Что такое повезло, и как с этим бороться

Глава вторая

Строй солдат сиял медными кирасами, словно выставка самоваров. Усатые шотландские кирасиры в пожарных шлемах с перьями, плиссированных килтах и красных сапогах до колен, на огромных каблуках. Барон Верген, которого я до того видел только на картинке в газете, такой же черно-бежевый как и там, зычно крикнул, подняв руку:

— Смиии-иии-рна! На каррр-а-уууу-л!

Кирасиры синхронно выметнули из ножен огромные фаллоимитаторы с начищенными до блеска чашками гард, и вскинули их на плечо. Шеренги замерли в тишине.

— Награждается…. Перед строем… Механик-водитель бронетранспортера штабного взвода… ефрейтор Кирьябабаев Рамсул Хабибуллаевич!…За проявленные…. выдержку и спокойствие… в столкновении с многократно аморально превосходящим противником… ефрейтор Кирьябабаев…. мужественно сдерживавший либидо три часа кряду…. до последней капли… награждается… Орденом Святого Зигмунда Первой Степени!

— Урррра!!! — разносится в тишине над плацем. Выносят огромный медаль размером со столовую тарелку — золото, сапфиры, в центре медальона барельеф — Самсон, завязывающий тройным узлом писающую змею. Орден вешают на шею стоящему навытяжку Кырбабаю, который так и стоит, как его убило — с прилипшим на губах окурком, в черном от кровищи бушлате и разорванном валенке. Рамик виновато улыбается, машет рукой и уходит куда-то в туман. А Верген все не унимается:

Орррррденом Святого… Либидоборца Анатолия… Предпоследней степени… награждается… За проявленную смекалку, и за то, что проявил себя последним мудаком… рядовой штрафной роты Йохан, мать его, с севера!

— Уррраааа!!!! — снова разносится над плацем, а ко мне несут орден — размером примерно с крышку люка, тоже весь в серебре и золоте, но в медальоне уже конная статуя святого Георгия, поражающего свои копьем трех девственниц сразу по очереди. Я хочу было возразить Барону — мол, я давно уж не рядовой и вообще его приказом и уволен, но Верген, вдруг выросши ростом и приобретя черты моего первого сержанта, орет:

— А мине похер, чуешь, ни? Тому шо ти — мудак! Зрозумив? Усе, ща тоби пызда! — и, вырвав у ближайшего кирасира его орудие имитации воспроизводства, широченно замахивается, намереваясь треснуть мне этим хером в лоб.

— Ай, бляяяяя!!!!! — только я и успел заорать.

И, наконец, проснулся.

…Все же, видно, прогулка по ночному городу и встреча с лихими людьми хорошо подействовала — адреналин как-то нейтрализовал алкоголь, и последствий попойки почти не было. Что странно для того состояния, в каком я вчера был в разгар веселья. Понапрягал память, но так и не вспомнил, что было в промежутках воспоминаний. Потому после символического завтрака — таки решил 'жити по-новому' — сделал зарядку, и хотел вовсе к водным процедурам приступить, да, пока с колодца воду набирал, с непривычки ушиб локоть о не колотые дровы, сложенные под навесом, аккурат нервом, как положено. Помянув ту сволочь, что посрать пошла, раз меня вспомнила, со злости продолжил зарядку, уже со спортивным снарядом 'топор-колун', с хэканьем и уханьем расхреначивая без излишних усилий какие-то старые брусья и доски — тут дрова с моря в основном. Но хоть колется и легко, а все ж приятно. Да и полезно. Но — тут эта вылезла. Встала на крылечке, оперлась на столб, и так смотрит. Ну, бабы так умеют смотреть, когда мужик работает. Эдак не то оценивающе не то с гордостью. Это они умеют. Природой поди заложено. Ну, а я… не, ну наверное, тоже — природой. Когда практически любая баба, пусть и трижды чужая, так вот смотрит — ну любой нормальный мужик в обычной ситуации и грудь колесом выгнет, и мышцой игранет, а уж дрова колоть… Даром что я в солдатских портках только, босой да по пояс голый — только ж лучше… В общем, я даже не заметил, как весь запас переколол и молодецки сложил в поленницу. После чего, с урчанием и завыванием уэлльсовского марсианина облился колодезной водой, растер ее ладонями по телу и стал сохнуть — не холодно даже пока. Ну, все это, естественно, старательно не замечая её. Мол, это я так, для себя..

— Йохан, а можно задать тебе вопрос?

— Да легко! — настроение-то у меня хорошее, чому бы ни?

— Ты не любишь женщин?

— Ну… — я сосчитал до десяти и рявкнул — Почему собака не кормлена?!

— А он опять пришел сытый, снова, наверное, кролика поймал — и как назло эта мохнатая скотина переворачивается на другой бок, показывая весьма набитое пузо.

— Наплевать на него! Порядок должен быть! — ору на неё я, а она даже не дернулась, только смотрит как-то эдак вот… Ну, плюнул я, и пошел было в дом, думая про себя, что барон Верген, конечно, сволочь, но что-то такое он знает…

А эта зараза в ответ лыбится, и так что-то мне вдруг захотелось ее наказать… В общем, я уже начал было двигаться к крылечку, прикидывая, как ее поудобнее сграбастать, да в спальню уволочь… Нет, ну что ж такое-то!

Стук в ворота, собакен тут же вспоминает, что он сторож и начинает с ревом и подвыванием орать на всю округу, тут же добиваясь отзыва соседских собак. Сам, при этом, даже не встал на лапы — так лежа и брешет, кося на меня глазом — мол, ты дома, ты с врагами и разбирайся, а я свою службу исполнил. Правильный пес, весь в хозяина.

— Доброго и вам здоровьичка, почтенный Сэм — приветствую я в ответ участкового. Вот же принесло ни свет ни заря в пол-одиннадцатого утра — Жив, как видите, и даже уже практически бодр…

— Да уж, не ожидал — ответствует мне полицейский — Уж не думал-то, после вчерашнего, да еще, узнал, ночью Вас видели, так и забеспокоился — места у нас тут иногда бывают… неприветливые…

— Так да, знаете ли… Угораздило как раз вчера нарваться на каких-то, шалопаев — вона, трофей — киваю ему на воткнутый с ночи в столб навеса тесак. Краем глаза вижу — эта чего-то в лице аж переменилась, видать до того не заметила ножик, а сейчас перепугалась что ли? — Дрянной, конечно, живопыр, но авось на что сгодится…

— А ну-ка — живо подкатывается к навесу полицай — Ага… Эге… Ну, точно, все сходится… Вика-Толстяка нож. Как мне и говорили…

— А? — на всякий случай уточняю, прикидывая варианты подлянок по привычке — а чего еще от мента ждать-то? Впрочем, авось отмажусь, тут с такими делами попроще — Я ж говорю, обронил один из этих… Я и прибрал.

— Обронил, после того, как ему кто-то в пузо пулю всадил — так мне известно стало — спокойно щурясь, мент излагает — Я-то, признаться, на Вас и не подумал, хотя ведь — говорили же Вы про револьвер…

— Я? Говорил? — аж даже от непонятки я даже забыл, что только-что хотел у мента уточнить — Когда же это? Я, вроде как…

— Так как же — уже совсем хитро щурится ментяра — Ну, Вы, стало быть, как покинули почтеннейшее заведение 'Якорь и бочка', так и изволили на улице присесть и задремать…

— Кгхм… — только и получается выдать, а сзади слышу фырканье — понятно, это Мора пытается не заржать…

— А как кто-то из почтенной публики, выйдя, Вас увидел, то и постарались обратно завести, чтобы не простыли Вы, да не обобрал кто…

— Это… весьма благородно! — пытаюсь я как-то выкрутиться — Благородно, и достойно похвал, и я…

— Ага. А потом Вы вежливо отказались сидеть в трактире, заявив, что в помещении душно, а вам веселия хочется…

— Надеюсь, я…

— Нет, что Вы… в сравнении с иными ветеранами господина Барона…

— Кгхм…

— Ага. Ну, подумаешь, предлагали дочке уважаемого трактирщика Пола, толстой Юме совершить прогулку к вам в гости… — я тут отчетливо слышу, как хмыкает за спиной эта, а мент продолжает — Нет, нет, весьма и весьма пристойно, ей уж по ремеслу своему, в трактире-то отцу помогая регулярно приходится выслушивать различные предложения… и скажу честно, по моим данным — не все и отклонять… Но Вам она отказала, больно уж Вы необычно предлагали…

— И что же? — от волнения я чуть прокашливаюсь, и Мора по жесту идет к колодцу, налить мне воды, при этом прикрывая лицо рукой — ржет же, зараза!

— Да Вы ж ее приглашали пострелять в ночи из картечницы… уверяли, что у Вас с войны привезена… как Вы сказали 'на всякий случай', еще сказали какую-то северную поговорку, про то что запас в кармане не мешается и еще что-то… все очень смеялись, да… А у Вас, мастер Йохан, и впрямь есть картечница?

— Да ну что Вы, мастер Сэм, ну откуда у меня, старого и больного картечница! Вона — и сами посмотрите — на сарай ему указываю — Нету вовсе никакой картечницы!

— И гранат, стало быть, нет? А то, рассказывают, предлагали старичку Пату устроить салют…

— Ну, что Вы, мастер Сэм! Ну на что мне тут гранаты?

— Я тоже так подумал. А может, у тебя, Йохан, и бомбомет есть?

— Вот — чего нема, того нема!

— Ну и на том хорошо… так вот, после этого ты и предложил Юме, раз она не хочет ехать к тебе в гости — просто прогуляться к морю и пострелять чаек с револьвера… К твоему сожалению, она тоже отказалась… хотя и не препятствовала тебе похлопать ее по заднице на прощание.

— Вот демоновы козни! Демон попутал. Однозначно.

— Так да. А потом ты удалился, да по пути песню напевая… Интересную такую — и Сема напевает, на мотив баронской строевой песни, что нам Коля в Валаше на походе исполнял:

Идет солдат по улице

Да в незнакомом городе

И от пожара отсветов

Вся улица светла

Не обижайтесь граждане

Но для солдата главное

Чтоб ненароком родина

Врагом не назвала…

— Ни разу такой песни не слышал — и смотрит на меня, значит.

— А… ну, это… — на ходу обуваюсь — Так это, знаешь ли, на манер баронской, а слова… слова те мой солдат, Колл его звали, ныне кстати покойный — сам придумал. Это как раз в Улле было, может слыхал чего… ну, вот он нам там такое и спел — он же музыкант был, как раз из баронских, мы с ним вместе начинали воевать-то, в Валаш ходили. Вот он и любитель был слова всякие к песням придумывать. Да, так его там, в Улле, и убили вскоре…

— А… Понятно. Только вот что, Йохан — ты таких песен, душевно я тебя прошу — не пой в городе больше. Даже в такой день.

— Хм… Понимаю… Я же говорю — демон попутал — а тут и впрямь все понятно — слушать про пожары и граждан в Союзе вряд ли кому понравится, тут граждане только в Союзе и есть. Надо ж было так опять подставиться. Хорошо хоть на мертвого Колю теперь можно все легко свалить.

— Ну, вот и хорошо… а нож этот тебе сильно надобен?

— Да на что он мне — совершенно искренне, вдобавок радуясь смене темы, отвечаю — Забери его, Богов ради, начальник!

— Ну и заберу — совершенно серьезно отвечает Сема, выдергивая тесак из столба — Может, еще придется его хозяина свидеть, спрошу — не скучает ли по своему ножику? — тут-то мы уж оба посмеиваемся, да на том и расстаемся. Однако, бухать надо завязывать…

Дальше день не задался. С Морой как-то не вышло, сбил настрой мне полицай, да и вообще, она, такое мне кажется, все хихикает себе со смеху. Не срослось. Плюнул на это дело, да и окунулся в дела домашние. И тут понеслось. Оказалось, что в общем-то справное хозяйство находится если не в полном загоне, то давно требует вливаний и вложений. Из башки сразу к чорту вылетели все глупости и полетело все по буеракам. Пришлось срочно прикидывать хрен к носу, потрошить кубышки и даже смотаться в банк за деньгами с патента. Если б не эти поступления, то пожалуй, было б вовсе грустно в перспективе. Не голодать, конечно, но… Всеж еще три рта прибавились, а зарплата смешная. Даром что Мора, оказывается, что-то по шитью на дом брала… а я еще хотел себе пошить одежу на заказ, хорошо на потом отложил. С другой стороны, конечно, я по извечной привычке перестраховывался — решив забить и погреб жраньем, и дровяник топливом. За дровами пришлось вызвать Поля на завтра — дрова тут из моря. Прибыльный бизнес, кстати. Ну, для деклассированного элемента. Настолько, что регулярно находят в береговой полосе а то и вовсе кувыркающимся в прибое очередного самогубца, покончившего счеты с жизнью тремя ударами ножа в спину. Берег весь в черте города и в самых близких окрестностях, окромя естественно причалов и пляжей, поделен давным-давно, и низшие касты криминала контролируют и взимают с этого дань. А вот дальше — свободно. Но… кто туда сунется-то из бродяг? И тащить далеко, и сгинуть можно низахрен очень даже просто — увидишь что-то не то, чего ввек бы не видеть, или встретишься с кем — и пропадешь. Очень даже и запросто вовсе. Кто ж за оборванца какого будет особо искать? Вот и бегают туда разве вовсе отчаянные да отчаявшиеся, да малолетки всякие. А я вот так посчитал — что, с учетом бесплатного транспорта в виде Поля с его телегой — мне оно едва ни в треть дешевле станет, самому-то набрать плавняка, да еще учесть что и пилить сам могу да колоть — и вовсе хорошо. А что встретится кто не тот — да ему же хуже. Из-за этой дуры у меня настроение все хуже, и так и хочется ну хоть кого-то убить. Или, хотя бы, просто пострелять, пожечь патроны немного — а это как раз за город ехать стоит.

За всеми этими хлопотами, пока больше финансово-организационными, и день минул. Из такого полезного еще удалось мне отловить мальчишку-газетчика и договориться насчет снабжения по вечерам бэ-ушной газетой. Тут есть такое дело — мальчонка-почтальон приносит газеты клиенту, но денег берет едва четверть от стоимости, а спустя пару часов прессу забирает — и несет дальше читать сдает. А под вечер пристраивает читанную газету совсем за копейки — тем, кому новости не сильно спешно надобны. Как мне, например — читнуть так вечером малость. Благо, здешняя пресса из повседневных — невелика в объеме, и по большей части состоит из объявлений, новости так сказать державные — на первой только странице, на обороте оной — городские да 'кулюторные' а остальное из раздела 'юмор и развлечение' да объявления.

Вечером уже когда все собрались дома, стал я портить жисть домочадцам. Ну, точнее говоря попросту хулиганить стал. По жопе Милку разок огрел, что та ойкнула и тарелку чуть не выронила, потом спустя время еще разок, и подмигнул похабно. Так, то-то смотрю, Мора занервничала, и всерьез так. Ну, а нечего было лыбу на меня корявить. Подумаешь, погулял малость. Мы должны иметь гражданский отдых. Да и попец у Милки, даром что сама она мелковата еще — очень даже и ничего… Вот всеж как бы все это так устроить-то… Эх, проклятое совковое воспитание все! Не получается вот так на ровном месте быть рабовладельцем в полной мере, все, понимаешь, комплексы… Ну, ничего, значит пойдем другим путем, в конце-то концов девки в таком возрасте в любом мире одинаковы, и вообще… Как говорится, будем вести осаду по всем правилам. Я старый солдат. И не знаю слов. Ваще…

А ночером Милка мне отомстила. Перед сном снова вылезла пожелать 'спокойной ночи'. Снова в своей этой ночнушке. И еще сделала книксен. Ежли кто не в курсе — там положено подол придерживать эдак, ну, наверное, когда юбка до пола, чтоб не волочилась по пылюке-то… Но вот на и без того коротенькой рубашке… В общем, очень я сильно занервничал. А спать пошел, как лег, так под руку эта подвернулась… Что характерно — спать она легла голышом, без рубашки ночной. Ну, я это на ощупь определил, случайно бедра ее коснувшись. Потом — неслучайно. Потом — проверил. Дальше — еще проверил, может, думаю, просто задралась на ней рубашка? На живот ей, значить, лапу поместил. Нет, не задралась… Ну, еще разок решил проверить, чтоб уж точно убедиться, этак саму малость повыше провел, до сисек… примерно. На месте сиськи-то. И рубахи точно нет… Да… А сама она вроде как спит, лежит тихо, дышит ровно. Спит, думаю. Но решил проверить. Ну, и вот как-то так вот оно и получилось…

Надеюсь, звукоизоляция тут хорошая. А то неудобно как-то, вдруг девчонки что слышали. Это я уж на утро себе так думаю, попутно с тем, что давно пора вставать, ибо дел по горло, а у меня сил нет. Чувствую себя как заезженный выдоенный козлик. Это ж надо так… Мысль еще пришла — что эта чортова баба так меня уделала, чтоб я на дочек ее не пялился… и, может, и верный расчет — я теперь об этом деле пару дней точно думать не смогу, из боязни копыта отбросить — возраст-то у меня вполне уж приличный, не шестнадцать лет, поди. А однако ж, неплоха, зараза! Вспомнил кое-что из ночного, благо ночь лунная была, и видимость в комнате присутствовала… А тут и эта заходит. В халатике, понимаешь, каком-то, на поясок завязанном. Только не это, себе думаю, только вот этого мне еще и не хватало — а как рядом подошла, тут же ее разом на кровать и завалил… Прощай здоровье, лучше б наверное водку пил, штоле, чем так угробиться…

В общем, даже пожрать до того как Поль со своим тарантасом явился, не успел. Прихватил что-то сухим пайком, взял ружье, собаку, да и покатили за дровами. Господи, хорошо-то как! И никакого секса…

С дровами вышло неплохо — чем дальше от города тем словно дальше в лес. А толстых партизан нам бояться незачем, впрочем, я озвучил меры предосторожности. Поль, пусть и не блистал храбростью на войне, но и не прятался там, а тут и вовсе плевать хотел на мелкие сложности жизни. Потому, едва выехали из города — достал из-под сидухи короткую двудулку, сообщив, что еще и револьвером обзавелся, потому как временами и ночью ездит по подрядам в порту, а там всякое бывает. Даже жилет кожаный поддевает от ножа на такой выезд обычно. Впрочем, пострелять нам выдалось только по камням да пенькам — Поль тоже с удовольствием поупражнялся из своей гаубицы, картечью да на дымаре — любо-дорого глянуть. А дров набрали с избытком. И обкатанные морем корявые лесины, и обломки несчастливых кораблей (Поль рассказал, что в устье Студеной есть какая-то Барьерная Коса — там сильное течение, и если зазеваться, или штормом занесет, то утащит прямо на камни, настоящее кладбище кораблей) — брусья и доски, порой весьма внушительного вида. Из металла тут корабли не строят — безумно дорого, я так понимаю. Оттого и военные — деревяшки. Потому, наверное, и нет больших кораблей — броненосец нереален, крейсер морской не нужен, а все остальное может надеяться в защите только на скорость, маневренность и небольшие размеры — да на свой ответный огонь. Да и грузовые пароходы и парусники тоже из дерева, оттого ни размерами не блещут, ни скоростью, но мореходность всеж имеют неплохую. Я, правда, пока так и не разобрался — как дело обстоит с заморской торговлей. Видел же в порту множество больших, по местным меркам конечно, кораблей — вряд ли все вдоль берега ходят. Но, как я пока знаю, все говорят одно — мол — на Юге — пираты. Непонятно, ну да мне о том пока думать незачем. Домой добрался под вечер, довольный, уставший, и пропахший мокрой псиной — эта лохматая сволочь, оказывается, обожает купаться в прибое. Я и сам бы искупался, пожалуй, но не хотелось рисковать, я все ж не товарищ Сухов, да и Поль на Саида вовсе не тянет. Надо будет потом организовать себе купание в море, в безопасном месте в городе.

Разгрузился уже в темноте, умаялся, таскавши потом дровы под навес, потому и спать завалился вовсе моментально, без всяких глупостей и даже раньше всех в доме. Хорошо-то как, и никаких глупостей!

Субботним утром поднялся не слишком рано, без помех и зарядку произвел, и с колодца водой окатился, правда, как потом выяснилось, девчонки с любопытством за мной подглядывали. Интересно им, чем это придурошный дядька Йохан с утра пораньше заниматься будет. Ну да ладно. Настроение у меня хорошее, потому я благовольно ко всем настроен. Завтрак и вовсе прошел чинно-благородно, и даже вкусно готовит эта, похоже. Хорошо даже, так вот прям семейная идиллия. Но тут уже мой отдохнувший организм потребовал развлечений…

— Итак… Хм… Девушки… Чем мы сегодня займемсо? Какие у нас, стало быть, будут нонеча планы? Ась? Делать-та што станем, а то дяде Йохану скуууучно… — откровенно придуриваюсь, ибо и впрямь скучно, хочется какую-то гадость устроить, но некому.

— Мы… Если Вы, мастер Йохан, не против, я с девочками хотела бы посетить храм. Мы каждый выходной ходим…

— Не продолжай! — картинно поднимаю ладонь — Я понял. Я тоже схожу, посмотрю… Хотя и не любитель. Надеюсь, там не долго будет…

…Нарядились все прилично, ну, кроме меня — у меня попросту нету приличного гражданского платья. То, что я прикупил, оно всеж простовато, повседневное. Надо будет задуматься потом и об этом. Выручал только условно-парадный, запасной комплект рисской формы. Со споротыми знаками различия, но со всеми побрякушками — смотрелся он вполне пристойно. Для сельской местности… и пригорода — сойдет вполне. Эдакой ветеран всяческих горячих точек, грудь орденами раскуячена, с контузией на пол башки. Мора одела простое платье, даром что мало ношенное и в целом выглядела прилично вполне. А вот мелкие… особенно старшая из них. Неужто японцем становлюсь, что такая вот реакция на малолеток в школьной форме? Хотя и форма тут, естественно, не в пример скромнее чем во всяких мангах с аниме и прочими тентаклями к пиву, ан все же… Наверное, сами девчули просто ой как хороши. Особливо старшенькая.

Не удержался, и шлепнул таки её снова по попке, когда замешкалась, типа подгоняя. Хорошо так шлепнул, не с размаху конечно, но и не просто так. Ойкнула, а Мора аж вздрогнула, словно это я её приложил. Вид, впрочем, делает, что её не касается, типа не замечает. Тут мне и младшая подвернулась, и ей уж и по делу прилетело ибо копалась совершенно безалаберно, чисто по девичьи — «сколько тебе надо времени, чтобы быть через пять минут готовой?», ага. Выбесила малость, ну и приварил. За дело. Но, вышло-то так… В общем, вымелись после того из дома быстро, и шли, опять же, молча. Ну, зато со стороны — степенно. Прям — ветеран народного ополчения с семьей идет к пионерам на петтинг… или на митинг, чем там пионеры чаще занимаются?.. Я, все думал, шепчутся ли за спиной — вона, мол, рабов-тось повел — али нет? Ошейники-то заметны вполне, и надо сказать, сильно весьма диссонируют с общим видом. В глаза бросаются, проще говоря. Однако, пройдя с четверть часа усвоил — дело довольно обычное, и разве что приличная слишком одежда на рабынях вызывала некоторый вопрос — но лишь некоторый, ибо бывало, похоже, и покруче. А ошейник с биркой на шее — дело тут житейское. Наверное, примерно как желтая звезда на спине, хе-хе. Только там не повезло и навсегда, а тут на время, и куда меньше.

Храм не впечатлял архитектурным стилем и размерами, но был как-то по-домашнему тих и уютен. Внутри было довольно людно, но не битком — Примор, как называли этот район Западной Заставы, отличался большими участками, а значит — относительной малолюдностью. Но, если так прикинуть — то большинство семей здесь так или иначе представлены. Мы, естественно, опоздали, что я выяснил еще по пути, и очередной раз нашипел на всех, что мол, разбудить пораньше не могли. Впрочем, кар небесных и суда инквизиции не последовало — вошли, кивками здороваясь с обернувшимися прихожанами, прошли и присели с краюшка на скамьи, и стали внимать пастырю. Ну, бабье стало внимать. А я, еще с форта сие умение натренировав, впал в транс, стремясь через проповедь проникнуть в нирвану. Проще говоря — заснул с открытыми глазами сидя с прямой спиной. И даже успевал автоматом просыпаться, дабы осенить себя знамением — а что, не сложнее, чем конспект караябать на лекции, или на брифинге пометки, обратно же, не просыпаясь. Однако, потом наскучило так сидеть, да и никто меня под наряд не поставил бы, если б и задремал — вон, впереди через ряд толстячок с намечающейся лысинкой дважды уже задремывал с оглушительным всхрапом, оба раза получая локтем в бок от сухонькой старушки-супруги, и оба раза священник лишь примирительно грустно улыбался в ответ на его извинительные бормотания. Я ж говорю, как-то уютно тут, по-простому. Потому, бросивши спать, начинаю прислушиваться и вникать. Ибо храм тут — это не только, а в выходные не столько лечебница для души, сколько политико-информационная передача Международное Обозрение и Вести Недели на Первом канале.

В общем, наступает мир и благоденствие, золотой век, практически. В мире все зло побеждено, а которое еще не — то уползло по норам. Норы эти — в Степи за Западной границей, на Островах у пиратов на юге… ну, и в подполье бандитское, как без этого. Потому братьям и сестрам следует крепить бздительность, сообщать обо всем и всех подозрительных властям, помогать им всемерно не мешаясь, и самим не нарушать противозаконных преступлений, и вообще, быть белыми и пушистыми, и вовремя сдавать настриг шерсти.

Ну, а в заключение проповеди священник, вдруг покосившись в сторону моих баб, а, как мне показалось, особливо на их ошейники поглядевши, вдруг выдал очень проникновенный спич про сочувствие, доброту и благородство. Про сирых и убогих, волею судьбы попавших… и так далее и тому подобное. Сукин кот, ему б новости вести — ни словом не обмолвил, а всем ясно, что про меня. Ну или по крайней мере, мне прям вот кажется, что все поняли, что про меня. В рыло бы тебе, дедуля. А с виду — приличный человек, на Лесли Нильсена похож даже.

В общем, как все после проповеди встали, да к выходу — ну как назло получилось — на нас смотрят — мы-то выскочить не успели, и теперь сидим, пропускаем — а они все мимо, и все здороваются, с Морой и девками, ясное дело, меня-то не знают — то есть, здороваются, но только поклонами эдак, без слов. Мужики, естественно. А уж бабье на этих куриц — мол, как дела, как жизнь и прочее — как будто не видно, как у них жизнь. И все бабки-мамки морды такие скорбно — жалостливые делают, вздыхают… У, падлы, аж злость опять берет. Оно, конечно, это я барин, и вообще — но какого ж хера бабу-то доводить? Хотя, смотрю — Мора держится эдак, отвечает, как ни в чем, слово и не при делах. Молодца, выдержала. Однако, как вышли, тут я и психанул уж… Тем более что вспомнил некстати, как я позавчера ночью об эту дурацкую бляху щеку себе расцарапал, когда ее зубами за шею прихватить пытался… Ну, то есть, в общем, разозлился я изрядно. А в таком состоянии я склонен к гениальным решениям и даже могу совершить любую глупость.

Ювелир как будто даже и не удивился. Дядя вида совершенно неряшливого, на старого еврея-сапожника из моего детства похожий. Косматый, неопрятный, глаза колючие из-под косматых седых бровей. Буркнул, означил цену, благо не слишком и великую — и спустя час — распишитесь, получите — вот вам три особи женского полу одна другой вдувабельнее — в даже так сказать изячных ошейничках, в виде тонкой серебряной цепочки и серебряной же бляхи, аккуратного и даже красивого вида. И смотрится такое даже как-то и… Короче, захотелось поскорее домой, и девок отослать гулять… или мать с младшей отослать, а старшую оставить? Эх…

Пока шел домой, да на рынок завернули, да еще по мелочи по лавкам — подостыл малость. То есть до вечера отложил, благо чем заняться было. А уж потом… суббота, банный день, да-с. Мелких естественно первыми отправил, но уж когда они выскочили, в полотенцах замотавшись — чорт, неужто халатов им в доме нету? — тут уж я еле сдержался. Потащил Мору в баню мыться 'пока не остыло'. И снова подумал — что вот в бане-то точно звукоизоляция слабовата, а у девок дверь прямо напротив… Потом и думать-то стало как-то не до того. Как в том анекдоте про грузинскую школу — Нэт, Гоги! Прэдлог — это 'митьса'. А 'баня' — это нэ предлог! 'Баня' — мэстоимэния!

В воскресенье и вовсе встал едва к полудню, прикидывая, что если так дальше дело пойдет, эта чортова баба меня затрахает досмерти, и благополучно решит все свои проблемы. И не докопаешься. И самое плохое — я и сопротивляться не буду, а даже наоборот…

Днем откровенно отдыхал, решив таки ознакомиться с прессой. Из газет ничего нового и интересного не извлек, разве что описание празднования Дня Рождения Барона. Все газеты особо отмечали пышность и размах, с коим был сей день отмечен в Свирре. Деликатно говорилось, что подобное не свойственно было доселе Вергену, которого вряд ли можно было упрекнуть в аскетизме, но и тяги к роскоши за ним не замечалось. Между строк словно просматривалось слово 'через чур'. А местный 'оппозиционный' листок, который мне достался вообще бесплатно и в нагрузку от почтальона (такую дрянь у нас в районе мало кто читает, похоже) и попросту разливался помойкой, что празднование в Свирре превзошло подобные мероприятия в Эбидене при враге человечества Орбелии… С учетом того, что этот рупор оппозиции на самом деле насквозь ручной и прикормленный — симптомчик интересный… Будем таки посмотреть на это. В интересное время живем, товарищи!

В начале шестого, с облегчением выдохнув, уже по полной форме и собрав все снаряжение — отправился наконец на службу. Хорошо-то как, наконец-то подальше от этих баб! Хоть отдохну немного душой. И телом.

Отойдя от дома уж прилично, обернулся — стоит, гляди-ка ты, у ворот, вслед смотрит, заррраза. Чорт, надо будет как-то неделю потерпеть, всего-то…

***

В эту смену нам выпало дежурить на новом объекте… ну как — новом. Восстановили и привели в годность какую-то старую заставу на берегу Студеной, между началом канала и новой границей. За каким чортом это надо, мне лично не очень ясно, но, по-большому-то счету — и наплевать. До ночи все одно доедем, хотя, конечно, далековато — верст тридцать от города. Если сменщики так же поедут — то получается обратно наутро только выезжать будем, день отдыха теряем… надо поднять вопрос об доплате, пожалуй.

Выезжая из города, обратил внимание на районную шибеницу — устройство отнюдь не пустовало, и там покачивалось аж трое клиентов, причем одна явно баба, судя по одежке. От дороги далековато, не разглядеть что там написано, да и не столь интересно. Но за пустяки тут не вешают — то ли украли много, то ли зарезали кого, или пытались.

Как-то вдруг подумалось, что там, где человеческую жизнь ценят, там и цена ей известна. И цена это вполне конкретная, у каждого своя, порой вовсе и невеликая. А вот там, где жизнь «бесценна»… так она и есть без цены. И странное дело — вот ТАМ, у нас — государство всячески жизнь оберегало, права отнимать ее никому не давало… и даже само себе запрещало порой это. И что в итоге? Да то, что разучились вовсе это ценить. И как только чувствовалась где безнаказанность — то лилась кровушка, причем ладно бы лилась для дела — так ведь по дурному и почем зря. Ну а вот тут, где и войны, и рабство всякое, и бандитизм, и смертная казнь в праве любого деревенского головы, и никаких особых проблем с пальбой граждан по желающим их ограбить — как-то отношение к чужой жизни более трепетное. И отчего-то мне кажется и убыль населения тут от насильственной смерти поменее чем у нас в схожих условиях… Да ведь и сам начинаешь себя иначе вести, когда знаешь, что твоя жизнь не бесценна, а стоит вполне конкретную сумму.