Утро началось так.
Как и всегда, пытаясь как можно раньше попасть в лабораторию и захватить генератор под свою опеку для работы, — уже в восемь часов сюда примчались и Олесь, и Рая, и немного заспанный Рома. И все они растерянно остановились на пороге — потому что такое зрелище им пришлось видеть впервые.
Каждый из них хорошо помнил, как яростно ругал их Мистер Питерс за халатное отношение к чистоте в лаборатории:
— Помните, — четко говорил он, — что возле генератора не должно быть ни пылинки. В работе его можно быть уверенным только в условиях абсолютной чистоты…
Много чего говорил в таких случаях сердитый Мистер Питерс.
Даже отдыхать в лаборатории он не позволял, а заставлял выходить в соседнюю комнату, где стояли софа и кресла.
А сейчас?..
Три экспериментатора стояли растерянно на пороге лаборатории, поглядывая друг на друга и, в частности, — и на длинный стол у генератора. Потому что на этом длинном низком столе мертвецки спал Мистер Питерс, положив голову на руки и страшно храпя. Ноги его лежали на латунном листе. Кассета генератора была сдвинута на край стола и вот-вот готова была упасть. И, главное, этот невероятный храп…
Неизвестно, долго бы еще простояли на пороге экспериментаторы, если бы сам Мистер Питерс не проснулся вдруг, не поднял голову, не посмотрел на них взглядом, в котором еще сон боролся с сознанием. Однако, достаточно было Мистеру Питерсу увидеть товарищей, чтобы он окончательно забыл про сон. Он сел на столе, немного неловко улыбнулся, провел рукой по голове и еще раз взглянул на товарищей. И никто иной, как Рома, спросил его довольно строго:
— Как нас ругать за неряшливость, так ты всегда готов. А это что такое?
Но Мистер Питерс, к удивлению всех, еще раз тихо-мирно улыбнулся. Он слез со стола, постоял немного возле него, подошел медленными шагами к Роме и, совершенно неожиданно для всех схватив его на руки, закружился с ним по лаборатории, выкрикивая:
— Гоп-ля, какая замечательная штука! Гоп-ля, май-дыр, мой дорогой Рома! Мы победили, победили, победили!..
— Подождите одну минутку, Мистер Питерс, — умоляюще обратилась к нему Рая.
Но Мистер Питерс не унимался. Он носился по лаборатории с растерянным Ромой на руках — и только руки бедного пищевика, мотаясь в воздухе, болтались перед Раей и Олесем. Наконец, Олесь не выдержал:
— Слушай, ты, сумасшедший, — воскликнул он, — что это за фокусы? Не достаточно ли уже? Работать…
Мистер Питерс остановился. Осторожно, отдуваясь, он поставил удивленного Рому на пол, где тот и остался стоять, пошатываясь. Потом Мистер Питерс взглянул на Олеся, на Раю — и громко обратился к Роме:
— Голубчик мой, бери то, что осталось от нашего вчерашнего ужина, и иди сюда. Ставь все на стол. И кассеты — не надо.
Рая переглянулась с Олесем: действительно, казалось, что Мистер Питерс сошел с ума. Как так — не надо кассеты?.. Тем временем, Рома выполнял распоряжения. Он стыдливо отодвинул в сторону остатки жареного мяса, которое они с Мистером Питерсом вчера уминали, банку из-под молока… оставалось только сырое мясо и порезанный на куски картофель. Это он и взял.
— Клади на стол. Включай генератор, — командовал Мистер Питерс. — Однако, нет, генератор включу я сам.
Мясо и картофель лежали на мраморном столе. Мистер Питерс отошел в сторону, критически посмотрел на продукты. Прищурил глаз, отошел, посмотрел с другой стороны. Затем вернулся к генератору и внимательно направил рефлектор-анод в лампе на продукты.
— А какая же лампа чудная!.. — услышал он удивленный голос Раи.
Не отвечая, в гордом молчании, Мистер Питерс запустил генератор.
И сразу же голос Раи стал еще более удивленным:
— Мистер Питерс, чего это лампа сияет фиолетовым светом?
Олесь не спрашивал ничего. Он, широко раскрыв глаза, смотрел то на генератор, то на Мистера Питерса. А тот ходил вокруг генератора с победным видом и командовал:
— Давай экспозицию, Рома. Нечего медлить, надо работать…
Шипение генератора все усиливалось.
— Ой! — вскрикнула Рая, увидев фиолетовые искры, срывающиеся с медной дуги. Но сразу же она и другие забыли об искрах, о цвете сияния генераторной лампы. В наступившей тишине отчетливо было слышно шкворчание мяса.
В наступившей тишине отчетливо было слышно шкворчание мяса.
Так, кусок красного мяса, что лежал на мраморном столе, поджаривался сам собой, словно на плитке. Мясо шипело, пускало пузыри, шкворчало, от него шел вкусный запах — такой вкусный, что у всех присутствующих заметно начали двигаться челюсти.
Мистер Питерс и сам невольно сглотнул слюну.
— Смотри, смотри! — воскликнула Рая.
Нарезанная картошка, которая лежала рядом с мясом, так же начала шкворчать и поджариваться. Она заметно перекрасилась просто на глазах, делаясь из белой — темно-желтой, золотистой.
— И что все это значит, наконец? — сделал шаг вперед Олесь. — Какая-то странная кухня, а не лаборатория… стол превратился в плитку?
Мистер Питерс молчал, сложив руки на груди, как победитель-Наполеон. Зато ответила Рая:
— Нет, не так. Мрамор холодный. Смотри, мясо и картофель поджариваются словно изнутри…
И действительно, стол оставался холодным. Лишь там, где его касались мясо или картофель, — мрамор немного нагревался. Получалось, что таинственный источник тепла гнездился где-то внутри куска мяса, внутри каждого кусочка картошки… Это было что-то совершенно невообразимое, — по крайней мере, с первого взгляда. Даже Рома молчал, удивленно поглядывая на стол: такого зрелища не приходилось до сих пор видеть даже опытному бывалому пищевику…
Однако, продукты поджаривались — хотя бы и вопреки здравому смыслу. Они шкворчали, они шипели, они испускали приятные ароматы. Мистер Питерс не выдержал:
— Рома, ты там как знаешь, а я люблю не очень поджаренное мясо. С меня достаточно, оно слишком вкусно выглядит.
Быстрым движением он отодвинул в сторону мясо и картофель, что и дальше шкворчали, словно набрав тепла еще на полчаса. Не обращая внимания на удивление товарищей, Мистер Питерс положил еду на тарелки, разделив все на две равные части. Одну часть он придвинул к себе, вторую подал Роме:
— Ешь, браток, прошу, плиз. Ты честно вчера заслужил эту свою порцию. А эти…
Он сделал паузу — длинную, многозначительную паузу, и посмотрел на Раю и Олеся. Но сколько в этом взгляде было презрения!.. Даже неизвестно, откуда оно взялось в Мистере Питерсе, который после паузы добавил:
— А эти гуляки, которые только и знают, что по садам шататься и на лодках кататься, пусть посмотрят на нас, как мы будем есть. Вот!
Большой сочный кусок мяса, отрезанный при последних словах, полетел в рот Мистера Питерса. Рома беспомощно поглядывал то на Мистера Питерса, то на Раю. Он мучился. Он так же хотел есть. Но — есть без Раи, не предложив и ей?.. Это было выше его сил.
Рая сама нашла достойный выход. Она повернула голову к Олесю и, будто не замечая еды, будто не видя ее, не слыша аппетитного чавканья, которое раздавалось с той стороны, где ел свою долю Мистер Питерс, спросила равнодушным голосом:
— Интересно бы мне было знать, что это за странное такое явление? Жаль, что не у кого спросить, жаль… ты не знаешь, а эти двое… (при этом она так посмотрела на Мистера Питерса и Рому, что у них пропал аппетит) —… а эти двое так заняты обжорством, что у них и спрашивать не стоит.
Молчание. Не слышно даже чавканье. Рома жалобно смотрит на Мистера Питерса. Питерс смотрит на Раю, осторожно дожевывая то, что осталось во рту. А Рая… Рая стояла, гордо подняв голову, глядя в окно и еле слышно притопывая левым каблуком. Олесь даже рот раскрыл, дивясь на Раю. Наконец, Мистер Питерс рассмеялся:
— Раечка, да разве ж я… да разве ж вы… и я рад все рассказать вам; только вам, честное слово, все это ни к чему.
— То есть, как это ни к чему? — грозно повернулась к нему Рая.
Глаза ее пылали гневом.
— Не то, чтобы ни к чему, а просто…
Он запутался и махнул безнадежно рукой. Рома тихо проговорил:
— Брось, Мистер Питерс, говори все…
— Да и сам уже вижу. Ну, ладно, вери-вэл, — и Мистер Питерс проглотил последний кусочек мяса. — Все это очень просто, очень несложно, Рая. Видите, я немного переконструировал наш генератор. Он стал значительно мощнее. Ну, и волна стала у него короче, частота выше. Ну, и облучать он стал лучше. Как, вы, наверное, знаете, высокие частоты вызывают в живом организме, внутри его, появление тепла…
— Это я очень хорошо знаю, — строго отчитала его Рая, — надеюсь, вы не будете читать мне лекцию про диатермию? Кто из нас биолог — вы, или я, хотела бы я знать?..
Рома только кашлянул в кулак: язвительная девушка!
— Да я же не читаю лекций, — оправдывался Мистер Питерс, — я только… кстати, как электротехник. Ну вот, диатермия, значит, создает в организме, внутри, тепло. А мой генератор создает значительно больше тепла. Он концентрирует его куда угодно. Ну, вот мясо и поджаривается же внутри. И все. Олл.
Рая, не глядя на Мистера Питерса, обратилась к своей левой руке, внимательно рассматривая пальцы на ней:
— Вот, знаете, есть очень интересное научное объяснение: зимой в комнате бывает тепло, потому что горит печка… Его генератор, видите ли, концентрирует где-то там, внутри мяса, тепло… хм… Олесь, не правда ли, чудесное объяснение?
Мистер Питерс со злостью взглянул на Раю и Олеся:
— Да что я вам, академик, или еще кто? Или, может, я должен вам лекции читать по ультракоротким волнам?.. Кажется, вы сами должны понимать, что здесь, как нигде, много загадок и тайн. Вот, например: я и сам не все понимаю, что здесь происходит. Понятно? Андерстенд-ю?.. Рома, пошли дальше. Давай следующую экспозицию!
Рома принужден был покориться, хотя и очень хотелось ему доказать Рае, что он отнюдь не солидаризировался с Мистером Питерсом насчет его резких выпадов. Рая презрительно пожала плечами и вышла из лаборатории. Следом за ней вышел и Олесь. Первая ссора омрачила радость демонстрации чудесного изобретения…
…Но, кажется мне, и сам я, и мои читатели — не специалисты по радиотехнике, не специалисты по ультракоротким волнам. И, нам, наверное, не помешает вспомнить кое-что из этой интересной области науки, — вспомнить, воспользовавшись с пользой паузой, пока наши экспериментаторы мирятся, позабыв случайную ссору.
Действительно, что мы знаем об ультракоротких волнах?..
Наберемся терпения, забудем на некоторое время о наших героях — точнее, вспомним о главном нашем герое, о котором все время речь идет, — о радио и о загадочных волнах. Биография этого героя, честное слово, не менее интересная.
В 1922 году, во время великой радиовыставки в Науэне[2], в главном павильоне можно было увидеть карту с гордой надписью:
«Мир вокруг Науэна»
Карта показывала, как, все увеличивая длину волны своих радиоволн, Науэнская радиостанция постепенно распространяла свое влияние на мир, как ее начинали слушать по всей Европе. Конечно, разговоры обо всем «мире» — были преувеличенными.
Весь мир, как таковой, никогда не слушал, не слышал Науэна. Однако, тогда, в 1922 году, был период триумфа длинных волн.
А уже в году 1924 длинные волны были вынуждены отодвинуться на второй план, так как пришлось освободить место для так называемых коротких волн. Они, эти короткие волны, на которые раньше особого внимания не обращали, — они позволили уменьшить затраты в несколько раз, и достичь еще большего эффекта распространения радиоволн. В радиотехнике стали разделять радиоволны по длине:
— Длинные волны — от 30.000 до 3.000 метров.
— Средние волны — от 3.000 до 200 метров.
— Промежуточные волны — от 200 до 50 метров, и
— Короткие волны — от 50 метров до 10 метров.
Самым интересным диапазоном, как оказалось, был последний.
Армия исследователей кинулась изучать короткие волны. Радиокарта мира засияла, как звездное небо, множеством красных точек, которыми отмечали появление любительских коротковолновых рад опере датчиков. Короткие волны в Америке стали модой — ими заинтересовались все. Да и как же могло быть иначе, когда с помощью маленького передатчика, несложной любительской радиостанции, — радист-коротковолновик связывался и разговаривал по радио с другими любителями на расстоянии 10–20 тысяч километров?
Между прочим, такой же путь проделал в свое время и наш знакомый Мистер Питерс. Однако, не о нем сейчас речь.
Прошло еще несколько лет. Радиотехника набралась большого опыта. И исследователи заинтересовались:
— А каково поведение еще более коротких волн?.. Тех, чья длина не превышает десяти метров?.. А тех, что не длиннее одного метра?..
Вот так и появились ультракороткие волны. Правду говоря, принципиально эти волны были известны науке достаточно давно. Возьмем разряд, электрическую искру — и она даст нам точно такие ультракороткие волны. А впрочем — это настолько капризная вещь, что исследователи, еще со времен знаменитого Герца, еще с конца прошлого века, — забросили мысли о подробном изучении таких волн.
Однако, опять-таки, еще великий Герц в своих классических исследованиях доказал, что очень короткие электромагнитные волны подчиняются тем же физическим законам, что и световые. Они так же распространяются, преломляются, отражаются и дают тень, отражаясь от непрозрачных для них вещей.
Освоив короткие волны, радиотехника перешла к ультракоротким. Это был сложный и долгий путь. Нигде до сих пор радиотехника не встречала столько трудностей. Ни один диапазон не был таким сложным, ни одно физическое явление не было таким капризным. Но — ни одно явление не было таким интересным.
Неожиданно, ультракороткие волны распространили свое влияние и на другие отрасли науки. Мало того, что ультракороткие волны дали технике возможность устанавливать действительно направленную связь, направлять в желаемом направлении узкий острый луч ультракоротких волн; мало того, что для такой связи нужно была невероятно малое количество энергии. Мало, наконец, того, что связь через Ла-Манш, между Францией и Англией, в 1931 году была установлена при мощности генератора сантиметровых волн в 0,5 ватта, то есть, почти в 100 раз меньшей, чем мощность, которую использует 50-свечная нагревательная лампа… всего этого было мало. Ультракороткие волны начали кардинально вмешиваться и изменять науку.
Начиная с года 1930, изучать ультракороткие волны берутся физиологи и биологи. Мировые ученые — Госмер, Байорстин, Петцольд, Гомберг и другие — посвящают свои труды этому явлению. Устанавливается, что ультракороткие волны исключительно влияют на органические и неорганические вещества. Испытуемый объект помещают в электромагнитном поле генератора, или между пластинками конденсатора. И объект начинает нагреваться — при этом нагрев проходит совсем не так, как обычно.
Тепловые процессы, до сих пор, были нам знакомы достаточно хорошо. Проходили они так. Внешние молекулярные слои разогретого вещества, соприкасаясь с другим веществом с более низкой температурой, передают свое состояние сначала ближайшим молекулам, потом дальше, пока все холодное вещество не нагреется до соответствующей температуры. Продолжительность такого процесса тем длиннее, чем менее теплопроводную вещь мы возьмем.
А под воздействием ультракоротких волн все части вещества нагреваются одновременно… Это тогда, когда тело имеет одинаковую структуру, одинаковую тепло — и электропроводность. Но живой организм, например, состоит из различных ячеек. И они будут нагреваться по-разному. Более того, даже то же вещество будет нагреваться по-разному — в зависимости от того, в каком оно находится состоянии, когда мы облучаем его ультракороткими волнами.
Кучка угля в поле высокой частоты разогреется всего на 6°. Но, если мы разотрем уголь в пыль и потом облучим ультракороткими волнами — угольная пыль раскалится добела. При этом — волны разной длины по-разному влияют на вещи. Можно так подобрать длину волны, излучение будет нагревать кость пальца, не нагревая совсем мяса и кожи. Можно по желанию прогревать только желудок живого существа, не задевая других органов.
Можно, в конце концов, сварить — совсем сварить! — внутренние органы, без каких-либо внешних следов и признаков ожога кожи… Это кажется сказкой, но в Вене 1933-го года, в венском институте физиологии ученые сварили головной и спинной мозг кролика, не разрезая тела, без хирургических инструментов.
Человек болеет, у него болит рука, под кожей — бактерии. Облучим руку ультракороткими волнами определенной нужной длины — и бактерии немедленно погибнут. Облучим ультракороткими волнами зерно — и получим такие последствия, которые получили в Балтиморском институте, в Америке, ученые под руководством профессора Дэвиса — и у нас, в Московском институте инженеров питания, под руководством профессора Фролова. Такие же исследования в 1934 году проводили московская лаборатория Наркомснаба и Харьковский электротехнический институт, где работал профессор. Зейдлиц.
Везде было экспериментально доказано, что облученное зерно растет быстрее, оно лишается вредителей. Погибают бактерии и увеличиваются запасы жизненной энергии зерна…
Удивительное воздействие лучей убивает одних — и увеличивает жизненную силу других. Удивительное воздействие лучей дает в руки человечеству новое оружие огромной силы и мощи. Загадочный свет, которого до сих пор еще не знала наука. Только за последние годы наука немного приподняла завесу, скрывающую это загадочное явление.
И пусть теперь читатель сам ответит: разве не честно сказал Мистер Питерс, что он много чего и сам не понимает в действии своего нового генератора?
Рая, Рая, действительно напрасно вы обвиняете нашего изобретателя!..