Чудовища в янтаре-2. Улица моя тесна

Глава XIII УЛИЦА МОЯ ТЕСНА…

Кавалерия шла на рысях. Как и подобает королю в походе, пусть даже, так сказать, второсортном, не против внешнего супостата, а на мятежников, Сварог ехал во главе, на пару корпусов опережая знаменосцев, окруженный Медвежьей сотней, приплывшей по Ителу на пароходах, тянувших на буксире баржи с лошадьми. Его боевые усачи, все до одного, плыли на пароходах впервые в жизни, но истинный гланец ничего не пугается и ничему не удивляется. Не зря же он носит юбку цветов клана?

Как водится, вокруг отнюдь не стояло благорастворение ароматов, наоборот. Пехота на марше оставляет после себя тот еще запашок, а уж когда идет кавалерия… Не зря в «волчьи сотни», здешние разведроты, стараются подыскать людей с обостренным обонянием — чтобы издали засекали колонны противника.

Он привычно покачивался в седле. Походный марш — вещь довольно скучная, ровным счетом ничего не происходит, занять себя нечем, с офицерами все заранее обговорено. Думай — не хочу. И потому он вновь возвращался мыслями к разговору с Канцлером, состоявшемуся двое суток назад, перед тем, как Сварог выступил в поход на «белых колпаков».

Неторопливо прохаживаясь по кабинету, попыхивая трубочкой из сильванского черного дерева, Канцлер говорил:

— В этом мятеже, помимо «всплесков», есть, думается мне, еще одна загадочная странность. Может быть, и вы уже о ней думали… Они себя ведут категорически неправильно. Поход на Латерану им попросту не по зубам. Ваша Дали, похоже, очень неглупа, а уж когда речь идет об Орке… Не то что они, любой толковый вожак мятежа — а глупцы обычно в вожаки не попадают — не могут не понимать, что силами вы их неизмеримо превосходите. Мне докладывали, вы стягиваете войска к Латеране…

— Стягиваю, — кивнул Сварог. — Благо ни одному земному королю это не запрещено. Самое большее через неделю там будет целая армия. Учитывая, что это весьма необычный мятеж, лучше пересолить, чем недосолить. Навьи, конечно, противник весьма серьезный. Один в бою стоит трех-четырех обычных солдат. Но не более того. И только. Больше они ничего не могут и не умеют. Распрекрасно можно задавить качество количеством. Тактика «прибоя», давным-давно принятая в военном деле. Несколько волн кавалерийских атак, свежие части сменяют сослуживцев до того, как те окончательно вымотаются. А солдат у меня хватает. Против такого навьи в итоге бесполезны, они увязнут в лавах атакующих конников — в данном случае, им настрого наказано, что в первую очередь рубить нужно по голове. Приказ прошел сверху вниз, от полковников до сержантов с капралами, люди готовы… Потери ожидаются больше обычных — но на то и война. В конце концов их просто перебьют.

— Вот именно, — сказал Канцлер. — Неужели Дали с Орком этого не понимают? И все-таки идут прежним курсом, к Латеране. Вы пытались найти объяснение?

— Конечно, — сказал Сварог невесело. — И отыскал только одно — вполне возможно, у них в запасе еще какой-то неприятный сюрприз.

— Возможно…

— Я на одно надеюсь: что этот сюрприз такого рода, что непременно позволит ввести в действие силы Империи… Правда, в прошлый раз состоялась самая обычная битва, без всяких сюрпризов. Это придает уверенности в себе, но, разумеется, не чрезмерной…

— Будем надеяться… Вот только в походе вам придется учитывать кое-какие весьма существенные обстоятельства… Знаете, в чем явный парадокс? После того, что императрица сделала на Агоре, после того, как мы арестовали еще одиннадцать членов Агоры, можно говорить со всей уверенностью: черных там больше нет. Двое, правда, пустились в бега сразу после печального завершения Агоры, и найти их пока не удается — поскольку они были вне всяких подозрений, у них не сняли заранее «ореолы»… Но вы наверняка об этом знаете, я ведь разрешил использовать в поисках обе ваших службы.

— Конечно, — сказал Сварог. — Мы их тоже пока что не нашли…

— Так вот, победа несомненная… Но парадокс в том, что мы, усилившись, если можно так выразиться, на одном направлении, оказались гораздо слабее на другом. Я о внутриполитических интригах. Теперь в Агоре остались только те, на кого нечем воздействовать. И это наши позиции ослабляет. А позиции Агоры, соответственно, усиливает. Очень многие ваши недоброжелатели и противники реформ остались на прежнем месте в прежнем качестве — и на сей раз с ними ничего нельзя поделать. Распускать Агору — значит вводить тираническое правление. С самыми непредсказуемыми последствиями. Беда еще и в том, что императрица — энергичная, волевая, решительная, способная на жесткие меры… но она, поверьте прожженному политикану, просто не способна править тиранически. Она к такому не готова, никогда об этом не думала. Тиран — это особое свойство души, которым она не обладает. — Он усмехнулся. — Извините уж, но вот вы бы смогли. Вы в некотором роде тиран…

— Господи, вам незачем извиняться, — ухмыльнулся Сварог. — И в самом деле чуточку тиранствую. Министры у меня ходят по струнке, в жизни не решатся отстаивать свое мнение, идущее вразрез с моей волей, уитенагемоты остались, но сидят тихонечко, как мыши под метлой, памятуя о печальных прецедентах, в том числе не особенно давних — я о названном отце, Конгере Ужасном… Ну и частенько использую формулу «закон уснул». Что есть, то есть…

— Вот только вы не император. А Яна к тирании ничуть не предрасположена, да и я, признаться, тоже. Очень уж это разные вещи — жесткий стиль правления и тирания. Ввести можно, но очень скоро начнутся сбои…

— Вы это без задних мыслей рассказываете или хотите меня к чему-то подвести?

— Хочу, — сказал Канцлер. — У меня были переговоры с Главой Агоры и самыми влиятельными ее членами. Долгие, нелегкие… Некоторая договоренность достигнута. Они пока что не будут проводить довыборы, в принципе, согласны Агору распустить. Но необходимы и уступки с нашей стороны, в политике это неизбежно. Одна из уступок касается как раз вас. Вы должны вести себя на земле… скромнее, что ли. Не использовать имперскую технику так, как вы ее порой открыто и беззастенчиво используете. На какое-то время, пока все не уляжется, никаких замаскированных под самолеты виман и подобного. Вы же прекрасно понимаете — любой из ларов может в рамках Эдикта о вольностях наблюдать за землей, сколько ему заблагорассудится — в первую очередь за вами. Держитесь строго в рамках законов. Это касается и обычных самолетов и пулеметов… Вы ведь не можете не знать…

— Знаю, — угрюмо бросил Сварог.

Уж такие вещи земной король знать обязан. В свое время, когда были сделаны исключения из «Закона о запрещенной технике», королям было строжайше предписано: самолеты и пулеметы применять исключительно против внешнего врага — но ни в коем случае против мятежных подданных. Гуманизм, изволите ли видеть, вновь себя явил во всей красе. В силу тех самих необъяснимых обычной логикой бюрократических парадоксов при всей их абсурдности пароходы применять против взбунтовавшихся подданных как раз можно. Видимо, потому, что по пальцам можно пересчитать случаи, когда мятежники оказывались настолько близко к рекам, чтобы попасть под артиллерийский и ракетный обстрел с кораблей.

— Словом, используйте только то, что законам не противоречит, — продолжил Канцлер. — И уж тем более — никакой хелльстадской техники. В том числе и замаскированной под всяческую живность — ее легко распознать теми средствами, которыми соглядатаи располагают. Если вы все же нарушите правила игры, крупно меня подведете и подставите, меня обвинят в срыве негласных договоренностей, пойдут на конфронтацию… Понимаете? Я не буду брать с вас честное слово, надеюсь, вы и без этого поведете себя правильно…

— А что мне в таких условиях остается? — буркнул Сварог. — Вот только один маленький нюанс… Навьи как раз попадают под действие тех самых писаных законов, позволяющих — да что там, требующих — применять против них имперское оружие.

— Безусловно. Однако нужны доказательства. А их у вас нет. Рожи у всех закрыты колпаками, так что по лицам не определить. Убитых… тьфу ты, черт, скорее уж обезвреженных навьев они сожгли после сражения на Гарритальском поле. И только их — мои люди, как и ваши, отметили, что своих убитых они жгли не всех подряд, а выборочно, убитых людей преспокойно оставили на поле. Пепел и кости не улика. Кровь из носу, постарайтесь взять трофей, как в свое время проделал Гаудин, чтобы на законном основании применить в замке Мораг свой спецназ. Трофей! Реальный и осязаемый, не обязательно действующий, достаточно сохранившихся в целости останков, которые я мот бы предъявить скептикам. Я, как и вы, не сомневаюсь, что в войске мятежников идут навьи. Не сомневаюсь, что и в Акобарском королевском замке — навьи, они же Королевские Безликие. Но записи, которые вы сделали, доказательством служить не смогут… и, кроме того, раскроют перед посторонними те технические возможности, коими вы располагаете в Хелльстаде, потому что ничем иным эти записи объявить невозможно. Они все быстро поймут, и такой скандал разразится… Я с вашей хелльстадской техникой как-то свыкся, и угрозы от нее не жду не из доверия — какое может быть «доверие» в таких случаях. Просто я давно уже убедился: вы ничего не сделаете во вред Яне, а значит и Империи. Но вот наши оппоненты начнут вас подозревать черг-те в чем, и так ходят всякие дурацкие разговоры насчет ваших коварных замыслов… В общем, добудьте трофей.

— Приложу все силы, — сказал Сварог. — Если не случится ничего непредвиденного, не дадим мы им возможности сжечь своих, если можно так выразиться, дважды мертвецов… Итак… Я уяснил: от меня требуется не нарушать законов, не использовать самолеты и пулеметы, и уж тем более хелльстадскую технику, в том числе замаскированную. Я все правильно сформулировал?

— Совершенно правильно. Этой формулировки и придерживайтесь строго…

— Буду придерживаться, слово чести, — сказал Сварог.

То ли он не смог сдержать мимолетную ухмылочку, то ли Канцлер, неплохо знавший и его, и его ухватки, что-то такое понял — но его взгляд стал крайне пытливым, нескрываемо любопытным, так, словно Канцлер спрашивал: «Ну-ка, как ты на сей раз извернешься?» Но он, конечно же, промолчал. И вряд ли будет в претензии, если Сварог в очередной раз именно что извернется. Многое Сварогу ставили в вину, но никогда — использование им прорех в законодательстве Империи. Такие вещи просто невозможно поставить в строку — на то прорехи прорехами. Геральдическая коллегия и Судебная палата в очередной раз разведут руками…

Высоко приподнявшись в стременах, он посмотрел назад. Туда, где во главе обоза как ни в чем не бывало катил десяток фургонов под полотняным верхом, ничем не отличавшихся со стороны от других обозных — а конвой из «волчьей сотни» одного из полков для того и служит, чтобы свои ненароком нос не сунули…

Он встрепенулся — к ним галопом приближался скачущий во весь опор навстречу всадник в мундире Черных Мушкетеров с лейтенантским шитьем. Сварог его узнал — именно этот офицер был отправлен командовать выдвинувшимся далеко вперед дозором из «волчьей сотни» своего полка.

На лице молодого офицера — ни следа тревоги или беспокойства, наоборот, оно даже веселое…

Подскакав вплотную, лейтенант браво отдал честь:

— Мой король, господин маршал кавалерии… Примерно в десяти лигах отсюда наша разведка столкнулась с конным разъездом мятежников. Не ушел ни один. Языка мы взяли и успели в темпе допросить. Их главные силы лигах в пятнадцати отсюда. Движутся гораздо медленнее нашего, их конница вынуждена равняться по пехоте. Мы их опередим и первыми выйдем на поле… особенно если ускорим аллюр. «Языка» везут следом за мной. С нашей стороны потерь нет, только двое легко ранены. Судя по конской сбруе, это были драгуны из перешедшего к мятежникам Пятого полка. Их лошадей наши ведут в поводу.

— Благодарю за службу, — сказал Сварог. — Поздравляю всех с медалями «Дубовый лист».

— Король и честь! — браво рявкнул лейтенант уставную формулу.

Лицо парня лучилось неприкрытой радостью. Вполне возможно, это была его первая награда…

Гарайла кивком подозвал старшину трубачей и сделал ему понятный любому кавалеристу знак. Тот вскачь пустился вдоль колонн кавалерии. Вскоре в нескольких местах серебряно запели трубы, подавая сигнал перейти на крупную рысь. Потом будут пять минут короткого галопа и снова рысь — Сварог уже неплохо разбирался в тактике кавалерии, она была гораздо проще, чем иные военные дисциплины, которые ему пришлось изучать на Земле. Если не случится ничего непредвиденного, к месту назначения они прибудут менее чем через полчаса…

Так и случилось, они оказались на поле первыми — и тут же в ту сторону, откуда ожидался противник, помчались конные разъезды. Полки без малейшей суеты занимали места согласно диспозиции. Сварог с Гарайлой, дюжиной порученцев и Медвежьей Сотней поднялись на вершину большого холма с пологими откосами. На соседнем, в паре сотен лиг от них, в хорошем темпе снимались с передков две ракетные батареи.

Да здравствует незатейливость и некое отставание в техническом прогрессе, подумал Сварог. На Земле ни один толковый командир не стал бы оборудовать НП на вершине холма, и ракетные станки не поставил бы на возвышенности — иначе бы всех очень быстро накрыли огнем с немалого расстояния. Зато здесь издали никак не достанут.

Как обычно в таких делах, самым тягостным оказалось ожидание. От тебя самого уже ничего не зависит, махаловка еще не началась, остается торчать на холме, не сводя биноклей с горизонта…

По сторонам от них уже развевались надежно вбитые в землю на древках длиной уарда в три надлежащие знамена. Штандарт Сварога, черное полотнище с золотым силуэтом Вентордерана и, как положено, уступавшее в размерах знамя маршала гвардии — тоже черное, с хелльсгадским гербом Сварога в центре, покрытое золотой вышивкой: черепа и кости, скачущие кони, скрещенные сабли и мечи, подковы. И снова нечто непредусмотренное уставами: мятежи и бунты подавляют без всяких знамен, нексиллумов и «копий», с одним-единственным прапорцем на высоком древке, означающим, что войска действуют по личному королевскому повелению. Но, опять-таки — это не обычный мятеж…

Чтобы чем-то занять мысли, он вновь обратился к воспоминаниям, уже другим…

Дали отыскали очень быстро, посредством имперской техники — она в темном мужском костюме и белом колпаке, как все, с мечом на поясе, ехала среди одного из конных отрядов, изображая, что она тут — рядовой участник заварушки. С Орком вышло потруднее, сначала его нигде не могли засечь, но потом Сварог по некому наитию пустил в ход хелльстадские средства наблюдения, нацелив их на Акобарский королевский дворец. И догадался правильно: вскоре обнаружил Орка, на сей раз в раззолоченном мундире горротского камергера. Судя по его разговорам с принцем Эгмонтом и другими сановниками и генералами, Орк, проныра, занимал при дворе довольно высокое положение, хотя еще не установили точно, какое; без сомнения, его возвышение произошло оттого, что он предоставил принцу навьев — торчавших во дворце там и сям в мундирах Королевских Безликих и в черных капюшонах с золотой тесьмой.

В том, что это были именно навьи, Сварог не сомневался после длившихся более полутора суток наблюдений Золотого Обезьяна. Прежде всего, они не ели. Им была отведена особая зала для еды, которую посещали только они, но им там не подавали и корочки хлеба, и глотка воды — навьям это совершенно ни к чему. Они, такое впечатление, и не спали — в своей кордегардии просто ложились на спину и в таком положении лежали до сигнала побудки. Орк — и, скорее всего, посвященный в тайну принц, стервец этакий — сделали все, чтобы никто не заподозрил в королевских телохранителях нелюдей. Твари поганые. Никто другой не смог бы справиться со «школярками» так быстро и с относительно малыми потерями…

Показались несущиеся галопом разведчики — ровно столько, сколько и уезжало. Они подлетели к одному из офицеров, стоявшему впереди своего полка, и вскоре оттуда галопом помчался на холм вестовой. Противник на расстоянии двух лиг отсюда, движется, выдвинув вперед конницу и две полковушки — а часть кавалерии с трех сторон прикрывает пехоту от возможного удара по флангам и с тыла.

Велик был соблазн ударить по ним на марше — но Гарайла по размышлении от этой идеи отказался, и Сварог одобрил. При таком ударе сразу не поймешь, кто есть кто, дело может пойти непредвиденным образом…

План Гарайлы особым полководческим искусством не блистал — но его сейчас и не требовалось для боя, в котором с обеих сторон участвовало лишь несколько тысяч человек. Главный удар обрушить на навьев, когда они неизбежно проявят себя, уничтожить их при удаче всех до одного, остальных окружить и загнать в Баруганский лес, темной полосой видневшийся далеко слева. Еще четыре конных полка для того и выделены, чтобы отрезать противнику отход и заранее блокировать лес с противоположной стороны. А потом лес старательно прочесать густыми цепями всадников, которые получат строжайший приказ: рубить с большим разбором, брать живыми всех, кто похож на женщин в мужском наряде…

Лес занимает примерно семьдесят югеров, дикий, конечно, посещаемый лишь охотниками и смолокурами — но все же не чащоба непролазная, подходит для прочесывания в конном строе, ну, а при необходимости всадникам ничего не стоит спешиться, сохраняя густоту цепей. Стопроцентного выполнения военных планов не случается нигде и никогда — но осуществить большую его часть есть все шансы. Если только не случится непредвиденных сюрпризов, если, если… А если все же будут, надежда на одно: они окажутся такими, что дадут возможность пустить в ход имперские силы…

Ага! Сварог с Гарайлой подняли к глазам бинокли, давным-давно сменившие здесь подзорные трубы, еще до появления Сварога — штука нехитрая и не подпадавшая под «Закон о запрещенной технике».

Так-так-так… Далеко впереди, как и следовало ожидать — конные разъезды, вот они замаячили вне предела достигаемости пушек, ракет и мушкетного огня, высмотрев в бинокли все необходимое, умчались к своим — чему не было возможности воспрепятствовать. Противник не остановился, не задержался — показались кавалеристы, размыкавшиеся из походного положения в боевое построение на почтительном расстоянии, примерно таком, которое всегда разделяет два изготовившихся к битве отряда. Значит, твердо намерены дать бой. Ага. Они впервые за все время подняли флаг — старинное боевое знамя бунтов и мятежей: синее полотнище с вышитыми золотом мечом, снопом пшеничных колосьев и кельмы каменщиков. Символизирует, изволите ли видеть, союз трудового крестьянства и городского пролетариата. Три эмблемы образовали этакий трезубец, где вместо древка — канцелярский стилос. Синий — цвет надежды. Стидос не всегда на бунтарских знаменах появляется, но в данный момент его присутствие означает, что в мятеже участвует и трудящаяся интеллигенция, вообще те, кто работает головой, а не руками — ну, отношение ко всем будет одинаковое, уж не взыщите, то, что люди обморочены черной магией, еще не означает, что их станут кормить пряниками. Нет другого выхода, кроме как воевать с ними. Интересно, есть ли у этих лимит времени? После истечения которого люди очнутся и уже в здравом рассудке поймут, что натворили? В первых двух крестьянских мятежах отрезвление наступило через три дня — и примерно за такой же срок пришли в разум нападавшие на замок Роменталь. Эти, правда, пребывают в нынешнем своем состоянии уже более недели…

Сварог посмотрел вправо — там, у подножия холма, вытянулись в ряд те десять фургонов, прикрытые двумя кавалерийскими алами и двумя полковушками. Оскалился в недоброй улыбке — господа мои и очаровательная молодая дама, мы тоже умеем преподносить неприятные сюрпризы, в чем вы быстро убедитесь на собственной шкуре…

С обеих сторон запели боевые трубы. Противник пошел в атаку первым — клином на рысях двигались всадники, прикрывая пехотный отряд, приближавшийся прямо-таки бегом, практически не отставая от лошадей. Что-то они чересчур проворны — не навьи ли? Ничего нельзя сказать точно, но исключать нельзя — обычно пехота идет бегом в атаку на гораздо более близком расстоянии от противника, чтобы не выдохнуться раньше времени. А эти чешут, как зайчики… Уже можно рассмотреть, что единой формы у них нет, одеты кто крестьянами, кто горожанами — ну конечно, навьев следовало надежно замаскировать под обычных людей, ничем особенным не выделяя. Интересно, где Дали? Пойди высмотри ее среди всадников, последние два дня она щеголяла в форме рядового драгуна, замешавшись среди таковых… Если навскидку, навьев — а все сильнее убеждение, что это именно они, брошенные в качестве ударного отряда, что весьма неглупо — не более двух тысяч. Потерь они понесли гораздо меньше, чем обычные люди, конечно. В Горроге у Орка их человек двести. Где же остальные, хотелось бы знать…

Тоже предсказуемо! Всадники рассыпались в обе стороны, перестраиваясь для возможной атаки — но остались на месте, а вот навьи — навьи, черт побери! — несколькими длинными шеренгами прытким бегом надвигаются на замерших неподвижно Свароговых конников, сейчас начнется…

Запели трубы, ратагайские и гланские гвардейцы крупной рысью помчались на врага. Так, сшиблись… Сварог не отнимал от глаз бинокль. Сеча была ожесточенная, отлетели последние сомнения, только навьи могли двигаться так вертуче, с недоступным человеку проворством подрубая ноги коням, осыпая всадников ударами гуф и копий с широкими остриями, и все это происходило уардах в трехстах от Сварога, так что до него доносился шум яростной схватки.

Сразу видно, что перевес, как и следовало ожидать, на стороне навьев — слишком мало их падает с рассеченными головами и наполовину снесенными черепами, замирая неподвижно, слишком много бьется раненых лошадей — истошное ржанье режет душу — слишком много солдат Сварога убиты и ранены… Это уже напоминает не битву, а хладнокровную резню — понятно, откуда у этих тварей эмоции и чувства…

Вражеская кавалерия рысью двинулась к боевым порядкам Сварога — а за конными пошла пехота, скорым шагом обычных людей. Замысел их понять нетрудно, навьи должны прорвать центр, а с флангов ударят «обычные» мятежники. Тоже не особенно затейливый план — частенько приносивший победу атакующим. Но на сей раз вы, ребята, попытались откусить кусок не по хавалке… Пожалуй, пора…

Сварог отдавал приказы молча, энергичными жестами. С холма прямо-таки горохом посыпались порученцы. В боевых порядках Сварога запели трубы, взлетели красные сигнальные ракеты, и среди них — одна зеленая, возвещавшая тот самый неприятный для соперника сюрприз…

Дравшиеся с навьями кавалеристы отхлынули назад, галопом уносясь в идеальном порядке, а на смену им выдвинулись два свежих полка, сцепились с навьями. Но на флангах Сварога стояло полное затишье, приготовленные для удара полки с места не сдвинулись, как и было приказано…

Стоявшие у фургонов люди проворно распахнули на обе стороны прикрывавшие задки фургонов полотнища. Сварог отдал мысленный приказ.

Десять темных туманных полос рванулись из фургонов и, в два счета рассеяв оказавшийся на пути конный отряд мятежников (они сами кинулись врассыпную, едва сообразив, что происходит), врезались в ряды навьев. Десять черных полос, смутно напоминавшие исполинских собак, ополоумевшими молниями метались среди врагов, разбрасывая их, как кукол, сбивая с ног, лишая голов (конники Сварога во исполнение приказа отступили на рысях).

Прекрасно видно, что игра началась уже другая, — десяток гармов быстро превратили атакующих в обороняющихся, смели их столько, сколько не смогли бы люди. Сварог чувствовал, что его лицо перекосило злой ухмылкой — но не собирался ее убирать.

Все законно, господа оппозиция, все законно! Если что, и Геральдическая Коллегия, и Судебная палата это подтвердят без малейшего на них нажима. Использовать в бою дрессированных животных земным королям разрешалось испокон веков, что четко прописано в законах. На Таларе с развитием огнестрельного оружия от них отказались, а вот на Сильване, где до сих пор воюют по старинке, холодняком, до сих пор в битвах участвуют и боевые слоны, и огромные собаки в кольчужных панцирях, а кое-где — даже пантеры и камышовые коты, размерами поболее обычных кошек, с крупного пса.

Все законно! Пусть кто-то попробует доказать, что гармы — не дрессированные животные. А насчет не вполне обычных животных в законах ничего не написано, нет запрета на их участие в боях, а это главное. И никого не колышет то, что эти законы составлялись во времена, когда о гармах толком и не знали — важна буква, никаких дискуссий и эмоций тут быть не может. Закон суров, но это закон. Двойных толкований не допускает, что не запрещено, то разрешено. Что имеем, тем и пользуемся, если это не нарушает закона.

Кавалерия и пехота противника, видя происходящее, сбилась с темпа, чуть расстроив ряды, всадники и пешие оторопело останавливались. Битва, все больше походившая на побоище — только перевес теперь был на другой стороне — продолжалась практически в тишине, воцарившейся над полем боя. Гармы не рычали, а навьи не способны издавать какие бы то ни было звуки.

Ай-ай-ай… На месте одного из мечущихся темных силуэтов появился лежащий на боку громадный пес, конвульсивно дергавший лапами. Достали, твари. Обычные люди ни за что не справились бы, а эти достали…

Очередной мысленный приказ — и девять гармов отхлынули. Синяя ракета — и с соседнего холма протянулись с грохотом длинные струи, батареи ударили ракетами в основном по навьям, так что их почти полностью заволокло разрывами и черным дымом, но и не обделили вниманием полковушки противника, пытавшиеся выдвинуться на подмогу навьям. Их накрыло точными попаданиями. Начался беглый ракетный обстрел — а вот у противника не выпало случая захватить ракетные станки… Действует он по заранее разработанным планам, не успев внести в них коррективы после сюрприза — кучка всадников так и перетаптывается у поднятого на высоком древке мятежного знамени, судя по их количеству, там не только главари, но и порученцы — но ни один из них пока что не поскакал к войскам. Ну да, отсюда видно, как они о чем-то яростно спорят, не в силах пока что сообразить, что же теперь делать…

С трех сторон заплескались на ветерке длинные разноцветные прапорцы — разворачиваясь, ударили засадные полки Сварога, замыкая надежно полукольцо, отжимая противника к лесу. Куда он и стал откатываться почти без боя. Обтекая двумя потоками оставшихся навьев и гармов, кинулись в атаку ратагайцы с гланцами. Ракетные батареи на какое-то время прекратили огонь, чтобы не накрыть своих, но, едва всадники пронеслись, с холма вновь с ревом повалили дымные полосы с черными продолговатыми оперенными ракетами, величиной в треть уарда.

Навьев косили. Их еще оставалось штук двести, они сомкнулись и стали отступать к лесу — конечно же, получив какой-то приказ, пока что непонятной Сварогу природы — собственного разумения у них ни на грош, умеют только исполнять приказы, хотя мы так и не установили пока, как эти приказы отдаются…

Не удалось. Их вновь накрыли высокие фонтаны разрывов, черный дым, а когда ракетный обстрел прекратился, к уцелевшим снова кинулись гармы, отрезая дорогу к отступлению, оставив за собой изрытое воронками поле, покрытое кое-где слабо шевелящимися кусками ничуть не кровавивших тел. Сварог подумал: вы хотите трофеев? Их будет у меня — достаточно, чтобы кое-что доказать самым твердолобым… Своими глазами убедитесь, корявые, сможете руками потрогать, если духу хватит…

Ну вот и все, пожалуй… У навьев ни одного не осталось на ногах — только на земле слабо шевелящиеся те, кто еще на это способен. Еще два гарма неподвижно вытянулись на земле. Простите, песики, но это война, вы своей смертью спасли немало человеческих жизней…

В том, что происходило чуть подальше, уже не было, если рассудить, ничего интересного: лязг оружия, редкие выстрелы, ржанье коней. Оставшись один на один с обычным противником, всадники Сварога нажимали, оттесняя к лесу конных и пеших, сгрудившихся вокруг кучки верховых и синего знамени, к которому ожесточенно пробивались ратагайцы, гланцы и прочие гвардейцы. Магическим способом можно привести человека в некое безумие и заставить его крушить все вокруг. Но никакая магия — земная, имеется в виду — не прибавит умения владеть оружием наравне с опытными солдатами. В сторону леса — милости просим! — уже бежали пешие и неслись конные, вряд ли они на сей раз выполнять приказ, надо полагать, и магическое воздействие не в силах отбить инстинкт самосохранения, рассказывали же и принц Элвар, и лейтенант Вольных Топоров, что нападавшие перли на рожон не в совершеннейшем безумии, они иногда отступали, когда силы были неравны… Не было пока что общего драпа, но в таких случаях он рано или поздно наступает…

Вот оно! Главари во весь опор припустили к лесу, бросив знамя, — пессимисты, ага… Вслед за ними помчался небольшой отряд дратун. Сварог навел на них бинокль. Показалось, что среди ускакавших с поля битвы маячит и женская фигурка, но он не смог бы утверждать точно — очень уж все мелькало.

Все больше драпающих, все меньше дерущихся. Из полукольца никому из врагов не удалось вырваться, да особенно они и не пытались, дорога для бегства — ну, или кое-где организованного отступления — была гораздо предпочтительнее. Их ждет, конечно, другой сюрприз в лице кавалеристов Сварога, охвативших лес с той стороны, но беглецы об этом пока что не знают…

Отвернувшись от догорающей битвы, уже и не похожей на битву, Сварог спросил Гарайлу:

— Ну, как вам мои войска, маршал?

— Бесподобно! — выдохнул Гарайла. — Конечно, это не совсем то, что боевая кавалерия, но надо признать — они гораздо успешнее сражались… Знаете что, мой король? Сдается мне, что эти вот, по которым был главный удар, и не люди вовсе — своими глазами видел, как шевелились отрубленные руки-ноги… То-то вы приказывали бить непременно в голову… Знали что-то заранее, а?

— Знал, — сказал Сварог без улыбки. — Как-нибудь непременно расскажу. Ну что же, и дальше по плану?

— Конечно, раз такая везуха! Остается как следует прочесать лес со всем прилежанием, следя, чтобы ненароком не пришибить девок, про которых вы предупреждали. Мой король, а при чем тут девки? Колдуньи, что ли? Иногда они в мятежах участвовали…

— Что-то вроде, — сказал Сварог. — Приказ отдан, но вы еще раз напомните — рубить и стрелять с разбором, всех, кто похож на женщин в мужском платье, непременно брать живьем…

— Будет исполнено. Вот только, ваше величество, я бы посоветовал проческу начать завтра с утра. Солнце через часок закатится, ночной бой — штука самая в военной науке неприятная, а уж особенно в лесу… Когда крысе нечего терять, она к горлу прыгает и кусает, сам видел однажды…

Солнце, и точно, клонилось к закату, от людей и лошадей, от еще сражавшихся, бегущих, стоявших в резерве, от знамен, фургонов и пушек протянулись длинные тени, от закатной стороны к восходной.

— Резонно, — кивнул Сварог. — Встанем на ночлег на опушке… а лучше будет, если углубимся немного в лес. Чтобы, если рискнут прорываться, врасплох не застали. В лесу можно накопить сколько угодно сил, а с опушки и не заметишь…

— Да, это азбука, — сказал Гарайла. — Все готово, государь. Половина наших рассредоточена вокруг леса. Половина войдет в лес. Я дал приказ: огнестрельным оружием по возможности не пользоваться, брать всех женщин живьем. Приказ прошел сверху вниз, от полковников до сержантов. О наградах и вознаграждениях объявлено. По предварительным данным, их в лесу тысячи три. Думаю, нам удалось перебить всех нелюдей…

«По подсчетам навьев было тысячи две, — подумал Сварог. — У Орка в Горроте — не более двухсот. А где остальные, хотелось бы знать?»

Но главное не в этом. Он прекрасно видел с холма, как на поле, где лежали порубленные навьи, ходят люди, одетые под военных. И там же стоят три виманы — точнее, замаскированные под них самолеты. Даже самые ярые ревнители традиций не подкопаются — потому что это не самолеты Сварога, а замаскированные под них виманы девятого стола и восьмого департамента. Прилетевшие сюда в рамках операции по сбору улик, то бишь навьев, а под местных замаскированы, всякому ясно, в целях конспирации. И когда там, наверху, получат убедительные доказательства, что Дали использовала навьев, дело примет совсем другой оборот — и шептуны заткнутся, и против Дали можно будет использовать кое-что посерьезнее. Неопровержимые доказательства налицо, попробуйте возразить…

…Он провел эту ночь, завернувшись поверх мантии хелльстадского короля в теплый плащ, у догоревшего уже костра. Смотрел вверх, где акварельно-серое небо понемногу становилось акварельно-синим, и последние звезды таяли, исчезали. Уснул поздно — гонял над лесом прихваченных с собой Золотых Шмелей. Донесения были утешительными: мятежники вовсе не пытались собраться в компактную массу и идти на прорыв крупными силами. Они рассыпались по лесу мелкими группами и затаились, не разжигая костров, конные и пешие. Никаких признаков единого командования, никакого формирования больших сил для прорыва. Судя по разговорам, подслушанным Шмелями, там царило общее уныние — та фаза, когда вдоволь погулявшие и побуянившие мятежники начинают понимать, что гулянка кончилась, и они оказались, цензурно выражаясь, в глубокой дыре… С рассветом обязательно отыщутся те, кто пойдет сдаваться. Быть может, как и в прошлых случаях, уже рассеивается напущенный на них магический морок — было бы совсем хорошо. Если у Дали закончились Черные Семена или что там у ее есть — еще лучше. Для людей, скованных магией, они драпали в лес что-то очень уж проворно, практически все, оставшиеся на своих ногах.

Он не мог понять, отчего подхватился ни свет ни заря. Потом только догадался — от тишины.

В расположении войск тишины не бывает, на несколько часов укладываются подремать посменно, бодрствующие тихо беседуют, кони позвякивают сбруей, тихонько говорят пароль и отзыв часовые, обязательно слышны шаги караулов. Такой пронзительно-мертвой тишины просто не должно быть…

А она стояла, такая, что падение сосновой шишки показалось бы громом…

Выпроставшись из-под плаща, Сварог встал на ноги. Ближайшие кони, чьи поводья обвязаны вокруг вбитых в землю острых колышков, стоят неподвижно, как статуи, отсюда видно — то же самое и с остальными конями Медвежьей Сотни. Словно диковинный парк статуй, ни один и ухом не поведет, не шелохнется, не взмахнет хвостом. А поодаль, меж деревьями — неподвижно лежат люди в кирасах и рокантонах, сжимая оружие. Еще один, и еще, и еще… Гланцев словно неодолимый сон скосил.

А чуть поодаль лежали гармы, тоже казавшиеся мирно спящими — бока вздымались, лапы подергивались, как бывает, когда собакам снится, что они куда-то бегут.

Он стоял, положив руку на топор, голова была ясной. Что-то непредвиденное все же произошло, и уж, безусловно, не к добру… Еще один сюрприз противника.

Потом он увидел. Справа из леса на большую поляну тянулись полосы светло-фиолетового тумана, толстая струя разделилась на множество мелких, тянувшихся к лагерю, опутавших и людей, и коней, и гармов, выпустила длинные полосы в сторону часовых, тоже касаясь их голов и тел.

Подбежав к ближайшему часовому, Сварог присел над ним на корточки: жив, никаких сомнений, дышит равномерно. Тряхнул за плечо — бесполезно. Ни с чем похожим он прежде не сталкивался, но откуда это взялось, не сомневался.

Прислушался — нет, ни хруста веток (непривычный к лесу человек непременно парочку бы сломал), ни осторожных шагов. Значит, это не прорыв, никак не прорыв…

Ни с чем подобным он прежде не сталкивался, не смог понять, что перед ним. На черную магию это никак не походит, вот и все, что можно сказать. Выхватив топор, рубанул по ближайшей полосе светло-фиолетового цвета — бесполезно. Она даже не встрепенулась, как бывает со струйкой дыма, если рассечь ее чем-то острым. Он остался совершенно один — он и Доран-ан-Тег…

Огляделся. И увидел место, откуда выползал из леса туман, погрузивший в беспамятство его отряд. Уардах в ста пятидесяти отсюда течет неширокая быстрая речка, и через нее в незапамятные времена перекинут каменный мост, обветшавший, но надежный — поздним вечером по нему и проехала сюда Медвежья Сотня. Гадать, откуда в совершеннейшей глуши взялся капитальный мост, не стоило — он не раз встречал подобное в других местах. Какой-то богатый сеньор, обитавший не так уж и далеко от этих мест, любил здесь охотиться, а чтобы не промочить ножки, переправляясь вброд, велел возвести мост. Что его крестьяне и исполнили старательно, негоже барину мокнуть.

Он побежал в ту сторону, придерживая на бедре чехол топора. Несколько раз пересекал полосы чародейного тумана, но ничего не почувствовал — не действовала на него эта дрянь…

Увидев за рекой, еще довольно далеко отсюда, группу людей, открыто шагавших к мосту, спрятался за дерево. Мост солидный, уардов двенадцати в длину и шириной в четыре — все для удобства охоты. Мост был серый, из тесаных камней, там и сям обросший мхом.

Пять человек, с открытыми лицами, белые колпаки заткнуты за пояс. И среди них — Дали, в драгунском мундире, с непокрытой головой, с мечом на поясе — крестовина золоченая, затейливая — ножны украшены золотыми накладками, оружие не из дешевых, вот только рукоятка зачем-то сплошь обмотана кожаным ремнем.

Когда они приблизились к мосту вплотную, Сварог вышел на другую сторону и, выхватив топор, громко сказал:

— Куда поспешаем, прекрасная дама? И вы, господа? О, какая встреча, милорд…

Он узнал того, что шатал рядом с Дали, наголову ее выше. Часто виделись на придворных торжествах — лорд Стемпер, граф Парлот. Чистокровный лар, в соучастии в заговоре не замечен, в предшествующих Агоре дебатах занимавший позицию скорее умеренную. Человек вне всяких подозрений — а сколько их еще таких, невыловленных, неразоблаченных? Но то, что он здесь и с ней, означает одно…

Они чуть вздрогнули от вполне понятного удивления, но страха не проявили, положили руки на рукояти мечей. И решительно двинулась на мост. Сварог тоже шагнул вперед, так что они с Дали сошлись примерно на середине, их разделяло уарда два. Остальные кучкой держались позади.

— Куда поспешаем? — спросил Сварог. — Что это вы за женскую спину спрятались? Стыдно, господа…

— Дама и сама может справиться, — сказала Дали, улыбаясь ему очаровательно, хищно.

И выхватила меч — узкий, длинный, с клинком, такое впечатление, старинной формы. Убивать ее, конечно, не следовало — обезоружить, оглушить. «Нужно было нацелить на лес орбиталы, — с запоздалым сожалением подумал Сварог. — Тогда наверняка не застали бы врасплох, но кто же знал, что у нее еще в запасе…»

Он выхватил топор, довольно небрежно взмахнул им, чтобы снести ее клинок под корень, но не задеть саму. Дали подняла руку, парируя удар. Кожаная полоса в навершии рукояти чуть размоталась, и оттуда сверкнул кровавым блеском рубин.

Лезвие топора отлетело в сторону, словно отброшенное неведомой силой. «Доран-ан-Мор!» — промелькнуло у него в голове, но человеческая мысль всегда быстрее рук, и он ничего не успел…

— Ну, получил… папочка! — раздался азартный вскрик Дали, и в следующий миг клинок вошел ему в грудь, вышел из спины, тут же показался весь, в дымящейся крови. Боли не было — только леденящий холод и безмерное удивление, ноги подкосились, и он ничком рухнул на мост, пальцы разжались, выпустил топорище. Он чувствовал, что не в силах и пальцем пошевелить, в голове стояло: «…мост… своя кровь…» Голоса доносились как сквозь толщу воды:

— Готов?

— Готов, — не без самодовольства сказала Дали. — Я ведь в сердце била. Хорошо бы топор забрать, но ведь не заберешь…

— Но мантию-то можно забрать? И митру?

— Некогда ждать, пока он отойдет. Нужно спешить. И потом, есть еще королева, неизвестно, что из этого получится…

— Ну тогда пошли, пошли!

Глухие шаги отдалились. Сварог лежал лицом вниз, не чувствуя холода камня.

Они возвращаются?

— Подожди, я тут подумал… Может, скинуть его в реку?

— Вот этого не надо, — чуть насмешливо ответила Дали. — Течение тут быстрое, пока очухаются, унесет далеко, а то еще и за корягу зацепится, будет лежать на дне… Чего доброго, еще двойника выставят, или самозванцы пойдут, а мне это совершенно ни к чему… Ну, пошли!