Идя домой, жопом чуял, что неприятности не кончились. Народ в городе оживленно гудел, как улей в муравейнике, но пока было неясно — новости это хорошо, или плохо, или как обычно: кому мимо, а нам в калашный ряд. Решив не усугублять события, по заветам товарища Лазо — не нестись поперед паровоза в пекло, справедливо полагая, что основные неприятности подевреивают меня именно дома — особенно с учетом моего нештатного и раннего возвращения со службы (видать, роги чешутся, хе-хе?) — свернул, едва перебрался в нашу заставу, в кабачок. Место незнакомое, но вроде чисто, а в Якобочку идти неохота… да и толстенькая Юми че-та на меня слишком плотоядно смотрит, а я… Ну, в общем, зачем девушку не дай Бог расстраивать? В общем, заказал пивасика, что, несомненно, являлось грубейшим нарушением правил тэ-бэ при работе со спиртосодержащими жидкостями в закрытом необорудованом помещении. С учетом полуденного, пусчай и довольно умеренного возлияния — но сключительно высоконасыщенными несущей-образующей компонентой напоями… Проще говоря — с первой кружки подразвезло изрядно, голоса уже как через вату слегка, мысли витают в небесах… Вторя кружка с темным была откровенно лишней. Придется на такси… Но не выливать же.
— Эй, ты! — херак! И — в плечо-то прилетает так чувствительно. Рыло поворотил… Ба, какие люди! Стоит этот Ромео, что вытоптал весь газон у меня перед воротАми… Его счастье, что на том газоне травы нет…
— Че надо?
— Ты, падла, охренел? — с козырей пошел… — Пошто бабу мучаешь?! Что, думаешь не знаю, что ты с ей и дочками творишь, куда возишь?!
— Твое какое собачье дело, куда… — договорить не успеваю — хороший такой джаб влетает в скулу. Аж привычно в носу защипало — классно пробил, гаденыш, ажно изображение дернулось… Но таким меня не возьмешь, на. Ответно — кружкой в харю-то… сам я отстираюсь, кружка полетела, а пиво-то осталось, но вошло тоже смачно, глиняная круженция хрустнула — авось покраябает харю…
Недооценил. Ну, это я сам виноват, расслабился тут — драться-то вот, руками чтоб — давненько не случалось. Вот и оплошал. Паренек этот в драке ловок — прошиб мне в ответ тутож в дышло. Вот тут оно и потемнело все, и согнуло аж рефлекторно — хорошо, сука, вмял. Но, все же, и он меня не просчитал. Первое дело — в ответ не глядя на автостопе левой — в печенку, получилось хорошо, чую ливер как брыкнулся. А далее — в драке же главное всего две вещи. Первая и главная — держать удар. С этим я вот и оплошал, но все же не совсем. Главное не лечь с первого удара, а там уже проще. Ну — и уметь, коли свезет — нанести самому первый удар так, чтобы лег собеседник. Тока в этот раз белыми не я играл вовсе. Однако — и у него не прошло. Хорошо пробил, знатно он мне — но, хоть в глазах темно, и слезятся аж зенки — ориентацию не потерял. Потому, надеясь, что печенку я ему пробил хорошо, и пару секунд он сам в недоумении — подхватываю правой за ножку под сиденьем тяжеленный высокий табурет. Етитска мама, он же полпуда весит! Но уже поздно думать — распрямляясь через силу, вывожу меблю на траекторию, сидухой вперед — и по отдаче и звуку понимаю — есть попадание! И неплохое. Секунды две еще на мой счет капнуло. Превозмогая нехорошее, промаргиваюсь, отдыхиваюсь — опа, есть! Сидит, голубчик, на жопе, на лбу след от сидухи табурентной аж наливается. Надо добивать — в драке он силен, не будь он, судя по дыху и языку, тоже пьяный едва не вжопу — уработал бы меня. Надо не дать встать — а по сему… Теперь второе главное в драке — не убить и не покалечить никого случайно. Потому что — хуже нет, чем лучше не надо. Это ведь когда надо человека хрен зарежешь — пулями пробит, штыками исколот, по башке его прикладом стучишь, а он все ворочается. А во так по дурью — раз, и он уже на небесах, а ты в турме. Хуже ведь и не придумаешь. А потому я прикидываю, как бы его дозировано табуретом тем же в нокдаун отправить. Только, смотрю — этот, с совершенно офигевшей рожей — не привык, похоже, обратки получать — за пояс тянется, кобуру лапает! Ну, драсьте вам! У меня табельный за спиной, тока вот в этой питьцерии палить — скока фарша лишнего заделаем… А табурет чижелый, и ежли его уже без церемоний кинуть — то исход может быть разный, но всяко не до пистолета ему станет. А там посмотрим.
Обошлось. Посетители, опомнившись, насели на него, за руки похватали, что-то крича возмущенно, охранник прибежал, ну, не вышибала, тут кабак чистый — швейцар больше. Вот уж свистит, ща фараоны налетят… К этому Ромео дружки подошли — на меня смотрят-зыркают, но все же морды недовольные — ну, все ж видели, что я-то не при делах, и сам жертва немотивированной агрессии. А я их вспомнил — точно, торговались же тогда на аукционе. Робингады херовы, у богатых берут, бедным дают… Кабатчик подскочил, с меня пиво вытирает, причитает, как мол так, никогда такого не было, и вот снова…
— Любезный — говорю ему — Мне бы еще пива, я разлил свое. Только теперь бы светлого, полегче, а то что-то это темное бьет в голову сильно. И уж битую посуду — за счет собеседника.
Тот лишь запричитал, что несомненно, и вообще пиво за счет заведения, но медяк. что я ему протягивал, сгреб. И пиво быстро принес. Ну, тут менты набежали, первым делом ко мне было прицепиться хотели — ну, чужак, а этого, похоже, тут все знают — да быстро суть уловили. Тот вишь, стоит, как бык в стойле топчется… а здоровый, гад, не похоже, что сотрясение. Глядит, все же, чуть виновато — протрезвел, что ли, сука? Ша тебе менты кляксу в личное дело нарисуют… Гляди-ка ты, Сэмен заявился. С рыжеусым местным околоточным — в гостях, что ли, был, это ж не его делянка. На меня вызверился — я лишь руками развел. Решил, видать, что я его не послушал.
Но, быстро разобравшись, только кивнул мне, да и свалил. А с ментами все быстро завершили — не хотел местный лесник никаких сложностей, быстренько оформили мировую, взыскал он полгольдена в мою пользу с дебошира, и велел ему валить с глаз долой, чем шнелль, тем гут. Ну и я так же поступил, разорившись на извозчика — а то ну его, дурака — еще опять взыграет, да пальнет в спину в какомнить переулке.
Дома, разумеется, всех «обрадовал». Поди, рассчитывали, что меня неделю не будет, а нате вам. Девки правда притворились, что рады. А эта еще фингал, что уже хорошенько глаз припушил, и скоро синевой наливаться начнет, увидала.
— Ага — говорю — Твой хахаль, вишь, осерчал. Рожа моя, вишь, не понравилась, да еще пенял, что вожу вас куда попало…
— Мама? — это Милка, понимаешь, интересно ей, любопытная кошка. Ну, та в ответ шипеть, как обычно — выперла девок собаку чесать и двор прибирать. А меня мигом в баню — на стирку готовилась, так что тепло и вода согрета, и давай всячески похмелять и отмачивать, френч в стирку и все такое. А я, посмеиваясь, поведал про новости — мол, увы вам — теперь не будет от меня здесь покоя. Вижу — хочет спросить про драку, да вот фиг ей…
***
Пару дней прошли относительно спокойно. Хуго доделал винтовочки, и девчонки с радостью приступили к тренировкам. Для них побывать на запредельно элитном, по местным меркам, охотничьем празднике клуба «Золотой олень» — все одно почти, что в космос слетать. И им как-то вовсе и плевать, что они там будут даже и не гости, а еще и в рабских ошейниках. Дети все же еще. Но к тренировкам подошли всерьез. Патронов я прикупил с избытком, потом Хуго обещал подогнать станочек для релоада именно такого калибра — револьверный-то ту меня есть походный. А как подгонит — будем с собранного отстрела крутить «ружейные» патроны, с тяжелой длинной пулей. Девчонки по-разному тренируются — Милке страсть как интересно слушать, как я насчет баллистики рассказываю, и она с переломкой тренируется точно стрелять по маленьким железным мишенькам на сто шагов — семьдесят метров. А Алька валит в темпе с автомата на вдвое меньшую дистанцию по двум здоровым круглякам — только, вот чую я, еще немного и она в движении сможет, едва не на бегу. Дети вообще легко научаются. Любому. И плохому, и не очень. Мору бы натаскать получше с винтаря садить, но это ж надо ехать за город… Впрочем, она и так умеет, на сто метров в мишень «кабан» попадет, неподвижную, конечно, но и так сойдет. Еще, конечно, потренируемся… Да и ружбаи для нее еще не готовы, а моя самозарядка немного все же не то.
Потом снова начались неприятности. Поутру приперся какой-то хрен в чиновном. Долго не мог понять спросонья, потом вник — чиновник из муниципалов, с околотка. Их тут за цвет мундира зелеными кличут. Насчет незаконного использования ресурсов. Настучал кто-то, что я плотину возвел. Требует показать, для составления акту и выписку штрафу, и предписания вернуть, как было. Охренев немного, повел его к месту, отогнав весьма заинтересовавшегося собака. Попутно уточнил суть дела. Оказывается, поступил сигнал — что я незаконно, без согласования, решил поставить гидротехническое сооружение и мастерскую рядом. И, несомненно, безлицензионно использовать, не платя в казну ни гроша, природные ресурсы. Ну, привел его, показал, дяденька и скис. Говорю — уровень поднимали не спеша, чтоб не подсушить огороды ниже, а так — вот, все видно. А если что — приходите к нам еще. Тот полазал, пощупал, что камень морской, посмотрел, что банька такая, что толком ничего не разместить, и никакого колеса али турбины и не планируется размещать, да и откланялся. Без извинений, правда, а наоборот — обещал еще раз приехать и проверить. Да сколько угодно…
Вышел, посмотрел вслед — на бричке, не абы что… разбазаривает налоговые поступления, паскудник. Тут гляжу — сосед у ворот торчит. Бородатый дядька. У него, как я знаю, страшненькая жена и трое каких-то пришибленных девок — мои… в смысле — Моры-то, с ними особо и не водятся. Помахал ему рукой, пошел — он мне навстречу.
— Что ж — говорю ему — Уважаемый мастер Ром, никак Вы меня и заложили зеленым?
— Отчего ж не я — и не думает отпираться — Я, как раз. Уж не знаю, что Вы там такое ладите, да коли выяснится потом, что не так чего — я ж первый опосля Вас, как укрыватель, пойду. А коли все в порядке у Вас — так невелики хлопоты, поди?
— То так — говорю — Да и вовсе никаких хлопот…
Разговорились мы с ним. Он, оказывается бочки пивоварам ладит — и с лицензией, и все по чину, да вот ему за то, чтоб на ручье колесо поставить, заломили такой взнос городу… Провел я его до стройки, показал все, рассказал. Пришлось подвести идеологическую базу — мол, на Севере это не просто мытье, но ритуал. Брата и Сестру почитая, мол, сначала горячим себя истязаем, потом в холодную воду али снег прыгаем. Таким образом еженедельно омовение не столько телесное, сколько душевное имеем. Он покряхтел — мол, дикое варварство, но мол, есть что-то умилительное и непосредственное в этих обычаях… Расстались вполне уже по дружески — хорошо, когда знаешь, что сосед на тебя стучит, и не стесняется в этом признаться… А случится, мало ли, погром — я ему первому и спалю хату — за все доброе, разумное и вечное. Возможно, подперев дверь полешком…
Днем сгоняли с Морой пострелять — к Хуго в гости, в подвале прямо ружья опробовать. Этот гад аж хвостом метет. мол, не знал, не прибрано, я даж приревновывать начал — че это, это я к тебе приехал, а ты тут перед этой козой увиваешься! Ну да, потом как-то все устаканилось. Мора постреляла, заверила, что от моей винтовки не сильно отличается, и что в мишень она обязательно попадет. Из трех ружей первое уже полностью готово, и мне, честно сказать, при всей нелюбви к охотничьему оружию — понравилось. Так дело пойдет — сгребем мы бабла на празднике…
Вернулись когда — девки встретили во дворе, испуганные, говорят — дядька какой-то приходил, стучался, но они не открыли. На Мору я посмотрел крайне нехорошо, а та глаза прячет.
— Что ж вы, — им говорю — Испугались-то? Ружья-то где?
— А я тебе говорила?! — это Алька старшей
— Ну. ты и через ворота стрельнуть говорила — отфыркивается та.
— Не… — сразу грустнеет Алька — Через ворота мое ружье не пробьет, наверное…
— Хорошие девочки, молодцы — похвалил я их — А через ворота, и вправду, не надо. Вот кабы кто через верх полез бы, или ворота б сломал — так сразу. Уяснили?
…Другим днем, только что девки отпросились на очередной мастер-класс по рукоделию в школе, зашел в гости Сэм. О том о сем перекинулись, а потом он и давай крутить:
— Йохан, тут такое дело… Крауц, старый плут, говорит, что ты пограничникам говорил, мол слышал, как они там воевали.
— Говорил. Слышал.
— А ты совсем ничего не видал?
— А с какой целью ты, господин начальник, интересуетесь? — спрашиваю. Нехорошие заходы получаются — я-то, конечно, ничего такого не делал, противозаконного-то. Но ситуация какая-то не очень ясная.
— Да я для себя интересуюсь, Йохан — отвечает он, в глаза глядя — Для себя, не для дела. Я ж ничего тебе не предъявляю, просто поговорить… Вдруг видел чего.
— А что я там видеть мог, интересно?
— Да, бают всякое в городе… Мол, там и не пограничники были, а жандармы…
— Были. Это тебе Крауц и скажет.
— Так может, они потом пересели к ним, с охотника?
— Все может… Тебе-то какой интерес? Это ж не твоя поляна вовсе?
— Да так… Иногда лучше знать, во что не вляпаться.
— Это да… — помолчали, чаек потягивая, а потом я, рассудив кое-что, и говорю ему: — А ты уверен, что оно тебе стоит знать? Ну, тогда слушай, что мне давеча приснилось…
И изложил я ему все. Ну, почти все. Про свою стрельбу не стал говорить — не надо. А остальное — все как было. Посмурнел смотрю дядя. Також, будешь любопытствовать излишне, еще не так посмурнеешь.
— А про банду Рыбака ты не слыхал чего, Йохан? — спрашивает.
— Вот чего нет, того нет — честно отвечаю — Только те слухи, что по городу бродят.
— Ну-ну — отвечает. Ну, это-то его делянка и вправду — говорят, в Западной у нас эта банда — но это слухи из серии городских легенд. Никто не видел не знает, говорят лишь что главный у них — по кличке Рыбак. Не потому, что, как в триллере — ходит и крюком всех ибашит. Просто эта банда провинившихся вывозит купать в море ночью — а потом их находят… иногда. В сети рыболовные старые завернутых. Иногда с утяжелением, иногда без. Нет, ну таких и впрямь иногда находили. Говорят, банда и рыбаков под себя сгребла, и контрабанду… И никак не отловить никого — все законспирировано. Но так ведь не бывает обычно. Потому — скорее всего сказки, или дымзавеса — кто-то свой бизнес байками прикрывает. Изложил я это все, Сэм посидел, покивал головой. Еще малость потрепались, да он и поблагодарил, заявив, что с него теперь за информацию причитается. На том и откланялся.
Минут пять не прошло, как Сэмэн отвалил — снова стук в воротА. Думал, забыл он чего — открываю, а там этот. Ромео хренов. На лбу шишак аж бордовый из-под повязки (я чуть было машинально темно-красный полукруг на скуле не потер), смотрит хмуро. Не извиняться, похоже, пришел. Это плохо, он трезвый-то меня в драке на раз уработает, и полена никакого под рукой нет. А до револьвера маленького в кармане еще добраться успеть надо… Вот хоть бы глянул, кто пришел, до того, как открывать.
— Ты Йохан. — не спрашивает, утверждает.
— Ну, я.
— Я к тебе. Пустишь?
— Ну, отчего ж… Драться, поди, не будешь? — шутка-шуткой, а не хотелось бы
— Нет. Я по делу.
Ишь ты, деловая ковбаса… Впустил его, только тут собак заворчал, а потом и заорал. Никогда его таким не видал, аж шерсть дыбом. Утащил его за калитку, в сад выгнал, а он оттуда аж мечется. Плохо дело, собаки они завсегда чуют, видать дядька пришел на взводе, такой на любое готов. Потому краем глаза его держу, да тишком, боком повернувшись, пистоль поправил, чтоб быстрее достать. Пока вернулся — смотрю, Мора выскочила на крыльцо, на собачий-то ор. Как этого увидала, рукой рот прикрыла, то на него, то на меня глядит. Услал ее в дом, только и не хватало тут. А этот совсем, смотрю, с катушек едет, как ее увидел. Вот чорт, ну что ж мне, и по собственному двору с револьвером ходить теперь?!
— Ну?
— Я по делу. Я тебе правдой предлагаю отпустить твою рабыню Мору мне в жены. Готов выплатить за нее выкуп, коли примешь — то рассрочкой, коли нет — дай срок три дня, и назначь сумму.
Опаньки… Хорошенькое дело… Однако же, неожиданно. И… чорт возьми, весьма заманчиво! Продать-то я их не имею права, а вот полюбовно отпустить замуж например — запросто. Но — за деньги. Ну, иначе всякие коррупционные схемы получаются, а городской закон этого не любит. А тут такой случай, эти голубки, поди, все уже и обговорили. Ну, и спрашивается — хера ли было лезть драться? Я ее отпускаю… да хер с ним, с выкупом! Назначим, как есть, подъемный! И забирай ее скорей, увози пугать чортей… А девки? А проживание по договору?
— Любезный — хамство, конечно, но, смотрю, у него только желваки заиграли — Ты же, поди, знаешь. На мне договор с их проживанием. Всех троих, кстати. По закону я их по отдельности продать не могу, и из дома выгнать — тоже. — добавлять, мол, хотя и страстно этого желаю — не стал.
— Отпусти ее, коли пожелает, ее право уйти будет. Дом у меня есть, платить стану за всех троих.
— Да Богов ради! Договорились!
— Чего? — аж опешил. Не ожидал, что ли?
— Да ничего, говорю — Договорились. Ща, как положено, спросим согласия — и к нотариусу. — и, дверь открыв, зову, значит, Мору. А этот-то, смотри, аж пот льет — волнуется…
Вышла эта — уже накинула что-то, а то в сарафане домашнем была, вишь. Я ей и излагаю:
— Вот, Мора, тут товарищ к тебе с предложением… Ну?
— Мора — тот начинает, и видно, что совсем уж нервничает — я, Янек, предлагаю тебе выйти за меня замуж. Хозяин… твой… согласен, и назначит выкуп, который я, за тебя и дочерей твоих, обещаюсь ему выплатить. Согласна ли ты? Ответь.
Стоит, смотрит то на него, то на меня. не дает ответа.
— Мора, ты б отвечала что — вишь, человек ждет — говорю ей. А она только шепчет что-то беззвучно — Чего? Громче скажи, али от счастья голос пропал?
— Нет… — шепчет.
— Эмкх… Чего? — я аж ушам не верю
— Нет. Нет! — аж крикнула, и бегом в дом. Вот это номер в нашем цирке… Я аж руками развел. Смотрю на Янека — а у того круглоглазие, и полное недоумение в жизни. Но тут на меня взгляд перевел — я разве только снова руками развести могу. Мол — така херня. Вот неволить замуж идти — никак я не могу по закону. Запретить — и то не могу. Препятствовать — могу в пределах, но не более. Что на нее нашло-то?
В общем, отвалил страдалец, не солоно ни жарко, ушел не прощаясь, словно похмельный пошатываясь. Эк его это змеюка, походу, обломала. Наверное, жилье у него не ахти, а она дура что ли, раньше времени с шестнадцати аршин съехать. Квартирка-то знатная. Полюбовник, ясное дело, подождет еще три года, куда он, дурень, от такой крали денется. А что ее эти три года рабовладелец-иксплататар валять по койке будет… так эта же, поди, ему напела, какой я страшный насильник — а сама-то, отчего-то мне кажется, особого дискомфорта не испытывает, и порой весьма наоборот. Ох, до чего же хитрожопая!
А вечером, когда уже спать ложиться собрались, она вдруг ко мне бросилась, и давай прощения просить. Нет, ну это ж надо? Вот как у них, у баб, так получается, что если не виноват — надо извиниться, а если она извиняется — сразу себя виноватым чувствуешь. Поневоле как-то начал ее утешать. Утешил, конечно. Потом, уж под сон, еще раз. Да и пошел этот страдалец, пожалуй. Подождет три года, козел…
***
Жизнь, опосля всех инцидентов, начала постепенно втягиваться в привычное русло, как питон в камнедробилку. Девки тренировались аж каждый день, научившись крутить патроны себе. И летели «ружейные» пульки несколько иначе, горохометы заиграли совсем по-новому. Били куда кучнее на большие дистанции, и пробивали две дюймовые доски — как армейский револьвер. Тем более что, сделав пулю подлиннее настолько, чтоб в обычный револьвер было не впихнуть от греха — довели мы навеску до разумного предела, что если больше — начинало дуть гильзы. С резервом, конечно, навесили, но все же. Скорость пулек приблизилась, похоже, к звуковой. Выглядят винтовочки забавно, а так — довольно серьезный аргУмент на малой дистанции. Мора настолько обнаглела, что разок даже сгоняла на таксо к Хуго пострелять, пока я гонял на Поле за дровами. Комбезы девкам она пошила, те морды поморщили — они-то думали, что будут какие-то особые охотничьи, красивые… А вышло что-то типа танкистской робы — ну, да еще ботинки им прикупили, типа берцев. Брать ботинки с тряпочными голенищами не стал, разорился на кожу, ну да и брал бэ-у, и сдадим так же от младшей, а от старшей мелкая доносит. Зато — смотрится… Шапки хотел им сначала беретики придумать, потом посмотрел — нет, с косичками, вот так — полный хентай. Девки, поворчав, тоже как-то заценили. А вот Море я велел сшить на себя кожаный комбез. Из вредности. Ну и для пользы дела — формы у нее… имеются, будет, что показать. Та лишь хмыкнула, но обещала сделать, только мол — дорого. Ничего, говорю — главное — модель запатентуй, потраться уж — там на празднике ж народ с женами и дочками будет… Ну, кроме дел домашних — ходили они на горпляж несколько раз. Я раза с ними пошел, да пожалел. Ну его. Не люблю такого. Но девчонкам ничего, нормально. Алька правда разок, непосредственно так, заявила — мол, в Песках-то получше было… Милка хмыкнула, Мора зашипела, как Змей Добрыныч на Горына Никитьевича…
Потом случились у меня неполадки в поясничном отделе. То ли перетрудил спину, коля дровы, то ли продуло, то ли и то, и другое. В общем — ой. Притирки и парка в бане не помогала — пора к докторам идти. Валялся с шерстяным платком на пояснице, издеваясь над этой дурой сентенциями, что мол — Карл Маркс помер, Ленин помер, твово мужука закопали — и мне уже нездоровится. Вот и я теперь, значит помираю от простуды, хорошо хоть — теперь долгов на вас нет, и наследников у меня тоже нету, вот как все удачно сходится! Дважды довел до слез. Потом реально нехорошо стало. Пора, думаю, к докторам. Но к лечащему своему, к патологоанатому — рановато, наверное, все же. Не готов я еще к этому. Слишком подвижный пока. Надо и другим дать поработать.
И тут-то, как на грех, я и вспомнил — у меня же в этом городе есть один знакомый доктор! Написал тут же ему слезное письмо, с просьбой назначить прием, как можно раньше — на дом вызывать, боюсь, дорого, да и… наверное по должности его — не поощряется быть не на месте. Привезут очередного, напоровшегося на гвоздь диаметром в пять линий — а фершал, вишь ли, на участке! А я уж на таксо доберусь…
Коварный доктор прислал в ответ не номерок с регистратуры, и даже не отповедь, мол — «Где полис получали — там и лечитесь!». Он прислал сразу скорую помощь. В виде сеанса массажа на дому. Да-да — от своей мускулистой медсестры…
Чорт ее знает, в конце-концов спина действительно на другой день прошла. Хотя от таких ядреных мазей, с пчелиным ядом кобры и вытяжкой из языка тещи — пройдет все, и даже жизнь — перед глазами. Но массаж тот я запомню надолго. И как она это делает? Смотреть-то за спину у меня не получалось, хотя и не скрывала ничего медсестренка. Мора все порывалась помогать — но куда там, все одно, что сравнивать парикмахерские щипцы с гидроманипулятором трелевочника… Я временами орал, стонал и вырывался, словно Новодворская при виде портрета Сталина. Но главное — не знаю, специально, али случайно (думаю — первое все же) — имелся побочный эффект. Провожал я медсестру только взглядом, так и оставшись лежать, но в несколько приподнятом настроении. А Мора ходила надутая и обиженная. Пока поближе не подошла, чтоб я дотянуться смог. И как эти кошки курчавые такое выделывают? А руки до чего ж сильные, однако… Эх, доктор, повезло же!
Оздоровившись, и чуть посидев в щадящем режиме, решил отправиться в гости к мастер Бергу с благодарностями (А может, еще сеанс массажа заказать? Приватно, без всяких лишних?…), заодно имея в уме тактично справиться о здоровье пораненного Хумуса. Предварительно написал пространное письмо (Ну, мало ли, какие планы у человека? Надо же, если что, дать человеку возможность вежливо отказаться и тактично послать нахер), в котором, кроме прочего, похвастался приобретением, и приглашал, при желании, совершить морскую прогулку. Ответ пришел только на другой день, когда я уже решил, что доктор не желает общаться. Ну, на самом деле — тут просто так принято, а то неприлично. Это я торопыга. Доктор приглашал в гости, на ужин, и писал, что крайне рад будет пообщаться. Вот только тут-то Мора вдруг и завелась. Чуть ли не открыто заявила мне, что желала бы поехать со мной, «мало ли, какая помощь понадобится». Хотел было одернуть ее, да вот отчего-то не получилось. И вообще, впервые она так себя ведет-то. Взял я, да и согласился. Оттого сам на себя злился всю дорогу. Надо с этой бабой что-то решать…
…Лекарь Берг встретил нас весьма радушно, ничуть не удивившись, что я не один. Вот только далее Море облом. Это я такой, испорченный совковым воспитанием, неправильный рабовладелец. А мастер Берг — он вполне местный, и, вполне естественно восприняв ее присутствие, вежливо походя указал ей: мол — вон там комната прислуги. Мне даже жалко ее стало, но ведь не поймет господин батальон… нет, бригад-лекарь уже. Как это так — прислугу за стол? Впрочем, на стол Мора нам вместе с кухаркой подавали. Ну, это нормально, похоже, Берг так и воспринял, я, выходит, даже как-то вежливо все оформил. Ну, примерно, как со своим тортиком в гости прийти. Хотя, разумеется, и в меру скромную фляжку коньячеллы притащил. Вкушать мастер Берг меня потащил на террасу возвышенную — смешной у него дом, в разных уровнях весь, сплошь лесенки на несколько ступеней и балюстрадки. На террасе хорошо, лампы специальные зажжены — и свет дают, и запахом комаров отгоняют. С освещением тут вообще эдак, показательно. Лампы палить почем зря могут себе позволить только шибко зажиточные — лампочки Ильича и ГОЭЛРО тут нет и неизвестно. Бедный люд, как стемнеет — так спать, а встают с зарей. А бригад-лекарь может позволить, бюджетные деньги поди. Но уютно, хорошо теплым летним вечерком эдак вот…И пахнет с кухни так, что… Насилу утерпели, церемонно накатив аперитивчика. А там и подавать он велел… В общем, отужинали мы, степенно, вкусно. Кухарочка у него — весьма искусная, в смысле готовки. Жареная рыбка, фруктовый салатик, рулеты какие-то экзотические из морских обитателей, и названий-то которых я не представляю… Ну, разумеется, мы и конинку приговорили, под все это великолепие. Беседовали степенно, он все о лодке меня спрашивал подробно, интересуется, видать. Только как-то немного все же нервничает. Ну, работа-то такая. Стараясь поделикатнее, вопросил — как мол, однополчанина моего здоровье? Тот чуть дернул взглядом — нормально, говорит. Ну, и извинившись — покинул меня на минутку. Сижу, чаек потягиваю, слышу — девки-то чето там в комнате прислуги, получается за стеной внизу чуть, шумят малость, веселье вроде как у них. Быстро она там с ними спелась…
Вернувшись, доктор Берг, помявшись, начал:
— Мастер Йохан… Вы интересовались здоровьем Вашего товарища…
— О, да! Если речь о возмещении расходов, то я…
— О, нет! С этим никаких проблем, все уже плачено.
— Кем же? Хотя, это мне не интересно, разумеется, зачем же я спрашиваю… Он уже выписался?
— Мммм, нет. В том-то и дело, и… В общем — Вы можете с ним сами встретиться и… с Вами хотят еще поговорить…
— Хм? — ну, вот, начинается… Не было у бабы хлопот, так упала с возу порося… Ща начнутся подписки за криминал… А вот облезешь, врач! Но вежливо спрашиваю: — Ваши… Работодатели?
— Нет… Понимаете ли, Йохан… — бригад-лекарь словно оглянуться хочет, такое сделал движение, и весьма понизил голос, наклонившись поближе — Я, последнее время… не очень доволен своими работодателями. Нет, платят хорошо, и все выполняют, и вообще, что касается… моей части работы… Все вполне обычно.
— Так в чем же дело?
— Мне кажется… что они — НЕ ТА сторона, за которую стоит играть. Я не хочу второй раз в жизни оказаться в Речном. Если Вы понимаете, о чем я.
— Ну… Вы, насколько я знаю… Нет, я, конечно, могу быть и не прав… но на мой взгляд — Вы как раз не играете, а просто… ну, наемный работник.
— Это-то да, но и в Речном я тоже не сидел в бастионах с винтовкой. А ситуация сильно похожа…
— Кхм. И?..
— Так Вы поговорите?
— А меня там не зарежут, случаем?
— Не беспокойтесь! Думаю, что, кроме моего слова, Вас и Ваш друг Хумос не даст в обиду, да и вообще… Вы все поймете! Поверьте, Вам ничего не грозит!
— Ну, тогда, отчего бы — говорю ему. А сам думаю — все же хорошая привычка мелкан с собой везде и всегда носить. Тем более у меня там теперь «ружейные» патроны… грохоту и пламени, словно из пушки, ну и летит чуть интереснее, чем обычная картечинка… — С хорошими людьми — отчего не побеседовать? А плохих Вы, надеюсь, и не порекомендуете…
— Пойдемте! — прямо-таки воодушевленно вскакивает эскулап. Пойдемте, так пойдемте… Эх, доктор, доктор… — Да уж лучше бы ты, как профессор Преображенский, аборты малолетним делал, да Шариковых растил на радость всей стране… Мне б спокойнее было.
Повел он меня с террасы, да в коридорчике боковом, на очередной лесенке — в дверях остановился. Дурацкая конструкция — дверь посреди лестницы. А он широкую доску коробки, в пол-аршина шириной — подцепил, да и откинул в сторону — а там лаз. Боком пролезть можно, и ступеньки с поворотом за угол. Неплохо подготовились, ребятки… Демонстративно пистоль достал, взвел курок, да и пошел, оглянувшись — однако врач за мной не идет, протянул лампу да дверь прикрыть собирается. Подумал было, что черевато, с другой стороны-то… Хотели б — так запросто б прибили. Кивнул, мол — закрывай, что уж там. Но пистоль наготове держу — не до церемоний. Прошел по лесенке, обтирая стены — впрочем все гладенько и ни пыли ничего — просто очень нешироко. Толстый и не пролезет, и только один пройти сможет. Причем, ежели его застрелят — то следующему даже просто пройти придется с акробатикой, а когда и его — то третьему и совсем никак. Вьетконговцы, видать, научили. «Чортовы гуки!!!» Так, лесенка кончилась поворот… впереди в паре метров щель в стене — мимо не пройти, а в щели темно. Посветить туда можно только если подойти, но сдается мне — ничего, кроме револьверного ствола там не увидеть — классический сквозник, напротив поворота. и деться некуда. Не, собственно вариант один — или идти обратно, или вытряхнуть сомнения из штанин и вперед. Хотя, если тут убьют — сверху даже не услышат. Ладно, хватит тут жим очка тренировать… Прошел до поворота, в сторону — и оказался у двери. Добротной — не вышибешь, тем более тут и никак не развернуться. Но она тут же приглашающе отворилась, выпустив довольно яркий свет в подземный ход. Ну…
Никто меня не пристрелил, такое вот очередное везение. В комнате, небольшой вовсе, но не сказать крохотной — высокий, беленый известкой потолок сводом прежде всего дает впечатление, а размеры где-то два на три метра, было довольно светло от единственной лампы. Памятуя, что под землей главное — воздух, данный мне Бергом фонарь я уже пригасил, еще до входа. Осмотрелся уже спокойно, пистолет держа на виду, но в опущенной руке. Два топчана, стол между ними, в углу какие-то еще ящики, отхожее ведро, рукомойник. Нормальный такой схрон. И обитатели. Вполне уже прилично выглядящий Хумос, лежащий на топчане, и сидящий за столом незнакомый мужик, явно уголовной наружности. На груди — бинт белеет. Морда такая… крученая. Жилистый, без злобы смотрит, но верить нельзя ни на грош. Такой не обманет, но если надо ему будет, то просто зарежет. Сидит спокойно, руки на столе лежат — всем видом показывает миролюбивость. На мой пистоль с микроскопической усмешкой глянул. Ну, что ж, он понимает, что я понимаю, что он понимает… Спускаю аккуратно курок, убирая пистоль, подхожу, подсаживаясь на топчан Хумуса, протянув ему руку для здрасьте. Спиной к углу все одно не поворачиваюсь, следя за ним краем глаза. Сидим, выдерживаем паузу. В подземелье тихо, но в тишине могильной сверху слышно едва звяканье посуды — где-то над нами терраса как раз. Прибирают со стола. Поискал глазами источник звука — ага, вон дыра. вентиляция. Да и предупредить, наверное можно. И, кстати, слушать. Например — о чем мы там с доктором трепались. Если на тот вот ящик встать. Удобная конструкция. Проследив за моим взглядом, угол усмехается, встанет, и в полшага оказавшись на ящике, затыкает вентиляцию какой-то тряпкой. Пока он занят, посмелее осматриваюсь. Ага, на дальней стене-то — похоже под тряпкой еще одна дверь, второй выход. Разумно. А нормально они тут устроились. Воздух не затхлый, уборной не воняет, да и немытым телом тоже — гигиену блюдут. еда на столе — не объедки какие. Елітний схрон класу люкс, п'ять зірок за бандерівською кваліфікацією. В углу у стены кстати, стволье лежит — у Хумуса трофейная полицайская кобура с бульбой, а у угла на топчане — аж армейский пульверизатор бесчехольный, и какая-то мелочь чуть ли не мелкан. И не значит еще, что он в остальном пустой. Тем более сел я напротив него, но так выходит — более и некуда. Я рукой пошарил под столом — лезвия нет никакого, а то бывает такое, умники навострились эдакими закрепленными под столешницей рапирами в собеседника при нужде тыкать. Впрочем, до его края мне не дотянуться, а там можно хоть обрез подвесить. Но, опять же — это уже не здоровая, вредная паранойя. Угол уже вернулся, увидел мои метания, снова чуть лыбится:
— Добренького вечеру, господин взводный — начал он — Это так тебя Хумос величает, а по имени, я уж знаю — Йохан. А я — Змеем кличут, а имя… На что оно? Я и сам его не часто помню, только что в протоколе… Ты, мил человек, не опасайся — Хумос говорит, всяко у вас бывало, и потому понимаешь, что к чему. А я Хумосу верю — он, хотя и молодой, а я вижу, что он не дурак и не слабак. Так что — не бойся, Йохан, да и Хумосу я обещал, а он тебе сильно благодарен. Его ты спас. Да только вот теперь, сюда припершись… Вроде как вы меня подставили, чуешь?
— Ни. Не чую — спокойно ему отвечаю. Это нормальный заход — если тебе говорят, что ты виноват, сразу сходу понимай — тебя хотят выставить на деньги…ну или на что-то еще развести. Потому, сходу — нахер. — Твои проблемы — то твои проблемы. Не колышат.
— Так твой-то дружок же — чуть насупился Змей.
— Меня и проблемы Хумоса не колышат. Он мальчик взрослый. Сам умеет решать проблемы, если надо. Кстати, Змей — и всякими проблемами моими мне грозить тоже не надо, ладно? Оно понятно, что просить такому человеку как ты невместно. Пусть и в поганой ситуации ты тут. Но и я не фраер с толстой мордой. Потому не надо мазать кашу по столу, давай ближе к сути. Есть что — предлагай. Нет — мы с Хумусом поговорим за жизнь, да я пойду.
Помолчали. Не то чтоб напряженно — скорее все же церемониально. Этикет-с.
— Лады, взводный. Хумус за тебя тащит вовсе, да и то, что сюда до сих пор легавые не нагрянули — за шо-то такое говорит. Не будем гладить ежа, кому оно из нас надо. В общем, мы тут попали малость. Хум — вона до сих пор едва ходит. В смысле, ходить-то еще может не спеша, но коли надо будет бегом, или долго да далеко…
— Берг мне сказал — легко его зацепили, только крови много потерял, потому сил надо набираться. Не надо меня дурить, Змей. Некрасиво выходит.
— Ладно, то так, да все одно плохо. Не уйти. И в городе спалят, и дальше до реки патрули могут. Потом за реку. Меня вот тоже — указывает на повязку — Долго не протяну бегом, захлебнусь.
— Это я понял. Только это не мои проблемы, Змей. У тебя ж тут родня. Та самая, что лекаря содержит. Им жалуйся.
— А, ты — злой, взводный — щерится Змей.
— Не я такой, жизнь такая. И — ты мне не нравишься, Змей. Я тебе не верю. Или говори, как есть все, или разбегаемся. Не по пути нам с тобой.
— Кто б еще знал, где чьи пути — философски замечает Змей. Как-то сникнув, тянется под стол, достает пузырь, качнув в руке предлагает. Я отказываюсь, после крепкого не вариант. А вот Хумос садится, придвигая глиняный стакан — ну, ему красное в самый рецепт. Выпили они, помолчал еще Змей, и начал излагать.
Банда его не просто так тут оказалась. В город ее и впрямь загнали случайно, это уже сам Змей решил — впрочем, кабы не этот финт, положили бы их всех считай безответно в полях. Но вот в целом, после побега с Улльской тюрьмы — наладил он связь со своими. Кто такой именно, он не сказал. Понял я лишь, что кто-то серьезный есть, аж в верхушках правления города, кто немного крышует криминал, а криминал немного помогает в решении политических и экономических вопросов. Кто-то очень влиятельный. Пусть хвост и прижали ему (или им?) отчасти в последние времена. Вот он и частично профинансировал оснащение банды, провел их, сопровождая информацией по маршруту в меру сил. И все с целью — чтоб обосновались они на Студеной, на том берегу. Но по сути — в непосредственной близости от города. Для решения каких-то неясных задач этого пассажира. Причем — хотел он, чтобы банда не просто осела, но и некое подобие учебного лагеря организовала. С перспективой расширения. Обещал многое — и деньги, и главное «потом» возможность если не амнистии то «чистого листа». Ну, насчет счастливой судьбы большинства будущих боевиков Змей верил мало, прекрасно представляя, какой чистый лист им выпишут «потом». Однако за себя надеялся. Да вот все пошло немного не так. Сначала досадные инциденты, потом прорыв в город. Змей намекал — что палки в колес нашему штурму тоже ставили нужные люди. Но — вписалась и какая-то иная сила, это во-первых. Во-вторых — по его пониманию, после того как стало ясно, что банде хана — покровитель решил всех их слить. Оттого в ходе облавы никого живых не взяли, а трое пленных. кого при прорыве повязали — скоропостижно померли. Двое вполне могли и на самом деле от ран, а еще один с утаенным кинжалом (хотя обыскивали не дураки вовсе, и не раз) набросился спустя несколько дней на двоих конвоировавших его на допрос в открытой пролетке сыскарей. Обоих зарезал досмерти, но один из тех успел, умирая, застрелить бандита. Беда, что одна из пуль — убила и водителя. А более никого почему-то рядом не было — в узких улочках конный конвой отстал, и явился спустя несколько секунд после выстрелов, когда уже все кончилось. При том, того, кто отдал приказ везти из тюрьмы на допрос — не нашли. Чуть ли не старший из убитых сыскарей самоуправился. Дело быстро замяли, но Змей по каким-то своим каналам в курсе. И еще всякое ему лишь известное сопоставив — родню в известность о своем пребывании в сем профилактории не поставил. Как он с Бергом договорился — просто деньгами, али еще чем — не знаю. Но тот пока не сообщил.
— Змей, ты его служанок-то видел? — спрашиваю. Смотрю — оба как-то глаза отводят — ну, видать не только видели. Как же эти сюда пролазят с их формами? Или больные, наверное, сами по ночам вылазят с морга на процедуры? — Вижу, что вполне… Так вот — это ж братва ваша типа ему их подогнала. Как сам думаешь — стучат они, чи не?
— Как с тобой дело. Кабы стучали моим набольшим — уже б пришли сюда. Или они, или от них… или легавые. Но таки никого. Шо тоже говорит, шо эти кошки не при делах. И лекарь — тоже. Но ты пойми — их не спросили, вот они и молчат. Начнут их говорить, и из них будет такое здрастье, что все пропало, потому шо — им тут жить, и желательно подольше. Стыдно сказать, но мне хочется ровно того же. Потому, раз мы уже малось оклемались — пора нам, взводный, когти рвать. Еще шо-то знать хочешь, или лишнего уже хватает. чтобы понять, насколько зря ты обо всем этом спросил?
— Вполне, Змей. Давай к делу, как говорят дознаватели. Ты куда валить-то намерен?
— Типун тебе на язык — постучал по столу уголовник — А валить… Путь у нас теперь один. В Степь.
— В Степь? А там что?…Впрочем, не мое дело. Ну и? Думаешь, я проведу вас до реки? Не выйдет. Патрулей там действительно много теперь. Меня, конечно, знают, но на вас наверняка розыск идет.
— То так. И розыскные листы есть… Я же говорю — сдал он нас, падла… Ну, придет время еще…
— Так и ну?
— Лодка. У тебя есть лодка с машиной.
— Змей… — я аж поморщился — Ну что ты как ребенок… Вам до пристани надо добраться как-то, через полгорода….
— Уйдем отсюда ночью. Мой человек нас отвезет до берега, сразу за городом уже. Там повозку бросим, ты нас там заберешь на берегу.
— Так сдаст же человек потом.
— Этот не сдаст. Его с собой возьмем.
— Я ночью по морю не ходил никогда.
— Десять монет.
— Не, Змей, жизнь-то дороже…
— А твой дружок?
— Не, Змей. Это не вариант.
— Взводный… — Змей а руки к груди прижал — Я понимаю, что мне ты не поверишь. Я б землю жрал, да где ее тут взять. В общем — я не пугаю вовсе. Но — если нас возьмут, что те, что эти… Честно — мне тебя покрывать и вовсе резону никакого. А Хум — он парень правильный, да только, коли начнут его говорить, при всем его к тебе уважении — он все скажет. Потому — пойми, дорожки-то наши тут совпадают. И — десять монет.
— Пятнадцать, Змей.
— А за дружка твоего лекарю кто платил?
— С лекарем мы еще с войны дружим — малость привираю я. Давить надо, давить, не давая виду. Он, сука, верно все говорит — за свою сердобольность я крепко сел на кукан. Мне б и впрямь их с города сплавить. Или… Нет, уголка-то легко, но Хумоса грохнуть я как-то не смогу. Не моя это дорожка, так жить. Потому — придется им помогать. Но виду ни капли подать нельзя — сожрет… — То мои дела. Я с ним сочтусь. Пятнадцать, или ищи иного.
— Иного… Не могу я сейчас! — не играет, и впрямь приперло, видать — Мне бы на Рыбака выйти, да дело такое… он с набольшими моими на ножах. Они-то как раз весь тот промысел и свели у наших.
— А что за Рыбак? — навострил я уши — Может, поискать тебе к нему ходу?
— Да то и оно — не знает никто его — раздраженно бросил Змей — А если мой человек искать станет, то или сразу зарежут, или всех нас вместе потом. Одно про них известно — не церемонятся. Поубивали много кого. Сначала думали вовсе — легавые так щемят. Потому как иные промыслы вовсе сошли. Но потом люди стали в иные промыслы возвращаться, только что долю отдавать… да и защиту иметь. Вроде, и меньше денег стало. А цены-то сразу выросли на все. И промеж себя запретил Рыбак всякие разборы — вот есть твоя делянка, с нее и живи, а коли сунешься в чужое — уедешь купаться в сетке, или ночью на нож наткнешься.
— Так ты, Змей, хочешь меня еще и с Рыбаком поссорить?
— Пятнадцать, и ни грошом больше.
— Хорошо. Но учти. Это за тебя, и твоего человека. На Хумоса не вздумай долг вешать.
— Ладно… — не то чтоб сильно внешне доволен был, маску держит, а все ж с облегчением отвечает. Темновато тут, но на висках у него явно блестит. Правда, от закрытой вентиляции тоже уже душно. — Только тогда такое еще. Мы с собой припаса возьмем. Ружья, одежду, еду. На Хума если брать — пусть он платит. Или ты за него. Можешь скинуть цену в счет.
— Я заплачу — Хумос тут же встрял. Я на него мельком глянул — а ведь эка жизнь сельского паренька прожевала. Молодой еще, а в глазах уже такие университеты. Битый стал. Этот не пропадет, пожалуй. Подмигнул ему:
— Не дрейфь, пехота! Подкину тебе чутка. Значит так, Змей. Давай-ка не откладывая. До среды соберись, и, смотря по погоде, но если не шторм — то айда. Давай, обсказывай подробнее, ведь продумал уж все, поди…
… Согласовав все детали, с облегчением выбрался из подземелья. Все же свежий воздух после такого натурально пить можно глотками откусывая. Доктора застал на террасе, в кресле, с бокалом в руках. Объявил, что переговоры прошли успешно, и просил его насчет, чтоб меня держать в курсе здоровья пациентов. Еще немного посидели, болтая ниочем — да и пора откланяться. Тем более девчонки что-то вовсе расшалились за стенкой, Берг даже косится эдак. Вышли, крикнул я Мору…
Вылетела она… мать моя женщина! Растрепанная, раскрасневшаяся, блузка довольно расшнурована… это чем это они там занимались? И эти двое в дверях стоят. Не то чтоб без одежи, но как-то все так и такое… Что почти и без. А уж морды…
— Хм… Мастер Берг, ну и веселые же у Вас служанки…
— Кхм! — пунцовея, отвечает айболит — Да, уж простите, не подумал я что-то… Они… Я, признаться. устал от них малость, вот и… Ну, то с ними прикажете делать?
А эти две ничуть не виновато на него уставились. Вовсе наоборот, влажными глазами овчарок пионерской породы. Которые всегда готовы. Что делать, что делать… Наказывать, туда, куда Макар телят не любил…
— Вы уж с ними поласковей, мастер Берг — говорю ему — А то зачахнут такие цветы душистых прерий. Вы уж… орошайте цветничок. Ну, а мы, пожалуй, пойдем! Спасибо Вам за вечер, собирайтесь как-то и Вы к нам в гости!
Едва чуть отошли, я Мору давай пытать, чего ж там было? Но она только отворачивается в воротник, глаза отводит. Нет, я поверю, что у таких девок — хрен вырвешься… Но интересно же! Чего-то взыграло, я ее аж к столбу прижал. С фонарями-то тут беда, это только в чистом городе фонарей много. А тут на перекрестках только. Вдоль же улицы — или частный фонарь, сам домовладелец заправляет и зажигает, ну или оплачивает городу. Или — ставят на столб здоровенный стеклянный бочонок. А в него наливают воду с каким-то планктоном, что ли. Эта дрянь морская по ночам светится, причем так, что вполне позволяет ориентироваться на улице. Видно, разумеется едва-едва, даже не как при луне. Но зато — дешевле гораздо. Правда, только летом работает такое. Вот к такому столбу я ее и прижал, понимаешь. Прям, как в юности чего-то накатило. И она, смотрю, девками этими, что ли, заведенная, тоже горазда. А тепло, тихо, хорошо…
На наше счастье, двое каких-то индивидов нарисовались. Пришлось прерваться, да вспомнить о приличиях. После щелчка курка — я с собой-то не только мелкан, но и армейский взял, эти индивиды быстро исчезли, а мы поспешили до площади ближайшей, где извозчика можно нанять.
По дороге домой я всерьез разозлился. Краем чистого города ехали, при свете фонарей покосился на нее — а у нее лицо аж прям мечтательное. Ах, ты ж, думаю… Дома, едва уложив девок, утащил Мору на экзекуцию. В процессе, прижав к койке, совершенно дурацки прорычал на ухо ей:
— Так-то все ж, поди, лучше, чем с этими потаскухами? — и лишь получив невнятный ответ, наверное означавший — что мол, да, лучше, старательно продолжил унижать женщину сексуальной эксплуатацией, вплоть до обоюдного наступления чувства полного и глубочайшего удовлетворения…