юлить, выискивая способы тихо сбежать, все это не по мне.

— Но это единственное, что могло бы спасти тебя и ее, — отозвалась Лааль.

— Я не хочу с тобой играть, вот и все. В чем бы ни были твои цели, отступись! Сейчас не время для подобных склок. Я не менее силен, чем Мастер, и если дойдет до дела, не постесняюсь разрушить не только стену. Послушай меня, Лааль. Если однажды водяные змеи пришли в порт Велинерца, и пусть это было не на твоей памяти, рано или поздно они придут вновь. Наша цель — найти того, кто ими повелевает.

— А, быть может, это ты? — равнодушно спросила женщина.

— Не так бы выглядел мой корабль, если бы я управлял ими, — насмешливо напомнил я.

— Быть может, они взбунтовались и напали, откуда мне знать? — Лааль пожала плечами.

— Так ты видишь в нас врагов? — уточнил я.

— Возможно, — она помолчала. — Ты так красноречив и открыт, ты выставляешь свою честность перед собой будто оружие, но цель твоя та же, что и у Мастера: повелевать, разрушая все лишнее в назидание или для устрашения. Властелины мира, маги Форта. Мастер долго рассказывал мне о том, что мы — лишь плесневелые грибы, паразитирующие на истинных умениях. Мы — ничто. Ты или он, нет разницы. Ты лжешь себе сам, он честнее. Вы хотите получить что-то, не дав ничего взамен, а на отказ отвечаете яростью. Вы подобны водяным змеям, не знаете уважения и считаете себя достойными быть сильнее. Но вы не достойны! Ваши пренебрежение и гордыня виной всему тому, что происходит. Там, на материке. Здесь.

— Чем пренебрег я? — в голосе моем Лааль могла чувствовать раздражение, не страх. Неподвижные стражи за ее спиной казались изваяниями. Они застыли, не спуская с меня пристальных взглядов. Отменная выучка. — Чем, ответь? Любовью, которую дарит твой дом?

— Разумностью, — парировала она. — Хитростью. Умом. Ты был гостем в моем доме, но теперь ты — пленник.

— И чем ты собираешься удерживать меня? — засмеялся я, подняв Марику и задвинув ее себе за спину. Стражи шагнули в нашу сторону, я подался навстречу и вправо, гибко и легко, наслаждаясь телом, которое, как и прежде, принадлежало мне и было полно силы. Ударил ближайшего стража локтем в лицо, вырвал из ослабевших пальцев саблю, отвел другую руку в сторону, ощущая, как сгущается тяжесть кнута, как его холод скользит ознобом по коже.

— Демиан!

Я отшагнул назад, поравнявшись с Марикой. Все новые и новые стражи втекали в залу, пологи сдвигались, пропуская их и расширяя пространство.

— О, значит девочка не врала, и ты способен создать оружие изо льда, — Лааль по-прежнему стояла чуть впереди, будто не боялась меня.

Страж, сбитый моим страшным ударом на пол, поднялся. Его движения остались такими же точными и сильными. Локоть должен был сломать ему нос, но на лице мужчины не осталось и следа. Я потянулся к нему своим сознанием и замер на полувдохе. Выскользнув из пальцев, сабля упала и со звоном откатилась по полу, разорвав гробовую тишину. Такое оружие здесь и вправду бесполезно, больше проку принесет моя магия. Бич и, быть может, меч? Марика сказала про песчаных лошадей, теперь пришла пора посмотреть на песчаных людей.

Я отвел другую руку назад, привычным усилием создавая оружие, но в следующую секунду на запястье моем, обжигая холодом, защелкнулся железный браслет, испещренный символами, а нежные руки обняли за шею.

— С тобой все, — шепнули чувственные губы одной из служанок, деливших со мной постель. Я развернулся, намереваясь отшвырнуть ее прочь, но за спиной лишь качнулся потревоженный полог.