Чингисхан. Пядь земли

Глава двадцать первая Снежное побоище

Эйрих пристально рассматривал выходящих из леса вражеских воинов. Его воины уходили из деревни, на ходу перехватывая поводья гуннских лошадей, оставшихся без хозяев.

Численность гуннов составила, на глаз, около десяти тысяч, причём ¾ пешие. Много конных лучников, где-то тысяча или чуть меньше. Есть ещё три сотни тяжелобронированных всадников. Битва будет тяжёлой, но начнётся не сейчас.

Эйрих вернулся за своим копьём. Оно сломалось в паре ладоней от наконечника, превратившись в неудобный посох.

Оглядевшись, Эйрих обнаружил копьё, лежащее у тлеющего стога сена.

— Уходим быстрее! — крикнул ему Аравиг. — Они скоро будут здесь!

— Не будут, — ответил Эйрих. — Я сейчас.

Подъехав к стогу, он подхватил копьё и сразу понял, что это оружие не для всадника: пехотная ланцея, взятая боем или купленная у римлян, скорее всего, кем-то из жителей деревни Визивина…

Длинное копьё несколько менее удобно использовать в седле, но можно. Эйриху было без разницы. Вставив основание копья в ток, он поехал вслед за своими воинами.

В трёх милях от деревни были встречены передовые дозоры остготского воинства. Эйрих остановил свой отряд и выстроил его для смотра.

— Докладывай, — приказал Эйрих Хродегеру.

— Потеряли убитыми сто человек с лишним, точнее узнаю позже, — доложил старший дружинник. — Тяжелораненых тридцать один, ещё двести с порезами и царапинами.

— Оказать помощь, тяжелораненых подлатать и передать в обоз, — распорядился Эйрих. — Остальным проверить снаряжение, заменить испорченное оружие и готовиться к схватке. Я к консулу, Хродегер, ты за старшего.

Консул Зевта занимался раздачей команд и размахиванием руками. Полководец из него выходил далеко не самый лучший, это знали все. Поэтому, когда настанет время, дальше действовать будет Эйрих.

— Разобрался с налётчиками, — сообщил он отцу. — Но, как я понимаю, ты уже знаешь о том, что за деревней собирается большое войско гуннов…

— Проклятье им на головы… — прошипел Зевта. — Никогда не участвовал в больших битвах…

— Мы справимся, — заверил его Эйрих. — Пусть такое количество гуннов я ещё не побеждал, но что-то мне подсказывает, что они не сильнее лучших воинов Улдина, а может даже и слабее в своём большинстве.

Вряд ли, конечно, эти гунны будут слабее, но Эйрих видел, что отец сильно волнуется и сомневается. Как он только что сказал, у него впервые в жизни настолько большая битва, а это веская причина волноваться и сомневаться.

Да и сам Эйрих не сказать, чтобы был предельно спокоен. Меньше часа назад он рубил людей саблей, на щеке до сих пор горит стёртая гуннская кровь, веером брызнувшая из распоротой глотки неудачника, промахнувшегося с ударом. Но горячка боя прошла, а глубоко в груди, взамен ей, пришёл холодок предвкушения грядущей большой битвы. Эйрих волновался, но не сомневался — он уже давно на войне, дольше, чем кто-либо другой из здесь присутствующих, поэтому сомнений нет.

«Либо умрём, либо победим», — подумал Эйрих.

Тысячниками в остготском воинстве выступали военные трибуны, коими полгода назад объявили всех вождей, имеющих в подчинении не меньше пятисот воинов. Это значит, как минимум, что небольшими подразделениями они управлять умеют, а это то, что было нужно Эйриху. На более высоком уровне будет думать он.

Организационная волокита продлилась до вечера: сначала Эйрих осмотрел подходящее для боя место, затем около часа доводил план битвы отцу, а тот спускал его тысячникам, ну а те сотникам и десятникам.

Как выбирают подходящие места для сражений?

На самом деле, подходящих мест не так уж и много, как может показаться сначала.

Рядом с деревней Визивина были пашни, где выращивалась рожь. Открытое пространство, ровное, как стол, поэтому оно отлично подходит для того, чтобы гунны согласились сражаться и остготы не начали в бой в ущерб себе. И Эйрих ещё с прошлой жизни знал, что чем больше на поле сражения кустов, деревьев и оврагов, тем сложнее планировать перемещения и атаки подразделений. Битва — это само по себе сложно, поэтому лучше не преумножать себе сложности…

А вечером, когда были выставленные усиленные дозоры и поставлена на часы дежурная тысяча, всегда боеготовая, прибыли переговорщики от гуннов.

На встречу поехали Зевта, Эйрих и три отцовских старших дружинника: Бодвин, Аламир и Киндла. Со стороны гуннов тоже было пятеро и особо выделялся рослый гунн в римских пластинчатых доспехах. Такие доспехи сами по себе ни разу не дёшевы, а ведь они ещё и позолочены.

— Я — Зевта, сын Байргана! С кем говорю?! — окликнул консул переговорщиков.

— Я — Дариураш, правитель всех гуннов! — выехал вперёд рослый гунн. — Ты тот самый Зевта, что считает себя консулом остготов?!

— Да! — ответил отец. — А ты тот самый Дариураш, который считает себя правителем всех гуннов?!

— Угадал! — крикнул ему претендент на гуннский рейкстат. — Мы приехали, чтобы сделать тебе предложение, так называемый консул остготов! Выдай нам Руу и Мундзука с его гнилыми отродьями, а мы за это вас не убьём!

— Вон на том поле будет битва! — протянул руку Зевта к заснеженной пашне. — Вот там и посмотрим, кто кого убьёт!

— А я думал, что ты умный человек, Зевта, сын Байргана! — ответил на это Дариураш. — Но ты оказался достаточно тупым, а ещё очень отважным, раз посмел мне дерзить! Тогда встретимся завтра!

«Вот обрадуются выжившие жители деревни…» — подумал Эйрих. — «Старые римляне говорят, что на полях особо кровопролитных сражений, обычно, вырастает самая сочная пшеница…»

Обратно они ехали в молчании, под хруст снега под копытами лошадей.

Зима окончательно вступила в свои права и осыпала холодную землю снегом. Хотя в этом году была странная погода: весь ноябрь было пусть и холодно, но вообще без снега.

— Замени копьё, — произнёс Зевта. — У меня есть несколько.

— Хорошее же копьё, — покачал головой Эйрих. — Римская ланцея — качественная и надёжная.

— Она больше подходит для пешего боя, — вздохнул консул.

— Всё равно на один раз, — ответил на это Эйрих.

— Как знаешь, — махнул рукой Зевта. — Ночевать где будешь?

— Со своими, — ответил Эйрих. — Завтра с утра надо обсудить последние детали будущей битвы, поэтому лучше не пей сегодня.

— Поучи меня ещё, что делать, — недовольно произнёс Зевта. — Но да, в чём-то ты прав. Налегать не буду.

Эйрих не одобрял вообще питьё алкоголя само по себе, потому что вино и брага делают человека слабым и тупым. На отца повлиять он не мог, но никогда не переставал пытаться.

Придя в уже разбитый шатёр, где размещались, помимо него, Эрелиева, Альвомир и Альбоина, мальчик снял броню и прилёг на лежанку. Феомах и Татий ночуют в шатре в пяти шагах справа, вместе с Савариком и Руссом. Последние двое прибыли чтобы посмотреть на отражение набега. Саварику было просто любопытно, а Руссу интересно, как варвары воюют между собой.

Саварика Эйрих пока держал подле, чтобы лучше посмотреть, что он за человек. Опыт общения показывал, что франк — хороший воин, ответственный и опытный, но это общие представления, а вот каков он в серьёзном деле ещё предстоит выяснить. В тот раз, на Ипподроме, он его сильно выручил, что дало основание считать франка очень полезным человеком, но это далеко не всё, что Эйрих хотел узнать о нём. Вот завтрашний бой всё покажет…

Эрелиева лежала по соседству от Эйриха и, видимо, спала. Почти у костра на шкурах лежал Альвомир, но этот точно в царстве Морфея.

«Наверное, видит сны о жареных кабанчиках, которых даже не надо разделывать, ведь куски мяса сами прилетают ему в рот», — с тёплой улыбкой посмотрев на свернувшегося калачиком гиганта, подумал Эйрих.

Альбоина сидела перед очагом и с задумчивой полуулыбкой рассматривала некую деревянную фигурку. При внимательном рассмотрении это оказалось её лицо, искусно вырезанное Альвомиром.

— Как тебе? — спросила дева щита, протягивая Эйриху фигурку.

Мальчик принял её и рассмотрел со всех сторон.

— С каждым днём у него получается всё лучше и лучше, — произнёс Эйрих.

— Здесь я даже красивее, чем в жизни, — усмехнулась Альбоина. — Альвомир — хороший мужик. Будь у него ума побольше, попросилась бы ему в жёны.

— И бросила свою стезю? — не поверил Эйрих.

Насколько он знал, девы щита бывают либо воюющие, либо мёртвые. Даже отец не смог припомнить, чтобы у этих девиц всё заканчивалось как-то иначе. Потому что у женщин всяко меньше дури, чем у мужчин, поэтому им легче встретить на поле боя кого-то сильнее себя. А дальше и так ясно, что будет, если подобное случится… Но зато каждый раз, когда на деву щита смотрят другие воины, она видит в их глазах некую толику уважения — больше, чем то, на что может рассчитывать какая-нибудь другая женщина. Эйрих считал, что девы щита продолжают отчаянно бросаться в гущу схватки, где никто не даёт никаких поблажек, именно ради этого. Ради уважения, ради признания равной. Во всяком случае, насчёт Альбоины Эйрих точно знал, что она это делает не только ради денег.

— Бросила бы, — уверенно ответила дева щита. — За таким мужиком, как за каменной стеной. Всех убьёт ради меня, всех победит… Ему ведь даже оружия не надо… Руками может сворачивать шеи сильным воинам, как цыплятам… Эх, вот будь он хоть чуть-чуть умнее…

Вообще-то, Эйрих уже не раз задумывался о том, что надо бы Альвомира подженить. Найти самую рослую бабу из остготов, чтобы порода не мельчала, ну и наложниц тоже самых высоких и крепких. Такая скорбность умом редко передаётся отпрыскам, поэтому есть шансы на то, что дети Альвомира будут сильными и с неплохим соображением, ну, нормальным соображением.

Другое дело, что сам Альвомир не проявлял интереса к женщинам.

«По утрам у него, как и у всех», — подумал Эйрих. — «Но что-то я вообще не замечал, чтобы он проявлял похоть хоть к кому-то. Ребёнок умом же…»

Трескали поленья в костре, пахло жареным мясом, уже приговорённым Альвомиром к приходу Эйриха. Ещё стоял запах пота, основным источником которого были сапоги гиганта, стоящие у входа в шатёр.

— Завтра же я смогу участвовать в бою? — вдруг спросила Эрелиева, либо проснувшаяся, либо не спавшая.

— Придётся, — ответил ей Эйрих. — Будешь держаться рядом со мной, как и Альбоина.

— А Альвомир? — спросила последняя.

— Его я поставлю с отцом, — произнёс Эйрих. — Будет держать большой щит, на случай, если гунны решат избавиться от командования, как они очень любят делать.

Тактика гуннов местами несколько отличалась от той, к которой привык сам Эйрих. Он слышал о применяемой некоторыми гуннами стратегеме, заключающейся в создании внезапного прорыва к командованию: создаётся специальный ударный отряд всадников, пробивающий боевой порядок и открывающий путь особому подразделению метких лучников. Они буквально засыпают ставку стрелами, убивая если не самого полководца, то хотя бы его помощников. И даже если затея оканчивается провалом, вражеский полководец ненадолго теряет управление войском и занимается собственным выживанием, а это лучший момент для хитрых ударов и фланговых обходов.

Другое дело, что сам Эйрих лично ничего такого не видел, поэтому стратегема может оказаться никакой не стратегемой, а досужей болтовнёй. Воины любят сочинять и приукрашивать истории, поэтому иногда из частных случаев раздувают целый тактический приём, применяемый постоянно.

«Тенгри защищает того, кто сам себя защищает», — подумал Эйрих. — «Поэтому пусть Альвомир побудет с отцом».

Да и сам Эйрих будет там же, поэтому без присмотра гигант точно не останется.

— Сегодня ночью, как окончательно опустится тьма, сходим на поле, — произнёс Эйрих. — Надо будет кое-что сделать. Сейчас спите — времени на сон будет немного.

Войска строились в чистом поле. Никто не пытался прятать подразделения в ближайшем лесу, потому что он слишком далеко, никто не хитрил и не юлил. Никто, кроме Эйриха.

— Аравиг, как у нас дела?! — окликнул Эйрих, ведущего тысячу, старшего дружинника.

— Сейчас подъеду! — ответил тот.

Эйрих дождался прибытия своего дружинника.

— Сделали всё так, как ты сказал, — сообщил Аравиг, глубоко вдохнув и выдохнув пар изо рта. — Ух! Свежо сегодня!

— Гунны не увидели? — уточнил Эйрих.

— Не должны, — пожал плечами Аравиг. — Да нет, точно не увидели! Мы же заслон из плотного строя выставляли каждый раз.

Мальчик перевёл взгляд на боевые порядки гуннов. Уже почти построились, доходят до исходных позиций, чтобы оттуда броситься на остготов и разбить их в кровавую щепу.

План битвы не представлял собой ничего нового для Эйриха, впрочем, как и для римских стратегов прошлого: остготы будут стоять, полностью передав инициативу гуннам. Эйрих хотел, чтобы Дариураш думал, что план остготов нацелен на нанесение максимума потерь гуннам, чтобы они не могли продвинуться дальше — в нынешней ситуации, у какого-то другого полководца, так бы оно и было, потому что в лобовой схватке у остготов нет и шанса, но Эйрих — это не какой-то другой полководец. Но пусть Дариураш считает, что встретился с обычным варварским полководцем, рассчитывающим на следующую битву, следующим собранным ополчением. И пусть вносит коррективы в планы битвы исходя из этого.

Лично участвовать в битве, в первых рядах, Эйрих не стал. В пылу сражения очень мало видно и ничего нельзя изменить, поэтому столкновения с врагом надо оставить обычным вождям, а самому, вместе с отцом, управлять подразделениями на выгодной позиции, с хорошим обзором.

На месте уже несуществующей лесной рощи, полностью вырубленной жителями деревни Визивина, увы, хорошего места не было, поэтому Эйрих был вынужден создать такое.

И он создал башню из повозок, достигающую высотой три человеческих роста, чего вполне достаточно, чтобы обозревать поле боя и своевременно отдавать команды. Скрипучее нечто выглядело небезопасно, но только выглядело, потому что поставленные друг на друга телеги были крепко связаны тросами, а опорная телега вообще лишена колёс и частично врыта в землю, чтобы ненароком не поехала куда-нибудь.

Эйрих ловко взобрался на вершину, устеленную войлоком и шерстяными одеялами. А там уже, с видом, излучающим мудрость, сидел консул Зевта, сосредоточенно глядящий на копошение гуннов.

— Будет тяжело победить сегодня, — произнёс он.

— Будет, — не стал спорить Эйрих. — Но если все будут действовать согласно плану, то мы победим.

— Коней бы держать поближе… — Зевта медленно оглянулся.

— Нельзя, — покачал головой Эйрих. — Воины воспримут это как неуверенность в исходе. Если ты собрался побеждать, зачем тебе кони так близко к башне? А если надобность возникнет, всегда можно приказать пригнать лошадей.

— Так-то ты прав, но поспокойнее было бы если… — начал отец.

— Началось, — перебил его Эйрих.

Гунны начали движение.

Первыми шли, если воины распознали верно, войска визиготов, из тех, что не перешли Дунай и остались под гуннской властью. Вместе с ними идут вандалы, большая часть стягов которых свидетельствует о том, что среди них преобладает род асдингов, имеющих счёты лично к Эйриху.

«Во все времена легче всего на свете заводить врагов», — философски подумал Эйрих.

Кавалерия по флангам, правый фланг — гунны, а левый фланг — сабиры и прочие сарматы. Тяжёлая бронная кавалерия стоит в резерве, почти у леса. Если наметится переломный момент в битве, нужно будет ждать именно их атаки. Впрочем, это не сильно-то и важно.

Визиготы с вандалами и малыми количествами степняков среди них начали сближение.

— Ждать! — крикнул Зевта.

Но план сражения уже был согласован и поэтому никто даже не пытался бежать врагам навстречу.

Сегодня ночью, очень облачной и холодной, Эйрих неплохо поработал топором и других воинов из своей тысячи неслабо напряг, но чем больше они устали, тем сильнее будет удовлетворение от плодов их тяжёлой работы.

Боевой порядок остготов обозначал крепкую защиту флангов, но выглядел сейчас так, будто при достаточном количестве кавалерии фланги можно пробить и завершить битву намного раньше, чем казалось изначально.

Соображающие в тактике остготские вожди сильно занервничали, когда Эйрих предлагал такое, поэтому ему пришлось вдаться в подробности и всё объяснить.

— Мы так и простоим тут? — донёсся снизу недовольный вопрос Эрелиевы. — Можно же было хотя бы к лучникам пойти!

— Стой там! — крикнул ей Эйрих. — Ты особой роли там не сыграешь, а пристрелить могут вполне!

Наконец, противники достигли отмеченной ночью линии, специально высчитанной по шагам лично Эйрихом, после чего открыли стрельбу лучники. Точность посредственная, но они берут массированностью залпов.

Вандалы и визиготы подняли щиты, но стрелы продолжали собирать свой неожиданно щедрый зимний урожай. За боевыми порядками наступающих воинов начали оставаться раненые и убитые, но слишком мало, чтобы на что-то повлиять. Впрочем, эти воины больше никого не убьют, а это очень хорошо.

На дистанции чуть больше шестидесяти шагов произошёл обмен дротиками и даже плюмбатами, завалявшимися в котомке далеко не у одного воина. Много кто рухнул в заснеженную грязь, но это тоже почти ни на что не влияло, потому что воинов тут собралось по десять-двенадцать тысяч с каждой стороны.

А дальше случилось соприкосновение двух боевых порядков, вылившееся во взаимное перетыкивание копьями и перекидывание оставшимися дротиками. Потом противник начал давление и между строями стало очень тесно.

Лучники стреляли по всё ещё идущим к месту встречи противникам, а Эйрих ждал.

«Да-да-да, это всё, что я на сегодня приготовил!» — думал он, глядя на ставку гуннского командования. — «Действуй!»

Ждал, пока Дариураш прекратит недоумевать от тупости остготской тактики, перестанет искать подвох, придёт к мысли, что это просто остготы такие тупые, что с них взять, а затем начнёт обращаться с ними как с тупыми.

Потребовалось десять с лишним минут, прежде чем гуннский полководец выработал какое-то мнение о ситуации. И, к детскому восторгу Эйриха, Дариураш посчитал, что имеет дело с тупыми варварами, которые даже тупее тех варваров, что пытались договориться с гуннами о мире.

Все гуннские и сарматские всадники, исключая конных лучников, одновременно тронулись по дуге, на фланговый обход.

Но чутьё на опасность у гунна было, поэтому он отправил в лобовую атаку дополнительных воинов из резерва.

Массы людей обменивались тычками копий, перестреливались из луков, вопили и рычали. Там, почти в двухстах шагах впереди, идёт настоящая схватка, но кульминация произойдёт не там.

Всадники на обоих флангах выстроились в ударный порядок, причём почти одновременно друг с другом, после чего, после сигнала рога, тронулись в атаку. А войска из гуннского резерва уже приблизились к зоне поражения лучников.

— Ветер?! — крикнул Эйрих вниз.

— Всё так же дует на восток! — ответил Альбоина.

— Точно?! — переспросил Эйрих.

— Точно-точно! — ответила дева щита. — Четыре человека проверяют!

— Тогда начнём… — вздохнул Эйрих, встал и вскинул заранее приготовленный лук.

Из кувшинчика с угольком он поджёг паклю на стреле, прицелился и произвёл выстрел.

Стрела взметнулась в небеса, после чего рухнула в поле где-то за войсками из гуннского резерва. Это был сигнал к действию.

Около пятисот лучников выпустили огненные стрелы по известным им местам. Кое-где сразу же полыхнуло, а где-то потребовались дополнительные залпы.

Громовой камень, смешанный с серой, углём и иудейской смолой, загорался со вспышкой и хлопком, раскидывая вокруг куски взявшейся огнём пропитанной особым маслом, на основе громового камня, ткани.

И всё больше мест поджига, всё больше дыма…

Спустя минуты, когда вражеские всадники уже вот-вот должны были ударить по неподвижным остготским флангам, собственные воины стали невидимыми для Дариураша. Он не видел, что происходит, поэтому от его команд теперь будет больше вреда, чем пользы. И возникающие проблемы будут вынуждены решать тысячники на местах. А это уже нечестно, потому что они, даже все вместе взятые, не ровня Эйриху.

А вот с кавалерией получилось не так зрелищно, но зато предельно эффективно.

Эйрих вычитал этот приём у Вегеция, который вспоминал о нём как о чём-то сомнительном и неоднозначном, а также очень ситуативном.

Вся тактическая хитрость заключалась в поднимаемых острых кольях. До этого они были спрятаны в снегу, но теперь оказались поднятыми и готовыми встречать новых гостей.

Также фланги подняли из-под снега ланцеи и похожие на них копья, ощетинившись колючим ежом. И это значило, что фланги теперь непреодолимы, а бить надо было в лоб, там хоть какие-то шансы.

С хрустом и конским ржанием всадники врезались в выставленные колья и копья, оставив на них все передние ряды.

— Всё идёт по плану, — с удовлетворением произнёс Эйрих.

Дым, как и рассчитывал Эйрих, пошёл в сторону востока, то есть к гуннам.

«Даже такие мелочи надо учитывать», — подумал мальчик. — «Дым — яд, который не разбирает своих и чужих».

Единственным минусом наведения плохого обзора противнику было наведение плохого обзора и Эйриху тоже.

А потом в ход вступили две сотни спрятанных в снежных укрытиях людей, вышедших прямо в тыл атакующих всадников. В руках тайных воинов были острые топоры, а сами эти воины являлись самыми отбитыми представителями остготов. Их задача разделить кавалерию на две части, а затем смотреть, как остальные будут спокойно колоть её копьями и баграми.

И у них всё получилось! В продавленный разрыв влились другие остготские воины и начали расширять его и стремительно понижать шансы на объединение подразделения воедино.

Кашля слышно не было, но Эйрих был уверен, что, как только дым дойдёт до резерва, то сразу начнёт выводить воинов из строя.

— Лихо ты! — одобрительно усмехнулся Зевта, видящий то же, что и Эйрих.

Кто-то из вандалов и визиготов увидел, что что-то идёт не так и не видно собственного войска, но поделать с этим ничего было нельзя.

Кавалерию, изрядно попортившую себе кровь столкновением с подъёмными кольями, уже добивали, одинаково безжалостно рубя и лошадей, и наездников.

— После того, как дым рассеется, нам останется уповать лишь на собственные силы, без хитростей и уловок, — предупредил отца Эйрих. — Пока же наслаждайся зрелищем убийства твоих врагов…