Что предназначено тебе… Книга первая

19

— Я его не убивал.

Фраза с каждым днём всё более теряла смысл, и иногда Стефано замечал, что сам перестаёт верить в неё.

В первые дни ему казалось, что он попал в страшный сон — в сон, который правдой быть не мог.

Три дня его допрашивали без особого рвения — не забывая, впрочем, отвесить дубинкой удар по почкам, прежде чем отвести в камеру.

— Суки… — только и мог шипеть Стефано. — Я его не убивал!

Позиция офицеров, однако, была проста: его застали над трупом напарника — и никаких других доказательств не требовалось.

Первые три дня Стефано верил, что это недоразумение быстро разрешится: в конце концов, он и сам был коп.

Однако когда через несколько дней его перевели в другое отделение — отходив попутно дубинками до кровавых соплей просто за то, что он недостаточно быстро шёл — Стефано стал пробирать холодок. Он лежал на полу служебного фургончика, не в состоянии шевельнуться, так чтобы не задеть ни одну повреждённую часть тела, и думал о том, что, во-первых, не знает, куда его везут. Во-вторых, абсолютно некому вспомнить, что домой он не пришёл.

Два человека, которые хоть как-то могли заинтересоваться его исчезновением, были Джессика и Габино — и оба теперь оказались мертвы.

На работе тоже некому было вспомнить о нём — шеф наверняка лишь воспользовался бы возможностью, чтобы списать его со счетов.

Фургончик тем временем перестало трясти, и он остановился у дверей какого-то полицейского управления. Стефано напрягся, мысленно приготовившись к тому, что сейчас его снова будут бить — и не ошибся. Двое копов пинками выкатили его наружу, так что Стефано едва успел улучить момент, чтобы подняться на ноги — иначе они, должно быть, так и катили бы его, как футбольный мяч, до самого конца.

— Суки! — выдохнул он и тут же получил в ответ чувствительный удар под колени.

Ругаться, очевидно, не стоило — было абсолютно непонятно, как далеко его конвоиры готовы зайти.

Ответ на этот вопрос Стефано получил довольно скоро — когда его с рук на руки передали местным офицерам.

Первым делом его запихнули в камеру, по щиколотку залитую водой. Стефано был не в силах ругаться после предыдущих бурных дней и ночей, и потому просто лежал на боку, дожидаясь, пока боль в ноющем теле немного схлынет. Думать он тоже почти что не мог, и потому мысль о том, правильно ли он сделал, когда сдался властям, в голову ему прийти не могла.

В маленькое окошко, выходившее на океан, проглядывал лучик солнечного света. По другую сторону шелестело, накатывая на стены участка, море.

Боль медленно сменялась окоченением. В той стороне, где виднелась решётка, находился небольшой кусочек просохшего пола, и если бы Стефано мог об этом думать, то наверняка решил бы, что какой-то идиот просто не смог построить здание под прямым углом.

Он всё смотрел и смотрел на этот кусочек, но сдвинуться с места не мог.

«Дерьмовая смерть», — промелькнуло в голове. Солнце скрылось из окошка, и мрак подступил со всех сторон.

Только когда стемнело окончательно, лязгнула железная дверь, и, подняв глаза, Стефано разглядел чёрный силуэт офицера в проёме.

— Подъём.

Подняться Стефано не мог — или думал, что не мог. Несколько тычков под рёбра, впрочем, изменили его мнение, и, слегка пошатываясь, придерживаясь за стену рукой, он всё-таки встал.

— На допрос.

Допрос на самом деле мало отличался от стандартных допросов, которые Стефано не раз проводил сам.

Ему светили в глаза, перед которыми и так всё плыло, и требовали ответа на простой вопрос:

— Ты убил Габино Рамиреза?

Ответ «нет» не принимался, а другого Стефано дать не мог.

Наконец его взяли за подбородок, запрокидывая голову назад. Стул качнулся, балансируя на одной ножке:

— Пойми, сицилиец, — проникновенно произнёс офицер, — нам всё равно — сдохнешь ты или нет. Заключённые часто умирают здесь.

— Мне… — Стефано закашлялся, с неудовольствием понимая, что ко всему прочему ещё и простудился, — мне нужен адвокат.

Брови офицера поползли вверх, и на лице его отразилась насмешка.

— Адвока-а-ат… — протянул он, — очень хорошо.

Стефано рванули вверх, так что он едва не рухнул на пол, и, пнув под зад, заставили шагнуть к двери.

После недолгого прохода по коридорам — который, впрочем, самому Стефано показался вечностью, его снова затолкали в камеру. Стефано не удержался на ногах и рухнул на пол. Какое-то время стены, ножки скамеек и чьи-то ноги плясали перед глазами, а затем чей-то сапог перевернул Стефано на спину, и новый голос с удивлением произнёс:

— Ух ты… Смотри ж ты, коп!

Тихий гул, похожий на завывание проголодавшихся гиен, окружил Стефано со всех сторон, а затем ботинок снова ткнулся ему под ребро.

Стефано застонал — больше от безысходности, чем от боли, которая постепенно становилась привычной.

Удар за ударом сыпались на него. Чьи-то ботинки норовили попасть по яйцам, и когда Стефано уже решил было, что сейчас отправится в темноту, чьи-то руки потянули его за волосы, и он увидел прямо перед собой одутловатое мексиканское лицо.

В следующий момент на щеке расцвёл плевок, и Стефано чуть не вывернуло — в последнюю секунду он подавился содержимым собственного желудка, и ничего не произошло.

— А может, того, оприходуем его? — предложил голос из темноты.

Державший Стефано за волосы гоготнул, и ещё несколько мексиканцев сгрудились вокруг.

Какое-то время, казалось, они всерьёз обдумывали это предложение, а затем один — видимо, самый старший — коротко произнёс:

— Нет. Потом.

Собравшиеся кругом заключённые стали расступаться, что-то недовольно бурча, и Стефано остался лежать на полу — уже не в состоянии оценить, как ему повезло.

Дни тянулись за днями, блоки сменяли один другой.

В одной из камер Стефано снова оказался в одиночестве. Потом за дверью послышались голоса, кто-то хохотнул, и камеру заполнили звуки музыки, резонировавшей и, отталкиваясь от стен, снова летевшей в него.

Какое-то время Стефано было всё равно. Но музыка не стихала, становилась громче и громче, и Стефано не знал, сколько прошло времени — за окном всё время стоял мрак — когда он закричал и задёргался, пытаясь встать и рвануться прочь, но не смог. Руки были накрепко скованы за спиной, а подняться без них не хватало сил.

Потом снова были допросы.

Адвокат всё-таки пришёл. Это был скромный мужчина во фланелевом костюме и маленьких круглых очках, который стоял в углу комнаты и молча наблюдал, как, будто бы напоказ, офицер избивает его.

Адвокат явно не собирался протестовать.

На следующее утро Стефано вызвали для разговора в комнату для гостей, где адвокат принялся объяснять, что добросердечное признание смягчает приговор.

Стефано молчал. Ему было ясно всё. Но снова оказаться в тюрьме он не хотел. Нужно было просто перетерпеть — до того момента, когда появится возможность хорошенько обдумать это «всё». Но такой возможности Стефано никто не собирался предоставлять — напротив, все вокруг, словно сговорившись, стремились доставить ему максимум неудобств, боли и отчаяния. У Стефано кружилась голова, ныла спина в районе поясницы, но никто не обращал на это внимания.

С тех пор адвокат разговаривал с ним раз в несколько дней. На десятой встрече Стефано потерял этим свиданиям счёт. Поэтому, когда его в очередной раз пинками заставили подняться и погнали в комнату для свиданий, ничего нового он не ожидал.

Дверь открылась, и на какое-то время Стефано ослепил непривычно яркий свет. Затем глаза его немного попривыкли, и он подумал, что сходит с ума.

За столом перед Стефано сидел Таскони собственной персоной.

Стефано с яростным рыком рванулся вперёд, но двое конвоиров подхватили его за локти и удержали на месте. Третий замахнулся дубинкой, чтобы нанести удар по почкам, но резкий голос мафиози остановил его:

— Хватит.

Стефано тяжело дышал. Мышцы его всё ещё оставались напряжены в ожидании удара.

— Насилие над заключёнными запрещено законом, ты разве не знал? — продолжил Таскони.

— Знал, — поколебавшись, произнёс офицер и чуть отошёл.

— Оставьте нас, — продолжил Таскони.

— Он буйный, — с сомнением произнес офицер.

— Ничего, всё будет хорошо, — Таскони отвёл полу пальто в сторону, демонстрируя револьвер.

В сердце Стефано промелькнула надежда.

«Вот оно!» — пронеслось в голове.

— Я буду хорошо себя вести, — как мог спокойно произнёс Бинзотти и даже улыбнулся, но тут же закашлялся и замолк.

— Надеюсь, что это так, — серьёзно произнёс Таскони и в упор посмотрел Стефано в глаза, так что тому показалось, что его опалило огнём. Даже сейчас сердце его начинало биться сильнее, когда Таскони смотрел на него.

Что-то тихо ворча, двое офицеров вышли за дверь и звякнули замком.

Стефано покосился на стул, попробовал шагнуть вперёд, но качнулся и завалился набок.

Проклятый корсиканец явно не собирался ему помогать, и, заставив себя восстановить контроль над собственным телом, Стефано всё же сделал несколько шагов — чтобы тут же рухнуть на стул и с облегчением вздохнуть.

— Как у тебя дела? — тихо и почти что мягко спросил Таскони.

— Лучше всех.

Стефано сглотнул. В горле пересохло. Стефано смотрел на пальцы Доминико, покручивавшие в руках сигару. Сигара цеплялась за стол, рассыпая кругом крошки табака.

Стефано дико, до безумия хотелось курить, но он молчал.

— Ты убил своего напарника? — спросил Таскони.

Стефано едва сдержался, чтобы не вскочить и не броситься на него. Только поднял на лицо корсиканца тяжёлый взгляд.

— Нет, — упрямо произнёс он.

— Тогда в чём проблема? Почему ты всё ещё здесь?

Стефано молчал. Таскони постучал кончиком сигары по столу.

— Какое тебе дело? — зло спросил Стефано наконец.

— Мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-то произошло.

Стефано молчал.

— У тебя есть адвокат? — продолжил Таскони после долгой паузы.

Стефано покачал головой.

— Понятно, — произнёс Таскони задумчиво и откинулся назад. Во взгляде его проскользнуло нечто похожее на высокомерный смешок, — бедный, бедный коп. Они сгноят тебя здесь. Дело даже не попадёт в суд.

— Пошёл ты…

— Не стоит так разговаривать со мной, — Таскони опустил сигару на стол, неторопливо встал и, подойдя к Стефано, бережно поднял за подбородок его лицо, заставляя смотреть себе в глаза, — знаешь, Бинзотти, из тебя мог бы выйти толк.

— Вот как?

— Да. Я понял это, когда впервые увидел тебя. Но, — Доминико испустил разочарованный вздох, — ты тогда не захотел разговаривать со мной.

Стефано скрипнул зубами. Проблеск понимания блеснул у него в голове.

— Что ты хочешь от меня? — процедил он.

— Ничего нового, моя птичка.

Стефано молчал какое-то время.

— Прямо здесь? — наконец глухо спросил он.

— О, нет! За кого ты принимаешь меня?! — Таскони прицокнул языком, а затем, наклонившись к уху Стефано, торопливо зашептал: — Мы уедем с тобой туда, где небо такое прозрачное, что видна каждая звезда. Пенный водопад будет шуметь у веранды нашей виллы, и нас с головы до ног укроет темнота. И ты будешь делать всё, Стефано, всё, что я захочу. Исполнишь каждый мой приказ. Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, мой малыш.

Стефано закрыл глаза. Горячее дыхание Таскони совсем рядом заставляло его дрожать.

— А как же копы? — спросил он.

— Я вытащу тебя.

Стефано наклонился, прижимаясь к плечу Доминико лбом. Несколько секунд он сидел так, полностью расслабившись.

— В чём подвох? — тихо и почти растерянно спросил он.

Доминико усмехнулся и провёл носом по покрывшемуся испариной виску.

— Ты станешь моим пичотти, малыш. Соглашайся, копы всё равно уже не примут тебя.

Стефано молчал. Он бы сбежал — если бы мог. Или не сбежал бы — он и сам не знал. Голос, дыхание, прикосновение Таскони сводили его с ума.

— Хорошо, — тихо сказал он.

Тут же острые зубы слегка подцепили верхний краешек его уха.

— Умница, птичка. Теперь ты только мой.