12

В Мидлтауне кинозалы были открыты с тринадцати до двадцати трёх часов, и Стефано рассчитывал провести время в одном из них. Доминико молча следовал за ним — ему, похоже, было всё равно.

Фильмы в прокате менялись часто — два или три раза в неделю. Каждый второй житель Манахаты ходил в кино, и киномагнаты были заинтересованы в том, чтобы поддерживать интерес. Не посещали кино разве что те, кто хотел сэкономить — или те, кто вынужден был сидеть с маленькими детьми.

Владельцы кафетериев, профсоюзные организации и спортивные клубы не переставали выражать недовольство, но ничего не смогли изменить: с тех пор как кинотеатры появились на станции, они настолько завоевали интерес её обитателей, что ради просмотра фильмов те готовы были отказаться от многих других занятий.

Как только посещаемость кинозалов падала, реклама торопилась простимулировать зрителей настойчивыми и неплохо продуманными аргументами: «Идите в кино — вас ждёт небывалое зрелище. Вы достойны этого удовольствия».

Стефано встречал такие лозунги на каждом шагу, но сам испробовать модное местное развлечение не успел.

Добравшись до кинотеатра, он усомнился однако, что пришёл сюда не зря: зрителям на выбор предлагалось два фильма.

Один из них назывался «Пансион», и аннотация на рекламном буклете гласила: блестящие мужчины, потрясающие красотки, море шампанского! Ночные балы, флирты на рассвете, всё это заканчивается чудесным и наводящим ужас финалом, останавливающим дыхание».

Второй фильм назывался «Мужчины и флирты». «Флиртуете ли вы? — обращался к нему неизвестный кинокритик: — А что насчёт вашей жены?»

Стефано покосился на Доминико и не заметил ни грамма радости на его лице.

— Плохая была идея, да? — спросил Стефано, откладывая буклет. — Хочешь вернуться домой?

— Он тоже любил кино.

Стефано вздохнул. Поймал его за локоть и потянул прочь.

— Можно сходить в порт, — сказал он, когда оба выбрались на мостовую, и платформы снова засвистели мимо них. — Говорят, Матерь изгнанников на закате смотрится особенно хорошо.

Доминико покачал головой.

— Его там нашли, — сказал он.

— Вот чёрт… Есть какое-то место, которое не напоминало бы тебе о нём?

— Идём к водохранилищу. Там, по крайней мере, тихо и светло.

Стефано кивнул, и они пешком направились в ту сторону, где в обрамлении деревьев раскинулся громадный прямоугольный водоём, обеспечивавший станцию водой.

Молчание, воцарившееся между ними, казалось незыблемым и тяжёлым, и потому, силясь разрушить его, Стефано спросил:

— Что с ним произошло?

Доминико долго молчал. Заговорил он, только когда оба выбрались к воде. Остановился и, глядя на голубоватую гладь, произнёс:

— Он влюбился в шлюху.

Стефано помолчал.

— Но ведь от этого не умирают, — уточнил он.

— Я даже сомневаюсь, что это любовь, — продолжил Доминико, не обращая внимания на его слова. — Он просто хотел, чтобы этот дерьмовый мальчишка отдался ему. Не знаю, что это было… Настоящее желание или идиотский каприз. Когда Пьетро чего-то хотел — его было не остановить.

Стефано молчал, понимая, что, в сущности, не имеет значения, что он скажет сейчас. Доминико был погружён в воспоминания о человеке, которого потерял.

Он отломил веточку от дерева, стоявшего рядом, и скомкал в руках.

— Этот мальчишка… Из-за него мог начаться конфликт. Аргайл… Эван Аргайл, тогдашний долбанный князь, требовал, чтобы я выдал ему Пьетро — кажется, он тоже на эту шлюху запал.

Доминико вздохнул и, помолчав, продолжил.

— Знаешь, что самое паршивое?

Стефано качнул головой.

— Он верил в меня. До последнего верил, что я его спасу. А я не смог. Я сказал ему: «Пьетро, оставь в покое этого мальчишку, их миллион». И ещё сказал: «Если ты влезешь в дерьмо в этот раз, я не стану тебе помогать». А он рассмеялся, понимаешь? Рассмеялся и ответил: «Ты не бросишь меня».

Стефано на секунду стиснул зубы.

— Это был наш последний разговор. Потом — только звонок… О том, что его нашли. Выбросили на обочину, как мешок с барахлом. И я не верил, что это происходит со мной.

Доминико помолчал и повернулся к Стефано, но смотрел куда-то ему за плечо.

— У меня было два брата и сестра. И сын. И племянница. И маленький дом, в котором из еды часто был только чай. А теперь у меня ничего нет, Стефано. Понимаешь? Ничего! Только этот грёбаный особняк, такой пустой, что хочется кричать.

— У тебя есть Кэси.

— Да, — Доминико по-прежнему не смотрел на него.

«И у тебя есть я», — хотел сказать Стефано, но так и не смог.

— Если ты меня предашь — я сойду с ума, — сказал Доминико вдруг, и Стефано дёрнулся. Ему показалось, что тот услышал, что творится в его собственной голове. Стефано молчал.

— Я не собираюсь тебя предавать, — сказал он, но его собственный голос дрогнул — он не знал. Стефано был уверен — или почти уверен — что не сможет причинить Доминико зла, но вокруг него были десятки людей, которые не заслужили по отношению к себе такого тепла.

Доминико отвернулся, сделав вид, что не расслышал ни слов, ни интонации, прозвучавшей в них.

— Когда я узнал, — повторил он, — я решил, что убью его. Во что бы то ни стало убью — и Аргайла, и его маленькую шлюшку. Но я не успел. Прошло всего полгода, и он умер сам — так говорили все. А ещё через несколько месяцев ромейский иммигрант предложил мне купить информацию о том, что на самом деле произошло с Эваном Аргайлом. Я отправился на Корсику и почти что успел — если бы не ты.

Стефано кашлянул. Ему стало неуютно при воспоминании о том, что произошло между ними в первую ночь.

— Нико… — осторожно сказал он и замолк.

— Ты уже извинялся, — Доминико дёрнул плечом. — Правда, это не объясняет какого чёрта ты решил сделать то, что сделал.

Стефано обнял его со спины и положил голову на плечо.

— У меня много причин ненавидеть вас, — сказал он.

— Ненавидеть меня?

Стефано покачал головой и крепче стиснул его.

— Я тебя не знал, — сказал он.

— А если бы знал?

Стефано помолчал.

— Если бы знал… — сказал он задумчиво, — не дал бы выпустить тебя.

Доминико повернулся, пытаясь заглянуть ему в глаза, но Стефано не позволил — накрыл его рот своими губами и поцеловал.

— Я бы не дал тебе уйти от меня, — прошептал он, — никогда. Я хочу, чтобы ты всегда был со мной, Доминико — и только мой. Ты предназначен для меня.

— Quella destinata per te… — прошептал Доминико, касаясь дыханием его уха, и Стефано ощутил что по телу его пробегает обжигающая дрожь, — nessuno la prenderà.

— Обожаю, когда ты так говоришь, — Стефано поймал мочку уха Доминико и запечатлел на ней лёгкий укус.

Первым вопросом, который Стефано решил прояснить для себя в отношении состоявшегося уже почти месяц назад покушения, был вопрос о том, какого чёрта так удачно переключился светофор. Стефано долго мучился с мыслью о том, в самом ли деле могла охрана так не во время отстать.

Водители платформ кортежа уверяли в один голос, что вдруг совсем внезапно сломался светофор на перекрестке, показывая то красный, то зеленый сигналы через пять секунд. Началась неразбериха, и как ее результат — образовалась пробка, выбраться из которой не было никакого шанса.

Понять из их рассказов, что там было на самом деле, оказалось сложно — один ругался на грузовик, вставший в самом центре перекрестка, другой не слишком вежливо отзывался о перегородившим ему проезд такси. У третьего виновной оказывалась тупая корова в форде, которой лучше бы готовить ужин мужу на кухне, а не ездить среди нормальных мужиков по улицам станции. Выход оказался очень простым, и если бы Стефано знал о нем раньше — то, возможно, все решилось бы куда быстрей.

Корсике было далеко в плане технического обеспечения до Манахаты, и то, что на улицах станции могут быть установлены камеры видеонаблюдения, оказалось буквально шоком для Стефано. На Корсике этим могли похвастаться только очень обеспеченные люди — банкиры, крупные промышленники и главы уважаемых семей. Полицейские считали выигрышем в лотерею, если в машине была хотя бы рация. О наличии камер он совсем случайно прочитал в заметке о трогательном спасении котенка на оживленной улице — фотографии были напечатаны в газете Манахата Экспресс и вызвали шквал умиления от публики. Под каждым снимком было написано, что это — запись видеокамер. В этот момент сицилиец понял, что дело сдвинулось с мертвой точки.

Он выяснил адрес дорожной службы — куда сходились все записи. Конечно, без полицейского значка и удостоверения никто не собирался пускать его внутрь — но приобрести на рынке сувениров комплект с фуражкой полиции Манахаты, парой наручников из жестянки и, главное, латунный значок и красивые корочки оказалось довольно легко. Теперь, правда, Стефано Бинзотти звали «Нэш Бриджес», зато фотографию он вклеил свою.

Здесь он узнал о еще одном достижении технического прогресса Манахаты — оказывается, все светофоры были подключены к единому автоматизированному центру управления. И для переключения нужен был всего лишь централизованный сигнал.

Найти оператора и допросить его тоже не заняло много времени — как оказалось, тот очень заботился о своём лице — и к вечеру Стефано уже знал, что переключение светофора было необходимо очень серьезному господину, и отказать ему оператор не мог — потеря работы плохо бы сказалась на положении его семьи. Голос у господина был властный, говорил он жестко, правда, оператор не понял, к чему тот упомянул про сердитые вишни. Но господин был убедителен, и оператор думать про рассерженные ягоды перестал быстро. Стефано же решил, что бедный человек, наверное, совсем сошел с ума от страха и уже заговаривается.

— Кто же этот господин с вишнями? — бормотал Стефано, отстаивая в очередной пробке по дороге домой.

Доказательством, однако, полученная информация служить не могла. Поразмыслив, Стефано решил пойти другим путём — и, завернув на блошиный рынок ещё раз, приобрёл набор жучков. Всех этих игрушек у него теперь стало двенадцать штук. Несколько Стефано развесил в разных комнатах особняка — по большей части там, где могли проходить деловые встречи Доминико, или там, где он любил говорить по телефону. Осталось шесть. Три Стефано разместил в отеле «Тихоро». Ещё два — дождавшись следующей среды — в отеле «Премьер». Оставался ещё один, самый главный жучок, прикрепить который было не так легко. В самом начале вечеринки Стефано поймал одного из мальчишек, обслуживавших банкет, и, помахав у него перед носом сотней фунтов, попросил уронить около Тициано Донетти поднос. Мальчишка колебался — видимо, не хотел рисковать. Стефано прибавил ещё пару купюр.

— Он не станет убивать тебя из-за такой ерунды, — сказал он. Мальчишка вырвал банкноты из его рук и поспешил прочь. Оставалось улучить момент и оставить Доминико одного — ставить того в известность о ходе расследования раньше времени Стефано не хотел.

Когда настал обозначенный срок — часы пробили девять часов — Стефано шепнул на ухо своему боссу:

— Отпустишь отлить?

Доминико притянул его за галстук к себе:

— А мне можно посмотреть?

— Ты давно не видел мой член?

— Почти целый день.

Стефано коснулся носом щеки Доминико.

— Вечером, Нико. Ты получишь его целиком.

— Вечером я бы предпочёл кое-что ещё.

Доминико тронул его за щеку и быстро, так чтобы никто не успел заметить его движения, втянул в себя нижнюю губу. Стефано шумно выдохнул и, вывернувшись из его объятий, скрылся в толпе. Поймав взглядом мальчишку, он кивнул ему, и тот, описав вокруг столика Тициано полукруг, едва ли не на голову ему опрокинул поднос. Пока охрана глазела на парня, которого Тициано вздёрнул за шиворот и, кажется, собирался бить, у Стефано были пара минут. Он подхватил лежавший на диване рядом с Тициано телефон и быстро пролистал список контактов. «Ciliegie*» — имя пробежало по венам зарядом ток. Нет, оператор в дорожном управлении не сошел с ума… Но времени читать переписку не было. Стефано быстро вжал в щель между панелями жучок и вернул на место телефон. Послав мальчишке воздушный поцелуй, он снова скрылся в толпе.

* Вишня, ит.

Загрузка...