Чингисхан. Пядь земли

Глава семнадцатая Пир

«Наконец-то дом…»

Эйрих спешился и окинул взглядом заметно разросшуюся деревню. Родная хибара прибавила несколько комнат, обзавелась оградой и стала выглядеть гораздо приличнее. И ещё она теперь находилась в центре, а не на окраине — прибавилось новых хибар, причём существенно.

На окраине, где прибывших встречали радостными возгласами, появились некие мастерские, где шла усердная и громкая работа, а ещё, у дома старика Берканана, появилось нетипичное для готов здание — что-то наподобие маленького крытого форума, где под навесами стояли прилавки с товарами. Внутри шла торговля, что-то покупалось и продавалось, внешне напоминая картину с римских форумов. Необычно и удивительно, потому что раньше, во всяком случае, до отъезда Эйриха, ничего подобного и близко не было.

«Они что, действительно собираются тут обосновываться?» — с недоумением подумал Эйрих. — «Что же такого произошло?»

— Эйрих! Сын! — вышел из бражного дома Зевта.

Об их прибытии было известно заранее, потому что Эйрих отправил конного гонца. Поэтому соплеменники встречали их большими толпами вдоль деревенских улиц, а в центре деревне были видны признаки больших приготовлений к предстоящему пиру.

Зевта, за прошедшие пять месяцев неплохо прибавил в весе, примерно десять-пятнадцать фунтов минимум, но видно, что вместе с жиром пришли и мышцы — занятиями он пренебрегать не мог, потому что дружина всё видит и физически слабый вождь, несмотря на все его консульские полномочия, которые простым людям не совсем понятны, долго во власти не продержится.

Одет отец был в пластинчатую броню с крупными пластинами и богато украшенный римский шлем, примечательный мастерской гравировкой и позолотой. От топора он, судя по всему, уже отказался, поэтому на поясе его висит римская спата.

Борода аккуратно подстрижена, скорее всего, похлопотала Тиудигото или Фульгинс, вторая жена Зевты. Стрижен он коротко, видимо, внял Эйриху, когда-то вычитавшему, что римляне стригутся коротко не просто так, а чтобы противник не мог схватить тебя за копну грязных волос и перерезать твою беззащитную глотку.

Консул остготского народа был искренне рад увидеть сына, который покинул родные края почти полгода назад и вернулся, судя по всему, безумно богатым человеком.

— Отец, рад тебя видеть, — обнял Эйрих Зевту.

— А ты возмужал! — крепко стиснул его в объятиях отец. — Чувствую крепость в твоём теле! Ох, молодец! Посмотрите на него! Это мой сын!

К ним подошла Эрелиева.

— Эрелиева, девочка моя!!! — разомкнул объятия Зевта и кинулся обнимать дочь. — Иди ко мне, дай обниму тебя!

Начала собираться большая толпа, выжившие дружинники начали расходиться к родичам и близким, а легионеры-инструкторы, возглавляемые Лузием Публиколой Руссом, не знали, куда себя деть.

— Отец, мне нужно разместить наших новых соратников, — сказал Эйрих отцу. — Поговорим сразу же, как я решу эту проблему.

— Конечно, Эйрих! — похлопал его по плечу Зевта. — Дело — прежде всего!

— Русс, войско в походную колонну и за мной, — приказал Эйрих.

Уже выделено место к северу от деревни, неплохая поляна, ранее мысленно определённая Эйрихом под распашку, где будет настоящий каструм, как у старых римлян.

Вот туда-то они и направились.

— Как там должно быть дальше? — тихо спросил Эйрих у Русса, когда они прибыли на место.

— Надо дать приказ на разбитие каструма, — так же тихо ответил примипил. — «К разбитию лагеря приступить!» — громко и чётко. Потом «Центурионы — ко мне!» — после чего назначаешь ответственных за караулы и распределяешь дежурства между центуриями. И лучше начни по старшинству.

«Старшинство» — это порядковый номер центурии, обозначающий привилегированность центурии и боевые качества легионеров, служащих в них. В тысяче инструкторов тоже было деление центурий по старшинству, причём ценность легионеров определял лично Русс, с докладом Эйриху, чтобы он знал, что за люди у него в подчинении.

— К разбитию лагеря приступить! — громко скомандовал Эйрих. — Центурионы — ко мне!

Легионеры уже сами прекрасно знали, что нужно делать, поэтому начали разбирать сложенные шатры с телег, чтобы по команде начать разбитие лагеря. Здесь своя дружественная территория, поэтому вооружённых центурий, осуществляющих боевое охранение, выделено не было, но в будущем таковые будут выделяться неукоснительно.

— Распределить караулы, — заговорил Эйрих, когда центурионы выстроились перед ним. — Караульную службу первыми начинают легионеры первой когорты.

Дежурить раз в девять дней — это, как сказал Русс, что-то вроде послабления, а в древности, старые легионы, всегда находили, чем «увлечь» личный состав. Естественно, в современных легионов ничего такого нет, дисциплина мягкая и слабая, поэтому нынешние римские легионы лишь жалкая тень былого.

«Мы всё исправим», — с уверенностью подумал Эйрих. — «Остготские легионы будут лучше римских, вровень с октавиановскими или даже сильнее».

— Претор, касательно устройства лагеря… — с некоторой неловкостью заговорил Русс. — Надо назначить ответственного…

— Примипил Секст Северус! — выбрал Эйрих одного из самых опытных легионеров.

Крепкий черноволосый мужчина зим пятидесяти, с серией шрамов на лице и руках, сделал шаг из строя и ударил себя кулаком по груди. Карие глаза смотрят холодно, а по лицу его видно, что он уже слишком далеко ушёл по воинской стезе и больше не мыслит иной жизни. У Северуса, в отличие от других примипилов, нет ни жены, ни известных ему детей, он буквально образцовый легионер. Правда, он всю свою службу максимум отражал набеги задунайских варваров на диоцез Фракия, поэтому не может похвастаться участием в крупных кампаниях.

— Назначаю тебя ответственным за обустройство лагеря, — дал приказ Эйрих. — Распредели обязанности между остальными и приступай.

Никто так не формирует новые легионы. У Октавиана и Вегеция написано, что новые легионы формировали, забирая из старого легиона минимально необходимое количество центурионов, которые должны будут вырастить деканов, тессерариев и прочих легионных специалистов в подготовительный этап, после чего новый легион можно будет называть легионом. И даже так учреждение легиона происходило не каждое столетие, а главным рекордсменом по количеству сформированных легионов был Гай Юлий Цезарь, создавший тринадцать легионов, а после него идёт принцепс Октавиан Август, создавший двенадцать легионов. Впрочем, в итоге больше всех легионов создал именно Октавиан Август, потому что он снова сформировывал некоторые легионы своего двоюродного деда, разогнанные после убийства ставшего ненадолго пожизненным диктатором Цезаря.

Формирование или воссоздание легиона — это небыстрое дело, требующее больших денег и ресурсов. Римляне подходили к такому делу основательно и только при совпадении всех условий.

У Эйриха же получалось, что тысяча инструкторов будут работать над подготовкой одного легиона, что чрезмерно и нерационально. Было бы чрезмерно и нерационально, не будь остготы в особой ситуации, когда новый легион нужен срочно, буквально в следующем году.

— Родных и близких разместить в отдельных шатрах, шатров хватит на всех, — продолжил Эйрих. — Примипил Русс, выдели центурию для добычи леса — нам разрешено использовать для своих нужд лес к западу. Ожидаю начала строительства образцового каструма через три дня.

— Будет сделано, претор, — заверил его Русс.

— Выполняйте, — кивнул Эйрих и направился обратно в деревню.

Пока он занимался организационными вопросами, в деревне уже начался праздник.

— Отец, — Эйрих вошёл в бражный дом, где было почти не протолкнуться.

— Сын! — помахал ему рукой Зевта. — Проходи, садись рядом!

Мальчик сел по правую руку от отца и принял рог с вином. Есть хотелось, поэтому он не отказался от предложенной запечённой со специями куропатки.

Окружающие соплеменники были одеты гораздо богаче и красивее, чем раньше: либо очень успешные набеги, либо их, наконец-то, заметили римские купцы.

— Рассказывай, сын! — весело воскликнул уже подвыпивший Зевта. — Всем тихо!

В кратчайший миг возникла тишина.

— Начать следует с того, что мы спокойно дошли до Филиппополя, что в диоцезе Фракия, — заговорил Эйрих. — По пути нас никто не беспокоил, но было сложно найти ночлег, потому что римляне предпочитали разбегаться перед нашим приходом…

Его слова вызвали весёлый смех.

— … на месте, при помощи римлянина Татия, я сразу же познакомился с Соломоном Атратином Приском, викарием диоцеза, — продолжил Эйрих. — Он предложил мне два таланта серебра за отражение набега вандальского рода асдингов.

— И ты согласился? — с горячим интересом спросил отец.

— Два таланта серебра же! — усмехнулся Эйрих. — И ты бы согласился!

Снова волна смеха всех присутствующих — люди и так любят истории о богатстве, воинской доблести и победах, но больше всего ценимы такие истории, поданные в юмористической форме.

— Дальше рассказывай, не томи! — поторопил его Зевта.

— Асдингов, как оказалось, было пять тысяч, а у меня всего четыреста воинов, могущественных, умелых, но четыреста, — продолжил свой рассказ Эйрих. — Пришлось прогуляться на север, к Дунаю, чтобы прояснить, что происходит на южном берегу и выставить тайные дозоры. И действительно, вандалы уже готовились к пересечению реки и большому набегу. Мы поймали одного разведчика, звали его Гайзарихом, он рассказал нам всё.

— Я же всегда говорил! — воскликнул уже изрядно пьяный Торисмуд, сенатор из белой фракции. — Эйрих — умный муж, думающий неро… нео… как там?

— Неординарно, — подсказал Эйрих.

— Ха! Что я говорю! — всплеснул руками старик.

— Мы позволили двум с половиной тысячам вандалов перебраться через Дунай и встать лагерем, — Эйрих сделал паузу на глоток вина из рога тура. — Напали мы ночью…

— Четырьмя сотнями на две с половиной тысячи?! — поражённо воскликнул отец Григорий. — Не может быть такого!

— Так всё и было, — улыбнулся Эйрих. — Я использовал купленные в Филиппополе амфоры с дёгтем, чтобы создать дым, которым, как и в тот раз, с римскими ауксилариями, удушить врагов и снизить им видимость, пока мои воины подбираются поближе. Когда дым рассеялся, мы атаковали и разбили асдингов, убив их вождя и вынудив немногочисленных выживших тонуть в Дунае.

На этот раз повисла тишина. Все знали, что Эйрих очень редко шутит, поэтому никто не мог понять, шутит он сейчас или нет. Но история звучала слишком фантастически, чтобы поверить в неё сразу.

— Я был там, — произнёс Иоанн Феомах. — И есть ещё пять десятков доблестных воинов, которые были там.

Сам римлянин в бою не участвовал, но действительно всё видел. Издалека.

— Это не шутка, мы действительно разбили асдингов и получили два таланта серебра в награду, — продолжил Эйрих. — Но это было ещё не всё, потому что в Филиппополь, пока мы занимались асдингами, прибыл гонец от консула Флавия Антемия, это второй человек в Восточной империи. А дальше…

С этого момента его никто больше не перебивал, все слушали, а некоторые даже приоткрыли рты в изумлении. Эйрих во всю использовал подтянутые за прошедшее время ораторские навыки, а также поймал себя на мысли, что очень хорошо и красиво описывает произошедшие события — навык написания собственной книги, где требуется чётко и понятно излагать свои мысли, при этом сохраняя хоть какую-то красоту слога, этому неплохо способствовал.

История о схватке Альвомира с франком Трасамундом, ныне покойным, вызвала восхищение и повышенное внимание к, полностью погружённому в поедание кабанятины, гиганту. А когда Эйрих рассказал о том, как Альвомир истребил убийц римского императора, с коим Эйрих даже не успел познакомиться, гигант попал в центр обсуждения, а отец, пребывая в умилении и гордости за своего соплеменника, проявил невиданную щедрость и подарил золотое ожерелье с собственной шеи.

— … и тогда я решил, что надо идти морем, но горько пожалел об этом, — подошёл Эйрих к финалу истории об их путешествии. — Меня поразила болезнь, о причинах которой никто и ничего не знает, кроме того, что она начинается в ходе плавания на корабле. Зато сэкономили почти два месяца.

В бражном доме было душно, хотя все ставни уже давно открыли. Народу много, воняет брагой, которую никто не переставал пить, но сильнее всего тут пахло жареным мясом.

Не ускользнуло от внимания Эйриха присутствие явных кочевников, скорее всего, гуннов, празднующих прибытие путешественников вместе со всеми. Этот вопрос следовало прояснить чуть позже. Если это очередные «торговцы», то надо будет как-то проверить на вменяемость отца и сенаторов.

— Да уж… — произнёс отец Григорий. — Отрадно, что всё закончилось благополучно. Не иначе, как с божьей помощью.

— Без этого не обошлось, — вздохнул Эйрих. — Но расскажите, что у вас происходило, почему я не узнаю деревню?

— Об этом лучше поговори с отцом и сенаторами, — снисходительно улыбнулся Торисмуд, — но сейчас мы будем праздновать! Налейте новый рог славному воителю!

Пока в центре деревни происходил громкий пир, в лачуге раба Виссариона происходила беседа. Жена его, Агафья, помогала другим женщинам разносить еду и напитки в бражном доме, поэтому в лачуге было темно и тихо.

Виссарион взял тлеющую ветку из печи и зажёг масляную лампу.

— Господин сказал, что ты отвечаешь за его деньги, — произнёс новый в деревне человек, раб Ликург.

Они уже успели познакомиться, оставив друг другу неопределённые впечатления.

— Да, я отвечаю за выплаты мастерам, работающим на господина, а также поддерживаю иные его дела в порядке, — кивнул Виссарион. — А чем будешь заниматься ты?

— Я учу господина эллинскому языку, а также помогаю разобраться в непонятных ему философских концепциях, — ответил Ликург, а потом оглядел помещение. — Здесь всё оказалось совсем не так, как я ожидал…

— Думал, что здесь будут грязь, вонь, уныние и разруха? — усмехнулся Виссарион.

— Не так плохо, но я ожидал истинного варварства, — покачал головой Ликург. — Но теперь я вижу, что остготы — это перспективное племя.

Сам Виссарион уже давно понял, что остготы, если при них будет его хозяин, придут к величию. Уже сейчас, по слышимым иногда разговорам приходящих торговцев, ясно, что с остготами уже начали серьёзно считаться. Ни у кого из варваров нет такого большого числа воинов, объединённых под командованием одного вождя. Консул Зевта фактически руководит единой остготской армией и все понимают, что лишь вопрос времени, когда он поведёт её в поход. Но главный вопрос: против кого?

— Как ты попал в рабство к претору Эйриху? — решил спросил Виссарион.

— Меня купили на рынке рабов, специально в дар господину Эйриху Ларгу, — пожал плечами Ликург. — Я философ, хороший учитель эллинского и эрудит.

— Хозяин давал тебе инструкции? — спросил Виссарион.

— В пути он однажды наказал мне, чтобы я помогал тебе вести его дела, а также научился у тебя некоему счёту, — вторую часть слов Ликург говорил уже без особого энтузиазма. — Не понимаю, чем ему не нравятся наши цифры…

— Скоро поймёшь, — усмехнулся Виссарион.

— Дружище, у тебя не завалялось кувшинчика вина? — заглянул в лачугу Хрисанф.

— Есть, — кивнул Виссарион. — Присоединяйся к нам.

— Мы с Татием отмечаем его возвращение, так что… — Хрисанф задумался. — Вообще-то, вы можете присоединиться к нам, если хотите, конечно.

— Вот это главное отличие остготов от римлян, — посмотрел Виссарион на Ликурга. — У них нет такого строгого разделения между соплеменниками.

— Не понял, — удивлённо посмотрел на него Хрисанф.

— Я толкую о том, что остготу даже не пришлось бы спрашивать, — усмехнулся Виссарион. — У них истинная община, где все действуют сообща, а не переживая только о своих интересах. В тяжёлые годы все стоят за всех, потому что все свои, без разделения на Антониев, Марциев, Клавдиев и Валериев. Семьи формально разделены, но в случае беды остгот посчитает уроном собственной чести и чести предков, если не поможет собрату посильно…

— Ты, это… — Хрисанф опёрся о дверной косяк. — Голову мне не морочь, вино давай!

— Думаю, мы возьмём вино и откликнемся на твоё любезное предложение, Хрисанф, — Виссарион залез в подвальчик и вытащил небольшой кувшин, запечатанный воском. — Идём, сегодня ведь, как ни крути, праздник!

Вечером и ночью ни с кем серьёзно поговорить не удалось. Зевта где-то к полуночи стал мертвецки пьян, отец Григорий тоже, как и старейшина Торисмуд.

Эйрих хотел поговорить с Тулием Венноном Гамалой, тем самым примипилом городской когорты, который пытался уничтожить отряд Эйриха в ущелье. Римлянин стал совсем своим среди остготов, раз его допустили до попойки в бражном доме и даже наливали как равному.

Ни одного трезвого человека, кроме разносящих выпивку и снедь женщин, но с них нечего брать и узнавать.

Поэтому сегодня, с полудня, Эйрих посадил за стол страдающего похмельем отца и начал разговор.

— Что происходит в деревне? — спросил он у Зевты. — Почему я вижу крепкие здания, будто мы остаёмся тут навсегда?

— Не обращай внимания… — махнул рукой страдающий отец. — Это римские торговцы из Сирмия, приехали сразу же, когда узнали о миролюбии нашего племени…

«Миролюбие остготов?» — удивлённо подумал Эйрих. — «Поверю, что человек может измениться за полгода, но не племя…»

— К нам же римские послы приезжали, где-то через месяц после твоего ухода… — припомнил Зевта, приложив ко лбу прохладный серебряный кубок. — То есть не послы, а… как их там?.. «Торговые представители», да… Человек патриция Децима Валерия Паката прибыл с щедрыми дарами и договорился со мной о торговле…

— Чем торгуют? — поинтересовался Эйрих.

— Покупают золотые и серебряные украшения, ценные шкуры, уголь… — поморщившись, припомнил отец. — Взамен предлагают железо в слитках, но это я поставил условие, ещё платят серебром, ну и вино везут, много…

— Оружие? — уточнил Эйрих.

— Разводят руками… — вздохнул Зевта. — Но оно нам и не надо, у нас своих кузнецов в достатке…

— Еда, — принесла Тиудигото серебряный поднос с нехитрой снедью.

Для Эйриха, за это время уже привыкшего к красивым резным столам Большого императорского дворца, было несколько удивительно видеть дорогое серебро на таком обшарпанном и потемневшем от старости столе.

— Вина налей мне, женщина… — потребовал отец.

— Вчера мало было? — недовольно спросила Тиудигото.

— Поговори мне тут! — раздражённо прикрикнул на неё Зевта. — Где Фульгинс?

— Стирает на реке, — ответила мать.

— Неси вино, у меня голова трещит… — повторил приказ консул и вождь.

Тиудигото поджала губы, но пошла за вином.

— Ты говаривал когда-то, что консулом быть сложно… — произнёс Зевта. — Я тогда ещё подумал: «Да что ты можешь об этом знать?» Оказалось, что ты был прав… Простым дружинником быть легко — маши топором, принимай удары на щит, пей, сколько влезет, приноси домой добычу… А тут это старичьё… А тут они задумали расширять дружину… Кого можно поставить ответственным? Зевту, сына Байргана…

— Бремя повелителя, — едва усмехнулся Эйрих. — Ты сам этого захотел.

— Так и есть… — вздохнул отец. — Так и есть… Женщина, где моё вино?!

Эйрих взял жирную ножку куропатки и откусил от неё кусок.

— Ты там римлян привёл… — припомнил вчерашние события Зевта. — Слышал от тебя вчера… или не от тебя?.. Слышал вчера, что ты собираешься создавать новое воинство, помимо дружины.

— Это я тебе говорил, — кивнул Эйрих. — Но ты не очень-то меня слушал.

— Вчера были другие дела… — прикрыл глаза отец. — Не до того было…

Пир удался на славу: четыре покойника, семнадцать раненых. Под самый конец подрались две семьи, по восемь человек с каждой стороны, а дальше присоединились остальные. Эйрих тогда предусмотрительно ушёл, чтобы не зашибли ненароком…

— Буду собирать новиков, — произнёс мальчик. — Инструкторы говорят, что уже готовых воинов учить — только портить, поэтому нужны юноши не державшие в руках копья. Вот из них сделаем настоящих легионеров, но это потребует денег. Много денег.

— Это ты сам, с Сенатом… — вновь, словно от зубной боли, поморщился отец. — Если сумеешь убедить их, то выделят деньги… Денег у нас много…

Насколько знал Эйрих, введение налогов обещало пройти тяжело и кроваво, поэтому едва ли Сенат успел принять закон за какие-то там пять месяцев. Значит, деньги появились откуда-то ещё.

— Откуда? — спросил мальчик.

— А, ты же не знаешь… — Зевта увидел недовольную Тиудигото, несущую малый кувшин. — Благодарю тебя, любовь моя…

Мать бросила на него насмешливо-скептический взгляд и пошла по своим делам.

— Чего я не знаю? — спросил Эйрих.

Зевта налил в пустой кубок живительной влаги и начал пить вино, как воду.

— Видел гуннов на вчерашнем пире? — поставив кубок на стол, спросил он.

— Видел, — кивнул Эйрих, отставивший обглоданную ножку куропатки.

— Это ведь не проезжие и не простые люди, — произнёс отец, наливая в кубок новую порцию.

Самочувствие его резко улучшилось, он как-то повеселел.

— Так кто эти непроезжие и непростые люди? — спросил Эйрих.

— Руа, сын Улдина, — произнёс Зевта. — Приехал с младшим братом — Мундзуком, а также двумя его сыновьями — Аттилой и Бледой.