Чудесный генератор

9. РАДИОТЕХНИКА И СКОТ

Читатель вправе согласиться с нами: не наше, в конце концов, дело, описывать так подробно все бытовые обстоятельства жизни четырех экспериментаторов в совхозе «Победа». Так же, не можем мы останавливаться каждый раз и на интересных психологических анализах настроений и сердечных пристрастий Ромы, как бы ни сочувствовали мы этому очень симпатичному юноше. Даже образ Раи, золотоволосой Раи, которую мы оставили в предыдущей главе в состоянии душевного разброда и обиды, даже этот волшебный образ Раи не может заставить нас взяться за описание капризных тайн ее женского сердца.

Перед нами поставлена другая, тяжелая и ответственная задача — внимательно и пристально следить за развитием событий, тесно связанных с чудесным генератором. В конце концов, что такое любовь, ревность и другие личные дела по сравнению с важными научно-техническими открытиями?.. Скажем — влечение к черноглазой красавице Анне можно ли сравнивать с серьезным трудом по облучению коров?.. Конечно, Анну можно время от времени вспоминать, вспоминать с каким-то сладким и болезненным вздохом… Однако, коровы — это вполне реальная вещь. И Татьяна Гавриловна — тоже. В частности, тогда, когда человек, который вздыхает по Анне, очень любит сметану, молоко и другие молочные продукты, а догадливая Татьяна Гавриловна сразу видит это и начинает кормить этого человека наигустейшими сливками и вкуснейшей сметаной. И этот человек… однако, зачем выдавать секреты? Скажем просто, Рома нашел замечательный способ контролировать влияние облучения ультракороткими волнами коров. Каждое утро он испытывал образцы молока и сливок от облучаемых коров — и каждое утро замечал определенный эффект: молоко заметно густело, сливки жирнели и становились все более сладкими, Татьяна Гавриловна улыбалась все приятнее — и лицо ее, почему-то, делалось все симпатичнее…

Олесь заканчивал облучать зерно. Необлученным оставалось только то зерно, которое решено было использовать для контроля, высеяв рядом с облученным: ведь так легче всего будет оценивать результаты эксперимента.

Кролики, с которыми работала Рая, росли прямо на глазах. Вчера — еще совсем малюсенький кролик — сегодня важно шевелил длинными усами, и даже пытался в меру своих сил и возможностей — флиртовать с крольчихами. И из этих облученных кроликов медленно, но верно создавалась новая порода больших и крепких животных с густой шерстью, очень плодовитых и быстрорастущих.

Но не это было главной задачей Раи. Выведение больших кроликов — это больше дело специалиста в животноводстве. Кролики нужны были Рае лишь как объект для биологических исследований. Еще в городе Рая стала изучать возможности локализации воздействия УКВ на различные органы и системы живых организмов. Так облучить живой организм, так подобрать длину волны, продолжительность облучения и мощность излучения, чтобы, скажем, все влияние колебаний сконцентрировать, например, на желудке, ничуть не касаясь сердца и даже кишок.

Кое-чего Рая уже достигла. Рома с восторгом наблюдал в лаборатории, как Рая взялась вылечить гнойную опухоль на ноге охотничьей собаки Даниила Яковлевича. После двух — трех облучений, которые прошли для большой собаки почти незаметно, опухоль значительно уменьшилась и практически не беспокоила животное. А, до этого, собака скулила каждый раз, как только кто-нибудь чем-либо прикасался к опухоли.

— Бактерии в опухоли убиты, — задумчиво сказала Рая, — в этом я уверена. Однако…

Она задумалась:

— Что «однако», Рая?

— Надо проверить это. Но как? Оперировать собаку, вырезать у нее опухоль? Это не мое дело… к тому же здесь нет нужных условий… в рану может попасть инфекция.

Долго думать Рае не пришлось. Небольшое совещание бригады — и выход из положения сразу был найден. И этот выход назывался «электрический скальпель». Удивительный, но простой прибор.

При операции, которую производили при помощи этого самого «электрического скальпеля», присутствовал и Даниил Яковлевич. Он не скрывал волнения: ведь на столе лежала его любимая собака.

Однако, общее спокойствие и уверенность повлияли и на него. Даниил Яковлевич с интересом наблюдал, как Рая взяла в руки деревянную ручку, на конце которой был закреплен небольшой кусочек серебряной проволоки. Этот кусочек был соединен проводом с одной обкладкой конденсатора в генераторе. Вторая обкладка соединялась другим проводком с широким листом латуни, подложенным под собаку. Оперируемый пациент спокойно лежал на столе, крепко привязанный ремнями, с уже выбритым боком. На его розовой коже ярко выделялась бывшая опухоль, — а теперь лишь небольшая шишка.

Рома возле генератора, Олесь возле собаки, Мистер Питерс и Даниил Яковлевич, как наблюдатели — вот и все свидетели этой странной операции.

Рая оглянулась:

— Вроде, все в порядке? Рома, давай ток!

Знакомое шипение генератора даже собаку не обеспокоило. Рая примерилась — и легко, уверенным движением дотронулась до кожи собаки, словно очерчивая на ней место шишки.

^{Рая примерилась — и легко, уверенным движением дотронулась до кожи собаки, словно очерчивая на ней место шишки.}

По комнате поплыл запах гари.

— Фу-у, как неприятно воняет, — сказал Олесь, брезгливо отвернув нос.

Но сразу же получил от Раи такой презрительный взгляд, что немедленно вернул обычное положение носу, словно и не чувствовал неприятного запаха вообще.

Серебряный кончик «электроскальпеля» легко разрезал кожу и живое мясо собаки, отделяя то, что было нужно Рае. Вот уже почти вся шишечка отделилась от тела; Рая осторожно приподняла ее пинцетом и отделила «электроскальпелем» оставшуюся перемычку между шишечкой и телом собаки. Одна… две… три секунды — и пинцет положил на стол удаленную из собаки шишку. Ни капли крови, ничего! Собака словно бы и не почувствовала ничего; только нос ее немного взволнованно принюхивался к странному запаху…

Даниил Яковлевич аж в ладоши захлопал:

— Прекрасно! Но как же так — без крови, и чтобы собака ничего не чувствовала? Я такого, душа моя, не понимаю…

Разрезая удаленную шишку на отдельные срезы для микроскопического исследования, Рая спокойно ответила:

— Все это потому, что «скальпель» этот, собственно, не режет. Он сжигает тело токами высокой частоты в том месте, к которому прикасается. Кроме того, наш нож имеет свойство вызывать коагуляцию, то есть, под его влиянием весь белок сразу сворачивается. В сосудах создается тромб — сгусток белка, который останавливает кровь. И все. Вполне асептическая операция, во время которой пациент не теряет ни капли крови…

— А не больно, почему?

— Это же просто. «Скальпель» сразу прижигает нервные волокна. Они не успевают ничего передать центральной нервной системе, они словно внезапно умирают. И все. А другие нервные клетки, не чувствуя сигналов от убитых нашим ножом, считают, что все в порядке. И молчат себе…

Даниил Яковлевич рассмеялся:

— Неплохо придумали, черти… вот наука!

…«Электрический скальпель» помог Рае точно установить главное: в срезанной шишке, бывшей опухоли, не осталось ни одной живой бактерии. Все были убиты. Микроскоп нашел лишь много тел бактерий, которых не успели уничтожить белые кровяные клетки — лейкоциты.

Однако самые интересные, самые удивительные результаты дало облучение кур и яиц. Прошло всего несколько дней с начала работы. Через поле высокой частоты чудесного генератора прошли с десяток кур и множество яиц для инкубатора. Однако, Мистер Питерс предложил, для ускорения действия облучения, произвести повторное облучение. Он сказал:

— Мы возьмем яйца из-под наседки, которой осталось сидеть на яйцах всего несколько дней. Облучим эти яйца и посмотрим, как это повлияет на будущих цыплят. Дадите мне такую наседку, Анна?

— Конечно, дам, — согласилась Анна.

Так и сделали.

И вот, одним прекрасным утром, на главном дворе собралась целая толпа. Крестьяне, приехавшие по своим делам в совхоз, терли глаза, не доверяя им. Рабочие совхоза, привыкшие уже к чудесным результатам работы генератора, на этот раз удивлялись не меньше, чем крестьяне. Даже сам Даниил Яковлевич, строгий директор совхоза, который проходил по двору, остановился, удивленный, и сказал Анне:

— Ну, знаешь, это… м-да, отлично вы это сделали!

Посередине двора суетилась небольшая белая птица.

Она обеспокоенно испуганно кудахтала, созывая своих желтых пушистых цыплят, которые впервые вышли гулять. Бедная встревоженная наседка заметно волновалась, она пыталась защитить своих деток. Она созывала их к себе, широко раскрывая крылья, чтобы цыплята спрятались под ними от возможной опасности — ведь столько людей собралось здесь, во дворе… Однако, цыплята упорно не желали прятаться под крыльями. Даже когда наседка пыталась прикрыть крылом того цыпленка, который пробегал мимо нее, — из этого ничего не вышло: у курицы получилось только задеть цыпленка крылом, и она вновь принялась озабоченно кудахтать. Потому что цыплята были такие большие, что ни один из них не мог влезть наседке под крыло…

Вот один из них инстинктивно попытался залезть головой под крыло — и наседка обрадованно закудахтала. Но — крыло накрыло одну только голову, цыпленок целиком остался снаружи. Это ему не понравилось, и он побежал дальше.

Даниил Яковлевич покачал головой:

— Ну и великаны…

Цыплята бегали по двору, ростом такие же, как и их мать. Они клевали зерно, они искали пищу. Один из них нагло подбежал к сапогу Данилы Яковлевича и клюнул его. На черной коже сапога остался заметный след клюва. Вокруг рассмеялись:

— Даниил Яковлевич, сапог проклюет…

Директор усмехнулся:

— М-да… так, так… здорово клюнул. Ты, Аня, унеси их куда-нибудь, потому что это же опасно. Они так скоро настоящими великанами станут…

И Даниил Яковлевич пошел дальше, что-то обдумывая. Однако, через несколько шагов он остановился.

— Анна, — крикнул он удивленно, — а это что такое?..

Вдоль двора степенно и гордо шла большая курица.

Она была такая надменная, так уверенно держала голову, что уже и этим привлекала к себе внимание. Однако, дело было не в этом. И Даниил Яковлевич, и Анна, и все, кто был во дворе, почти испуганно смотрели в направлении, откуда двигалось курица. С интервалами в два-три шага — там ровной линией лежали большие белые яйца.

— Кто это разложил… — начал гневно Даниил Яковлевич, но сразу остановился. Он видел: курица на мгновение остановилась, как-то особенно крутнула хвостом, чуть пригнула его к земле. И сзади у нее легко и свободно выпало большое белое яйцо. Оно упало на землю и осталось на ней лежать, продолжая странную линию, которую образовывали все предыдущие яйца. Курица оглянулась, посмотрела на яйца, кивнула рассеянно и презрительно головой и двинулась дальше, неся голову так же гордо и важно.

Даниил Яковлевич аж закашлялся. Он посмотрел на яйцо, на Анну, на рабочих, которые не менее удивленно смотрели на курицу. А та шла дальше. Но через два-три шага она вновь остановилась. С молниеносной скоростью курица снесла еще одно яйцо, и несколько секунд спустя скрылась за углом дома. Линия из яиц лежала неподвижно. Это было невероятно: казалось, что все это снилось. Однако, доказательства — большие белые яйца, — лежали на земле…

Первой пришла в себя Анна. Она взяла большую корзину и начала собирать неожиданный урожай яиц. Даниил Яковлевич почесал нос и спросил у Анны — так, между прочим:

— Слушай, ты, куриная начальница… это же что, все куры у тебя, как пулеметы, несутся?

Анна не успела ответить. Веселый голос Мистера Питерса ответил за нее.

— Прежде всего, уважаемый Даниил Яковлевич, несутся они уже тогда не как пулеметы, а как яйцемёты.

— Как?

— Яйцемёты, говорю. Однако, разве это плохо?

— А что же здесь хорошего? — сердито произнес Даниил Яковлевич. — Ведь это не машина, а курица. Вот она снесет еще несколько яиц — и конец ей придет. Она же истощается. Ты что, не понимаешь этого?

Мистер Питерс поднял палец вверх:

— А я думаю, что ничего страшного здесь нет. Если бы курица не обретала в то же время новых пополнений силы, то, конечно, ей бы пришел конец. Но тут дело сложнее.

— Ну, ну, говори.

— Мы же не только пробудили ее, не только повысили посредством облучения ее яйценоскость. Мы активизировали весь ее организм. Следовательно, она будет кушать больше, пить больше. Затраты силы она компенсирует очень быстро — только давайте ей пищу. Понимаете, Даниил Яковлевич, курица начала быстрее работать, ну, как машина.

— Ну, вот я и говорю…

— Да нет, от этого ей хуже не будет. А хозяйству полезнее. Даже, если мы предположим, что эта курица будет жить не так долго, как обычная, необлученная, — и это не важно. Она за свой короткий век даст вам больше пользы. Однако, все это мы еще проверим — ведь она еще не собирается умирать.

Даниил Яковлевич не спорил. Он видел, что на его глазах происходят странные изменения в природе. Это было нечто принципиально иное, нечто такое, что отличалось кардинально от всех предыдущих средств повышения интенсивности хозяйства. Он решил понаблюдать: во всяком случае, начало обещало интересное продолжение.

А Мистер Питерс, дав некоторые распоряжения Анне, отправился в свою комнату. Вот уже третий день он выходил из нее только для того, чтобы немного пройтись и размять затекшие ноги. На все вопросы он отвечал коротко:

— Не могу ничего сказать. Ждите, увидите сами.

И лишь однажды вечером, когда все практиканты собрались в красном уголке слушать по радио концерт из Москвы, зайдя к ним, как говорится, на огонек, Мистер Питерс прислушался к голосу певицы и сказал мечтательно:

— Это все еще не то…

— А что? — спросил Олесь.

— Все это можно сделать лучше. Вот, я думаю…

И он умолк. Олесь взглянул на него:

— И над чем ты работаешь, скажи, пожалуйста? Хочешь, чтобы куры еще быстрее неслись?.. Так Анна и этим довольна.

— Неостроумно, — рассердился Мистер Питерс. — Что у вас у всех за манера — обязательно подмешивать всякие глупости к серьезным делам? Тю!.. Ю-ар-э-хут, вот как.

— Что?

— Вы — шляпа, сказал я. Ты — шляпа.

А так как Олесь рассердился — ведь к их разговору прислушивались и девушки, — то Мистер Питерс добавил:

— Конечно, на английском языке это совсем не оскорбление. Это даже больше смахивает на комплимент.

И шепотом добавил еще:

— Ты, Олесь, забыл, что я все-таки — электротехник, связист. Все эти опыты в совхозе, конечно, очень интересная история. Но…

— Что но?

Однако Мистер Питерс больше ничего не хотел сказать, кроме уже знакомого:

— Подожди — увидишь.

Самым счастливым человеком из всех был, безусловно, старый Андрей Антонович. Его счастью ничто не мешало. Прежде всего, он снял раз и навсегда свою знаменитую шапку. Теперь он ходил всюду с непокрытой головой. Он гордо нес ее, словно все время ощущая свою чудесную новую шевелюру. И действительно, ему было чем похвастаться.

Лысины как не бывало. Даже седые старые волосы, словно стесняясь новых соседей, и сами покоричневели. Густая новая растительность покрыла всю голову. Уже теперь можно было сделать пробор на том месте, которое еще несколько дней назад блестел под светом, как зеркало. Но Андрей Антонович был против пробора, хоть Рая и предлагала ему свои услуги в роли опытного парикмахера. Она весело говорила:

— Только пробора не хватает, Андрей Антонович. Давайте, я вам сделаю. Ей-право, каждая девушка тогда влюбится.

Андрей Антонович неумолимо отклонял эти лестные предложения, и только улыбался в ответ. Однако, у него появились новые знакомые и приятели. Два старых сторожа совхоза, один кладовщик и еще какой-то старый рабочий частенько встречались с Андреем Антоновичем, и о чем-то совещались с ним. Эти разговоры длились долго, Андрей Антонович что-то подробно рассказывал приятелям, они с уважением смотрели на его новые густые волосы. А старик хвалил на все лады удивительное событие, следствием которого была роскошная шевелюра. Один только вопрос не удалось разрешить Андрею Антоновичу, откуда взялись новые волосы.

— Ну, вот, значит, вылезли. Старые, значит. А там, в коже, значит, остались такие дырочки. Из-под волос. Только они маленькие такие, что волосам там никак не пролезть. Они бы с охотой, а хода им нет…

Приятели внимательно слушали, покачивая лысыми головами.

— Ну, а эти лучи, — продолжал Андрей Антонович, — эти лучи раскрыли те дырочки. И чего ты уставился? Не понимаешь? Ну, вот как в бане. Там пар раскрывает тебе все, размягчает кожу — и весь пот выходит. Так и лучи, как пар. Только вместо пота — волос вылезает. Он же там был, только ходу ему не… сквозь дырочки не было…

Но именно этого никак и не понимали недалекие собеседники. Они с завистью посматривали на голову Андрея Антоновича, качали своими старыми головами, — но не понимали. Откровенно говоря, не совсем понимал все это и сам Андрей Антонович. Но — разве мог он сказать это приятелям, он, полноправный представитель науки в этой аудитории?.. Конечно, не мог.

Мы можем утешиться только тем, что странное явление вызвало определенные сомнения даже у самых молодых работников науки. Олесь спорил с Ромой, не прекращая своих гимнастических упражнений. Он делал стойку и, вытягивая ноги вверх стрелкой, доказывал Роме:

— Конечно, чудесного здесь ничего нет. Однако… однако…

— Да встань ты как человек, — горячился Рома, — не могу я спокойно разговаривать, когда твой голос раздается откуда-то с пола, а вместо лица перед глазами ноги болтаются…

— Наоборот, этим я доказываю тебе правильность моих мыслей, — откликнулся Олесь, делая два шага на руках.

— То есть?

— Очень просто. Вот, тебе кажется странным, что на бесплодной пустыне, на лысине выросли волосы. Мол, там все уже волосяные луковички умерли: и корни исчезли…

— А разве не так?

— Конечно, да, иначе бы не было лысины. Но…

— Становись на ноги, я тебе говорю! У тебя, чертяка, все лицо покраснело как свекла. Вся кровь в голову ударила.

— Это и есть мое доказательство. Слушай, Рома. Наше лучи так интенсифицировали кожу на голове Андрея Антоновича, что заставили снова начать работать те волосяные луковички. Вот, как к моей голове сейчас прилила кровь, так и лучи, активизируя кожу и луковички, притянули к ним свежие соки. Ну, и начался бурный рост волос. Гоп!..

Он ловко перевернулся, стал на ноги и, делая завершающие гимнастические упражнения, закончил:

— Вот, я гоню кровь с головы обратно. Еще минута — и все будет хорошо, все станет на свои места. А вот там, на голове Андрея Антоновича, — там мы не знаем, как оно пойдет дальше. Или долговечная будет его новая шевелюра, или нет?.. Понял, наконец, мою теорию?.. Разве не хорошие идеи я подал тебе?

— Идеи, конечно, неплохие, красочные… но не полностью научные. Активизация, интенсификация, новые свежие соки… Некий витализм… Нет, Олесь, гимнастику ты делаешь лучше, чем подаешь идеи.

— А если тебе мои идеи не нравятся, — иди в коровник. Там тебя наверняка свежая сметана ждет.

— И совсем не остроумно…

— Скажи остроумнее.

— Да ну тебя совсем!

И Рома вышел из комнаты, оставив Олеся заканчивать гимнастические упражнения в одиночестве.

Следовательно, если даже научные работники не могли найти объяснений, которые бы удовлетворили всех и подвели бы настоящую научную почву под странное событие с лысиной Андрея Антоновича, то разве мы имеем право смеяться над объяснениями самого владельца новой шевелюры? Конечно, нет. Тем более, что теория Олеся с его активизациями, интенсификациями и тому подобным, и вправду мало чем отличалась от рабочей гипотезы Андрея Антоновича о дырочках; а пример с кровью, которая прилила к голове, был очень подобен примеру Андрея Антоновича, в котором фигурировала баня с горячим паром.

Чтобы закончить все разговоры о бытовом, так сказать прикладном применении ультракоротких волн в совхозе «Победа», вспомним еще про один странный случай с нашей очаровательной знакомой, Раей. О, безусловно, здесь совсем было не причем внезапное увлечение вероломного Мистера Питерса черноокой красавицей Анной с ее черными кудрявыми волосами и нежной загорелой кожей, которую покрывал едва заметный нежный пушок, совсем такой, какой бывает на оранжевых персиках. Вовсе нет: это нам даже и не могло прийти в голову. Просто, Рая почему-то очень увлеклась мыслью о том, что загар ей очень пойдет.

И действительно, разве не красиво: золотые волосы вокруг слегка загорелого лица? Ведь это только подчеркнет ее тонкий румянец… нет, не такой резкий, как у некоторых…

Так или иначе, дело было решено. Для осуществления такого замысла достаточно было просветить лицо ультракороткими волнами — конечно, не такими короткими, как для просвечивания животных, а самыми длинными из всех, что давал генератор. Как это сделать, Рая знала. Надо только реостатом изменить напряжение в цепи генератора. Уменьшить ее до края, до двенадцати тысяч вольт, и все.

Рая осторожно передвинула движок реостата, который менял напряжение, до самого края. Генератору пришлось выдать самую длинную волну. Однако, включив генератор, Рая еще раз проверила приборами: да, длина волны около десяти сантиметров…

Очень осторожно Рая подставила под лучи сначала одну сторону лица, потом вторую. Нежное тепло хлынуло ей в лицо — вот как бывает, когда человек, находясь в тени, подставляет лицо под золотой солнечный луч. Рая внимательно считала секунды: облучение должно длиться не более десяти секунд. Вот готова одна половина лица… вот и вторая. Рая улыбнулась:

— Просто организуй институт красоты с этим генератором. Волосы он выращивает, смуглость предоставляет… ах!

Ах, Рая забыла запереть дверь, и в комнату, в лабораторию вбежал Рома. Он беспомощно остановился на пороге, удивленный картиной, которая открылась перед ним. Рая себя облучает… что такое?.. Однако, Рая уже овладела собой. Она спокойно вытащила карманное зеркало, спокойно же посмотрела в него и, презрительно повернув к Роме голову на одну четверть, спросила:

— Что случилось, Рома? Чего это вы такой удивленный?

— О… простите, Рая, но…

Лицо Ромы было такое беспомощное, он так колебался. Он дотронулся рукой до своих волос и робко спросил:

— Ведь не волосы же вам?.. кхм…

Рая подчеркнуто спокойно рассмеялась:

— Так, так, ваши догадки очень интересны. Нет, Рома, волосы у меня такие, что в облучении они не нуждаются.

— Так вот, так вот и я говорю, — обрадовался Рома.

— Я скажу вам, Рома. Мне очень некогда было принимать солнечные ванны. А загар — не только очень красивая штука вообще, она, по моему мнению, в то же время и очень полезная. Например, профессор… профессор Филинбери…

— Как?.. Тилимбери?..

— Ага, Тилинбери. Это же, вы знаете, известный физиолог. Так вот, он доказывает, что пигмент загара очень нужен человеку, он, этот пигмент, играет роль аккумулятора витаминов. Вот, я решила…

— Понимаю, понимаю. Теперь понимаю. Да вам загар и хорошо подходит, Рая.

— Конечно, хорошо. Всякому человеку хорошо, когда он загорелый. Вот вы, например: белый, как ваша любимая сметана. Даже неприятно смотреть. Однако, пока, мне уже пора идти.

Неожиданно разговор превратилась в одну сплошную неприятность для Ромы: «даже неприятно смотреть, такой он белый»… Ну и не везет!

Рая уже закрывала за собой дверь, когда Рома бросился ей вдогонку:

— Рая… Рая…

— Что такое?

— Одну минутку. Скажите, сколько вы просвечивали лицо, чтобы возник такой чудесный цвет?

Рая лукаво улыбнулась:

— Недолго. Всего двадцать секунд на каждую половину лица. Сначала одну, потом вторую.

И она исчезла. А Рома стоял возле генератора, шепча:

— Двадцать секунд на каждую половину лица… сначала одну, потом вторую… профессор Тилимбери… Филинбер… не слышал никогда о таком…

А Рая, быстро идя к выходу, думала:

«Да и фамилию аляповатую придумала. Что то за Тилимбери? Только такой простак, как Рома, и мог поверить».

Однако, Рома уже забыл о странной фамилии. Он спешил догнать Раю. Аккуратно вытер он платком правую сторону лица и подставил ее под лучи, громко отсчитывая секунды:

— Пять… девять… двенадцать… ой, жжет! Пятнадцать… фу-у, припекает… восемнадцать… ой!

Он отскочил от генератора, но было уже поздно, потому что кожа на его лице покраснела и отекла. Ее жгло, словно огнем. Рома дотронулся пальцем до щеки — и вскрикнул:

— Ой!.. Что-то не так… нет, это просто такой сильный эффект. Ведь Рая-то выдержала…

И он героически подставил лучам другую щеку, закрыв глаза: чтобы быть красивым, надо страдать.

Но в эту секунду он услышал громкий крик за окном:

— Рома!.. Рома!.. Скорее сюда!

Это кричал Мистер Питерс. Рома подбежал к окну:

— Что случилось?

— Скорее сюда! Крысы… Появились гигантские крысы!

Этого было достаточно. Рома забыл о боли в правой половине лица, забыл о недооблученной левой щеке. Быстрым движением он выключил генератор, выпрыгнул за дверь и побежал на улицу.

Мистер Питерс был очень взволнован. Он схватил Рому за руку и, не замечая разноцветности его лица, проговорил:

— В совхозе появились огромные крысы. Не такие, как те, что мы видели раньше… Они сделали набег на крольчатник. Пойдем! Я так боялся этого!

Они быстро шли двором. И Мистер Питерс, наклонив голову к Роминой голове, добавил шепотом:

— Я уверен, что это наша вина.

— Как?..

— Помнишь то облученное зерно, которое пожрали крысы? Вот это оно и есть. Те крысы превратились в гигантов. Э, что говорить! Сейчас сам увидишь…